Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Январь девяносто восьмого, начавшийся со взрыва в Атриуме Министерства Магии, продолжился ещё более взрывными новостями. Случившийся первого января взрыв, Тео не знал наверняка, но догадывался, породил некие критические перестановки внутри баланса сил окружения Тёмного лорда. Такие, что четвёртого января, в воскресенье накануне очередного понедельника — первого учебного дня в Хогвартсе, к которому как раз должны были прибыть поездом все студенты, отлучавшиеся к своим семьям, — лорду Высокого Визенгамота Теодору Нотту и одновременно директору Хогвартса, обладающему представительным правом в Низком Визенгамоте Северусу Снейпу прилетели одинаковые серые министерские совы с одинаковыми конвертами, привязанными к лапам.

«Уважаемый лорд Визенгамота!

В связи с решением Министра Магии Пия Тикнесса с третьего января тысяча девятьсот девяносто восьмого года Визенгамот Магической Британии распущен. Все привилегии членов Визенгамота более не распространяются ни на одного жителя Магической Британии. Все полномочия Визенгамота переданы Министру Магии Пию Тикнессу и назначенным им уполномоченным лицам.

Обращаем ваше внимание, что согласно решению Уполномоченного по управлению Магической Британией Трента Эйвери всем жителям необходимо пройти процедуру идентификации и подтвердить статус крови в части права владеть волшебной палочкой начиная с первого февраля сего года, уведомление будет направленно отдельно.

Искренне ваш,

помощник руководителя аппарата Министра Магии

Персиваль И. Уизли».

Это могло означать что угодно, но правда у этого была одна. Свернув свиток, Теодор поймал себя на мысли, что иначе и не могло быть — самовлюблённый Яксли пытался соблюсти процедуры и человеческое лицо, но Тёмный лорд не был человеком. Он был личем, и в его посмертии было очень мало человеческого.

— Что случилось, Тео? — обратилась к нему сидящая напротив Дафна Гринграсс. Она блистала своей расцветшей красотой, объективно являвшись наиболее красивой ведьмой на их курсе, но Теодору не было до этого дела. К большой обиде мисс Гринграсс. «Все младшие курсы вившейся то за одним, то за другим», — со злорадством подумал Нотт. — «Вот, к чему приводит отцовская расточительность».

Впрочем, Дирка Гринграсса можно было бы понять. У него было две дочери и кресло лорда, что отошло бы его брату и племянникам, нужно было успеть пожать плоды. «Теперь у него нет ни целомудренной дочери, ни кресла в Визенгамоте», — подумалось Нотту.

— Пришло письмо из Визенгамота, Дафна, — нейтрально ответил Тео, отпив сок. Апельсиновый. После смерти (исчезновения, как это было официально представлено) Кэрроу рацион студентов улучшился. «Надолго ли», — вновь отвлечённо задумался Нотт.

— Судя по твоему виду, неприятное, — хмыкнула девушка. Компанию за завтраком в воскресенье, последний день каникул, им составляли лишь помятые шестикурсники. Помфри не ела вовсе, блистая зеленоватым видом, а Брэкс выглядел так, будто всю ночь лицом елозил по ворсистому ковру — оно было похоже на синяк. В крапинку.

Единственным, кто выглядел пристойно из их компании, был Тафт, утончённый и молчаливый, и он-то как раз подслушивал их с Дафной речь.

— Ну, — покосился на шестикурсника Нотт, — лучше, чем помолвка Флинта по, кхм, «залёту».

Снейп ли, слышавший слова Лестрейджа, постарался, или произошло что-то ещё, но накануне студенты праздновали (вернее, Флинт прощался с молодостью, заливаясь огневиски и маггловским пойлом) семнадцатилетие Гарольда и его помолвку с пятикурсницей.

— Правда? — хмыкнула Гринграсс, успевшая утром обмолвиться, что крайне не терпит колдунов, что не умеют вовремя «вытащить палочку из кобуры». У неё («И ещё одна причина не водиться с Гринграссами») был большой опыт попоек с младших курсов, где она сидела со своими тогдашними «женихами», и дефицитное антипохмельное она выдать неудачникам могла. Но не захотела.

— Не совсем. Визенгамот распущен решением Министра.

— Как?! — из её руки выпала обратно в овсяную кашу ложка, а изумление было ничуть не меньшим, чем если бы Тео сказал ей о… открытии портала на Авалон в центре Бристоля, например. — Кто ему дал такое право!

Слова о «правах» испортили Нотту настроение, и он, испепелив от злости письмо одним взглядом, поднялся из-за стола, скатав транфигурацией шарик пепла снова в бумажку.

— Подумай сама, — мрачно ответил он. — Не думаю, что у тебя много вариантов.

Гринграсс была достаточно компанейской и болтливой, чтобы знакомые и друзья — а также недруги Тео узнали об этом в течение следующих часов. Уже в обед, когда он наведался в библиотеку, попался навстречу Терри, всплеснувший руками.

— Это катастрофа! — он был в отчаянии. — Теперь никакое право не будет работать! Мы обречены!

— Успокойся, — одёрнул его Нотт. Крик Бута был громким даже по новым нормам библиотеки, где все студенты были вынуждены учиться колдовать себе ушные затычки, чтобы хоть как-то не отвлекаться от книг. На них обернулись заинтересованные третье- и четверокурсники. — В конце концов, это сейчас так.

— Ты думаешь, что через месяц всё вернётся на круги своя? Пхах, Тео, как бы не так! Это конец!

— Бут, ты портишь мою репутацию своими криками, — это подействовало. — В конце концов, я тебе плачу. Веди себя пристойно.

Слова Нотта подействовали на Терри, словно пощёчина. С проявившимся на секунду сожалением Тео подумал, что он это наверняка запомнит.

В гостиной Слизерина Нотта встречали многочисленные взгляды. Многочисленные и многозначительные — ещё вчера он был лордом Визенгамота, одним из сотни магов, причастных к управлению магической нацией, а уже сейчас он сам всем признался, что возвышается над остальными только как старший префект.

— Мистер Нотт, — на него словно бы случайно обратил внимание мистер Эйвери. Пятикурсник — и дело было не в слухах Дафны, абсолютно точно! — выглядел польщёным неожиданным вниманием. До того в учебе он не блистал, в квиддич не отобрался, а выскочившие осенью прыщи на его круглом лице сделали его неопрятным и невзрачным по сравнению с более удачливыми сверстниками.

— Мистер Эйвери, — сухо поздоровался префект. Рэнди не был связан с уличёнными в поддержке Тёмного лорда отцом и сыном Эйвери напрямую, но был их кузеном. — Как ваши отработки?

Возможно, было неправильным напоминать всему обществу слизеринцев, что Эйвери отрабатывал у Спраут за недостаточное прилежание, таская вручную навоз, уже несколько недель до праздников, но Нотт не мог избавиться от желания сразу унизить не просто так решившего сразиться с ним в словесной дуэли мальчишку.

— Спасибо, ничего. Декан сегодня отменил мои отработки. После последних новостей.

Улыбка Рэнди была неприятной. Теодор почувствовал, как скромный подросток начинает считаться им среди неприятелей. Не как Кэрроу, но в том же направлении.

— Поздравляю, — ещё более сухо ответил Тео. — Для того и нужны влиятельные родственники, да?

Юноша вспыхнул.

— Вы — магглолюб, Нотт! — атаковал он. — Уж не надейтесь, что вас оставят без награды за эти слова!

— Сколько можно объяснять, Эйвери. Я не магглолюб и никогда им не был, — ядовито улыбнулся Нотт, неосознанно копируя повадки Лестрейнджа. — Я первейший среди маголюбов. Но, знаете, охота на ведьм в исполнении колдунов, ха-ха, мне кажется абсолютно глупой. Если вам будет спаться спокойнее, когда ваши связи станут причиной того, что Уолден Макнейр выпустит кишки… хм… вашей соседки по парте на Чарах…

Мальчик позеленел. Соседкой на Чарах у него была какая-то магглорождённая сокурсница, которую Тео не запоминал — но видел, так как его Чары были сразу после пятикурсников Слизерин-Хаффлпафф по средам.

— …то, что ж. Это будет ваша награда.

Нотт договорил и отвернулся от пятикурсника, раздавленного его отповедью. Никто из них не мог экстраполировать взгляды последователей Тёмного лорда на своё окружение. Оттого правда была им так страшна. Теодор уселся рядом с подвинувшимся Забини, который, в свою очередь, слушал их перепалку в компании нескольких четверокурсников, благоговейно пожиравших Нотта глазами. Он уже привык к этому. Младшекурсники — четвертый, третий, второй и чуть-чуть первый курсы — считали его кумиром, ведь это он и «его» программа позволили им выбраться из трущоб. Трущоб, куда им приходилось возвращаться каждое лето и каждые каникулы.

Трущоб, куда их одним движением палочки могли вернуть сторонники Лорда. Ведь отнюдь не все спонсоры были хоть сколько-то лояльны узурпировавшей власти.

— Мистер Теодор, это было сильно! — подобстрастно заявил юноша с бритой головой. — Так ему, этому цыганскому скоту.

— Мистер Крастер, я уже говорил, что все маги должны равно относиться друг к другу, — осуждающе ответил Теодор. — Но — спасибо за вашу лесть, это приятно.

— Тео, ты не думал, что надо… ну… что-то сделать с этим? — тихо шепнул Забини.

— Когда бы я подумал? Всё случилось сегодня же, — так же тихо ответил Нотт.

— Так пора!

Что-то делать было нужно, с этим Нотт был согласен полностью. И у него было даже несколько… направлений.

* * *

Из всех возможных вариантов, Теодор выбрал наиболее спокойный. Мало что могло бы ему помешать заняться продумыванием — тем более, они договорились на значительный гонорар — реформ, которые запрашивал Кингсли. Сами по себе тезисы магглов были абсурдны. Теодор не считал себя идиотом или магглолюбцем, но структуру управления маггловской Британии он представлял. Тем более, что Министр Магии и Верховный Чародей (до недавнего времени) присягали английскому монарху, которого считали сюзереном.

У магглов всё было сложно и запутанно, но совсем не так, как они требовали того от магов. От ордена Феникса, если быть точным.

Маггловской Британией, Соединённым королевством Великобритании и Северной Ирландии (это объясняло чушь про поддержку магглов-ирландцев своих магических земляков в борьбе против лоялистов-юнионистов и Тёмного лорда), управлял номинальный монарх и фактический премьер-министр, глава Тайного совета при монархе. Королева Елизавета Вторая правила уже полвека и её сын, принц Чарльз, мог так и не дождаться своей собственной коронации. Премьер-министра утверждал Парламент из двух палат (лучше, чем во времена Кромвеля), где были пэры, вопреки магическому смыслу, наследные, и представители, избиравшиеся как пэры Низкого Визенгамота. Но не пожизненно, в отличие от тех.

И это был клубок противоречий, наполненный всю британскую историю лоббизмом, политическими интригами, закулисной борьбой и грязными ходами. Никакой «прозрачности управления» или «разделения властей». Все эти феномены ему были знакомы из книг маггловских мыслителей-демократов. Француза Вольтера, например, или Руссо, который выступал против этой «системы сдержек и противовесов».

«Они совершенно не понимают природу магического общества», — мысленно фыркнул Теодор, разглаживая снова список руками. Одно заклинание, и он был бы первозданно гладок, но почему-то ему не хотелось делать этого. Копия в саквояже была опрятна, пусть и скрыта от посторонних глаз, а оригинал он носил смятым. «Маги — эгоисты, уважающие право силы».

Эта мысль, впрочем, через мгновение уступила место пониманию другого рода.

— Даже самый сильный маг сейчас не может сломать систему. В одиночку, — пробормотал он, добавив в конце оговорку.

Нотт взял чистый листок и аккуратно вывел по центру большой вопросительный знак, начав закрашивать его под свои раздумья.

Магическое общество давно перешагнуло тот порог, когда племена и кланы силой захватывали территории или золото. Общество эволюционировало, и Маркс был прав, но разве что в том, что формации меняли друг друга. Рабовладельческий строй сменился феодализмом, феодализм — буржуазным капитализмом, и магам было бы по силам построить почти что настоящий социализм, но…

«Но» крылось в силе магов. Это не было прописано в трактатах и монографиях, но маги были не равноценны друг другу по силе. Кто-то мог колдовать весь день и не испытывать усталости, а кто-то другой через час колдовства падал от бессилия.

Одни могли без палочек или посохов, как Теодор, накладывать простые и не очень чары, а кто-то и перо не заставил бы воспарить без инструмента.

Проблемой была разобщённость магических традиций. Все маги по рождению были консерваторами просто по своей природе, даже самые радикальные из них. Магглорождённые, которых, казалось, становилось больше с каждым годом, видели мир иначе, но они при любых раскладах оставались меньшинством, неспособным влиять на принятие решений. Ни при демократии — ведь это была власть большинства, ни тем более при авторитарном правлении. Попробовали бы грязнокровки Норвегии сказать что-то против воли Артаса, короля-лича, как бы их в Лапландии скормили оленям.

«Может, Лорд думает, что станет вторым Артасом?» — подумал Теодор. Король-лич спал на своём ледяном троне среди фьордов, вечно мёртвый и вечно могущественный, неодолимый. Всю его власть в жизнь на самом деле претворяли конунги пяти фюльке, объединённые в совет. Даже распад унии и отсоединение Дании и Гренландии не заставили Артаса вмешаться, хотя маги начала века были уверенны в том, что магглы будят демона.

В этом было отличие спящего лича из Скандинавии с активной нежитью из Британии, что пытался воплотить свои неясные планы, готовы принести в жертву и тех, кто ему доверился, и тех, кто его не поддерживал. Свержение Визенгамота было Шагом, который он не мог не поддержать, пусть причины оставались не ясны. Сторонники условных «легитимистов» в стане Тёмного лорда потерпели поражение.

Теодор вновь уставился на изображённый им вопрос. Что же придумать такого, что могло бы идеализировать картину вероятного будущего, которое хотели бы — зачем? — видеть магглы?

«Они хотят создать рычаги влияния и контроля», — осенило его. — «Точно! Это нужно именно для этого!»

Он вскочил со своего места и, заложив руки за спину, прошёлся по кабинету в башне старост. Из окна струился свет, лучи которого хорошо были заметны на пыли. Щелчком пальцев и усилием воли он очистил воздух от пыли. Дышать стало будто бы проще.

Магглы были большими специалистами в следовании римской максиме: «Разделяй и властвуй». Когда вся власть распылена по многим, влиять на их действия исподтишка становилось гораздо удобнее и проще. «Не проще, но незаметнее», — поправился он в размышлениях. Влиять на «консенсус» было гораздо незаметнее, чем на единоличного правителя. Множество подходов к множеству людей, непосвящённые могли даже и не догадываться о правде.

Его обуяла злость. Магглы были презренны, но явно знали, как именно реализовать такое преимущество. «Надо представить им максимально нереалистичный план», — подумал он, но осёкся, ведь за это ему предстояло получить деньги. Вознаграждение.

Теодор скомкал и отбросил листок с вопросом, сел обратно за стол и вывел на новом белом листе:

«План реформ Магической Британии»

И поставил римскую цифру один.

Задумался.

И написал: «Исполнительная власть Магической Британии — Министр Магии, выбираемый явным голосованием членов Парламента — Визенгамота. Визенгамот обладает законодательной властью, им руководит Верховный Чародей. Верховный Чародей не может участвовать в выборах Министра Магии и голосовать».

Это было очень похоже на текущий порядок, но имело большую схожесть с ожиданиями союзников Кингсли. «В конце концов, мы же договорились, что это будет лишь бумага», — успокоил себя Нотт и поставил цифру два.

«Визенгамот состоит из семидесяти двух мест, разделённых на две равные части. Первая из них — наследная, что может быть продана другой семье по решению главы рода или выставлена на аукцион в случае становления выморочной, вторая — выборная со сроком полномочий делегата на три года. Первый состав Визенгамота распределяется комиссией с участием заинтересованных сторон и международных наблюдателей». Теодор ухмыльнулся сам себе. На это британские лорды никогда бы не пошли. «Удачи магглам», — подумал он.

«Выборная часть Визенгамота набирается из представителей графств Англии и Ирландии, округов Уэльса, Шотландии и школы Хогвартс. Представителем Лондона является Верховный чародей. Верховный чародей не может одновременно занимать пост наследного лорда. Срок полномочий Верховного чародея — семь лет».

«Визенгамот должен включать колдуний и ведьм не менее чем двадцать процентов от общего числа членов».

«Избрание в органы власти, парламент и суд присяжных должно быть освобождено от дискриминации по статусу крови, происхождению, магическим способностям, уровню образования, принадлежности к магическим расам и быть доступно всем магам-людям на территории Магической Британии».

Теодор усмехнулся написанному и отложил ручку, посчитав, что этого достаточно для начала. Вспомнив бахвальства Лестрейнджа о том, что он читал черновики статьи Нотта, он нахмурился и взял листы с собой, чтобы перепрятать их в своём саквояже, верой и правдой служившим много лет. С того самого дня, как они приобрели их по наводке Джереми Яксли.