Среди руин цветут деревья (джен)

От южных границ Анардаху до Эвны восемь часов пути. Последние двое суток гонцы сновали между фронтом и столицей почти непрерывно. Практически всё высшее командование эвийских войск — разумеется, кроме тех, под чьим контролем находился флот и противоположные, южные, границы — было поставлено перед фактом: в Анардаху стягивается половина действующей армии королевства. За прошедший год численность войск была восстановлена за счет нового призыва. Служить в королевской армии считалось почетным, да и трагедия под Сентабой понемногу начинала забываться, так что уже новые солдаты с воодушевлением брали в руки оружие именем принцессы Лангвидэр. Непрекращающийся людской поток двигался на север.

Жители окраин центрального округа настолько привыкли к канонадам пушечных выстрелов, что перестали обращать на них внимание — лишь устало отмахивались: опять принцессе заняться нечем. Ведь все знают, что в Анардаху нет ничего, за что можно было бы так сражаться. Пустая земля, одни овцы, которые каким-то чудом на ней выживают. Из Ринкитинка навстречу эвийской армии двигались освободители — во всяком случае, внук лорда Унхевы, поставленный во главе наспех переброшенных из Гилгада отрядов, называл своих подчиненных именно так. На деле ринкитинкские освободители оказывались немногим лучше, да и вели себя как типичные оккупанты. Им щедро платил сам Унхева. Король Ринкитинк, человек легкомысленный и ведомый, всё же доверял своим советникам куда больше, чем неожиданно объявившемуся на его земле изгнанному феодалу, а потому поставил последнего перед фактом: людей дружественное королевство предоставит, но снаряжать их изволь на свои средства. Таким образом, солдаты Его величества бодро маршировали за чужие деньги воевать на чужую землю.

Население Анардаху уже давно не питало любви к лорду Унхеве. Но когда на мятежную голову казавшегося бессмертным старика в очередной раз сваливались эвийские войска, подданные Унхевы вставали за свою землю единой стеной — им просто некуда было деваться. Они-то на этой земле жили, да и что поделаешь, если настолько не повезло с правителем. В стране, где считалось, что различия по происхождению сотворил еще великий Торн, крестьянам и в головы не приходило свергнуть задержавшегося на этом свете борца за независимость. Дворянский же заговор в Анардаху не ладился: вся знать тем или иным образом состояла в родстве и десятилетиями мирно делила общий кусок бесплодной земли. Теперь, когда многочисленная семья лорда Унхевы покинула страну, мало кто не мечтал о том, чтобы сдаться на милость столицы. В Анардаху пришел голод. Овцы, единственный источник дохода, гибли целыми стадами, а одними красивыми идеями детей не накормишь. Однако беды северной земли, судя по всему, заканчиваться не собирались. С юга шли эвийцы, с северо-запада пригнал никому не нужную помощь король Ринкитинк. Провинция Анардаху оказалась между двух огней. Ее ресурсы, включая способность создавать болота на месте твердой земли, были на исходе.

Его величество Ринкитинк не преследовал в этом конфликте никаких особых целей. Будь он лично заинтересован в эвийских землях — из Гилгада в Эвну уже курсировали бы гонцы. Но с момента ввода ринкитинкской армии на территорию Анардаху король Ринкитинк и принцесса Лангвидэр не обменялись ни словом. Их беседой стал взаимный обстрел двух армий на бескрайних северных полях. Что касается Ореса Нао, который был в северной войне едва ли не главным действующим лицом, то его имя по-прежнему нигде не упоминалось. Формально он не имел к отправке армии в Анардаху никакого отношения — и продолжал уверенно лавировать в потоке стремительно развивающихся событий, пока военачальники, косясь друг на друга, недоуменно пытались возражать, что руководство боевыми действиями не входит в его полномочия. И продолжали подчиняться.

Высоко над побережьем застыла полная луна. В черно-фиолетовой воде дорожка отсвета казалась призрачно-белой. Орин уже лет двадцать не просыпалась от кошмаров — и не думала, что однажды это вновь случится. По большому счету, то, что ее разбудило, нельзя было в полной мере назвать кошмаром: женщина отчетливо видела, как стоит на разбитой дороге возле переломленного пополам приграничного столбика, а из дыма, еще не осевшего после многочасовой пальбы, бесшумно поднимается пестрая сова. Резко открыв глаза и садясь на кровати, Орин успела ухватить обрывок сна. Сердце стучало как безумное, а по спине, под длинными распущенными волосами и шелком тонкой рубашки, казалось, предательски медленно ползет страх. Пытаясь призвать на помощь собственный здравый смысл и уверенность в том, что ей, при ее положении, глупо бояться каких-то дурных предчувствий, женщина опустила ноги с кровати и встала. До рассвета еще несколько часов, выходит, она заснула совсем недавно, — стук упавшего стеклянного флакона с душистой водой, которой Орин протирала перед сном лицо, окончательно стряхнул остатки сна. Наследница нащупала ногой флакон и осторожно отодвинула его под кровать. Затем собрала волосы и, завязав их лентой, подошла к окну. Ни единый звук не нарушал покой пригорода. Если бы Орин не была уверена, что проснулась, она могла бы решить, что эта тишина — продолжение ее сна.

Как же давно она не просыпалась по ночам… Орин боком прислонилась к стене, рассеянно водя пальцами по подоконнику. Даже деревья, что обычно шелестели под ночным ветром, стояли сейчас неподвижно. Женщина невольно улыбнулась. Будь она моложе — она не смогла бы настолько быстро справиться с властью приснившихся образов. Она бы стояла, дрожа и пытаясь прийти в себя, звала служанок и не тушила свечей до самого утра, и это казалось ей вполне естественным поведением напуганной аристократки. И всё же… в ее жизни этот период прошел. Теперь, справившись с собой, Орин постепенно осознавала, что в ее сне не было ничего такого, что в принципе должно было ее напугать. Разбитая дорога и какая-то птица. «Стареешь, милочка», — мысленно упрекнула себя наследница: подобная сентиментальность не была ей свойственна. Вместо страха пришло неудовольствие собой — и, как уже множество раз до этого, еще одно подтверждение собственной приземленной практичности, черты характера, которую Орин любила в себе наравне с умением быстро принимать неглупые решения. Невеста исчезнувшего принца не боялась за свою жизнь. Но вот вероятности потерять особняк, слитки золота, хранившиеся в центральном банке Эвны, хрусталь и привычный уклад жизни… этого она боялась больше всего на свете. Оказаться нищей и беспомощной и просить милости у собственных слуг. Орин была уверена, что в таком случае ей будет легче покончить с собой. Потом, правда, она напоминала себе, что за отца и рядом с ним она должна цепляться за жизнь до конца, и страх понемногу уходил, но всё же имел свойство регулярно возвращаться.

На этой дороге, перед пустыми глазами ночной птицы она тоже была одна. Орин нахмурилась и сжала пальцами край подоконника. К чему вообще ей приснилась подобная чушь? Наследница в очередной раз обругала себя за впечатлительность: просыпаться, дрожа от страха, увидев во сне всего лишь дорогу и птицу, — позор, проявление слабости, не достойное дочери Ореса Нао. Правда, липкий холодок под волосами исчез практически сразу, но это не мешало ей сейчас быть крайне недовольной собой. Скучающая в своем особняке женщина держала под рукой добрый десяток фокусников и гадалок, однако воспринимала их мастерство всего лишь красивым развлечением. Орин Нао не верила в предчувствия, в ее картине мира не существовало ничего, что выходило за рамки магии великого Торна.

Разобравшись со своим отношением к увиденному сну и окрестив себя старой дурой, Орин, тем не менее, поняла, что в ближайшее время заснуть не сможет. Она набросила халат поверх рубашки и, стараясь не шуметь, вышла из спальни. В маленькой смежной комнате дремала на софе служанка — она подняла голову и растерянно уставилась на крадущуюся к выходу наследницу.

— Спи, — не оборачиваясь, велела Орин и продолжила свой путь. — Никуда от слежки не спрячешься. Утром сечь прикажу.

Уже выходя в коридор, женщина раздосадованно цокнула языком. Она сама уже несколько лет требовала присутствия служанок ночью в соседней комнате. К тому же Орин не питала особой любви к ночным прогулкам по дому и до утра из спальни не выходила, а для визитов к отцу существовал отдельный коридор, о котором знал, помимо них двоих, лишь архитектор особняка — да и тот уже лет десять как почил. Определенно, подобная вспыльчивость была для Орин не характерна. Женщина вышла на лестницу и направилась было вниз, чтобы спуститься в сад, однако неожиданно для самой себя передумала и, развернувшись, двинулась дальше по коридору. В окружающей тишине ее почти неслышные шаги казались ей ужасно громкими.

Дверь спальни отца резко распахнулась, едва Орин приблизилась. Уже почти коснувшись кованой ручки двери, она успела отдернуть пальцы и этим спасти свои длинные ухоженные ногти от удара.

— Отец, это всего лишь я, — усмехнулась наследница, делая шаг ближе. Орес стоял в дверном проеме, его тёмный силуэт казался неотъемлемой частью окружающей неподвижной тишины. Помедлив несколько мгновений, советник отстранился, впуская дочь в комнату. — Судя по всему, вы не спите.

— Судя по всему, Орин, вы изначально шли не сюда, — он закрыл за ней дверь и зажег две свечи в высоком подсвечнике на столе, после чего вновь обернулся, сложив руки на груди и дожидаясь ответа. — И да, как вы верно заметили, я не сплю.

Орин неспеша проследовала в соседнюю комнату, где располагалась спальня, и плюхнулась на разобранную кровать. Повисшая за окном луна давала достаточно света, чтобы можно было обойтись без свечей.

— Я… Хорошо, что вы остались, отец, — несколько сбивчиво призналась Орин. Луна против воли притягивала ее взгляд. — Мне… не спалось.

— Вы не ответили. Чтобы вы шли сюда через общий коридор — океан Нонестика должен завтра же замерзнуть. Что вас ко мне привело в столь странное время? Только не убеждайте меня, что внезапная жажда романтики не давала вам заснуть.

— Не буду, — пообещала Орин, сожалея, что в полумраке не видно ее кристально-честных глаз. — Вы угадали, я хотела идти в сад, но потом передумала. К тому же вы не так часто остаетесь на ночь, — голос женщины всё больше переходил в мурлыкающий шепот.

— Орин.

Она невинно развела руками, но всё же перешла к сути.

— Вы знаете, я крепко сплю. Но сейчас…

— Вам приснился кошмар, — в его голосе — всё та же лукавая усмешка. Орин сидит на кровати, расправляя пальцами складки на халате, просто не знает, чем занять руки. Отец не приближается к ней, остановившись в отдалении; лунный свет серебрит его волосы. Орин невольно улыбается — ей и самой неловко рассказывать о том, что четверть часа назад настолько ее напугало.

— Не совсем. Просто сон. Я стояла на какой-то дороге, пыльной и разбитой, а рядом был сломанный пограничный столбик. Как эти, знаете, при въезде в Эвейят.

— Почему только в Эвейят? — Орес пожал плечами. — На всех границах между провинциями они одинаковые.

— Вам виднее, а я была только в Эвейяте. А потом я увидела сову… пятнистую. И она смотрела на меня так, как будто она меня знает. Как будто я должна ей денег, но не отдаю, и она пытается воззвать к моей совести. Странное ощущение. И я решила поделиться с вами.

— Этим ощущением? Спасибо, ценю вашу заботу. Орин, не знал, что вас настолько легко напугать. Но в любом случае я не умею толковать сны, разбирайтесь со своими совами сами.

Женщина смерила его недоуменным взглядом и встала.

— Я так понимаю, вы не рады меня видеть, — ей хочется добавить что-то более колкое. Она не ожидала, что встретит с его стороны настолько холодный прием. Орин упрекает себя в женской глупости и старческом маразме, но уже, наверно, в тысячный раз за всю историю их отношений ей хочется бросить ему одну и ту же фразу.

«Скажите, кто она, — и я выцарапаю ей глаза».

Орин видит в каждой женщине двора потенциальную соперницу. Даже в мертвой принцессе со сменными головами. Каждый раз Орин напоминает себе, что ревность беспочвенна, что никто не знает ее отца так, как его знает она. Она умеет успокаиваться усилием воли. Она вновь не произносит того, что держит в себе уже долгие годы, — встает и, запахнув халат на груди, направляется к двери.

— Орин.

Наследница остановилась, нетерпеливо повела плечами. Теперь ей хотелось вернуться к себе — точно так же, как хотелось прийти сюда и разделить с отцом свои мысли. Пусть даже среди ночи — но она знала, что ей это необходимо. Орес не сдвинулся с места, теперь он стоял за ее спиной, женщина чувствовала его цепкий взгляд.

— Да?

— Останьтесь.

В неподвижной тишине за окном стелется дорожка белых отсветов по черной воде океана Нонестика. Орес бесшумно приближается к дочери, привлекает ее к себе. Он прекрасно знает это место — разбитую дорогу и пограничные столбики, чередой бегущие за горизонт. И болото, впервые появившееся за несколько шагов от ближайшего из них и пропавшее без следа спустя несколько минут. Эту землю можно было сколько угодно прощупывать длинной палкой — каждый новый шаг всё равно оставался игрой с собственной удачей, они появлялись мгновенно, не подвластные никаким защитным заклинаниям.

Пятнистых сов на этой земле он никогда раньше не видел. И вместе с тем… подозрение, что птица как-то связана не только с ним, но и с его дочерью, постепенно превращалось в уверенность. Между Оресом, Орин и Анардаху было лишь одно связующее звено.

Он тоже видел ее во сне. Но сказать об этом дочери значило поселить в ее душе тревогу. Для нее будет лучше думать, что птица и приграничная дорога были всего лишь беспочвенным сном. Однако если один и тот же сюжет начнет повторяться…

Значит, тогда он придумает, как расправиться с прошлым однажды и навсегда.

— Орин.

— Да?

Она боится не за себя. За этот дом, за горное стекло, которое ей везут из прежней столицы, за привычный уклад жизни. За то, что однажды жизнь придется начинать сначала.

— Я не допущу, чтобы в вашей жизни что-то менялось против вашей воли.

Чтобы чья бы то ни было армия ступила на территорию Эвны. Провинции могут вымереть хоть целиком, единственное, чего будет жаль в этом случае, — так это рабочих рук, обрабатывающих поля, добывающих полезные ископаемые в рудниках, обслуживающих парки и дворцы своих хозяев.

— Обещаете?

* * *

Стоя под лестницей, Дороти прислушалась. Сверху послышались тихие шаги — кто-то, стараясь не привлекать к себе внимания, спускался вниз. Где-то на середине лестницы шаги стихли, а затем начали удаляться в обратном направлении. Через несколько секунд скрипнула открывающаяся дверь, затем раздались приглушенные голоса. Прошло, наверно, около четверти часа, прежде чем Дороти смогла себя убедить, что кроме нее в большом холле никого нет. Никто не сможет ее увидеть и остановить. Фея, чей домик свалился на голову ведьме Востока, планировала побег.

Чем ближе к закату клонился день, тем отчетливее становилась эта идея. Когда же к сумеркам не вернулась из города отправившаяся во дворец Биллина, девочка всерьез забеспокоилась. Самым разумным выходом было отправиться к Орин и попросить ее послать на поиски курицы слуг, после чего со спокойной совестью улечься спать, однако какое-то неясное предчувствие мешало Дороти поступить именно так. Она доверяла своей недавней спасительнице и была безмерно благодарна ей за заботу, и всё же, несмотря ни на что, чувствовала себя в доме Орин лишней. Проблемы маленькой канзасской девочки здесь никого не волнуют. На просьбу поискать курицу Орин улыбнется и пожмет плечами, предложив взамен своего павлина. Последние дни наследница витает мыслями где-то в облаках.

Как бы то ни было, Дороти очень не хотелось выставлять себя неблагодарной. Именно поэтому она решила, что уйдет тайно, под покровом ночи, дабы не вызывать лишних вопросов. Орин вряд ли сразу заметит ее исчезновение — а если и заметит, то Дороти надеялась, что до рассвета успеет отыскать пропавшую курицу и уйти достаточно далеко от города. Девочка намеревалась держать путь на запад. К тому же, как бы Дороти ни храбрилась, а посеянная Биллиной тревога уже давала всходы. Вдруг ей и в самом деле угрожает опасность? Девочка не могла себе представить, каким образом ее голова будет существовать отдельно от нее, однако была уверена, что из этой затеи не получится ничего хорошего. Своевременно покинуть Эвну означало пресечь эту проблему на корню — и пусть потом Дороти будет до самой старости считать себя трусихой, а Биллина — торжествующе кудахтать, но слушать ее девочка будет своей головой. Принцессу Лангвидэр она представляла совсем иначе.

Пытаясь по примеру дяди Генри рассуждать спокойно и по-взрослому, Дороти часто приходила к выводу, что проблема всё же не в принцессе, а в ней самой: жители Эвны, являясь подданными этой странной женщины, не выказывали никакого удивления, видя ее каждый раз с новым лицом. Они вовсе от этого не страдали. Наоборот, угадывать, с какой головой Лангвидэр в следующий раз явится на балконе, чтобы приветствовать подданных, было в столице своего рода развлечением: девочка неоднократно слышала, как горожане бились об заклад и доказывали свою правоту в столь непростом вопросе. В Эвне сменные головы принцессы Лангвидэр были едва ли не основной достопримечательностью. Выходит, Дороти, явившаяся на эту землю издалека, просто не может оценить всего волшебства, ее одну пугает неподвижное восковое лицо. А в таком случае ей и в самом деле лучше отсюда уйти. Именно так рассуждала Дороти, оставаясь наедине со своими мыслями и безуспешно пытаясь выгнать из памяти тяжелый взгляд женщины и ее сухие пальцы, со второй попытки излишне резко вцепившиеся в подбородок испуганной девочки. Принцесса Лангвидэр — великая волшебница, возможно, по своим способностям она могла бы равняться с Глиндой. Вопрос в том, что Дороти такое волшебство категорически не нравилось.

Иногда ей вообще казалось, что люди, населявшие Эвну, преступно слепы: это неподвижное лицо не кажется им отталкивающим. Они не видят, что за восковой маской скрывается нечто куда более страшное. Лишь она одна, пришедшая издалека путешественница, не подвластна чарам красивой эвийской принцессы. Как бы то ни было, чем дольше Дороти над этим размышляла, тем скорее ей хотелось уйти.

Держа подмышкой башмаки, Дороти пересекла холл и осторожно открыла входную дверь. Лица немедленно коснулся соленый ветер. Никем не замеченная, она вышла на крыльцо и остановилась, жадно вдыхая ночной воздух. Ночью в столице и ее окрестностях исчезали все прочие запахи — белые цветы с желтыми сердцевинами получали неограниченную власть над городом. Дороти невольно подумала, что, даже когда она покинет Эвну, ее волосы еще несколько дней будут хранить аромат магнолий. Девочка не могла сказать, нравится ей это или нет, просто цветов было слишком много, и после скупого на красоту Канзаса ей требовалось время, чтобы к ним привыкнуть.

— Ну что, Дороти Гейл, пришло время покидать этот прекрасный город, — торжественно оповестила она саму себя и, обувшись, спустилась по ступенькам во двор. Чем дальше от города она окажется к рассвету, тем беспочвеннее будут ее страхи касательно принцессы Лангвидэр, коварно нацелившейся на ее, Дороти, голову. Нужно только отыскать Биллину — без курицы девочка уходить отказывалась. В конце концов, с этой скорбной сущностью они вместе ступили на берег материка.

Окружающая тишина казалась частью общего волшебства. Дороти вышла из ворот и зашагала вперед, оглядываясь по сторонам. За всё время, проведенное в Эвне, до сегодняшнего дня ночью на улице она была единственный раз, да и то спала на ходу. Сейчас же она чувствовала себя бодрой и готовой к новым приключениям, а потому смотрела на окружающую действительность со вспыхнувшим с новой силой интересом. Ночью пригород столицы был красив совсем иначе, чем днем. Длинная пустая улица, по обе стороны которой через заборы свешивались усыпанные цветами ветви, казалась таинственной дорогой в будущее. Где-то неподалеку шептал свою песню океан Нонестика, и его вода была уже не фиолетовой, а бархатно-черной. Луна снисходительно смотрела сверху на одинокую фигурку, уверенно двигавшуюся по улице вдоль громадных особняков.

Однажды Дороти, удивленная отсутствием стражи в столь богатом районе, спросила, не боятся ли его обитатели банальных воров. Орин лишь усмехнулась и пояснила, что никто здесь не любит лишних людей в доме, пусть даже эти люди призваны защищать безопасность его хозяев, поэтому охрана пригорода организована куда более хитро. Правда, каким именно образом, Дороти так и не узнала, однако сейчас, на безлюдной улице, мысль о том, что можно чувствовать себя в безопасности, приятно грела душу.

Вскоре впереди замаячил шлагбаум. Возле него, заложив руки за спину, неспешно прогуливался единственный стражник и курил трубку. Дороти смело подошла.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась она. — Мне не спится, и я хочу прогуляться.

— Пожалуйста, — кажется, не удивился стражник. То ли он был слишком увлечен своей трубкой, то ли девочка, не являвшаяся роднёй никому из жителей пригорода, не представляла для него интереса, — в-общем, Дороти прошествовала мимо шлагбаума, не удостоенная больше ни единым взглядом. Будь у нее чуть больше времени — она непременно свернула бы в сторону океана. Бесконечная масса фиолетовой воды притягивала ее, словно магнитом. Дороти любила Канзас, в котором родилась и выросла, и всё же не видела ничего предосудительного в том, чтобы мечтать провести всю оставшуюся жизнь на берегу океана. Она бы купила маленький домик и забрала из пыльного, иссеченного ураганами Канзаса тётю Эм и дядю Генри. Они ведь заслуживают отдыха от работы куда больше, чем она сама. Задумавшись о родных, Дороти не заметила, как свернула на дорогу в город. Если она поторопится, то совсем скоро будет в Эвне. Главное — не заблудиться потом, отыскивая королевский дворец. Именно туда неугомонная курица отправилась за доказательствами. Дороти чувствовала себя немного виноватой перед своей спутницей: Биллина рванула во дворец, дабы окончательно убедить ее в том, что принцесса Лангвидэр меняет головы. А значит, и в том, что собственная голова Дороти находится в серьезной опасности.

Окружающую тишину нарушило тихое поскрипывание кирпичной крошки за спиной. Кто-то быстро приближался сзади. Дороти оглянулась: прямо на нее неслись две четырехногие фигуры в широкополых шляпах. Решив в очередной раз не ввязываться в беседу с колесунами, Дороти благоразумно отошла на обочину дороги. Колесуны, однако, неожиданно заинтересовались ее персоной. Они замедлили ход, а потом и вовсе остановились.

— Эй, гляди-ка. Это та самая девчонка, которую подобрала на холме госпожа Орин? — неожиданно юным голосом поинтересовался один. Дороти присмотрелась: да они же еще дети! Просто два паренька, выглядевших ее ровесниками. Вряд ли от них можно ждать серьезной опасности. Во всяком случае, на душе у Дороти посветлело.

— Похоже на то, — отозвался другой и, подняв переднюю ногу, неожиданно ловко колесом сдвинул на затылок соломенную шляпу. — Ты чего по ночам бродишь, храбрая, что ли? Вот мы тебе сейчас зададим, да, Килс?

— Точно, Калс! Зададим, не посмотрим, что ты девчонка.

— Я не очень храбрая, — немного подумав, призналась Дороти. — Я бы и сейчас вас жутко испугалась, но мне надо попасть в город. Так что не мешайте мне, я же вам не мешаю.

От колесунов было не так-то легко отделаться. Похоже, они ехали в Эвну по какому-то делу — хотя какое дело может быть у ребенка ночью в столице? — но располагали достаточным количеством свободного времени, чтобы тратить его на бесцельную болтовню.

— И зачем тебе в город? — полюбопытствовал тот, которого звали Килс.

— А вам зачем? — Дороти старалась говорить ровно, чтобы не давать им повода особо к ней цепляться. Надеялась же никого не встретить, а повезло наткнуться на этих мальчишек. Да и не собирается она им рассказывать про свои дела в столице!

— Мы почтальоны, — ответили оба почти хором, а Калс даже стукнул себя колесом в грудь. — Едем забирать письма, чтобы до рассвета доставить. Весь город всё равно спит, гораздо веселее гоняться друг за другом по пустым улицам. А то вот на прошлой неделе…

— Да, мы ехали через рынок, — подхватил Килс. — А Калс не успел затормозить и сшиб какую-то тетку с яблоками — вот смеху-то было!

И оба, вспоминая свои приключения, довольно захохотали.

— Не вижу ничего смешного, — строго поджала губы Дороти. — Вы должны были извиниться и ей помочь.

— Да ты чокнутая, — от удивления приятели даже перестали смеяться. — Вот еще, перед ними извиняться! Они нас за скот держат, а мы с ними «здрасьте-пожалуйста»? Э нет, не на таких напала! Они нам платят, мы на них работаем, но вежливости от нас пусть не ждут. Вы, люди, вообще зажрались, — Калс совсем по-взрослому — во всяком случае, ему так, видимо, казалось — сплюнул на землю. — Вас бы всех согнать на побережье — вот как мы живем, а уж мы в Эвне навели бы порядок…

— Слушайте, не детям об этом рассуждать, — Дороти нахмурилась. — Я знаю, жизнь у вас не сахар, но ведь и вы работать не хотите. Так что, по-моему, всё справедливо. И вам нельзя в Эвну, вы же ее разрушите.

— Да ладно тебе, — обиженно буркнули приятели. Иногда они начинали говорить хором. — Ты думаешь, мы просили, чтобы нас создавали такими вот? — оба продемонстрировали передние колеса. — Чтоб только одеться — час уходит!

— Если великий Торн вас такими создал, значит, так было нужно. Любое существо может приносить пользу. У деревьев вон вообще ног нет — и ничего.

— И какая польза от деревьев? — скривился Килс, но Калс его перебил.

— Торн? При чем тут этот старикашка?

— Он великий волшебник, — обиделась за чародея Дороти. — Как при чем? Он создал материк, все это знают. Я не думала, что вас не учат даже этому.

— Уж не знаю, что он там создал, — огрызнулся Калс, — а только нас создал профессор Смит. Основатель фабрики Смита и Тинкера. Он хотел разработать людей на колесах, а профессор Тинкер интересовался механическими людьми. И они никак не могли договориться. В итоге после экспериментов профессора Смита появились мы. Уж не знаю, что там Тинкер наизобретал, но наш был мировой мужик, отвечаю!

— Стойте, так вы что, результат эксперимента? — от удивления Дороти даже остановилась. Приятели, катившие рядом с ней, тоже притормозили.

— Ну да. Правда, ошибочный, — разом погрустнели оба. — Профессор хотел что-то другое, поэтому всех нас выкинул на побережье и думал, что мы умрем от голода, ну или утонем в прилив. Ну, понятно, не лично нас, мы тогда еще не родились, но вот наши деды были, считай, самыми первыми. А мы выжили, знай наших! А профессор, говорят, утонул. Ну так ему и надо.

— Выкинул? Существ, на которых ставил опыты, выкинул умирать на побережье?! — Дороти была попросту ошарашена. — Да что ж за страна такая… И после этого вы называете его мировым мужиком?! Да ему тюрьмы за такое мало!

— Эй-эй, ты на профессора не наговаривай! — насупились приятели. — Он хоть и человек был, а не дурак! Это вас, людей, на берег выброси — вы в океане и потонете, как котята. А мы выжили, мы умеем. Всё правильно профессор сделал. Люди нас, правда, терпеть не могут, ну оно и понятно, сами беспомощные, толку от них никакого, колес нет… ползают всю жизнь как черепахи. Понятно, что они нас не любят.

— Вас не за это не любят, — решила немного спустить их на землю Дороти. — А за то, что вы невоспитанные и грубые.

— Так откуда им знать, какие мы друг с другом? — вполне резонно заметил Килс. — А с людьми иначе никак, будешь вежливым — загрызут. Может, мы обороняемся так?

— А по-другому вы не пробовали?

— Лично мы — нет. Деды пробовали. Родители пробовали. Мы не хотим — надоело башмаком в рожу получать.

— Нет, правда, вы ужасно невоспитанные. Езжайте своей дорогой.

— А ты — зануда, — и всё же им, похоже, не слишком хотелось расставаться с новой знакомой, потому что, отъехав буквально на несколько шагов, Килс и Калс обернулись. — Тебя подвезти? Ты так до полудня ползти будешь. А с нами — с ветерком, да и веселее.

Дороти с сомнением посмотрела на мальчишек и покачала головой.

— Нет, спасибо, я боюсь. Да и вы слишком маленькие, чтобы меня поднять. Спина потом болеть будет. Тетя так всегда говорит, когда поднимает что-то тяжелое.

Колесуны, похоже, смертельно обиделись.

— Мы маленькие?! Мы почтальоны, мы и не такое поднимаем! Садись вот ко мне, — наперебой предложили они. Дороти засомневалась еще больше.

— Спасибо, нет, — твердо отказалась она. — Я боюсь свалиться.

— Вы, девчонки, всего боитесь, — разом погрустнели оба. — Хотя наши не такие. Они хоть и в юбках, но с ними весело, можно наперегонки бегать.

Несмотря на то, что колесуны были явно разочарованы ее отказом, уезжать они не торопились. Дороти, решив, что глупо бояться таких же, как она, детей, вновь вышла на дорогу и продолжила путь уже спокойнее. Килс и Калс следовали за ней как приклеенные, и девочка неожиданно заметила, что не так уж они ее и раздражают. Особенно когда молчат. В конце концов, они всего лишь дети… а дети должны держаться вместе.

Взрослых представителей этого странного племени она боялась. Колесуны были агрессивными, передвигались обычно стаей и — Дороти не сомневалась — вполне могли сбить с ног и раздавить зазевавшуюся жертву. Грабежи для них были второстепенны, хотя, что греха таить, одинокие путники старались с колесунами не сталкиваться. На первом месте у этих существ стояла возможность развлечься. Если Килс и Калс не обманывали, странный народ был создан в результате эксперимента. В котором, как заключила Дороти, у них появились колеса, но существенно убавилось мозгов. Колесуны — не люди. Конечно, Пугало, ее давний знакомец, — тоже далеко не человек, но между соломенным созданием и колесунами лежала пропасть. Четырехногие клоуны начисто лишены моральных качеств и желания их развивать. И дети, вырастая, повторяют за взрослыми один и тот же шаблон.

Пройдет несколько лет — и мальчишки-почтальоны станут такими же, как их родители, перейдут от невинных шалостей к чему-то более неприятному. Все задатки для этого у них есть, а ненависть к людям у колесунов воспитывается с детства. А жаль, подумала Дороти, ведь при других обстоятельствах она могла бы с ними подружиться.

— Слышала, нас выселяют с побережья, — прервал ее размышления Килс. — Туда уже рабочих пригнали, котлован роют. А жалко, мы привыкли. Бывает, едешь по берегу — и вода у тебя из-под колес летит, отпад! А теперь мать даже не знает, куда податься. Ходят слухи, если останемся — в Анардаху отправят, дороги щупать.

— Как это? — не поняла Дороти.

— Эх ты… совсем ничего не знаешь. Там болота. Мать говорит, идешь-идешь — ничего вроде, поле, а потом шаг вперед и — хоп, болото, и ушел по маковку, пиши некролог. Сразу прям, пискнуть не успеешь. Вот чтоб солдаты не проваливались, наших туда отправят впереди идти. Но мать говорит, на юг подадимся, там нормально. В города-то нельзя…

И оба вновь насупились. Дороти сочувственно вздохнула. Колесунов в Эвне не любят. Да и любить их особо не за что, от них только брань и разрушения, но они, если уж говорить начистоту, не просили себя создавать. Они — подневольный продукт эксперимента. Никто, даже самые грубые и невоспитанные существа, не заслуживают того, чтобы их выгоняли с привычного места и отправляли на верную смерть. Такой подход не укладывался у Дороти в голове.

— Я могу вам чем-то помочь? — предложила она, почти уверенная, что нарвется на новую порцию колкостей. Как было в тот день, когда по дороге к берегу она повстречала отряд колесунов. Приятели, однако, огрызаться не стали, лишь хором хмыкнули что-то невразумительное.

— Тут ничем не поможешь, — в голосе Килса звучала совсем взрослая безнадежность. — Нам не повезло, что мы живем на этой земле. Это дорогая земля. Ксефалай и советник Орес наконец ее поделили, теперь нам там места нет. Одно жалко, кладов тут отродясь не было, мы кучу времени потеряли, когда искали спрятанные сокровища. Нет ничего, одни пустые ракушки.

— А зачем вам клад?

— Ну так интересно же! В землю всегда разные полезные штуки закапывают. Если б нашли — не так грустно было бы уезжать.

Дороти задумчиво кивнула. Кажется, она поняла, чем может помочь двум приятелям.

— Вы часто бываете возле деревьев с едой?

— Ну бываем. Иногда. А ты откуда про деревья с едой знаешь?

— Меня в первый же день, как я сюда попала, толпа ваших чуть не загрызла из-за тех деревьев! — возмутилась было Дороти, однако быстро сообразила, что сейчас некстати об этом вспоминать. — Там на одном холме есть плита, под которой как будто что-то спрятано.

— Да ну?! — хором взвыли Килс и Калс и остановились настолько резко, что запутались в колесах. — Да врёшь, — тут же засомневались они. — Мы этот район как свои четыре колеса знаем, нет там ничего.

— Вы же не можете подниматься на холмы, — прищурилась Дороти. — А плиту снизу не видно. Я там как раз сидела рядом, когда от ваших пряталась. Так что не вру. Не обещаю, что там золото и вообще настоящий клад, но что-то спрятано. Думаю, еще успеете выкопать. Помощь людей-то вам в этом не нужна, я думаю, — хитро протянула она. Колесуны заволновались.

— Эй-эй, подожди! Если там что-то есть, мы просто обязаны найти. И ты должна нам помочь.

— Я у вас ничего не занимала. Значит, я вам ничего не должна, — Дороти неожиданно захотелось немного поупрямиться. Пусть поймут, что люди не так никчемны. Колесуны от волнения принялись нарезать вокруг нее быстрые круги.

— Нет, должна! Ты нам сказала про холм — значит, ты нас туда и отведешь.

Они не умеют просить, подумалось Дороти. В их требованиях нет злости, но их словарный запас просто не содержит нужных конструкций. Девочка покачала головой.

— Я вам сказала, а выкручивайтесь сами.

— Давай мы взамен сделаем что-нибудь. Тебе отвезти никуда ничего не надо? Мы мигом!

— У меня и нет ничего, — пожала плечами Дороти. — По правде сказать, я утром собиралась уйти из города. Мне только нужно… найти кое-кого.

— Говори, кого, — из-под земли достанем! — клятвенно пообещали Килс и Калс, глядя на Дороти с энтузиазмом гончих. — А потом ты поможешь нам с кладом.

— Нет-нет, из-под земли не надо, — девочка отчаянно замахала руками. Ее пугала мысль о том, что Биллина может оказаться под землей. Она продолжала надеяться, что с курицей всё хорошо. — Давайте вы для начала отведете меня ко дворцу, я боюсь заблудиться.

— Зачем тебе к принцессе понадобилось? — насторожились приятели. — Туда без приглашения не войдешь, там стража на каждом шагу.

— Ну вы же почтальоны, — сообразила Дороти, — скажете, что несете во дворец посылку. Я заберусь в большую коробку, и вы незаметно принесете меня во дворец.

Идея казалась безупречной, к тому же напоминала когда-то рассказанный дядей Генри сюжет о греках и деревянном коне. Колесуны смерили Дороти такими взглядами, что девочка сразу поняла: сказала глупость.

— Ишь ты, разбежалась. Нас из дворца пнут так, что пол-Эвны по небу пересечем. Колесуны во дворец почту не носят, для этого есть специальные люди. Мы так, по городу… Ты что думала, к принцессе пускают кого попало?

— Мне не надо к принцессе, — принялась оправдываться Дороти. — Мне надо всего лишь найти мою подругу. Она пошла во дворец и до сих пор не вернулась. И вообще, если вы не хотите мне помогать, то я тоже не буду с вами связываться.

— Ладно, — сдались колесуны. — Дорогу найти мы тебе поможем. Но провести во дворец даже обещать не будем, потому что это глупо и потеря времени. Сама под забором пролезай, нам твоя подруга без надобности. Больно надо под зад получать от стражи…

Дороти кивнула. В конце концов, главное не заблудиться в городе. А дальше она сообразит по ситуации. Если Биллина и впрямь попала в беду, ее нужно выручать в любом случае, но с этим она постарается справиться сама.

— И не забудь, потом мы идем выкапывать плиту.

Остаток пути они прошли почти в полном молчании. Небо над океаном понемногу светлело, темноту города разбавляли лишь цветы — серые, словно пепел. Было еще слишком рано, чтобы просыпались даже те, кому с самого утра требовалось бежать по делам, и почти ничто не нарушало тишины безлюдных улиц. Эвна спала. Колесуны провели Дороти к дворцу какими-то дворами, при всём желании она бы не запомнила бесконечного переплетения улиц. Однако на месте она оказалась быстро, за что была своим новым знакомым безмерно благодарна.

Колесуны решили, что выкапывать плиту отправятся в полдень — время, когда легче всего ускользнуть от взрослых. Сообщив об этом Дороти, они оставили ее у дворцового забора и, радостно насвистывая, умчались вдаль. Весть о закопанном в холме кладе выбила из их голов всё беспокойство по поводу предстоящего переезда. Такая легкомысленность Дороти не нравилась, однако, немного поразмыслив, девочка пришла к выводу, что в их ситуации так гораздо проще жить.

Дворец принцессы словно вырывался из окружающего царства тишины. По всему периметру забора и на длинной улице ближайшего квартала были расставлены круглые оранжевые фонари на высоких столбах, и мягкий свет развеивал темноту. Вдоль решетки забора и по дорожкам сада вышагивал караул. Похоже, колесуны не обманывали: пробраться туда будет не самой легкой задачей. Но Дороти не боялась трудностей. Стараясь прятаться в тени деревьев на противоположной стороне улицы, девочка отправилась обходить дворец. Когда она вышла к главным воротам, уже почти рассвело.

Ворота были закрыты. Сквозь решетку просматривались ближайшие дорожки и казавшийся бесконечным сад, тёмные деревья, усыпанные пепельно-серыми цветами. Ночью, когда от их красоты оставались лишь тени, от густого сладкого запаха не было спасения. Здешние магнолии уже не однажды напоминали Дороти маковое поле: останься под деревьями — и ты уснешь. И сладкий сон колышущихся белых лепестков никогда не отпустит тебя на свободу.

Она обошла забор по периметру, не заметив ни единой лазейки. Приблизиться к воротам и, миновав стражу, незаметно прошмыгнуть внутрь не было никакой возможности. Дороти остановилась под деревом, от нечего делать рассматривая поднимавшиеся над садом башни. Ей нужно как-то туда попасть. То ли гулко отдававшиеся в тишине шаги стражников, то ли плывший над городом сладкий дурман… Дороти уже почти была уверена, что Биллина в беде. Значит, курицу нужно выручать. Скоро город начнет просыпаться — не будет же она до полудня стоять под деревом и думать, как войти. Дороти размышляла. Если она не может пробраться тайно… может, сказать, что она забыла во дворце бант или веер во время бала? Не так уж она и соврет. Ведь она уже была во дворце. Неожиданно пришедшая мысль показалась ей неплохим ходом, в плане было разве что два слабых места. Во-первых, ее наряд: собираясь уходить из города, Дороти надела платье, в котором впервые появилась в Эв, — чистое, старательно заштопанное, но откровенное старое. Грубые запыленные башмаки только дополняли картину. Во-вторых, слишком уж странным было время. Явиться за забытым бантом ни свет ни заря во дворец принцессы — наглость, граничащая с глупостью.

Задумавшись, Дороти не сразу заметила, как по дорожке через сад бодро движется невысокая женская фигурка. На мгновение мелькнула отчаянная мысль подкрасться поближе и, дождавшись, пока дама отвлечет внимание стражников, рвануть мимо них в ворота, но Дороти быстро ее отогнала: она добьется разве что того, что ее схватят и посадят в тюрьму. А уж оттуда помочь Биллине будет крайне затруднительно. Продолжая наблюдать, девочка высунулась из-за дерева. Едва заметив длинные ленты, спускавшиеся за спиной приближавшейся фигурки почти до колен, Дороти почувствовала, как сердце в груди словно оборвалось. Она поспешно юркнула обратно за дерево. Нанда! Вот уж кого девочка совсем не ожидала встретить здесь в такой час.

Служанка тем временем миновала ворота и, перебросившись парой слов со стражниками, двинулась было вдоль по улице. Дороти пыталась унять гулко стучащее сердце. Кажется, опасность миновала. Неожиданно Нанда остановилась и, развернувшись, быстро пошла в сторону дерева, за которым стояла Дороти.

Девочка никогда не думала, что умеет настолько быстро бегать. Она сорвалась с места в тот же миг, когда поняла, что служанка принцессы ее заметила. Почему она в такой панике убегала от Нанды, в первую встречу показавшейся ей вполне симпатичной, Дороти не могла объяснить даже самой себе. Просто в это мгновение девочку охватил страх. Он приказывал ей бежать — и она бежала, мчалась так, что ветер свистел в ушах, а улицы и сады сменялись вокруг безумным калейдоскопом. Дороти опомнилась лишь на самой окраине города. Ноги подгибались от долгого бега, в груди болело. Перед глазами неторопливо плавали черные круги, и Дороти, боясь упасть, прислонилась к ближайшему дощатому забору. Страх до сих пор был где-то рядом, стоял за плечом. Если она тебя догонит, она заберет твою голову и поставит в ящик. Принцесса Лангвидэр меняет головы по несколько раз в день.

Дороти не могла поверить, что тоже прониклась этой чушью. Не может живой человек менять головы, это всё Биллина со своим мрачным нытьем. Вот и верь после этого курам! «Тогда где она сама?» — тихо поинтересовался предательский здравый смысл. — «Не потому ли она пропала, что видела что-то недозволенное?»

Пытаясь отдышаться, Дороти уперлась руками в колени и привалилась к забору спиной. Люди не меняют головы. Для ее собственной головы не опасна ни Нанда, ни принцесса Лангвидэр. Биллина подслушала какой-то обрывок разговора, возможно, вообще не касавшийся Дороти, а потом додумала продолжение. И вовсе не стоило настолько глупо убегать.

Тогда где она сама? Дороти ведь так и не ответила на этот вопрос.

Девочка не заметила, как стукнула, открываясь, калитка, и из сада на улицу вышел хозяин дома. Она подняла голову лишь тогда, когда он ее окликнул. Перед ней стоял пожилой, однако вполне бодрый мужчина, его глаза весело усмехались из-под широкополой шляпы. В одной руке человек держал самодельную удочку, в другой — ведро.

— Дитя, ты откуда тут?

— Оттуда, — честно призналась Дороти и махнула рукой вдоль по улице. Где-то там остался дворец. — За мной… погналась собака.

— Понятно, — мужчина поскреб бороду. — А живешь ты где?

— В пригороде, — наконец отдышавшись, Дороти выпрямилась. Ей не хотелось врать этому человеку, однако в противном случае пришлось бы объяснять, что она делала в городе в такую рань и от кого убегала. А говорить кому-либо про сменные головы девочка опасалась.

— А, служишь там, — сделал вывод хозяин дома и кивнул своей догадке. — Я на рыбалку на телеге поеду, если хочешь, до развилки можешь присоединиться.

Дороти благодарно кивнула. Путешествие начиналось вполне романтично: тишина, шум океана вдали, сладкий запах цветов… Выходя из дома, девочка была уверена, что сможет идти хоть целые сутки. Теперь, после бессонной ночи и долгого бега по пустынным улицам столицы, она понимала, что от прежней бодрости мало что осталось. Желание лечь где-нибудь у забора и, свернувшись в клубок, уснуть становилось всё настойчивее. К тому же сейчас Дороти кардинально поменяла свои планы: побег придется отложить до следующей ночи. Она не может уйти, не забрав Биллину, да к тому же пообещала мальчишкам помочь в выкапывании плиты. Но, по большому счету, что такое сутки? Почему она вообще так настойчиво хочет покинуть Эвну? Этот город приютил ее — разве заслуживает он нелепых подозрений, которыми щедро делится с Дороти желтая курица? Эвна слишком красива, она не может быть опасна. Предчувствия твердили обратное, но Дороти, воспитанная скупым на эмоции Канзасом, привыкла доверять своим глазам. Город, усыпанный белыми цветами, не сделал ей пока что ничего плохого.

Бороться с неясной тревогой становилось всё труднее. Биллина пропала весьма некстати. Дороти мысленно упрекнула себя за глупое бегство от дворца: в конце концов, она должна была хотя бы попытаться туда проникнуть. Курице может потребоваться ее помощь.

А кто сказал, что курица вообще во дворце? Чем дольше Дороти думала, тем больше запутывалась. Иногда ей казалось, что она вообще не может быть уверена в реальности окружающего мира. Не существует ни страны Эв, ни страны Оз, а она, Дороти, больна.

Рыбак в соломенной шляпе смотрел на девочку несколько озадаченно.

— Едешь? — уточнил он и приглашающе кивнул на старую деревянную телегу, в которую был запряжен весьма сосредоточенного вида серый конь. Этот человек реален. Реален конь, повозка тоже настоящая. Значит, Дороти не следует опускать руки, она обязательно во всём разберется. Девочка широко улыбнулась и, не заставляя себя просить дважды, ловко взобралась на телегу.

— Спасибо! Мне как раз до развилки, дальше я добегу.

Мужчина легонько тронул коня в бок концом удочки. Серый фыркнул, лениво махнул хвостом и медленно потрусил вдоль улицы. Телега тихо заскрипела колесами по кирпичной крошке. Почему-то сейчас Дороти четко вспомнила дорогу из желтого кирпича, по которой делала свои первые шаги в волшебном мире.

— Старый уже, а всё понимает, — протянул рыбак, кивая на своего коня. — Ты там у кого служишь? — поинтересовался он и искоса взглянул на Дороти. — По поручению в город бегала?

Девочка никого, кроме Орин, из населения пригорода не знала, а потому решила, что отвечать нужно с наименьшей примесью неправды, иначе ее легко будет поймать на обмане.

— Да, по поручению. У Орин.

— А, у самой… — мужчина как-то сочувственно покачал головой, но продолжать не стал. Дороти обняла руками колени и уткнулась в них подбородком. Ей не слишком хотелось разговаривать, но девочка боялась показаться невежливой. Все-таки этот человек оказывает ей большую услугу, избавляя от необходимости топать пешком. — И как у нее?

— Хорошо, — решила не наговаривать на свою спасительницу Дороти. Лично ей система, в которой есть господа и слуги, была крайне непривычна, но если здесь такое возможно, то почему нет?

— Ну и слава небу, — удовлетворился ответом рыбак и больше вопросов не задавал. До самой развилки Дороти дремала, прислонившись к ведру. Над океаном показался край солнца, вода постепенно приобретала свой привычный фиолетовый цвет.

На развилке Дороти спрыгнула с телеги и, поблагодарив, сделала вид, что направляется в сторону пригорода. Телега рыбака понемногу удалялась, и, убедившись, что он не оборачивается, девочка свернула обратно на дорогу, ведущую к океану. Домой она решила больше не идти. Во всяком случае, до тех пор, пока окончательно не убедит себя, что все ее страхи — беспочвенная глупость. Вместо этого Дороти собиралась искупаться в океане, а потом добраться до холмов и немного поспать прямо на земле, дожидаясь, пока придут ее новые знакомые-кладоискатели.

Дорога оставалась пустынной. Лишь однажды Дороти обогнала стайка ребятишек, мчавшихся к деревьям с едой. Дороти прошла мимо и не могла не рассмеяться, наблюдая, с каким энтузиазмом дети карабкаются на дерево с сэндвичами, пытаясь обтрясти его, словно яблоню. Видимо, ей самой просто не повезло наткнуться здесь на колесунов. Дороти прошла по берегу чуть дальше и, убедившись, что находится в полном одиночестве, решилась искупаться. Вновь заходить в фиолетовую воду — со дня своего прибытия в Эв Дороти вообще не приближалась к океану — было несколько непривычно, и всё же она не могла не признать, что океан Нонестика безумно красив. Впрочем, как и вся природа в волшебной стране.

Быстро искупавшись, Дороти оделась, завязала волосы бантом и направилась к холмам. До полудня оставалось еще несколько часов, и ей вполне хватило бы их, чтобы выспаться.

Она взобралась на тот самый холм, на котором в свой первый день в Эв спасалась от колесунов, и, проверив, на месте ли плита (хотя куда мог пропасть настолько тяжелый предмет?), с наслаждением растянулась на склоне прямо на земле. Восходящее солнце мягко пригревало, и, несмотря на беспокойство за курицу, девочка довольно быстро заснула. План спасения Биллины она придумает позже.

Разбудили ее возбужденные голоса откуда-то снизу. Кажется, говорившие о чем-то спорили. Дороти зажмурилась, затем открыла глаза и села на земле. Солнце стояло уже высоко. Помимо Килса и Калса, которых девочка ожидала увидеть, у подножия холма толпилась целая ватага колесунов, и все они выжидающе смотрели на Дороти. Та недоуменно уставилась на них в ответ.

— Это свои, — небрежно заметили уже знакомые ей приятели, — мы все хотим искать клад. Родители всё равно с ума посходили, барахло собирают. А нам заняться нечем.

Дороти встала, отряхнулась и сделала несколько шагов вниз с холма, всё же опасаясь спускаться окончательно. Несколько дней назад она была в точно такой же ситуации со взрослыми представителями этого странного племени.

— Вы на меня не нападете? — уточнила она. Судя по услышанному ранее, верить колесунам — не самая удачная идея, но так она хоть что-то начнет понимать. Компания возмущенно загомонила, некоторые для подтверждения своей искренности даже стучали себя передними колесами в грудь. Они здесь только для того, чтобы найти клад.

Это дети. Такие же, как и ты. Ты боишься детей.

Их взрослые меня чуть не загрызли. Неудивительно, что я боюсь детей.

Эти дети — не люди. Они результат экспериментов над людьми.

Дороти резко мотнула головой, прерывая мысленный диалог, и спустилась с холма. Колесуны мигом обступили ее. У детей пока еще нет тупой жестокости во взглядах, заметила Дороти. Они не собираются убивать тебя за то, что ты сорвала с дерева обед.

— Где клад? Ты знаешь, что там? Как ты его нашла?

Дороти только махнула рукой наверх, в сторону вершины холма. Колесуны явно погрустнели. До них понемногу начинало доходить, что наличие четырех конечностей с колесами, может, и позволяет им передвигаться быстрее, но вовсе не ставит на ступеньку выше людей. Просто раньше им вовсе не нужно было карабкаться на холмы.

— Отсюда не видно, — пояснила Дороти. — Вы не можете подняться наверх, это могу только я. А я не хочу вас туда тащить, мне это совсем не надо. Там плита. Большая каменная плита, еще совсем новая. Для начала скажите-ка мне, в ближайшие года два на холмах никого не хоронили? Это часом не чей-то семейный склеп? А то неловко получится.

Колесуны, даже не задумываясь, отрицательно покачали головами.

— На холмах не хоронят, ты сумасшедшая, что ли? — снисходительно хмыкнул паренек в ярко-желтом костюме и такой же шляпе с пышным пером.

— Она нездешняя, бревно кривоногое! — вступились за Дороти Килс и Калс. Не успела она опомниться, как между колесунами завязалась потасовка.

— Прекратите немедленно! — Дороти топнула ногой. По земле катался разноцветный клубок из трех сцепившихся тел. Их кое-как удалось разнять, и весьма потрепанные противники, встряхнувшись, как большие псы, приготовились вместе с остальными слушать дальше.

Значит, это не чье-то последнее пристанище. Тем лучше. Еще открывая плиту найденным ключом, Дороти чувствовала себя ужасно неуютно. Что плохого в том, что она немного поможет этим существам занять свободное время? Им и так совсем недолго осталось провести на побережье. Сейчас Дороти было их безумно жалко.

— Совсем новая, говоришь? — этот голос определенно принадлежал девочке. Дороти осмотрела всю компанию и остановилась взглядом на светловолосом подростке, которого сначала приняла за мальчугана. Однако нет, похоже, девочка, хотя, если не приглядываться, то не особо понятно. — А ну молчать всем. Веревки взяли? Отлично. Теперь ты, — девица подъехала ближе к Дороти и хмуро уставилась на нее большими раскосыми глазами. — У нас веревки с крюками. Ты поднимаешься наверх, цепляешь крюками плиту, кидаешь веревки вниз. Эти, — она небрежно кивнула на оставшуюся компанию, — берут и тянут. Всё понятно?

— Эй, Гиса, полегче, — возмутился было кто-то, однако всерьез колесуны не спорили. Идея была толковой. Разве что Дороти по-прежнему чувствовала себя неловко. Получается, она — главное действующее лицо в поднятии этой плиты. А она нездешняя. Невежливо как-то, мало ли что там спрятано. Но деваться было некуда, Дороти сама подала им мысль о поиске клада именно на этом холме. Без нее они бы про эту плиту вообще не узнали. Тем временем колесуны побросали к ее ногам полдюжины мотков веревки с крепкими железными крюками на концах.

— И кто меня за язык тянул… — Дороти тяжело вздохнула. Но раз уж подбросила им эту идею, значит, учись нести ответственность до конца, сказала она себе и, подобрав веревки, принялась подниматься на холм. Дороти и сама была не намного старше большинства дожидавшихся ее внизу колесунов, поэтому любопытство кладоискателя мучило и ее. Смущало лишь то, что она, нездешняя, вмешивается в судьбу эвийских кладов. Внутренний голос немедленно возражал, что плита совсем новая, даже не успела врасти в землю, а значит, ничего исторически ценного под ней быть не может. Так, склад пустых бутылок разве что… Но удовольствие от процесса поиска все они получат. Продолжая мысленно беседовать сама с собой, Дороти дошла до самой плиты и принялась вставлять крюки в землю у самых ее краев. Достаточно глубоко их вставить у нее не хватало сил, поэтому девочке приходилось на них наступать — железные крюки, задевая камень, погружались в землю. Закончив работать, Дороти подергала их, попытавшись вытащить, — кажется, они всё же зацепили плиту снизу. Девочка взяла клубки веревки и сбросила с холма, к ним немедленно устремились колесуны. Руководить поднятием плиты продолжала шустрая Гиса. Наконец веревки были разобраны, существа внизу радостно загомонили и, разбежавшись, дернули первый раз. Дороти, опасаясь быть раздавленной плитой, отошла в сторону и теперь наблюдала сбоку.

Камень был тяжелым. Он больше напоминал искусственно созданную дверь или и впрямь чей-то памятник, но никак не обыкновенный природный объект. Дергать его на веревках, пытаясь вытащить из земли, ватаге детей пришлось добрый десяток раз, после чего нижняя его часть сдвинулась, камень, отчаянно скрежеща, проехал по металлической раме и начал падать. Он просто съезжал вниз под собственной тяжестью, колесуны с победными воплями бросились врассыпную, а Дороти осталась один на один с открывшимся проемом, откуда тянуло сырой землей.

— Эй, что там? — требовательно раздалось снизу. Дороти заглянула в проем.

— Подождите, тут темно, — откликнулась она и осмелилась шагнуть внутрь, твердо сказав себе, что при малейшей опасности бросится наутек. Первым, что она увидела, как только глаза немного привыкли к темноте, был большой медный шар, который поблескивал в падавших в пещеру солнечных лучах. Шар не двигался, и Дороти решила, что он вряд ли станет в ближайшее время на нее нападать. Затем она рассмотрела прикрепленный к большому шару шар поменьше, руки и ноги. Медное создание внешне напоминало человека. Причем лично Дороти оно напоминало вполне конкретного человека — жестяного Дровосека, с которым она познакомилась в стране Оз. Разве что тот не был таким круглым. Дороти зашла в пещеру и принялась с любопытством разглядывать свою находку. У медного человека было подробно сделанное лицо, а на спине подвешена небольшая табличка. Сняв ее, Дороти вернулась к свету и принялась читать надпись.

«Смит и Тинкер. Сверх-отзывчивый, мыслящий, говорящий механический человек. Запатентовано. Оснащен часовым механизмом. Думает, говорит, действует, делает всё, только не живет. Производится на фабрике Смита и Тинкера в Эвне. Подделка преследуется по закону».

Дороти снова вошла в пещеру и еще раз осмотрела свою находку. Снизу раздавались возмущенные настойчивые вопли, но теперь, охваченная азартом открытия, она уже не обращала на них внимания. Она нашла эту плиту, значит, имеет право обследовать содержимое пещеры первая.

На обратной стороне таблички надпись продолжалась: «Необходимые ключи прилагаются». Ключи действительно были на месте — нанизаны на проволочное кольцо, надетое на запястье механического человека. Дороти осторожно сняла кольцо: ключей было три, и они оказались пронумерованы.

— Раз ты думаешь, говоришь и действуешь, значит, от этого ключи и есть. От жизни нет, всё верно, — сообщила Дороти механическому человеку и принялась его осматривать, дабы найти замочные скважины. Они нашлись быстро — под каждой подмышкой и на спине между лопаток, также пронумерованные, так что Дороти не пришлось размышлять, какой ключ чему соответствует. Конечно, ей хотелось бы в столь ответственный момент видеть рядом Озму или хотя бы Биллину, всё же не каждый день заводишь ключами механических людей, но единственным вариантом, который у нее был, оставались толпившиеся у подножия холма колесуны.

Стараясь не показывать любопытства и не слишком торопиться, Дороти по очереди вставила первые два ключа в соответствующие скважины и повернула. В первые минуты ничего не произошло. Потом, видимо, освоившись с возможностью действовать после долгого перерыва, механический человек заговорил. Это было настолько неожиданно, что Дороти подпрыгнула от страха и едва не рванула вниз с холма, но вовремя опомнилась. «О чем ты вообще думала, заводя его?!» — справедливо напомнила себе девочка и для верности дала сама себе подзатыльник.

— Добрый — день — я — вижу — что — светит — солнце — значит — я — не — ошибся.

— Не ошиблись, — вежливо подтвердила Дороти. — Действительно день. Я завела вас, вы не против?

— Большое — спасибо, — он говорил глухо и монотонно, но Дороти решила, что именно так и должны разговаривать механические люди.

— Скажите, пожалуйста, а кто вы такой? И почему находитесь здесь? — полюбопытствовала Дороти. Конечно, на табличке написано, кого конкретно ей удалось откопать, но понятнее от этого не становилось. Даже на первый взгляд механический человек был весьма сложно устроенным изобретением, и пещера в холме для него — определенно не самое подходящее место.

— Я — Тик-Ток — механический — человек — создан — на — фабрике — Смита — и — Тинкера — в — Эвне. Я — умею — мыслить — двигаться — и — говорить.

— Смита и Тинкера… — задумчиво повторила Дороти. Про эту фабрику ей было известно совсем мало, но того, что она знала, хватало с лихвой. Ведь именно на фабрике Смита и Тинкера проводились эксперименты, в результате которых были созданы колесуны. А те, в свою очередь, выброшены из города, будто бесполезные отходы. Это не добавляло Дороти особой любви к эвийским изобретателям. А что если… а вдруг этот механический человек — еще один результат неудачного опыта и потому заперт здесь, под каменной плитой в холме? Вполне возможно, что побережье использовалось гениальными изобретателями как гигантская свалка отходов. Дороти внимательно посмотрела на свою находку. — Скажите, а вас таким изобрели, или вы когда-то были живым человеком?

Жестяной дровосек, с которым Дороти познакомилась в Оз, родился самым обыкновенным. Он стал жертвой колдовства. Кто знает, может, и Тик-Ток превращен в механизм путем опытов эвийских изобретателей? В таком случае эти люди станут ей еще менее симпатичны. Хотя хватало и того, как они обошлись с колесунами.

— Я — никогда — не — был — человеком. Я — машина.

Дороти с облегчением кивнула: уже проще.

— Меня — изобрел — господин — Тинкер. Вы — не — знаете — что — с — ним — случилось?

— К сожалению, нет, — девочка покачала головой. — Это он вас запер?

— Да. Он — обещал — что — вернется.

Снизу вновь донеслись нетерпеливые вопли. Тик-Ток повернул голову на звук.

— Кто — это?

— Это… — Дороти замялась. — Колесуны. Просто компания детей. Они помогли мне сдвинуть плиту, под которой вы были заперты. Думаю, нам следует спуститься, чтобы я могла вас им представить. Они не могут подняться на холм, потому что скатываются.

— Не — трудитесь — я — знаю — кто — такие — колесуны.

— Правда? Ах да, конечно. Вы же тоже с фабрики Смита и Тинкера, — хлопнула себя по лбу Дороти. — Простите.

— Ничего — страшного. Это — большая — неудача — профессора — Смита. Он — мечтал — создать — усовершенствованных — людей — а — получил — это. Полагаю — их — следовало — уничтожить — но — профессор — Смит — был — добросердечный — человек. Так — говорил — господин — Тинкер.

— Добросердечный? Да вы с ума сошли! Ставить опыты на людях, а неудачный результат взять и выкинуть на побережье! И вы еще говорите, что их нужно было убить?!

— Прошу — меня — извинить. Я — машина. Я — считаю — что — изобретения — должны — приносить — пользу. Это — закон — науки.

— А вы приносите пользу? — заинтересовалась Дороти. Они вышли из пещеры и начали спускаться с холма. Вопли внизу пораженно стихли.

— Да — я — приношу. Профессор — Тинкер — считает — что — я — удачное — изобретение.

Спустившись с холма, Тик-Ток и Дороти попали под пристальные взгляды собравшихся внизу детей. Неподалеку лежала сброшенная плита. Колесуны молчали, разинув рты, и Дороти решила сама представить свою находку.

— В пещере под плитой я нашла вот этого медного джентльмена. Это мистер Тик-Ток, изобретение фабрики Смита и Тинкера. Он механический человек. Умеет думать, говорить и действовать.

Дети зашептались. Они смотрели на медного человека с неприязнью.

— Этот тоже с фабрики? Выходит, Тинкер закончил? Тогда почему он здесь? Профессор Смит утонул, и компаньон получил всю фабрику! Профессор Смит был гениальный ученый, он не тратил время на такую ерунду…

Тик-Ток молчал. Его, машину, невозможно было задеть нелестными отзывами, так что механический человек взирал на копошащуюся ватагу без какого-либо интереса. К тому же у него, похоже, было собственное мнение о профессоре Тинкере, и поколебать это мнение было куда труднее, чем сдвинуть с места каменную плиту. Наконец, перекрывая возмущенное бормотание, он спросил:

— Что — случилось — с — профессором — Тинкером? Где — он?

Колесуны злорадно захихикали. Похоже, наличие у Смита компаньона с иными, чем у него самого, идеями не давало им покоя. Боготворя своего профессора, Тинкера они не любили.

— Мы слышали, профессор Тинкер сбежал на Луну, — немного помедлив, сообщила Гиса. — Говорят, он чего-то боялся. Но никто не знает, правда ли это. Ведь добраться до Луны невозможно.

Дороти удивленно взглянула сначала на Тик-Тока, потом — на нескладную девицу, так похожую на парня. В этой стране есть фиолетовый океан, механические люди, ошибочно созданные четырехногие существа на колесах и возможность менять головы. Побег на Луну уже не казался таким уж нереальным. Похоже, здесь границы возможного и невозможного каждый определяет для себя сам.

— Если он тебя запер, значит, ты ему больше не был нужен.

Дороти казалось иначе. Кому вообще может понадобиться взбираться на эти холмы? На берегу есть куда более живописные места. Плита была совсем на виду — и вместе с тем не заметна снизу, вполне надежный тайник, раскрытый совершенно случайно. Если бы она не поднялась на холм, спасаясь от преследования, этот тайник мог бы существовать еще лет сто. Кому-то было очень нужно, чтобы Тик-Ток находился в этой пещере, подальше от чужих глаз. Его хотели не выбросить, а сохранить. Дороти осторожно коснулась руки медного человека.

— Профессор — Тинкер — обещал — вернуться — значит — он — вернется, — ровно ответил Тик-Ток, выслушав версию про Луну. — Я — его — лучшее — изобретение — по — его — словам.

— Нам-то какая разница? — как обычно хором буркнули Килс и Калс. — Кроме этого медного болвана там внутри ничего нет, что ли?

Дороти хотелось заступиться за механического человека, возразив, что он хотя бы не ошибка эксперимента и не нападает на невинных путников, но сдержалась, посчитав, что это, во-первых, будет жестоко, а во-вторых, не ей вмешиваться в идеологическую войну между изобретениями Смита и Тинкера. Она нездешняя. Это не ее дело.

— Я не посмотрела, — растерянно ответила Дороти. Ее настолько заинтересовал медный человек, что она и впрямь не обратила внимания, есть ли в пещере что-то еще. Килс и Калс скорчили недовольные гримасы.

— Девчонки!.. — и тут же получили чувствительные пинки колесом от Гисы.

Теперь Дороти было немного стыдно. Она привела сюда этих детей, фактически пообещав им клад. Сдернула с их помощью с холма каменную плиту, одна вошла в пещеру и привела оттуда механического человека. А им, выходит, так ничего и не досталось.

— Я — могу — поднять — одного — или — двоих — из — вас — наверх, — неожиданно предложил Тик-Ток. — Потом — вы — поможете — остальным — и — посмотрите. Кстати — как — ваше — имя? — неожиданно обратился он к Дороти. Точно, она ведь не представилась…

— Мисс Дороти Гейл, — назвалась девочка и даже сделала реверанс. — Можете называть меня Дороти.

— Если — прикажет — мисс — Дороти — Гейл, — добавил механический человек. — Она — завела — мои — пружины.

— Эй, но плиту-то тянули мы! — немедленно возмутилась Гиса. — Хотя… нам тинкеровские игрушки без надобности, забирай. Мы его даже разобрать толком не сможем.

— Спасибо, — вежливо отозвалась Дороти. Ей совсем не хотелось, чтобы Тик-Тока кто-то разбирал. Особенно учитывая взаимную нелюбовь изобретений двух ученых. — Будьте любезны, поднимите ребят наверх. Они хотели найти клад, но нашлись вы.

— Я — не — клад, — согласился Тик-Ток, легко подхватил стоявших ближе всех Килса и Гису и, держа их подмышками, принялся подниматься на холм. Дороти подобрала веревки и направилась следом. У самой пещеры механический человек остановился, отпустил свою ношу, Дороти вручила им веревки и пошла обратно. Позади шагал Тик-Ток. Живут же эти создания как-то со своими колесами, значит, вскарабкаться наверх по веревкам сумеют без посторонней помощи. Она обещала им возможность поиграть в кладоискателей — она свое обещание выполнила. Дороти казалось, что теперь им не будет настолько грустно покидать побережье.

Оставив детей взбираться на холм (из пещеры уже доносились радостные вопли), Дороти вновь отправилась по дороге в сторону океана. Тик-Ток молча топал рядом. При более близком знакомстве колесуны оказались обыкновенными детьми. Пусть довольно невоспитанными и грубыми, но — всего лишь детьми, как она сама. Да и где им набраться хороших манер, с такими взрослыми и таким отношением со стороны людей? Ведь люди ненавидят колесунов, не допускают в города и относятся как к живому мусору, порождая ответную злобу. У этих созданий просто нет иного выхода. Дети вырастают, впитывают уже устоявшиеся взаимоотношения и пополняют ряды озлобленных полулюдей. Никогда раньше Дороти не было настолько горько от невозможности что-то изменить в окружающем мире.

Поиск клада на холме закончился для нее обретением нового знакомого. С металлическими людьми она встречалась и раньше, а потому была удивлена гораздо меньше, чем при виде тех же колесунов. Тик-Ток отличался от жестяного Дровосека лишь тем, что никогда не был человеком.

— Значит, вы — изобретение мистера Тинкера, — еще раз уточнила Дороти. Да и неловко как-то было идти молча. Раз уж механический человек решил следовать за ней, будет вполне естественно, если она попытается более подробно узнать его биографию.

— Да — меня — создал — профессор — Тинкер. Он — работал — один — уже — после — кончины — своего — компаньона — Смита.

— А что случилось со Смитом? Да, кстати, вы можете мне сказать, зачем он пытался создать людей на колесах? По-моему, это жутко неудобно, — Дороти подобрала с земли камешек и бросила его в воду. Фиолетовый океан плескался у ее ног.

— Я — не — имел — чести — быть — знакомым — с — господином — Смитом. Он — нарисовал — реку — и — утонул — в — ней.

— Но… это ведь невозможно! — невольно вырвалось у Дороти, и девочка мигом прикусила язык. Каждый сам определяет для себя границы возможного.

— Однако — это — произошло. Господин — Смит — хотел — создать — усовершенствованных — людей. У — него — это — не — получилось. Всё — чего — он — добился — это — колесуны.

— Видимо, ваш создатель был в этом плане удачливее. Вы производите впечатление образованного джентльмена, — сделала комплимент Дороти. — У вас правильная речь, и, думаю, мыслите вы не хуже.

— Профессор — Смит — заложил — в — мои — настройки — функцию — понимания — всех — языков — на — которых — говорит — хоть — один — житель — континента — и — островов — океана — Нонестика — включая — языки — Пого — Конжо — и — диалект — земли — Вообще-Нигде, — сообщил механический человек, не впечатлившись похвалой. Он воспринял это лишь как констатацию факта.

— Ух ты… а где находится земля Вообще-Нигде?

— Никто — не — знает.

— Нет, ну логично, — рассмеялась Дороти и бросила в воду еще один камешек. — Вы верите в то, что ваш создатель улетел на Луну? Это ведь так… далеко.

— Я — машина — я — не — могу — верить — или — не — верить. Я — могу — только — знать. Господин — Тинкер — обещал — вернуться — за — мной — когда — в — городе — будет — спокойно. В — городе — спокойно?

— В Эвне? — переспросила Дороти. — По-моему, да, здесь вполне спокойно. Знаете, я сама попала сюда всего несколько дней назад. Я из Канзаса, и меня занесло сюда штормом.

— Но — вы — говорите — по-эвийски — Дороти. Канзас — где-то — рядом?

— Я и сама не знаю, как так получилось, — девочка развела руками. — Я сразу начала понимать этот язык, как будто всегда здесь жила. Может, это случилось со мной во сне? Я плыла ночь по океану Нонестика и спала в курятнике. Ведь есть люди, которые изучают иностранные языки во сне… А так, насколько я поняла, Канзас очень далеко отсюда, здесь никто даже не знает, где он.

— Господин — Тинкер — не — вернулся. Думаю — с — ним — случилась — беда. Я — должен — его — найти.

— И как вы планируете это сделать? — полюбопытствовала Дороти. — Я бы с удовольствием помогла вам, но, к сожалению, мне нужно уходить из города. Я хочу домой.

— Я — должен — вернуться — на — фабрику — и — разобраться — что — там — произошло. Полагаю — господин — Тинкер — хотел — меня — спрятать. Кто — сейчас — правит — страной — Эв?

— Принцесса Лангвидэр. Если не ошибаюсь, она правит только последний год, до нее был король.

— Король — Эволдо — был — злым — правителем. Я — служил — ему — в — качестве — личного — стражника. Но — я — ничего — не — знаю — о — принцессе.

— Вы немного потеряли, — утешила Дороти. — Я видела принцессу Лангвидэр. Говорят, она умеет менять внешность. Ходит даже слух, что она меняет головы и каждый раз становится другим человеком. Но пока что для меня это как-то странно.

— Если — в — городе — спокойно — значит — с — господином — Тинкером — случилась — беда, — вновь переключился на интересующую тему механический человек. — Я — должен — его — разыскать.

— Желаю удачи, — кивнула Дороти.

— Вы — подняли — плиту — и — завели — мои — ключи — Дороти — Гейл. Позвольте — мне — следовать — за — вами — пока — вы — в — городе. Я — должен — принести — вам — пользу.

— Уверяю вас, вы мне ничего не должны, — покачала головой девочка. — Я буду искренне рада, если вам удастся найти вашего создателя.

— Это — закон — науки. Вы — были — полезны — мне — я — буду — полезен — вам.

Дороти задумалась. В принципе, механический человек не так уж ей и помешает. Наоборот, он действительно может быть полезен: сделает ее пребывание в Эвне более безопасным, возможно, умея мыслить, подскажет что-то дельное. Особенно при условии, что ей нужно выручать из беды свою курицу. Наконец Дороти кивнула.

— Я буду благодарна, если вы действительно мне поможете.