Всего лишь твоя грязная кровь (гет)

Из-за дверей раздавался заливистый женский смех и слабый гул мужских голосов. Не гася улыбки, Мэв выдохнула, взялась за резные ручки и уверенно распахнула дверные створки. Голоса смолкли, а её сердце заныло. Какая же идиллия, горько подумала девушка, узрев благородное семейство, рассевшееся за столом в расслабленных позах. Запах роз дополнял едва различимый аромат дорогого вина. Мягкие тона тканей, размытый свет сквозь яркие витражные окна, но всё это казалось ей мрачным и серым.

— О, моя дорогая, мы уже думали, что ты так и не спустишься к нам, — елейным голосом произнесла Эльвени, неторопливо поворачиваясь к невестке.

Свекровь расположилась на том месте, где вчера сидела сама Мэв, словно нарочно заняв этот стул, дабы показать, что за их столом «фермерше» места нет.

С тяжёлым сердцем Мэв перевела взгляд на Далемара, сидящего напротив матери, и его вид едва не подкосил ноги девушки: до этого Мэв верила, что открытость и живое выражение эмоций на лице мужа — это её собственность и секрет… но оказалось, что это не так. Вальяжно развалившись на стуле с бокалом в руке, Далемар не отметил появление жены даже простым поворотом головы!

«А так ли уж я нужна ему? — проскользнула в голове тяжёлая мысль. — Быть может, я правда лишь его «ширма» и месть? Вдруг Эльвени права, а я опять заблудилась в лабиринте самообмана?»

Девушка качнула головой, чтобы смахнуть догадку, словно больно ужалившее насекомое. Не помогло. Мэв шагнула вперёд, но ей хотелось развернуться и убежать. Никогда не узнать ответа на вопрос: «Кто она для него на самом деле?»! Если она убежит, альтмеркам не придётся распускать все те грязные слухи… Не это ли забытый сон из Данстара? Тот самый, в котором она жертвой лежала на беломраморном алтаре. Беспомощная. Недостойная.

«Хватит! Соберись!» — велела себе Мэв, сжав кулачки.

И вот Далемар с улыбкой повернулся к жене. Отставив полупустой бокал, муж протянул руку, приглашая её подойти к себе. Зов, на который Мэв не могла не отозваться, даже если бы вошла сюда в рубище нищенки, с грязными руками и босыми ногами. Её заколдованный принц, жестокое божество, что обрёл новых обожателей, но всё ещё взывал к самой ничтожной из них.

Краем глаза Мэв осмотрела новую паству: помимо Караньи, сидящей бок о бок с Эльвени, она увидела незнакомого альтмера, сравнимого со сплетницей возраста. Он был выше Лариникано, но всё же уступал в росте и Далемару, и Эльвени. Этот неизвестный выглядел напыщенно и богато. Особенно по сравнению с самим Далемаром, одетым обманчиво просто в камзол с приталенной посадкой, украшенный лишь косым рядом серебряных пуговиц. Высокие остроносые сапоги дополняли образ, напоминая его прежнюю форму, разве что без кафтана. Такая одежда шла мужу больше вычурно роскошной. Единственное, густой чёрный цвет подчёркивал не только изящность мера, но и его бледность.

Пройдя, Мэв приняла его руку, ощутив жар кожи. «Опять мои ладони стали ледышками», — с тоской подумала девушка, припомнив, как муж ненавидит холод.

— А вот и моя супруга, дядюшка, — произнёс Далемар лёгким тоном.

— Мэв, — выдохнула девушка и по лёгкому поглаживающему движению его пальцев поняла, что, назвавшись, поступила правильно.

— Мурсиоро, — представился альтмер, рассматривая её без излишнего изумления, скорее с интересом.

«Значит, альтмеры уже успели обсудить грязнокровное пополнение семейства за то время, пока я возвращала лицу краску умыванием и пощипыванием щёк», — безрадостно поняла Мэв.

— Далемар, признайся, в Скайриме все девы такие красавицы?

— О, моя девочка воистину уникальна, дядюшка, — усмехнулся Далемар.

Мэв смутилась оттого, что он так легко назвал её «своей девочкой» при посторонних. Казалось, если бы муж сейчас сорвал с неё злополучное зелёное платье и поставил перед этими альтмерами голой, Мэв бы уже не ощутила большего отчаяния. Как же легко Далемар сбрасывал покров с того, что она считала сокровенным.

«Не перед ними!» — хотелось крикнуть девушке, ведь, несмотря на расслабленные позы и улыбки, две альтмерки, смотрящие лишь на Далемара и упорно игнорирующие его жену, успели стать её врагами.

Поднявшись и не выпуская руки жены, Далемар отодвинул стул рядом и любезным жестом пригласил её присесть. Такая отточенная учтивость вроде бы и вязалась с его привычным образом, но в то же время казалась чужеродной… наигранной. Мэв стало не по себе, когда она села на стул. Перед тем как опустить её руку, муж поцеловал костяшки её пальцев, совсем так, как делал это на перевале и в их первую брачную ночь. Приятное воспоминание на миг согрело душу, но тут же Мэв перехватила колючий взгляд Эльвени. Хорошо, что Далемар не заметил реакции матери — взяв с подноса по центру стола пустой бокал, он стал наполнять его вином.

— Раз моя жена спустилась к нам, самое время, дядюшка, выпить за достойных спутниц, которых даровала нам судьба, согласен?

— С удовольствием! — ответил Мурсиоро, а Мэв слабо вздрогнула, услышав слово «достойных».

Неужели «змеюки» уже успели сказать Далемару про то, как презирают его выбор? Нет, тогда муж был бы мрачен и зол, а не таким… каким он становился только рядом с ней.

«Но так ли это? Я ведь никогда не видела его с другими альтмерами. С теми, что дружны между собой, как никакая иная раса».

— Жаль, что отец сегодня завален делами, — радушно продолжил муж, ставя бокал перед ней. — Что ж, похоже, придётся мне заменить его и выпить за тебя, мама! Ты не против такой вольности от сына?

— Как я могу отказать тебе, дорогой? — проворковала Эльвени, заливисто рассмеявшись, и этот звук отдалённо напоминал звон призываемых чар.

«Если и захочу, не смогу даже смеяться так же возвышенно, как она», — понуро подумала Мэв, удерживаясь от желания досадливо закусить губу.

— Уж прости меня, дядюшка, — улыбаясь, произнёс Далемар, — но мы должны признать, что отцу повезло со спутницей жизни больше, чем нам обоим вместе взятым. Столь чистого образца добродетели, великодушия и истинной преданности семье, каким является моя прекрасная матушка, я не встречал за все эти долгие годы странствий!

— О, даже спорить не стану! — радушно согласился Мурсиоро.

И тут же Каранья не самым возвышенным образом толкнула мужа в плечо.

— Чего ты мелешь, дурень?

Опешив, Мэв только глазами захлопала. Нет, такое она видела и прежде… Даже очень часто. Но у нордов, которых присутствующие считали неотёсанными варварами! «Вот тебе и культурный народ!» — внутренне изумилась девушка, искоса посмотрев на мужа.

«Что бы случилось, если бы я так же грубо и при всех толкнула Далемара?» — задалась вопросом Мэв и тут же поняла, что не сделала бы подобного. И не из страха, а просто потому, что… уважала? Не хотела разочаровывать… Нет, просто потому, что не хотела делать ему больно.

— Тётушка, где твои манеры? — смешливо укорил Далемары, когда та ещё раз толкнула хмурого мужа.

— К чему эти условности в кругу семьи, дорогой племянник? — хохотнула Каранья, и Мэв поняла, что альтмерка пьяна, словно последний забулдыга из «Пчелы и жала». — Ведь за столом все свои!

— А знаешь, и правда тётушка! В Обливион условности! Давно не мог позволить себе расслабиться по-настоящему! Помнишь, я говорил тебе об этом, жена? — спросил Далемар её.

— Да, — произнесла Мэв, не гася улыбки и молясь, чтобы на вопросы, которые он ей задавал, можно было бы отвечать так же односложно.

— Ты, часом, не хочешь толкнуть меня или ударить чем-нибудь тяжёлым, как принято в варварском Скайриме?

— Нет, — возразила Мэв, понимая, что слова о «варварском Скайриме» не могут ранить её сильнее осознания того, что сейчас муж, открывшись, метал жемчуг перед свиньями.

— Видишь, дядюшка, моя жена не только красива, но и скромна. Весьма редкое сочетание подобных качеств в одном существе родом из северной провинции. Реже там можно встретить только союз изящества и благоразумия, которым так славна моя матушка.

— Дорогой, — весело отмахнулась Эльвени. — Перестань уже, смущаешь меня!

— Отчего же, милая матушка? — отозвался Далемар, в точности повторяя непринуждённый тон Эльвени. — Смутить может только наглая лесть, а я говорю сейчас чистую правду! Моей жене несказанно повезло воочию лицезреть столь чистый эталон достойной жены и матери. Не так ли, моя девочка?

— Да, — произнесла Мэв и, взмолившись Маре о том, чтобы голос не дрожал, добавила: — Мне очень повезло.

И Милосердная Мать услышала её. Равно как и Каранья.

— Повезло — это не то слово, милочка, — хохотнула альтмерка, хлопнув ладонью по столешнице.

Эта её «милочка» прозвучала как издёвка, но Мэв надеялась, что Далемар этого не различит. Судя по всему, опьянение мужа не уступало тётушкиному. Поставив перед женой вино, Далемар слегка расплескал его, и сейчас розовое пятно медленно расползалось по белоснежной ажурной салфетке. Только сейчас заметив это, Мэв осмелилась поднять левую руку из-под стола и взяться за тонкую ножку. Если ей придётся поднимать этот бокал, лучше заранее убедиться, что кисть не будет трястись.

Мурсиоро, напротив, молча наполнил бокал Каранье и тут же потянулся к Эльвени, но Далемар остановил его.

— О нет, дядюшка, за матушкой я поухаживаю сам! Ведь сейчас я заменяю за столом отца.

Посмотрев на Эльвени, Мэв увидела, как та расцвела от этих слов. Обойдя длинный стол, муж оставил её одну.

Смотреть на то, с какой искренностью Далемар улыбается матери, девушке стало невыносимо больно. Наблюдая за мимикой и жестами мужа, Мэв поняла, что именно «светлый образ матери» все эти годы удерживал последний свет в его душе. Руки потянулись к горлу, но Мэв, сжав колено и бокал, молилась Кин, чтобы улыбка не сломалась и она сама не вскочила и не побежала прочь.

Каранья начала что-то тараторить, но Мэв не вслушивалась в её слова, словно превращая их в шум воды.

«Нет, опасно! Оцепенение может затянуть меня в колодец. Нужно вернуться», — поняла девушка, делая над собой усилие и возвращаясь к свету и шуму. И тут разум сыграл с ней злую шутку: Мэв разобрала, как знакомый голос тоном, который она не слышала прежде, шепчет:

«Сегодня я бы заменил отца во всём».

Замерев, Мэв просто не поверила в реальность этих слов. А вот звонкий и ясный смех в ответ точно был реален.

Но ведь это неправильно!

Глядя на то, как Далемар подносит к губам изящную ручку Эльвени, Мэв захотела подбежать к мужу и сорвать с него эту неестественную маску! Это ведь притворство? Или игра её безумного разума?

Как-то в «Пчеле и жале» Мэв услышала, как посетитель сказал, что мужчины выбирают жён, похожих на матерей. Но почему? И кем был тот незнакомец? Мудрецом или пустомелей? Если всё-таки первое, то шансов на счастливое супружество у неё немного! Она ни капли не походит на Эльвени! И не сможет стать такой, даже если вылезет из кожи. Просто не захочет впустить в сердце лицемерную пустоту, которая ничем не лучше отравленной пустоты в душе её мужа!

Далемар, улыбаясь, опустил пальцы матери и слегка отстранился, но Эльвени, схватив сына за рукав, притянула ниже и что-то прошептала ему на ухо. Муж слегка встряхнул головой, позволяя волосам упасть на лицо, и Мэв не поняла, ответил ли он на этот шёпот. Не желая больше вслушиваться в их разговор, девушка осознала, что опять впадает в оцепенение.

— Далемар! — крикнула Каранья, опять хлопая ладонью по столу. Резкий звук заставил Мэв вздрогнуть и вырвал её из объятий забвения.

— Смотрю я на тебя и понимаю: правду Эльвени сказала мне сегодня — ты действительно похож на Карантилара. Не знаю, помнишь ли ты, но это…

— Мой дядя, — перебил тётушку Далемар, распрямляясь и становясь в офицерскую стойку. Тон его изменился: вновь зазвучали сухие талморские нотки. Но, кроме Мэв, никто словно и не заметил этой перемены. — Кстати, я знаю, что похож на него. Мы даже встречались несколько раз.

— Правда? — одновременно встрепенулись Эльвени и Каранья.

— О да, — протянул он. — Пересекались по долгу службы. Не забавно ли, что я пошёл по стопам дядюшки, а не родного отца? Правда, дядя Карантилар в то время был птицей высокого полёта — занимался политикой, а я всего лишь выпускал редгардские кишки. Но пару раз поговорить нам удалось.

Мэв вздрогнула, но обе женщины даже улыбок не погасили, жадно следя за каждым его словом. А вот Мурсиоро нервно и поспешно отпил из бокала.

— Он спрашивал про нас с Караньей? — спросила Эльвени, поднеся пальцы к губам.

Лицо свекрови расцвело нездоровым персиковым румянцем.

— Нет, — отчеканил Далемар. — Скорее дядюшка явил мне образец настоящего офицера — полная бесстрастность и сугубо деловой подход. Один раз он отчитал меня за грубую работу в пыточной. Второй раз потребовал, чтобы я отдал ему коня, когда редгардские крикуны напали на наш форпост.

— О, Далемар, ты же помог дядюшке? — взволновано спросила Каранья, прижав руку к груди.

— Каранья, на войне нет ни дядюшек, ни тётушек, — ответил он с чёткой расстановкой. — Но не беспокойся, вместо этого есть негласный кодекс, которому подчиняется любой служитель Талмора, и в нём чётко сказано, как поступать, когда двое претендуют на что-то одно. И этот кодекс я уважал всегда.

Смотря на него, Мэв, поняла, что колодец отступает. «Негласный кодекс»? Неужели тот самый, по которому он отправил на корм рыбам Красино?

— Хотя о чём это я? — спохватился Далемар, меняя позу и тон, с лёгкостью возвращая им беспечность. — Не беспокойтесь, милые дамы, дядюшка пребывал в здравии, когда мы виделись в последний раз. Но за этими грубыми солдатскими байками я совсем забыл, зачем наполнял бокалы! Как напьюсь, память начинает подводить и несу несусветные непотребства. Тебе такое знакомо, дядюшка?

— Ещё бы! — отозвался Мурсиоро, хохотнув, но Мэв чётко слышала, что смех этот натянут и едва ли не вымучен.

А вот эльфийки отнеслись к той жути, что Далемар им рассказал, безразлично. Обоих, как видно, волновал лишь чёртов конь!

«Неужели они не понимают, что Далемар — маг? — досадливо подумала Мэв. — Маги на коне не сражаются, а только отступают, когда иного выхода не остаётся!»

— Моя дорогая жёнушка, верно, заскучала в одиночестве, — произнёс муж, посмотрев на неё. — Я иду к тебе, душа моя.

Развернувшись прежде, чем Эльвени успела удержать его, Далемар решительно обошёл стол и, встав подле супруги, поднял бокал со словами:

— За достойных нас жён, дядюшка! За вас, дамы!

Мэв тоже подняла тост, смотря вниз, и лишь услышала звон хрусталя о хрусталь.

«Достойных?» — Девушка сделала глоток, чтобы запить горечь от этих слов, но тут же замерла: в её бокале оказалось вовсе не вино, а тот бодрящий напиток, которым он напоил её в Рифтене.

«Но!» — Шок очистил сознание, и Мэв, бросив быстрый взгляд, увидела, что бутылка на их стороне стола ничем и не отличалась от той, что стояла напротив.

— Далемар, как же ты изменился! — охнула Каранья, отставляя пустой бокал. — Вот уж никогда бы не подумала, что служба сделает тебя таким.

— Каким? — беспечно переспросил муж, опускаясь на стул рядом с Мэв.

— Ну, таким… — протянула болтунья. — Мурсиоро, подскажи…

— Слова — это твоя стихия, дорогая, — ответил альтмер. — Иной раз…

— Ой, толку с тебя! — пьяно прикрикнула Каранья, вновь толкнув мужа. — Далемар, мой дорогой, я же помню… Раньше за семейными посиделками из тебя слова клещами не удавалось вытащить. Сколько я говорила братцу Лариникано, что не в нашу породу ты пошёл…

— Каранья, а сам Лариникано прям разговорчив дома? — раздражённо оборвала её Эльвени, и в этом её ярком негодовании, выраженном в тоне голоса и сцепленных на груди руках, ничего возвышенного не наблюдалось.

— Зато на работе поёт братец соловьём, — махнула рукой Каранья.

— Но всегда по делу! — вставил Мурсиоро.

— О да, дядюшка, ты верно подметил, — усмехнулся Далемар. — С годами я оценил деловой подход отца. Хоть и по-своему.

— А раньше плевался от одной мысли о том, чтобы продолжить семейное дело, — хохотнула Каранья.

— Но вот я дома, готовый отстаивать интересы и честь семьи, — произнёс муж, медленно и вкрадчиво, вновь вплетая в разговор талморские нотки. — Да и семейное дело, если придётся.

— Не верю, что это говоришь ты, Далемар, — произнёс Мурсиоро поражённо.

— Три десятка лет прошло, дядя. Я успел отслужить, стать мужем, отцом, а это заставляет мыслить куда практичнее даже таких, как я.

— О, мы ведь не познакомились с твоей дочерью. — Тётушка всплеснула руками. — Я просила Эльвени привести её в гостиную, но она сказала, что ты будешь не доволен этим.

Далемар хмыкнул. Искоса смотря на него, Мэв увидела улыбку, которая уже не была тёплой, скорее… светской?

— Тётушка, мне интересно, чем матушка аргументировала причины моего недовольства?

— Далемар, я решила…

— Мама, — мягко, но и одновременно неумолимо прервал муж и добавил иным тоном: — Я хочу услышать тётушку, если позволишь. Ведь, по «Извечному укладу»авт. Алинора, она старшая женщина нашей семьи.

— О-о-о! — довольно протянула Каранья, заливаясь краской смущения, сделавшим её лицо похожим на тыкву. — Скажешь тоже, Далемар!

— Ну отчего же, дорогая тётушка, я серьёзен! Так почему моя мама не показала тебе нашу с Мэв малышку?

— Она ведь такая робкая, — жалостливо скривилась тётушка. — Бедное дитя!

— Отчего же бедное? — быстро и воодушевлённо переспросил Далемар, слегка подаваясь вперёд. — Чего я не знаю, тётушка?

— Каранья, хватит нести чушь! — взволновано произнесла Эльвени.

Взглянув на свекровь, девушка поняла, что та напряжена, как пружина. Мурсиоро, больше не улыбаясь, подался к жене, но замер, верно, перехватив взгляд Далемара. И Мэв не надо было поворачиваться, чтобы узнать, каким был этот взгляд.

— Нет! Я определённо желаю знать, почему нашу дочь сочли бедной! — смешливым тоном произнёс Далемар.

— Она напилась, Далемар, разве не видишь? — сказала Эльвени, смотря на сына, и этот испуганный взгляд стал бальзамом на душу Мэв, ибо девушка внезапно осознала, что здесь происходит.

«Но как он узнал?»

— Мы с утра обсуждали детей из приюта и их тяжёлую судьбу, вот она и перепутала, — спешно продолжила Эльвени.

— Да, Мэв, милочка, ты же сама слышала, — протянула Каранья, наконец вспомнив о её присутствии. — Как раз тогда, когда ты рассказывала о своём фермере-отчиме. Так было отрадно слышать, что тебя миновала судьба несчастных сиротских деток и он не обижал тебя.

— Да, тётушка! Я по достоинству оценил радушие отчима Мэв и её прекрасной матери, — внезапно произнёс Далемар, уводя тему из опасного русла к явному облегчению собравшихся.

— Ты и правда ездил к ним просить её руки? — хохотнула тётя.

— Скорее, я нанёс визит, чтобы просто познакомиться с ними. Весьма достойные люди, живущие честным трудом, — произнёс он, не делая акцента на слове «люди», что показалось Мэв странным.

— Отдала бы что угодно, чтобы увидеть нашего Далемара на ферме, — засмеялась Каранья, и даже её муж выдавил улыбку, хотя по его выражению лица Мэв видела, что взгляд Далемара основательно выбил Мурсиоро из привычной колеи. Кажется, дядюшка тоже что-то понял, но, скорее всего, не до конца.

— Всё, что угодно? Тётушка, опасно разбрасываться со мной такими словами, — весело произнёс Далемар. — Я же сегодня вечером повезу тебя в Скайрим, к родным жены.

— Далемар, не смотри на меня так! Ты прям чистый Карантилар сейчас, — покраснев, хохотнула Каранья. — Но, знаешь, Мурсиоро, ты же отпустишь меня?

— Думаю, я очень долго не буду отпускать тебя из дома, моя дорогая, — вкрадчиво произнёс альтмер, но и тогда болтушка не поняла намёка мужа.

— О, Мурсиоро! Если бы не была беременна от тебя в ту пору, когда мы ещё жили в Алиноре, то сбежала бы с Карантиларом! — протянула Каранья разочарованно. — Но в этот раз то, что… Далемар — мой племянник, а ты…

— Дорогая, думаю, тебе следует придержать язык и закусывать чаще, — произнёс Мурсиоро, явно начиная терять терпение оттого, что жена позорила его перед родственниками.

— О, Мурсиоро, ты говоришь так, будто я только и делаю, что болтаю без продыху! — возмутилась Каранья. — А меж тем я никогда и лишнего слова не скажу. Особенно про нашу семью, так же, Эльвени?

— Конечно, дорогая, — согласилась та.

Она явно хотела добавить что-то ещё, но Каранья, явно поверив, что она и правда главная женщина в семье по укладу Алинора, повернувшись к Далемару, спросила:

— А ты, дорогой племянничек, ведь не считаешь меня болтушкой?

— Тётушка, я верю в твою мудрость и тактичность, — ответил он со светской улыбкой. — И мне жаль, что дядюшка не хочет расстаться с тобой даже на каких-то пару месяцев.

— Да ну его! — раздражённо крякнула Каранья. — Но знаешь, Далемар, я согласна обменять жалкую ферму на романтическую историю о вашем знакомстве с милочкой Мэв. Знаешь, она не стала ничего нам рассказывать. Такая недоверчивая!

Жалкую? Мэв невольно поджала губы, наблюдая, как Мурсиоро вновь трогает локоть жены и склоняется к её уху, но та раздражённо отшатнулась.

— А почему же именно романтическую, тётушка? — спросил Далемар, прежде чем дядюшка успел предотвратить неотвратимое.

— Ну а как иначе наш блистательный Далемар мог жениться на служанке? — хихикнула та.

Мэв посмотрела на Эльвени — та бледностью не уступала сыну. Казалось, теперь уже свекровь, поменявшись с ней местами, готовилась сбежать из столовой.

— Мэв, ты всё же рассказала тётушке, что некоторое время работала служанкой? — хмыкнул Далемар.

— Я не говорила этого, — твёрдо возразила девушка.

— Но как же, милочка! — спохватилась Каранья. — Ты точно говорила об этом! А может, я опять перепутала, да, Эльвени? Эльвени?! Дорогая, ты ведь говорила об этом, когда рассказывала про малышку… Ой!

— Пожалуй, хватит, — произнёс Далемар, откидываясь назад. — Дядюшка, с твоего позволения, я приведу тётушку в чувства.

— Что? — начал альтмер, но, вскинув руку, Далемар уже призвал чары.

По коже Мэв пробежал холодок. Охнув, Каранья опустила бокал.

— Далемар, это переходит все границы! — крикнул Мурсиоро, вскакивая со своего места.

— Кстати, о переходе всех границ: как поживает кузен Лестеро, дядюшка? — спросил Далемар, с каждым словом делая тон всё более и более твёрдым, талморским.

И Мурсиоро опешил.

— Здравствует, — напряжённо ответил дядюшка. — Но…

— Он всё ещё пишет те стихи, — перебил его Далемар, и это не было вопросом.

— Давно не пишет, — сухо возразил Мурсиоро.

— Дядюшка, я не люблю, когда мне врут, — жёстко произнёс Далемар, опуская лицо и смотря на альтмера. — Не более как три месяца назад мне доставили одну из его свежих книжиц.

— Уверяю тебя, это какая-то ошибка…

— Ошибкой было не переломать ему оставшиеся пальцы сразу же, как его выпустили в прошлый раз, дядюшка. Неужели та история с подпольной редакцией «Саммерсетского лучника» вас ничему так и не научила? — вкрадчиво произнёс Далемар, посмотрев в глаза дядюшке. — Простая вроде истина: когда все твои дружки пропадают бесследно, а тебе только отрезают парочку пальцев и после вышвыривают на крыльцо родного дома — это что-то, да значит. Например, самое очевидное — не браться за дело, которое тебе не по уму и силам. Но что же сделал мой кузен? Посидев несколько лет тихо, взял новый псевдоним и принялся за старое.

— Далемар… — протянул дядюшка, бледнея и распуская ворот на шее.

— Как видишь, я снял форму, дядюшка. И когда за ним придут в следующий раз, мои бывшие товарищи не сообщат мне об этом. Не спросят моего мнения относительно меры пресечения. И на этот раз с Лестеро сделают то же, что прежде сделали с остальными великовозрастными дураками, решившими поиграть в революцию.

— Далемар, клянусь памятью предков, я бы знал, если бы сын взялся за старое!

Склонившись к сапогу, Далемар достал жёлтую брошюру и швырнул её Мурсиоро через стол.

— Ознакомься, третья страница, я пометил.

Схватив брошюру, альтмер открыл её и нетерпеливо зашуршал страницами. Что бы он там ни прочёл, но вскоре побледнел и прошипел:

— Придурок!

— Именно. А когда вступаешься за придурка, тебя тоже начинают считать придурком. Это портит репутацию. А что есть мужчина без репутации, дядюшка?

— Далемар, я понял, — сухо заверил Мурсиоро, сжав в руке злополучную брошюру.

— О, я верю, что ты понял, дядя. Всё же отец наконец сделал тебя полноценным партнёром, а не просто прислужником в конторе, — твёрдо уверил Далемар, опуская бокал и указывая пальцем на мать и тётку. — Но вот эти две напыщенные курицы явно этого не понимают.

— Далемар, я не потерплю! — крикнула Эльвени, вскакивая с места.

— Потерпишь, мама, — твёрдо уверил он, смотря на мать. — Или после того, как закончу с дядей и тётей, я поговорю с отцом.

— Ты не посмеешь… — змеёй прошипела Эльвени.

— Встань из-за стола и проверь это.

Закрыв лицо руками, альтмерка села обратно.

Показательно повернувшись к дядюшке и тётушке, Далемар вернул светский тон. Это мастерское манипулирование собственным голосом и мимикой пугало даже Мэв. Что до Караньи и в особенности Мурсиоро, то те и вовсе потерялись, явно не понимая, чего ждать от племянника.

— Да, моя супруга была служанкой. Но если вспомнить, то слугой был и мой дед — свёкор моей высокородной мамаши и твой отец, тётушка Каранья. Я помню это. Но, судя по выражению лица, с которым ты смотришь на мою жену, сама ты, верно, уже забыла об этом факте из своей родословной. Ты помнишь своего отца, Каранья? Думаю, не так уж и хорошо. Ведь его тебе заменил старший брат, который успел заработать достаток на островах, пока твой отец выносил тазы с блевотиной за редгардом-выпивохой на чужбине. И только это, Каранья, уберегло тебя от участи скрести дерьмо того редгарда и его потомков.

— К чему вспоминать это, Далемар? — жалобно произнесла Каранья, сжимаясь, словно в ожидании удара.

— А к чему смущаться и скрывать, ведь за столом все свои, дорогая тётя. Ведь это твои же слова!

— Но ведь мы не обсуждаем это… — с отчаянием напомнила племяннику Каранья, и тогда Мэв поняла, что прежние слова про славный род Лариникано в устах Эльвени — это лишь жестокая насмешка.

— Разве? — удивился Далемар. — А чем эта тема более запретна, чем слова моего двухлетнего неразумного ребёнка, которые моя великодушная мать, извратив, рассказала тебе? Разве, тётушка, ты не понимаешь, что Эльвени в очередной раз вознамерилась попользоваться твоей неспособностью держать язык за зубами? Помнишь, чем это обернулось в прошлый раз? Причём для твоих же детей!

— Я бы никогда!

— Перестань, Каранья, ты болтливая дура с куриными мозгами, и это знает вся община, — жёстко пресёк этот выкрик Далемар, резко подаваясь вперёд.

Тётушка, ойкнув, отпрянула. На сей раз Мурсиоро лишь поджал губы, когда Каранья посмотрела на мужа, словно прося поддержки.

Перехватив этот взгляд, Далемар демонстративно переключился на дядю, вновь сводя голос к бескомпромиссному талморскому тону.

— Не будем играть в неизвестность, дядюшка, ведь все собравшиеся за этим столом понимают, чего хотела добиться моя благоразумная матушка, подставив твою жену и оболгав мою. С одной стороны, всё это вроде бы пустая возня, на которую можно не обращать внимания, словно на кудахтанье кур. Но вот какая штука, дядюшка, — когда твой сынок, впитавший птичьи мозги матери, попадёт в руки моих бывших товарищей, ты ведь прибежишь ко мне. Так же, как уже прибегал и раньше. Но что я смогу сделать, если мои бывшие товарищи будут считать меня посмешищем, не способным приструнить двух тупых баб в собственной семье?

Повисло молчание.

— Далемар, я болтать не стану … — начала Каранья.

— Верю, — оборвал Далемар. — Ты не станешь, Каранья. Ибо, если я услышу хоть малейший писк о том, что ты слышала или видела здесь сегодня или когда-нибудь впредь, я исполню твоё заветное желание: приду к тебе домой в тот же день и расскажу романтическую историю знакомства с моей женой. Но платой за эту откровенность станет чрезмерно длинный язык, который я вырву из твоей глотки голыми руками. А я услышу, пискни ты хоть слово про мою семью, даже сидя на ночном горшке сама с собой.

Подобно плотнику, ритмично забивающему гвозди, муж твёрдо вычеканивал слова. Искоса смотря на него, Мэв поняла, что прежде с ней он был ещё мягок.

«Не хотела бы я служить под его началом», — поняла девушка.

Вновь повисло молчание — густое, словно застывшее масло. Все присутствующие замерли, включая её саму. Мэв смотрела на альтмерскую чету и видела, что угрозы мужа они восприняли серьёзно. Сморщившись, как сушёный абрикос, Каранья едва удерживалась от того, чтобы не зарыдать, её муж втянул голову в плечи, взирая на племянника, будто на дикого зверя, не шевелясь и не сводя взгляда.

Эльвени? Свекровь просто молчала и смотрела куда-то вниз.

— Далемар, она ничего не скажет, — наконец прервал молчание Мурсиоро, явно опасаясь, что если это напряжение продлится ещё немного, то племянник вскочит и исполнит угрозу тут же.

Глядя на альтмера, Мэв поняла, что, в отличие от женщин… он знал, каков её муж на самом деле.

— Дядюшка, позволь дать тебе совет: даже в кругу семьи не позволяй жене перебивать себя или тем более поднимать руку. Это унижает твоё достоинство в глазах других, и слова теряют вес.

И, видно, на это замечание Мурсиоро было нечем возразить. От едва сдерживаемого гнева впалые щёки альтмера стали ярче боков наливных осенних тыкв.

Откинувшись назад и взяв бокал, Далемар сделал глоток и заговорил вновь, но уже светским тоном, явно давая понять, что нагоняй окончен.

— Дядюшка, с твоего позволения, я планирую нанести вам визит после обеда. Проследи, чтобы дорогой кузен в это время находился дома. Хочу побеседовать с ним и посмотреть, способен ли Лестеро вообще воспринимать реальность.

— Ты же не тронешь его? — твёрдо спросил Мурсиоро, смотря с неприязнью и недоверием.

— Если бы я хотел избавиться от кузена, просто бы ничего не делал, — возразил Далемар и, вновь перейдя на светский тон, добавил: — Впрочем, завтра утром в конторе отца обсудим это подробнее, уже без наших прекрасных дам.

Далемар как ни в чём не бывало перешёл к другой теме, явно имевшей отношение к редгардским кораблям, и дядюшка Мурсиоро, взяв себя в руки, поддержал разговор. С шоком Мэв наблюдала, как альтмер, скрыв неприязнь, начинает откровенно лебезить перед её мужем.

Каранья, бледная и нахохлившаяся, как настоящая курица, с опаской искоса посматривала на племянника. Но вскоре и тётушка, взяв себя в руки, отпила вина. Увидев это, Далемар предложил выпить за что-то ещё, относящееся явно к делу его отца. И они выпили ещё, но на сей раз Мурсиоро наполнял бокалы и жены, и Эльвени, не поднимавшей головы и не поддержавшей тост. Но молчаливый протест свекрови был полностью проигнорирован троицей.

После выпитого, тётушка Каранья начала лебезить уже перед самой Мэв, называя теперь «милой» и уверяя, что весь сегодняшний день оказался одним сплошным кошмаром, который им следует забыть, и начать всё с чистого листа. Девушка, выдавила из себя улыбку и постоянно искоса посматривала на мужа. Маску семейной теплоты он больше не надевал, ограничиваясь светской, но Мэв всё равно чувствовала себя ужасно. До этого она не догадывалась, что его притворство может быть таким совершенным, что она не сможет отличить истину от лжи. Даже то, каким он был с ней наедине… могло быть притворством. Это не только пугало, но и причиняло боль. Если бы не эти светские посиделки, она бы уже встала и, развернув лицом к себе, поглядела бы мужу в глаза… Но, скорее всего, даже взглядом он владел в совершенстве.

От созерцания его профиля Мэв отвлеклась лишь тогда, когда он, поставив бокал, поднялся с места. Встряхнув головой, девушка увидела, что Мурсиоро и Каранья уже покидали их, усиленно играя в семью и показательно тепло прощаясь со всеми. Оба уже тепло выражали надежду, что завтра племянник и правда нанесёт им ответный визит.

Едва дверь за почтенной четой закрылась, Эльвени, бледная и злая, подняла на Мэв горящий лютой ненавистью взгляд.

— С таким лицом, матушка, тебе надо встать перед зеркалом, чтобы увидеть истинного виновника всех своих бед, — насмешливо произнёс Далемар, повернувшись у двери и направившись обратно к столу.

— Это было низко, Далемар! — крикнула свекровь, посмотрев на него со столь же ярой неприязнью. Мэв, вздрогнув, поняла, что сейчас женщина не видит в нём сына. — Перед кем ты унизил меня?

— А перед кем ты хотела унизить меня и мою жену? — едко спросил он в ответ.

— Это другое!

— То, что сделала ты, ещё хуже, матушка, — насмешливо заверил Далемар. — Впрочем, спрашивать, о чём ты думала, я не стану — ответ очевиден.

— Щенок, — прошипела Эльвени. — Я не эти ничтожества, и тебе не напугать меня угрозой от Талмора. И знаешь… тем, что ты всё расскажешь Лариникано, тоже не напугаешь! Сам же потеряешь всё!

Прижав руку к горлу, Мэв понимала, к чему могли привести эти слова альтмерки. Для всех них. Но, даже если она скажет что-то, альтмерка не услышит. Как не услышала бы и сама Мэв тогда, когда хотела задеть его больнее. Но чем это всё кончилось? Он бросил её в лесу. А позже они едва не убили друг друга.

— Раньше ты мне казалась не такой тупой сукой, — усмехнулся Далемар, усаживаясь на прежнее место около жены. — Даже неловко перед супругой, ведь я рекомендовал тебя как весьма великодушную особу. — Он повернулся, к Мэв. — Ну как тебе истинное лицо моей матушки? Ожидала?

— Нет, — сухо произнесла Мэв, понимая, что обрела под этой крышей лютого врага.

— Не виню, — лениво выдохнул Далемар. — До вчерашнего ужина сам не подозревал, что всё настолько прискорбно. Эх, Мэв, как мне иногда хочется поменять свой дар читать чужие лица на твой самообман и наивное желание видеть лишь лучшее в других. Но, с другой стороны, не подсуетись я сегодня, пришлось бы прибегать к методам, куда более затратным и болезненным для всех троих. Но эта курица этого даже не понимает. А знаешь почему? Потому что она абсолютно уверена: факт того, что её дырка пятьдесят девять лет назад извергла меня на свет, дал ей особую власть надо мной. Опасное заблуждение, Эльвени, так как всё, что во мне и оставалось, ты сегодня перечеркнула всего двумя словами.

Закинув голову, Далемар засмеялся, и смех этот не был нормальным. Примерно понимая его состояние, Мэв напряглась.

— Не смей унижать меня перед своей грязной девкой, рогоносец!

— Не надо! — едва слышно предупредила Мэв. Но Эльвени восприняла это как желание грязнокровной невестки укрыть истину и, злорадно вспыхнув, решила, что нащупала слабое место.

— О, моя нордская жёнушка весьма старомодна в этом смысле, матушка, и мне доподлинно известно, что я единственный, с кем она делила постель. А вот вопрос, может ли отец похвастаться подобным в браке с тобой, матушка, полагаю уже не стоит.

Блеск в глазах Далемара стал недобрым. Жесты дёргаными. Мэв протянула руку, чтобы коснуться мужа, но так и не решилась, чувствуя, что спровоцировать его сейчас на агрессию может любая мелочь.

— Не смей, слышишь? — бледнея произнесла Эльвени. — Выстави эту пустоголовую куклу и поговорим.

— О чём нам говорить, матушка? Я и без того догадался, — с усмешкой уверил Далемар. — А насчёт выставить мою жену за дверь… Скорее, это тебе надо сейчас выйти прочь.

— Я хозяйка этого дома!

— Пока, — парировал Далемар. — А ведь головой ты совсем больна, дорогая матушка. А я всё гадал, откуда это у меня. Можно было бы привести тебя в более ясное сознание, но боюсь, если начну, хер смогу остановиться, а отец не порадуется, если я помну его вещь.

— Я не его вещь!

— Отчего же? — изумился он. — Не твоя ли высокородная алинорская родня продала тебя Лариникано, словно племенную матку? Но как же папашу наебали: овца-то с браком была, а старый хрыч и не заметил.

Мэв сжалась: эта грубая ругань, блеск в глазах, неестественное веселье… Она посмотрела на Эльвени, но та словно не понимала ничего и взирала на сына с одним лишь гневом.

Далемар посмотрел на альтмерку, склонив голову вбок.

— Матушка, я же вижу тебя насквозь. Вот сейчас ты раздумываешь, как побыстрее настроить отца против меня, — медленно произнёс Далемар, и Эльвени побледнела, давая понять, что он угадал её мысли. — Настоятельно советую не совершать эту роковую ошибку.

— Ты ведёшь себя как скотина!

— Сама виновата. Коль захотела такого отношения от меня, то его получишь в полной мере. — Голос Далемара зазвучал отчуждённо. — То, что я сказал Каранье, к тебе относится в той же мере. Что бы ты ни сказала или ни сделала с этого дня, по тебе это ударит сильнее, чем по мне, это я тебе обещаю. Относительно нашей дочери — теперь подойти к ней ты сможешь только с разрешения моей жены. А если я ещё раз почувствую от тебя опасность, просто сделаю то, к чему привык за годы службы в Талморе. А теперь убирайся.

Завершать разговор с матерью дипломатией он не стал. И Мэв показалось, что скорее даже не смог. Девушка надеялась, что Эльвени этого не поняла, потому как, опустив голову и спрятав лицо, альтмерка явно обдумывала что-то, что хотела укрыть от проницательного взора сына. Но вряд ли у свекрови это получалось, потому как, смотря на сцепленные на груди руки и бесстрастную маску на лице мужа, Мэв чувствовала, что тот держится из последних сил.

Девушка бросила яростный взгляд на Эльвени и тут же ощутила горячее желание схватить свекровь за её мудрёные косы и выволочь отсюда.

«Убирайся, — шептала Мэв про себя. — Молча и не поднимая глаз. Милостивая Мара, убери её отсюда!»

И Мать словно услышала мольбы: отодвинув стул, Эльвени пошла прочь не оглядываясь и молча. Лишь покидая столовую, свекровь хлопнула дверью так, что Мэв вздрогнула.

Девушка посмотрела на Далемара — маски тот не снимал даже с уходом матери. Значит, и при ней был не готов явить истинные чувства, а значит, ей тоже стоило уйти. Мэв поднялась.

— Нет, посиди ещё немного, — холодно велел муж. — Мне надо кое-что обдумать.

Девушка послушно села обратно. И замерла, не смея прикоснуться к Далемару. Боясь даже пошевелиться. Вскоре девушка догадалась, что муж оставил её вовсе не для того, чтобы унизить мать, а чтобы просто не прибить ту на месте за предательство, к которому Далемар оказался не готов. Но Эльвени не поняла и этого. Как и сама Мэв отказывалась понимать то, чему стала свидетельницей сегодня.

«Нет, думать об этом я не стану!»

Минуты текли мучительно медленно, и хоть агрессия мужа была направлена не на неё, Мэв, примерно представляя размер этой злобы, не могла не испытывать трепет и едва сдержалась, когда Далемар шевельнулся и коснулся светлой скатерти на столе. Приподняв и почти сразу отбросив ткань, муж встал и, подойдя к одному из комодов у стены, что-то достал из ящика.

— Идём, — велел он, не оборачиваясь.

Девушка, не посмев ослушаться, поплелась следом.

Они поднялись на второй этаж и остановились перед дверью, которую утром Эльвени обозначила как вход в библиотеку. Далемар распахнул перед ней двустворчатые двери, приглашая войти внутрь, но сам не двигался с места и упорно не давал взглянуть себе в глаза.

— Выбери книгу и поднимайся в спальню, — произнёс муж отчуждённым тоном. Его она уже слышала прежде, когда он сказал, что она победила. В тот раз ей удалось причинить ему боль, а значит, и сейчас… — Я поднимусь, как закончу, — добавил Далемар, чем заставил Мэв вздрогнуть.

Закончит? Но что? Повернувшись и коснувшись его груди, Мэв набралась смелости и посмотрела мужу в лицо, и то, что рывками проскальзывало из-под бесстрастной маски, пугало не меньше пустоты. Ярость…

«Как тогда в Бруме! О Мара, не задумал ли Далемар прикончить свою вероломную мать?!»

Мэв не испытывала к альтмерке особого сострадания, но, если Далемар собственноручно прикончит её, это точно не сделает его душу чище и светлее. Наоборот — отравит до конца. И что останется после этого им с Иенн? Лишь тело с холодным и расчётливым разумом?

Мэв прильнула к нему. Обхватив талию, ощутила, что его тело напряжено, словно взведённый арбалет.

«Нет, эта сука Эльвени твою душу не получит, — отчаянно подумала девушка. — Если решил убить… то лучше я сделаю всё сама!»

Жаль только в доме муж не носил кинжал, но, если придётся, она управится и без него. В нежно обставленной гостиной Эльвени хватало ваз с удушливыми розами, фарфоровых фигур в изнеженных позах… Всё это можно разбить и воткнуть острый конец в тонкую шею свекрови. Главное, пробить артерию… Даже если Эльвени — маг, то не успеет исцелиться! Далемар говорил об этом, когда рассказывал об экзамене душегубов. Да, она убьёт альтмерку сама — решено! Но как предложить мужу такое? Да и… заляпав руки в крови его матери, не сделает ли она ещё хуже? Не превратится ли сама в чудовище в его глазах?

Прежде чем Мэв решилась заговорить, Далемар решительно расцепил её объятья и отступил. Отвернувшись, молча направился к комнатам, которые его мать почитала своими владениями.

Не удержавшись, девушка пошла следом.

Далемар остановился перед дверями собственной комнаты для занятий, как обозначила её Эльвени. Дёрнув ручку, открыл дверь. Мэв остановилась, гадая, не хочет ли муж просто обмануть её.

— Иди наверх, — не поворачиваясь, велел он,.

— Можно я останусь с тобой?

— Нет, — холодно отказал Далемар тем тоном, каким обращался к матери и тётушке — «глупым курицам», которых желал приструнить. Упорствуя, она становилась такой же в его глазах? Но, даже если и так, девушка просто не могла уйти. — Это опасно, — продолжил муж.

— Мне всё равно. Я хочу принять тебя таким, как есть. Всего, — уверила Мэв, слыша каким мертвенно-пустым становится его голос.

— Показать тебе эту часть своей натуры я не готов, — добавил Далемар, как-то неестественно качнув головой.

— Но я готова, — прошептала она.

— Ошибаешься, — рыкнул он, шагнул вперёд и закрыл за собой дверь.

* * *

Буквы упорно не складывались в слова. Мэв, отложив книгу, легла на спину и бездумно всматривалась в полог над кроватью. Время шло, а Далемар не появлялся. Не выдержав томительного ожидания, девушка поднялась и покинула спальню.

Спустившись на второй этаж, девушка постояла у двери, за которой он скрылся несколько часов назад. Приложив ухо к гладкому дереву, она прислушалась, но разобрала лишь звенящую тишину. А дверь оказалось куда более тяжёлой, чем показалось сначала. И она оказалась заперта. Возможно, изнутри. Подняв руку, Мэв долго простояла абсолютно неподвижно, не решаясь постучаться. И лишь голоса на первом этаже, которые несомненно принадлежали Эльвени и Навари, заставили девушку трусливо отступить и вернуться наверх.

Навестив Иенн, Мэв поиграла с малышкой. Девушка чувствовала себя ужасно и потерянно, то и дело посматривая на проём приоткрытой двери. Звук шагов, высокий тёмный силуэт, проскользнувший мимо, — всё, что угодно, могло сейчас заставить её сорваться и побежать в коридор. К нему. Но ничего не происходило. Разве что Эдгари, внимательно наблюдавшая за младшей госпожой, начинала нервничать. Иенн капризничала, злясь на невнимательность мамы. Увидев это, Мэв оставила дочь разучивать с няней мудрёную игру, отдалённо похожую на нордские ладушки, и снова вернулась к себе.

Неустанно грызя палец, Мэв походила по комнате, пока не обессилела и не рухнула на кровать. И тут же нервное напряжение взяло своё — и девушка заснула.

* * *

Проснувшись в темноте и вздрогнув, Мэв попыталась рывком подняться, но тут же поняла, что её что-то удерживает. Нащупав на талии руку мужа, девушка вздохнула с облегчением и расслабилась, ощутив спиной тепло его тела.

— Больше не ложись на постель в обуви, — несколько устало велел Далемар, но голос прозвучал нормально.

Двинув ногами, Мэв удостоверилась, что он снял её туфли. А она и не проснулась!

— Больше не буду, — пообещала девушка, смотря на раскрытую дверь на балкон. Судя по всему, было уже около полуночи. — Я пропустила ужин, — обречённо выдохнула она, понимая, что опять нарушила альтмерский распорядок. Ненависти у Эльвени от этого не убавится… если, конечно, альтмерка ещё жива.

— Голодна?

— Нет, просто…

— Тогда спешу тебя уверить, что ничего интересного там не произошло, — сказал Далемар, отстраняясь и ложась на спину.

Руку с талии он тоже убрал. Мэв тут же развернулась к мужу, жалея, что звёзды и безлунная ночь не дают достаточно света, чтобы увидеть его лицо. Прижавшись щекой к подушке, где только что лежала его голова, девушка ощутила помимо тепла влагу.

«Что это? Слёзы? Неужели предательство матери так ранило его?»

Не удержавшись, Мэв протянула руку и нащупала его шею, но, проведя пальцами по гладкому лицу, поняла, что оно сухое. Положив ладонь поверх её, муж сдвинул кисть в сторону, и девушка ощутила всё ещё влажные волосы.

— Девочка моя, я же не сентиментальная девица, — насмешливо заметил Далемар, отгадав ход её мыслей. — Официально ничего не произошло. Матушка обратно нацепила маску благородной матроны.

— А как нам теперь с ней…

— Как обычно. Только учитывай, что она тебе не добрый друг. Если ещё раз повторится подобное, ты должна мне сразу сообщить.

— Хорошо.

Подавшись к мужу, девушка вдохнула запах мыла, похожий на смесь свежескошенной травы и хвои, — её любимый запах, напоминающий о воле. Интересно, знал ли он это?

— Я бы хотела уехать отсюда с тобой и Иенн, — прошептала она, прижимаясь к нему всем телом, но ощутила лишь полную безучастность. — Но ты откажешься.

— Я бы тоже хотел уехать, — признался Далемар. — Но вынужден остаться.

Вынужден? Только одна сила в этом мире могла заставить его поступать вопреки своим желаниям. Но озвучивать это слово вслух Мэв не хотела.

— Ну и пусть! — импульсивно произнесла она.

А ведь в душе Мэв всегда знала, что шло к Далемару невидимым и тёмным довеском. Найдя в темноте его руку, девушка сжала её, но на сей раз её кожа оказалась куда теплее, чем его. Подняв кисть мужа и прижав к груди, она потянулась ко второй, но та была тёплой. Это показалось странным.

— Что с тобой?

— Психанул, — ответил Далемар спокойно. — Завтра надо будет с утра кое-что купить в алхимической лавке, а то и правда прибью этого придурковатого виршеплёта.

— Может, повременишь с этим визитом?

— Нет. Во-первых, я уже изъявил желание перед Мурсиоро и его курицей. А во-вторых, если этот тупой засранец натворит что-то, когда я в городе, это отразится на мне самым не лучшим образом. Репутацию нужно постоянно поддерживать, чтобы она работала, моя девочка.

Возразить Мэв не посмела. Сегодня она воочию убедилась, как опасно показывать слабость даже в окружении его семьи.

— Наверное, кузен зол на тебя за то, что ты приказал отрезать ему пальцы, — предположила Мэв, потирая его руку и тщетно пытаясь вернуть в кисть нормальный кровоток.

— Я не приказывал, — сухо ответил Далемар и добавил уже с раздражением: — Этот придурок сначала поносил меня, всячески описывая историю с Рианами в стишках, потом хулил мою кличку и то немногое, что узнавал про службу. Но когда на пыточном столе ему начали отрезать пальцы за то, что он поносил ещё и идеологию Альдмерского Доминиона и видных его деятелей, петухом закукарекал, что он мой любимый брат. Тогда ему повезло, я по делу был в Бравиле и ответ от меня подоспел раньше, чем раны, сырость и холод столичного каземата добили его цыплячье здоровье. Думал — угомонится. Или что остальные «саммерсетцы» сочтут его шпионом, после того как он так легко отделался, и не будут иметь с ним дело. Но каких-то семь лет — и милейший кузен взялся за старое под новым псевдонимом. И знаешь, что самое смешное?

— А есть что-то смешное?

— Хотя бы то, что, не удержавшись, Лестеро посвятил мне стих в новой брошюрке. Один из первых даже. А помнишь, что я говорил тебе про тех, кто питает ненависть ко мне конкретно? Я их истребил почти подчистую. Так дурака и вычислили — только один стихоплёт мог затронуть меня лично.

— А если его всё-таки схватят, тебе придётся же…

— Не схватят, если заткнётся и будет дальше писать о цветочках да паршивые любовные вирши. Всё, что надо, из него уже выжали.

Выжали? Значит, его схватили ещё раз? Но почему же тогда Мурсиоро так удивился? Нет, здесь было что-то иное. Она ведь тоже служила, и им случалось хватать вражеских языков. Это казалось грубым, ведь методы Братьев Бури не шли ни в какое сравнение с теми ухищрениями, которые использовал Талмор или уничтоженные Клинки, но всё же опыта у Мэв хватило, чтобы понять, что…

— Через него вышли на остальных смутьянов? — предположила она.

— Удивляюсь я тебе, моя девочка. Когда надо, ты двух кусочков мозаики сложить не можешь, а когда не надо, сплетаешь целые узоры, — задумчиво протянул Далемар. — Да. Но столичные ребята что-то напортачили, так что верёвочка оборвалась. По сути, сейчас с братцем никто и дело иметь не захочет, так как все сведущие всё поняли. Ему по-хорошему следует заткнуться и посидеть в подвале ещё лет семь, а не злить обе стороны.

— Обе? Впрочем, неудивительно, если…

— Мэв, прекращай развивать эту тему, иначе додумаешься до опасных вещей, — оборвал Далемар.

— А то, что ты мне сказал, не опасно?

— Только для меня, если проболтаешься, — признался муж. — Но переходить грань, когда это станет опасно для системы, не стоит. Для нашего общего блага.

— Я не проболтаюсь, — прошептала девушка, целуя его в щёку и отмечая, что та тоже была холодна.

Если из-за того, что он мылся, тогда почему он лежал поверх покрывала, словно не чувствуя настолько ненавистного ему холода?

— Я в это верю. — Далемар слегка сжал её пальцы той рукой, что казалась холоднее остального тела, но его слова подарили девушке настоящее тепло.

— Думаешь, сможешь заставить его завязать? — спросила она, уходя от опасной темы.

— Выбираю между двумя вариантами, — признался Далемар, и Мэв поняла, что тема, касающаяся его собственных рисков, для неё дозволена. — Можно надавить на чувство вины, довести дурака до самоубийства и закрыть вопрос окончательно или ударить по болезненной привязанности и решить всё лишь на время.

— Думаю, дядюшка Мурсиоро поймёт, если ты выберешь первое.

— Да, — без колебаний согласился муж. — Дядюшка, конечно, раздражающе слабоволен, но не дурак. А наживать новых врагов на пустом месте — глупо.

Новых… Значит, она не ошиблась — и Эльвени он теперь воспринимал именно так? А ведь это её вина! Подняв его руку к губам, Мэв поцеловала мужа в ладонь и прижала её к щеке.

— Я понимаю, что просить прощения за это так… мелко.

— За что?

— За то, что не понравилась твоей матери.

— Это не от тебя зависело, — твёрдо уверил Далемар.

Мэв вновь захотелось увидеть его лицо, но она поняла, что если бы он хотел этого, то наверняка разжёг бы около кровати пару свечей.

— Нет, от меня, — понуро возразила девушка, понимая, что, сознавшись, возможно, сможет что-то исправить или хотя бы сделать рану в душе мужа, нанесённую тем предательством, не такой глубокой. — Надо было не нарушать распорядок и выйти к завтраку. Почему ты не разбудил меня утром?

— Хотел кое-что проверить, — загадочно произнёс Далемар.

— Проверил?

— Да, — признался он. — К тому же пропущенный завтрак — это не то, ради чего стоило затевать то, что задумала матушка.

— Я нагрубила ей, — горестно призналась Мэв.

Замолчав, она обречённо ожидала неприятного вопроса, но его не последовало. Тогда девушка заговорила сама:

— Утром твоя мама показывала мне дом, в том числе комнату напротив детской, и сказала, что приготовила её для меня… Ведь таков альтмерский обычай. Да к тому же у тебя свой распорядок дня… А ещё тебе нужен отдых, чтобы… восстановить подорванное здоровье.

— Лицемерная сука, — едва слышно прошипел Далемар.

— Нет! Любимый, твоя мама ещё вчера спрашивала у меня про твоё здоровье.

— Не сомневаюсь, — уверил муж уже громче.

— Я сказала, что спать вместе — это твоя воля, а она стала утверждать, что я должна думать о твоём благополучии… а уже потом о желаниях и… собственном удовольствии. Я разозлилась, и мы поспорили. И когда Эльвени сказала, что, как мать, знает тебя куда лучше, я возразила и сказала, что она знала тебя другим… А потом ушла и переплела Иенн на свой лад. Хотя твоя мать хотела начать приучать девочку к принятым в столице причёскам. Но я не назло то сделала, не думай. Просто твоя мама очень туго затянула Иенн косички и…

— Мэв, мать ещё вчера сразу после ужина послала служанку с запиской к Каранье, — сухо оборвал Далемар.

— И что из этого? — не поняла Мэв.

— А то, что тётушку мать на дух не переносит и призывает лишь тогда, когда хочет использовать её болтливость в своих целях. Извечная практика, и я знал про неё. Едва дядюшка Мурсиоро упомянул о том, что Эльвени опять позвала Каранью, я понял, что мамаша решила не откладывать дело в долгий ящик и избавиться от тебя как можно раньше.

— Но что я могла сказать вчера? Ведь мы только и говорили, что о тебе и твоём здоровье… Я не говорила, что была служанкой! Только сказала, что полукровка… Может, мне не стоило? А может, у меня на лбу написано, что я не достойна тебя?

— Написано, но совсем другое: ты по-настоящему молодая, красивая и вполне в моём, как они считают, варварском вкусе, — произнёс Далемар с некоторым отрешением. — А матушка привыкла оставаться единственной, неповторимой и никогда не терпела соперничества. Оттого у неё никогда не водилось ни единой подруги и приходилось использовать ненавистную ей Каранью.

— Но я не претендовала ни на что! — отчаянно заверила Мэв.

— Тебе принадлежит то, что мать почитает своим по праву. Думаешь, ты первая невестка, столкнувшаяся с ревностью свекрови?

Ревность? Это была не менее опасная тема, чем система. А ещё и грязная, словно прикосновение к Стэну. Далемар оказался прав: собирать эту мозаику девушка не желала.

Тряхнув головой, Мэв отстранилась от мужа. Сев на край кровати и отпустив его кисть, девушка обхватила плечи руками.

— В саду они сказали, почему поступают так. Не думай, я не хотела их подслушивать. Просто я спустилась за гребнем, который забыла там, когда переплетала Иенн. А они спустились… и я услышала почти всё. Знаешь, помимо того, что они сочли меня недостойной развратницей из-за того, что Иенн упомянула, как боялась… нордика. Сказали, что я сама повисла на тебе из-за богатства твоего отца. Они даже замену мне присмотрели — некую Оливин — чистокровную альтмерку. Она тоже маг, учится в Коллегии. Грациозна, умна…

— Меня не сильно привлекают высокие эльфийки, — оборвал Далемар.

Вздрогнув, девушка повернулась, жалея, что даже с привыкшими к темноте глазами видела разве что его силуэт на кровати.

— Правда?

— Абсолютная. В юности как переклинило, знаешь? — На миг его тон зазвучал не так сухо и отстранённо. — Даже знаю когда и почему, но не хочу говорить об этом. Тем более сегодня. Просто с определённых пор меня стали привлекать девушки диаметрально противоположные представлению об идеале высокой эльфийской красоты, и, когда это стало очевидным, семья не одобрила.

Прикусив губу, Мэв поняла, что не стоит спрашивать мужа о том, что случилось с ним в юности. Она даже не знала, как отнестись к его признанию, что ему не сильно нравятся альтмерки, а такие как она… Это открытие было горьким, ведь…

— Знаешь, — протянула девушка с опаской, — они несколько раз говорили, что я очень похожа на Риэлию… И в глаза в гостиной, и позже в саду. Вроде бы из-за этого ты и женился на мне. Каранья так и вовсе сказала, что это для тебя что-то вроде искупления.

— Но ведь ты поняла, что это чушь? — сурово спросил Далемар, стараясь не дать тону голоса уйти в сухость. Мэв отчётливо различила эти усилия. — Внешний типаж у тебя с имперочкой немного схож, спорить не стану, но про наполнение я уже тебе говорил, и повторяться не стану.

— Я поняла, — ответила девушка, но Далемар замолк. А вот Мэв смолчать не смогла. — Ещё они сказали, что твой отец думает, будто ты женился на мне, чтобы показать общине и имперцам, что не придерживаешься более радикальных алинорских взглядов.

— Ну отец не дурак, к слову. Правда, как и ты, склонен к самообману в вещах, которые не хочет признавать. Так вот, твоя раса — это преимущество для отставного служителя Талмора в окружении бывших врагов людей. Но это лишь плюс, а не причина. Хочешь, я назову тебе ещё одну причину, которая для меня гораздо более значима, чем этот меркантильный интерес?

Тон, каким муж задал ей этот вопрос, звучал официально, и Мэв понимала, что таким же будет и ответ. Но ведь она сама задала этот вопрос.

— Хочу, — прошептала она.

— Кто бы сомневался. Хорошо. Просто представь мою жизнь с такой пустоголовой дурой, как тётушка Каранья. Сколько бы я вытерпел перед тем, как придушить дорогую жену или вынести ей зубы? Поверь, недолго. Поэтому никогда бы и не пошёл на такой шаг. А про умудрённых опытом и дипломатичных женщин я тебе говорил: жить бы я с такой, конечно, смог, но при первом же моём… приступе дурного настроения жёнушка бы сама сбежала от меня. Если бы успела, конечно. А необходимость носить маску просто для того, чтобы иметь рядом с собой чуждое существо со своей маской, утомительно и не стоит потраченных сил. Хочешь, потешу твоё самолюбие? Если бы не ты, я бы не женился никогда. Ни ради искупления, ни ради доказательства отсутствия или присутствия любых взглядов.

Открыв рот, Мэв повернулась к Далемару. Как ей хотелось бы сейчас видеть его.

— Удивишься, но ты единственная баба, которую я готов терпеть рядом с собой не только на время секса. Правда, особо не гордись, иначе я разозлюсь и перечислю подробнее причины этого феномена, а там ничего романтического нет. По крайней мере, с моей точки зрения.

Баба… Он опять сходил на грубость и бескомпромиссную прямоту. Подобное злило. Но с другой стороны, девушке захотелось пожалеть его и проявить ласку. Но Мэв знала, что любой нежный порыв будет отвергнут, ведь сейчас Далемар пребывал не в том настроении и явно уставал… притворяться. Именно поэтому и не оставил свечей, чтобы иметь возможность не поддерживать выражение лица.

— Разозлилась за «бабу»?

— Нет, — быстро возразила Мэв. — Я понимаю.

— Ещё один неоспоримый плюс — ты быстро учишься. А с тех пор, как перестала целенаправленно бесить меня, стала, наоборот, даже… успокаивать. А это то, что мне нужно. И ты почти всегда знаешь, чего я хочу. В меру наивна, чтобы терпеть мои недостатки, и видишь достоинства там, где их нет, — чем не идеальная партия?

— Какие недостатки? — искренне спросила девушка. — Ты идеален.

— Идеален, говоришь? Завтра спроси у Караньи, согласилась бы она поменяться с тобой мужьями, и увидишь, как после наших семейных посиделок изменилось её мнение. А она ведь при этом дура дурой.

— Завтра? — охнула Мэв, понимая, что не готова ко встрече со сплетницей-тётушкой.

— Да, будешь рядом, или, опасаюсь, когда кузен Лестеро откроет грязный рот, я либо прибегну к первому варианту, либо вовсе сорвусь при всех и спущу всё дело в слив городской канализации, — признался муж. — К тому же нельзя тебе всё время сидеть в четырёх стенах с сукой-матушкой под боком.

— А Иенн можно взять?

— Не надо. Кузен, увидев меня, начнёт орать и закатывать истерику, это напугает её.

— Я буду чувствовать себя без дочери не по себе.

— Девочка под надёжным присмотром, — заверил муж. — И не бойся, бабуля ко внучке рук больше не потянет. Сегодня за ужином мы втроём обсудили это и сошлись на том, что предприимчивость матушки в отношении тебя и внучки следует временно ограничить.

— Значит, твой отец всё знает, — обречённо выдохнула Мэв.

— Не всё. Но некоторую информацию я ему открыл, потому как Мурсиоро вскоре при отце сболтнёт лишнего, а Лариникано уязвляет, когда что-то происходит под этой крышей без его хозяйского ведома.

— Ты поэтому меня не позвал? Чтобы не злить их?

— Отчасти, — признал муж. — Понимаешь, сейчас мне остаётся либо прикончить мамашу, либо заключить с ней договор. А тут как с Лестеро: если она внезапно сдохнет, все подумают на меня. Так что придётся подключать чёртову дипломатию. По крайней мере, первое время. А там посмотрим.

Посмотрим? Тон его всё более и более из сухости переходил в пустоту, и Мэв поняла, что муж устал и, верно, хочет просто помолчать. Может быть, в чём-то его мать права — и мужу необходим отдых даже от неё. Он говорил, что выставит её за дверь, но всё же… был к ней мягок. Даже сейчас.

Поднявшись с постели, Мэв шагнула вперёд и тут же ойкнула, наступив на поставленные аккуратно туфли. Тут же стало светлее, и, искоса посмотрев, она увидела, что он прибегнул к магии, которой развлекал Иенн в дороге, создавая шарики света. Повиснув у потолка по центру комнаты, шар заливал комнату неестественно белым светом, напоминая уже не светлячка, а маленькое небесное светило.

— Спасибо, — тепло поблагодарила Мэв за столь своевременный знак заботы.

Она не поворачивалась, понимая, что, скорее всего, муж не хочет, чтобы она смотрела на него, принуждая надевать бесстрастную маску.

Отойдя за ширму, Мэв сняла платье и, не без удовольствия омыв себя прохладной водой, сменила сорочку. Девушка склонилась, чтобы убрать ношеные вещи в тот отсек комода, где стояла корзина для грязного белья, но замерла, увидев там одеяние, что было на муже днём. Магический свет всё ещё был ярок, и Мэв без труда различила на белом рукаве рубахи пятна крови.

Ладонь скользнула к горлу, и девушка поблагодарила ширму за то, что Далемар не мог видеть этот знак слабости. Чья это кровь? Эльвени? Быть может, тогда муж всё-таки обманул её и проучил мамашу, припомнив таланты дознавателя? Нет! Не может быть! В таком бы случае муж не строил планы на завтра. Или это его кровь? Но носовые кровотечения у Далемара прекратились сразу же, как он получил доступ к зеркалу в первой таверне. Сразу Мэв и не заметила перемены, но позже, в дороге, Далемар упомянул это мимоходом, когда девушка заметила, что его профиль стал привычным.

Ей необходимо сейчас закрыть чёртову дверцу, знала Мэв, но капли крови на рукаве манили её, словно блуждающие огоньки из страшных сказок. Словно он сам!

Склонившись, она потянула руку к рубашке, укрытой тканью камзола, и уже успела коснуться ткани, как тень накрыла её.

— И чего такого интересного ты нашла в грязном белье?

Вздрогнув, девушка отдёрнула руку.

— Там кровь…

— Порезался, когда брился.

— Конечно, — произнесла Мэв, виновато опуская голову.

— Если переживаешь за мою мамашу, можешь сходить проверить, — с нотками злобы произнёс Далемар. — Не думаю, что она закрывает дверь на ночь.

— Не надо злиться, любимый, — попросила девушка тихо, не поднимая взгляда.

— А ты не лезь туда, куда я прошу тебя не лезть!

— Я не лезу.

— Лезешь! — рыкнул он. — Требуешь от меня того, что я не могу тебе дать!

— Я лишь прошу тебя успокоиться, — произнесла Мэв, не решаясь двинуться и понимая, что он сейчас, скорее всего, напоминал взбешённого пса, которому для атаки было достаточно взгляда случайного прохожего. — Ничего не произошло. Хочешь, я выйду?

— Да!

Не поднимая головы, девушка пошла к двери.

— Нет, не туда! — буквально рыкнул Далемар. — Вернись в постель.

Это был приказ, но Мэв исполнила то, что он просил, внезапно вспомнив, что он подразумевал под дурным настроением — необоснованные вспышки гнева. Как такие, какие у него были на острове. Шрам на боку заныл, напомнив, что в таком состоянии даже спать с Далемаром в одной комнате опасно. И всё же она не могла от него уйти.

Убрав покрывало с кровати, Мэв залезла под одеяло взглянула в сторону ширмы, где всё ещё стоял муж, в кальсонах и рубахе, опять обдумывая что-то. Подняв руку, он заставил свет погаснуть. Повернувшись на бок, Мэв положила ладони под голову. Хорошо бы сейчас заснуть, но оказалось, что своё девушка уже «отоспала». Мэв лежала неподвижно, пока не услышала, как аромат роз перебил запах горелой ткани.

Вернулся Далемар не скоро. Не раздеваясь, лёг на противоположную часть кровати, словно ожидая чего-то. И как Мэв ни пыталась убедить себя, что больше не боится мужа, в эту ночь более не сомкнула глаз.