Синий маяк (гет)

Когда Хорпа уходит, нам остаётся только переглянуться и подняться по тёмной лестнице. Коридор наверху и того темнее, но дверей там хватает.

— Которую выберем? — спрашивает Эй, покрутив головой.

— Всё равно, — бросаю я устало, — лишь бы ночью не слопали.

— Когда хозяйка — древний ящер, об этом поздно тревожиться, не находишь?

— Боишься драконов?

— А ты нет?

Без света Эй ориентируется увереннее, чем я. Она уже добежала до конца коридора и стоит там, нетерпеливо дёргая дверную ручку.

— Давай эту! Чтобы с видом на океан.

С видом, так с видом. Я ощупью нахожу замочную скважину и поворачиваю ключ. Переступаю порог, бросаю мешок в угол и зажигаю Пером лампы. Свет холодный и неуютный, а так терпимо. Не королевский замок, но бельё на постели чистое. Вода в кувшине, дрова в камине — всё на местах. Я отворяю окно, чтобы разогнать застоялый воздух. Небо черно, и океан черен, и солёный ветер начинает рвать хрупкое от времени кружево занавесок. Эйка обнимает меня за пояс и отстёгивает меч.

— Ты как? Сказал бы что-нибудь!

Я не отвожу взгляд, но не понимаю, как я. Даже не понимаю, что я.

Старушка могла двинуться умом в одиночестве и насочинять небылиц. Или я мог неверно её понять. Тем более что она в одном смысле не говорит. Самое малое — в двух смыслах. Но меня не покидает ощущение, что непостижимым образом всё так и есть. И все это знали, только боялись произнести. А скорее всего, сами не понимали. И просто боялись. Наверное, я себя накручиваю, но теперь мне чудится, что я уже был близок к перевоплощению, когда впервые разделся перед Эйкой. И когда устроил кровавый пир в голубых скалах. И ещё пару раз...

Предсказать такой момент невозможно, нельзя угадать, что привлечёт дракона. Видимо, кровь, страсть, экзотика, что и было понятно по виду острова. Очаровательные мы существа! Как и все, говоря словами нашей хозяйки. Но с возможностями. Учиться тут бесполезно, это должно прийти, начаться... А там уже как договоришься с драконом.

— Мы вернулись к тому, с чего начали. Остров круглый — кто бы мог подумать!

Мне стоит труда не рассмеяться. Ведь, в самом деле, смешно. Нет?

— Я не про север и юг, ты же понимаешь, — шепчет Эй, заправляя волосы мне за ухо. — Опять перемазался! Иди сюда…

Облизнув палец, она притягивает поближе мою голову. Пытается оттереть что-то и сетует:

— Мёд — противно! Вот какие вы после этого драконы? Разве вам не положено глотать людей живьём и опустошать города?

— Одно другому не мешает, — вздыхаю я, послушно подставляя ей лоб, — извини, не хотел вводить тебя в заблуждение. Он невозможно хитрый, этот дракон.

— Так ты рад или не рад? — Эйка хмурится, а я дую на её брови, чтобы не хмурилась.

— Я пока не понял, но, думаю, ты была права.

— Не пугай так! — обмирает Эй. — Когда вдруг я была права?

— Когда говорила, что не стоит дразнить тьму.

Я поглаживаю пальцем тонкие клыки — они у Эйки то и дело чешутся, а так ей полегче. Эй ненадолго затихает, но когда поднимает глаза, они отражают собравшееся над океаном ненастье.

— Драконы — не тьма. Просто в них заключена вся магия.

Да уж, проще не бывает! Я обнимаю её и легонько целую волосы, пахнущие близкой грозой. Эй цепляется за мои плечи и запрокидывает лицо, словно подставляя его по дождь. Я скольжу дыханием по тонкой шее и перебираю губами ракушки в бусах. Как же не хочется её отпускать! А надо, надо. Это становится опасным. И с каждым днём всё опаснее.

— Почему ты решила, что мне хочется говорить о драконах?

Эйка поводит плечом:

— Тебе всегда хотелось.

Молодец, припомнила!

— А ещё я хочу знать, к чему готовиться, — невинно улыбается Эй, — шкурный, так сказать, интерес.

Справедливое замечание, но чем я могу помочь? Я бы предпочёл никогда не открывать белую дверь под нечитаемой надписью.

— По-твоему, превращение неизбежно? — я присаживаюсь на подоконник и в упор смотрю на Эй.

— Я бы не поручилась, что этого не случится, — осторожно отвечает она.

— Но почему? Ведь до сих пор всё было нормально!

Не люблю, когда меня лишают выбора. И не люблю обжигающий стук на месте сердца. Из этого жара рождается древняя крылатая магия, я теперь понимаю. А если преображение пойдёт не так, если это больно или опасно? Что я стану делать в таком виде и зачем это мне?

— Уже давно никто не становился драконом. Вот и Хорпа не становится, — я сердито верчу в руках подарок нашей хозяйки.

Как назло, за стенами ночь и буря. Мне неприятны сумрачная неотвратимость волн, низкое тяжёлое небо и запах неминуемой грозы. Но я не в силах что-либо изменить. Или в силах?

— Это лишь способность, которую не обязательно развивать, — уговариваю я Эйку. И себя заодно.

— Вроде способности убивать, — мило поддакивает Эй, — не обязательно заниматься этим каждый день. Но всякий убьёт, когда потребуется.

Меня всегда обескураживал ход её мысли, но в данный момент нет настроения спорить.

— Именно, — занавеска надувается под порывом ветра, как парус, и я перехватываю её рукой, — ты всё правильно поняла. Надеюсь, мы стали ближе.

Она ласково гладит меня по щеке:

— Скажешь тоже… У меня куда больше общего с людьми! В сравнении с тобой, я не более чем оклик. Эй ― и только.

— И что в том плохого? — я разглядываю её сквозь кисею шторы.

Эйка указывает на кораблик в моей руке:

— Ну а если я просто фигурка для войны? Вроде него.

Я с усмешкой ставлю игрушку на подоконник, притягиваю к себе Эй и начинаю заматывать её в занавеску.

— Не хочу быть драконом.

— Не будь, — разрешает Эйка. — С чего ты поверил какой-то бабке?

От возмущения я выпускаю её из рук.

— Это же ты сразу с ней спелась!

— Тем более, — Эй связана по рукам, но пробует укусить меня за нос, — я не лучшая рекомендация. Даже наоборот. Дракон всё сам решает, так мне кажется.

— Значит, он решил.

Я больше не хочу это обсуждать. Я разворачиваю игрушечное судёнышко к океану и любуюсь тонкой работой неизвестного мастера. Если глядеть с определённой точки, кажется, что кораблик летит к горизонту.

— Тогда не сиди на сквозняке! — ворчит Эйка, выпутываясь из кружевного кокона. — Продует тебя, а нам завтра в путь.

Я пальцем подталкиваю к ней фигурку с острыми мачтами.

— Вот как? И куда мы отправимся?

— Детёныш! — поддразнивает Эйка, наблюдая за моей забавой. — Куда скажешь, туда и отправимся. Только поспим сначала. И помыться хорошо бы, — прибавляет она, лениво распуская волосы, — не позволю никаким блохам пить из тебя кровь.

Хозяйки нигде не видно, и фонтанчика с водопадом тут нет. Но в конце коридора имеется незапертая дверь. Пресная вода бежит из мелких отверстий на потолке и утекает в океан через обшарпанную чашу и с намалёванным на дне крылатым змеем.

— И что они их везде рисуют? — сокрушаюсь я, когда мы с Эйкой стоим, обнявшись, под чуть тёплыми струями.

— Тоска по былому величию, — скалится Эйка, — закрой глаза, если не хочешь смотреть. А то ты весь, как струна.

Я впервые слышу про струны, но знаю, что это. Так что закрывать глаза бессмысленно. Разве что головой о косяк стукнуться — отдохнуть. Надо будет спокойно поговорить с Хорпой. Она женщина с причудами, но не злая. Может, растолкует подробнее про драконов? Или даст пару советов по обращению с Пером. Я мечтал найти кого-нибудь, кто бы понимал в этом. Так, может, всё к лучшему?

Купание, усталость и Эйка делают своё дело, и хищная магия ненадолго прекращает терзать мой разум. Пока мы брызгаемся водой и зажимаем друг другу рты, чтобы не тревожить хохотом почтенную хозяйку, и пробираемся в простынях через коридор, мне кажется, что сумрак расступается. Хотя на деле снаружи беспросветная ночь, и стёкла звенят от ветра. Но в постели меня опять накрывает груз неведомого. В жизни никого так не боялся, как себя.

— Разрази гром всех драконов! — негодует Эйка. — Ты шутишь, что ли? И так жизнь не соль, так хоть последней радости не лишай!

— Именно, что последней, — отвечаю я, стиснув зубы, — чую, зря мы глупостями занимаемся. Тебе нельзя быть так близко.

Никому нельзя. Мне надо поселиться на голом острове. Чтобы заскучать там, насочинять тварей и затеять игру с самим собой.

— Я должна теперь за стенкой ночевать?! — возмущается Эйка, ущипнув меня, где побольнее.

— Уверена, что стенка выдержит? Тут все перемычки деревянные…

Эй садится, сердито рассыпая по мне мокрые волосы.

— Что тебя так прихватило? Превратишься, так превратишься! Переживёшь как-нибудь.

И опять ручкой тянется. Попробуй прогони!

— Неразумное ты существо. Кто сказал, что я останусь собой? А если я застряну в том облике?

Эйка опять укладывается, но хитро обвивает хвостом мои ноги — чтобы не удрал.

— А какой он будет длины? — спрашивает она с весёлым любопытством. — Я имею в виду, весь дракон.

Вот можно с ней говорить о серьёзных вещах?

— Они разные на картинках, — припоминаю я без особой охоты, — но точно не маленькие. Одним словом, не прокормишь.

Не хочу думать, чем они питаются.

— Да полно тебе! — насмехается Эйка. — Может, они собирают пыльцу и нектар. Как бабочки.

— У нас даже бабочки такого не едят, — ворчу я в ответ, — хватит издеваться, не буди во мне зверя!

Я снова пытаюсь выпутаться из её хвоста и волос, и вообще как-нибудь выпутаться.

— О чём тут переживать? — не слишком пугается Эйка. — Барашков они, наверное, ловят. Найдём островок с барашками. Буду там любоваться бабочками и чесать тебя за ушком. Приноровимся как-нибудь!

— Ты до одного пера не можешь дотронуться.

У меня прямо кожа зудит — будто эти перья сейчас полезут все разом! Будто нас сейчас не двое, а трое, и этот третий всё время за спиной. Чушь — за спиной, как всегда, Эйка. От неё отворачивайся — не отворачивайся. Ну что мне, встать и уйти в закат? Тут её бросить, с другим драконом?

— Ты всё равно до себя дотронуться не даёшь! — шипит она мне в ухо. — Так какая разница?

— Поймёшь, когда увидишь, — мрачно предрекаю я, — я бы тебя прогнал, если бы было, куда. Мало люблю, наверное.

— Для дракона, так даже слишком, — Эйка трётся носом о метки своих клыков, потом проводит по ним языком и поднимает голову, вполне довольная результатом.

Я молчу, так как препираться с ней без толку, и Эйка перелезает через меня, чтобы снова очутиться лицом к лицу.

— Если уйду, разве дракон не проснётся? — спрашивает она, сузив глаза. — И куда ты меня прогонишь, когда у нас Связь? Я же начну с тоски чахнуть и людей кушать!

— Это такой шантаж? — тихо удивляюсь я. — Ведь для тебя же стараюсь! Ну, давай вместе придумаем… Что-нибудь.

Я не уверен, что она пытается думать. Она прикрывает глаза и блуждает пальцами по моей коже, безошибочно находя старые и свежие шрамы.

— Это не шантаж, — качает она головой, — это и есть расплата. Теперь твоя очередь сдерживаться, вот и терпи. Я к тебе насмерть присосалась. Спалишь, так спалишь.

— Да разве можно так жить?

Эй улыбается с закрытыми глазами.

— По-другому вообще не жизнь.

— Что бы ты понимала в жизни, — не могу я смолчать.

— Что бы ты в смерти понимал. Считаешь, я её боюсь? Или боли? — подначивает Эй.

— Я, по-твоему, смерть и боль?

— Ты — всё, — произносит она мне в губы, — но я предпочла бы любовь и ласку.

Сдержать. Дракона. Навряд ли оно возможно. Но если я для кого и сделаю это, то для Эйки. Она же шла за мной под палящим солнцем. Шаг навстречу, я помню.

— Ну, ты ведь можешь! Раньше ведь получалось, — подбадривает Эй.

— Это глупая игра. И опасная.

Но Эйка целует меня с головы до ног, и, видимо, мне не попасть к драконам. У них должна быть воля или что-то похожее. А у меня нет. Я перестаю дышать от её прикосновений. И перестаю бояться — даже чёрной бури, которая с такой яростью набрасывается на дом, что вот-вот уволочёт в бездну.

— Это не игра, это и есть наш остров. Не зря же мы превращаемся в людей, — шепчет Эйка мне на ухо. — Тебе что Хорпа сказала?

Она не это сказала. Но я понимаю, что надо решать сейчас. Потом будет поздно. Я ужасно боюсь навредить Эй. И боюсь, что это слишком мало от меня зависит. Эйка молчит, чуть склонив голову к плечу. То ли слушает ливень, то ли ловит удары моего сердца, которое колотится чаще дождевых капель.

— Что ты так смотришь? — не выдерживаю я.

— Считаю твои веснушки. Не мешай, — заявляет она с самым суровым видом, — зимой их было вдвое меньше.

— А уж летом что будет, собьёшься со счёта!

Попался, да. Ну, я ей давно попался.

— Значит, буду этим всё лето заниматься, — облизывается Эй.

Мне опять кажется, что я ступаю по тонкому льду, а подо льдом страшная гибель. Но в действительности я только протягиваю руку и откидываю волосы от её лица.

— Я говорил, что люблю тебя?

— Ты говорил, только я не верила. Думала, дело в Связи.

— А нет?

— А да?

Я целую её губы. Осторожно, как в первый раз. В первый раз было неосторожно, ну и ладно.

— Что бы это значило? — тихо улыбается Эй.

— Это значит, что я иду к тебе.

Я всё ещё иду к ней. Возможно, когда-нибудь доберусь.

— Что станешь со мной делать, если дойдёшь? — настораживается Эйка.

— Что скажешь, то и сделаю.

В итоге мы, конечно, сговариваемся. Потихоньку — чтобы не будить дракона. Возможно, со временем я научусь его понимать.

Эй засыпает под утро — по старой привычке. А я лежу без сна, глядя, как небо за окном яснеет до пронзительной предрассветной синевы. От ночной бури нет и следа. Океан будто замер, но даль окутана тенью. Прежде я в это время маяк гасил, а сейчас не найду, куда себя деть. Едва начинает светать, я выбираюсь из постели, натягиваю штаны и озираюсь в поисках Пера. Эйку лучше не будить до обеда, она у меня ночная. Пройдусь по берегу или поищу Хорпу — вдруг хозяйка тоже рано встаёт? Мне не терпится спросить, есть ли способ быть не таким жутким.

Я забираю Перо с подоконника, кручу в пальцах игрушечный кораблик и с усмешкой гляжу на океан. Да, Хорпа уже проснулась. Гуляет с утра по краю причала. Или не гуляет. Сегодня она не в сером, а в чёрном, и её грузную фигуру с распущенными волосами хорошо видно из окон.

— Эй! — окликаю я с тревогой. — Поди сюда, я прошу.

Эйка недовольно возится на постели, но всё же встаёт, сонно натягивая мою рубашку.

— Это же рань какая! — бурчит она. — Никак корабли вернулись?

— Думаешь, это нормально, что она там бродит? — спрашиваю я с сомнением. — Не свалилась бы в воду.

— О! — Эйка застывает, глянув в окно. — Всё, спятила бабушка. Топиться будет с первым лучом. Ну-ка посторонись!

— Ты полегче, там какая-то магия растянута, — предупреждаю я.

— Не убьёт же меня, — ухмыляется она, отворив раму. — Сейчас догоню. Чайник поставь пока.

Но Хорпа, что-то почувствовав, делает шаг в воду. Эйка соскакивает с подоконника, а я несусь к лестнице. Пока я пересекаю задний дворик, в голове мелькают разные мысли, но ни одной дельной. На причал не пробиться. Я спотыкаюсь о серебристую цепь — тонкую, как волос, и прочную, как неизбежность. Дальше нельзя. Хотя у меня и кораблик есть — вот, нечаянно с собой уволок!

Кораблик приходится бросить и вспомнить про Перо. Но и Перо бессильно. Я черчу заклинание, как перед гротом Костлявой Рыбы, но здесь оно что капля в океане. Хорпа не обманула — мне с её чарами не сладить. И Эйке не сладить. Я вижу, как они обе барахтаются в воде, и в глубине души понимаю, что всё без толку.

А здравый смысл подсказывает, что я напрочь мозги свихнул со всякой магией. Плаваю я лучше, чем летаю или колдую. Поэтому я оставляю в покое цепь и по песку забегаю в длинную ледяную волну. Холод поначалу не ощущается, лишь ближе к концу причала начинает сводить ноги. Эйка и Хорпа всё ещё там. Я успеваю заметить, как они скрываются в воде, а потом Эй взлетает с горестным воплем.

Хорпу больше не видно, и я ныряю следом. Но понимаю, что тоже её не удержу. Под волнами чуть тронутая светом синева быстро густеет до беспросветной мглы. В эту мглу, широко распахнув крылья, опускается гигантская тень. Страшно подумать, каких размеров! Или это под водой так кажется? Долго без воздуха не протянешь, нужно всплывать. Но я продолжаю погружаться за этой первозданной магией, хотя сознание начинает затоплять ледяная тьма, а грудь горит так, будто в неё вонзаются когти...

…На причале я прихожу в себя от того, что меня выворачивает наизнанку. Снова и снова. Я приподнимаюсь на локтях, и горькая вода выплескивается изо рта мучительными толчками. Эйка держит мою голову, но от кашля и ледяной дрожи я ни слова не могу вымолвить. Да это и не нужно. Судя по лицу Эй, мы опять в ссоре.

— Ты… со мной… не раз… разговариваешь? — спрашиваю я, задыхаясь.

— А ты жив, чтобы с тобой разговаривать? — издевательски уточняет она. — Ты, по-моему, не в дракона превращаешься, а в придурка! Старушка всё равно свела бы счёты с жизнью. Она это крепко решила и без тебя бы отлично справилась. Зачем было к ней присоединяться?

— Я не при… присоединялся.

Мне надо собраться с мыслями и немного полежать головой на коленях Эйки, прежде чем слова построятся в ряд.

— Я предположил, что… Что под страхом смерти он покажется, — на всякий случай я говорю шёпотом, так меньше колет в груди.

— Кто? — хмурится Эй. — Какой-нибудь океанский житель, готовый тебя сожрать?

Об этом я совсем не подумал, она права.

— Мой дракон, — объясняю я совсем тихо, — Хорпа превратилась в самом конце. И я мог превратиться.

— И что тогда?

— Тогда бы я её вытащил.

— Это тебе приспичило геройствовать! Дракону-то что за дело? — поражается Эйка.

Должно быть, так. Мне вдруг становится отчаянно грустно из-за Хорпы. Страшно подумать, сколько она жила и сколько помнила, а тут всё разом оборвалось! Скверно получилось. Неплохая ведь была женщина, или кем она была? И не поболтали с ней толком, и город сразу сделался необитаемым. Конечно, осталась Эйка. Но Эйка всё равно что я сам...

— Что она, подождать не могла? — не могу я смириться. — Ждала же столько веков!

— Видимо, испугалась, что разбудит дракона. Или прошлое накатило, — Эйка по привычке начинает собирать волосы, но вздрагивает и опускает руки.

Она всего на полвздоха прерывает речь, а мне уже становится не по себе. Ей ведь не нужно переводить дыхание, так в чём дело?

— У Хорпы все дети погибли, вот она здесь и осталась — причал сторожить, — рассуждает Эйка, глядя на воду, — а ты ей младшенького напомнил. Где тут было её удержать? Я вон все руки пожгла о перья!

Ох ты ж…

— А я своё Перо где-то выронил, — сокрушаюсь я, подув на её ладошки, — ничего, дома подлечим, заживёт.

— Заживёт, — сдержанно соглашается Эй, — а вот твою голову не починишь.

Добрая она всё-таки! Я пытаюсь сесть, но в бока будто кинжалы втыкают.

— Опять кровь, — предупреждаю я, — располосовала, как кошка!

Эй гневно раздувает ноздри.

— Сколько ты мне крови выпил — не передать! Если хочешь, нырни снова. Воды в океане прорва, ещё не всю выхлебал!

— Да нет, теперь уже рисковать незачем.

Я морщусь, ощупывая свежие царапины, перекрещенные со старыми рубцами. Ерунда, потом прижгу. Эйка смотрит на меня с укором. Брызги на её щеках сверкают, как слёзы, но сейчас она не плачет, а сердится. Переволновалась, наверное. И за Хорпу, и за меня.

— Тебе лишь бы повод найти, — заключает она. — А обо мне ты подумал?

— Подумал. Я находился глубоко под водой, тебя не зацепило бы превращением.

Эйка только качает головой. Устало отбрасывает за спину налитые водой волосы, смотрит на океан и продолжает молчать. Я тоже молчу и тоже смотрю на океан. Солнце пробивается сквозь туман, водяной бисер вспыхивает золотом. Красиво тут, как ни крути.

— Если бы меня не было рядом, — негромко произносит Эй, — то и тебя уже не было бы. Я так устала, Ильм! Ты не представляешь, как трудно любить дракона.

Нет, не представляю. Точнее, я об этом ещё не думал. Я всё думаю про её руки — наверняка ведь шрамы останутся. Разве я не напоминал Эйке про осторожность?

— Не люби, — предлагаю я, потихоньку отжимая её косы, — теперь мы в расчёте. Ты меня спасла из волн — видишь, какая ирония?

— Ты ещё не видел настоящей иронии, — предупреждает Эй, — с кораблём-то что делать?

— С каким? — я ненадолго вскидываю глаза, но даль всё так же чиста.

— Да вон с тем же! Голову поверни.

Я поворачиваю голову. Потом сажусь. Потом поднимаюсь. Делаю несколько шагов и замираю, потому что ноги перестают слушаться.

Корабль.

Он огромен, куда больше осиротевшего дома на берегу. Он прозрачнее сверкающей дымки над водной пеной. Он волшебнее, чем белоснежный город, опечатанный незримыми чарами. Он может то, что не под силу даже драконам — покинуть остров.

Мне кажется, я его знаю. Во сне видел или ещё где-то. И первое чувство почему-то ужас.

— А откуда…

Я осекаюсь, потому что меня на ровном месте кидает в сторону. Эйка подпирает меня сбоку и тоже любуется кораблём. На ней всё ещё моя рубашка, мокрая ткань треплется на ветру, как флаг. Кстати, у нас и флаг есть. Если плащ распороть.

— Откуда корабль? — спрашиваю я, глядя, как над мачтами в абсолютной тишине кружат чёрные чайки.

Разве им не положено быть белыми и кричать? Кто, интересно, привёл такую громадину? Явно, её не ветром прибило.

— Ты его выиграл у драконихи, — подсказывает Эй. — А потом в воду кинул, он и подрос! Я тебе кричала-кричала, но ты не слышал. Взял и пошёл на дно камнем.

Я прерывисто выдыхаю. По крайней мере, тут никого нет, кроме нас. Минуту назад это меня расстраивало, а теперь радует.

— Хорпа говорила, что при её жизни на причал не ступить, — произношу я сдавленно, — ты теперь понимаешь, что к чему?

— Я понимаю, что причал открыт, — холодно отвечает Эй. — И корабль нашёлся. Делай что хочешь.

— Я хочу его сжечь.

Того не стоило.

— Занятные вы создания, — прищёлкивает языком Эйка, — и решения у вас неожиданные. Но мне, в общем, всё равно. Можем никуда не плыть, пусть эта роскошь бесплатно глаз радует. Всё равно её никто, кроме тебя, с места не сдвинет. Или спали всё зелёной водой, заодно с причалом. Не плачь только.

А я плачу? Наверное, раз она вытирает мне лицо тылом ладони.

— Продрог совсем, — неодобрительно сообщает Эйка, — пошли в дом, чайку тебе заварим. С мёдом.

— Ох ты! Да ведь сейчас рассветёт, — я удивлённо моргаю, глянув поверх её головы на сиреневые тучи, отступившие к востоку. Их рваные края уже зажглись огненной бахромой.

Эйка расплывается в улыбке:

— Я бы с удовольствием спряталась. Но, боюсь, ты тут ещё что-нибудь учинишь.

Или сбегу. Неприятно думать, что Эй до сих пор мне не верит. А как мне верить, если я опять заблудился среди мачт и огненных перьев?

— Прости, идём отсюда, — бормочу я, торопясь увести её под крышу.

— А корабль-то? — ахает Эй.

— Вечером поглядим.

На песке перед причалом я подбираю брошенную Хорпой накидку и поплотнее закутываю Эйку. Скоро лето, и солнце становится всё злее.

— Успокойся. Я, в отличие от тебя, не собиралась прощаться с миром, — хихикает она. — Полчаса ещё протянула бы. Кстати, вон твоё пёрышко, не теряй больше. Так и облысеть недолго!

Я помалкиваю, пусть уравняет счёт. И искать Перо я не просил! С досадой выдернув его из песка, я следую за Эй. Ох, не кончатся добром наши приключения.

— Кстати, дом теперь ничей, — жизнерадостно отмечает Эйка. — Крепкий, на берегу — всё, как мы хотели. И места хватит!

— Кому? — я невольно оглядываюсь на корабль.

— Кому захочешь, — отвечает Эй, проскользнув в заднюю калитку, — наверху пятнадцать комнат, я сосчитала. Ты подумай хорошенько до завтрашнего утра. А то я не могу определиться, есть вторую козу или поберечь?

Нет уж, только не здесь оставаться! Меня не оставляет подозрение, что это я довёл старушку до края. И что меня дёрнуло сболтнуть про корабли? То есть, про них Эйка сказала, но я же ей голову заморочил.

Весь день мы бродим по нежилому дому. Теперь двери здесь стоят настежь, как и во всём городе. И тишина такая, что хоть кричи. Я в отупении, но Эйка деловито суетится. На то, чтобы залечить её ожоги, у меня уходит пара часов. Эй всё это время нетерпеливо ёрзает и в конце концов требует от неё отстать. Не болит, и отлично! Мы ещё не решили, плыть или не плыть, но уже собираемся. Я радостнее себе это представлял. Надеюсь, радость в пути догонит.

Время от времени я выглядываю в окна — проверить, видны ли мачты? В моих кошмарах их тысячу раз развеивал ветер или глотал туман. Но в этот раз всё иначе. Корабль так же твёрдо стоит на тихой воде — единственный на всём причале.

В прощальную ночь на берегу мне не снятся ни золотые драконы, ни кружевные паруса. Снится всякая дрянь. Голодные желтоглазые волки, голодные ледяные зеркала, гигантские костяные челюсти в темноте каменного грота. И я всё убегаю, куда-то убегаю от них. И прячусь от нового дня под чёрное крыло.

— Пора, — сообщает Эй, потягиваясь, — плывём или дальше спим?

— Плывём, — улыбаюсь я, — барашки с бабочками заждались.

— И козочки, — сыто облизывается Эй.

Значит, ночью не удержалась — сбегала. Знала, что я отвечу утром. Я дожидаюсь, пока Эй забьётся под одеяло, и рискую чуть приоткрыть ставни. Ночная хмарь отступила, даль ясна, как промытое стекло, и белые мачты сверкают за окном золотыми искрами. Даже не верится, что мы покидаем остров! Но не отплыть в такой день — преступление, и мы отплываем.