Наследия. Венец жизни (гет)

Эмоции Гарри и Гермионы находят выход в их магии, пока молодая пара переживает душевную боль, что приводит к совершенно разным последствиям.

(не бечено, могут быть ошибки)

— Ты такой грёбаный неудачник, Гарри…

Гарри говорил сам себе, шагая взад-вперёд по уютной гостиной. Всё, к чему он прикасался, все люди, с которыми он общался, — всё это неизменно портилось. Он потёр лоб: шрам исчез, но проклятие продолжало жить. Закрыв глаза, он ощутил, как внутри нарастает тёмная сила. Почему так произошло? Как он позволил этому случиться? Он должен был быть Мальчиком, который выжил, — великим, чёрт побери, героем! И как он позволил какой-то девчонке так с ним поступить?

Разочарование накатывало волнами, магия буквально исходила от него, отражая его желание что-то уничтожить. Он схватился обеими руками за волосы у корней, до боли сжимая кулаки и желая взорваться изнутри.

Не сдержавшись, он закричал.

Мебель в гостиной для старост внезапно взорвалась, наполнив комнату треском рвущихся подушек и ломающегося дерева. Посуда на кухне разлетелась вдребезги, осыпав всё осколками стекла и керамики; двери и ящики шкафов с шумом вмялись внутрь. Неконтролируемая сила «Редукто» уничтожила всё, что не было достаточно прочным, чтобы выдержать ударную волну. Котёл для зелий отлетел к стене, разбрызгивая содержимое по потолку и полу. Наполнитель из диванов и кресел кружился вокруг Гарри; исходящая от него статическая энергия заставляла клочки поролона и перьев хаотично осыпаться на пол. В порыве ярости он пнул остатки кофейного столика, и тот развалился на мелкие щепки.

— Ты тупой ублюдок! Она любила тебя! А ты всё испортил! — кричал он, теряя самообладание.

Он ощущал, как через него проходит магия, такая же, как в тот раз с Волдемортом… первобытная, неестественная, чуждая ему сила бурлила в венах. Развернувшись, он врезал кулаком в толстую стену, и по соседнему пустому помещению разнёсся глубокий, резонирующий звук. Подняв разбитый диван, он швырнул его в противоположную стену — тот вылетел прямиком в коридор. Гарри снова закричал в отчаянии. Этого было недостаточно. Его глаза пульсировали ярким светом, когда он направился прочь из комнаты.

Неодушевлённые предметы были грёбаной тратой времени.

Он стремительно шёл по коридорам; факелы на стенах вспыхивали вдвое ярче, когда он проходил мимо. Свернув налево у гостиной Гриффиндора, а затем направо, он промчался по западному балкону, направляясь к старой оружейной. Дверь сорвало с петель при его приближении, и она рухнула на покрытые паутиной доспехи. Из соседнего помещения раздалось угрожающее рычание, и Гарри злорадно улыбнулся.

Хорошо. Я хочу, чтобы он был зол.

* * *

Гермиона была одна в библиотеке, свернувшись клубком в самом дальнем углу, в окружении высоких стеллажей. Слёзы продолжали катиться по её лицу. Она прислонилась к полкам, сжимая в руке своё самое дорогое сокровище.

Венец Жизни мягко переливался в пустой библиотеке, излучая тепло и свет, пытаясь согреть её разбитое сердце. Она просто не могла поверить в случившееся. Это не мог быть тот Гарри, которого она любила. Тот, кого она полюбила, никогда бы так с ней не поступил, он сам ей это говорил. Но этот Гарри причинил ей столько боли, сколько она не могла вынести. Для чего же она тогда пожертвовала собой? Кто она? Кто эта девушка, которая отдала свою жизнь за воскрешение другого? Просто очередная девчонка в его глазах? Или ему нужна была Кенна, а не она?

Зачем он так со мной поступил?

Магия сияющего венца окружила её; она чувствовала в своих руках часть жизненной энергии Гарри Поттера и, в меньшей степени, Драко Малфоя. Через этот магический объект она ощущала присутствие Гарри ещё сильнее и рыдала, пока ужасные воспоминания из его памяти вновь и вновь прокручивались у неё перед глазами. Чувства переполняли её, и венец засиял ярче прежнего. Запретная Святая Магия окружала её: жертвенные заклинания Лили Поттер и Нарциссы Малфой когда-то прошли через этот прекрасный артефакт. Гермиона прижала его к груди; её любовь к сыну Лили наполняла её древней магической силой.

В ту ночь под ясным небом у дома Чо, как и две волшебницы до неё, Гермиона выбрала свою судьбу. Она знала, что венец был дан ей не случайно и что жизнь Гарри зависит от неё. На принятие решения ушло всего несколько минут, и она никогда не жалела о своей жертве.

Но теперь… всё было слишком тяжело. Гарри предал её, и его поступки обесценили её жизнь.

* * *

Ремус Люпин медленно поднимался по главной лестнице. Всё тело ломило, но внутри он ощущал радостное облегчение от того, что очередное превращение наконец позади. Он был бледен и немного потрёпан, но внутренне чувствовал себя прекрасно.

Он с нетерпением ждал встречи с Нимфадорой. Свернув направо возле кабинета профессора Флитвика, он направился к свободной комнате дальше по коридору. Он весело насвистывал, бодро шагая вперёд. Впервые со смерти Сириуса он был по-настоящему счастлив. Завтра же утром он поговорит с Тонкс и на этот раз не позволит любимой женщине вновь ускользнуть от него.

Неожиданно сквозь стены до него донёсся громкий болезненный визг, а затем чей-то смех. Ремус замер на месте: звук был похож на визг собаки. В Хогвартсе не было собак, если только…

Он бросился вперёд, пролетел через выломанную дверь оружейной и вбежал в соседнюю комнату. На пороге он застыл как вкопанный, не веря своим глазам. Посреди комнаты стоял Гарри Поттер. Его сжатые в кулаки руки были в крови, а сам он покрыт глубокими царапинами. Пушок, скуля, забился в угол, и все три его головы вылизывали сломанную заднюю лапу. Мучитель собаки безумно улыбался, его глаза светились белым. Когда он приблизился, Пушок поджал хвост и попытался отползти подальше, глядя на него полными ужаса глазами.

— ГАРРИ! — закричал Ремус. — Что ты сделал с бедным животным?!

— Ничего, — прорычал Гарри. — Просто… ничего. — Он задумчиво посмотрел на свои руки; в глазах смешались удовлетворение и ненависть к себе.

Это тебе за мою спину, переросток чёртов…

— Какого чёрта ты творишь? Как тебе удалось… — Ремус беспокойно взглянул на скулящего пса. — Поттер, не позволяй этому повториться. Ты обязан контролировать свой характер и не давать эмоциям управлять тобой. Для мага это всё равно что играть со взрывчаткой, ты знаешь это лучше всех, — сурово сказал он.

Гарри закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, успокаиваясь.

— Мне нужно найти способ вернуть Гермиону, — тихо сказал он.

Ремус удивлённо уставился на него:

— Что? Что значит «вернуть её»? Очевидно же, что она любит тебя, и я уверен, ты чувствуешь то же самое. Что произошло?

— Я изменял ей с Кенной Малфой, — бесцветным голосом ответил он.

Ремус резко закрыл рот. Что можно было на такое ответить?

— Ты шутишь, — нахмурился он.

Гарри провёл руками по волосам, и Ремус увидел, как свежие раны на его груди и руках заживают прямо на глазах.

— У неё есть какая-то власть надо мной, рядом с ней я теряю контроль, — с явным разочарованием объяснил он.

Ремус взглянул на него с лёгким любопытством:

— Это что-то новое. Она казалась мне вполне безобидной.

Гарри рассмеялся. Неужели Ремус сказал «безобидная»? Боже…

— Да, ну, она совсем не такая. И кажется, я только что уничтожил все свои шансы с Гермионой. Чёрт возьми… Я просто кусок дерьма. Я её не достоин, — пробормотал он, прикрывая лицо руками. Затем снова провёл пальцами по волосам и взглянул на то, что сделал с некогда гордым животным. Пушок всё ещё вылизывал ужасную рану на боку, а сломанная задняя лапа выглядела очень болезненно. — Я словно притягиваю неприятности, всё портится, стоит ко мне приблизиться. Спроси у кого хочешь: связываться с великим Гарри Поттером в последнее время стало просто опасно… — Он шутил с горькой самоиронией, но Ремус видел, что эти слова ранили самого Гарри. Он подошёл к нему и по-братски положил руку на плечо.

— Пойдём. Уж кто-кто, а я прекрасно тебя понимаю. Что именно случилось? Не волнуйся, я уверен, ты сумеешь её вернуть, — приободрил он.

Гарри благодарно улыбнулся. Именно этого ему не хватало всё лето: человека, с которым можно было поговорить, который бы его выслушал.

* * *

Этой ночью Гарри спал под деревом на берегу озера. Ему нужно было обдумать слова Ремуса. Ночной холодок обдувал его кожу, и он смотрел на молодой месяц. Ремус сказал ему то, что он и так знал: правда его освободит.

Звучит просто, но Гермиона вряд ли поверит, что Кенна — волшебница-искусительница. Это больше похоже на оправдание.

Или поверит?

Он знал, что чувства к Кенне были настоящими, хоть он и не хотел этого. Словно у неё была огромная лупа, которая усиливала любое его малейшее влечение, пока он не превращался в одержимого монстра. Это чувство захватывало его полностью, и даже окклюменция не помогала отличить то, что происходило на самом деле, от того, что он себе внушал. И то, как он разорвал блузку Кенны, явно не вписывалось в образ «я невиновен». Вздохнув, он пожалел, что избил Пушка: если бы не боль от царапин на спине, он бы переспал с Кенной прямо в кабинете зельеварения.

Чёрт, как же он тогда этого хотел.

Нет, об этом лучше не думать. Ему надо было найти способ противостоять её чарам! Это была его первая задача. А потом — убедить Гермиону, что Кенна обладает этой странной властью над ним.

Но как заставить её поверить?

Он размышлял об этом долго, но в итоге пришёл к единственно возможному решению: нужно просто рассказать ей правду и надеяться, что она поверит. Сложив руки за головой, он уснул под деревом на восточном берегу, глядя в звёздное ночное небо.

* * *

Часы шли, и Гарри был не единственным, кто отсутствовал в гриффиндорской спальне. Гермиона по-прежнему сжимала большое золотое кольцо, машинально поглаживая огромный кристалл на его поверхности. Её спутанные мысли постепенно прояснялись, рациональность возвращалась. Почему она не замечала, что с тех пор, как он очнулся, он постоянно отдалялся от неё? Разве она настолько наивна? Они даже не ходили вместе на занятия. Он всегда исчезал из столовой после занятий Кенны с Чо, даже не пытался к ней прикоснуться. Словно избегал её…

Она всхлипнула и свернулась клубочком в углу, прижав колени к груди и положив на них подбородок. Так она просидела всю ночь, молча переживая свою боль. Боже, зачем ты заставил меня полюбить того, кто не любит меня в ответ?

* * *

Долохов нетерпеливо смотрел в ночное небо. Макнейр задерживался. Он стоял у большого окна заброшенного собора. Это место ему нравилось: витражи, орган, благочестивая атмосфера и вид на бескрайние зелёные поля. Он до сих пор помнил, как умолял о пощаде магловский священник, которого они забавы ради расчленили.

Ах… Иногда убийство маглов весьма улучшает настроение. Он отбросил воспоминания. Предстояла работа.

— Снейп, ты уверен, что твой человек под контролем? Его прикрытие не должно быть раскрыто раньше времени. Это важно для плана, — спросил Антонин, всё ещё глядя в окно.

Годфри Снейп поднял взгляд от стоящего перед ним Омута Памяти и улыбнулся:

— О да, он полностью под контролем. Можешь не беспокоиться.

— Петтигрю, ты готов? — спросил Долохов.

— Г-готов и ж-жду приказа, — пробормотал человечек.

Долохов усмехнулся, не оборачиваясь. Жалкий, но полезный.

Он заметил три фигуры в небе и улыбнулся. Наконец-то его зверолов вернулся. И, судя по всему, удачно.

— Охотники, — обратился он к ним.

Из теней появились две фигуры, до смерти перепугав Петтигрю.

— А если Дамблдор и Орден найдут нас?

— Тогда мы сделаем то, что умеем лучше всего. Мы готовы.

— Отлично. Наш герой часа прибыл. Поприветствуем его, не так ли?

Он шагнул к дверям и взглянул в небо. Сначала послышался мощный порыв воздуха, потом из тьмы возникли три фигуры. Руквуд и Лестрейндж улыбнулись, с нетерпением наблюдая за происходящим. Затем донёсся запах, и наконец в поле зрения появились огромные чешуйчатые тела. Три дракона приземлились перед собором, и на землю спрыгнул всадник самого крупного из них. Дыхание двух драконов было горячим и затхлым, а у третьего, самого крупного, — смертельно ледяным. Антонин широко улыбнулся: Макнейр прекрасно знал своих питомцев.

— Добрый вечер, мой друг, — тепло приветствовал Долохов. — Удачная охота, полагаю?

— Аляскинский Левиафан был немного капризным, но я люблю трудности, — ухмыльнулся Макнейр, поглаживая ледяной нос морского зелёного дракона. — Когда отправляемся?

— Терпение, друг мой. Мы изучим врага и нападём в наилучший момент. В отличие от покойного хозяина, нам не нужны лишние жертвы. Помните беднягу Эйвери? От него почти ничего не осталось. Впрочем, смерть от меча Гриффиндора — достойная смерть, — улыбнулся он. — Предлагаю выпить. У меня есть напиток из Украины, говорят, превосходный.

Макнейр последовал за ними, сжимая в обмороженных руках свой топор, и на его лице застыла жестокая улыбка.

Эйвери, я отомщу за тебя.

* * *

— Так, ты справишься.

Гарри стоял перед зеркалом в ванной Гриффиндора, уговаривая себя. Была суббота, и все наслаждались солнечной погодой. Он незаметно пробрался внутрь, принял душ и надел лучшую волшебную мантию. Взглянув на грязные джинсы, он поморщился, увидев порезы и кровь. Придётся их выбросить. Он сбрил щетину и слабые усики, подстриг волосы, ставшие такими же, как на третьем курсе. Они торчали во все стороны и никак не хотели укладываться. Как обычно.

— Evanesco, — пробормотал он, направляя палочку на раковину.

Все волосы исчезли. Он провёл рукой по лицу, чтобы убедиться, что оно гладкое. Посмотрел в зеркале на свой лоб: после шестнадцати лет со шрамом в форме молнии его отсутствие было напоминанием о том, через что пришлось пройти, чтобы избавиться от Волдеморта. Он улыбнулся. Если это не придаст ему уверенности, то что тогда сможет? Чувствуя себя новым человеком, он взял Карту Мародёров, чтобы найти Гермиону и всё ей рассказать.

Гермиона была на улице, прогуливаясь по дальнему берегу Чёрного озера. Ей нужно было уединение, чтобы разобраться в себе. Всё это было частью жизни: любовь, дружба и разбитое сердце. Но когда всё так тесно переплетено, как в её случае, невозможно смотреть на это просто. Такова была реальность, к которой не могло подготовить никакое чтение или исследование. Такова жизнь. Она как раз прошла мимо места, где Гарри спас их всех от дементоров на третьем курсе, и на неё нахлынул ещё один прилив сильных эмоций.

Гермиона улыбнулась. Она могла знать больше заклинаний, чем одноклассники, но Гарри инстинктивно был един со своей магией, он всегда находил выход — настоящий волшебник во всех смыслах этого слова. И даже если у них ничего не получится, он всегда останется её героем.

* * *

Гарри нахмурился, разглядывая карту. Среди множества точек имя «Гермиона Грейнджер» отсутствовало. Где же она? Заметив Падму и Лаванду, он окликнул их:

— Эй, Лаванда, Падма… или Парвати?

— Привет, Гарри! Тебе идёт новая стрижка. Что за повод? — спросила Падма.

— Вы не видели Гермиону?

Они холодно переглянулись и одновременно ответили:

— Нет, извини.

— Ладно, если увидите, передайте, что я её ищу.

— Конечно, — солгали они, одарив его ледяным взглядом.

Гарри нахмурился: неужели все уже знают? Чёрт. Он снова отправился на поиски, спрашивая общих друзей, не видели ли они её. Парни действительно не знали, где она, но любезно предложили передать сообщение. Девушки же реагировали одним из двух способов: либо смотрели так же холодно, либо откровенно флиртовали. После четвёртой попытки флирта он решил, что это ни к чему не приведёт. Снова взглянув на карту, он убрал большой палец с края и увидел, что она идёт от границы территории к хижине Хагрида возле Запретного леса. Хагрид шёл к замку, а все остальные были либо на поле для квиддича, либо на другом берегу озера, возле дерева, под которым он спал прошлой ночью.

— Наконец-то! — облегчённо вздохнул он и направился туда же.

Хагрид, шедший к замку, заметил его издалека.

— Всё в порядке, Гарри? — добродушно улыбнулся он.

— Привет, Хагрид! Как ты?

— Да нормально всё. А что с Гермионой? Выглядит расстроенной, — голос Хагрида был полон беспокойства.

Гарри сжал губы.

— Э-э… Ты говорил с ней?

— Нет, но утром видел её одну, странно это. Обычно она от тебя не отходила с тех пор, как ты вернулся. Вот и забеспокоился, — сказал он, пряча лицо за кустистой бородой.

— Мне нужно с ней поговорить, — решительно сказал Гарри.

Хагрид понимающе кивнул:

— Ну, удачи. Заглядывай как-нибудь.

— Обязательно, — ответил Гарри, продолжая идти к хижине.

Гермиона любила это место — тихое и далёкое от суеты. Лёгкий ветерок пронёсся над озером, и она машинально поправила прядь волос, заправив её за ухо. Она почувствовала его присутствие и подняла взгляд. Гарри приближался. Она замерла, не зная, хочет ли говорить с ним сейчас. Ей было нужно время, чтобы прийти в себя.

Гарри затаил дыхание. Он видел, как Гермиона неосознанно сделала это движение, и не мог поверить, как красиво она выглядела на фоне искрящейся за её спиной воды и с ветром, играющим в её волосах. На ней была мантия, а лёгкая воздушная блузка и облегающие брюки делали её похожей на ангела. Она остановилась и посмотрела на него. Гарри понял, что она раздумывает, говорить ли с ним, и её нерешительность поколебала его уверенность в себе.

Может, сейчас не лучшее время? Может, стоит уйти?

Он замер. Оба они стояли на расстоянии, нерешительно глядя друг на друга, и никто не решался подойти первым. Гарри ощутил, как её присутствие успокаивает его. Это было правильно, они были предназначены друг для друга, и он не хотел терять ещё одного близкого человека. Он подошёл к ней и улыбнулся.

Сердце Гермионы дрогнуло. Он выглядел так мило с волосами, торчащими во все стороны, как в старые добрые времена до пятого курса. Он стал выше, почти шесть футов ростом, окреп, но сохранил мальчишеское обаяние. С короткими волосами он напоминал ей о хороших временах, проведённых вместе.

— Привет, — виновато сказал он.

— Здравствуй, — холодно ответила Гермиона. — Что ты здесь делаешь?

Гарри нахмурился, не ожидая такой холодности.

— Ты заслуживаешь объяснений. Я хочу всё объяснить, — неуверенно произнёс он.

— Что ж, говори.

Ладно, не всё идёт по плану. Он глубоко вздохнул и вновь мысленно повторил свой настрой.

— Я мало говорил о том, что случилось после… моего дня рождения… — он запнулся, вспоминая ту ночь.

— Я заметила, — ответила Гермиона.

— Ты должна понять, я не умею выражать свои чувства, мне не с кем было говорить об этом раньше… кроме тебя и Рона. Но с вами было иначе, мы были друзьями. А Рон — не лучший советчик, даже несмотря на нашу дружбу. Это совсем не то же самое, что говорить с Сириусом, хоть мы и общались в основном по почте, а теперь он… ушёл. Конечно, я всегда мог поговорить с тобой, но… я даже не планировал возвращаться в школу.

Гарри осёкся, понимая, что говорит слишком много.

— В общем, я скучал по тебе, было больно, особенно видеть тебя в больнице, со всеми этими зельями, когда ты была так слаба. И это была моя вина… и твой отец…

Гермиона смотрела на него бесстрастно.

— В общем… да, вернёмся к главному… — выпалил он. — Кенна — волшебница-искусительница. Клянусь, я не хотел ничего подобного!

— Кенна — волшебница-искусительница? — равнодушно переспросила Гермиона.

— Да, — облегчённо выдохнул Гарри, радуясь, что она уловила суть.

— То есть ты хочешь сказать, что нашёл девушку, которая никогда не знала, что она ведьма, и которая, как оказалось, ещё и искусительница? Искусство, которое требует многих лет практики и множества любовных зелий. И она, в свою очередь, оказывается сестрой Драко, который каким-то образом знал о твоих шашнях с ней… как и все остальные, кроме меня! Я, могу добавить, узнала обо всём последней, из-за чего выгляжу полной дурой…

— Подожди, всё не так!

— Позволь мне закончить. Итак, за два месяца, что мы были порознь, ты шатался с этой блондинистой шлюхой и решил прийти только сейчас. После того, как я узнала обо всём, прочитав твои мысли. И ты придумываешь это дерьмовое оправдание, что она искусительница… — Она величественно посмотрела на него, одарив самым снисходительным взглядом. — Очень хорошо, я хвалю твоё мастерство. Чисто по-мужски — свалить всё на женщину. Гарри, спасибо за просвещение, — холодно закончила она, проходя мимо него.

Гарри не мог поверить своим ушам. Неужели она думает, что он хотел уйти? Он схватил её за руку, когда она проходила мимо, и тихо сказал:

— Я уже говорил, ты не представляешь, что я пережил…

— Это ты не представляешь, каково было мне! Не знать, жив ли ты, Гарри! Почему ты не написал, не дал о себе знать? Мне всё равно, что есть опасность, мне важно было быть вместе! Я делала для тебя всё! А ты — за моей спиной — с этой девкой! Ты представляешь, что я чувствую?! — вскричала она.

— Ты не понимаешь! Я теряю себя, когда она…

— Когда она раздвигает перед тобой ноги или под тобой, как у вас там принято! — огрызнулась она.

— У нас не было секса, Гермиона! Послушай, я люблю тебя…

Шлёп!

Лицо Гарри обожгло от удара. Гермиона в шоке смотрела на него, не веря, что только что сделала.

— Если бы ты любил меня, ты бы этого не сделал, — дрожащим голосом произнесла она и побежала прочь, не сдерживая слёз.

Гарри смотрел ей вслед, прижимая пальцы к пылающей щеке. Что ему теперь делать?