ЛПП: Лучшая подруга попаданца (джен)

Я нервно расхаживаю по библиотеке темнейшего семейства Блэков, с каждой минутой сильнее ощущая, как моя нервозность плавно перерастает в панику. Панси, а точнее Изабелла в ее теле, ушла уже почти два часа назад, а я отчетливо слышал, что подруга обещала мертвой всего час, и я не знаю, что будет, если этот период увеличится. И почему я не вытряс у нее подробности о даре тогда в поезде? Поспешил вернуться к Гермионе, понадеялся, что у меня еще будет время. Дурак. Какой же я дурак. Единственное, что мне теперь остается, — это мерить нервным шагом темную, несколько пугающую, библиотеку. Ну и сходить с ума от неизвестности, ясное дело.

Я останавливаюсь около дивана, на мгновение вспоминаю тот момент, когда подруга впустила в себя Изабеллу. Если честно, это было страшно. На моих глазах она преобразилась: я видел, как ее волосы стремительно рыжеют, а глаза становятся небесно-голубыми, лицо, черты которого на первый взгляд ни капельки не изменились, вдруг становится чужим. Все в ней изменяется — поворот головы, холодная насмешка на искривленных губах и взгляд, от которого хочется отвернуться. Чем-то это мне напомнило ту Панси из моего мира. И я вдруг отчетливо понял, насколько эта Панси мне нравится больше, чем та. Пусть они обе сделали для меня одинаково много, пусть у обеих одинаковый стержень, заставляющий их идти до конца, Панси этого мира мне ближе. Она не просто мягче и счастливей, она не была надломана, не смотрит на окружающих с подозрением, не подозревает близких в предательстве. И до сегодняшнего дня я не обращал на эти различия внимания.

Дверь за моей спиной открылась, и в комнату тихо вошла Гермиона. Она подошла ко мне и обняла, уткнувшись лбом в мое плечо. Еще одна вещь, которая радует меня в этом мире. Мне нравилась Гермиона из моего мира, но у нас ничего так и не вышло. Она была поглощена войной и местью, у меня не было цели, я просто жил сражаясь и не думал о завтрашнем дне. У таких людей нет будущего. Наблюдая за местной Гермионой, я влюбился по-настоящему. Пусть внешне она была такая же, но, по сути оказалась совсем другим человеком, и эта девушка покорила меня умом, мягкой улыбкой и смехом. Самое смешное было в том, что мой предшественник тоже был в нее влюблен, но у него не было смелости в этом признаться. У меня есть.

— С ними все будет хорошо?

Ее тихий голос был наполнен беспокойством.

— Это же Панси, — я стараюсь, что бы мой голос звучал уверенно, — у нее на все есть план, даже план на случай отсутствия плана.

Девушка тихо смеется, а я не верю своему счастью. Не верю в то, что такая девушка обратила на меня внимание, что она позволяет любить ее, быть с ней. Но больше всего мне не верится в то, что меня любят в ответ.

— Ты слишком в ней уверен, — она отстраняется и с интересом смотрит на меня, — что же случилось этим летом, что ты так сильно изменился?

Я тяжело вздыхаю. Это должно было произойти. Я не могу и не хочу быть тем парнем, что был здесь до меня. И это многие заметили. Не всем, правда, интересны причины столь радикального изменения. Но я не готов кому-либо еще рассказывать историю моего здесь появления. Я до сих пор благодарен Панси за то, что она не отвернулась от меня, протянула, так сказать, руку помощи, но если я откроюсь Гермионе, не начнет ли она сомневаться во мне и моих чувствах? Не начнет ли думать, что происходящее между нами — это всего лишь попытка заменить ею ту, что осталась в умирающем мире? Сможет ли она понять, что я больше никого не сравниваю? И уж тем более не пытаюсь сравнивать ее? Поэтому я молчу и просто улыбаюсь, на время забывая, что Панси где-то там одержима духом. С Гермионой легко забыть о своих страхах.

— А мне больше интересно, что между вами с Панси?

Несколько уставший голос Поттера разрывает тишину, и мы, вздрогнув, отходим друг от друга.

— Гарри! — возмущенно вскрикивает немного покрасневшая девушка. — Вообще-то нужно стучать или еще как-то обозначать свое присутствие.

— Это дом моего крестного, — ухмыляется он, на время переставая буравить меня взглядом, — и, как он выразился, теперь и мой тоже. Так что…

Он разводит руками, как бы говоря, что имеет право здесь находиться больше, чем любой из нас.

— Но это не отменяет некоторые правила приличия, — недовольно поджимает губы девушка.

— Так что между тобой и Панси? — не обращает внимания на нее избранный.

Он смотрит на меня. Что я могу на это ответить?

— Что между нами? — я хмыкаю, сажусь на низкий кофейный столик, выполненный из массива дуба, и устало выдаю половину правды. — Между нами: моя смерть и чудесное воскрешение; ее дар и ее же обещание почти мертвой женщине присмотреть за ее сыном, то есть за мной.

— Ты ее якорь? — задумчиво то ли спрашивает, то ли утверждает Поттер, игнорируя все остальное.

Я молча киваю, немного удивляясь его знаниям. Гермиона же в шоке смотрит на меня. Кажется, ее шокировала фраза о смерти.

— Я так и думал, — Поттер, тяжело вздохнув, садится на диван напротив меня и поясняет: — Я не о том куске, где ты говоришь о смерти. Я о якоре. В прошлом году наткнулся на одну книгу, посвященную дарам с, так сказать, ментальным направлением.

Это многое объясняет.

— Что ж, раз это так, может все-таки пора взять яйц… — запнувшись, я кошусь на Гермиону и поправляюсь, — смелость в кулак и прекратить морочить моей лучшей подруге голову?

— Я так и сделаю, — серьезно глядя на меня, кивает он.

— Тогда знай: если ты ее обидишь, я тебе оторву твои… — я снова кошусь на девушку и поправляюсь, — твою смелость.

Поттер смеется и кивает:

— Тоже самое я и Рон сделаем с тобой, если ты обидишь Гермиону.

— Эй! Я сама могу за себя постоять! — возмущенная и несколько смущенная девушка смотрит на нас, готовая отстаивать свою способность постоять за себя.

— Нет, — я качаю головой, — это святая обязанность парней, защищать тех, кто им дорог. Ты не можешь нам это запретить.

И в этот момент я чувствую, что Панси вот-вот будет здесь. Не говоря ни слова, я подскакиваю на ноги и бегу в ту самую злополучную гостиную, где все это началось. Когда я врываюсь в комнату, в ней все так же: Артур обнимает жену, Молли уже почти не плачет, Рон застыл около них бледный и напряженный как стрела, лорд Паркинсон сидит в кресле, задумчиво смотря на огонь. Сириус мрачно пьет виски прямо из бутылки. Близнецы в самом дальнем углу напряженно молчат, не глядя ни на кого. Стоит мне ворваться, как взгляды присутствующих скрещиваются на мне. Но я не успеваю даже рта раскрыть, как посреди гостиной появляется Панси-Изабелла. Она легко удерживает в руках Джини, которая находится без сознания. И в чем-то я ее понимаю, так как на подругу страшно смотреть: она с ног до головы в крови и взгляд голубых глаз полон безумия.

Миг — и Панси вдруг будто раздваивается: ко мне в руки падает сама Панси, такая, какой я ее знаю, с темными волосами и карими глазами, а посреди комнаты остается стоять полупрозрачная девица, неуловимо напоминающая чертами лицо Артура. Панси в моих руках облегченно выдыхает и теряет сознание. Изабелла, расправляя складки на своем призрачном платье, улыбается мне, и от этой улыбки хочется сбежать:

— Твой выход парень, — она смеется и от ее смеха внутри все холодеет, — удержи ее, если сможешь.

Сказав это, она растворяется в воздухе, и все в комнате приходят в движение. Но я не обращаю ни на что внимания. Здесь и сейчас я сосредоточен на девушке в моих руках. Она слишком бледная. Под глазами залегли темные круги. Ее бьет крупная дрожь. А я не знаю, что, черт возьми, я должен сделать! Чисто интуитивно я подхватываю ее на руки и выхожу из комнаты, которая в один момент превращается в балаган. Слишком шумно. Этот шум не дает сосредоточиться на ощущениях, а они кажутся мне сейчас слишком важными. Я не понимаю, как оказываюсь в чьей-то давно не используемой спальне. На всех поверхностях толстым слоем лежит пыль, но меня это не волнует. Я устраиваюсь на кровати, прижимая к себе Панси, и тихо начинаю шептать. Сам не понимая, что именно я ей говорю, а она в забытьи хватается за мои руки, стискивая их изо всех сил. Сколько это продолжается, я не понимаю. Никто нас не беспокоит, даже не делает попыток подойти к дверям (думаю, что это дед Панси запретил). И когда девушка наконец-то выныривает из воспоминаний, я чувствую себя выжатым как лимон. Ее бьет крупная дрожь и тошнит на пол. А я испытываю такое облегчение и опустошение, что у меня хватает сил только на то, чтобы выяснить у нее, все ли хорошо, взмахом палочки убрать лужу и, устроившись рядом с мгновенно уснувшей обычным сном девушкой, провалиться в сон.