Проверено на грамотность 
Шакала выпотрошили. Выжгли изнутри, оставив пустую телесную оболочку. Тал Тал помнил, какой была Сон Нян на острове Чеджудо, какая сила и жажда жизни кипели в ней — и не узнавал ее сейчас. Словно встала из могилы одна из тех девушек, что были убиты по приказу Данашири, и бродит мертвая среди живых.
Полтора десятка служанок и беременная наложница Пак, носившая императорское дитя. Не пощадили никого. Сон Нян и ее подруге Хен Дан чудом удалось бежать, потом они вынуждены были расстаться, Сон Нян схватили работорговцы… Проспав почти сутки, она рассказала свою короткую историю ровным тихим голосом, с сухими глазами.
Когда рассказ закончился, Баян неловко похлопал ее по плечу, пробормотав «Ну ничего, ничего, все уже позади…», и задал неизбежный вопрос:
— Что ты собираешься теперь делать?
— Вернусь в Корё, наверное… Больше мне некуда идти. Как только будет проходить подходящий караван…
Тал Тал искренне сочувствовал ей, как сопереживал бы другу, пережившему большую утрату. Да, он ловил себя на мысли, что был бы рад такой дружбе, даже несмотря на то, что женщины не предназначены для подобных отношений. Но эта девушка стала исключением из правил.
Не хотелось произносить общие фразы, или, наоборот, показывать горячее участие: ее определенно что-то связывало с Ван Ю, и повышенное внимание со стороны другого мужчины едва ли будет ей приятно. В конце концов он нашел, как ему казалось, удачный вариант:
— Уверен, будь у тебя в тот день оружие, число этих негодяев заметно бы уменьшилось. Ты отлично сражаешься, далеко не каждый мужчина сравнится с тобой.
— Оно и уменьшилось. На троих, — ее голос окреп, глаза блеснули. — Я отобрала саблю у одного из них. Потому мы с Хен и выжили.
Мирная жизнь, наступившая в провинции, не обманывала Баяна своим спокойствием. Его личный отряд, который за год увеличился до ста человек, ежедневно по несколько часов под присмотром командира упражнялся в нападении и защите. Тем же самым занимался и сам даругачи, и Тал Тал. Это вошло в привычку, сделалось необходимостью.
Сегодня погода особенно благоприятствовала такому занятию. Стоял холодный, тихий и ясный день поздней осени; в неподвижном воздухе лязг металла и азартные крики звучали особенно отчетливо.
Тал Тал, работая в паре с Таштимуром, заметил, что Сон Нян наблюдает за ними. За три дня, минувших с ее появления здесь, она отдохнула, но по-прежнему выглядела подавленной и почти не покидала свою комнату. Но теперь сквозь печаль явно пробивался интерес.
Обменявшись последними ударами, Тал Тал, по традиции, отсалютовал партнеру палашом и направился вместе с ним в оружейную снимать доспехи, но тут к нему подошла Сон Нян.
— Господин Тал Тал… — нерешительно начала она, опустив взгляд, — не могли бы вы провести поединок и со мной тоже? Если, конечно, сочтете возможным…
Таштимур порядком измотал его, но любопытство оказалось сильнее усталости.
— Почему бы и нет? Интересно посмотреть на твои приемы.
Сон Нян подняла глаза. В них промелькнуло что-то похожее на радость.
— Спасибо! Тогда я попрошу Гун одолжить мне что-нибудь из одежды ее мужа, мы с ним почти одного роста.
— Хорошо, потом приходи в оружейную.
— А я бы не встал в пару с женщиной, — заметил Таштимур, снимая и развешивая на стойке свой длинный хатангу дэгэл. — Лишняя забота: думать, как не ударить чересчур сильно, не толкнуть…
— Когда человек берет в руки оружие, он для меня перестает быть мужчиной или женщиной, — ответил Тал Тал, перебирая и взвешивая на руке шлемы, пока не нашел самый легкий. — Если это враг — мы противники, друг — партнеры в поединке, вот как сейчас. Остальное несущественно.
— Но ты в любом случае выше и сильнее ее.
— Конечно, и я обязательно воспользуюсь своим преимуществом. Но я видел ее в бою: Сон Нян знает, как противостоять росту и силе, иначе ее бы давно убили. Не думаю, что она надеется на мою снисходительность. Если же это так, она сильно ошибется.
— Вы правы, я на нее не надеюсь, — с вызовом донеслось от дверей. — Это было бы оскорбительно.
Шакал воскрес. Если не в глазах, то в жестах вновь появилась знакомая уверенность и решимость. Чужие рубаха и штаны все-таки были великоваты, висели на ней мешком, но казалось, даже такая мужская одежда подходит ей больше, чем женская.
Таштимур незаметно исчез — так умели только они с братом. Сон Нян со знанием дела оглядела оружейную.
— Какое богатство! И все сияет, будто новое… Сколько же слуг следит за этим?
— Как говорит господин даругачи, береги оружие, тогда и оно тебя сбережет, — сдерживая довольную улыбку, ответил Тал Тал. — Мы обходимся без слуг, все чистим и точим сами. Что ты предпочитаешь? — Он кивнул на стойку с клинками.
— Саблю-дао.
— Отлично. Одоспешивайся.
Она выбрала себе подходящий комплект, умело затянула боковые ремни, но завозилась с пряжкой наплечника: ремешок из толстой сыромяти никак не пролезал под бронзовую дужку.
Тал Тал, делая вид, что проверяет собственную амуницию, украдкой наблюдал за девушкой. Заметив, как она судорожно дергает полоску кожи на плече, предложил помочь.
— Да, пожалуйста… — сдавшись, пробормотала Сон Нян.
Она чуть отклонила голову, когда он взялся за кончик ремешка и резко дернул. Усилие вышло чрезмерным, тыльная сторона ладони проехалась по ее шее. Даже мимолетного прикосновения хватило, чтобы почувствовать нежность кожи и тепло тела. Женского тела, кто бы что ни говорил насчет разницы, которая для вооруженного человека несущественна. Его собственное тело тут же доказало ему, как сильно он ошибается. Год монашеской жизни давал себя знать.
Тал Тал отшагнул от нее и постарался сосредоточиться на том, что если сабля-дао на полпальца длиннее его палаша, то разница должна скрадываться длиной руки… Кое-как удалось настроить мысли на правильный лад, во двор он вышел уже спокойным и сосредоточенным на предстоящем поединке.
Сон Нян атаковала сразу, без церемониальных приветствий и прочего — он едва успел обернуться и отбить удар. Она отпрыгнула, держа перед собой саблю так, чтобы защитить туловище. Ладно пригнанные части хатангу дэгэла не сковывали ее движений, глаза из-под козырька шлема смотрели с каким-то странным вызовом. Похоже, для нее поединок не был просто способом размяться и хорошо провести время.
Тал Тал сделал ложный выпад, желая понять, как она будет действовать; Сон Нян не поддалась на уловку и вновь напала, целясь в локти, самую удобную мишень при ее росте. Дао скользнула плашмя по палашу, точно ласкаясь, но тот отбросил ее. Обиженная сабля взвилась, метнулась к мужскому плечу, и опять палаш оказался настороже: перехватил, остановил, оттолкнул. Сон Нян вскрикнула, отшатнулась, чуть не упав.
Между тем у поединка появились зрители: близнецы внимательно наблюдали, комментируя вполголоса; Баян смотрел с молчаливым одобрением; из дверей и окон женской половины опасливо выглядывали его жены, до крайности изумленные поведением соседки; Гун, стоя у дверей кухни, ойкала всякий раз, когда нападал Тал Тал.
Сон Нян чутко следила за ним: отклонялась, уворачивалась, уходила — легко, даже грациозно, возмещая недостаток роста и силы ловкостью и скоростью. И в ответ била сама, вкладывая в удар неожиданную злость. Дао шипела разъяренной змеей, наталкиваясь на палаш, отлетала и вновь бросалась в атаку.
Тал Тал пытался понять, что происходит. Между ними не смертельный бой, здесь не место ярости! Азарт, огонь в крови — все это было ему хорошо знакомо по поединкам с Баяном, близнецами и партнерами в академии, но соревнование в мастерстве никогда не превращалось в схватку не на жизнь, а на смерть. Обмениваясь с Сон Нян первыми ударами, он предвкушал подобие беседы — обмен изящными и легкими репликами, приятный для обоих… Но вместо этого вдруг посыпались обвинения и проклятия.
И еще все сильнее настораживало выражение ее лица: гнев и отчаяние. Когда девушка, сжав рукоять сабли уже обеими ладонями, принялась рубить наотмашь, оскалившись, как от боли, Тал Тал отбил очередной слепой удар, перехватил чужое запястье, остановил на взмахе и тихо сказал, глядя в злые, полные слез глаза:
— Я не убивал твоих подруг. Не надо мне мстить.
Она вырвала руку, смахнула слезы и проговорила сквозь зубы:
— Прошу прощения. Я всегда так дерусь. Не думала, что вы такой неженка!
И, не дожидаясь ответа, бегом бросилась в оружейную.
К племяннику подошел Баян.
— Чего это она?
— Хочет одной болью заглушить другую, — Тал Тал покачал головой. — Дерзит, потому что не получается. Но бьется славно.
Сон Нян вышла из оружейной уже без доспехов и отправилась к себе, даже не взглянув на мужчин, проводивших ее взглядами.
— По-моему, тебе пора на ней жениться, — добродушно усмехнулся Баян. — Боевитая, тощая, все как ты любишь.
— Угу… И Ван Ю сделает ее вдовой, прежде чем я успею довести ее до спальни. Благодарю покорно.
— Надо же, я почти забыл о нем… Что значит глушь!
Впрочем, в тот же вечер пришлось освежить в памяти столичные события годичной давности. Сон Нян объявилась на ужине с ошеломляющей новостью: у нее есть подлинное письмо покойного императора Хошилы, — то самое, на которое намекал Ван Ю в своих письменных угрозах канцлеру. Новости предшествовала столь же внезапная просьба послать ее наложницей к Тогон-Тэмуру. Баян воодушевился предложением бывшей дворцовой служанки — в отличие от Тал Тала.
* * *
— Ты такой упертый — в мать, что ли? — Баян в раздражении мерил шагами трапезную. Тал Тал сидел за столом, делая вид, что его страшно занимает пятнышко на скатерти. — Маджартай вроде понимает, когда ему дело толкуют!
— Я тоже понимаю, дайе, — откликнулся племянник тоном бесконечного терпения, который всегда злил Баяна. — Но посылать Сон Нян наложницей от нашего рода нельзя. Не в том дело, что Эль-Тэмур сочтет подобную замену оскорблением — это допустимый риск. Но вы опять забыли о Ван Ю.
— Да он-то тут при чём?!
— При том, что между ним и Сон Нян есть связь.
— Ну, может, они были любовниками… и что с того? — Баян остановился по другую сторону стола и оперся о него кулаками. — Заплатим во дворце кому надо, и ее признают хоть самой главной девственницей! А Тогону-дурачку любая сойдет. Зато никто из наших не окажется в заложниках, как того хотел бы Эль-Тэмур. И письмо императора попадет к его сыну самым коротким путем!
Дядя навис над ним, это было неприятно, и Тал Тал тоже встал. Они давно уже сравнялись в росте.
— Сон Нян родом из Корё. Мало того, ее в свое время привезли в Даду как рабыню. Вы полагаете, у нее есть причины любить империю Юань и заботиться о ее процветании? А за стенами дворца — низложенный король ее родины, и он намерен вернуть себе трон любой ценой. Кому скорее будет помогать наша чудесная наложница — императору, которого она ненавидит из-за убийства своего отца, или Ван Ю?
— Ты преувеличиваешь. Откуда у девчонки возьмется столько власти? Не забывай о Будашири: она ее мигом сожрет, если почувствует угрозу для императора.
— Уверяю вас, Сон Нян хитрее и сильнее, чем вы думаете. Она провела всех, когда долго и успешно притворялась мужчиной, она способна на редкую самоотверженность, она целеустремленна, решительна, умна…
— Ты, часом, не влюбился в нее? — хмыкнул Баян. — Нахваливаешь, я аж заслушался. В общем, так: довольно споров, Сон Нян отправится ко двору как дань от Ляоян. Ты научишь ее всему, что полагается. На все про все у тебя полгода. — Он помолчал и веско добавил: — И это не просьба, Тал Тал. Это приказ.
Он надеялся, на сегодня попытки что-то доказать окончены — и ошибся. Сон Нян, судя по всему, дожидалась его во дворе: стоило ему выйти, она подступилась к нему с тем же вопросом. Тал Тал разозлился: ей прекрасно известно, что Баян одобрил ее затею, так не все ли равно, что думает его племянник?
— Да, не все равно. — Его резкий тон ничуть не смутил ее. — Если мне выпала честь стать вашей ученицей, хотелось бы знать причины неприязни учителя. Неужели вы так обижены из-за сегодняшнего поединка?
— Понятно. Твои слова насчет чести следует считать издевкой.
— Извините, но других причин для отказа я не вижу.
— Я против твоей отправки во дворец, потому что ты нам чужая и наши интересы совпадают лишь временно. Ты отомстишь Эль-Тэмуру и его семейству… а дальше? Будешь тихо доживать свой век в императорском гареме? Не верю.
— Я не заглядываю так далеко, — она не отводила взгляд, и это по-прежнему были глаза свободного человека, — потому что не надеюсь пережить свою месть. У меня не осталось никаких других желаний, надежд или страхов. Я живу только ради мести.
* * *
Тал Тал в задумчивости прохаживался по своему кабинету. Заметив, что подражает дяде, сел за письменный стол. Взял с подставки кисть, рассеянно повертел в пальцах…
Полгода. Этого достаточно — при условии, что понимаешь, чему учить, а главное — как.
Его будущая ученица умеет читать и писать — уже хорошо. Также, по ее словам, знает много стихотворений и занятных историй: в бытность служанкой ежедневно читала вслух неграмотному императору книги из дворцовой библиотеки. С языками ожидаемо: китайский — отлично, монгольский — достаточно, чтобы объясниться на базаре. Фарси не владеет. Научить ли? Нет смысла: Хайяма и Ибн Сину в подлиннике ей читать не потребуется, общаться с персидскими купцами — тем более…
Тал Тал перебирал собственные знания, как тот самый персидский купец, искал нужное для особенной покупательницы. Вот математика и инженерное дело; картография и минераловедение; экономика, политика, история, каллиграфия, стихосложение, музыка… Что из этого потребуется наложнице, тем более такой, что метит во Вторые или даже Первые супруги? Что посоветовал бы У Чифан, окажись он здесь? Ох, учитель, ваш бывший ученик должен признаться: он растерян и не знает, с чего начать!
Но начинать все-таки пришлось — с выбора места для занятий. Допускать Сон Нян в свой кабинет он не собирался, ее комната на женской половине тем более его не устраивала. Никаких намеков на личное, исключительно формальная обстановка, подавляющая ненужные мысли. Через несколько месяцев эта девушка будет потеряна для него навсегда, она равнодушна к нему, как, впрочем, и ко всему, что не касается ее мести, — так зачем нырять в омут за отражением луны? «Благородный муж не стремится к невозможному» — таков отныне его девиз.
…А еще надо постараться не подходить к ученице ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
К счастью, в управе оставались пустующие кабинеты. Гун прибралась в одном из них, слуги перетащили туда необходимую мебель и всю библиотеку. Там предполагалось вести занятия по истории, каллиграфии и стихосложению. Обилие книг подразумевало, что все остальные области знаний также в полном ее распоряжении.
В гареме сыскались рукодельницы и мастерицы игры на пипе. (1) Нашлась и танцовщица. Баян уверял, что она «просто загляденье». Тал Тал сильно в этом сомневался, но найти получше все равно было негде.
* * *
— Простите, господин Тал Тал, как мне теперь к вам обращаться?
Вопрос застал его врасплох. Тал-цзы? Звучит нелепо, точно к монгольскому дэгэлу пытаются пришить рукава ханьфу… Но она пришла ему на помощь:
— Вы позволите звать вас «сонбэним»? Это слово означает «наставник» на моем родном языке.
Так началось первое занятие. Сон Нян оказалась способной ученицей. Внимательно слушала, прилежно выполняла задания, ловила каждое слово своего наставника. А тот просиживал над книгами до глубокой ночи, готовясь к следующему уроку, стараясь предугадать любой возможный ее вопрос, — потому что когда на тебя смотрят с таким доверием и уважением, больше всего боишься упасть в этих глазах.
Вне занятий они почти не общались; она проводила много времени на женской половине, обучаясь вышивке, музицированию и танцам, он выполнял свои обязанности помощника даругачи и штудировал для нее подзабытые труды ученых. О поединках Сон Нян больше не просила, а Тал Тал не предлагал. Вместо этого она подолгу занималась стрельбой из лука, всаживая стрелу за стрелой точно в центр мишени.
— У придворной красавицы не должно быть мозолистых пальцев и жилистых рук, — однажды заметил Тал Тал. — Я советую тебе оставить стрельбу и заняться вышиванием.
— Ненавижу вышивание, — очередная стрела, присвистнув, ушла в полет. — Ненавижу куриц из гарема. Тряпки, побрякушки, склоки… Ненавижу!
Стрелы кончились. Сон Нян отложила лук и пошла собирать их обратно в колчан. Тал Тал наблюдал за ее широкой походкой, свободными движениями — женская одежда, которую она теперь все время носила, не добавляла ей ни капли женственности. Ее непокорность все сильнее привлекала его, но при дворе ценились совсем иные качества.
— Ты не сможешь взять во дворец лук и стрелы, — продолжал он. — Твоим оружием должны стать те самые побрякушки и тряпки. Понимаешь, что я имею в виду?
— Конечно. Спасибо, сонбэним, — кивнула она с самым серьезным видом. — Вы правы, как всегда.
* * *
— Ну, как идет учение? — поинтересовался Баян в начале весны. — Чему она уже научилась за четыре месяца?
— В академию может поступать хоть завтра, — ответил Тал Тал. — Ее ум и трудолюбие достойны всяческих похвал. Но нежный цветок и робкая лань из нее, извините, как из стрелы шнурок. Остается надеяться, что Тогон-Тэмур в самом деле примет ее любую.
— Просто тебе по-прежнему не по душе ее план, вот ты и находишь недостатки там, где их нет. Ты видел, как она танцует?
— Нет, и не хотел бы.
— Брось ворчать! Идем, посмотришь. По-моему, она очень хороша. Мои женушки свое дело знают!
— Этого я и опасаюсь…
Она танцевала среди ваз с первоцветами, вся пронизанная солнцем, с летящими по ветру блестящими волосами — юная, свободная, прекрасная, как степь весной. Хотелось подхватить ее на руки и закружиться вместе, забыв обо всем…
Но сам танец никуда не годился. Чему бы ни учила Сон Нян гаремная плясунья, она оказалась скверной наставницей.
Тал Тал не сомневался: слёз он не увидит, поэтому сказал все как есть. Да, не подходит. Да, ему известно, как должен выглядеть придворный танец: в Пинканли выступали те же танцовщицы, что перед этим развлекали императора. Что делать? Отказаться от затеи, пока не поздно, и не позорить их род.
Сон Нян выслушала его с каменным лицом, а на другой день рано утром явилась к ним в куртке, штанах и сапогах мужа Гун, с платком на голове, повязанном по-мужски, и дорожной котомкой через плечо.
— Вы снова правы, сонбэним, — начала она, не дожидаясь, пока к изумленным мужчинам вернется дар речи, — Я не гожусь в императорские красавицы. Не страшно, попаду во дворец другим путем, не в первый раз. Господин даругачи, я бесконечно благодарна вам за гостеприимство, а вам, сонбэним, за знания и советы. Моя последняя просьба: позвольте взять из оружейной лук со стрелами и дао: попробую наняться охранником в караван, а для этого нужно оружие. Заплатить мне за него нечем, есть только это… — девушка выложила на стол бронзовую шпильку с маленьким кусочком яшмы на витой верхушке. Если можно, возьмите ее в залог, при первой возможности я выкуплю, она… очень дорога мне.
Баян нехорошо покосился на Тал Тала:
— Сон Нян, оставь шпильку при себе и погуляй пока во дворе. Мне надо сказать кое-что наставничку твоему…
Еще никогда Тал Талу не требовалось соображать так быстро. Дядя только делал вдох, чтобы раскатать племянника в лепешку, а он уже говорил, приподняв ладонь, точно щит:
— Дайе, дело плохо, но поправимо. Просто ей нужна другая наставница, и не только для танцев. Но она должна вернуться в Даду. И побыстрее.
— Времени в обрез, — хмуро возразил Баян. — Пока обоз дотащится…
— Поедем верхом, возьмем только необходимое. Отпустите со мной близнецов — они стоят десятка солдат. Дороги уже подсохли, лошадей будем менять на постоялых дворах. Попробуем успеть за двадцать дней.
* * *
Свободная комната на постоялом дворе имелась только одна. Канун ярмарки, крошечный городишко…
— Просто отвернетесь ненадолго, и всё, — предложила Сон Нян, бледная от усталости. Позади остался очередной долгий день, проведенный в седле. — Сонбэним, не стоит беспокоиться…
— Ширма, — приказал Тал Тал хозяину постоялого двора. — В нашу комнату. Немедленно.
— Да-да, уважаемый господин! — Хозяин был сама обходительность. — Непременно доставим! Имеется как раз для проезжающих молодых господ, с рисунками, так сказать…
Изображения оказались сценами из жизни борделя, но путешественникам было не до них: поесть бы, кое-как смыть дорожную пыль с лиц — и спать. Завтра подъем на рассвете, и снова в путь — до следующего городка или деревни. Только по их названиям Тал Тал и определял, сколько дней они уже в пути: помогала карта, которую сам же и составил когда-то.
Сон Нян держалась отлично: ни на что не жаловалась, ничего не требовала, даже находила в себе силы улыбаться, когда неунывающие близнецы перебрасывались шутками, желая подбодрить и спутников, и самих себя. Лишь однажды, когда позади осталось не меньше половины пути, девушка попросила задержаться в очередном городке, чтобы купить льняного полотна.
— Если можно, выдайте мне немного денег… — она говорила едва слышным шепотом, не поднимая глаз, позвав Тал Тала за ширму. — Куплю полотна или ветоши… Я взяла с собой запас, но не думала, что будет так сильно…
— Ты о своих женских очищениях говоришь? — Так же тихо уточнил он.
— Откуда вы… — ее голос прервался.
— Изучал медицину в академии. Ты за завтраком почти ничего не ела — болит что-то?
— Да. Живот, внизу… Никогда не болело, и вот…
Он вгляделся в ее изможденное, осунувшееся лицо. Сон Нян не раздумывая согласилась на рискованное предложение одолеть дорогу до столицы за двадцать дней и, кажется, не рассчитала свои силы. Но — ни слезинки в глазах, обветренные губы твердо сжаты, она готова продолжать путь…
Выйдя из-за ширмы, Тал Тал объявил:
— Парни, сегодня никуда не едем. Надо отдохнуть, не то явимся в Даду призраками. Один день можем себе позволить.
— Спать и жрать, жрать и спать! — отчеканили хором близнецы. Вышло так забавно, что и Сон Нян усмехнулась сквозь боль.
— Я принесу, что тебе нужно, — Тал Тал вновь заглянул за расписной экран. — Отлеживайся и не о чем не беспокойся.
— Спасибо, сонбэним…
Ему показалось или ее голос в самом деле потеплел?
Когда он вернулся с плотным тючком мягкого чистого полотна, в комнате к привычным запахам долгой дороги — пот, пыль, кожа упряжи — примешались ароматы ромашки и мяты. У себя за ширмой Сон Нян потягивала из пиалы душистый отвар и выглядела уже заметно бодрее.
— Таштимур приготовил, — улыбнулась она. — Или Тимурташ… все никак не научусь различать. Сказали, сестра у них тоже мается каждое новолуние… — И неожиданно добавила погромче, чтобы услышали и близнецы: — Какие же вы все трое замечательные!
* * *
Вечерние сумерки наползали на дорогу, подгоняли всадников. На краю неба клубились тучи: гроза, что со вчерашнего дня преследовала их, намекала, что пора позаботиться о какой-нибудь крыше над головой. Последняя деревня давно скрылась за горизонтом вместе с солнцем, впереди по обе стороны дороги темнел неприветливый лес.
Тал Тал придержал коня, достал из-за пазухи карту. Так и есть: эта часть пути проходит по безлюдной местности, до следующего жилья они должны добраться только завтра к полудню. Значит, надо обустраивать ночлег, да побыстрее.
Близнецы, не дожидаясь просьбы или приказа, спешились, взяли лошадей под уздцы и двинулись в чащу. Тал Тал кивнул Сон Нян, чтобы она следовала за ними, и пошел последним, оглядываясь время от времени. Жители деревни, которую они миновали, не отличались особым дружелюбием, но дорога оставалась пустынной.
Далеко углубляться не стали, благо вскоре подвернулась подходящая для ночлега поляна. Здесь дело нашлось всем: Тимурташ отправился на поиски воды, Таштимур занялся сооружением шалаша, Сон Нян вызвалась расседлать лошадей и присмотреть за ними, а Тал Тал, достав из седельной сумки топор, решил испытать себя в ремесле лесоруба.
— Какие наставления оставил Кун-цзы тому, кто идет за дровами? — с невинным видом поинтересовался Таштимур. Они с братом иногда подтрунивали над Тал Талом, любившим щегольнуть знанием трудов Учителя.
— Благородный муж не должен путать древесный ствол со своей ногой, — Тал Тал с видом бывалого дровосека закинул топор на плечо, — и не размышлять о Пути, стоя под подрубленным деревом.
— Я и не подозревала, что господин Тал Тал умеет шутить, — заметила Сон Нян, дождавшись, пока ее наставник отойдет подальше.
— Весельчаком его не назовешь, — согласился Таштимур, — но только глупцы всегда ходят серьезные, потому что считают, будто кислая морда выглядит умнее.
Вернулся Тимурташ с полным бурдюком: неподалеку обнаружился ручей. Отвели лошадей на водопой, развели костер и сели ужинать под навесом из еловых лап и двух захваченных в дорогу плащей из тонкой промасленной кожи.
— Медвежьих следов я не нашел, — поделился новостями Тимурташ. — Но волки были тут совсем недавно. Надо поддерживать огонь и сторожить лошадей.
— Я могу посторожить первой, — вызвалась Сон Нян.
Тал Тал с удивлением посмотрел на нее:
— Разве ты не устала?
— Устала… Но лучше покараулить сейчас, чем потом просыпаться и вылезать из тепла.
— Наш человек, — одобрительно хмыкнул Таштимур.
Договорились сменяться каждый час. (2) Сон Нян сменит Тал Тал, а перед рассветом поднимутся близнецы: один на дежурство, другой — на охоту, подстрелить что-нибудь к завтраку. Тучи, с вечера грозившие ненастьем, разогнал какой-то милосердный бог, ночь выдалась безлунная, так что следить за движением звезд было несложно.
Из чащи тянуло холодной сыростью. Тал Тал завернулся в плащ и задремал, чувствуя, как разливается по телу долгожданный покой. Явилась и сгинула мысль о том, что ему предстоит спать с ученицей под одним плащом; желаннее любых ласк сейчас были чистое белье и лохань с горячей водой.
Спал он чутко и проснулся от легкого прикосновения к плечу. Сон Нян мигом нырнула в нагретое им гнездо из одежды и натянула плащ до самой макушки. У костра Тал Тала ждала гора хвороста и горячий чайник с отваром сосновых игл и шалфея: оставалось лишь догадываться, как девушка смогла разыскать его в темноте.
Далеко за полночь в глубине леса затянули свою песню волки, им гулко вторил филин. Лошади забеспокоились, но серые бродяги гуляли по каким-то своим тропам, а птица вскоре смолкла, и наступила та предрассветная тишина, когда спит, кажется, даже воздух.
Из шалаша один за другим бесшумно выскользнули близнецы, давая понять, что караульщику можно отправляться на боковую.
Стараясь не слишком перетягивать на себя широкий плащ, Тал Тал лег рядом с Сон Нян. Заворочался, пытаясь устроиться так, чтобы быстрее согреться, и почувствовал, как девушка уткнулась лбом в его плечо, обхватила руку и прижалась всем телом, устало вздохнув во сне. В этом жесте не было игривости или нежности: так одно живое существо тянется к другому в поисках тепла, покоя и защиты. Он поправил сползшую с ее спины полу плаща, подоткнул край, не пуская холод. Отчего-то вспомнилась Тэмулэн, которая даже в первый, самый счастливый месяц их супружества, предпочитала спать на своей стороне постели. В отличие от нее, Тао всегда обнимала его, засыпая, но Тал Тал никогда не заставал ее спящей, утром она неизменно поднималась раньше него. Наверное, это счастье — проснуться рядом с дорогим тебе человеком и улыбнуться друг другу… Сон Нян что-то пробормотала во сне на родном языке. Кажется, он расслышал имя. Не свое. И ему впервые стало грустно.
1) Инструмент, напоминающий лютню. На нем играла Сон Нян в дораме.
2) то есть каждые два часа в нашем измерении времени. Не будем забывать, что час Собаки, Быка и так далее это не 60, а 120 минут.
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу
