Я не люблю (гет)

Объясни, почему все хотят от тебя любви?

Дураки, мудрецы, великаны и муравьи...

(С)

Когда это произошло, в городе медленно наступала ночь.

В окнах домов насыщенной и кричащей Бейкер-стрит, заполненной шумом автомобильных покрышек Мэрилебон-роуд и узкой, почти незаметной в масштабах столицы Англии Друри-лейн зажигались желтые электрические огни. Ночь медленно поднималась от затертого шинами асфальта, заглядывала в чужие подъезды, зажигала фонари и приветственно махала бродячим котам в подворотнях.

Словно почувствовав что-то неладное, на юге Вест-Энда в Риджент парке с дуба на аллее номер пять сорвался лист, немного пожелтевший по краям, и, подхваченный ветром, отправился в путь, улетая далеко от места, где провел почти все лето. В Лондоне наступила осень. Не календарная — а настоящая, и первый дубовый лист обнулил счетчик сезонов, чтобы она начала свой ежегодный отсчет.

Тяжелая чугунная стрелка на огромном циферблате Биг Бена дрогнула, сдвигаясь на одно деление. Колокол пунктуально совершил свой ритуал, повторяющийся каждый час — отбил свои положенные одиннадцать ударов.

Было одиннадцать вечера, когда это произошло. Каждый из них, на этом приеме в Малфой-меноре был занят своим делом. Каждому оно казалось невероятно важным.

Блейз Забини совсем не почувствовал, что наступила осень. Его настроение так и оставалось совсем летним — радостным и приподнятым. Это лето было бесконечным и непобедимым, и он знал, что его внутреннее лето обязательно справится со всеми испытаниями. Блейз в сотый раз за вечер мимолетно коснулся своего пиджака, где во внутреннем кармане лежала одна очень важная для него вещь и в сотый раз за вечер его губы тронула улыбка. Для кого-то этот вечер станет особенным.

Панси Паркинсон в противоположном конце зала взяла бокал с подноса официанта, разносящего напитки, и смерила его таким взглядом, словно сам факт его существования её внимания не достоин. Словно будь на месте официанта пустота, Панси заинтересовалась куда больше. Панси искала в зале человека, от которого свет внутри неё все-таки разгорался, и планировала дальнейшую жизнь. И это было увлекательно. Наступающая осень вовсе не заботила её.

Смена времен года не взволновала и еще одного человека в этом зале. Гарри Поттер, сидящий на одном из маленьких диванчиков у стен, напряженно вглядывался в лица тех людей, которые его окружали. Конечно же, Гарри Поттера интересовало лицо лишь одного человека , находящегося здесь. Гарри Поттер хмурился, так, что между бровями залегла морщинка, и всем своим грозным видом волновал людей вокруг. Некоторые гости даже всерьез пугались. А Поттер всего лишь пытался отвлечься от последних слов Гермионы, которые застряли в мыслях и совсем не собирались убираться оттуда.

Хозяин поместья, Люциус Малфой всего лишь наслаждался. Он мог закрыть глаза и представить, что в его жизни никогда ничего не менялось, и что он все тот же Люциус Малфой, каким был лет, скажем, семь назад.

Его сын Драко откровенно скучал. Драко пил огневиски, раз за разом все сильнее обжигающий горло, и презрительно смотрел на фей, окружающих его. На мнение отца о женитьбе, наследнике и возвращении Малфоям влияния, Драко было откровенно срать. Он ждал. Он просто ждал.

Было ровно одиннадцать вечера, когда Гермиона Грейнджер вышла на балкон. Гермиона чувствовала оглушительное желание уйти, надеясь, что в движении чувства будут душить её меньше — хотя бы немного, чуть-чуть, самую малость. И, к слову, спроси её о том, с кем она пришла на прием, Гермиона бы даже не вспомнила о своем спутнике, не говоря уж об осени.

Они бы не смогли понять друг друга, точно вам говорю, все эти люди. Это просто невозможно — другой человек, в его голову вложены другие мысли, в сердце другие чувства и эмоции. И все же, простая надежда никогда еще никому не вредила.

Делайте ваши ставки на то, какой сюрприз преподнесет вам первая осенняя ночь.

Было всего лишь одиннадцать часов вечера — ночь только начиналась.

Ставки сделаны, господа, ставок больше нет.

* * *

Настолько невероятны, настолько невозможны чувства, которые шквалом обрушились на Гермиону всего лишь от одного взгляда.

Он.

Кажется, что он везде. Куда бы она ни посмотрела — он повсюду. Смотрит. Смотрит так, что что-то безумно тяжелое, вязкое заполняет грудную клетку, отчего становится трудно дышать, отчего происходящее вокруг перестает восприниматься должным образом, искажается.

В глубине души Гермиона понимает, что так быть не должно. Что так не правильно. Что правильно — держать Блейза за руку, смеяться, танцевать. А не сбегать, стоит только ему отойти.

Слишком трудно продолжать улыбаться, говорить о ничего не значащих мелочах, просыпаться каждое утро — слишком трудно жить, просто жить, после того как твоя жизнь переломилась пополам. Почти невыполнимая задача — видеть его и мысленно переживать это раз за разом, снова и снова.

Гермиона стоит на балконе, вцепившись в перила так, что побелели костяшки пальцев.

Было бы проще, если бы она могла просто вывернуть наизнанку свою душу, подставляя её прохладному ветру, чтобы хоть как-то очиститься. Было бы проще, если бы она могла просто выдохнуть то, что у неё внутри.

— Вы здесь прячетесь, мисс Грейнджер? — раздается вкрадчивый голос за спиной. — От кого?

Гермиона оборачивается, стараясь унять дрожь — то ли от этого самого ветра, то ли от эмоций, которые переполняют её. Он не поменялся, нисколько. Лишь только взгляд Люциуса Малфоя еще больше потяжелел. При желании таким взглядом можно было бы пригвоздить к полу.

Ей кажется, что в его голове страшные, пугающие мысли — причина такого взгляда. Ей бы не хотелось знать эти мысли. Почти полтора года вынужденного затворничества — разве не повод возненавидеть все и всех?

— Я дышу воздухом, — осторожно отвечает она.

Люциус улыбается краешком губ.

— Право, такая красивая девушка не должна обманывать, — голос у Люциуса тихий, но уверенный. — Ложь вам не к лицу.

— А вы, значит, считаете меня красивой, мистер Малфой? — Гермионе хочется, чтобы он ушел, и чтобы ей не приходилось поддерживать этот разговор.

«Уходи, — думает она. — Иди к своим замечательным гостям, таким же самовлюбленным снобам, как и ты».

Что-то меняется в его лице. Он шагает вперед, становясь совсем близко к ней, нависая, и смотрит сверху вниз. Свысока.

— Не забывайтесь, — говорит он.

Конечно. Малфой так и остался Малфоем. Ничего не смогло пошатнуть его непоколебимую уверенность в себе. Все такая же дорогая мантия, все такая же трость, все такое же отношение к Гермионе.

— Что? — переспрашивает она, игнорируя желание попятиться назад. — Вы должно быть что-то недопоняли...

— Когда у одного короля родилась дочь, прорицательница сказала, что его дочь вырастет, уколет палец и умрет. Король всем сердцем любил свою дочь. Знаете, что сделал этот любящий отец? Отрубил ей все пальцы, — Люциус внимательно смотрит за тем, как меняется выражение лица Гермионы. — Вот это — недопонимание.

И, кажется, откровенно наслаждается произведенным эффектом.

Гермиона сглатывает ком, вставший в горле.

— Чушь, — медленно произносит она, глядя на старшего Малфоя исподлобья, как какой-то затравленный зверек. — Король поселил принцессу в башне. А принц её спас. И она вовсе не умерла от укола, а заснула.

Возникает чувство, что он намеренно пытается напугать её. А еще — что за его словами кроется нечто большее, тщательно завуалированное.

— Магглы всегда все портят, — качает Люциус головой. — Принцесса была уродлива, и ни один принц даже не согласился сесть с ней за один стол. Она повесилась от одиночества.

___________________________________________

Стакан за стаканом — и горький вкус огневиски почти не чувствуется. Если стоять на одном месте, то и не чувствуется, что от алкоголя уже пошатывает.

Драко кривит тонкие губы в презрительной ухмылке.

— Грейнджер и Поттер в моем поместье, — говорит он стоящей рядом Панси. — Радуются жизни. Разве может быть что-то хуже?

Панси закатывает глаза, чтобы не видеть этого зрелища, единственная адекватная оценка которому — «жалкое». Панси устала говорить Малфою, чтобы он не пил, устала одергивать его за рукав.

— Да, — раздраженно отвечает она. — Твой отец сейчас на балконе вместе с ней.

— Мерлиновы подштанники!

— Драко, ты ругаешься, как моя бабушка, — язвительно говорит Панси. Малфой ставит пустой стакан на поднос и двигается вперед. — Что ты делаешь? — шипит Панси, хватая его за руку и пытаясь остановить. — Дождись окончания вечера. Ты должен выбирать невесту, забыл?

Он оборачивается, вырывает свою руку из её и отмахивается, как от мухи. Затуманившийся, было, взгляд проясняется, и в нем плещется решимость.

— К черту невест!

___________________________________________

Когда не о чем говорить, люди говорят о погоде.

Гарри выкуривает очередную сигарету, кивает в ответ волшебнику, который говорит что-то малоинтересное. Завтра он и не вспомнит тему разговора, но что-то подсказывает, что старичок растолковывает ему о том, что, например, зима начнется рано. Или что осень будет дождливая. Не суть. Мысли Гарри Поттера заняты совсем другим.

— Поттер! — кто-то толкает его в плечо, заставляя обернуться.

У Блейза хмурое выражение лица.

— Поттер, где Гермиона? — нетерпеливо спрашивает он, так, что слова вылетают почти скороговоркой.

Гарри пожимает плечами.

— Не знаю, — он оборачивается к своему объекту наблюдения, но глаза не находят то, что ищут. — А где Малфой?

— Что? — Блейз опять возникает перед глазами. — При чем тут Малфой?

Несколько секунд Поттер разглядывает его взволнованное лицо, прикидывая в уме: стоит ли ему что-то объяснять.

— Я вообще-то слежу за ним, чтобы он не натворил чего-нибудь, — нехотя все-таки поясняет он. — Но тут появился ты, и я упустил его белобрысую макушку из внимания.

— Да и хрен с ним, где Гермиона? — восклицает Блейз.

В голову Гарри закрадываются нехорошие подозрения.

___________________________________________

Дело в том, что если кто-то будет общаться с вами слишком уж приветливо, вы подсознательно почувствуете подвох. Непременно.

Особенно если этот кто-то — Люциус Малфой, со всей этой подчеркнутой вежливостью, показным спокойствием, со всеми этими обращениями на «вы», со всеми «мисс Грейнджер».

— Мне кажется, мистер Забини не подходящая партия для вас, — задумчиво произносит он, поигрывая своей тростью.

Гермиона чувствует, как начинает раздражаться. Её напрягает присутствие Люциуса рядом с собой. Кажется, еще немного и она будет готова послать его прямым текстом.

— Да? — восклицает она, вглядываясь в его лицо. — Теперь вы будете критиковать моего спутника? А какая же партия подходящая, по-вашему? Может быть, ваш сын?

Какое, к черту лицо? Это восковая маска. Обычная восковая маска. Ни разу не поменялась за столько минут.

— Смешная шутка.

На гребаной восковой маске нет ни малейшего признака, который дал бы понять, что Люциусу смешно.

— Вы совсем не знаете моего сына.

В глазах Гермионы зажигается огонек. Её вдруг охватывает злость к этому человеку, совсем непонятная для нее, чужеродная.

— А вы?

Дверь с шумом распахивается, заставляя обернуться.

___________________________________________

— Мне кажется, что она на балконе, — задумчиво говорит Гарри, в сотый раз оглядывая зал. — Ей просто негде больше быть.

Блейз Забини рядом напряженно хмурится и кивает, решительно направляясь туда. Он расталкивает людей, собравшихся в поместье Малфоев локтями, бросая по пути извинения.

Настроение у Блейза стремительно падает вниз, становясь хуже и хуже, кажется, с каждой секундой. Он уже тысячу раз себя проклял за то, что решил потащить Гермиону на этот чертов прием, всего лишь для того, чтобы поставить Малфоя на место.

Гарри приходится почти бежать за ним.

— Мистер Поттер, Мистер Забини! — перегораживает путь Люциус Малфой. — Гарри, рад видеть вас в своем доме!

Блейз замирает, расширившимися от шока глазами глядя на мужчину перед собой.

— Ага, — выдыхает Поттер, удивленный словами Малфоя.

Улыбка, застывшая на лице Люциуса слишком уж противоестественна, слишком приторна.

— Идемте, я хотел бы обсудить с вами нововведения в системе налогов, — он улыбается еще шире. — И с вами мистер Забини, составьте нам компанию.

— Я? — шокировано говорит Блейз, приподнимая брови.

— Мистер Малфой, а вы не видели Гермиону? — спрашивает Гарри.

— Нет, не видел, — рука Люциуса опускается ему на плечо. — Идемте со мной.

__________________________________________________

Гермиону словно окатили ледяной водой. Бывают моменты, когда одна секунда кажется длиннее часа, а минута — длиннее всего дня. Сердце Гермионы пропускает удар, а вязкая смесь из обиды, боли, отчаяния вновь наполняет грудную клетку.

Ей тяжело дышать.

Ей просто невозможно сдвинуться с места.

— Давай поговорим. Просто поговорим. Один разговор и все!

Внешне спокойного Драко Малфоя опять выдают глаза. В них бушует буря, сметающая все на своем пути, затягивающая, разрушающая и дикая. Гермиона надеется, что внутри у него так же — буря. Гермиона хочет, чтобы ему было так же больно, как и ей.

— Нет! — внешне спокойную Гермиону выдает дрожащий голос. — Не будет ни одного разговора!

Драко вздыхает и делает шаг вперед: осторожно, чтобы не спугнуть. Он опять напоминает Гермионе дикого зверя. Только вот ей совсем не хочется в этот раз стать его добычей.

— Что мне сделать, чтобы ты поменяла свое решение? — тихо говорит он, приближаясь.

Гермиона делает шаг назад.

— Можешь пойти и убить себя прямо сейчас.

— Я серьезно, Грейнджер.

В спину врезаются перила. Ей больше некуда отступать.

— Я тоже серьезно, Малфой. Твой альтернативный вариант — уйти и закрыть дверь с обратной стороны.

В его глазах беснующиеся тени.

Он ухмыляется, хватает её за руку и больно сдавливает запястье.

__________________________________________________

— Мистер Малфой, вы точно не видели Гермиону Грейнджер? — почти рычит Блейз. — Я видел, как вы выходили с балкона.

Этот дурно отыгранный спектакль слишком действует на нервы.

— Грейнджер? Так вы про Грейнджер! У нее разболелась голова, и я снял антиаппартационные чары, чтобы она отправилась домой.

Её нигде нет. Гермиона словно провалилась сквозь землю, исчезла. Балкон оказывается пуст.

— Тут творится какая-то херня, — сквозь зубы бросает Блейз Поттеру. — Я к Гермионе.

Тот спешит за ним, в холл, к камину. Шум, доносящийся из зала постепенно сходит на нет, становясь тише и тише, словно кто-то убавляет звук. Становится слышно цокот чьих-то каблуков по мрамору пола.

— Блейз! — восклицает женский голос.

___________________________________________________

В гостиной Малфоя полумрак.

Любопытная луна осторожно заглядывает в окно, словно хочет подсмотреть за двумя людьми — парнем и девушкой — что появились прямо из воздуха.

Гермиона вырывается, кричит, пытается оттолкнуть парня.

— Ну? Чего ты хочешь от меня? О чем нам с тобой нужно поговорить?

— Может быть о том, как ты, тупая сука, трахалась с моим лучшим другом? — шипит он прямо ей в лицо.

____________________________________________________

Прошло много лет с тех пор, как Панси Паркинсон была маленькой девочкой. Прошло много лет с тех пор, как Панси Паркинсон поняла: своего нужно добиваться любыми способами и путями, оправданны они или нет. И не останавливаться, если действительно хочешь чего-то добиться.

— Панси, уйди, пожалуйста, мне сейчас вообще не до тебя! — с досадой говорит Блейз.

Девушка делает еще один шаг, слабо охает и падает на пол. Она поднимает глаза на подскочивших к ней парней.

— Что с тобой? — спрашивает её Блейз.

— Что-то с моей ногой, — морщится Панси.

— Что за бред, Паркинсон?

— Больно, — жалобно тянет Панси.

Её глаза наполняются слезами, а лицо искажается гримасой боли.

— Да твою же мать! — зло бросает Блейз. Он обхватывает её за талию и поднимает.

Гарри Поттер оторопело переводит взгляд с одного лица на другое. Он подхватывает девушку с другой стороны и говорит Блейзу:

— Иди, я отправлю её в Мунго.

— Нет! — восклицает Панси и говорит с нажимом, требовательно: — Блейз. Ты нужен мне. Сейчас.

Тот закатывает глаза.

— Панси, прошу тебя, прекрати. Я должен быть сейчас в другом месте.

-Ты мне нужен, понимаешь? — девушка начинает повышать голос. — Ты не можешь уйти! Ты не можешь сейчас меня бросить! Ты не можешь сейчас на меня наплевать!

-Черт, заткнись, — обрывает её Блейз и кивает Поттеру: — Отправляйся к Гермионе.

Панси вцепляется в рукав Гарри.

— Нет! — восклицает она. — Он идет с нами!

— Зачем это?

— Чтобы мы не сидели там всю ночь, Поттер!

___________________________________________________

Драко с силой прижимает Гермиону к стене.

— Как ты могла? Как? Он же мой друг! — он почти срывается на крик. — Он же, блядь, мой гребаный лучший друг!

Сердце стучит до одури быстро. Девушка бьется в его захвате, как птица, попавшая в силки. Горячие слезы жгут глаза, струятся по щекам. Гермиона захлебывается в рыдании.

— Отпусти меня! — надрывно кричит она.

Малфой смотрит со злостью, еще сильнее, до боли, до синяков сжимая в ладонях её запястья. Он тяжело дышит, ноздри раздуваются, с силой выталкивая воздух.

Он дергает лиф платья, разрывая корсет. Шов трещит, расходится, тонкие нити рвутся. Оголенная кожа пылает от каждого прикосновения.

Гермиона чувствует, как что-то рвется внутри нее. Словно её душа состоит из таких же тонких ниточек, каждая из которых при разрыве отдается болью во всем теле.

Его колено пытается раздвинуть ей ноги. Гермиона кричит уже что-то бессвязное, кричит, больно ударяясь головой о стену при каждом из судорожных вдохов.

— Да тебе же это нравится! Ты такая же, как и все шлюхи!

— У нас ничего не было, — шепчет она. — Прекрати.

— Пожалуйста, хватит, — шепчет она, когда его руки разжимаются. Драко замирает, тяжело дышит, смотрит каким-то безумным взглядом.

— Хватит, — шепчет она, безвольно сползая по стене на пол, равнодушно оглядывая то, что осталось от испорченного платья.

— Хватит, — твердит Гермиона, подтягивая колени к животу и сжимаясь в клубок, пытаясь стать как можно меньше. Из-за слез совсем ничего не видно, все вокруг превратилось в размытое пятно.

Иногда жизнь распоряжается так, что за минуты счастья, полученные когда-то, приходится платить месяцами боли. Такая простая арифметика и такая сложная жизнь. Чудеса тоже имеют срок годности, а счастье — свой лимит.

— Я хочу домой, — произносит Гермиона одними губами.

Ни одной целой ниточки. Только ошметки и клочки внутри нее.

___________________________________________________

Гарри устало закрывает глаза, надеясь, что с Гермионой все в порядке. С ней просто должно быть все в порядке! Она точно не стала бы уходить куда-то с Малфоем, да и он не настолько идиот, чтобы сделать ей что-то плохое.

По крайней мере, Гарри на это надеется.

— Пожалуйста, попросите свою подругу не стонать так громко, она мешает мне работать, — как-то затравленно произносит молодой врач, осматривающий Паркинсон.

— Но мне же больно! — кричит та.

Гарри кажется, что уже вся больница знает, что в этой палате находится Панси Паркинсон, что у врача кривые руки, а кушетка, на которой лежит Панси жесткая. Нескольких витиеватых речевых оборотов, по поводу кого, куда и как.

— Панси, просто заткнись, — утомленно бросает Блейз.

Он стоит у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Гарри смотрит на его взволнованное выражение лица, на его тревожный взгляд и ему хочется изменить свое мнение об этом человеке. Гарри хочется верить ему.

Наверное, Блейз тоже надеется, что все будет хорошо.

— Я ничего не понимаю, — врач трет переносицу указательным пальцем и пожимает плечами. — С вашей ногой все в порядке.

— Смотри лучше, идиот! — верещит Паркинсон. — Мне так больно, будто меня пытают раскаленным железом!

— Тебе же сказали, что все в порядке! — зло бросает Блейз, обернувшийся от окна.

— А я чувствую, что не в порядке! Пусть меня осмотрит другой врач!

Блейз устало закатывает глаза.

— Позовите, пожалуйста, другого врача, — тихо просит Гарри.

____________________________________________________

Он кладет её на постель, бережно, как фарфоровую куклу, закутывает в одеяло и становится на колени перед кроватью, положив голову Гермионе на живот. Гермиона безразлично наблюдает за ним из-под полуопущенных ресниц.

Безразлично.

Чувствовать что-то уже просто нет сил. Боль превратилась в пылающий огонь и сожгла её изнутри, оставив лишь внешнюю оболочку.

— Прости меня, — шепчет Драко чуть слышно.

Безразлично. Все безразлично. Она просто пустая. Под фарфором ничего нет, совсем ничего не осталось — ни эмоций, ни чувств, ни жизни — ничего. Пусто.

— Просто одна эта мысль невыносима для меня, — продолжает он. — Я так не могу, понимаешь?

Гермиона, словно через силу, поднимает руку, опуская её к Драко на голову. Пальцы меланхолично перебирают мягкие волосы.

— А твой отец знает, что ты не можешь? — безразлично спрашивает она.

Безразлично. От неё совсем ничего не осталось. То, что человек не может изменить, в конечном итоге меняет самого человека.

«Ты сделал мне кое-что, Драко. Ты опять это сделал. Ты опять наступил на мое сердце. Ты опять заставил меня плакать».

Гермиона закрывает глаза. Можно столько всего избежать, когда спишь — ведь во снах нет ни страданий, ни боли; во снах мир, в котором все всегда хорошо. Ей хочется уснуть и никогда не просыпаться.

_____________________________________________________

— Все, уведите меня из этой больницы, у меня уже голова начала болеть от этих запахов, — капризно говорит Панси.

Голос у нее визгливый, скандальный, неприятно режет слух. Гарри закрывает глаза и считает до десяти. Наверное, впервые в жизни ему хочется ударить девушку.

— Она всегда такая? — обреченно спрашивает он у Блейза.

— Нет, только по особым праздникам, — отвечает тот в тон ему.

А за окном первые солнечные лучи обнимают дома на улицах Лондона, ласково разглаживают волны на воде в лужах, нежно целуют солнечными бликами стекла машин и витрины. Они прогоняют ночь, которая не может жить без подлых сюрпризов.

Утренний ветер обнадеживающе шепчет, обещая, что теперь все точно будет хорошо.

_____________________________________________________

На свете существует великое множество прекрасных вещей, одна из них — наблюдать за спящим человеком.

Драко думает, что самая прекрасная вещь на этом свете — наблюдать за спящей Гермионой. У него на самом деле почти не осталась времени, чтобы пересчитывать её ресницы и поправлять пряди волос, мимолетно касаться подушечками пальцев её лба и щек.

Ночь заканчивается.

Осталось совсем мало времени на то, чтобы не скрывать свои самые потаенные мысли не пытаться убежать от самого себя.

______________________________________________________

Панси устало падает на свой диван в гостиной. Напольные часы отбивают шесть часов утра, озаряя весь дом звуком от ударов.

— Ужасный день, — жалобно тянет она. — Все болит. Из-за этих тупых врачей я останусь хромой на всю жизнь!

— Паркинсон, четыре медика сказали, что твоя нога здорова.

— Но, тем не менее, она болит, Поттер!

Блейз вскидывает руки, останавливая очередной бесполезный спор.

— Все, я не желаю больше этого слушать, — тусклым голосом произносит он, разворачиваясь и выходя из комнаты.

Гарри догоняет его у самого выхода. Вид у Блейза усталый, помятый и замученный. Гарри хочется сказать ему что-нибудь ободряющее, но тот его перебивает:

— Я хотел сделать этот вечер особенным для Гермионы.

— Если ты о том, о чем я подумал, оставь это без подробностей.

Подробностей и так предостаточно, все они тут же возникают в голове Поттера. Вот Блейз подходит к Гермионе, вот целует её, вот... Гарри мотает головой, отгоняя наваждение. Нет, лучше уж не думать об этом.

— Что? — непонимающим тоном переспрашивает у него Блейз. — Нет!

Его рука тянется ко внутреннему карману и достает оттуда маленький футляр, обшитый темно-зеленой бархатной тканью. Кольцо.

Все возможные слова встают у Гарри комом в горле. Несколько секунд он тупо смотрит на прозрачный камень, играющий своими гранями на свету.

— Я все понимаю, но... — наконец выдавливает он из себя. — Не рано?

Блейз смотрит на него так, что Гарри кажется, что он упустил в своей жизни нечто очень важное.

— Мой отец как-то сказал: если встретишь человека, с которым тебе захочется провести всю жизнь, не проеби его. Я чувствую, что Гермиона тот человек.

_______________________________________________________

В гостиную Поттер почти врывается. Он почти кричит: зло, раздраженно, даже с ненавистью. От его присутствия Панси становится не по себе и появляется какое-то неестественное желание вжаться в спинку дивана.

— Что за цирк ты устроила?

— Я не виновата, что... — начинает она.

— Еще хоть одно слово про твою ногу и я сломаю её по-настоящему, — жестко говорит Поттер, обрывая её на полуслове.

Панси разглядывает картину за его спиной. Пейзаж, привезенный матерью из Франции — синее-синее небо, песчаный Лазурный берег, будто бы искрящаяся вода. И маленькая белая яхта, уходящая за горизонт.

— Красивое кольцо, правда? — спрашивает она. Получается как-то хрипло.

— Ты знала? — удивленно спрашивает Поттер.

Она просто кивает. Мать Панси подруга Александры, конечно же, она знала!

— И зачем... — начинает он, повышая голос и грозясь разразиться очередной тирадой, но осекается. — Черт!

Он садится рядом и молчит. Его молчание тяжелое, заполняющее собой всю комнату. Панси чувствует, что для нее Поттера слишком много.

Не хватало только того, чтобы он додумался начать утешать её.

— Уйди с глаз, Поттер, а то зааважу, — тихо говорит Панси, устало закрывая глаза.

________________________________________________

Звонок в дверь вырывает Гермиону из её сна.

Она кутается в халат, сонно щурится на утреннее солнце и лениво бредет к двери. Голые пятки шлепают по паркету в прихожей, Гермиона зевает, думая о том, из-за кого она променяла свой сон на холодное утро, холодный пол и оглушающе-холодную реальность.

— Привет, — в квартиру влетает Блейз и на одном дыхании произносит: — Извини, что рано. Мне просто необходимо сказать тебе кое-что важное!

Гермиона переводит взгляд с его взволнованного лица на букет белых лилий в его руке. События прошлой ночи стоят перед глазами.

— Блейз... — начинает она, судорожно пытаясь подобрать слова.

Он вскидывает ладонь, прерывая её.

— Пожалуйста, не перебивай меня...

— Тогда можно я тебя перебью? — буднично интересуется насмешливый голос за спиной Гермионы.

В оглушительной тишине прихожей раздается мягкий шлепок от белоснежных цветов, упавших на холодный пол.