Негаданная Судьба (гет)

Невозможно сбиться с пути,

Если ты не знаешь дороги,

Пусть любви безумные боги

Будут вечно нас вести.

Через годы и расстояния,

И столетий пепел печальный,

Через темное море отчаянья,

И к раю на полпути

Мы построим собственный город

В нем радуги будут мостами

Благодать, да прибудет пусть с нами

И не тронет тления холод...

Галлифракс сделал последний круг над долиной и плавно опустился перед Парадными Вратами Эребора, заставив поспешно разбежаться суетившийся там народ. Гермиона стекла вниз по гладким птичьим перьям, будто со скользкой ледяной горки, задержавшись на мгновение , чтобы приобнять огромную птицу за шею.

Леголас ловко и бесшумно спорхнул следом и, низко поклонившись повелителю орлов, приложил ладонь к сердцу, поблагодарив его длинной певучей эльфийской фразой. Галлифракс щелкнул клювом и, ласково боднув Гермиону головой, оттолкнулся от земли и взмыл в холодное зимнее небо. Некоторое время он еще кружил над Горой, призывая сородичей громким клекотом.

Гермиона и Леголас, держась за руки, продрались сквозь толпу незнакомого люда, с ужасом и болью глядя на тела павших в битве воинов. Окровавленные людские лица с остекленевшими взорами и прекрасные бледные лица эльфов, невидящие глаза которых были обращены к небу, тела, сплошь утыканные черными орочьими стрелами, всюду изломанные эльфийские мечи, разбитые в железное крошево гоблинские ятаганы да искореженные гномьи секиры... И кругом кровь, от которой стали скользкими камни.

Наконец они увидели Барда. Озерник был бледен и, кривясь от боли, зажимал ладонью рану на плече, его щеку пересекал длинный кровоточащий порез. У его ног лежал переломленный пополам тисовый лук. Завидев девушку и эльфа, он, однако, сразу заулыбался и помахал им здоровой рукой.

— Бард! — вскричала Гермиона, бросаясь к лучнику и повиснув у него на шее. — Слава Мерлину, ты жив!

— И мне радостно видеть вас в добром здравии, леди, — смутился он, и его щеки слегка порозовели. — Я, признаться, думал, что вы мертвы, когда не встретил вас среди остальных. Я рад, что ошибся.

— Наследник Гириона оказался достойным своего предка, — торжественно произнес неведомо откуда появившийся Гэндальф. — Жители Эсгарота могут гордиться тобой. С таким лидером им и дракон не страшен.

— Благодарю тебя, маг, — поклонился Бард. — И вас, леди Эмин. Если бы вы не предупредили мой народ, Смауг унес бы с собою немало жизней. Может, среди них оказались бы и жизни моих детей.

— Не нужно, Бард, — остановила его Гермиона. — Твоя рука избавила целый край от ига огнедышащего чудища. Здесь все боготворят тебя.

— Мы собираемся строить на берегу Долгого озера новый Эсгарот, — улыбнулся лучник. — Люди избрали меня градоправителем. На дворе зима, и мы знаем, что легко не будет. Эльфы предложили нам помощь, — он дружески кивнул Леголасу.

— Так вот куда ты уходил, — прошептала Гермиона, удивленно заглядывая эльфу в глаза. — Ты осмелился пойти против собственного отца и собрал армию, чтобы помочь гномам. Гномам! Ты самый удивительный эльф, которого я только встречала, Леголас.

— Ты заслуживаешь чести встать во главе народа, — обернулся эльф к Барду. — Будь смелым и справедливым правителем. Лесные эльфы поддержат тебя в твоих начинаниях.

Гермиона не слишком внимательно вслушивалась в этот обмен любезностями. Она с растущим беспокойством искала глазами Торина или кого-нибудь еще из их отряда, но все гномы, что встречались ей, были незнакомыми. Эти суровые, угрюмые бородачи в кольчугах и шлемах переговаривались между собой на родном языке и мало обращали внимание на людей и эльфов. Наконец она увидела Ори, который, неуклюже подпрыгивая, пробирался через обломки окончательно рухнувших Парадных Врат.

— Ори! — закричала она, рванувшись навстречу. — Где Торин и остальные? Они целы?

— Леди Эмин... — пролепетал молодой гном, — Все наши в порядке, они в Горе, устраивают временный лагерь для раненых. Торина тоже задело. Нет-нет, — замахал он руками, увидев как округлились глаза девушки. — Рана не опасна. Только вот он очень сердит на вас...

— Могу представить, — облегченно вздыхая, хмыкнула Гермиона. — Главное, что он жив. А уж я постараюсь ему все объяснить.

— И еще... — Ори замялся. — Хоббит, Добытчик мистер Беггинс... он исчез. Мне жаль, но скорее всего он мертв.

Сердце Гермионы сделало бешеный кульбит. Она смотрела на Ори, как на привидение, чувствуя, будто кто-то словно бы вынимает из нее душу. Два года назад, стоя в директорском кабинете перед Дамблдором и непривычно растерянной, комкающей в руках мокрый носовой платок МакГонагалл, и выслушивая весть о гибели своей семьи, она испытывала схожие чувства. Слезы уже ослепили ее, к горлу подкатил приступ нервной тошноты.

— Вот еще! — будто сквозь вату услыхала она возмущенный голос мага. — Мой Добытчик слишком изворотлив и везуч, чтобы вот так сгинуть посреди камней! Я живо отыщу его. Мой друг, — обратился он к Ори, — отведи девушку в лагерь.

— Только не ждите теплого приема, леди, — предупредил молодой гном. — Торин очень зол. Но, кажется, он беспокоится, что с вами сталось, больше, чем злится. — добавил он.

— Иди, Эмин, — обнял ее Леголас. — Я помогу волшебнику отыскать хоббита.

Гермиона кивнула, улыбнувшись сквозь слезы, и побрела следом за Ори, не замечая заинтересованных взглядов, что бросали на нее другие гномы. Они, конечно, слыхали от птиц о молодой волшебнице, которая пришла под Гору вместе с отрядом Торина Дубощита, и им было любопытно посмотреть на нее.

Лагерь расположился неглубоко внутри, под защитой развалин, что раньше звались Парадными Вратами Эребора. Гномы были спокойны и сосредоточены, одни перевязывали раненых, другие деловито сновали по пещере, растаскивая завалы.

Несмотря на взведенные до предела нервы, Гермиона ощутила прилив радости, завидев живых и здоровых товарищей по путешествию.

Торин заметил ее присутствие сразу. Он стоял, устало привалившись к стене и вполголоса разговаривая с Даином, и потихоньку баюкал раненую руку.

Она нерешительно остановилась, будто не смея приблизиться к нему, и Торин с трудом подавил желание броситься к ней навстречу, схватить в охапку и больше никогда не отпускать. Однако же, возмущение и лютая злость все еще владели его сердцем наравне с любовью, и в этот раз переупрямили именно они.

— Зачем ты явилась сюда, ведьма? — холодно спросил он, приблизившись к ней. — Куда ты дела Камень Государя?

Гермиона попятилась, прочитав скорбь и ненависть в его темном взгляде. Даже в первые дни, проведенные с отрядом, он не смотрел на нее с такой злостью. С раздражением и досадой, будто на нечаянное недоразумение — да, несомненно, но теперь он видел в ней врага. В какой-то момент ей показалось, что сейчас он ее ударит.

— Торин, камня больше нет. Он отнял у тебя рассудок и непременно погубил бы тебя, как и твоего деда, — проговорила Гермиона срывающимся голосом. — Он должен был исчезнуть.

— Я доверял тебе! — прогремел Торин, заставив ее вздрогнуть. — А ты оказалась предательницей. Кто надоумил тебя? Эльфы? Озерники? — рычал он, наступая на нее.

Гермиона почувствовала, как горечь обиды пополам с липким страхом сжимают сердце холодной дланью. Она судорожно сглотнула, отчаянно хватая ртом воздух, и залилась бессильными слезами.

— Уходи, Эмин, — тихо произнес Торин. — Я боюсь не выдержать и убить тебя.

Ничего не видя из-за слез и спотыкаясь о камни, Гермиона развернулась и побежала прочь. Снаружи она с разбегу угодила в объятия Леголаса, и внезапно почувствовав себя уставшей и исчерпанной до дна, с облегчением спрятала лицо у него на груди. Эльф ничего не спросил, все было ясно и так. Он только успокаивающе гладил ее по плечам, положив подбородок на ее мягкую, пахнущую дымом макушку.

— Все образуется, Эмин. — сказал он. — Вместо Торина говорит его упрямство. Дай ему время. Поверь, он еще изгрызет себя сожалениями, и это будет хорошим наказанием для него.

Леголас отлепил девушку от себя и принялся вытирать ее слезы.

— Если хочешь, то можешь отправиться со мной в мое королевство, — сказал он. — Хотя сомневаюсь, что встреча с моим отцом входит в список твоих желаний.

Гермиона помотала головой.

— Тогда в озерный город, — услыхала она голос Барда. Озерник приблизился к ним и ободряюще улыбнулся ей. — Мой народ остался без дома и крова, но вы всегда найдете приют в моей семье. Не говоря уже о том, что помощь ваша может стать для нас неоценимой.

— Между прочим, о хоббите, — ухмыльнулся Леголас. — Твой драгоценный мистер Беггинс оказался еще тем хитрецом и почти всю битву провалялся без сознанья неподалеку отсюда, приложенный по голове булыжником. Откровенно говоря, он не просто живехонек, но и не заработал ни единой царапины. Хотя шишка на лбу у него весьма впечатляющая.

Гермиона счастливо шмыгнула носом и почувствовала, как сами собой высыхают слезы. Она была благодарна Леголасу, но Бард, позвав ее в Эсгарот, сам того не понимая, указал ей дальнейший путь. У нее снова была цель. Все-таки она волшебница, и пока есть люди, которым нужна ее помощь, жизнь ее не может быть безрадостной или напрасной.

* * *

Торин мрачнел день ото дня. Прошло уже несколько недель с тех пор, как он прогнал Эмин прочь, а видение ее тонкой, стремительно удаляющейся фигурки, все еще стояло у него перед глазами. Сны, в которых она представала окровавленной, с черной стрелой в груди, превращали его ночи в ад и, не давая заснуть, выгоняли из Горы под высокое и холодное зимнее звездное небо.

Он слышал, как кто-то, кажется Балин, рассказывал о том, что его волшебница живет в Эсгароте, в семье Барда-лучника, который оказывает покровительство ей и хоббиту Бильбо Беггинсу. Гэндальф, вопреки своему обыкновению, тоже никуда не исчез. Торину хотелось поговорить с ним, у него осталось много вопросов, но маг ушел следом за Эмин, даже не взглянув на гномьего короля.

Торин не интересовался тем, что происходит за пределами горы. Он мало что слыхал об эльфах и людях, правда, птицы доносили порой пустые вести. Видимо, близость весны влияла на всех не лучшим образом.

На душе у подгорного короля было и тяжко, и светло одновременно, ибо Аркенстон вспоминался теперь, как пустая безделушка, и не тревожил сердца, да только сердце Торина было уже не под Горой. Умом он понимал, что сотворил едва ли не самую большую глупость в своей жизни, но пресловутое гномье упрямство и гордость не давали ему исправить своих ошибок.

Из Железных гор, на подмогу Эребору, пришли еще гномы и сразу деятельно взялись за расчистку завалов внутри Горы, да в первую очередь в рекордно короткие сроки заново отстроили Северные Врата и мост через Бегущую, потому, что огибать Одинокую, чтобы приблизиться было из рук вон неудобно.

Недавний отряд распался. Двалин с головою зарылся в содержимое оружейной, и без устали наводил там порядок, проводя время в компании обожаемых им обоюдоострых мечей и топоров, без устали полируя их и любовно натачивая до той степени остроты, что их было страшно брать в руки.

Балин и Ори не выходили из библиотеки, на удивление мало пострадавшей, ибо драконьи поползновения на нее не распространились. Зато многолетней пыли тут было столько, что она покрывала все слоем толщиной в пару пальцев.

Кили и Фили носились по подземельям парой встрепанных ворон, всюду совали носы и успевали не только выполнять поручения, что давал им их дядя, но и умудрялись своим неуемным энтузиазмом доводить до зубовного скрежета Балина в библиотеке, Двалина в оружейной, Бомбура на кухне и Торина в абсолютно любом месте. Тот не ругал их. Теперь, когда все опасности остались позади, это обретение ими исторической Родины стало для молодых гномов приключением. Они, никогда прежде не бывшие в Эреборе, уже успели облазить Гору вдоль и поперек.

Остальные, в том числе и Торин, были заняты наиболее насущным делом — восстановлением кузней. Теперь дыма под Горой было ничуть не меньше, чем от Смауга, гудело белое от чудовищной температуры пламя, с печей обгорал вековой слой пыли, плавилась руда.

Торину довольно успешно удавалось забываться в работе, пока конец этому не положил его младший племянник. Гномы вообще не слишком одобряли поведения своего короля, Балин и вовсе перестал с ним разговаривать сразу после ухода Гермионы, но Кили день за днем что-то обдумывал, хмурился и размышлял, а однажды пришел к Торину, решительный и мрачный, будто грозовая туча. И сказал ему то, что враз разрешило все споры его дяди с самим собой.

«Сама судьба дала тебе счастливый шанс, а ты отказываешься от него. Иди в Эсгарот. И верни Эмин домой. Потому, что если ты помедлишь еще немного, за нею пойду я, забыв все наши законы. И приложу все усилия, чтобы она простила и снова поверила мне. Но в этом случае мы вряд ли когда-нибудь еще вернемся в Эребор, потому, что я своего шанса упускать не намерен.»

После этих слов Кили развернулся и ушел, оставив Торина одного. Тот думал недолго. И уже на следующее утро, предупредив только Даина, ушел к Долгому озеру.

* * *

Работы было много. Стойкие и деятельные эсгаротцы, при помощи лесных эльфов, развернули целый лагерь на берегу озера и уже начали отстраивать первые дома на голом побережье, подальше от Великого леса.

Гермиона тоже посвятила работе все свое время и с головой погрузилась в жизнь озерников. Несмотря на довольно мягкий лесной климат, все же была зима, и первой насущностью стали жилища. Гермионе не понадобилось много времени на поиск решения. Она попросила у Барда перо и чернила, и долго что-то рисовала на клочке пергамента, наморщив лоб и высунув кончик языка, а потом сунула результат своих трудов под нос Леголасу, который тоже был в лагере частым гостем. Эльфийский князь весьма впечатлился и в тот же час уволок пергамент в свое королевство. А через несколько дней эльфы принесли в лагерь целые меры плотной серой материи, напоминающей тонкий брезент. И вместе с людьми взялись за шитье палаток, чертеж которых и набросала Гермиона.

Нелишне сказать, что девушка не раз поздравила себя с тем, что когда-то не изменила своей любознательности и выведала у Артура Уизли заклинания, напоминающие заклятье незримого расширения и позволяющие помещениям быть изнутри больше, чем они казались снаружи. Проблема с жильем в лагере была решена.

Торин пришел в Эсгарот к вечеру и еще на берегу наткнулся на Бильбо и Байна, которые вытряхивали сети, громко переговариваясь и смеясь. Хоббит появлению гномьего короля поразился и не обрадовался, когда тот спросил его о Гермионе, однако направление указал беспрекословно.

— Что ему нужно от леди Эмин? — недоуменно спросил Байн, утирая мокрое от пота лицо.

Хоббит вздохнул, провожая Торина тоскливым взглядом, и с досадой бросил край невода.

— Известно что. Боюсь только, что в Хоббитон мне придется возвращаться одному.

Гермиона кружила возле очага с черпаком в руке, поминутно заглядывая в кипящий котел с булькающим в нем противопростудным зельем, и беспрестанно шевелила губами, отсчитывая про себя нужное количество помешиваний да время от времени давала короткие пояснения Тильде, которая с интересом наблюдала процесс.

Торин остановился в отдалении, чувствуя, как сладко защемило сердце. Гермиона была бледной, очевидно от усталости и недосыпа, но выглядела вполне счастливой и чему-то весело смеялась вместе с дочерью Барда.

А еще она была одета в платье, очевидно принадлежавшее Тильде. В этом простеньком голубом платье из бумазеи, с закатанными рукавами, и белом переднике, с длинной, перекинутой на грудь косой, лицом, перепачканным копотью — очевидно, она утирала со лба пот — Гермиона казалась Торину, прежде видевшему ее только в мужской одежде, такой домашней, такой беззащитной, и такой юной, что ему стало почти физически больно на нее смотреть.

Ауле, что я сотворил? Она должна сейчас быть в Горе, под моей защитой, а не варить холодной ночью под открытым небом снадобья для этих озерников!

Еще раз заглянув в котел, Гермиона взялась за тряпку и, прихватив, стала снимать его с огня, но сделала это неловко и тут же вскрикнула, ожегшись. Торин увидел, как к ней подлетел Бард, забрал ношу, и, бухнув злополучное варево на землю, с беспокойством взял ее ладонь, коротко кивнув дочери. Та вернулась через мгновение с баночкой мази, которую Бард, усадив Гермиону, стал бережно втирать в ее ладонь.

Торин сжал кулаки. Она улыбалась этому проклятому лучнику!

— И долго ты собираешься наблюдать за этим? — услыхал он за спиной насмешливый голос Гэндальфа. Маг с любопытством разглядывал его, опираясь на свой неизменный посох. — Ты весь горишь от злости. Это маленькое деревце сейчас вспыхнет, как факел, от соседства с тобой.

— Ты бы лучше молчал, маг, — проворчал Торин. — Я до сих пор не знаю, куда вы дели Аркенстон.

— Эмин выбросила его в Зеркальное. Не заставляй меня думать, что это имеет для тебя значение, раз уж ты пришел сюда. — сказал Гэндальф, видя, как изумился гном. — Девушка едва не погибла, воспользовавшись магией и переместившись в место из своих снов. Да, к слову, я бы на твоем месте поторопился. Бильбо все чаще заговаривает о возвращении в Хоббитон. Он соскучился по Бэг-энду и комфорту оседлой жизни. Он ведь Беггинс, из Бэг-Энда. Да и Бард, похоже, времени даром не теряет...

Торин смерил Гэндальфа уничтожающим взглядом, но, однако, раздумывать перестал.

— … хотя, пожалуй, у озерника здесь совсем другой интерес, — ухмыльнулся маг в бороду, глядя с каким лицом тот двинулся вперед.

Бард увидел Торина первым и поздоровался с ним легким кивком.

— Леди, по-моему, кто-то хочет поговорить с вами, — тихо сказал он, поднимаясь. — Я буду рядом, — добавил он, наблюдая как переменилась в лице Гермиона, завидев нежданного посетителя. Он спокойно взглянул Торину в глаза. — Если ты пришел снова искать ссоры, король, то тебе лучше немедленно уйти. Сейчас ты в моем городе, а я никому здесь не позволю обидеть леди Эмин.

Торин примирительно наклонил голову.

— Я пришел не за этим, — сказал он. — Ты можешь оставить нас?

Бард кивнул и ушел, захватив Тильду. Гермиона тотчас отвернулась и вновь взялась за свое зелье, черпая его и разливая в подготовленные сосуды.

— Так зачем ты здесь? — спросила она, не глядя на Торина. — Хочешь добавить еще что-то к тому, что сказал мне там, в Эреборе?

— Я и так сказал слишком много, полагаю, — грустно улыбнулся он. — Эмин, я пришел за тобой.

Она бросила на него быстрый взгляд и поспешно помотала головой.

— Я возвращаюсь с Бильбо в Хоббитанию.

— Ты возвращаешься со мной в Эребор, — упрямо повторил Торин. — Или тебя что-то держит рядом с этими озерниками?

Гермиона уперла руки в бока.

— Я нужна им. Мы тут пытаемся наладить жизнь, как видишь. Тем более, что от вас, гномов, помощи не допросишься.

— Эмин, — Торин подошел к ней и решительно выдернул из ее рук черпак. — Я действительно был неправ. Я не умею извиняться. И я все еще всего лишь старый, ворчливый, вечно всем недовольный гном. Я сказал что-то смешное? — сердито спросил он, видя, что Гермиона потихоньку начала хихикать.

— Нет, но ты великолепно смотришься с половником в руке, — ответила она. — Особенно, когда говоришь о серьезных вещах и при этом активно им жестикулируешь.

Торин молча воззрился на злополучную деталь кухонной утвари у себя в руке и, ругнувшись, отбросил ее в траву.

— Я чувствую себя свободным, Эмин. — сказал он. — Будто бы в душе рассеялся сгусток темноты. Я не хочу знать, где Аркенстон. Дарин, я даже вспоминать о нем не хочу! Просто вернись в Эребор. Ты нужна нам.

Гермиона медлила, но уверенной уже не выглядела.

— Ты должен помочь озерникам. — наконец сказала она. — Бард убил дракона и избавил тебя от большой проблемы. Тебе стоит вспомнить те времена, когда твой народ оказался в бедственном положении и скитался по Средиземью, лишившись крова. Тебе нужно научиться быть благодарным и начать платить по счетам.

Торин нахмурился, помедлил мгновение, но кивнул Барду, предлагая ему подойти.

— Ты наследник Гириона, — сказал он. — Вот и сделай то, что положено тебе по статусу — восстанови Дейл. Пусть там опять запоют медные трубы, а люди возвратятся в долину. Ты можешь рассчитывать на помощь Эребора. Под Горой достаточно золота, чтобы восстановить Северо-Восток. Эти сокровища в прошлом принесли моему народу немало горя, пусть же теперь послужат во благо.

— Слова истинного короля, — улыбаясь, похвалил Гэндальф. — Полагаю, мой дорогой Бильбо, что в твоем путешествии обратно в Хоббитанию тебе придется удовлетвориться только лишь компанией старого чудаковатого мага. Думаю, завтрашний день будет благоприятным для такой продолжительной прогулки.

— Если господин Беггинс пожелает, ему всегда окажут гостеприимство в Эреборе. — сказал Торин.

Бильбо взял Гермиону за руки.

— Эмин, я уже немолодой хоббит. И честно признаться, мне за последние месяцы осточертела походная жизнь. Я хочу домой, и не куда-нибудь, а в Бэг-энд. Так уж устроены мы, хоббиты. Милее родной норки нам не станет и королевский дворец. Но, — он погрозил ей пальцем, — Я жду тебя в гости не позднее следующей весны!

Гермиона с грустью посмотрела на Гэндальфа.

— Даже маги иногда ошибаются, — сказала она. — Как, впрочем, и эльфы.

— Ты имеешь ввиду меня?

Она медленно кивнула.

— И Владыку Элронда. Вы предсказали, что я найду путь домой, когда приключение окончится. И вот всему конец, а Англия, похоже, потеряна для меня навсегда.

Чародей нимало не смутился.

— Я всего лишь сказал, что ты отыщешь дом. Может я был не так уж и неправ?

Гермиона улыбнулась и кивнула.

— Эмин, нам пора, — сказал Торин, беря ее за руку. Его голос был мягким, но девушка явственно расслышала в нем так хорошо знакомые повелительные нотки. — Я не хочу оставаться здесь на ночь. Попрощайся с дядей.

Гермиона хотела сказать Бильбо многое, но любые слова стали вдруг бессмысленными, а фразы казались ничего не значащим набором звуков. И она закончила тем, что просто-напросто разрыдалась. Как впрочем и сам хоббит. Оба понимали, что их отныне будет разделять расстояние в полмира, и невозможно будет просто заскочить к друг другу на вечерний чай.

— Бард, — обратилась она к лучнику. — Я не прощаюсь с тобой. Мое сердце и моя магия с твоим народом. А еще я научила Тильду варить простивопростудное снадобье, магия тут не требуется, а нужные травы она теперь знает.

— Долгие проводы — лишние слезы, — встрял Гэндальф, и Гермиона подумала, что сам маг излишне расчувствовался, хоть и старался это скрыть. — Идем, Бильбо, тебе нужно выспаться перед дальней дорогой.

И он потащил хоббита прочь. Поклонившись Гермионе ушел и Бард. Тильда обняла ее, пообещав, что они в скором времени увидятся. И девушка вдруг поняла, что путь через ночное озеро к Одинокой Горе — единственное, что осталось ей. Теплый и уютный Шир далек, как золотая звезда Ненар. К тому же, ее магия нужна здесь, нужна и гномам, и людям. Ее сердце неожиданно забилось быстрее, и Гермиона внезапно осознала, что на сей раз — это предвкушение и радость. Утром я увижу старого милого Балина, Кили и Фили, смешного толстяка Бомбура... Гэндальф совершенно прав — я возвращаюсь домой.

* * *

Казалось бы, что тут особенного — весна? Да еще ранняя... Именно такой пришла она на Северо-Восток Средиземья в памятном 2942 году. Не пришла — ворвалась бурей и обрушилась лавиной непривычного тепла и птичьего гомона, вспенила воды Бегущей и Долгого озера, растопила плавучие льды на озерной воде. Тепло и весеннее солнце выгнало под свои ласковые лучи даже гномов из-под Горы. А потом, уже в апреле, пролились на стылую землю животворные излечивающие дожди, смывая следы прошлого, былой пакости, отмыли гарь с камней и бурые разводы орочьей крови, напоминающие о Смауге и Битве Пяти Воинств. А над долиной засияли негаданные радуги, которые загорались в небе сами по себе, не зависящие от того, был ли накануне дождь. И неожиданно, бывшая до этого бесплодной, земля покрылась густым ковром сочной зеленой травы с белыми и голубыми звездочками горных цветов, а обгорелые пеньки — все, что осталось от некогда густых сосновых лесов, что покрывали склоны Одинокой — обросли нежными молодыми веточками.

Пустошь Смауга, еще недавно тоскливая, наполненная лишь одиноким эхом, теперь вдруг стала тесной и суетной. Дейл помаленьку оживал. Там копошились люди и гномы, они туда-сюда сновали по гладкой, заново вымощенной камнем дороге между Горой и городом. Торин не только сдержал обещание, данное Барду, но и отрядил в помощь людям немало народу.

В Горе тоже кипела жизнь. Эребор кишел гномами Железного взгорья, многие из которых планировали поселиться тут насовсем. Гермиона недолюбливала Даина Железностопа. Это был истинный образчик гномьего племени, хмурый и угрюмый, несмотря даже на свою молодость. Он был резок и нетерпим, и почти никогда не пользовался всеобщим языком, предпочитая кхуздул Кроме того, он был весьма категорично настроен по отношению к самой Гермионе, и не уставал твердить Торину, что тот позволяет ей вести слишком вольную для женщины жизнь.

К апрелю были расчищены завалы, укреплены порушенные Смаугом коридоры и залы, заново отстроены мосты и переходы. До жилых помещений руки дошли не сразу, и по первости, жизнь продолжалась в прежнем походном режиме. Гермиона кашеварила на кухне вместе с Бомбуром, посильно помогала в любой работе, к которой только соглашался ее подпустить Торин, а по ночам накрывала людей согревающими чарами и засыпала как убитая, не чувствуя твердости камня под своей головой.

Она не замечала смены дней, живя в этой бесконечной, но уже ставшей такой привычной, круговерти и колдовала, будто дышала, чувствуя, как с каждой толикой высвобожденного волшебства, она словно бы сердцем сродняется с камнем Одинокой Горы.

Жизнь вернулась в долину. Гермиона поняла это отчетливо, когда, выбравшись одним ранним утром под умытое дождем весеннее небо, увидела, как зазеленела Пустошь Смауга. В нагретых солнцем лужах деловито копошились разъерошенные чумазые воробьи. Сердце щемяще захолонуло от простоты и значимости этого праздника жизни.

Тогда-то ей и пришла в голову грандиозная идея. И в это же теплое солнечное утро Торин не досчитался под Горой не только своей волшебницы, но и таинственным образом испарившихся Кили, Фили, Ори и Бофура, который, как впоследствии выяснилось, прихватил с собой еще и Бифура, оказавшегося ненужным свидетелем, которому компания попалась на глаза, чтобы тот ненароком не выдал их.

Их не было три дня. За это время жизнь в Горе замерла, ибо в любом взгляде Торина явственно читалось желание убивать. Он успел передумать все, начиная с вторжения неведомого врага и заканчивая крамольной мыслью о том, что младший племянник надумал-таки и сбежал вместе с Гермионой. Правда, зачем они прихватили с собой еще четверых, Торин не знал.

Когда на исходе третьего дня, уже в сумерках, компания явилась в Эребор, подгорный король уже готовился отправить отряд на их поиски.

Гермиона сияла. Они принесли с собой... саженцы. Деревья местных пород, как те, что полтора века назад росли на склонах Одинокой Горы. Сосна, падуб, красный тис... Обыкновенная молодь с опушки Великого леса. Девушка уверила потерявшего дар речи Торина, что лесные эльфы обо всем знают и не имеют ничего против. А наутро, не откладывая дела в долгий ящик, развернула полномасштабную кампанию по садово-огородным работам.

Это было немного. Но молодые деревца так отчаянно потянулись к весеннему солнцу, так быстро устремились вверх, что старики, охая и дивясь на такое чудо, поговаривали, что дело тут прежде всего в магии.

Торин глядел на это диво молча, не находя ни слов, ни объяснений творящемуся безумию. Впрочем, чаще всего его взгляд задерживался на человеческой девушке, живущей в его королевстве.

Прошло уже четыре месяца после Битвы Пяти Воинств, а он все еще не мог найти в себе сил и поговорить с нею откровенно. Наблюдая за Гермионой, Торин все чаще ловил себя на мысли, что она счастлива в Эреборе, и молился Ауле, чтобы это действительно было так.

Но желания превращались в личных ночных демонов, мучили, маяли, грызли тело и душу. Все невыносимее хотелось прикасаться, узнать вкус дыхания, почувствовать биение сердца под своей ладонью... И все чаще, в болезненном полусне, вспоминалась та ночь в Имладрисе, на берегу Быстрой речки, где невыносимо короткие мгновения нечаянного объятия и единственный поцелуй, который он украл у нее и о котором она даже не знала, решили раз и навсегда его участь.

Торин не мог предать ее доверия. Он был готов ждать и надеяться, что девушка придет к нему по своей воле.

* * *

В апреле в Эребор пришли первые гномы из Эред-Луин. В основном, это были семьи и родные товарищей Торина, их близкие друзья. Гномы радостно встречали своих знакомых, шуму и толкотни под Горой заметно прибавилось.

Пришла и младшая сестра Торина Дис. Кили и Фили не помнили себя от радости — они очень скучали по матери.

Гермиона была повергнута в культурный шок. Первые несколько дней ей приходилось собирать в кулак всю свою силу воли, чтобы не слишком откровенно пялиться на Дис, Фрину и Катрини — первых гномок, которых ей довелось увидеть. О, да, Мерлин! Они действительно были бородаты. Торин в открытую потешался над ее интересом и закономерно закончил тем, что лишился собственной бороды. Магическим путем. Правда, на время, но достаточное, однако, для того, чтобы основательно повеселить весь Эребор.

Симпатичная чернокосая Дис с живыми с хитринкой глазами, похожими на спелую ежевику, оказалась не такой, как представляла ее Гермиона. Она была доброй и веселой, беззаветно любила сыновей, была категоричной с братом и неизменно по-матерински ласково относилась к ней, но порой бывала такой строгой, что Гермиона вновь чувствовала себя школьницей.

Гномиха начала с того, что разогнала привычные походные ночевки, объяснив это тем, что порядок, наведенный в жилых ярусах, вполне позволяет иметь каждому собственный угол, а не спать вповалку, будто стая бродячих собак.

Дис окончательно изгнала беднягу Бомбура с кухонь. К слову, Гермиона очень удивилась, узнав, что милая юная Фрина приходится толстяку невестой. Третья гномиха, Катрини, оказалась женой Глоина.

Несмотря на неуклонно растущую симпатию к девушке и даже выслушав ее историю, Дис не пожелала воспринимать ее, как пришелицу из другого мира и скидок делать, по-видимому, не собиралась. И с энтузиазмом взялась за дело. Точнее — за ее перевоспитание. А именно — за шитье платья для Гермионы, весьма категорично заявив, что та носит совершенно непотребные для женщины штаны с рубахой. Девушка попыталась было возразить, но встретилась со стеной, еще более непробиваемой, чем Торин, потому, что упрямая гномиха никак не хотела взять в толк доводы волшебницы по поводу удобства той или иной одежды.

И через некоторое время Гермиона сдалась. И стала носить темно-синее платье с широкими рукавами и разрезами по бокам, виртуозно изукрашенное серебряной нитью, под которое полагалось носить длинную белую рубашку с глухим воротом.

Дис была довольна. И с типично женской проницательностью заметила, что ее брат был доволен еще больше.

Торин относился к Гермионе с неизменной теплотой, бережно и ненавязчиво приглядывая за ней, продолжая оберегать и заботиться. Благодаря ему, несмотря на настороженное отношение к ней многих гномов, она ни минуты не чувствовала себя чужой.

Но иногда его поведение сбивало с толку и огорчало ее.

Она часто бывала в Дейле, причем не видела в этом ничего особенного и ходила туда в одиночку, вела разговоры с Бардом, наблюдала за строительством, понемногу помогая магией, и продолжала это делать даже тогда, когда заметила, что ее отлучки не радуют Дис и ее брата. Но, когда она стала собираться в Эсгарот, чтобы повидаться там с Леголасом, то встретилась с препятствием в лице Торина, который вознамерился не позволить ей это. Гермиона, справедливо рассудив, что она вполне может решить за себя сама, стала упорствовать, и закончила тем, что оказалась запертой в собственных комнатах, а после и вовсе получила категорический запрет выходить из Горы без сопровождения. Гермиона поначалу не восприняла его всерьез, но Торин свое слово сдержал, и при первой же ее попытке выйти через Северные ворота, ей перекрыли дорогу немного смущенные, но решительно стоявшие на своем стражники.

Она попробовала искать поддержки у Дис, но потерпела неудачу. Гномиха утешила ее, вытерла ее слезы, но, однако, не посочувствовала, заметив, что согласна с братом, и посоветовала девушке ему не перечить.

И Гермиона неожиданно не стала, удивив этим не только Торина, но и саму себя. Сначала у нее была мысль прикрыться невидимостью и по-тихому сбежать из-под Горы к эльфам или озерникам, но, прислушавшись к себе, она поняла, что ей совершенно не хочется выглядеть со стороны капризным, неразумным ребенком и успокоилась. А Торин уже через несколько дней взял ее с собой в Дейл. А потом-таки отпустил ее в Эсгарот, взяв, однако, слово, что она не будет соваться в Великий Лес и согласится на провожатых в лице Кили и Фили.

* * *

Гермиона уже несколько минут стояла перед зеркалом в покоях Дис, критически разглядывая свою буйную шевелюру, и попутно корчила уморительные рожицы, кося глазами и высовывая кончик языка. Она вдруг вспомнила, что не стригла волосы уже почти три года, и теперь кудрявая лавина длиной почти до талии стала причинять ей неудобство.

Дис сидела, склонившись над шитьем. Улыбка то и дело кривила ее губы. О, Махал, благодарю тебя! Ты поздно услышал мои молитвы, но все же послал мне дочь.

— Сколько тебе лет, Эмин? — спросила она, отрываясь от работы.

— Семнадцать... наверное, — с сомнением произнесла Гермиона, сдувая с лица прядь волос. — Я родилась осенью. И на этом мои представления о времени заканчиваются. В Арку я упала зимой, а в Шире в этот же момент оказалось лето, — она улыбнулась удивленному взгляду Дис.

— Ты еще совсем ребенок, хотя тебе уже столько пришлось пережить. — сказала гномиха. — В твоем возрасте я еще играла в куклы.

Гермиона снова отвернулась к зеркалу. Кудри лезли в глаза, и проблема требовала немедленного решения.

— Дис, ты можешь дать мне ножницы? — серьезно спросила она.

Гномиха кивнула и потянула с полки большой деревянный ящик для мелочей.

— На что они тебе?

— Волосы хочу остричь, — беззаботно отозвалась Гермиона. — Так, — она показала ладонью у плеча. — А еще лучше, так, — ладонь переместилась на середину шеи...

БАХ!...

Тяжелый ящик вырвался из рук Дис и с грохотом рухнул на каменный пол. Гномиха угрожающе сдвинула брови и уперла руки в бока.

— Чего удумала? — возмутилась она и принялась собирать раскатившуюся мелочевку. — Стригут больных лихорадкой, а люди — еще неверных жен да гулящих женщин. Ты к которым из них собираешься присоединиться?

— Дис, я не привыкла носить такие длинные волосы. Они мне мешают, — заныла Гермиона тоном капризного ребенка. — Дошло до того, что моя коса цепляется за все, что попало!

— А не стоит молодой девушке лезть, куда попало! — заметила гномиха. — Садись-ка, — приказала она.

Гермиона послушно опустилась в кресло, и Дис взялась за гребень.

— Заплету тебя так, что волосы мешать не будут, — улыбнулась она, перебирая каштановые пряди.

Гермиона откинулась на спинку кресла, отдавшись умелым рукам гномихи, и даже прикрыла глаза, поймав себя на том, что едва не мурлычет от удовольствия. Руки Дис двигались плавно и неторопливо, расчесывая прядь за прядью и выплетая из них что-то неизвестное. Одновременно она напевала нежную и необыкновенно завораживающую мелодию с немного странным ритмом. Она удивительным образом расслабляла, буквально выветривая из головы любые мысли. Наверное, это была колыбельная.

Девушка совсем сомлела, убаюканная тихим голосом гномихи, и не услышала, как отворилась дверь. На пороге столбом застыл Торин, воззрившись на представшую перед ним картину с трудно определяемым выражением на лице. Он уже хотел войти, но сестра предупреждающе зыркнула на него черными глазами и мотнула головой. Уйди прочь!

Торин молча подчинился.

— Ну вот, я закончила, — сказала Дис, подводя Гермиону к зеркалу, и с удовольствием наблюдая, как девушка заулыбалась, разглядывая замысловатую вязь из кос, похожую на кружево.

— Это очень красиво, — улыбнулась она, проводя пальцами по вискам. — Но я не знаю, удастся ли мне распустить их самостоятельно.

— Тебе и не нужно. — усмехнулась Дис, и глаза ее блеснули. — Сама переплету. Эмин, как ты относишься к моему брату? — вдруг спросила она.

Гермиона немного удивилась этому неожиданному интересу, но ответила, не задумываясь.

— Я уважаю Торина. У него сильный характер и храброе сердце, что делает его прекрасным лидером. Думаю, он самый лучший король, которого только мог пожелать Эребор.

Дис нахмурилась. Ее явно не удовлетворил ответ волшебницы.

— А знаешь ли ты, как он относится к тебе?

Гермиона задумалась.

— Он добр и заботится обо мне. Он защищал меня от напастей во время путешествия. Думаю, мы друзья. Правда, иногда я перестаю его понимать, — добавила она. — Когда я по вечерам выхожу на смотровую площадку понаблюдать за звездами, он может прийти следом и долго стоять у меня за плечом, ни говоря ни слова. В такие моменты он так пристально наблюдает за мной, что мне становится не по себе, и я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы сбежать.

Дис с минуту смотрела на нее во все глаза, и выражение ее лица красноречиво менялось от недоуменного к удивленному, а затем к гневному.

— О, Махал! — всплеснула она руками. — Мой глупый упрямый брат так ничего тебе и не рассказал!

Теперь пришла очередь поразиться Гермионе.

— Кили посвятил меня в историю, что произошла с вами в Лихолесье, — осторожно начала Дис.

— Я была бы просто счастлива, если бы кто-нибудь посвятил в нее и меня, — с иронией произнесла Гермиона. — Потому, что именно этой темы все вокруг упорно избегают.

— О, милая, я знаю, — сочувственно сказала гномиха, ласково поглаживая ее по голове. — На долю моего сына выпало нелегкое испытание, но он с честью держит его. Ты ведь знаешь, что он любит тебя?

Гермиона смущенно молчала.

— Судьба сыграла с вами троими недобрую шутку. Мой сын и брат виноваты оба. Они должны были все объяснить тебе сразу.

Дис тяжело вздохнула, словно бы собираясь с духом.

— Когда Торин вызвал на поединок лесного короля и победил его, он тем самым не только вызволил тебя из плена. Вступил в силу древний закон моего народа. Ты ведь знаешь, что численность наша неуклонно сокращается оттого, что среди нас очень мало женщин. Среди родившихся младенцев девочки составляют не более четверти. Гномы берегут своих женщин. Но горькая правда состоит в том, что наши девушки не всегда выходят замуж. Они слишком упрямы, и если не могут быть с теми, кого любят, то отказываются от семьи вообще. Спасение жизни, чести или свободы молодой женщины дает мужчине, вступившемуся за нее, определенные права... В тот момент Торин прежде всего хотел вызволить тебя и спасти жизнь моему сыну, который кинулся бы в драку не задумываясь, и непременно бы погиб. Кили было горько, но перечить главе своего рода в таком вопросе он не мог. Таким образом, твоя судьба решилась.

Гермиона почувствовала, что краснеет до самых корней волос.

— Решилась?! — завопила она, вскакивая с места. — Дис, я не его собственность! Черт возьми, я не принадлежу к вашей расе, ваши варварские законы не могут распространяться на меня!

— Вряд ли это кого-нибудь волнует — спокойно ответила гномиха. — И уж тем более это не заботит моего брата.

Гермиона со стоном упала в кресло.

— Но зачем ему чужачка?! Я не просто человек, я ведьма, явившаяся из другого мира!

— Сердце, которому вздумалось полюбить, порой играет со своим владельцем злые шутки, — серьезно сказала Дис. — А Торин любит тебя. И ждет, хотя имеет право взять тебя в жены и без твоего согласия. Эмин, он молчит почти год, потому, что не хочет тебя ни к чему принуждать. Дай ему шанс. Мой брат заслужил немного счастья.

Гермиона чувствовала, что ее успевший стать привычным мир рушится. Она закрыла пылающее лицо руками и неожиданно для себя разразилась слезами. Дис вздохнула. Приподняла пальцем ее подбородок, очень внимательно заглянув в глаза.

— Вы оба очень упрямы, — сказала она. — Послушай меня. Не произошло ничего, что стоило бы таких горьких слез. Все женщины выходят замуж.

Гермиона перестала реветь и уставилась на нее круглыми от изумления глазами.

— За..замуж? Дис, я не могу выйти замуж! Мне семнадцать лет! В таком возрасте, девушки в моем мире учатся в школе, покупают сахарные перья в Сладком Королевстве...ходят с парнями за руку... Потом они поступают в университеты, работают... — лепетала она.

— Ты больше не в своем мире, — строго осекла ее гномиха. — Все вокруг считают тебя одной из наших женщин. А наша жизнь подчиняется другим законам. — она мягко улыбнулась, видя как заплескалась паника в глазах перепуганной девушки. — Неужели все так плохо?

Гермиона нервно сглотнула, пытаясь успокоиться и прислушиваясь к себе. И внезапно поняла, что все, возможно, образуется и встанет на свои места. И что несчастной она себя не чувствует. Хотя обнаружить себя загнанной в угол обстоятельствами и собственными чувствами было не слишком приятно. В конце концов, я пока еще хозяйка самой себе. Наверное.

Она подняла на Дис залитое слезами лицо и отрицательно помотала головой.

— Ну вот. — удовлетворилась гномиха. — А теперь ответь мне еще на один вопрос, и обещаю, что отстану от тебя. — она хитро прищурилась. — Тебе ведь тоже небезразличен мой брат?

Гермиона снова залилась краской и, закрыв лицо руками, бесконечно закивала. Да, да, о, да...

* * *

Впервые за несколько месяцев Гермионе было тесно в Горе. После разговора с Дис она целый день пыталась подвести свои чувства к единому знаменателю, и кружила по лабиринтам коридоров и переходов, всеми силами избегая Торина. В какой-то момент, только чтобы не попасться ему на глаза, она даже скрылась в оружейной, приведя Двалина в шок и неуемное веселье своим испуганным внешним видом.

Ей везло, и с Торином она не столкнулась ни разу. К середине дня она немного успокоилась и, покончив с делами, отправилась в библиотеку к Балину. Тот обещал ей накануне подобрать несколько интересных книг.

Старый гном повел себя странно. Сначала на его лице отразилось изумление, потом он расцвел такой радостной улыбкой, что Гермиона насторожилась. Она честно пыталась читать, но внутренний раздрай возобновился с удвоенной силой. В конце-концов, неловко достав с полки книгу и по нечаянности завалив Балина свитками, она сбежала и из библиотеки.

Весь день она ловила на себе странно счастливые улыбки гномов, особенно ее друзей по отряду, которые, подобно Балину, расплывались на их лицах при одном взгляде на нее. Она отвечала вымученными полуулыбками, не понимая в чем дело, и уносилась прочь. Паника накрыла ее, когда ее бросились обнимать Фрина и Катрини, бормоча что-то радостное на кхуздуле, и она, не выдержав, кинулась наутек.

Она пронеслась по знакомой путанице переходов и вылетела под вечернее звездное небо через ту самую потайную дверь, которая привела отряд в Эребор. Гермиона вспомнила про нее, когда Торин отказался выпускать ее из Горы. Дверь открывалась изнутри гораздо проще, чем снаружи — в стене был рычаг.

Она прислонилась к прохладной каменной стене и, прикрыв глаза, с удовольствием вдохнула прохладный ночной воздух. Голова сразу закружилась, вечерний холод скользнул под тонкую ткань платья, выгоняя целый табун мурашек. Гермиона зябко поежилась и открыла глаза.

И охнула, увидев, что перед нею, сложив руки на груди и задумчиво разглядывая ее, стоит Торин. Она тут же почувствовала, как начинают гореть уши, и от души порадовалась наступившим сумеркам.

— Ты следил за мной, — утвердительно произнесла она, прижимая ладони к пылающим щекам.

— Да. Я просил не выходить из Горы в одиночку, — тихо сказал он. — Почему ты никогда не делаешь так, как я прошу?

— Наверное, потому, что я не люблю сидеть под замком. И в этом вопросе я не менее упряма, чем ты. — пролепетала Гермиона, пятясь от него. — К тому же, здесь нет никакой опасности.

— Тогда чего ты так боишься? — усмехнувшись, возразил Торин. — Неужели меня? Хотя, ты не так уж неправа, — вздохнул он. — Опасность есть везде, даже внутри нас самих.

Гермиона с усилием отлепила от гортани присохший язык.

— Я не боюсь тебя, — сказала она. — Мне нужно было выйти наружу, иначе я бы просто задохнулась. Сегодня все идет кувырком.

Торин подошел на шаг ближе и протянул ей руку.

— Подойди ко мне, — последовал тихий приказ, и Гермиона не нашла ничего лучше и подчинилась.

Рука Торина медленно поднялась, пальцы осторожно скользнули по ее щеке, любовно очерчивая контуры лица. Гермиона неосознанно подалась навстречу его ладони и успела заметить, как в глазах гнома мелькнуло тщательно скрываемое довольство. Он улыбнулся и обернул руки вокруг нее, прижимая спиной к своей груди.

— Ты каждую ночь приходишь под эти звезды, — услышала она его голос совсем близко. — О чем ты думаешь, когда смотришь на них?

— О том, кто я, — подумав, ответила она. — Последний раз я слышала свое прежнее имя из уст дяди Бильбо два года назад. Гермиона. С тех пор никто никогда меня так не звал. Собственно, кроме дяди и Гэндальфа, никто даже не знает, что прежде у меня было другое имя. И прежняя жизнь тоже была. Ведь мне не приснился Хогвартс? И Гарри, и Рон, и мои родители — все они были реальны?

Торин заставил ее повернуться и осторожно взял ее лицо в ладони. Несколько мгновений он пристально вглядывался в ее потемневшие глаза, потом улыбнулся, привлекая ее к себе.

— Ты поняла, что только что сказала? Прежнее имя. Прежняя жизнь. А здесь и сейчас выходит, что настоящая? Прислушайся к себе и скажи, каким именем ты сама себя называешь?

Вопрос был риторическим. Всезнайка Грейнджер погибла два года тому назад, упав в Арку Смерти.

И Гермиона вдруг поняла, что для того, чтобы этот жизненный паззл наконец сошелся, не хватает лишь одной маленькой детальки — ее самой. Не ее — Гермионы, а ее — Эмин, Радужной волшебницы Средиземья. И пустой квадратик этот находится здесь, в Эреборе, рядом с суровым гномьим королем.

Ночное небо было низким, как это всегда бывает летом, и казалось, что еще немного, и оно упадет и укроет Гору сверкающим покрывалом. Совсем близко чиркнула и погасла падающая звезда.

— У людей есть обычай, — заметила Гермиона. — Если увидеть, как падает звезда, то твое заветное желание непременно исполнится.

Торин усмехнулся.

— Почему ты считаешь, что он есть только у людей? Я тоже успел подумать о том, чего хочу больше всего на свете, пока звезда падала.

— Вот как? И какое заветное желание у подгорного короля?

Торин придвинулся ближе, и Гермиона почувствовала, как его дыхание обжигает ее шею.

— Я хочу, чтобы ты любила меня, — просто сказал он.

Гермионе показалось, что сердце ее внезапно отправилось в путешествие к центру земли. Она вымученно улыбнулась.

— Будет исполнено, Ваше Величество, — сказала она, дивясь собственной смелости, и, опустив глаза, добавила: — Уже исполнено...

Эти ее простые слова будто сняли заслон, который день за днем так старательно выстраивал для себя Торин. С полузадушенным стоном он сгреб ее в охапку и уткнулся лицом в изгиб ее шеи. Гермиона охнула и уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь отстраниться, когда почувствовала прикосновение его губ к своей коже.

— Я не хочу быть насильником, — простонал Торин, слегка ослабляя объятие и целуя ее в лоб. — Прости, что молчал.

— Ты поступил правильно, — спокойно ответила она. — Если бы я обо всем узнала еще в Лихолесье, то непременно сбежала бы обратно к Трандуилу.

Торин тихо рассмеялся и прижал ее крепче.

— Ты всерьез думаешь, что я отпустил бы тебя? Ты украла мое сердце, волшебница, а я украл тебя. Я отставляю тебя себе, слышишь? Ты принадлежишь мне теперь, — мурлыкнул он, настойчиво целуя ее в шею. — Между прочим, известно ли тебе, что именно наплела из твоих волос моя хитрая, предприимчивая сестра? — он приник губами к самому ее уху, — Это не просто косы. Это прическа сговоренной невесты. Так матери заплетают своих дочерей с того момента, когда вопрос об их скорой свадьбе считается решенным. — он сделал паузу, и Гермиону неожиданно испугал его потемневший, полный желания взгляд. — В первую брачную ночь жених распускает эту прическу. Скоро и я расплету твои косы, Эмин.

От этого вкрадчивого обещания, произнесенного глухим, хриплым от предвкушения голосом, она ощутила трусливое желание бежать от гнома как можно дальше. Так вот почему все сегодня так на меня смотрели!

— О, Мерлин! — простонала она, закрывая ладонями горящее от стыда лицо. — Кажется, я убью Дис...