Синий маяк (гет)

На юге островов меньше, и добираться к ним дольше. Поэтому мы принимаем решение плыть обратно на север. Эй прилетела с той стороны и кое-что там видела, а обогнуть остров недолго. Раз Хорпа сказала, что на западе — рифы, зайдём с востока. Заодно будет время приноровиться к кораблю. Не то чтобы он меня не слушался, но он слишком быстро слушается. Отплывая, мы чудом не утащили с собой причал, но дальше дело пошло на лад. Океан, не дорога — широкий. Была бы тихая волна и попутный ветер! Если верить книжкам, поздней весной в этих водах не бывает штормов. Непонятно, что тогда приключилось прошлой ночью. Ураган не возвращается, горизонт чист, корабль понимает задачу, а я всё не могу успокоиться. Хорошее будет дело — разнести его в щепки, не отойдя от берега!

— А ты меньше дёргайся, — советует Эйка, — плывёт, и ладно!

Не так уж ладно он плывёт. Наверняка эта махина способна на большее. Но если я пытаюсь пересчитать курс или подстроить паруса под ветер, видимых изменений не происходит. Что бы ещё сделать?

— Поспи, — предлагает Эйка, когда сгущается ночь. — Не одному тебе развлекаться!

Остров по правую руку напоминает чёрное облако среди звёзд, сияющих на воде и на небе. Изредка в непроглядной черноте вспыхивают собственные звёзды — это распускаются цветы на болотах или зажигаются сигнальные огни в голубых скалах. Я гадаю, что там такое, и не могу оторвать взгляд.

— Я в темноте лучше вижу, чем ты, — внушает мне Эй, — надо будет — разбужу. Хватит баловаться с корабликом.

Я понимаю разумность её доводов и ухожу с палубы. Эти корабли только снаружи прозрачные. Волны сквозь них видно, а что внутри — нет. Внутри всё, как у людей. То есть, у драконов. Человеческими руками не выполнить столь тонкую резьбу и шитьё. И зачем это всё на судне? Страшно подумать, сколько стоит такая игрушка!

Похоже, корабли строили далеко отсюда. Я не встречал у нас такой белой древесины. Я многое тут в первый раз вижу. Например, приборы для магической навигации. Со справочником можно понять, что это такое, но обозначения на шкалах нездешние. Надо будет разобраться. Зевая, я брожу по каютам среди тонконогой мебели и набитых книгами шкафов. Сколько народу можно тут расселить? Десяток смельчаков я мог бы забрать сразу. Но куда?

Теперь, когда есть, на чём плыть, придерживаться начального плана труднее. Но надо постараться, чтобы не погубить кого-нибудь. Кого-нибудь ещё.

Я пытаюсь вообразить, как бы чувствовал себя здесь этот разномастный люд. Но почему-то представляются те, кого уже не спасти. То глянет из тёмного угла седой и опасный Уркис, то Шустрая невидимо прошмыгнёт по белым ступеням, то Ксарда сверкнёт из глубины коридора насмешливыми глазами.

Всё судно наводнено тенями, мечтавшими на него попасть. Столько народу погибло, а корабли так и остались в гавани. И даже хрусталь на столах не треснул — надо же подумать! А те, кто уплыли, должно быть, так же клялись вернуться, как я. С помощью и добрыми вестями. Завтра, всё завтра. Не жизнь, а бег по кругу!

Набрав одеял и подушек, я возвращаюсь на палубу и сваливаю всё это у штурвала, где Эйка приготовилась нести вахту. Как я понял, ручное управление тут применяется в крайнем случаях. А в крайнем случае мы вряд ли превзойдём магию судна. По большому счёту всё равно, откуда вести наблюдение — корабль виден насквозь. Но у штурвала спокойнее.

— Предположим, ты дракон, — качает головой Эйка, — значит, надо на полу спать?

— Тонкий расчёт, — разъясняю я, устроившись на подушках, — погода тёплая, дождь не предвидится. Если что-то случится, просто меня пихнёшь.

— Ты боишься, — отмечает она, усевшись рядом.

— Дико.

Эйку сейчас почти не видно, только её глаза и клыки поблескивают в звёздном свете.

— Чушь, — заявляет она, — потопишь этот корабль — поплывём на другом. Вон их сколько было на той доске!

Не время её расстраивать, но над кораблями не я колдовал, а Хорпа. Или кто-то более искусный.

— Не волнуйся, я не засну, — обещает Эйка, — и тебя подниму перед рассветом. Мне ещё надо поохотиться.

— Слетай сейчас, если надо.

Всё равно я глаз не сомкну.

— Тебе бы только выставить меня на ночь глядя! — возмущается Эй. — Что ещё придумаешь?

Уже всё придумал. Я целую её ладони — шрамы от драконьих перьев так и не стёрлись. Я смотрю, как ночной ветер треплет её чудные волосы, и не знаю, что добавить к этому.

— Спой мне, — наношу я финальный штрих.

— Да я всю рыбу распугаю!

— Пускай боится.

Ну не знаю, мне её голос по сердцу. Пока Эй поёт, и корабль летит сквозь мрак и солёные брызги, и над головой нет ничего, кроме мачт и звёзд, каждое мгновение растягивается в вечность. Я думаю, что не усну никогда в жизни, но засыпаю, не дождавшись следующего куплета.

Так и плывём. Эйка поднимает меня на рассвете и подменяет на закате. Этот круговорот немного изматывает, но терпеть можно. Вдоль берега мы движемся без приключений, а смотреть на остров со стороны — занятное дело. Можно уловить глазом, как перекраиваются горы и перекрашиваются холмы. Действительно, с рифами надо быть внимательнее. Я насчитал десять вариантов их расположения. Не карта, а игральная доска! И ни один маяк не горит, понятное дело.

Когда мы огибаем очередное скопление скал, которого вчера не было, я задаюсь вопросом, что-то думают сейчас на берегу? Вероятно, наш корабль им кажется очередным миражом. А если не кажется, то как бы оттуда ни пальнули чем-нибудь! Народ у нас в основном славный. Но бдительный.

Однако с кораблём никто не связывается. Лишь ночью по берегам мелькают рыжие глаза оборотней, а так всё тихо. Днём даже весело. Когда вода искрится и цветные рыбы перепархивают через корабль, как птицы, недолго позабыть о подводных камнях.

— Он как-то называется? — спрашивает меня Эйка в последний вечер, который мы встречаем у знакомых берегов.

Назавтра будет открытый океан и чужие земли.

— Просто остров Зелёных бабочек. Ты же видела карту.

Эти наглые твари, и впрямь, зелёные! Не придерёшься.

— Я вообще-то про судно, — уязвлённо поясняет Эй.

— А! — я силюсь припомнить чуждые очертания букв. — Да, там что-то выбито на корме. Но слова непонятные. Назови сама, если хочешь.

Я не вижу в этом смысла, до сих пор не возникало необходимости отличать этот корабль от других. Но Эйка серьёзно обещает:

— Я подумаю. Никогда ничего не называла.

Среди ночи она будит меня, беспардонно сдёрнув одеяло:

— Вставай! Нас несёт на скалы.

Я вскакиваю, но не понимаю, что к чему. Первые пару мгновений.

— Смотри! Он не слушает руля, —— не унимается Эйка, поворачивая штурвал то влево, то вправо — силы ей не занимать. Я таращусь на Эй, потом на стремительно приближающийся берег, потом сажусь обратно на подушки и захожусь хохотом.

— Ты спятил? — оторопело спрашивает Эйка. — Ты спятил. А мне-то что делать?

Она пихает меня раз, потом другой, потом обещает отгрызть мне что-нибудь, и я, наконец, выдавливаю из себя ответ:

— Тут никуда не денешься. Это… Маяк!

— Вижу, что маяк! Нельзя ли от него отвернуть?

Я трясу головой, а потом хорошенько прикусываю себе палец, чтобы вернуться к членораздельной речи.

— Всё из-за синего луча, — объясняю я, с трудом переведя дыхание, — это последний из цветов… Означает «завтра-поздно».

— Что означает? — округляет глаза Эй.

— Что спасение нужно прямо сейчас. Вот нас туда и тянет! Но ты не волнуйся, пожалуйста. Я потушу огонь, и можно будет плыть дальше.

— Там кругом скалы, — оторопело напоминает она.

— Но волн же нет! В тихую погоду можно проскочить, — я понемногу беру себя в руки, я даже рад теперь, что навещу родные места. — Говорю же, нельзя обойти синий маяк. Ты подумай! До сих пор горит, а?

Очень красиво, если глядеть ночью со стороны океана. Будто далёкое солнце в бесформенной бездне мрака.

— Ответь мне, самый мудрый из драконов… Из тех, что остались, — сдавленно просит Эйка, — если ты хотел покинуть остров, то для чего зажигал свет, который не даёт отсюда уплыть?

Я подскакиваю от возмущения:

— Ну ты даёшь! Я про цвета маяков только вчера прочёл! Здесь, на корабле. Это как бы секретные обозначения. А ты хотела, чтобы я обратно сбегал — лампочку выключить?

Эй так смотрит, что я начинаю сомневаться — может, правда, следовало сбегать? Но по мере приближения к берегу досада сменяется ощущением неотвратимости.

— Свет не должен был нас коснуться, — поясняю я почти спокойно, — маяк всегда загораживала скала. Просто со стороны океана её не существует.

Это всё шутки острова, ничего не попишешь! Уже перед рассветом мы огибаем перевёрнутое судно, давно застрявшее в каменных зубах. Пристать негде, и наш корабль замирает перед песчаной косой так, чтобы не сесть на мель. Там и кидаем якорь.

— Зато вещи соберём, — смиряется к тому времени Эйка.

— Хорошо прогулялись, — подбадриваю я её, — свадебное путешествие!

На этот раз можно не лезть в воду. Эй, хотя и ворчит, что я на ней езжу, но соглашается перенести через волны. Пока мы идём к маяку по косе, тишина такая, что даже страшно. Куда, спрашивается, подевались все волки? Неужели они только ради меня собирались? Вблизи на стенах башенки видны следы копоти, вокруг раскидан горелый бурелом. Точно пытались подпалить!

Пока я ищу под козырьком заржавелый ключ от двери, на меня опять накатывает веселье. Эйка терпеливо ждёт. Но когда я, давясь смехом, пытаюсь выронить ключ, она недовольно топает ногой.

— Да что тебя так разбирает? Рад, что снова дома?

— В каком-то смысле.

Ступив на узкую лестницу, я окунаюсь в знакомые запахи соли и пыли. Сложно передать словами всю мешанину чувств.

— Просто я был уверен, что никогда сюда не вернусь. Да и ты не хотела возвращаться!

— Я и не возвращаюсь, — предупреждает Эй, зайдя в комнату, — попрощаться зашла… О! Моя шкура! Непременно захватим, на ней хорошо валяться.

Я, не глядя, зажигаю светильник под потолком и обхожу круглое помещение. Но не нахожу того, что хотел бы забрать с собой. Что мог, уже взял, да растерял, а от прочего отвык. Всё здесь кажется нежилым, тесным и давним.

— Платья! — тихо восхищается Эйка.

— Кораблики… — я провожу пальцем по пыльной доске.

Ту партию мы с ней так и не сыграли. Поругались, уже не помню из-за чего. Потом случилось то, что случилось, и будто приснилось всё.

— Нынче первый день лета, — сообщаю я, бросив взгляд на тающие в окне звёзды.

— Тогда можно нарядиться поярче, — заявляет Эй, снимая с гвоздя последнее платье — белое в разноцветных бабочках.

Я оставляю на столе заржавелый будильник и улыбаюсь, глядя, как она одевается.

— Бери что хочешь, пойду гасить лампу.

— А тебе что взять? — беспокоится Эй.

— У меня всё есть.

Поднявшись по ступеням ещё на один виток, я выбираюсь на открытую площадку. Синей воды осталось совсем чуть-чуть, так и так сроки выходят. Я достаю Перо, чтобы потушить огонь, и оглядываюсь на лес — проверить, встало ли солнце. Нужды в этом нет, просто забытое правило. Солнце пока за горизонтом, но в свете маяка на мгновение становится видно, как бегут от деревьев тёмные фигурки. И видно, что не добегут. Жёлтые огни уже наводнили чащу. Значит, с оборотнями ничего не случилось, их просто отвлекли. Но каким безумцам вздумалось прогуляться в такую пору до берега?

И тут я понимаю... Маяк они не видят, зато видят корабль и, наверное, следили за кораблём. А теперь ринулись к нему. На рубеже рассвета, так как в это время можно проскочить по границе чар.

Не добегут. Я скатываюсь по лестнице, ещё не зная, что делать. Эйка окликает меня сверху, но не успевает перехватить.

— Тут жди! — велю я ей.

Я отлично помню серебряное копьё. Эти оборотни только сейчас волки, а пара минут — и станут людьми! Что тогда взбредёт в их лохматые головы, неизвестно.

И всё же, не с руки расшвыривать их клинком для тяжких ран и мучительной смерти. Я соображаю это уже на крыльце и выпускаю рукоять меча. Вот солнце взойдёт, и разберёмся. А пока я пытаюсь разгородить чарами волков и их добычу. Удивительно, но магия с первого раза встаёт, как надо. Ну, со второго раза. Правда, для этого мне приходится оказаться позади бегущей толпы. Дважды меня чуть не сбивают с ног, но в основном люди шарахаются. Судя по их силуэтам, закутанным до глаз и выше, это те самые, из песчаного города. Когда голубое марево отделяет их от звериной стаи, одна фигурка притормаживает возле меня и открывает лицо. Я узнаю её секундой раньше — по шампуру в руке, уже обагрённому в волчьей крови.

— Джем, — выдыхает она, расплываясь в улыбке.

— Возьми ключ, — кричу я в ответ, — запритесь на маяке!

Фигурка с опаской возвращается на два шага, касается ключа в моей руке и изумлённо распахивает глаза. Наконец, увидела синий луч! Тут же её хватают за шиворот и увлекают дальше, потому что дрожащий заслон начинает рваться.

— Чарда, — вопит она, задыхаясь, — моё имя Чарда!

Ага, я запомню, спасибо.

— Волшебник! — не унимается за моей спиной детский голос. — Я же говорил, что видел волшебника!

И всё-таки мальчик. От определённости немного легчает. К тому же Чарда правильно понял насчёт маяка. Женщины и дети бегут туда. Мужчины отбиваются от зверей, но получается у них так себе. Этих тварей даже магией тяжело удержать. Куда запропастилось солнце, неведомо, и я поднимаю следующую хрупкую стену, пятясь к волнам. Стену сразу начинают рвать оборотни, и уже трудно сообразить, с какой стороны их больше. Жёлтые глаза мелькают в бешенной пляске, люди с воплями мечутся по песку. Синий луч выхватывает из полумрака то один кусок берега, то другой, и я никак не соображу, кого от кого спасать. А ещё над всем этим носится крылатая тень. Бесшумная и проворная, как сама смерть. Но волков много, а она одна.

— Эй, не убивай их! — ору я, срывая голос.

Во-первых, солнце вот-вот взойдёт, во-вторых она уже давно не отрывала голов.

— Я тебя голову оторву, — доносится сверху. — А ну, иди сюда!

Расшвыряв волков, Эй пытается выдернуть меня из этой каши, но я заучил её повадки и успеваю уклониться. Ещё не все беглецы укрылись на маяке, а Эйке одной не справиться. Она слишком долго находится в полном воплощении.

— Сама убирайся! — огрызаюсь я.

Я её вообще не звал, если на то пошло. Почему мы всё время ссоримся у этого камня? Эйка описывает новый круг над берегом, но летит слишком низко и в результате падает на песок. Предупреждал ведь идиотку! Волки не верят своему счастью, но мою ненаглядную трудно обескуражить, пока у неё есть хвост, когти и заговорённый кинжал Ксарды. Случайные укусы Эйке не страшны, но я слежу за ней, не отрываясь. Если оборотни навалятся всей гурьбой, даже вампиру несдобровать. Лучше я её сам убью. Потом. Сперва надо до неё добраться, и я, наконец, обнажаю меч.

Первый рассветный луч ломается о клинок с ослепительной вспышкой. Я зажмуриваюсь всего на секунду, и мир раскалывается. Я ещё различаю Эй, я даже слышу её вопль и успеваю заметить, как она взлетает с места, стряхивая с себя волков. Но не успеваю сделать к ней шаг. Боль вспыхивает ярче солнца — мгновенно и нестерпимо. Со всех сторон набрасывается когтистая чернота и придавливает меня к земле — ни вздохнуть, ни шевельнуться. Ни вспомнить, кто я и где.

…Кто я и где?

Кажется, я всё тот же и всё там же. Лежу на обветренном камне у края берега. Эйка сидит рядом, это главное. Ревёт, но это ладно. Хорошо, что она смогла улететь и что я никого не убил. Утро разгорелось, и всех прочих тоже отлично видно. Перепуганные люди толпятся на маяке. Перепуганные оборотни вернулись в дневной облик и сгрудились на песке, залитом рассветной кровью. Но к камню никто не подходит. Боятся? А нет — это я так удачно поставил стенку, что она до сих пор держится! Значит, они нас не видят. Под скалой густая тень, и солнечные лучи пока не обжигают Эй.

— Сегодня с магией было более-менее, — усмехаюсь я.

То есть я говорю только:

—… более-менее.

Но она кивает в знак того, что поняла.

— Цела? — спрашиваю я.

Эй опять кивает. Вот и чудно. Прочее меня не волнует. Разве что та ослепительная боль — немного. Я боюсь её возвращения, раз сознание уже вернулось. Всё как бы в полумраке, и я щурюсь, пытаясь сосредоточиться на лице Эйки.

Ты меня опять…

—… спасла? — спрашиваю я.

Или только шевелю губами.

Эйка трясёт головой и продолжает реветь. Бедненькая, не повезло ей с замужеством! Я понятия не имею, где Перо и где меч. Я пытаюсь двинуть рукой, просто чтобы протянуть её Эйке, но движение не даётся. Волна время от времени дохлёстывает до камня, и пена подо мной зажигается алым. Разглядеть больше не получается — Эй упорно закрывает меня крылом в том смысле, что нечего там смотреть. Выходит, я даже не буду бегать по лесам в волчьей шкуре?

— Я тебя укусила, — сознаётся Эйка, дрожа всем телом, — совсем чуть-чуть. Чтобы было не очень больно. Тебе не очень больно?

Я умудряюсь пошевелить другой рукой в надежде, что она заметит этот жест — ляг рядом. Ничего больше не хочу. Эй вытирает нос и ложится.

— Ильм, послушай, — произносит она лихорадочным шёпотом, — я тебя сейчас поверну. Может стать хуже, но я хочу, чтобы ты видел.

Как будто у меня бездна времени куда-то там ещё смотреть! Мне хочется видеть только…

— …тебя.

— Я и так тут, а ты всё-таки взгляни, это что-то.

Она придерживает меня под спину, поднимает мою голову и убирает волосы с глаз. Без толку, потому что зрение начинает мне изменять. Но я успеваю понять, почему все уставились в одну сторону и почему над пляжем такая мёртвая тишина. Длинной вереницей из-за горизонта тянутся корабли. Лёгкие, как облака, прозрачные, как морская пена. Рассветное солнце зажигает их паруса бриллиантовым огнём, и наш дремлющий на якоре кораблик разворачивается носом навстречу сородичам.

Мои мысли замедляют ход, как пульс в жилах. Всё-таки приплыли. Надо же! А ведь это я их позвал… Я вдруг пронзительно ясно, яснее того, что вижу въяве, вспоминаю окованный льдом замок и осколки громадного зеркала. Вот с тех пор они, стало быть, и плывут издалека. Точно, это же я их…

—… позвал, — я пытаюсь объяснить это Эйке.

— Да, в замке. Я тоже так подумала, — шепчет она мне на ухо. — Вот ты теперь гляди на них и не смей засыпать. Только подумай, сколько драконов! Они тебя враз исцелят.

Возможно, да. Но скорее нет. И дело не в ранах. Жаль, я не успел маяк…

—… погасить.

— Теперь уже поздно, — говорит Эйка, — теперь уже будь что будет.

А что будет? Надо решать скорее. Хрупкая магия её укуса утекает из меня вместе с кровью, даже губами шевелить трудно. Но я ещё не дошёл, я пока иду…

—… к тебе. Как ты.

Эйка силится понять, и её опять начинает трясти. Да, ей ведь тяжело, когда много крови вокруг!

— Нет, — плачет она, — ты тогда умрёшь.

Вот же когда надо, её не уломаешь! Чего доброго, эти успеют высадиться. Корабли у них быстрые.

— …дракон, — произношу я старательно.

Дракон умрёт. Вот и ладно.

— Но если они помогут? — стучит зубами Эйка. — А твоя жизнь, твоя магия… Ну давай ты подождёшь, ну не смотри на меня так!

Я не смотрю, я закрываю глаза. Она сама поймёт, когда настанет момент. Одного жалко — я ей детей обещал, а видно не…

—…не будет.

— Будут, — заверяет Эйка, целуя моё лицо, — дети будут, я сама это знала, и Хорпа сразу поняла. Я хотела тебе сказать, когда отплывём подальше. Боялась, что ты раздумаешь покидать берег. А ты же так хотел выбраться… с этого… проклятого… острова.

Остров вовсе не проклятый. Зелёные бабочки опять же... Дивные. Вот как на платье Эйки! Она продолжает говорить, но я сосредотачиваюсь на том, чтобы поднять веки. Если я их подниму, то заставлю Эйку замолчать и послушаться. Я не могу рисковать. Тем более если дети. И я хочу успеть… Перестать быть драконом.

— Ладно, — осекается Эй, когда наши взгляды, наконец, сталкиваются.

Она уже не плачет, а злится. Это хорошо.

— Я тебя ненавижу, — когда Эйка это повторяет, хочется слушать и слушать, — я теперь никогда себя не прощу. Кто бы знал, что драконы такие хитрые.

Я улыбаюсь — пока болтаешь, во мне вся кровь кончится.

— Не кончится, — злорадно уверяет она, — сперва я тебя своей кровью напою. А там уже найду, чем поживиться.

Я расширяю глаза: она всегда говорила, что её кровь — это яд.

— А ты как думал! — скалится Эйка. — Слушай, но быстро. Это будет как смерть. Это и будет смерть. Я сама не видела, но так говорят. Ты не сможешь дышать, не сможешь видеть и слышать, ты окажешься в темноте. Но я буду рядом, не бойся. Потом что-то пропадёт навсегда, а что-то вернётся, но по-другому. И Связь исчезнет. Если нам повезёт.

Я моргаю в знак того, что понял. Как ещё реагировать на такую перспективу? Возможно, я должен уронить слезу, но во мне осталось мало жидкости. Прекрасно, одним мечом будет меньше.

Пока я всё это думаю какими-то уже бессвязными обрывками, Эйка целует меня в губы, перебирает мои волосы, и, кажется, гладит меня всего, запоминает меня всего, но я не ощущаю её рук, и это ужасно. Хуже, чем смерть, только это ожидание.

— …хуже, — наверное, у меня это нечаянно вырывается вслух.

— Я знаю, мой свет, — шепчет Эйка, устраиваясь со мной лицом к лицу, — я знаю, но потерпи капельку, обратно ведь не вернёшься.

В сущности, и так нормально. Будто мы вечно болтаем на этом камне и никуда с него не уходили. Кровь смыли волны, а прочее — люди и корабли — где-то в соседнем мире. Я надеюсь, что Эйка не заставит умолять её вслух. Она не заставляет. Она легонько скользит губами по моим векам и проводит пальчиком по моим губам.

— Ни кровинки, — роняет она чуть слышно, — ладно, пей, горе моё… Или я твоё.

Счастье. Я теперь стараюсь не моргать, чтобы не отключиться раньше времени.

— Ну, пей на счастье, — обречённо соглашается Эйка, а потом прокусывает клыками свою губу и целует снова.

Мой рот мгновенно наполняется вязкой ледяной кровью, и первый же глоток мёртвого огня выжигает дыхание. Дышать больше не надо. Сердце ударяет ещё пару раз — больно и глухо — и застывает, как маятник. Я обмираю от страха, но не могу шелохнуться. Эй привычно забрасывает на меня ногу, укрывая своими волосами и крыльями. Я едва ощущаю, как её клыки пропарывают старый шрам и погружаются глубже, чем когда-либо. А дальше мы просто ждём.

Думаю, это самая странная моя гибель. Некоторое время я различаю шелест прибоя, но и он постепенно растворятся в черноте. Эта чернота наползает мне на глаза и на хрустальные корабли, бросающие якоря у песчаной косы. Они прекрасны, как сон. Они непостижимы, как смерть. В конце концов от всего мира остаётся лишь синий огонь маяка, пробивающий черноту. Я до последнего цепляюсь за этот огонь и стараюсь не бояться. Даже когда остаётся лишь память об огне. Я не могу разгадать — это маяк гаснет или я перестаю его видеть? Неважно. Не так плохо всё получилось, если подумать. Зато, когда я вернусь, у меня будут крылья. И будет Эйка. А иначе зачем открывать глаза?