Рождественский калейдоскоп (гет)

— Спорим, я сделаю это лучше?

— Что?

— Что бы Маклагген не предлагал сделать с тобой.

Малфой растянулся на диване в их общей гостиной. Он был удивительно нескладным сочетанием углов и линий, бледной кожи, белых волос и выцветших глаз.

Но что-то в его манере держаться привлекало.

— Фу.

Она попыталась пробраться к столу, но он выставил длинную ногу, заставив Гермиону споткнуться.

— Конечно, фу. Когда речь идёт о Маклаггене.

Она повернулась вполоборота, глянув на него через плечо. Он смотрел снизу вверх с грязной ухмылкой.

— Что нужно, Малфой? — грубо спросила Гермиона.

— Чтобы меня кто-нибудь приласкал.

— Неужели на Слизерине не найдётся желающих?

— Желающих полно. — Он с ленцой потянулся, изогнувшись всем телом. — Но, говорят, у грязнокровок удивительно нежные руки.

Гермиона вспыхнула, замерев между столом и диваном. Жизнь с Драко Малфоем — сплошная череда провокаций. И она научилась на них реагировать.

Шаг, резкое движение, наклон — полы мантии взметнулись, кудри спружинили вверх-вниз. Гермиона приблизилась к Малфою, оказавшись между его раскинутых ног, и опёрлась коленом о край дивана в опасной близости от его промежности.

Она боялась потерять равновесие, но с усилием сохранила невозмутимое выражение лица, когда одной рукой схватилась за спинку дивана за спиной Малфоя.

Второй рукой Гермиона коснулась его лица.

Малфой слегка отклонился от её напора, но концы волос всё равно пощекотали его шею.

Она видела, как дёрнулось его горло, когда он сглотнул, и как расширились зрачки.

Кожа под её пальцами была тёплой, гладкой; Гермиона погладила его челюсть, чрезвычайно ласково проведя по щеке большим пальцем.

Казалось, он задержал дыхание.

Но в тот же миг, когда ей показалось, что рука Малфоя движется в её сторону, Гермиона отстранилась.

Она выпрямилась и, вскинув подбородок, заправила волосы за уши чопорным движением.

— Всегда лучше сделать вывод самому, не так ли?

* * *

Спустя N дней, недель или месяцев.

Его напор, и мягкость губ, и жар языка.

— Поцелуи.

Руки на её талии и бёдрах, ладони, сминающие край платья, пальцы, нетерпеливо дёргающие шпильки из волос.

— Объятия, прикосновения.

Стёртый макияж, влажные следы на челюсти и в изгибе шеи, твёрдость тела, прижимающегося к ней.

— Ласки. Секс.

— Что ты бормочешь?

— Я сказал, что сделаю лучше.

Она и не думала сравнивать.

Малфой притянул её к дивану и, опустившись, увлёк за собой, заставив оседлать колени.

Острые колени, жилистые бёдра под её ягодицами, заметные очертания возбуждённого члена.

Гермиона охнула, когда он двинул тазом, с силой засосав кожу на её груди. Ленты платья были уже развязаны, корсет приспущен. Её бельё промокло.

Она была полностью готова к бунту против порядочности.

Гостиную освещали только переливающиеся огоньки гирлянды на большой ёлке. Они меняли свой цвет в постоянном, ритмичном темпе. И в том же темпе менялся оттенок глаз Малфоя, который смотрел на неё с жадностью и голодом.

Зелёный, голубой, жёлтый, красный.

Влечение, притяжение, желание, страсть.

— Дурацкие нежные руки.

— Ты же хотел, чтобы тебя приласкали.

Он, рыкнув, дёрнул её в сторону, перевернул, подмял под себя.

Рождественский образ Гермионы был уничтожен вместе с её выдержкой. Пуговицы на рубашке Малфоя держались на последнем издыхании, как и его терпение.

Он снова вовлёк её в глубокий поцелуй, отдающий привкусами пунша, сладкого льда и противостояния.

Зарывшись в его волосы пальцами, Гермиона чувствовала толчки, и трение, и вибрацию их смешанных стонов где-то в животе. Сердце отчаянно стучало в груди, а мозг был способен обработать лишь ряд насущных задач: избавиться от одежды, выдержать прикосновения пальцев Драко Малфоя, дотронуться до него так, чтобы вырвать чудесный хриплый звук.

И дальше — терпеть, и ждать, и наслаждаться тем, как нарастает удовольствие.

Это было немного, но очень, супер, архи важно.

По истечении короткого срока, отведённого любовникам, Гермиона лежала всё на том же диване, прижавшись щекой к голой — костлявой и бледной — груди Малфоя. Тела, скользкие от пота и глубоко удовлетворённые, сплелись и сблизились. Они рвано дышали, пытаясь прийти в себя.

Только лёгкое дребезжание ёлочных игрушек нарушало тишину, пока Малфой не шепнул:

— Только не думай, что я влюблён в тебя или что-то в этом роде.

Его пальцы запутались в её волосах, вторая рука прижала ближе. Будто возможно было проникнуть друг другу под кожу.

Зелёный, голубой, жёлтый, красный.

Гермиона легко улыбнулась.

— Конечно, нет. Готова поспорить, что не влюблён.