Рождественский калейдоскоп (гет)

— Я видела тебя прошлой ночью.

Она застывает перед ним, сложив руки на груди, но Драко даже не поднимает взгляда. Он сидит за столом и делает вид, что сосредоточенно учится. Только вот Гермиона замечает, что его глаза уставились в одну точку.

Она громко фыркает.

— Будешь игнорировать меня? Очень по-взрослому, Драко. Всё твоё поведение, и эта попытка прокрасться на вечеринку. Что ты пытался доказать?

— Отвали, Грейнджер.

Она закидывает голову и смеётся, но резко обрывает себя и, наклонившись, опирается руками о стол. Гермиона нависает над Малфоем, и он наконец смотрит на неё тяжёлым взглядом исподлобья.

— Что случилось?

— Спроси у Маклаггена.

Её брови удивлённо приподнимаются, и Гермиона открывает рот, на мгновение потеряв дар речи. А после закатывает глаза и, отстранившись, быстро и нервно говорит:

— Маклаггена, который даже в трезвом виде не в состоянии поддержать разговор без скабрезностей? Маклаггена, который не может отличить листья меллорна от крыльев пикси? Маклаггена, от которого я пряталась полвечера?

В глазах Драко что-то блестит, но он поджимает губы, будто сдерживая ответ.

Гермиона разочарованно качает головой.

— Не знаю, что ты придумал себе. Но ты расстроил меня тем, что сделал выводы, даже не узнав ситуацию с моей стороны. Можешь дуться, сколько влезет, мне всё равно, — она глубоко вздыхает и, отвернувшись от него, махает рукой. — Я просто хотела сказать, что уезжаю завтра, но у меня есть подарок для тебя. Он в Выручай-комнате. — Гермиона всё-таки вновь смотрит на него, её взгляд смягчается, и она грустно улыбается. — Я не знаю, зачем ты это делаешь. Но я починила его, Драко. С Рождеством.

И не дожидаясь его ответа, она направляется прочь.

Рождество 1999 года:

В камине трещал огонь, скрипело перо, а за окном с шелестящим звуком падал снег.

Солнце село много часов назад, но комнату, кроме отсветов пламени, озаряла только небольшая лампа над столом, и Гермиона не торопилась добавить света. Она была слишком занята. Не разгибаясь, она быстро и сосредоточенно писала, время от времени обращаясь к книгам, разложенным перед ней.

Часы показывали десять вечера, когда она наконец закончила работу и, запечатав бумаги в концерт, встала с места. Она потянулась, размяла шею, глубоко вздохнула. Тело явно не испытывало благодарности за день, проведённый так, но Гермионе было всё равно.

Подойдя к окну, она распахнула его и, наслаждаясь морозной свежестью, стала ждать сову.

Рождество 2000 года:

Она подумала, что ей показалось, когда услышала шорох горящих поленьев. Но сразу после её окликнул приглушённый голос, и Гермиона удивлённо подскочила и подошла к камину.

Языки пламени, шипящие и яркие, причудливо изгибались. Потребовалось мгновение, пока Гермиона не распознала в них очертания лица.

— Какого… Что ты делаешь?

Она нахмурилась и отступила от камина.

— Нет, что ты делаешь, Грейнджер?

Этого голос — со всеми интонациями и оттенками — звучал обвиняюще даже сквозь треск огня.

— Чем ты занимаешься? — воскликнул он. — Дай угадаю: в тринадцатый раз вычитываешь поправки в Билле о правах кентавров? Невероятно. После прошлого года я подозревал, что ты будешь работать и этой ночью, но всё-таки…

— Почему ты в моём камине, Малфой?

Гермиона прервала его, надеясь, что звучит достаточно сурово и сможет получить ответы.

— Сначала ответь, я прав? Ты ведь читаешь поправки?

— Нет, — она покачала головой и зарделась. — То есть да. Но я вычитываю их уже пятнадцатый раз, но они всё ещё далеки от идеала, так что…

Огонь в камине вспыхнул, словно на него попали капли воды, а после Гермиона увидела, как Малфой пальцами сжал переносицу; он выглядел раздражённым и обессиленным одновременно.

— Ладно, Грейнджер, открой-ка мне камин, я сейчас приду.

— С чего бы это?

Он глянул на неё, поджав губы; его челюсть напряглась.

— Потому что ты не можешь работать над поправками одна, это наша общая задача.

— Но сейчас канун Рождества!

— О, — едко протянул он, — то есть ты всё-таки заметила? Отойди, будь добра, я захожу.

Не в силах спорить, Гермиона сделала шаг назад и взмахнула палочкой. В конце концов, в документе действительно было пару мест, насчёт которых она хотела с ним посоветоваться.

Рождество 2001 года:

Пламя вспыхнуло, на миг сменило цвет, и тотчас из камина вышел Малфой. Пока он отряхивался от золы, Гермиона палочкой очистила ковёр.

— Привет.

Она улыбнулась ему, и сердце сжалось в груди, когда он улыбнулся в ответ. Он сделал шаг к ней — и сразу оказался слишком близко.

Гермиона глубоко втянула знакомый приятный запах, и всё в груди затрепетало. Драко наклонился к ней, коротко прижался губами к губам и прошептал:

— Ну, привет.

Его рука ласково легла на её лицо, большой палец погладил скулу. Его серые глаза красиво сияли в свете пламени.

— Ужин готов, и я приготовила тебе подарок, и это даже не книга, — пробормотала Гермиона и, отведя взгляд, шумно выдохнула. — Но ты, правда, можешь уйти в любой момент, я понимаю, что Нарцисса ожидает тебя на рождественском балу, так что если ты хочешь…

Он прервал её ещё одним поцелуем, и она почувствовала, как изгибаются его губы.

— Нет, Грейнджер, — слегка усмехнулся он, — я хотел бы быть только здесь.

Рождество 2002 года:

— Но ты обещала, Гермиона.

Он был упрям, но она была упрямее.

— Я знаю, но теперь я…

— Ты не можешь забрать обещание назад. Ты сказала, что сделаешь это, а ты, чёрт возьми, гриффиндорка, так что не будь такой трусихой!

— Я не трусиха, Драко, — разъярилась она. — Ты не имеешь право так говорить. Ты сам всё знаешь… Ты единственный, кто знает! Так что не делай вид, что…

Его взгляд смягчился, и Гермионе вдруг захотелось разрыдаться.

— Я понимаю, — сказал он, понижая голос, и протянул к ней руку; Гермиона, не выдержав, отшатнулась. — Но ты много раз говорила, что хочешь справиться с этим. Ты потеряла родителей, и это тяжело…

— Я сама…

Он строго покачал головой.

— Неважно как — ты потеряла их. Но ты не можешь прятаться от этих воспоминаний. Ты можешь пытаться избегать места и даже людей. Но это же Рождество, Гермиона, ты в самом деле до конца жизни собираешься проводить его в одиночестве?

Ласковый тон и это выражение в его глазах сломали её. Несмотря на горящий камин, Гермиона почувствовала холод и обхватила себя руками.

— Я просто не могу смотреть, как все радуются тому, что грядёт новый год. Я справилась со всем остальным, но это выше моих сил.

— Я знаю, и я буду рядом. Ты сможешь преодолеть и это.

— Не заставляй меня, Драко, — её голос дрогнул. — Пожалуйста.

Он грустно развёл руками и шагнул к ней.

— Я не могу иначе, ты же знаешь, что так будет легче.

Рождество 2003 года:

— Так будет легче. Я не хочу идти в мэнор, а ты уж точно не горишь желанием появляться в Норе. Мы отпразднуем Рождество со своими близкими, а после встретимся здесь.

— Не могу поверить, что ты это говоришь.

Гермиона оторвалась от шнуровки своего платья и повернулась к Драко; он выглядел не просто напряжённым, а будто оцепеневшим. Только глаза горели эмоциями, которые он тщательно удерживал в себе.

— Я не понимаю, что тебе не нравится, — медленно проговорила она.

— Я хочу быть со своей девушкой в Рождество.

— Мы встретимся здесь после двенадцати, проведём вместе всю ночь и завтрашний день, это только…

— Я хочу быть со своей девушкой и в канун Рождества, и ночью, и днём, и в чёртов день подарков, — жёстко повторил он.

Его лицо не дрогнуло.

Но вдруг через мгновение Драко развернулся и схватил с её стола чернильницу, а затем швырнул в камин. Она разбилась с громким звуком, заставившим Гермиону вздрогнуть; чернила забрызгали ковёр, и осколки заблестели в отсветах огня.

— Я не могу пове…

— Успокойся, Драко, — сердито оборвала она.

— …Не могу поверить, что это происходит.

— Ты ведёшь себя как…

— Нет! — он развернулся к ней и тыкнул пальцем; Гермиона отшатнулась. — Не продолжай эту фразу, Грейнджер. Я веду себя как чёртов несчастный влюблённый, потому что моя девушка уже год не может меня простить и наказывает каждым своим словом и действием.

Она побледнела.

— Я не пытаюсь тебя наказать.

— Но ты обижена!

— Я не… — она тяжело вздохнула и глянула в сторону камина; размеренное пламя, не знающее горя, успокаивало. — Я рада, что ты вытащил меня тогда, и ты был прав. Но это было просто ужасно…

— Я знаю.

— …И, наверное, я в самом деле подсознательно виню тебя в этом. Я не знаю, как это исправить.

Она наконец снова посмотрела на него; Драко выглядел не просто грустным, но разбитым, почти покалеченным. Мерлин, неужели это она сделала с ним? Сердце Гермионы сжалось от тоски.

— Но так больше не может продолжаться, — тихо проговорил он. — Я знаю, что взял на себя слишком много. И я извинился за это десятки раз. Ты говорила, что простила меня.

— Я пыталась.

— Но если ты не можешь… Если мы не можем преодолеть эту ситуацию и двигаться дальше, наверное… — он оборвал сам себя и замолчал; почти минуту в комнате был слышен лишь треск поленьев. Наконец, Драко громко сглотнул и закончил мёртвым тоном: — Наверное, нам стоит расстаться.

Эти слова были похожи на удар в живот, и Гермиона пошатнулась. Она точно не хотела этого.

Но смогут ли они всё исправить?

Она не знала ответ. Внутри было тихо и пусто.

Канун Нового года 2003 года:

В комнате было тихо и пусто, а камин не горел.

— Я пытаюсь пригласить тебя на свидание с Хэллоуина.

Поражённой замерев, Гермиона наблюдала, как Малфой нервно поправил волосы и, отвернувшись, зашагал по кабинету.

— Я планировал позвать тебя вместе сходить на министерскую вечеринку, но эти чёртовы артефакты…

— Можно сказать, что мы всё-таки провели Хэллоуин вместе.

Гермиона припомнила, как он лежал в палате, истекая кровью, пока она опаивала его укрепляющими и восстанавливающими зельями.

— …Затем я выздоровел и пригласил тебя на ужин, но ты, вероятно, решила, что это всего лишь благодарность.

— Потому что ты держался отстранённо и холодно, почти надменно, — пробормотала она, но Малфой и не слушал.

— Я решил зайти по-другому, купил билеты в театр, у нас была личная ложа, а ты… Мерлин, ты выглядела так обворожительно, что я еле держал себя в руках, — он тяжело перевёл дыхание и украдкой взглянул на неё. — И мне казалось, что всё прошло отлично, а после Уизли рассказала, что ты решила, будто я не хочу появляться с тобой на людях.

Гермиона нахмурилась, вспоминая ту встречу и свою реакцию. Всё действительно было хорошо, но Малфой казался таким напряжённым, что это не давало ей покоя. В конце концов, она поделилась своими опасениями с Джинни, но та подбодрила её, настаивая на том, что Гермиона ошибается.

Только вот их встречи с Малфоем после этого стали ещё более удручающими.

— И после этого я совсем не знал, как себя вести…

Заламывая руки, Драко продолжил мерять шагами кабинет, рассказывая о своих попытках, будто на исповеди, пока Гермиона со странной смесью разочарования и раскаяния слушала его, осознавая, что они просто не понимали друг друга всё это время.

— …И в конце концов, я попросил совета у чёртова Поттера. Он сказал, что нужно что-то приятное, простое, активное, чтобы мы могли отвлечься. Возможно, на людях, но без толпы зевак, которые узнают нас. Он принёс мне список магловских развлечений: в библиотеке мэнора нет упоминаний боулинга или бильярда; катание на санях — это перебор даже для меня, а эти коньки, это что вообще такое?..

— Мне нравятся коньки, — вдруг выпалила она.

И этим наконец обратила его внимание на себя. Малфой встряхнул головой и повернулся к Гермионе, будто очнувшись от всей этой безумной череды мыслей.

— Что?

Она робко улыбнулась.

— Мне нравится кататься на коньках, и по-моему, это замечательная идея для… — она запнулась, но, набравшись храбрости, закончила: — свидания.

Он посмотрел на неё так, будто у Гермионы выросла вторая голова.

— Ты же отдаёшь себе отчёт в том, что я в жизни этого не делал и, судя по рассказам Поттера, могу себе что-нибудь сломать?

О, этот храбрый аврор Драко Малфой.

— У меня большие запасы костероста, я всё-таки целитель, — её улыбка стала шире, и взгляд Малфоя смягчился. — Кроме того, я хорошо катаюсь и всё тебе объясню.

Она увидела, как он обвёл её глазами, а после уголки его губ дёрнулись, будто ему на ум пришла какая-то невероятно забавная мысль. Помолчав мгновение, он усмехнулся и сказал:

— Ну, конечно, как я не подумал об этом раньше? Лучшее свидание для Гермионы Грейнджер — она учит тебя чему-то новому.

Спускаясь в гостиную, Гермиона наслаждается тишиной. Только лестница едва слышно поскрипывает под её ногами, а в остальном дом молчалив и спокоен. Все отдыхают после долгой ночи. Члены Ордена не рассчитывали на это, но всё же смогли отпраздновать Рождество, хотя бы ненадолго позабыв про войну.

Гермиона подходит к ёлке, которую они дружно нарядили, потому что всем была необходима атмосфера праздника. Ёлка стоит у окна, а за ним зимняя сказка: снег падал последние три дня, все дороги замело, а деревья укрыты белоснежными одеялами.

Рассматривая эту картину, Гермиона касается иголок кончиками пальцев, и в этот момент краем глаза вдруг замечает шевеление на диване.

Она разворачивается и видит Малфоя.

Он глядит прямо на неё, внимательно и сосредоточенно, но он кажется при этом расслабленным — Гермиона и не помнит, когда последний раз видела его таким.

— Не спится? — мягко спрашивает она.

Он качает головой.

— Ты вчера рано ушёл.

Он кивает.

Гермиона поджимает губы, чувствуя неловкость; он явно не настроен на разговор. Он в целом мало с кем взаимодействует, но они часто обсуждают предстоящие операции, или рецепты зелий, или артефакты, и Гермионе казалось, что между ними установилось некое взаимопонимание.

Она хмурится, и тут Малфой всё-таки отвечает:

— Не думаю, что скрашивал кому-то вечер.

Гермиона на долю секунды отводит взгляд, но заставляет себя вновь посмотреть на него. Тогда она и замечает, что он одет в такую же пижаму, как и она сама, только другого цвета.

Драко Малфой не любит, когда нарушают его личное пространство, но она ничего не может с собой поделать. Шагнув к нему, Гермиона взмахивает палочкой:

— Фините.

Насыщенный зелёный меняется на красный, и Малфой, вздрогнув, закатывает глаза.

— Ты издеваешься?

— Коловари, — быстро произносит Гермиона, и цвет меняется обратно. — Я просто хотела проверить.

— Ты могла бы спросить, — обвиняюще бросает Малфой, и она видит, как он напрягается, подобравшись всем телом.

— И ты бы ответил?

Сверкнув глазами в её сторону, он разминает шею и встаёт, затем бросает печальный взгляд на ёлку и быстро говорит:

— У Миссис Уизли была только такая, но мне она нравится — удобная и мягкая, — объясняет он так, словно она вынудила его защищаться. Гермионе становится неуютно, и она приподнимает руку, но Малфой не даёт ей вставить ни слова: — Не думал, что встречу здесь кого-то в такое время. Я просто хотел немного посидеть в спокойствии и тишине, и я…

Он обрывает сам себя и, сжав челюсти, вскидывает голову. Он кажется потерянным, и сердце Гермионы щемит, и стыд прорастает изнутри, обжигая щёки. Малфой прикрывает глаза и тихо заканчивает:

— Я просто люблю Рождество, — и, покачав головой, добавляет: — Но это неважно.

Гермиона знает, что он уйдёт и больше никогда не вспомнит об этом разговоре, если она не придумает хоть что-то, чтобы остановить его. Она жалеет о том, что сделала, но ей кажется, что извинения лишь разозлят его и увеличат пропасть между ними.

Гермионе не нужна близость с Драко Малфоем, но в это рождественское утро ей кажется неправильным лишать его мгновений покоя.

Она хочет всё исправить.

Поэтому когда Малфой уже разворачивается, чтобы уйти, Гермиона подаётся вперёд и хватает его за запястье. Он не вырывается, но смотрит так, будто она — опасное животное, которое угрожает ему.

— Постой, — выдыхает Гермиону. — Никто не проснётся ещё как минимум полтора часа. Не уходи, — она не хочет давить, но хочет убедить. — Позволь мне приготовить нам горячий шоколад, и после я буду молчать. Мы можем сесть так, чтобы ты даже не видел меня.

Она всё ждёт, что он отстранится и жестоко рассмеётся, но Малфой смотрит на неё, на их скрещённые руки и снова на неё. А затем, глубоко вздохнув, качает головой.

— Ты вообще уверена, что физически способна молчать больше получаса?

Гермиона улыбается.

Гермиона подбирает красочные коробки по размеру, отматывает блестящие ленты и отрезает кусочки скотча.

Ей всегда нравилось упаковывать подарки руками. Скрупулёзная работа с счастливым финалом. И главное, этот налёт таинственности: другие никогда не распознают, что в какой коробке.

— Легилименс!

Она складывает их в стопки; с цветными и гладкими упаковками подарки почти блестят. Они радуют глаз, и Гермиона заставляет себя улыбнуться даже сквозь мучительную боль.

— Она не сдаётся, паршивка. Круцио!

— Легилименс!

Место подарков — под ёлкой. Гермиона расставляет все коробки в строгом порядке: большие задвигает подальше, так что они наполовину скрываются под раскинувшимися зелёными лапами; средние и маленькие укладывает ровными пирамидками.

Кто-то толкает её, и, пошатнувшись, Гермиона чуть было не рушит композицию, но всё же делает шаг назад и любуется результатом.

Каждому воспоминанию, которое она хочет скрыть, — своя упаковка. Только в отличие от подарков, они никогда не должны дойти до получателей.

…Её хватают за плечо, кто-то трясёт её, словно безвольную куклу, и Гермиона рвано дышит, стараясь восстановиться после проклятия.

— Даже круциатус не берёт, эта сучка не должна была владеть окклюменцией, как это вообще возможно?!..

Удар по лицу сокрушает её, и Гермиона падает на колени. Закашлявшись, она старается справиться с дыханием, чувствуя неприятно тёплую влагу у носа. Кажется, у неё идёт кровь.

— Легилименс!

С усилием Гермиона заставляет себя продолжать: за её спиной гора упакованных подарков, а перед ней — бесконечно длинный ряд ёлок разных размеров и оттенков.

Она методично работает, превозмогая боль, пока её сознание атакуют снова, и снова, и снова…

Когда не выдержав, Гермиона заваливается и роняет одну из ёлок, иголки впиваются в кожу, а обёрточная бумага на нескольких подарках рвётся с неприятным шуршанием; когда кажется, что Гермиона не сможет продолжить; когда она почти забывает, зачем вообще это делает…

Всё заканчивается.

Она безвольно падает на пол.

— Какого?..

— Остолбеней!

— Экспеллиармус! Их трое, все вооружены.

— Петрифи… Уже двое.

— Инкарцеро!

— Уходит, сволочь.

— Уильямс, Поллок, за ним, он не должен уйти!..

У неё кружится голова, и, кажется, Гермиона на несколько минут теряет сознание, а после как во сне ощущает, как некто накладывает на неё диагностические чары; магия приятной волной проходит по телу — она знакомая, успокаивающая.

— Чёрт, Грейнджер.

Её приподнимают, прохладные руки касаются её щеки, заправляют волосы за ухо, и очищающее мгновенно убирает кровь с лица, но Гермиона не в силах сфокусироваться и разглядеть, кто перед ней.

Но это и неважно — она и так знает. Когда её прижимают к груди и поднимают на руки, родной запах затопляет лёгкие. Гермиона расслабляется.

— Как она, Малфой?

— Ей нужно в Мунго, — голос напряжённый, но в нём слышатся нотки облегчения. — Всё не так плохо. Но к ней явно применяли круциатус, и несколько ран выглядят очень неприятно.

— Иди с ней.

Секундная заминка.

— Уверен?

— Да. Мы разберёмся с ними.

У неё над головой раздаётся вздох.

— Спасибо, Поттер.

— Тебе спасибо. Без тебя… — он начинает говорить, но голос, дрогнув, обрывается.

Гермиона ощущает, как Малфой прижимается щекой к её голове, когда едва слышно отвечает:

— Я знаю. Но это неважно. Я же говорил, что к Рождеству она будет дома.

Светлая макушка мелькнула в другом конце площади, но Гермиона надеялась, что ей показалось.

Людей было немного: кто-то стоял группками в свете праздничных огней, кто-то прохаживался вокруг высокой наряженной ели, другие торопились скрыться в тепле паба. Смех, разговоры и даже песни заполняли пространство, а шелест падающего снега скрашивал и смягчал все звуки.

Атмосфера была праздничной, но Гермиона ощутила страх.

Весь следующий час она чувствовала, что за ними кто-то наблюдает: пока они, миновав церквушку, забрели на кладбище, пока искали нужные могилы, пока возвращались обратно к воротам. Даже спрятавшись под мантией-невидимкой, Гермиона не ощущала спокойствия, ей хотелось поскорее покинуть Годрикову Впадину, хоть она и понимала, что Гарри нужно больше времени.

В конце концов, она не выдержала и попросила Гарри подождать, пока она кое-что проверит, а он был так зачарован видом отчего дома, что не стал с ней спорить.

Она прошла по тёмной улице, незаметно сжимая палочку в кармане, и, заглянув в подворотню, увидела его.

Он стоял на видном месте, словно ждал её. Испугавшись, Гермиона вскинула палочку, мысленно прикидывая, сколько ещё Пожирателей может прятаться вокруг и успеет ли она предупредить Гарри.

Но Малфой поднял руки и быстро произнёс:

— Я один и я безоружен.

Он кивнул ей, указывая на дорогу перед собой. Гермиона опустила взгляд и увидела в снегу между ними палочку. Заклинанием она быстро проверила, что та настоящая.

— Что тогда останавливает меня от того, чтобы оглушить тебя прямо сейчас?

— Любопытство.

Гермиона поджала губы, испытывая раздражение от его самоуверенности.

— Что тебе нужно, Малфой?

— Сейчас сочельник — хочу обменяться подарками.

Гермиона воззрилась на него с искренним изумлением:

— Ты сошёл с ума? Тёмная магия окончательно отшибла тебе мо…

— Подойти поближе.

— Не стану я к тебе подходить. — Она. упрямо покачала головой.

В этот момент он потянулся рукой во внутренний карман мантии…

— Малфой, — предупреждающе произнесла Гермиона, не сводя с него палочки.

…и достал золотую чашу, похожую на кубок.

— Это мой подарок тебе. Чаша Пенелопы Пуффендуй — крестраж Воландеморта. Я слышал, вы с Поттером ищете их, чтобы уничтожить.

Гермиона ахнула.

— Как ты… Где ты нашёл её?..

— Я могу подойти и отдать сам, но тебе надо постараться меня не проклясть. — Игнорируя её вопросы, Малфой сделал шаг вперёд.

— Стой, нет! — она махнула рукой, и он замер. — Как я вообще могу быть уверена, что это не какая-то уловка?

Он пожал плечами.

— Никак. Тебе просто нужно поверить в рождественское чудо.

Стиснув зубы, Гермиона усиленно задумалась, не зная, как поступить. У неё было мало времени, но нужно было что-то предпринять. В конце концов, она решила, что заберёт чашу, вырубит Малфоя и поспешит убраться отсюда.

Она попробовала призвать её с помощью Акцио.

Но та даже не дёрнулась, а Малфой рассмеялся.

— Не так просто. Не разочаровывай меня.

Гермиона выругалась и направилась к нему, по пути подобрав его палочку.

— Давай её сюда, раз уж это мой подарок. — Она вскинула подбородок, чтобы хоть немного сократить разницу в росте.

Но Малфой завёл руку с чашей за спину и, усмехаясь, цокнул языком.

— Всё такая же нетерпеливая. Как грубо, Грейнджер. Я же сказал, что это должен быть обмен.

И с этими словами он наклонился к ней, второй рукой обхватил затылок и поцеловал.

Гермиона, охнув, покачнулась, пока его губы ласково касались её губ. Это не был пылкий поцелуй, скорее осторожный, даже целомудренный. Его рука скользнула к её лицу и погладила щёку, и он легонько мазанул носом по её носу.

Гермиона была дезориентирована от нежности, с которой Малфой обращался с ней.

Потерявшись в ощущениях, она не сразу осознала, что поцелуй закончился, но услышала тихое:

— С Рождеством, Гермиона.

Шепнув это, Малфой выхватил свою палочку из её рук и аппарировал прочь.

И только чаша осталась лежать в снегу.

Оказалось, что встречаться с Драко Малфоем было легко и естественно.

Гермиону восхищало и то, как он думал, и то, как вёл себя, и как выглядел. Ей было хорошо с ним: уютно, тепло, интересно. Они читали одни и те же книги, могли разговаривать часами напролёт или молча лежать бок о бок.

Он был галантным и внимательным, остроумным и неожиданно заботливым. Его прикосновения и поцелуи заставляли её трепетать, а от его взглядов Гермионе казалось, что она самая особенная девушка в мире.

Конечно, временами он бывал угрюмым и закрывался в себе, но Гермиона научилась справляться и с этим. Она верила, что нашла ключик к его разуму и душе, и постепенно Малфой открывался ей.

Они поговорили о детстве и годах в Хогвартсе, обсудили войну, а также планы на будущее.

Главное — они были в планах друг друга.

Скрывать отношения с Драко Малфоем было сложнее, но им всё равно удавалось. Прикосновения украдкой, длинные взгляды, понимающие улыбки. Отговорки перед коллегами и близкими. Поддержание общей легенды.

Постоянный контроль.

Больше полугода они наслаждались своей тайной, но постепенно она начала тяготить их, и теперь они договорились рассказать друзьям, чтобы вместе появиться на рождественской вечеринке. Открыто, честно.

Время пришло.

Глубоко вздохнув, Гермиона нервно перемешала свой чай и сделала глоток, смачивая горло. Она решилась.

— Я должна тебе кое-что рассказать.

Джинни откинулась на стуле, приподняла брови и дёрнула подбородком:

— Удиви меня.

У Гермионы была стратегия: признаться быстро, резко, словно оторвав пластырь, не вдаваясь в лишние детали и подробности и тем более не оправдываясь…

— Я встречаюсь с Драко Малфоем.

Она еле удержалась от того, чтобы закрыть глаза, пока ждала реакцию Джинни.

Та молчала долгое мгновение, смотря на Гермиону в упор.

А после закинула голову назад и громко расхохоталась.

— Гермиона, ты, конечно, извини, но этим меня не удивишь. — Джинни утёрла выступившие слёзы и сделала несколько вдохов и выдохов, чтобы справиться со смехом. — Я видела, как вы обедали вместе ещё в июле, но не придала этому значения, однако в день рождения Гарри вы слишком долго готовили закуски, и это привлекло моё внимание. В мой день рождения я заметила, как вы невзначай взялись за руки — и всё встало на свои места.

Она усмехнулась и начала загибать пальцы.

— Потом твой взгляд, когда мы спросили про подарок Малфоя тебе на день рождения, и тот факт, что он не стал вручать его при всех. На новоселье Панси и Невилла вы обменивались только вам понятными шутками и ушли почти одновременно. Видимо, вы думали, что это совершенно не подозрительно.

Её улыбка становилась всё шире, а Гермиона чувствовала, как краснеет с каждым словом.

— На Хэллоуинском баллу вы станцевали три танца, все только друг с другом, а потом оба пропали. Затем была вечеринка Блейза… Ты, правда, считаешь, что никто не заметил, как вы целовались прямо в коридоре? Другой вопрос, что вы сами можете этого не помнить…

Хитро прищурившись, Джинни добавила:

— И даже не заставляй меня упоминать, что я видела, как Малфой выскальзывал из твоей спальни после крестин Джеймса. Это был праздник моего малолетнего сына, Гермиона!

В конце Джинни махнула рукой, словно подчёркивая, что может продолжать бесконечно, а Гермиона замерла, переваривала её слова. Наконец она осторожно спросила:

— То есть ты знала всё это время?

Джинни подалась к Гермионе и, протянув руку, сжала её ладонь.

— Гермиона, — она доверительно склонила голову, — знали все.

Рождественская вечеринка в самом разгаре, а Гермиона сгорает изнутри.

Она подавляет себя, стараясь справиться с гордостью, и в основном смотрит в пол — привычка, которая выработалась за четыре месяца в плену.

Пожиратели расхаживают вокруг, громко приветствуют друг друга, веселятся и много пьют. Они наслаждаются жизнью, пока их пленники, скованные и лишенные магии, наблюдают за происходящим с обреченностью и видимой покорностью.

Гермиона и не думала, что Малфой возьмёт ее с собой, но он язвительно усмехнулся, сказав, что делает ей рождественский подарок: выводит в свет, даёт возможность встретиться с друзьями.

Лучше бы она не видела их.

Гермиона слышит скабрезные шутки Забини о Падме и Парвати; обращает внимание на шрамы под платьем Лаванды и мельком замечает, как руки Эйвери блуждают по телу Чжоу.

Скривившись, Гермиона снова отводит взгляд. Всё это ранит.

Малфой не такой.

С ним она чувствует себя в условной безопасности. Он слишком гордый, чтобы делиться, а сам не спешит воспользоваться ею.

Он выводит её своими шутками и оскорблениями, но не трогает её. Гермиона ни разу не спала с ним. В отличие от остальных он придерживается чистокровных идеалов и не хочет пачкаться. На людях он иногда прикасался к ней, чтобы не вызвать подозрений и поддерживать репутацию, и трижды целовал.

Ещё два поцелуя произошли за закрытыми дверьми, и Гермиона до сих пор не понимала, как это вышло. Но каждый раз, когда Малфой отстранялся, у него было странное выражение лица, которое Гермиона не могла объяснить.

То же самое происходит и в этот раз. Придерживая за спину, он целует её с лёгкостью, будто делал это десятки или сотни раз, и, отстранившись, несколько мгновений смотрит прямо в глаза.

Гермиона слышит смешок Забини и улюлюканье Гойла, а после Малфой снова наклоняется к ней.

Этот поцелуй другой: его прохладные губы завладевают её ртом, язык скользит, встречаясь с её языком, и Гермиона оцепеневает. Вторая рука Малфоя сжимает её бедро; он притягивает её ближе, подаваясь к ней тазом.

Гермиона напрягается, не зная, как поступить. Происходящее ощущается таким неправильным, но она знает, что не может вырваться или отстраниться. Всё внутри сжимается, когда Гермиона заставляет себя протянуть руку и сжать плечо Малфоя, надеясь, что это приведёт его в чувство. Но он лишь шепчет ей в губы:

— Вот так, умница.

Кажется, получается громко, и окружающие слышат его, потому что раздаются подбадривающие комментарии, но их прерывает голос Нотта:

— Найдите комнату, — он фыркает. — Грейнджер хороша, но всё-таки избавь нас от этого зрелища, Драко.

И Малфой мгновенно отстраняется.

— Хорошая идея. — Всё ещё удерживая Гермиону, он плотоядно улыбается и разворачивается. — В конце концов сегодня праздник, и я хочу как можно скорее распаковать свой подарок.

* * *

На следующее утро Драко спускается вниз позже всех; он привёл себя в порядок, но не идеальный, чтобы создать видимость бурной ночи, недосыпа и похмелья.

— Как прошло Рождество? — с ухмылкой спрашивает Нотт и поигрывает бровями.

— Ужасно, — бурчит в ответ Драко, опускаясь в кресло. — Чары в твоём поместье ни к чёрту. Грязнокровка сбежала.

Все присутствующие замолкают, а ещё через мгновение поднимается переполох.

И никто не замечает, как на лице Драко мелькает улыбка.

— Это для тебя.

Блейз ставит перед ним два флакона и, обойдя стол, садится напротив. Драко напряжён и собран, но заметно, что это тяжело ему даётся; кажется, он не спал много ночей подряд.

— Я бы пошутил, что это мой рождественский подарок, но, чёрт возьми, лучше бы я раскошелился на новую метлу.

— Здесь всё? — хрипло спрашивает Драко.

— Зелья и мои воспоминания, — Блейз кивает. — Там немного, я не часто видел вас…

— Это неважно. Если понадобится, сможешь подтвердить, что они подлинные?

Блейз снова кивает, а Драко протягивает дрожащую руку и прячет оба флакона, предварительно придирчиво осмотрев их содержимое. Блейз видит, как его губы изгибаются, будто он шепчет что-то себе под нос, но что именно — разобрать невозможно.

Они молчат несколько минут. Взгляд Драко пустой — он тщательно окружает разум ментальными стенами. Но Блейз не выдерживает тишины:

— Драко, я твой друг, ты ведь в курсе?

Возможно, он не имеет морального права вмешиваться, но сомнения мучают его каждый день, с тех пор, как Малфой обратился к нему. Блейз не может оставить своё мнение при себе.

Он дожидается ответа Драко; тот выдавливает сквозь зубы:

— Надеюсь на это.

И Блейза прорывает:

— Тогда просто выслушай меня. Она выглядит счастливой. Ты уверен, что это не ошибка? Уверен, что хочешь сделать это? — он переводит дыхание и быстро продолжает: — С одиннадцати лет у неё не было ни одного спокойного года: попытки стать частью магического мира, спасение задницы Поттера, твои насмешки…

— Блейз.

— …И даже после войны ей постоянно приходилось бороться, вся эта министерская кутерьма, бюрократия, древние устои — но теперь наконец она выглядит спокойной. А ты хочешь втянуть её в новую борьбу. Ты в самом деле считаешь, что ей это нужно?..

— Грейнджер нужен я!

Блейз, отпрянув, замолкает, а Драко вцепляется руками в край стола, словно пытается удержать себя на месте. Его щёки слегка краснеют, ноздри раздуваются, на лбу пухнет вена. Он опускает голову, утыкаясь взглядом в столешницу.

— Я сделал ей предложение.

У Блейза внутри всё падает.

— Поэтому всё так вышло. — Драко прикрывает глаза, будто от бессилия. — Я сказал об этом отцу, сказал, что не отступлю и предложил пойти на мировую, чтобы не рушить семью. Он выслушал меня, а после сделал вид, что согласен. Поломал комедию, как будто ему тяжело, но он проделал работу над собой, — горько усмехнувшись, он кривится. — И позвал нас на ужин. Там он всё и сделал, когда мы меньше всего ожидали. Гермиона даже не успела ничего понять.

— А ты?

— Мне помогла окклюменция. Я вырубился, потом неделю мучился головной болью, но в итоге всё вспомнил. Но вот её память так просто не восстанавливается, — наконец, Драко вновь смотрит на Блейза; в его глазах плескается неприкрытое горе. Блейз нервно сглатывает. — Но я хочу всё вернуть. Считай меня эгоистом и трусом, считай, что я перекладываю ответственность. — Его взгляд вспыхивает. — Но я люблю её, она нужна мне, и я хочу дать ей выбор. Пусть она примет решение, когда будет всё помнить. — Он, вздрогнув, поникает. — Поэтому мне нужно зелье и воспоминания о нас; я боюсь, что если покажу ей только свои — то она не поверит.

Драко глубоко вздыхает и расслабляется, роняя руки на колени.

— Больше всего я боюсь — что она мне не поверит.

Подол голубого платья красиво развевался, пока она кружилась в танце. Улыбка не сходила с её лица, а когда Крам, обхватив за талию, поднял Грейнджер в воздух, она заливисто рассмеялась.

Эта сцена врезалась в память Драко на долгие годы.

Дело не в том, что на ней было прелестное платье, подчёркивающее стройную фигуру, и не в том, как она уложила волосы или использовала косметические чары. Да, Грейнджер привела себя в порядок, и пусть она красива, но помимо неё в зале было множество обворожительных волшебниц.

Вот только эта смесь уверенности и жизнерадостности в её лице и движениях заставляли смотреть только на неё.

Драко не мог отвести взгляд и дважды споткнулся во время танца — непозволительная ошибка.

* * *

Непозволительная ошибка с его стороны состояла в том, что он вообще пришёл в этот раз на Святочный бал.

Его не интересовали ни танцы, ни закуски, ни до смешного популярная среди подростков музыкальная группа. Кроме того, в зале было достаточно профессоров, всё было под контролем, и никто не нуждался в его помощи.

Драко было нечем себя занять, поэтому он был вынужден стоять и наблюдать за веселящимися студентами и расслабившимися преподавателями. Он подумывал о том, чтобы призвать бутылку огневиски из своей спальни, но знал, что Макгонагалл спустит с него шкуру, если заметит.

И всё бы ничего, но уйти он тоже не мог.

Пока Грейнджер сновала по залу в своём изумрудном платье, пока очаровательно улыбалась студентам и с энтузиазмом болтала с директорами Шармбатона и Дурмстранга, пока пританцовывала и покачивалась с бокалом пунша в руке в гордом одиночестве, потому что ни у кого не хватало решимости пригласить её.

Пока она была здесь и разрешала наслаждаться своим видом — Драко пользовался каждой секундой.

Он не знал, как подойти к ней. Прошлое осталось позади, и теперь, будучи профессорами Хогвартса, они с Грейнджер спокойно, почти по-дружески, общались, вместе готовили учебные планы, вместе дежурили, вместе сидели за учительским столом в Большом зале.

Но этих «вместе» ведь не было достаточно, чтобы пригласить её на танец?

Устав от напряжение и бессилия, Драко отвёл от неё взгляд и, закинув голову, посмотрел в потолок — тёмное звёздное небо.

И из-за этого не заметил, как Грейнджер, прикончив пунш, отставила бокал и направилась к нему.

* * *

Она направилась к нему через центр зала, распугивая бедных студентов. Несколько девчонок взвизгнули, отскочив в сторону, и даже студенты Дурмстранга напряжённо отступили и потянулись к палочкам.

Задорно улыбнувшись, она сделала шутливый реверанс, а он в ответ чинно поклонился и протянул ей руку. Она приняла её с мягким и счастливым выражением лица. Под перешёптывания и возгласы он отвёл её в центр зала и закружил в танце.

Они двигались складно, словно делали это уже много раз.

— Zut! Это же пг’иведения!

Молоденькая француженка схватилась за грудь, с удивлением глядя на пару. Стоящая рядом студентка Хогвартса усмехнулась:

— Не единственные в Хогвартсе.

— Но они как будто отличаются, oui? — Француженка склонила голову к плечу, пытаясь подобрать слова. — Он так кг’асив и так её ведёт. Не думала, что пг'изг'аки вот так танцуют.

Девушка пожала плечами:

— Старшекурсники говорили мне, что он любит привлечь к себе внимание, а она позволяет ему.

В этот момент он эффектно закрутил свою партнёршу, а после подхватил и опустил так низко, что её вьющиеся волосы почти коснулись пола. Студентки замолчали на несколько минут, завороженно глядя на пару.

Когда их танец подходил к концу, француженка вдруг спросила:

— Они погибли здесь?

— О, нет-нет, — вторая девушка замотала головой. — У них, конечно, была запутанная и сложная, но до ужаса романтичная история, и в целом, говорят, что они прожили долгую и замечательную жизнь. Просто каждый раз во время Турнира Трёх Волшебников они возвращаются в замок, чтобы станцевать ещё один танец на Святочном балу.

Француженка понимающе кивнула, так и не отводя взгляда от центра зала.

Там под стихающую музыку прозрачная фигура Гермионы Грейнджер заливисто смеялась, когда призрак Драко Малфоя в очередном пируэте отрывал её от земли.

— Ты вернёшься?

Она носится по кабинету подобно маленькому вихрю и, кажется, не слышит его вопрос, из-за чего Драко приходится кашлянуть, привлекая к себе внимание.

Остановившись у шкафа, она ведёт пальцем вдоль рядов книг, рассматривает корешки и рассеянно спрашивает:

— Ты имеешь в виду в Англию?

Не дожидаясь ответа, она выбирает с десяток книг и лёгким движением палочки отправляет их в большую коробку на столе. Драко наблюдает за её движениями, чувствуя горечь от каждого тома, плывущего по воздуху. Полки редеют.

— Нет.

Она снова реагирует не сразу.

Отступив к комоду, она открывает полки одну за другой и внимательно просматривает содержимое. Её оборудование, документы, памятные вещицы — всё отправляется в ту же коробку, расширенную чарами.

Драко видит, как скрываются части её жизни: набор перьев, который он подарил ей; журналы по трансфигурации и зельеварению, которыми они обменивались; книги, которые она давала ему почитать. Там её запасной шарф, который она хранила на случай холодов, но никогда не использовала, потому что Драко всегда предлагал ей свой. Там чашка — вечный спутник внеурочных часов. Драко знал, какова она была на ощупь и какой формы был крошечный скол, потому что регулярно готовил кофе для них обоих.

Чёрный, без сахара, но с щепоткой корицы — душистый, терпкий и притягательный, как и…

— Тогда в Министерство? — спрашивает она и захлопывает последний ящик.

Очаровательно непроницательная.

Драко качает головой, забыв, что она не видит, и задевает гирлянду, свисающую с потолка.

Весь кабинет украшен к Рождеству, а на её опустевшем столе стоит маленькая ель, вокруг которой кружат заколдованные снежники.

Рядом одиноко лежит ежедневник.

У неё всегда всё было по плану: рабочие часы, встречи с друзьями, поездки к родителям, обеды, ужины, редкие свидания, культурные события.

И только Драко умудрялся вклиниваться, заставляя перекраивать всё расписание под себя. Он знал, всегда знал, что её раздражала необходимость отступать от намеченного.

Но всё же она никогда ему не отказывала.

Обедала с ним, показывала магловские музеи и посещала магическую оперу, задерживалась в лаборатории, прогуливалась до точки аппарации и позволяла проводить себя до дома.

Она так многое делала с ним. Она так улыбалась ему.

Поэтому Драко и не верил, что она могла уехать.

— Нет, — говорит он более жёстким тоном, выражая протест всему происходящему.

— Ну, тогда я не понимаю тебя, Малфой.

Она останавливается в центре кабинета, критически осматривая пространство. Вероятно, размышляет, не забыла ли чего-то ещё.

И сердце Драко рвётся, потому что он точно знает — забыла.

Он подходит к ней со спины и слегка наклоняется. Он всегда был трусом, но если сейчас не набраться решимости — то больше возможности и не будет.

Вздохнув, он разъясняет:

— Я имею в виду, вернёшься ли ты ко мне, Грейнджер?

Она оборачивает, и, о Мерлин, её потрясённый вид уже стоит того.

Гермиона глядит на него расширившимися глазами, её рот приоткрыт, и она пытается что-то сказать, но запинается и замолкает.

Неужели у неё нет ответа?

Драко слегка улыбается и опускает руку ей на бедро.

— Если нет — мне ведь придётся последовать за тобой.

Егеря привели Гермиону Грейнджер в поместье Малфоев двадцать третьего декабря.

Двадцать четвёртого декабря в шесть утра Гермиона Грейнджер умерла, и около восьми её обнаружил Стэн Шанпайк, который делал утренний обход.

Драко Малфою поручили избавиться от трупа. Зайдя в темницу, он обнаружил её тело на кушетке. Грейнджер была бледной, кожа словно просвечивала, а губы казались почти серыми. Её рука безвольно свисала с края кровати.

Не справившись с эмоциями, Драко почувствовал, как тошнота подступила к горлу, и отвернулся. Ему понадобилось несколько глубоких вздохов, чтобы прийти в себя.

Затем он подошёл к Грейнджер, переложил её руку на грудь, мягко проведя большим пальцем по её запястью, и достал палочку.

Заклинанием он поднял тело в воздух и направился к двери.

* * *

Гермиона почувствовала горечь на языке и чьё-то слабое прикосновение до того, как успела осознать, что приходит в себя.

Она вздохнула, грудная клетка расширилась, и мышцы отозвались болью на движение.

— Грейнджер? — голос показался слишком громким, отчего Гермиона поморщилась. Она ощутила, как прикосновение стало твёрже.

Кто-то держал её за руку.

— Мерлин, сработало, — осознав ошибку, намного тише пробормотал он.

Прежде чем открыть глаза, Гермиона сделала несколько вдохов и выдохов. Она уловила ароматы целебных трав и знакомого парфюма — губы сами собой растянулись в лёгкой улыбке.

— Привет, — хрипло сказала она, когда увидела серые обеспокоенные глаза.

— Привет.

Ей показалось, он затаил дыхание. Она обвела взглядом его лицо: кожа была бледнее обычного, под глазами залегли тёмные круги, губы были крепко сжаты в напряжении.

— Не думала, что моя первая ночёвка у парня дома пройдёт вот так, — пошутила она, надеясь разрядить обстановку.

Он рассмеялся — немного нервно, но весело — и крепче стиснул её руку.

— Не думал, что когда позову девушку в гости на праздники, выйдет так, — в тон ей ответил он.

Она кивнула, и на несколько мгновений они оба замолчали, не отводя взглядов друг от друга.

Наконец Гермиона спросила:

— Как всё прошло?

Драко вздохнул.

— Ты долго не приходила в себя, я испугался, что переборщил с дозой. Но по крайней мере никто ничего не заподозрил, — поделился он и второй рукой мягко коснулся её лица. — Напиток живой смерти сработал.

Драко Малфой — вейла, у него есть пара, и она где-то рядом.

Он ощущает её присутствие в коридорах и догадывается, что она с его курса, из-за приятной вибрации магии в теле во время занятий.

Он знает, что она любит пастуший пирог, — ему хочется улыбаться каждый раз, когда он появляется на столе в Большом зале, — и не любит пудинг.

Он никогда не чувствует её нервозности перед экзаменами, и ему нравится думать, что его пара спокойная и умная.

Он вообще много думает о ней и представляет, какова его вторая половина.

Драко надеется, что она красивая, и элегантная, и интересная, и добрая. Хотя он знает, что найдёт её привлекательной в любом случае — таков смысл магии. Но всё же он надеется: она понравится Драко не только из-за вейлы внутри него.

Первый раз он чувствует её прямо в поезде в начале седьмого курса. Он ищет и не находит. Первый месяц Драко оглядывается на каждую студентку, второй — действует избирательнее, на третий начинает составлять списки. Но быстро вычеркивает фамилии оттуда.

В декабре Драко унывает, потому что время идёт, весь его организм требует встречи с парой, магия внутри бушует, но он никак не может её найти.

В конце концов он решает, что точно вычислит её во время рождественского хогвартского бала.

Пока все веселятся, наслаждаясь жизнью, Драко прохаживается по залу, присматривается к девушкам, заглядывает им в глаза и даже касается, будто случайно.

Он чувствует — она близко.

Его сердце исполняет странный танец в груди, на лбу выступает испарина, и Драко переживает за свой внешний вид. Нервное возбуждение способно преобразить его, но Драко точно не хотел бы пугать пару клыками, чёрными глазами или крыльями прямо в первую встречу.

Но он так сильно хочет её найти, что ничего не может с собой поделать.

Он полностью сфокусирован на этом, поэтому не сразу замечает Грейнджер, которая неожиданно возникает перед ним.

— Малфой, привет, — здоровается она, и Драко вздрагивает.

Он мельком смотрит на неё: Грейнджер красива в длинном платье и с собранными волосами. Но Драко не успевает обдумать это, отмахиваясь от подобных мыслей и чуть было не отмахиваясь от неё самой.

Он игнорирует приветствие, но Грейнджер не отстаёт.

— Что делаешь? — интересуется она и, встав рядом, смотрит в ту же сторону, что и Драко. — Ищешь свою пару?

— Да, именно, — бормочет он, надеясь, что согласия достаточно, чтобы она ушла.

Она лишь хмыкает и больше ничего не говорит, и несколько секунд Драко наслаждается тишиной, раздумывая над тем, где дальше иска…

— Подожди, что?

Он разворачивается к Грейнджер и ошарашенно глядит на неё, уверенный, что ему послышалось.

Но всё же не до конца.

Она что-то сказала про пару?

А Грейнджер вдруг улыбается ему, и Драко пропадает.

Это похоже на воронку или спираль: его всё кружит, и кружит, и кружит, а вокруг мелькают воспоминания, призрачные образы, мечты и планы. Она действительно красивая и, Мерлин, само собой невероятно умная. И добрая.

Наверное.

Драко не уверен.

Следующие несколько минут он пытается прийти в себя, пьёт воду, которую Грейнджер заботливо призвала для него, глубоко дышит (хоть это только мешает, потому что её запах наполняет лёгкие) и думает.

Драко думает, что рождественское чудо всё же произошло, подарок нашёл своего получателя, праздник удался и так далее, и тому подобное.

Не думает Драко только об одном — что делать дальше.

Но Грейнджер решает за него.

Когда он пятый раз окидывает её диким взором, она не выдерживает и спрашивает:

— Может, наконец пригласишь свою пару на танец?

И Драко соглашается. В конце концов он — вейла, у него есть пара, и в этот раз она прямо перед ним.

Гермионе пять, и она, воображая себя ведьмой, гадает по звёздам. Они подмигивают ей с неба жёлтыми и белыми огоньками, пока луна, как молчаливый надзиратель, не выпускает их из поля зрения.

Гермионе девять, и она знает, что с ней что-то не так, но задаёт вопросы только искрящемуся звёздному небу. Оно не отвечает или же она не понимает его языка.

Гермиона одиннадцать, и она видит, как сова, оставившая странное письмо, улетает в ночь, постепенно уменьшаясь до маленькой точки.

Гермионе тринадцать, и красивый белокурый мальчик называет её гадкими словами. Днём она дерзко отвечает ему, а ночью ругается на звёзды за то, что те не предупреждали, что будет так непросто.

Гермионе пятнадцать, и некто оставляет ей записки и подарки. Они появляются в её спальне по ночам будто сами собой, и каждый раз она планирует избавиться от них, но всё же бережливо сохраняет.

Гермионе шестнадцать, и она подкарауливает своего тайного поклонника. Она не видит лица, но его волосы на фоне тёмного неба напоминают о блестящих звёздах, когда он мчится прочь от гриффиндорской башни на метле.

Гермионе семнадцать, и она набирается решимости и пишет ответную записку. Её волнуют вопросы о тёмной и светлой магии, о крови, о вековом наследии и вечных социальных распрях. Но когда она поднимается на астрономическую башню, высокое звёздное небо действует успокаивающе и обещает чудеса.

Гермионе двадцать восемь, и в рождественскую ночь у неё есть лишь одно желание. Она выходит на балкон, скрываясь от шума празднования; внутри остаются друзья, коллеги и, главное, семья. Закинув голову, Гермиона с улыбкой смотрит, как в небе танцуют созвездия девы, дракона и скорпиона. Мороз кусает щёки, и снежинки путаются в волосах. Когда холод становится нестерпимым, Гермиона просит у звёзд счастья и знает, что они обязательно его подарят.

Первая ошибка — Гермиона сказала Джинни, куда уезжает. Она скрыла это от остальных, обещая вернуться после праздников, но всё же решила сообщить хоть кому-то. В корне неверно.

Вторая ошибка — Гермиона поделилась с Джинни тем, что испытывает эти странные, нерациональные и не очень-то объяснимые чувства к Драко Малфою. Она даже упомянула о том крошечном и ничего не значащем поцелуе, который произошёл накануне. Просто глупо.

Третья ошибка — Гермиона попала под этот чёртов снег. Это вышло случайно. Она уже знала, что ей не стоит рисковать, поэтому не выходила на улицу и старалась не открывать окна. Но одна настырная сова нарушила её планы.

Всего лишь пара снежинок попали на кожу и обожгли сначала холодом, а после — резкой, звенящей болью. Гермиона почувствовала, как силы и магия покидают тело, и потеряла сознание.

А когда очнулась, не смогла сотворить ни единого заклинания.

И вот теперь, словно проблем и так было недостаточно, прямо в центре её гостиной материализовался Драко Малфой — результат комбинации всех трёх ошибок.

— О, нет!

— Ну, здравствуй, Грейнджер.

— О, нет, нет, нет…

Он сделал шаг к ней, она отступила. Элемент причудливого танца.

— Я так и знал, что ты здесь прячешься! Ты не поверишь, что произошло…

Она обвела его взглядом: быстрым, но внимательным. В его руках была обычная столовая ложка.

— О, нет!

— Пять «нет» в течение минуты, идёшь на рекорд?

— Скажи, что у тебя есть портал обратно.

— Нет. Смотри-ка, я тоже так могу!

— Скажи, что кто-то придёт за тобой.

— Джиневра дала мне этот портал и отправилась в Нору, не думаю, что она захочет тратить на меня время вместо праздника.

Всплеснув руками, Гермиона прикрыла лицо. Её дыхание сбилось. Это был провал, катастрофа, просто настоящий кошмар.

— Я тоже очень рад тебя видеть, Грейнджер, — слегка недоуменно, но всё ещё насмешливо протянул Малфой.

— И ты не можешь отсюда аппарировать? — игнорируя его паясничания, слабым голосом уточнила она.

— Снег всё ещё идёт, и весь Отдел Тайн не может разобраться, откуда он взялся и почему влияет на магию.

Гермиона тяжело вздохнула. Действительно, невыразимцы разводили руками, лучшие умы Министерства пожимали плечами, и волшебникам оставалось лишь прятаться по домам, чтобы избежать снегопада. Тем временем, он набирал силу: снежинки носились по воздуху, искрили в свете солнца, метель стучала в окна и сбивала ничего не подозревающих маглов с ног.

— Поэтому, предполагаю, что мы застряли тут примерно дня на два: встретим вместе Рождество, поговорим по душам, отдохнём от работы, и…

— Мне нужно на воздух, — перебила его Гермиона.

Она никому не рассказала, что произошло, и не была готова к этому разговору. Тем более с ним. Тем более после того, что случилось между ними.

Развернувшись, Гермиона поспешно направилась к двери. Как только Малфой заметил это, он кинулся за ней и схватил за руку.

— Грейнджер, не горячись, ты же не собираешься…

Она вырвалась и рявкнула:

— Я уже попала под него, ясно?

Она ненавидела то, как смягчилось его лицо, поэтому мгновенно выскочила за дверь, понимая, что Малфой не станет её преследовать.

* * *

Она застыла на краю участка. По колено в снегу, спиной к дому, закинув голову, так что снежинки падали на лицо и таяли на коже. Её взгляд блуждал по кронам деревьев: иссохшие ветки были покрыты снежными шапками, стволы казались чёрными на фоне неба.

Ей было холодно, но морозное жжение казалось ничем по сравнению со страхом неизвестности.

Гермиона глубоко вздохнула.

Ей нужно было вернуться в дом и как-то объясниться с Малфоем, вытерпев его внимательный и полный жалости взгляд.

Она подумала о том, что они вместе встретят Рождество. О том, как ощущались его губы на её губах, а руки — на её спине и талии. Она подумала о том, зачем он пришёл.

Внезапно волна тепла прошла по телу Гермионы, и она вздрогнула, ощутив вибрирующую силу магии. Неожиданно и долгожданно.

Она резко обернулась.

Малфой стоял в двух шагах за её спиной, снег таял у него на лбу и застревал в волосах и ресницах. Серые — спокойные, но волнующие — глаза следили за Гермионой. Он ожидал её реакции.

— Как ты?..

Он сделал шаг к ней, и в этот раз Гермиона не попятилась.

— Когда ты сбежала на прошлой неделе, я пошёл за тобой и случайно попал под снег, — поделился он и пожал плечами. — Но ничего не произошло. Похоже, я под защитой рода.

Гермиона гулко сглотнула. Снова разделение на чистокровных и маглорожденных. Яркое напоминание о том, почему тот поцелуй был ошибкой.

— Отлично, — выдавила она. — Тебе повезло.

Он усмехнулся. Криво, приподняв лишь уголок рта. И сделал ещё шаг к ней, преодолевая остатки расстояния.

Гермионе пришлось закинуть голову, чтобы удержать зрительный контакт.

— Я планировал всё немного по-другому, — вдруг тише проговорил Малфой; ей показалось, что его голос как-то дрогнул, в нём промелькнула неуверенность. — Думал, поделюсь с тобой своими намерениями — самыми серьёзными, Грейнджер. А после приглашу на настоящее свидание, потом ещё на одно, понравлюсь твоему коту, представлю тебя своей матери, попрошу Поттера благословения… Хотя этот шаг, конечно, я всё равно планировал пропустить.

— О чём ты говоришь?

Снег попадал в глаза, слезами стекая по щекам.

— Возможно, помолвки уже будет достаточно, а после мы сможем разобраться с происходящим, чтобы ты приняла решение, на которое не повлияет ничего, кроме моего природного обаяния и красоты, ума и чувства юмора. Ведь ты всегда смеёшься над моими шутками.

Метель, наверное, всё же вымела его мозги — Малфой сошёл с ума, хоть и сохранил магию. Гермиона покачала головой, ничего не понимая.

— Я нервничаю, ладно? — защищаясь, проговорил он и дёрнул подбородком. — Я делаю это первый раз. Но у меня есть кольцо и магия рода, которой я хочу поделиться с тобой. И рука, и сердце, — поспешно добавил он. — Вопрос лишь в том, готова ли ты их принять?

— Это предложение?

— Я бы пошутил, что мой рождественский подарок. Но это слишком высокомерно даже для меня.

— Спорим, я сделаю это лучше?

— Что?

— Что бы Маклагген не предлагал сделать с тобой.

Малфой растянулся на диване в их общей гостиной. Он был удивительно нескладным сочетанием углов и линий, бледной кожи, белых волос и выцветших глаз.

Но что-то в его манере держаться привлекало.

— Фу.

Она попыталась пробраться к столу, но он выставил длинную ногу, заставив Гермиону споткнуться.

— Конечно, фу. Когда речь идёт о Маклаггене.

Она повернулась вполоборота, глянув на него через плечо. Он смотрел снизу вверх с грязной ухмылкой.

— Что нужно, Малфой? — грубо спросила Гермиона.

— Чтобы меня кто-нибудь приласкал.

— Неужели на Слизерине не найдётся желающих?

— Желающих полно. — Он с ленцой потянулся, изогнувшись всем телом. — Но, говорят, у грязнокровок удивительно нежные руки.

Гермиона вспыхнула, замерев между столом и диваном. Жизнь с Драко Малфоем — сплошная череда провокаций. И она научилась на них реагировать.

Шаг, резкое движение, наклон — полы мантии взметнулись, кудри спружинили вверх-вниз. Гермиона приблизилась к Малфою, оказавшись между его раскинутых ног, и опёрлась коленом о край дивана в опасной близости от его промежности.

Она боялась потерять равновесие, но с усилием сохранила невозмутимое выражение лица, когда одной рукой схватилась за спинку дивана за спиной Малфоя.

Второй рукой Гермиона коснулась его лица.

Малфой слегка отклонился от её напора, но концы волос всё равно пощекотали его шею.

Она видела, как дёрнулось его горло, когда он сглотнул, и как расширились зрачки.

Кожа под её пальцами была тёплой, гладкой; Гермиона погладила его челюсть, чрезвычайно ласково проведя по щеке большим пальцем.

Казалось, он задержал дыхание.

Но в тот же миг, когда ей показалось, что рука Малфоя движется в её сторону, Гермиона отстранилась.

Она выпрямилась и, вскинув подбородок, заправила волосы за уши чопорным движением.

— Всегда лучше сделать вывод самому, не так ли?

* * *

Спустя N дней, недель или месяцев.

Его напор, и мягкость губ, и жар языка.

— Поцелуи.

Руки на её талии и бёдрах, ладони, сминающие край платья, пальцы, нетерпеливо дёргающие шпильки из волос.

— Объятия, прикосновения.

Стёртый макияж, влажные следы на челюсти и в изгибе шеи, твёрдость тела, прижимающегося к ней.

— Ласки. Секс.

— Что ты бормочешь?

— Я сказал, что сделаю лучше.

Она и не думала сравнивать.

Малфой притянул её к дивану и, опустившись, увлёк за собой, заставив оседлать колени.

Острые колени, жилистые бёдра под её ягодицами, заметные очертания возбуждённого члена.

Гермиона охнула, когда он двинул тазом, с силой засосав кожу на её груди. Ленты платья были уже развязаны, корсет приспущен. Её бельё промокло.

Она была полностью готова к бунту против порядочности.

Гостиную освещали только переливающиеся огоньки гирлянды на большой ёлке. Они меняли свой цвет в постоянном, ритмичном темпе. И в том же темпе менялся оттенок глаз Малфоя, который смотрел на неё с жадностью и голодом.

Зелёный, голубой, жёлтый, красный.

Влечение, притяжение, желание, страсть.

— Дурацкие нежные руки.

— Ты же хотел, чтобы тебя приласкали.

Он, рыкнув, дёрнул её в сторону, перевернул, подмял под себя.

Рождественский образ Гермионы был уничтожен вместе с её выдержкой. Пуговицы на рубашке Малфоя держались на последнем издыхании, как и его терпение.

Он снова вовлёк её в глубокий поцелуй, отдающий привкусами пунша, сладкого льда и противостояния.

Зарывшись в его волосы пальцами, Гермиона чувствовала толчки, и трение, и вибрацию их смешанных стонов где-то в животе. Сердце отчаянно стучало в груди, а мозг был способен обработать лишь ряд насущных задач: избавиться от одежды, выдержать прикосновения пальцев Драко Малфоя, дотронуться до него так, чтобы вырвать чудесный хриплый звук.

И дальше — терпеть, и ждать, и наслаждаться тем, как нарастает удовольствие.

Это было немного, но очень, супер, архи важно.

По истечении короткого срока, отведённого любовникам, Гермиона лежала всё на том же диване, прижавшись щекой к голой — костлявой и бледной — груди Малфоя. Тела, скользкие от пота и глубоко удовлетворённые, сплелись и сблизились. Они рвано дышали, пытаясь прийти в себя.

Только лёгкое дребезжание ёлочных игрушек нарушало тишину, пока Малфой не шепнул:

— Только не думай, что я влюблён в тебя или что-то в этом роде.

Его пальцы запутались в её волосах, вторая рука прижала ближе. Будто возможно было проникнуть друг другу под кожу.

Зелёный, голубой, жёлтый, красный.

Гермиона легко улыбнулась.

— Конечно, нет. Готова поспорить, что не влюблён.

— …И даже если бы Воландеморт победил, мы бы боролись до конца. Я бы сражалась или стала целительницей, а ты бы перешёл на сторону Ордена и…

— А мои родители?

— Действительно, — она замялась. — Ну, ты мог бы стать шпионом: двойной агент, как Снейп, который закрывает сознание окклюменцией и передаёт ценную информацию.

Малфой хмыкнул.

— Отчаянно и безрассудно — это же так в моём духе.

— Требует хитрости и лицемерия, так что вполне в твоём!

Он с сомнением покачал головой.

— Ну, а если всё было бы хорошо?

— Если совсем хорошо и Воландеморт бы даже не вернулся, мы, наверное, могли бы вместе учиться и даже подружиться. Или стать старостами.

— И жить в одной гостиной?

— Странная идея, — хохотнула Гермиона.

Лукаво улыбнувшись, Малфой подмигнул ей.

— Ну ладно. А если говорить о более позднее времени? Что-то после Хогвартса, после войны?

— Раскаявшийся Драко Малфой?

— Мы можем пофантазировать.

— Не знаю, — Гермиона передёрнула плечами. — Встретились бы в Министерстве или в Святом Мунго.

— Или в библиотеке.

Она махнула на него рукой.

— Или в любой кофейне. Представь: поссорились из-за того, что не поделили столик.

— А после я бы купил тебе черничную булочку и загладил бы этим вину.

Гермиона расхохоталась.

— Ну, или я стала бы великой ученой, а тебя назначили бы моим телохранителем, потому что ты зарекомендовал себя как отличный аврор. Или я бы пришла к тебе в дом по какому-то министерскому поручению… Нейтрализовать тёмные артефакты, например. Или просто потому что мне взбрело бы в голову наладить связи.

— Или ты могла бы стать моей тайной любовницей, — в тон ей продолжил Малфой. — Мой идеальный чистокровный брак служил бы яркой обложкой, а под ней…

Гермиона яростно помахала руками, запротестовав:

— Я?! Скорее ты был бы моей тайной, потому что твоё прошлое не вязалось бы с моими намерениями занять министерское кресло.

Закинув голову, Малфой расхохотался.

— Ладно, Грейнджер, это, пожалуй, уже чересчур. Твоё воображение всегда не имело границ, но всё же… — Улыбка всё не сходила с его лица, когда он покачал головой и несколько собрался. — Мы в конце концов в рождественской истории. Автору не нужны перемещения во времени, стёртая память, жуткий слоуберн…

— Но все любят слоуберн, — возразила она.

— Не в этот раз. Надо бы обойтись без долгих арок исцеления и искупления, без бесконечных перипетий на пути от врагов к возлюбленным…

— Возлюбленные — это мы?

Он быстро кивнул, не прерываясь:

— …И никакой жестокости. Я не буду насиловать тебя…

Гермиона вскинула брови.

— …И ты меня тоже не будешь.

Она хихикнула.

— Нам бы просто поцеловаться, ты прижмёшься ко мне, я постараюсь не задохнуться в твоих волосах… — Она несильно стукнула его, но Малфой ловко увернулся, благо зелёный диван, где они сидели, позволял. — И мы пожелаем друг другу счастливого Рождества.

— И всё? — скептически уточнила она.

— И отличного Нового года, — добавил Драко и пододвинулся к Гермионе, наклонившись к её лицу. — Как думаешь, справимся?

Она пожала плечами.

— По крайней мере, давай начнём с поцелуя — а дальше разберёмся.