Сага о Сакши́. Книга 1. Дорога в Юшэнг (гет)

Зимой Радужное море неприветливо. К обледенелым, заснеженным берегам припадает серый шелк воды, в которой отражается тусклое небо. На горизонте встают тучи, похожие на горные хребты. Свистит ветер, относя морских птиц то в одну сторону, то в другую.

Ожидающие корабль люди столпились у костров. Ветер норовит сбить и погасить пламя, отбросить входные полотнища шатров, выстудить, выморозить их внутреннее пространство. А когда начинается прибой, шум волн почти заглушает голоса.

— Ты заботишься об этой предательнице? — не понижая тона голоса, спросил Су Лу. Грохот прибоя всё равно перекрывал любой звук в лагере.

— Она моя госпожа и всегда была добра ко мне. Кроме того, это она наняла меня, — ответил Сунь Чжао.

— У нас нет другого господина, кроме повелителя. И она, хоть и жена его высочества, но не наша повелительница и даже не драконица. Она нам никто, — заявил Су Лу. — И его высочеству такая забота может не понравиться.

— Семейные дела повелителя нас не касаются, — твёрдо возразил Сунь Чжао. — Госпожа Вилан нуждается в заботе не меньше, чем каждый из нас. Кто-то же должен...

Сунь Чжао принёс жаровни в палатку Дзин Жу. В свободное время он приходил сюда чаще, чем в палатку, где жили он сам и его помощник, чем вызывал активное неодобрение последнего. Горничная радовалась его визитам, покровительство главы отряда означало многое. Пусть его высочество забыл о своей жене, но Сунь Чжао опекал госпожу и её служанку. Без этого Дзин Жу ноги протянула бы с голоду и холоду. Госпоже что, она, видимо, не боится смерти. Сколько девушка ни втолковывала ей, что нельзя морить себя голодом, Вилан от еды отказывалась и пила только горячую воду или чай. И, как ни странно, от этого только посвежела и похорошела.

Бай Лин к их палатке не приближался, обходил по широкой дуге, что называется. В свой шатёр он взял только Цзю, которую не волновали никакие проблемы и трудности хозяина. Она только глядела на него умными глазами и радостно носилась кругами. Ей бы всё играть. Неважно, где и с кем. Она и на улице находила себе массу развлечений, закапываясь в снег или гоняя глупых птиц.

У него и самого было достаточно дел. Львиную долю сил отнимало обращение. Здесь, на берегу моря, в первый же вечер Бай Лин уединился в скалах и попытался обернуться полностью. Боль была страшной. Он испытал все му́ки первого превращения. Кости вытягивались и изменялись, мускулы сводило судорогой и выворачивало под невероятными углами. Ему постоянно казалось, что внутри каждую минуту что-то ломается и рвётся, шипит, будто на раскаленные докрасна угли вылили ковш холодной воды, и всё горит заживо.

Когда выросли шесть лап с когтями, Бай Лин не смог простоять и пяти минут, рухнул на землю. Мех на загривке приятно трепал ветер. Он встал, опираясь на хвост и морду, и всё-таки сделал несколько шагов. Крылья тоже выросли, но такие маленькие и слабые, что принц ощутил глухое разочарование. Нечего было и ожидать, чтобы подняться на них в воздух. Но превращение состоялось, так или иначе. И его дыхание расплавило несколько прибрежных камней.

После этого он еле добрался до своей постели. Сунь Чжао поддерживал и подбадривал юного владыку, понимая, какую непередаваемую боль пришлось вытерпеть принцу. Он бы остался прислуживать повелителю, но Бай Лин не позволил, отказался даже от услуг Дзин Жу. Он не хотел допускать к себе никого, и прежде всего служанку жены, чтобы даже случайно ничего не услышать о ней и чтобы о нём ничего не было сказано.

Лёжа на кровати и истекая по́том, Бай Лин улыбнулся. Физическая боль перекрывала душевную. Когда болит тело — это не так страшно. Предательство Вилан копьём пронзило его насквозь и застряло в ране. Всё было бы куда проще, если бы они просто считались супругами и жили в одном доме. Но Вилан сделала то, чего никто не смог до неё: нашла дорожку к его сердцу и прямо туда и ударила.

Слова любви Дара и Вилан звучали в ушах Бай Лина. Кроме него, никто больше их не слышал. Для этих двоих всё складывается удачно. Надо же. Злые слёзы закипали у него в глазах. Его убивало вероломство Вилан и разрывали злоба, разочарование и унижение.

Ночью ударил дождь со снегом. Глядя в темноту, слушая шум ливня за стенкой, Бай Лин чувствовал себя одиноким, как никогда прежде. В сердце поднялась волна ненависти — безумной, смертельной ненависти, которая одним молниеносным ударом уничтожает полмира. В её горько-сладком урагане становилось легче, даже боль от оборота понемногу отпускала.

Мерзавка. Всё равно что лечь спать и обнаружить у себя в кровати ядовитую гадину. Никакой разницы. Что у этих двоих на уме? Для чего они устроили этот дурацкий фарс с женитьбой? Должен же быть какой-то план, какой-то мотив. Он ещё не знал, что сделает. Может, выбросит её за борт посреди моря. Или запрёт до конца жизни, разлучив с возлюбленным. Какая кара для неё самая жестокая? О, он придумает!

Корабль пришёл в полдень, причалив в отдалении, чтобы не сесть на мель. Он напоминал морду дракона, а кожаные паруса с поперечными деревянными планками — крылья. Им повезло, что в этих местах имелся старый волнорез. По нему до корабля довели лошадей, потом перенесли весь груз, пустые фургоны оставили на берегу. Последними на борт были приняты драконы и люди.

— Ваше высочество, куда запереть пленницу? — Су Лу вытащил на палубу Вилан и основательно встряхнул.

Бай Лин сидел на скамейке на палубе, наблюдая за погрузочными работами. Нехотя он перевёл взгляд на Вилан. Она по-прежнему молчала и глядела в пол, почти совсем сомкнув веки. Видимо, ей безразлично, что будет дальше. Похудела, поскучнела, исчез мягкий тёплый огонёк. Ни разу не взглянула на супруга.

Пользуясь возможностью не встречаться с ней взглядом, принц рассматривал её с равнодушным вниманием. Кажется, вся её "любовь" сошла на нет. Конечно, ведь теперь врать незачем.

— Есть трюм, один из отсеков оборудован под темницу, с решеткой и замком. Там грязно, сыро и много крыс, — отрапортовал в приступе великодушия Су Лу.

— Повелитель, — тут же выступил со свои́м предложением Сунь Чжао, — есть комната, вполне подходящая для госпожи. Не обязательно унижать её.

"Ну же, Вилан. Заплачь. Закричи. Упади на колени, умоляй не поступать так с тобой. Попроси прощения. Скажи хотя бы слово. Неужели тебе и впрямь всё равно, что я сделаю с тобой? Ведь я могу даже убить тебя".

Вилан закрыла глаза. Видимо, готова подчиниться любому решению повелителя драконов, заранее не ожидая от него благородства. И в этом особо мерзкая ирония: не "Я это заслужила", а "Ничего иного от тебя и не ждала". Стоит и молчит. Упрямица. Но ей не всё равно: едва уловимое движение губ выдало её.

Как заманчиво — отправить её вниз, в трюм. Грань так тонка... Неужели он опустится до того, чтобы унизительно мелко мстить женщине? Особенной женщине, с которой его связывает так много... и так мало.

"Если ты или кто-либо другой ещё раз посмеете проявить к принцу непочтение и переложить на него свою работу... Ты почему-то решила, что и тут тебе позволят издеваться над теми, кто не может в силу разных причин указать тебе твоё место. Но здесь не позволят...".

Так же едва уловимо Бай Лин кивнул Сунь Чжао, и тот, по обычаям Юшэнга, щёлкнув каблуками и прижав руку к груди, увёл арестантку. Су Лу хотел что-то сказать, но промолчал. Выражение лица у него было такое недовольное... Странное дело, со времени отъезда из "Золотых лилий" Су Лу, бывший до сих пор помощником Сунь Чжао, начал откровенно соперничать со своим старшим, борясь за внимание принца. В этом, конечно, нет ничего такого, здоровые амбиции. Но выглядит неприятно.

— Ваше высочество, вы слишком добры к предательнице...

— Су Лу, — бархатно-насмешливым голосом произнёс Бай Лин, разглядывая теперь э́того мужчину. — Определить наказание для жены и проследить за его исполнением — моя́ забота. Но никто — запомни и передай другим! — никто не имеет право каким-либо образом проявлять к ней неуважение. Словом или делом. Любого, кто посмеет, выброшу за борт. Ясно?

Су Лу поспешно откланялся.

Подняв паруса и сходни, корабль отошёл от волнореза и, направив нос в сторону открытого моря, направился прямо навстречу пламенеющему заходящему солнцу. Закат упал в море, отразившись в тихих водах, как в зеркале.

Бай Лин стоял на корме, глядя на удаляющийся берег. Он прощался с этой страной, в которой прожил всю жизнь и которую совсем не знал. Здесь остались прах его матери и дом, который он так недолго считал своим. Здесь остались враги, тяжёлые воспоминания, ужасные чувства. Здесь не было ничего хорошего. Почти не было. Так некстати вспомнилось, как он вёл Вилан за руку из храма к гостям, как их пряди легли в свадебную шкатулку. Как вышивал для неё вуаль. Как воткнула в его гуань свадебную шпильку... Может ли лживое сердце сотворить такую безупречную вещь? Как заботилась и лечила, подарила Цзю, заступалась за него... Как пела и танцевала... Сказала, что любит его, что он дорог ей... Как вернулась раненой... А теперь — вот так.

"Признайся честно: ты беспокоишься, что в душе Вилан другой. Принц Дар. Наследный принц. А ты — всего лишь её муж, и она с тобой только из-за брачных клятв и потому что заперта здесь, а сама хочет быть с ним. А с тобой она — как птица в клетке: откроешь дверцу — и не поймаешь! Из-за неё сердце трепещет и болит, а она любит другого". Ревность? Да. Когда ты так одинок, это естественно.

Для Бай Лина приготовили богато убранную комнату. В ней было всё, что могло пригодиться в длительном плаванье. На отдельном столе находились грудой сложенные драгоценные свитки и ларец. Он не смог удержаться и открыл крышку. На самом верху лежал кружевной пояс из сиреневых и серебряных нитей, сплетённый руками Вилан. "Я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда". А что ты загадала, Ви?". Должно быть, быть с Даром.

"Я, Вилан из рода Тайри, клянусь тебе, Бай Лин из Дома Линь, любить тебя, беречь, заботиться, почитать и слушаться тебя во всем, быть тебе помощником во всех делах и всегда быть рядом — до моего последнего вздоха". Изменница. Отступница. Бессовестная лгунья.

Бай Лин закрыл глаза. Из-под ресниц выскользнули быстрые горячие слезинки.

Корабль ушёл на глубину. Издавна драконьи корабли строились таким образом, что легко могли плыть под водой и даже опускаться на дно. С одной стороны, пламенные драконы способны сами летать и не нуждаются в транспортных средствах. С другой, когда началось жесточайшее притеснение со стороны ледяных, летать стало совсем не безопасно, а находиться в воде без защиты пламенные не могли — вода гасит любой огонь. Тут-то и пришла идея сделать такой корабль, который мог бы сам передвигаться, но защитил бы всех на нём от воды.

Прижавшись лбом в холодному стеклу, какое-то время принц разглядывал подводный мир. Это было так захватывающе интересно, что ненадолго отвлекло от переживаний. Прежде он никогда не видел ни морской глади, ни того, что под ней.

Впрочем, вскоре к нему зашёл Сунь Чжао, которого явно что-то беспокоило. Поразительно, что он такой бесхитростный, — ничего не может скрыть, всё, абсолютно всё написано на лице.

— Повелитель, окажите милость!

— Какую? — удивился Бай Лин. Сунь Чжао ещё ни разу ни о чём его не просил за всё время службы.

— Прошу, поговорите с госпожой, — ночной дракон склонил голову, понимая, что просит, вероятно, слишком многого.

— А что с ней? — принимая равнодушный вид, спросил Бай Лин.

— Она... ругается и очень разгневана.

— Ругается? Значит, живая. Помощи не просит? Видимо, не нуждается.

— Повелитель, она сердится... на вас.

Принц поднял взгляд на неуверенно переминающегося Сунь Чжао. По губам скользнула невольная улыбка. Наконец-то новости о Вилан. Хоть какая-то её реакция.

— На меня? Неужто считает себя жертвой? Что, покои не подошли? А что это у тебя с рукавом? Чем-то в тебя швырнула?

Сунь Чжао поспешно отряхнул рукав, устремив смущённый взор в пол.

— Она не в меня... Просто брызги... — Сунь Чжао собрался с мыслями. Нужно наконец всё сказать. Владыка должен всё знать. Вдруг это поможет им поговорить и помириться. — Госпожа Вилан считает, что вы отдали приказ застрелить того человека и его людей. Что вы...

— Я отдал приказ?! — кровь бросилась в голову Бай Лину. Так Вилан не только не раскаялась в своём непотребном проведении, но ещё и его обвиняет в гнусности. Да ведь он мог бы и приказать. Совершенно сознательно. И её убить заодно. А ему даже в голову не пришло, он боялся, что её ранят или застрелят. Поразительно.

— И ещё госпожа объявила голодовку пять дней назад...

— И что теперь? Мне её с ложечки кормить? Не морочь мне голову! Или она будет есть, что дают, или сдохнет с голоду. Тогда и хоронить не придётся — море рядом.

Сунь Чжао кивнул, отдал честь и вышел, оставив своего господина дрожащим от ярости и горечи. Ужасны его слова. Ужасны её мысли о нём. Ужасно далеко остались дни, полные доверия и душевной близости. Всё перечеркнуто, всё в прошлом. Остался ли шанс что-то изменить?

— Госпожа Вилан, вы не правы, — Сунь Чжао решил сам попытаться исправить ситуацию, день ото дня становившуюся всё более катастрофичной. — Его высочество здесь не причём. Он вообще не произнёс ни слова в те минуты.

— Да ну! — Вилан трясло от гнева точно так же, как Бай Лина. — И что, кто-то взял на себя труд распорядиться за него?

— Да нет же! У одного из лучников сорвалась стрела. Остальные решили, что дан сигнал... Это была случайность. Наоборот, его высочество велел прекратить обстрел: он боялся за вас...

— Неважно. Последствия будут страшнее, чем одна моя смерть.

— Я был там! — дракон с удивлением смотрел на сильфиду. Ну какие оба упрямые! Почему просто не поговорить и не выяснить всё до конца? Почему не смирить гордыню?

— Спасибо за заступничество, Сунь Чжао, — Бай Лин решительно переступил через порог темницы Вилан и кивнул помощнику, указывая на выход. — За себя я всё скажу сам.

Какое-то время он стоял около открытой двери, размышляя, не зря ли пришёл. Нужно ли довериться его совету? Один раз уже доверился кому-то, и вот результат. Ночью оторвалось ещё несколько осколков, и с некой тайной радостью Бай Лин подумал, что, если истечёт кровью, то и всей этой бесполезной беспросветной жизни конец. Не повезло, он всё ещё жив.

Оставшись наедине с женщиной, которая по-прежнему оставалась его женой, но уже формально, Бай Лин старался придумать, что делать. Они ненавидят друг друга. Наверное, так лучше. Ему хотелось задушить её своими руками и остаться правым навеки. Никто его не осудит. С другой стороны, даже быть рядом с ней невыносимо, но так же невыносима мысль, что Вилан может исчезнуть, раствориться вдали, вернуться домой и забыть о нём. А забудет ли он о ней? На свете много женщин, разве он так безобразен и испорчен, что ни одна не полюбит? А что, если неправы они оба? Это не так страшно, если честно признать сам факт. "Ви...".

Вилан не сумела удержать слёз и шмыгнула носом. Бай Лин чуть не расхохотался. Надо же, не железная, как оказалось. А прикидывалась бесчувственной статуей. Он с наслаждением и жадным ликованием смотрел в её лицо.

Как ни странно, Вилан отошла гораздо быстрее, чем Бай Лин. У неё не было никаких причин не верить Сунь Чжао. Он честный и порядочный и лгать не умеет. И если говорит, что Бай Лин не собирался убивать Дара и стражу, значит, она слишком плохо думает о муже. До сих пор он не сделал ей ничего плохого. Даже сейчас. "Конечно, всё может стать ещё хуже. Но я хочу испытать свою судьбу до конца".

— А-Лин, эти стрелы могут обернуться войной.

"А-Лин? Да как она смеет!..".

— Надо было убить вас всех, — выплюнул Бай Лин. — Ты!.. Ты!..

Он не нашёл слов и повернулся, чтобы уйти. Вилан взяла его руку, но он выдернул её.

— Ты так меня ненавидишь?

— Очень сильно.

От этих слов она успокоилась. "Это не ненависть. Это обида. Ненависть зреет постепенно, а для обиды нужна всего секунда".

— Признайся честно: зачем тебе понадобилось выходить за меня, если ты любишь его, а он — тебя?

— Глупый! Я тебя́ люблю! Что непонятного?

— Расщедрилась!.. Всё ложь! Все твои слова — одна сплошная ложь! — зло выкрикнул он.

— Что ты такое говоришь!

Смех, полный затаённой боли и горечи на грани безумия. Этот смех ранит, как взмах кинжала, одним прикосновением оставляющего сочащиеся кровью следы на коже и в сердце и тяжесть бесплодных сожалений о невозвратном...

Вилан вздрогнула. Это она уже видела. Как грустно...

Они стояли друг против друга: лицом к лицу. Глаза в глаза. Одни полны ненависти, другие — сожаления.

— Ты меня любишь или нет? Скажи.

— Люблю? Тебя? Что ты о себе возомнила?!

— Если не любишь — отпусти.

— Отпустить?! Ты мне́ обещалась, забыла?

— Видимо, для тебя это всё же что-то значит.

— А для тебя, что, это был пустой звук?

— Нет, конечно, — сильфида аж попятилась от стремительно слетающего с катушек супруга. В его глазах, ставших тёмными и непрозрачными, играли рыжие огненные всполохи. Ещё пожара тут не хватало.

— Я всё равно всё узнаю. Рано или поздно.

— Конечно. Ты же такой умный! — раздражённо фыркнула Вилан.

— Вот именно. Облегчи себе жизнь. Признай вину и получи наказание.

— И не подумаю. Мне стыдиться нечего.

— Неужели? Вилан, не испытывай моё терпение на прочность, его и так почти не осталось. Ответь: ты раскаиваешься в том, что предала меня?

— В чём ты видишь предательство?

— Бесстыжая! Говорить о любви другому мужчине, а потом мне — это не предательство, по-твоему? И сейчас ты предаёшь снова — и его, и меня. Зачем скрываешь, что любишь его? Зачем врёшь? Без конца врёшь! Ты никогда не любила меня!

"Вот что для него самое ужасное", — с отстранённым удивлением догадалась Вилан.

Почти невероятным усилием воли юноша взял себя в руки.

— Спрашиваю в последний раз. Зачем я тебе понадобился? В чём расчёт? Говори. Может, если я пойму, то оставлю тебя в живых.

Вилан пожала плечами. Её настроение, напротив, быстро поднималось.

— Не скажу. А то ты решишь, что я прошу тебя о милости и снисхождении.

— А это так ужасно для тебя — попросить меня о милости и снисхождении? — тихо, почти обессиленно спросил Бай Лин. Гнев сам собой куда-то делся. Он так устал, что на него навалилось неожиданное ошеломляющее опустошение. Она просто смеётся над ним.

— Да ну! Ещё зазнаешься. Хотя ты пока не король.

Дверь за ним закрылась с таким ударом, что чуть не вылетела с другой стороны. В замке щёлкнул ключ. Вилан расхохоталась. Забившаяся в угол Дзин Жу смотрела на неё в таком ужасе, что Вилан захотелось затанцевать. Это ревность. Это просто ревность! Только... С ума сойти, какой силы... Но откуда он узнал, о чём они с Даром говорили? Неужели разговор был таким громким? И всё неправильно понял! Хоть бы спросил, что ли! Впрочем, если не знать, о чём действительно шла речь, вполне можно было принять их за влюблённых.

— Госпожа, вы всё сделали неправильно... И его высочество тоже.

Поздним вечером, освободившись от забот, Сунь Чжао пришел навестить госпожу. Вилан спала, отвернувшись к стене, её руки были по-прежнему крепко связаны. Дзин Жу, стоя совсем близко, рассказывала о сцене, свидетельницей которой невольно ей пришлось стать.

— Лучше бы меня тут не было, чем услышать всё это, — вздохнула девушка. — Его высочество был очень жесток. Госпожа, конечно, не грубила, но в конце тоже наговорила лишнего. Можно было бы и помолчать.

Ночной дракон тоже вздохнул.

— Повелитель терпит такую боль, чтобы вернуть свою суть и стать полноценным драконом... Только так он может взойти на трон на законных основаниях — явившись своему народу как Сакши... Ему сейчас нужны поддержка и понимание, а не ссоры.

— А что такого сделала госпожа Вилан? — Дзин Жу не смогла сдержать любопытства.

— Думаю, в её сердце другой мужчина.

Вилан проснулась, когда скрипнула дверь её комнаты. Лёжа на боку, лицом к стене, она не пошевелилась, не желая беседовать и отвечать на вопросы. Разумеется, она слышала всё, что было сказано. "Можно было бы и помолчать". Можно было. Можно было вообще ничего не говорить. Бай Лин приходил не для того, чтобы слушать, а чтобы самому выплеснуть дурное настроение. Пока он в таком состоянии, никакого разговора не получится. Что ж, она подождёт, спешить некуда. Вовсе не его верёвки и замки держат её здесь, а он сам. Если бы не надежда на примирение, Вилан хватило бы и замочной скважины или щели под дверью, чтобы освободиться. Но если уйти, сбежать, Бай Лин возненавидит её настолько, что, пожалуй, убьёт, если встретит в другой раз, и никогда не простит.

Он сказал, что не любит. Но разве тех, к кому безразличны, ненавидят? Разве стараются удержать, когда всё равно?

Было далеко за полночь, когда Бай Лину удалось забыться сном, опуститься на дно, будто привязали камень. Просто спать в непроглядной черноте. Ничего не видеть и не слышать. Перестать чувствовать. Перестать думать. Но даже здесь, в бездонной пропасти забытья, она. Никак не оставит в покое.

Лёжа на краю кровати, оставив пустующей сторону, где спала бы сейчас Ви, если бы не... Он услышал шорох одежды, гостья наклонилась, медленно прижалась губами его к губам, не торопясь отстраниться. Бай Лин невольно горячо ответил, обхватив её руками, лишь бы не уходила, не оставляла одного... Ему померещился её аромат. "Ты ничего не знаешь. Ничего обо мне́ не знаешь. Приходи, если захочешь узнать. Если не боишься...".

Принц резко открыл глаза, сел и осмотрелся. На губах так явственно ощущался след поцелуя... Никого. Дверь по-прежнему заперта на ключ. Воздух наполнен благовониями, но это не тот запах. Ничего. Просто почудилось. Она и в самом деле могла бы прийти, если бы он не сделал всё, чтобы не позволить ей этого. "Глупый! Я тебя́ люблю! Что непонятного?". Когда тебя любят... Как было бы хорошо, не будь того, другого, разговора:

" — Ответь честно: любишь?

— Люблю. А ты — любишь?

— Угу.

— Ты счастлив?

— Да...".

"Любовь — это когда кто-то тебе важнее и дороже всех, дорог, как никто больше. Ты можешь жить без него, но не хочешь...". Он сможет жить без неё. Кроме Вилан, есть так много всего. Теперь он свободен.

Какие-то несколько слов — и она потеряла для него всякую ценность. Возможно, она всегда была чужой и только на миг показалась своей, будто одной крови. Но почему, даже зная всё это, он смертельно боится открыть клетку и выпустить птицу?