Приключения Перри Поттса, фальшивого доктора и настоящего волшебника (джен)

Будто компенсируя неласковые летние ливни, осень в городе стояла мягкая, с романтичными золотистыми листьями, шуршащими под ногами, утренними заморозками, которые превращались в росу, стоило на них упасть первым солнечным лучам, и небом таким ярко-голубым, что, глядя на него, становилось больно глазам. Каштановые деревья на проспекте щетинились зелёными колючими плодами, роняли спелые блестящие каштаны под ноги прохожим, и рядом на тех же ветках распустились белые свечки цветов, будто деревья приветствовали весну. Местный самодеятельный оркестр на выходных устраивал в парке концерты, и туда же подтягивался хор полицейского управления, исполнявший под аккомпанемент духовых и струнных инструментов романсы и лиричные народные песни, которые в годы молодости пели местные старики. Молодые люди приглашали на танец симпатичных девушек, да и люди в возрасте не отказывали себе в удовольствии сделать круг по широкой площади, пока под ногами шелестели и разлетались золотистые, нежно-лимонные и алые листики.

Доктор Перри также не пропускал музыкальные вечера, он усаживался на лавочку, предусмотрительно укутанный в мягкое осеннее пальто, принимал от Стивена крышку от термоса с горячим кофе и наслаждался тихими безмятежными деньками. Он даже не чаровал особо, видимо, потратив много сил на разрешение кризиса в поместье "Колыбельная".

— Молодость прекрасное время — голова свободна от мыслей и почти ничего не болит, — сказал он помощнику, провожая взглядом очередную весёлую пару.

— Никогда не задумывался об этом, сэр, — отозвался Серпент. — Я всегда слишком занят, чтобы думать о мелочах.

— Слышу ли я укор? — задумчиво поинтересовался доктор.

— Ни в коем случае, сэр. Как вы и говорили, у людей есть свобода выбора. И я сделал свой, когда пошел к вам на службу.

— Ты же в курсе, что мой дом вообще-то не тюрьма?

— Кроме тех пятнадцати суток, когда тюрьма стала вашим домом? В курсе, сэр, — ехидно отозвался Серпент. — Что же о молодости… Об этой прекрасной поре разное вспоминают — ранимость, сомнения в себе, первую влюблённость, плохую кожу… Кое-что из этого и мне знакомо, я тоже был подростком...

— Любовь это прекрасно, очень весело, неисчерпаемый повод для шуток, — кивнул Перри.

— Вот тут с вами не все согласятся, для многих этот опыт оказывался весьма болезненным — сердечные раны, разлука, тоска…

— Правда? И "Матео и Энриетта" не смешно? — недоверчиво уточнил волшебник.

— Что? Нет, сэр. Наоборот, это знаменитая и печальная трагическая пьеса, над ней веками люди плачут.

— Странно. А я всегда очень смеялся, они такие глупые, — пожал плечами доктор.

— И сами вы никогда не любили? — слегка удивлённо поинтересовался секретарь. Он привык думать, что его шеф знает практически всё, и теперь удивлялся, обнаружив такую область, в которой Перри не был просвещён.

— Не видел в этом необходимости. Любые сильные привязанности на то и "привязанности", что сковывают и ограничивают.

— Но об этом куча песен написана, стихи, такие трогательные романы… — Серпент никогда не признавал, что был книжным червем, но его очаровывало печатное слово и он втихую перечитал половину библиотеки доктора.

— Хорошо, влюбляйся, потом расскажешь мне о результатах, — великодушно разрешил Перри.

Разумеется, влипать в любовные приключения, чтобы повеселить этим доктора, Стивен не собирался, и лишь подлил ещё кофе. Констебль Джонс как раз заканчивал очередную балладу, и его высокий звучный голос застыл на верхней ноте и плыл в хрустальном воздухе, заставляя сердце замирать от прикосновения к чему-то великому.

— Большой талант, вы были правы, доктор Поттс, — приблизился к ним шериф Осгуд. Под руку он вёл жену, а чуть позади прогуливались дочери и незнакомая дама в белом меховом манто, которая держалась по-королевски грациозно, с очень ровной спиной и выверенными движениями танцовщицы.

— Концерт многим нравится, начальник полиции Осгуд. Добрый вечер, миссис Осгуд, мисс Розалия, мисс Лилиана, мисс Петуния. — Перри поднялся со скамейки, вежливо здороваясь с дамами, и секретарь поднялся следом, аккуратно пожимая протянутые руки.

— Знакомьтесь, моя кузина Эрнестина, бывшая прима-балерина театра Метрополии, — представила незнакомку Элеонора. — Эрни, это доктор Перри Поттс и его секретарь, мистер Серпент.

— Ах, вы тот знаменитый фокусник? — доброжелательно улыбаясь, прожурчала балерина, протягивая доктору хрупкую ладонь, затянутую в кружевную перчатку.

— Всего лишь очень плохой волшебник, мисс, — отзеркалил её улыбку Перри, склоняясь над предложенной рукой. Стивен в очередной раз поразился тому, насколько многолик мог быть его начальник. То он вышагивал неторопливо, излучая благодушие, то казался беспомощным и неуклюжим, то наполнялся внутренней силой, как тогда, на скале, то пугал до дрожи. Теперь же он источал достоинство, как величественные короли со страниц пыльных старинных манускриптов, и движения его были не менее грациозными, чем у бывшей примы.

— Эрнестина приехала в гости погостить на пару недель, ей захотелось отдохнуть от суеты перед началом зимнего театрального сезона, — пояснил шериф.

— Тётушка Эрнестина танцует партию Меленаи, — важно сообщила Петуния.

— Это та, о ком Лирий Назир писал, как о красивейшей женщине своего времени, якобы она стала поводом для начала трех войн и послужила причиной гибели двадцати тысяч доблестных мужей? — задумчиво поинтересовался доктор.

— Разумеется, это глупости, — мягко рассмеялась Эрнестина. — Вы же знаете, как любят преувеличивать в этих мифах. Наверняка всё было не так…

— О, совершенно точно не так. Меленая вовсе не была так красива, как о ней писали, и людей погибло много больше двадцати тысяч. Они тогда делили плодородную землю в месте разлива двух рек, никто никого не жалел, и война шла до полного уничтожения, — подтвердил доктор.

Очевидно, от него ожидали другой реакции, так как семейство Осгудов ненадолго примолкло, и даже Стивен ощутил некую неловкость, повисшую в воздухе. К их общему облегчению оркестр закончил краткий перерыв и в тишине мягко запела скрипка.

— Мистер Серпент, вы танцуете? — поинтересовалась Розалия, и тот, обречённо вздохнув, кивнул.

Доктор был уверен, что умение вести себя в обществе, навыки игры на музыкальных инструментах и танцы — неотъемлемая часть программы обучения воспитанного человека. И если от нотной грамоты и игры на фортепиано удалось спастись, отговорившись отсутствием слуха, то уроки танцев Серпент посещал, три года обучаясь в классе синьоры Леонарды, пожилой и весьма строгой вдовы отставного военного. Предлагая девушке локоть, он старательно сохранял лицо бесстрастным, скрывая глубокое уныние, которое испытывал. Стивен умел танцевать, но терпеть этого не мог. А ещё ему не хотелось лишний раз попадать под прицел внимания шерифа Осгуда или кого-то из его семьи. Однако выбора не было, и он аккуратно закружил партнёршу в вальсе, с лёгкой ностальгией вспоминая синьору Леонарду и её бамбуковую палку, которой она охаживала нерадивого ученика, если он наступал ей на ногу.

Когда композиция завершилась, Серпент с радостью проводил старшую мисс Осгуд к родителям, планируя спасаться бегством, но леди Элеонора тут же вручила ему среднюю, утверждая, что будет справедливо, если каждая из дочерей сможет потанцевать с "таким достойным молодым человеком". Доктор Поттс, зная, как его помощник не любит танцы, тихо веселился, глядя, как тот кружит по площадке с полным тоски взглядом, как у грустного потерявшегося ослика, но и ему не удалось остаться в стороне.

— А вы, доктор, обучались танцам? — спросила его Эрнестина.

— Мне многому приходилось учиться, — отозвался Поттс.

Оставив на скамейке цилиндр и трость, он, немного подумав, повесил на спинку и пальто. Гостья из Метрополии на каблуках слегка возвышалась над доктором, но едва он сделал первый шаг под музыку, это перестало иметь значение. Поттс вёл естественно, танцевал, как дышал, будто у него за спиной были сотни часов движения и десятки забытых женщин. Если его помощник держался строго и официально, не допуская ни малейшей ошибки, то для Перри не существовало правил, он сам их устанавливал. Искусно заманивал, очаровывал, играл, и балерина, которая положила на алтарь танца всю жизнь, покорилась, принимая условия, льнула, плавилась, превращаясь в руках доктора в послушный пластилин.

Когда Перри проводил её обратно к шерифу, Эрнестина, растрёпанная и румяная, глядела на Поттса почти влюбленными глазами:

— Теперь я верю, что вы настоящий волшебник, — прошептала она с восхищением.

— Разве это чудо, мисс? Это опыт, — мягко отозвался Перри, застёгивая наглухо пуговицы. Он дождался, пока Стивен приведёт Петунию и откланялся, степенно направляясь по аллее к выходу. Секретарь, следуя на полшага позади, с уважением заметил:

— Я и не подозревал, что вы умеете так танцевать, сэр.

— Для этого всего лишь нужно время, много-много времени, Стивен. Если захочешь, и ты сможешь научиться держаться увереннее.

— Нет уж, спасибо, сэр, воздержусь, — поёжился Серпент. Хоть он и был восхищен навыками доктора, но становиться завсегдатаем танцевальных вечеров категорически не желал.

Вечером, играя сам с собой в шахматы, доктор казался задумчивым и надолго застывал после каждого совершенного хода. Серпент, подсчитывая расходы, иногда косился на патрона, зная, что после долгих размышлений Перри или принимался действовать, или совершал очередное несуразное чудо. И то, и другое могло обернуться неприятностями, и Стивен не желал оказаться к ним неподготовленным.

Загнав белых в угол и поставив королю мат, доктор покрутил в пальцах черного ферзя, а после подметил:

— В последнее время в городе так много новых лиц. К примеру мисс Эрнестина… она кажется весьма грациозной…

— Соглашусь, леди не лишена изящества, — осторожно подтвердил секретарь, пытаясь отследить логику высказывания.

— И такой отчетливый аромат гибискуса в парфюме…

— Вынужден признаться — не обратил внимания. Прошу прощения.

— Знаешь, Стивен, после танца я ощущаю подъем, воодушевление, будто способен создать лучшее свое заклинание. Как думаешь, ей понравится горящий вулкан? Люди обожают вулканы — эта лава, взрывы, гейзеры, пепел в небе — так живописно!

— Сэр, людям не нравятся вулканы, особенно действующие. Может, попробовать что попроще? Скажем, розы?

— Наверняка розы ей дарят целыми корзинами восхищенные поклонники. Ах, эти поклонники! Вместилище страстей, желаний и пороков!

— Как скажете, сэр. — Серпент вздохнул. Лучше бы патрон опять простудился, с теми симптомами он хотя бы знал, как справляться.

Доктор поднялся, разжег трубку и принялся прохаживаться по кабинету, напоминая сердитый пароход. Тени хоронились по углам, и даже сам секретарь испытывал явное желание испариться.

— В глазах её я фокусник, мистификатор, плут, мои порывы ей смешны и пресны… Приняв рукопожатие, вспорхнёт, лишь только позовут…

— Вы же не разговаривали толком, сэр. Пригласите леди на прогулку. Может, ей нравятся коростели, вишни и книги с большим количеством текста…

— Нет, друг мой, всё тьма и тлен, мы вышли из мрака, и вернёмся в него. Холодная пустота и ни единой искры света…

Перри снова спрятался в кресло, обиженно нахохлившись. Серпент подумал немного и предложил:

— Хотите, я сварю вам какао, сэр? И принесу большой бутерброд с бужениной, салатом, солёным сыром и свежими сладкими помидорами?

Волшебник покосился на помощника с подозрением и кивнул.

Еще через полчаса, допивая какао, сытый и снова довольный жизнью доктор философски заключил:

— Сколь мимолетны бывают сердечные порывы. И я был прав, не связываясь с влюбленностью. Категорически неудобное чувство, которое в большинстве случаев мне совершенно ни к чему.

— Но бывают же исключения? — робко уточнил Серпент, который всё ещё сохранил веру в красивые романтичные истории со счастливым концом.

— Исключения — слишком большое чудо, и к ним я не имею ни малейшего отношения.

Стивен снова вздохнул и промолчал. Только его наниматель мог за один вечер влюбиться, изводится ревностью, страдать от безответности, тосковать, впасть в депрессию, перегореть и избавиться от любовного наваждения, в то время как его избранница об этом даже не подозревала.