Приключения Перри Поттса, фальшивого доктора и настоящего волшебника (джен)

Доктор Перри Поттс был немного ленивым, рассеянным, добродушным в общении, в целом спокойным человеком… и очень плохим волшебником. Людям, хорошо знавшим доктора, было известно, что все его чудеса скорее можно назвать случайностью, чем результатом вдумчивого, контролируемого чаровства. И даже с таким высоким процентом неопределенности, добрые дела у доктора Перри выходили чаще, чем незапланированный вред, за который, кстати, Поттсу всегда было очень стыдно.

Его помощник и компаньон Стивен Серпент, недовольно поджимая губы, ворчал, что доктора Перри нельзя выпускать на улицу без присмотра — там он неизбежно или вылечит наложением рук хромую кошечку, или, случайно чихнув, лишит веса и отправит в бесконтрольный полет соседскую брехливую болонку, и хозяйке придется таскать ее за поводок, как шарик, ругая смущённого Поттса некрасивыми словами, пока он пытается вспомнить, как все отменить. Недовольство Стивена можно было понять — он сочетал в доме доктора должности дворецкого, повара, шофера и секретаря, и ему же приходилось писать длинные послания с извинениями жителям городка, невольно пострадавшим от рук волшебника.

Доктор Перри мог подолгу не выходить из дома, лёжа на диване с книгой и запуская мыльные пузыри и солнечных зайчиков из кончика своей смешной тонкой трости с невнятными узорами на древке. Или, ощутив прилив бодрости, в пять утра принимался тормошить помощника, заставляя того подниматься с постели, снимать длинный полосатый колпак и варить Перри кофе.

— Стивен, ты подумай — метеорит! Если поймать один, раскрасить флюоресцентными красками из баллончика и отпустить в космос, это же будет… на целый один красочный метеорит больше! — делился доктор своей идеей, катаясь на стуле, пока Серпент, морщась на краешек светлеющего рассветного неба, молол в мельничке свежие зерна.

— Вы же в курсе, что достаточно большой метеорит, который можно "поймать", грозит разнести здесь все на пять миль в округе?

Доктор Перри снисходительно улыбался и махал рукой:

— Всего-то пятьдесят-сто тысяч жителей, сущая мелочь. Вполне допустимо с точки зрения космического пространства, вечности, в которую уйдет этот метеорит… и перспектив.

Со звоном выставив перед патроном чашку кофе, Стивен взглядом высказывал все, что думает об этой идее, и Поттс, вздыхая, принимался фантазировать, выдумывая новую забаву.

Чаще всего подобный всплеск активности ничем не заканчивался, доктор снова принимался лениться, засыпал в кресле с книгой на носу или отправлялся на прогулку по городу, пешком или в транспорте.

Машина у Перри была подстать хозяину — зелёная, древняя, активно дымящая, она дребезжала при езде и странно было уже то, что вообще могла двигаться. Стивен, устраиваясь на место водителя, всегда надевал очки в широкой оправе, а доктор, удобно устроившись на заднем сидении, курил, внося свою лепту в пелену смога.

Мэр города, в котором проживал Поттс, при встрече вежливо приподнимал шляпу, не отказываясь перекинуться с волшебником парой фраз, и однажды поинтересовался, почему доктор не сменит средство передвижения на более удобное. Услышав это, Перри изменился в лице, почти испуганно огляделся, и, понизив голос, полушепотом пробормотал с укоризной:

— Любезный мой, нельзя же так грубо, она может обидеться. Моя старушка Абсент столько прослужила верой и правдой, как я могу сменить её на кого-то другого!

Смущенный отповедью, мэр немного помолчал, а после спросил:

— Кстати, доктор, вы не вспомнили, как делать вечный двигатель?

— Увы, друг мой, — снова печально качнул головой Перри. — Единственный раз эта идея посетила меня, буквально накрыло вдохновением, и с тех пор я так и не смог повторить это достижение.. Да и место выбрал самое неудачное, — собрал вечный двигатель в тюрьме, когда отсиживал там срок в пятнадцать суток за оживший урожай яблок… и перенести его нельзя, механизм слишком хрупок… такая досада.

Мэр слегка поморщился, вспоминая катающиеся по улицам и кусающие прохожих за пятки крутобокие алые яблоки из местных садов, но постарался сохранить спокойствие.

— Ничего, — доброжелательно отозвался он. — Мы перевели всех заключенных и благополучно сделали в этом месте больницу. Небольшой ремонт, и получилось очень удобно…

— Конечно, из камер выходят замечательные палаты, — скептически пробормотал Стивен, так, чтобы собеседники его не услышали.

— Только детское отделение пришлось достраивать, — развел руками мэр. — Детишки почему-то боялись слишком толстых стен и начинали плакать.

Доктор Поттс, в очередной раз сокрушаясь из-за своей плохой памяти, пообещал мэру, что обязательно сообщит, если вспомнит, как творить это полезное волшебство. Или, по крайней мере, постарается устроить его повторно в каком-нибудь более удобном месте, наподобие школы.

Хотя всем, знавшим доктора Перри, было очевидно — скорее он перекрасит все деревья в городском парке в нежно-лимонный, чем пересилит себя и осознанно совершит что-то действительно полезное.

Жизнь доктора Перри в целом оставалась размеренной и неторопливой, но даже сомнительная слава, окружающая его имя, не мешала некоторым жителям городка нарушать покой чародея и просить о помощи, что иногда становилась причиной нелепых ситуаций. Так, одним тёплым летним утром мирный сон доктора Поттса был нарушен громкими рыданиями. В них звучало искреннее отчаяние человека, лишившегося самого дорогого в своей жизни — вроде набора разноцветных стеклянных шариков или самодельного воздушного змея. Источником шума оказался шестилетний Джимми, внук пекаря из булочной "Три пера". Понимая, что поспать не удастся, Перри облачился в халат, домашние кожаные тапочки, не забыл тросточку и цилиндр и направился к калитке выяснять причину переполоха.

— Доктол Пелли, — шмыгая и вытирая рукавом нос, прорыдал мальчик. — Моя кошечка Пушинка потеля-я-я-лась!

Ничего больше ребенок сказать не смог, — истратив на жалобу все оставшиеся силы, он теперь мог только шмыгать и завывать.

— Ты же знаешь, малыш, что я очень плохой волшебник, — ласково погладив Джимми по голове, напомнил Поттс. Мальчик кивнул, с мольбой глядя на человека, от которого надеялся получить хоть маленькое чудо. Ведь как иначе, без помощи волшебства, он сможет вернуть котенка?

Доктор Перри, блеснув круглыми очками, крутанул тросточку в руке:

— Интересно, что я помню про кошек… — Задумчиво погладил он подбородок, вычерчивая причудливую фигуру в воздухе. Было понятно, что Поттс помнит о них немного, но лицо малыша выражало столько веры в могущество чародея, что Перри не смог отказать.

— Три морковки, пять енотов, тридцать восемь попугаев… Ветер пеплом овевает, нам потерю возвращает… Пять, четыре, градус восемь, древо кошку нам приносит… От Юпитера в зенит, с нами Солнце говорит. Птицы, твари, гнус, грибы, нам с потерей помоги… Из сырых подземных недр к нам доносится ответ… Скрип зубов и стук костей, кот, явись к нам поскорей…

Перри бормотал, выписывая кончиком трости в воздухе причудливые узоры, мелькающие разноцветными росчерками, которые после расплывались, как дым, в утреннем прозрачном воздухе. Джимми ничего не понимал, но зачарованно следил за происходящим, широко распахнув глаза — на его глазах творилось настоящее, всамделишное Волшебство! Стивен, который спешил вниз по лестнице, едва не теряя туфли, не успевал предотвратить очередную неминуемую катастрофу и бессильно следил за сотворением хаотичного колдовства, заранее представляя себе ужасные последствия.

Однако последняя струйка голубовато-лазурного дыма истаяла, и ничего не происходило. На ветвях чирикали птахи, паучок нерешительно трогал лапкой листок, раздумывая, как закрепить свою паутину, но тротуар и улица оставались пустыми — никаких следов кошек.

— Наверное, стоит подождать, — с сомнением предположил Перри. — Или оно не сработало?

— Очень надеюсь, что не сработало, — пробормотал вполголоса Серпент, подбирая туфлю, потерянную-таки на третьей ступеньке.

Джимми, оглядевшись, собирался снова зарыдать от горя, но так и застыл с раскрытым ртом — ему на кончик носа спланировал пушистый комочек, а за ним — следующий. Белых мягких хлопьев становилось всё больше, они планировали в воздухе, укрывая все вокруг покрывалом.

— Это что, снег? — спросил мальчик, робко трогая пальцем "снежинку".

— Нет, — проворчал Стивен, снимая с плеча комочек и пристально его рассматривая. — Это цветущая ива. По другому их называют “котики”. Откуда их здесь столько в середине июня?

— В некотором роде, мы получили, что хотели, — растерянно сообщил доктор, пока двор дома укрывался сугробами опавших цветов.

— Я же плосил живого котика, найти мою Пушинку, — мальчик был явно огорчен таким исходом.

— Подозреваю, совсем скоро мы сможем полюбоваться и на живых, — напряженно проговорил Серпент, вслушиваясь в отдалённый гул, который нарастал, приближался, и теперь каждый мог распознать многоголосое кошачье мяуканье. Без лишних разговоров Стивен подхватил Джимми под мышку, другой рукой поймал Поттса за рукав и стремительно нырнул в дом, захлопывая за собой двери.

— Погоди, мы же так и не увидели, что у нас вышло, — нерешительно возражал доктор.

— Судя по звукам, к нам мчатся вообще все коты со всего города. И я бы предпочёл встретить полчища хвостатых в укрытии, мало ли, что им взбредёт в голову.

Не то, чтобы Стивен не любил животных, но за годы совместного обитания с доктором Перри он уже научился с опаской относиться к любым последствиям его волшебства, будь то одушевлённые существа, неодушевлённые предметы или силы стихий.

Очень скоро коты, кошки и котята всевозможных цветов и размеров заполонили собой улицу. Они сидели на заборах, лавочках и газонах, свешивались с крыш, выглядывали из канавы, а дерево сливы, которое по весне так прелестно цвело перед окнами столовой доктора Поттса, густо облепили шерстяные мурчащие "плоды".

Выглядывая из-за занавески, Перри поинтересовался:

— Видишь среди них свою Пушинку?

Джимми, распахнув рот, только покачал головой. Он и не подозревал, что в городе живёт столько кошек! Пушистые и гладкошерстные, черные, рыжие, персиковые, серебристые и окрашенные в несколько цветов, с зелёными, голубыми или алыми глазами. Здесь был даже лысый, надменный и страшноватый сфинкс Вега, питомец миссис Миллер.

— Я её не вижу… Значит, её нигде нет? — ребенок взглянул на взрослых полными слез глазами.

— Нет, это значит, что мы её не видим, — логично сообщил Перри. — Пушинка вполне могла стать невидимой. Или превратиться в птицу. Или улететь куда-нибудь. Знаешь ли, эти кошки такие пластичные, никак нельзя уследить за их формой, агрегатным состоянием… То они твердые, то жидкие… То газообразные, то плоские… Ты видел когда-нибудь плоских кошек?

Стивен, заметив, что подобные рассуждения только сильнее расстраивают малыша, опустился на колено, взъерошив русый завиток на макушке:

— Мы её обязательно найдем. Ты спрашивал у папы с мамой, может, они её видели?

— Папа лаботает, а мамы не-е-е было до-о-о-ома, — размазывая слезы по лицу, ответил Джимми.

— Ты сказал кому-то, что пойдешь сюда? — продолжал расспрашивать Серпент, хотя уже подозревал ответ.

— Не-е-ет, — снова мотнул головой Джимми. — Я звал Пушинку, искал, и плишел к ва-а-ам!

— Нужно немедленно вернуть тебя домой, — поднимаясь, обеспокоенно заявил Стивен. — Твои родители наверняка ужасно перепугались, нельзя уходить из дома, никого не предупреждая.

Он надеялся, что животные, привлеченные колдовством, скоро разбегутся и вернутся домой сами, иначе именно ему, Стивену, придется собирать их и разносить обеспокоенным хозяевам.

Они нерешительно выскользнули за дверь, но кошки не проявили к людям интереса — они устраивали перепалки между собой, ловили бабочек, охотились на птиц, умывались, валялись на покрывале пушистого фальшивого "снега" и просто спали, раскинув лапы и подставляя мохнатые брюшка под ласковые солнечные лучи.

Стараясь ни на кого не наступить, доктор и его спутники почти дошли до выхода, когда солнце внезапно мигнуло. После мигнуло ещё раз. Резко затормозив, Серпент прищурился, уставившись в небо, а там творилось что-то невообразимое — далекое небесное светило будто бы оборачивалось вокруг себя, медленно расправлялось, потягиваясь, как… просыпающаяся кошка.

— Это что? — строго спросил он доктора, нисколько не сомневаясь в причинах происходящего.

— Ах, это… — Перри казался немного смущенным. — Да, я как-то и забыл. Знаешь ли, есть давний миф, что наше Солнце — суть кошка, и все планеты в нашей системе её игрушки.

— То есть, сейчас нам грозит получить пинок от расшалившегося Солнца? — очень спокойно, подчеркнуто вежливо спросил Стивен, стараясь не орать и не пугать этим ребенка.

— Нет, конечно, — Поттс хохотнул, блеснув стёклами очков. — Солнце очень ленивое, так, повозится чуток и снова задремлет на миллиард лет.

— А "чуток" это сколько?

— Максимум полгода, не о чем беспокоиться, — отмахнулся доктор и стремительно пошел по тротуару в сторону булочной, поигрывая верной тросточкой.

Минут через пять они уже стояли под вывеской пекарни "Три пера", где взволнованный булочник, измазанный мукой, доказывал что-то своей маленькой сердитой жене. Увидев Стивена, ведущего ребенка за руку, женщина всплеснула руками, кидаясь к ним:

— Вы нашли его! Спасибо! Вы настоящие волшебники!

— Я так-то плохой волшебник, — пробурчал смущенный Перри.

— А я вообще не волшебник, — педантично поправил его помощник, передавая Джимми матери. Малыш, оказавшись в родных объятиях, снова заплакал:

— Мама, моя Пушинка! Её нигде нет, она потелялась!

— О чем ты, глупый, дома твоя Пушинка. Я возила её к ветеринару.

Обрадованный ребенок со всех ног бросился в дом, и тут же появился на пороге, счастливо прижимая к груди пушистую персидскую кошку, морда которой вовсе не выглядела довольной, но она терпеливо сносила ласки маленького хозяина.

— Моя Пушинка! — гордо представил Джимми, и мужчины вежливо поклонились в ответ.

Выслушав ещё десяток благодарностей от всей семьи, доктор Поттс и его помощник неспешно направились обратно.

— Стивен, зато мы сделали ещё одно хорошее дело, и это на целое одно дело больше, чем вчера, — Перри не скрывал своего энтузиазма и едва не мурлыкал, а Серпент тихонько вздохнул. Во дворе их ждало кошачье нашествие, солнце в небе до сих пор слегка подпрыгивало, а ветер продолжал гонять по брусчатке хлопья ивового цвета, заставляя прохожих чихать. Но за их спиной счастливый ребенок обнимал родителей и любимую кошку, поэтому Стивен согласился:

— Вы правы, сэр. Мы сделали хорошее дело.

А лето и осень в этом году оставались чрезвычайно жаркими, пока потревоженное солнце беспокоилось, вертелось и укладывалось спать.

Люди, не знающие доктора Перри, могли посчитать его праздным бездельником, но его скорее можно было назвать "энергосберегающим". Пусть большинство времени он проводил лёжа на диване или сидя с книгой в мягком кресле, но в случае необходимости Поттс обретал завидную мобильность, и даже Стивен не всегда поспевал за Перри, если тот спешил. Сам доктор объяснял это умением грамотно распределять усилия, а также тем, что он никогда не пренебрегает возможностью отдохнуть.

Помня об этом правиле, в первый месяц осени, когда жара немного спала, а школьники отправились за парты, Стивен принялся собирать чемоданы. Им предстояло загрузиться в Абсент и отправиться на курорт в тихий пансион, затерявшийся среди скал западного побережья. Доктор Перри гостил там из года в год, и за то время, пока Стивен служил у него, Поттс ни разу не нарушил своего распорядка.

Небольшой уютный особняк, в котором Перри проводил свой досуг, находился далеко от крупных городов, портов или оживленных трасс и не пользовался особой популярностью среди туристов. Во всяком случае, приезжая в "Колыбельную", Стивен ни разу не встречал там других постояльцев, только хозяйку, мадам Гиацинту, которая приветствовала гостей с неизменным радушием, провожая в привычные комнаты. Доктора Перри — в большие апартаменты с видом на море, а Серпента, — дальше по коридору, в небольшой номер, из окна которого хорошо видны были прибрежные скалы.

Мадам Гиацинта была приятной дамой неопределенного возраста, которой могло быть как тридцать, так и пятьдесят. Стивену казалось, что она вообще не меняется, из года в год встречая их на крыльце с прической-ракушкой, кружевной шалью на плечах и в зелёном платье давно устаревшего кроя. Скромная гостеприимная хозяйка, очевидно, очень хорошо знала доктора Перри, и он отвечал ей взаимной приязнью.

— Веришь ли, Стивен, у мадам Гиацинты лучшие бисквиты по эту сторону залива, — восклицал Поттс, склоняясь в поцелуе над рукой хозяйки. Серпент, заносящий следом за ним чемоданы, согласно кивал и здоровался, вспоминая, что в прошлом году его начальник точно так же хвалил печенье мадам, а ещё за год до того — имбирные пряники. Но сам Стивен ни разу за эти годы не видел мадам Гиацинту у плиты — на кухне всегда мелькала неприметная серая повариха, поэтому сказать что-то о выпечке, удостоенной таких похвал, секретарю было нечего.

Разобрав вещи свои и доктора, Стивен привычно спустился вниз, зная, что Поттс обязательно отправится на прогулку "нагуливать аппетит перед ужином". И действительно, Перри уже ожидал помощника, нетерпеливо помахивая тросточкой. Синий костюм доктора украшала серебряная роза в лацкане, и сам он выглядел весьма воодушевлённым.

— Стивен! Я бы сказал, что тебя только за смертью посылать, но это не будет правдой, ты её не найдешь, и даже если встретишь, — разминешься. Все приходится делать самому!

— Даже ходить за смертью, — покорно согласился Серпент. Он давно привык к подобным странным высказываниям патрона, и в данный момент его больше волновала вот эта оживлённость, которая означала, что доктор Поттс опять что-то задумал.

Тем временем, Перри уже распахнул дверь и сбегал вниз по ступенькам, направляясь к кромке прибоя. Худой, невысокий, в блестящих лаковых туфлях, в цилиндре и в очках, Перри казался жизнерадостным, но вот тень, преследующая его по гальке, показалась Стивену массивной, двойной, изломанной, с большим количеством то ли лап, то ли щупалец. Серпент моргнул, пригляделся, но тень доктора была в порядке. Наверняка обман зрения после долгой езды за рулём.

Сам доктор, похоже, ничего не заметил. Он энергично шагал по берегу в сторону скопления скал, держась близко к воде, но не позволяя пене касаться обуви. Под ногами с тихим шорохом перекатывались окатыши гальки, а Стивен, шагая следом, в который раз гадал, что за породы образовали эту гряду — скалы сочетали в себе разные оттенки красного и черного, напоминая слоистый торт, цвета на котором варьировались от кроваво-багряного и рубиново-алого до графитно-черного. Галька также была соответствующего цвета, и Серпент по пути пинал серые, красные и черные камешки.

Догнав Перри, он осмелился спросить:

— Сэр, вы каждый год приезжаете сюда, неужели здесь такой хороший климат?

— Не совсем, Стивен, — ухмыльнулся Перри, не отрываясь глядя на море. — Дело ещё в том, что здесь поблизости обитает мой старый друг. Он сейчас спит, но его лучше не будить, иначе всем будет плохо.

Серпент знал доктора Перри больше десяти лет, он поступил в услужение к чародею, будучи совсем молодым человеком, но до сих пор терялся, не до конца понимая, когда доктор шутит, и шутит ли он вообще. Вот и сейчас он только кивнул, хотя и знал, что Поттс не ждёт его реакции, продолжая легкомысленно прыгать по обломкам скал, выступающим из волн прибоя.

Доктор замер на валуне, вытянул из внутреннего кармана подзорную трубу, разложил и долго смотрел куда-то вдаль, поочерёдно прижмуривая то один, то другой глаз. После, спрятав трубу, он выбрался на берег, умудрившись сохранить пижонские туфли сухими, где занялся возведением крепости из разноцветных голышей. Строение, не скреплённое раствором, рассыпалось, но Перри нисколько не расстраивался, принимаясь строить заново и подыскивая для кусочков гальки идеальный баланс.

Стивен, расстелив платок на берегу, уселся дожидаться шефа. Погрузившись в бессмысленное занятие, доктор мог не отрываться от него часами.

Вечерело, солнце уже приближалось к краю горизонта, и пейзаж становился воистину сказочным.

— Доктор Перри, вы же не будете колдовать? — тихо поинтересовался Серпент, опасаясь, что очень скоро их тихий отдых снова будет нарушен нашествием саранчи, поющей оперные арии, или каменных черепах, выложенных жёлтой плиточкой.

Перри сделал вид, что не расслышал вопроса, с удвоенным вниманием принимаясь шуршать черно-красной галькой. Стивен вздохнул. У его патрона было положительное качество — он никогда не лгал своему секретарю. Если он не желал отвечать, просто отмалчивался. Как в этом случае, когда доктор Перри, легкомысленно пообещав "не колдовать" мог по чистой случайности нарушить свое слово. То есть, солгать. А этого, как уже говорилось, волшебник старался избегать.

— Тогда пусть это будет хотя бы что-то безвредное, — пробурчал Стивен, на что Поттс ответил двойной порцией игнорирования, да ещё принялся насвистывать, категорически избегая ответа.

Когда солнце скрылось за горизонтом, а с моря потянуло холодом, Перри поднялся, отряхнул колени и ладони и подбодрил помощника:

— Не будь таким поникшим, скоро ужин. Гарантирую, после тёплого супа и мясного рулета с тушеными овощами жизнь сразу покажется на порядок более терпимой. Для этого даже волшебства не надо, только хороший аппетит!

Лукаво прижмурившись, он изобразил тросточкой "колесо", разбрасывая в разные стороны искорки, и бодро зашагал в сторону поместья, которое с такого расстояния выглядело игрушечным сказочным домиком, населённым феями и гномиками. Стивену не оставалось ничего другого, как последовать за ним. В том, что касалось ужина, доктор был прав — им давно следовало перекусить.

Несколько дней прошли в тихой гармонии, доктор читал на веранде, прогуливался и уделял много внимания осенним яблокам, которые в больших количествах приносила из сада мадам Гиацинта. Стивен, за неимением особых дел, копался в гараже, перебирая и смазывая заслуживающие уважения механизмы Абсент. Старушка под капотом была тем ещё гомункулом, некоторые трубки и соединения в ней явно были самодельными, отлитыми из меди, и Серпенту хотелось познакомиться с мастером, который чинил машину до него.

Ночью с субботы на воскресенье Стивен проснулся от неприятного предчувствия. Возможно, за годы службы он стал более восприимчив к ворожбе Перри, и теперь ощущал неприятности нюхом. Часы показывали половину четвертого утра, уже занимался рассвет, и, выглянув в коридор, он смог заметить край синего халата доктора, мелькнувший за поворотом к лестнице. Торопливо снимая колпак и натягивая кое-как форму, Серпент поспешил следом.

Как и упоминалось, доктор Поттс при желании мог быть очень шустрым, и, оказавшись на крыльце, Стивен припустил со всех ног, стараясь догнать темнеющую вдалеке фигурку. Неизвестно, чего хотел добиться Перри, отправляясь в одиночку на прогулку в такую рань, но секретарь жил с уверенностью, что должен везде его сопровождать и поддерживать в любом начинании. Даже дурацком.

Запыхавшись, он успел добежать до начальника, когда тот заканчивал бормотать, размахивая тростью. Синие ленты чар трепетали в воздухе, поднимались выше, растягивались до самого горизонта, напоминая туманное марево. Отвечая на призыв, море взбурлило, зашипело, заволновалось, на дне заметно ворочались какие-то темные силуэты, и вскоре на поверхность взметнулся прогнивший остов затонувшего корабля, с которого с шумом лилась вода. Из теней выскальзывали другие полупрозрачные суда — галеры, драккары, белопарусные бриги и лёгкие фелуки. После морской парад дополнили подводные корабли, напоминающие бочонки и громадные стальные суда, заслоняющие собой само солнце.

— Что это? Это же не опасно…

— Всего лишь миражи, Стивен. Те, что были здесь когда-то… Те, что будут и те, что остались навсегда лежать у этих берегов. Им же тоже нужно проветриться, ты так не думаешь?

Серпент с трудом удержался от дрожи, наблюдая, как со дна всплывают новые корабельные обломки, соседствуя с полупрозрачными видениями, сотканными из солнца и тумана. Стальные монстры шли бок о бок с мелкими и юркими лодчонками рыбаков, а на мачтах можно было рассмотреть флаги стран, которых уже нет… или которых ещё нет.

Призрачная регата продлилась недолго, как только полностью рассвело, а светило надёжно угнездилось на небе, павшие корабли с печальным вздохом ушли обратно под воду, а их эфемерные собратья растаяли, не оставляя после себя и следа.

— Это как-то… жутковато, — признался Серпент, украдкой потирая ладони, но доктор не выглядел опечаленным, наоборот, улыбнулся с большим воодушевлением.

— Ты не туда смотришь, Стивен! Ты видел смерть, тех, кто ушел и не вернулся. А я смотрел вперед, на то, что будет. Вот на этих исполинов, о которых пока и мечтать нельзя. И это значит, у мира ещё есть будущее!

Напоследок похлопав секретаря по плечу, Перри медленно направился обратно, — он старался не пропускать завтраки, точно так же, как обеды и ужины. А Серпент задумчиво рассматривал горизонт. Перри был прав, эти незнакомые корабли, отголоски будущего, вселяли надежду. И он изо всех сил старался не думать о том времени, когда в призрачной регате больше не появится ничего нового.

Наступил декабрь, снег надёжно укутал палисадники, деревья и улочки, укрыл одеялом хрупкие стебельки цветов и любопытные корешки, украсил богатыми пушистыми шапками кроны лип и дубов, притаился на карнизах и крышах, изредка слетая и дурашливо кидаясь в лицо прохожим.

В доме доктора Перри было тепло — в гостиной горел камин, и в каждой комнате исходили теплом массивные чугунные батареи, украшенные коваными цветами, листьями и насекомыми. Поттс был первым в городе, кто оценил и обустроил у себя отопление, но, возможно, дело было не в погоне за прогрессом, а в том, что он не любил холод. По утрам Серпент чистил в подвале большую печь, разжигал и оставлял в огне крупные куски угля, но зато после этого, пока топливо не прогорало, целый день не приходилось тревожиться о том, что озябнут пальцы рук и ног.

Приближались дни празднования смены года, и Стивен по традиции украшал полки ветками вечнозелёных кустарников, гроздьями красных ягод, соломенными венками, стеклянными шарами с искусственным снегом, разноцветными красно-сине-голубыми лентами. Однако сам Перри в преддверии торжеств наоборот становился вялым и угнетённым, он старался не выходить на улицу, встречаться с людьми, и чаще просил закрывать поплотнее темные шторы.

Наблюдая, как его босс хандрит и куксится, Стивен не мог отделаться от тревоги, и, набравшись смелости, решил поговорить с Перри. Ведь не может такого быть, чтобы его начальник, известный всему городу добрый волшебник, не любил праздники!

Не зная, как начать разговор, Серпент приготовил чай и бутерброды с огурцами и яйцами, и прокрался в гостиную к Поттсу, прикрываясь подносом.

— Стивен! — доктор, слегка прищурившись из-за царящего в комнате полумрака, с любопытством посмотрел на помощника. — Неужели мои опыты с телепатией и передачей мыслей на расстоянии увенчались успехом? Я пока не хотел чаю, но, вероятно, скоро захочу, и ты расслышал мою просьбу с кухни?

— Нет, — вынужден был разочаровать его Серпент. — Просто показалось, что вы в последнее время чем-то расстроены. Сэр, скоро Ещёгодник, а у вас ни капли праздничного настроения…

— А… Да. Скажи мне, друг мой, что значит Ещёгодник? — отворачиваясь к огню, поинтересовался доктор.

— Смена года. Один ушёл, ещё один наступил… — Осторожно ответил Серпент, присаживаясь в соседнее кресло. Если Поттс не посоветовал ему удалиться, значит, готов поговорить. Доктор поощряюще кивнул, ожидая продолжения, но при этом не отрывал взгляда от языков пламени, танцующих на обугленных поленьях. Секретарь быстро осмотревшись, зацепился за украшения:

— Зелёные ветви приносят в дом как напоминание о вечности, что бы ни происходило, время продолжит течь, даже когда нас здесь не будет. Красные ягоды — души близких и знакомых, которые ушли в этот год… Они так же скоро высохнут и рассыплются прахом, как бренные тела. Трёхцветные ленты символизируют сочетание тела, памяти и духа, соответственно, красный, синий и голубой цвета…

— Ты прав, Стивен, во всем прав, — согласился доктор. — Все очень радуются тому, что пережили ещё один год, не присоединились к россыпи ягод в венках…

— Так давайте и мы устроим праздник, если хотите, пригласим мадам Гиацинту. Может, она согласится приехать, привезёт вам то имбирное печенье, которое вам нравится? — Серпент приподнялся с кресла, готовый тут же идти и писать пригласительное письмо. Но Перри резко махнул рукой:

— Нет. Мадам Гиацинта не покидает "Колыбельную". Да и не стоит наводнять дом лишними людьми…

— Но сэр, Ещёгодник — семейный праздник, который принято проводить с близкими людьми.

— Да? Ну, так и езжай к семье, — немного обидчиво предложил Поттс, на что Стивен пожал плечами:

— Прошу прощения, сэр, я сирота, вы же знаете.

— Знаю, — размеренно кивнул доктор, снова успокаиваясь и уделяя всё внимание камину.

— Но что насчет вас? Может быть, у вас есть какие-нибудь дальние родственники? Или старые друзья?

Разумеется, Серпент знал, что Перри одинок, в конце концов, он сам подписывал поздравительные открытки, и знал, что доктор из вежливости поздравляет мэра, местного врача и начальника полиции, — тех людей, с которыми ему чаще всего приходится сталкиваться из-за последствий своих чудес. Но ведь даже у самых неприкаянных душ имеются двоюродные и троюродные племянники, дальние одинокие сестры, древние тётушки, впавшие в маразм и благоухающие душистым горошком. И казалось правильным найти такого человека, помочь восстановить семью — особенно для Поттса, который никогда не отказывал никому в помощи, а в карманах хранил для детишек мятные леденцы. Серпент мог представить, как порадуется доктор встрече с родными, сможет хоть ненадолго распрощаться со своим одиночеством.

Перри внезапно тихо рассмеялся, после, наклонившись, дружелюбно похлопал Стивена по плечу:

— Не переживайте, друг мой. Мне вполне достаточно вашего общества. Не стоит искать родственные связи или старых друзей. Я предпочитаю не заводить отношений, они всегда заканчиваются. Зачем мне приближать к себе людей, которые так быстро умирают…

Стивен, помедлив, нерешительно кивнул, понимая, что это не просьба, а приказ, и дальнейшие расспросы будут лишними. Доктор достиг предела откровенности и больше ничего не скажет, придется довольствоваться этим. Поэтому Серпент забрал поднос и вернулся в кухню, где задумчиво уставился на тикающие часы на стене. Латунная шишечка-грузило, свисающая на цепочке под ходиками, загадочно поблескивала в свете ламп, а Стивен продолжал размышлять.

Несмотря на то, что он работал у доктора долгие годы, ранее он старался не спрашивать лишнего, не касаться тем, которые могли быть неудобными. Теперь же, получая крохи информации, понимал ещё меньше. Эта изолированность доктора Поттса была его личным желанием, и, судя по словам Перри, раньше были люди, с которыми он дружил? И после они куда-то делись? Но куда? Кто они? Когда это происходило? Прошлое доктора было загадкой за множеством замков, Стивен даже не знал, сколько Поттсу лет, и доктор явно не желал об этом распространяться. Теперь же под эту печать запрета попало и упоминание родственных уз.

Зазвонил телефон. Подняв трубку, Стивен услышал спокойный голос патрона:

— Ты слишком громко думаешь, мой друг. Прекращай это.

— Прекратить… э-э-э… думать?

— Прекратить думать о чепухе. Ладно, если так желаешь праздника, будь по-твоему. Напеки печенья. Будем весь вечер есть свежую выпечку, пить молоко и слушать пластинки.

— Слушаюсь, сэр, — ответил помощник, стараясь не коситься по сторонам. Похоже, опыты Поттса с телепатией оказались более успешными, чем можно было предполагать.

Замешивая тесто, Серпент старательно крутил в голове праздничные мелодии, желая этим подбодрить доктора. И вечером, сидя в кресле и запивая молоком шоколадное печенье, лимонные кексы и имбирные пряники, наблюдая, как Перри доброжелательно жмурится, поблескивая стеклами очков, понимал, что для настоящего праздника достаточно и этого. Ведь дело не в количестве гостей, а в том, насколько людям тепло, комфортно и уютно в обществе, их окружающем. Даже если всё "общество" это одинокий волшебник и его верный слуга.

Часы на каминной полке мерно били, отсчитывая удары. Стивен нерешительно улыбнулся и залпом допил молоко — они пережили ещё один год.

Утренняя рутина доктора Перри очень редко начиналась с утра, обычно он предпочитал дремать до полудня, если только его не обуревала очередная идея — тогда уж он мог вскочить с первыми лучами солнца, мечтая причинять добро всем, кто не успеет увернуться.

Но не в этот день — стрелки часов на кухне уже коснулись половины первого, за окнами уже давно прокричали первые петухи, молочник, продавец газет, трубочист, плотник и полицейский, который разнимал шумную свару плотника и трубочиста. Стивен успел погладить простыни, приготовить завтрак, второй завтрак и обед, почистить обувь, пуговицы и серебряную посуду, покормить птиц и укрыть от поздних заморозков пару розовых кустов, а Поттс все не давал о себе знать, — то ли спал, то ли ленился браться за колокольчик (его же придется трясти, прикладывая усилия, и в некоторых случаях Перри не готов был идти на подобные жертвы).

Скрывая обеспокоенность, Серпент прошел по длинному коридору к двери спальни доктора и постучал.

— Сэр, доброе утро, разрешите войти?

В ответ раздался какой-то писк, будто мышь застряла между листов газеты. Посчитав, что это нельзя считать полноценным ответом, Стивен постучал снова. Теперь писк раздался отчётливее, как если бы мышь, вырвавшись из плена газетных страниц, свалилась в широкий медный таз для варки малинового джема.

Стучать в третий раз не хотелось, и Серпент нажал на ручку, осторожно заглядывая в комнату доктора. В лицо пахнуло теплом, полумрак бархатных портьер крал и прятал где-то в складках звуки, зато более насыщенным стал аромат старых книг, кофе и лилий, букет которых украшал прикроватную тумбочку. Так же, как и в кабинете, в спальне Поттса, помимо кровати, имелся удобный низкий диван, кресло и стол для утренних чаепитий. Или полуденного кофе. Или вечерних перерывов на компот из свежих или сухих фруктов. Или ночных угощений какао. Доктор был уверен, что для каждого времени суток имеется свой идеальный напиток. Накануне ночью, отправляясь спать, Стивен принес доктору широкую чашку какао с зефирками, и теперь планировал забрать посуду и помочь волшебнику побриться. Но, не дойдя пары шагов до стола, Серпент замер, различив на скатерти движение.

Крошечный Перри размером с палец, усевшись на край чашки, болтал ногами, опасно балансируя над озером остывшего какао. Напиток, подернувшись пленкой, напоминал шоколадный колодец, и это развлекало доктора, вызывая приступы неконтролируемого хохота.

Его смех был тем самым писком, но теперь, даже не напрягая слух, можно было различить и слова.

— Молочные реки, кисельный берега, болота из какао и крем-брюле. Пряничные домики, зефирные мостики... Глянь, Стивен, какая прелесть. — Поттс неопределенно взмахнул рукой, а после выдал экспромт: — Пыль-ваниль, корни корицы, схватят, опутают, не отдалиться. Сахар-песок, карамели осколки, камни-шербет, леденцовые волки. Пряники хищные с жадным влечением зубы ощерят ухмылкой-печеньем. Клюквы кровавой на блюде куртины — бисквиты разломаны на половины.

— Сэр, скажите мне, что это не заклинание, — смиренно попросил секретарь.

— Нет… наверное… может быть? — развел руками Перри, едва не плюхаясь при этом в бассейн с какао.

— Если разрешите спросить, но почему вы крохотный, сэр?

— По чистой случайности! Утром мне захотелось пить, но воды не было, не стану же я пить из аквариума… Нет, могу, конечно, но зачем? На дне чашки оставалось немного какао. И оставалось два варианта — звать тебя и просить больше какао, или самому стать меньше.

Стивен вздохнул. Как и предполагалось, его патрон ленился звонить, зато у него хватило энергии начаровать себе уменьшение. Конечно, это не лишено логики, теперь ему явно хватало какао, чтобы напиться, но доктор столкнулся с другой проблемой — риском в этой самой чашке утопиться.

— Разрешите предложить вам… ладонь? — немного неуверенно протянул руку Серпент. — Я отнесу вас в столовую…

В голове бродили мысли, что в буфете вряд ли найдется посуда подходящего размера. Не будет ли слишком невежливым налить Поттсу супа в напёрсток?

Доктор охотно соскочил на ладонь помощника и уселся по-турецки, придерживаясь за палец. Стивен вышел в коридор, стараясь сохранять спокойствие. Он видел и не такое, нечего волноваться, скоро волшебник вернётся к прежнему виду… наверное.

— Не переживай, быть маленьким мне скоро надоест, — успокаивающе пропищал Перри. — Оказывается, это так утомительно — путь от края стола до чашки занял ужасно много времени. А представляешь, как долго мне придется перед сном кочевать от подушки к одеялу и обратно!

— Сэр, это может быть опасно, — мягко укорил Серпент. — Я читал про путешественника, который попал к одноглазому великану…

— И его съели? — с энтузиазмом уточнил Поттс.

— Нет, он смог хитростью спастись. И была другая история, там мальчик и девочка уменьшились до размера рисового зёрнышка…

— И на них наступили?

— Нет, им тоже повезло, хотя и пришлось долго путешествовать по травяным зарослям…

— Вот видишь, с кучей людей в такой ситуации ничего не случилось, так с чего мне тревожиться? — легкомысленно отмахнулся Перри, скатываясь с ладони на обеденный стол, как с горки.

Серпент снова вздохнул, возвращаясь мыслями к столовым приборам. Из скрепки можно сделать вилку. Или предложить доктору две зубочистки на манер палочек? Обернувшись к буфету, Стивен моргнул, а после потер глаза. Мебель стояла на своих местах, но выглядела как-то странно. Боком подобравшись к шкафу, секретарь склонился над полкой и принюхался. Древесина стала светлее и отчётливо пахла ванилью. Тронув поверхность кончиком пальца, Серпент убедился — это был ванильный сухарик с изюмом. Стекла в дверцах помутнели, и он мог поклясться, что это карамель. Осторожно вернувшись к столу и заглянув под скатерть, Стивен рассмотрел такое же хлебобулочное изделие.

— Сэр, похоже, это было заклинание, — обречённо сообщил он. — Наша мебель из сдобы.

— Правда? Как интересно, — воодушевленно воскликнул Перри, откусывая кусок от салфетки. — Да, ты прав, тонкий лист яблочной пастилы вместо ткани.

Стивен торопливо подхватил доктора и поспешил к выходу. Стены и доски пола выглядели надёжными и пока держали крепко, но неизвестно, когда они превратятся в вафли. Выскочив на крыльцо, секретарь отбежал на газон, и только там обернулся. Глазам его открылось удивительное зрелище — уютный особняк Перри преобразился, превратившись в пряничный домик. Сахарная глазурь обильно устилала подоконники, карамельные сосульки нацелились в землю золотыми стрелами, от стен исходило сильное пряное благоухание имбиря и специй. Леденцовые камешки и песок из сахарного песка блестели под лучами полуденного солнышка.

Конечно, такие изменения не прошли незамеченными: трава в саду слегка шевелилась от спинок маленьких мышек. Птицы уже вовсю лакомились черепицей и оконными карнизами. Из-под крыльца выбралась пожилая крыса, начиная подгрызать перила, а муравьи стройными колоннами шли на штурм гравийной дорожки, ставшей россыпью монпасье. Траву и деревья чары пощадили, как и машину, но даже гараж теперь был сложен из глыб сухого шербета с арахисом.

Из-за забора показались любопытные детские личики — соседские ребятишки первыми заметили превращение и теперь не могли оторвать от пряничного дома сияющих глаз.

— Похоже, мы остались без крыши над головой, дом скоро съедят дети и птицы, — печально предположил Серпент. Дома было жаль, он к нему привязался.

— Этого нельзя допустить, — запротестовал Перри. — Птицы разжиреют и не смогут летать!

— И у детей заболят зубки и животики, — обеспокоенно кивнул Стивен.

— Поставь меня куда-нибудь повыше, я попробую отменить чары, — с нотками разочарования в голосе приказал доктор. Похоже, ему новый облик дома пришелся по душе, и менять ароматное тесто на скучный бетон не хотелось.

— Вас не съест сова? — обеспокоился Стивен, оглядываясь на всё прибывающее животное царство в саду.

— Я сам её съем, — пообещал доктор, усаживаясь поудобнее на ветку яблони и прикрывая глаза. Накладывать заклинания ему всегда удавалось легко и непринуждённо, но вот снять последствия получалось не всегда.

Стивен торопливо прошагал к крыльцу, отломил одну из балясин и разделил душистое имбирное полено между детьми, вручая каждому из зрителей щедрый кусок лакомства.

— Не забудьте поделиться с семьей, — напомнил он, раздавая угощение.

После он вернулся к яблоне, зорко оберегая своего маленького начальника от возможных опасностей.

В саду царил праздник жизни, щебетание и чириканье птиц наполняло воздух гомоном, на ботинок Стивену заскочила полёвка, а воробьи с веселым задором устроили потасовку за очередной обломок пряничной доски. Своим волшебством Перри устроил неожиданный праздник для всей округи, и Серпент только добродушно улыбнулся, наслаждаясь царящим вокруг переполохом.

В тот же вечер, устраиваясь ужинать за привычным уже скучным деревянным столом (разве что слегка погрызенным), Поттс лукаво ухмыльнулся и выставил перед собой громадную чашку, вместимостью никак не меньше ведра:

— Из всего этого приключения я вынес кое-что — для какао нужно выбирать посуду побольше. Вдруг мне снова захочется пить…

— Или искупаться, — согласился Стивен, удаляясь на кухню и размышляя, сколько молока и сахара понадобится ему теперь, чтобы готовить какао в десятилитровой кастрюле.

В тот теплый весенний день ничто не предвещало неприятностей. Доктор, устроившись в шезлонге среди цветущих вишен, изучал небо, "гадал по полету птиц", как пояснил он Стивену, хотя помощник знал — так он маскирует свое нежелание двигаться с места.

Перестеленная черепица мягко поблескивала и перила крыльца янтарно переливались медовыми оттенками свежего лака. Сам Стивен, вооружившись метлой, разгонял с дороги опадающие лепестки, пока на их место тихо планировали следующие. Он тоже не хотел этого признавать, но процесс завораживал: лёгкие белые цветки, взмывая вверх, кружились, втягивая в свой балет и Стивена. Перри, краем глаза наблюдая за танцами своего помощника с метлой, никак это не комментировал, и во дворе царила гармония.

Пока их покой не был нарушен мерзким скрипом калитки. Входные двери в доме Поттса обладали своим характером и по-разному встречали гостей. Они могли приветливо позвякивать, мелодично гудеть, игриво посвистывать, или же вздыхать протяжно, не желая отворяться. Когда входил Стивен, калитки ограды и двери дома мурлыкали, как коты, а перед доктором все двери отворялись совершенно бесшумно, послушно следуя за его рукой. Теперь же створка отчаянно недовольно скрипела. Резкий, мерзкий звук сопровождался покашливанием, будто визитер сражался с упрямой калиткой, но твердо намерен был попасть внутрь.

Прислушиваясь к отчаянному протестующему скрежетанию, Стивен осмелился поинтересоваться:

— Может, мне стоит помочь?

— Кому? Калитке? — добродушно уточнил доктор, протирая платочком очки. — Думаю, не стоит, она отлично справляется сама. А если наш гость новичок в дверях, ему стоит только посочувствовать.

Тем временем визитер, протиснувшись в узкую щель, уже поправил форменный пиджак и шагал к дому, уверенно печатая шаг по светлой брусчатке. Посетивший их мужчина был высок и ухожен, наряжен в хороший темный костюм с длинным пиджаком, имел под мышкой официального вида папочку, а на груди — сияющую, совсем новенькую шестиконечную звезду. Образ дополняла аккуратная шляпа и ухоженные, начищенные до блеска лаковые штиблеты.

Подойдя к Перри, он снисходительно глянул на волшебника сверху вниз, пытаясь держаться высокомерно-элегантно. Склонив голову, он аккуратно подкрутил усики, такие же послушные, как и виски, — ни единому волоску не позволено покинуть свой пост, — и представился:

— Если я не ошибаюсь, вы доктор Перри Поттс. Меня зовут Освальд Осгуд. Я новый начальник полиции этого города.

— Правда? А что случилось со старым? — с неподдельным интересом поинтересовался Перри, не делая, однако, попытки подняться с места.

Полицейский, не дождавшись разрешения присесть, слегка поджал губы, но ответил:

— Ушел по собственному желанию. Хотя его заявление выглядело несколько… сомнительно. Шеф Мейсон просился на пенсию, судя по его формулировке… — Вытянув из папки потрёпанный лист желтоватой бумаги, он процитировал: — "В связи с усталостью от всяких странностей и из-за того, что постоянно подвергаюсь нападениям со стороны фруктов, овощей и садового инвентаря". Что бы это ни значило. В любом случае, в Метрополии решили удовлетворить просьбу и прислали меня на его место.

— Нападение садового инвентаря… похоже, восстание граблей стало последней каплей, переполнившей чашу терпения, — с грустью предположил доктор.

— Или груши-осы, те, полосатые, которые летали в августе. Благо, тогда никого не покусали, но перепугались знатно. Полосатые жужжащие летающие груши кого угодно испугают, — пожал плечами Стивен, опираясь на метлу.

— Но мне стало жаль груши, они лежали такие беззащитные, спелые, а осы их беспардонно грызли!

— Поэтому вы пожелали, чтобы груши смогли ударить в ответ.

Осгуд внимательно прислушивался к спору, а после скучающе предположил:

— Летающие груши — звучит весьма сомнительно. Мне трудно представить, чтобы это было… правдой, а не какими-то фокусами.

— Но доктор Поттс — волшебник! — возмутился обиженный за патрона Серпент.

— Плохой волшебник, — тут же поправил Перри.

— Я бы посоветовал вам воздержаться от своих фантасмагорий, иначе буду вынужден арестовать вас, как мошенника, — предупредил полицейский, и, сохраняя предельно официальный вид, величественно удалился. Хотя его уход был испорчен очередным сражением со скрипучей калиткой.

— А ведь я подозревал неприятности, стрижи летают уж как-то совсем странно, — кивнул Перри и, перевернувшись на бок, безмятежно задремал. Стивен, отставив метлу, принес шефу плед, но исподволь покосился на небо. Быстрокрылые птицы, расчерчивая в стремительном полёте облака, на мгновение выстроились в узнаваемую фигуру — череп с костями, тут же разлетевшись врассыпную. В принципе, это не было самым странным из того, что видел верный помощник Перри, поэтому он вернул метлу в чулан и отправился готовить на полдник свежие сконы и тушеные овощи с ложечкой мёда.

Нарезая картошку и вымешивая тугое пресное тесто, Стивен не мог отделаться от чувства сожаления — шеф Мейсон, пожилой начальник полиции, не был плохим человеком. Он хорошо знал привычки доктора и умудрялся достаточно оперативно на них реагировать — возвращать потерянные вещи, снимать с деревьев и крыш людей и животных, вовремя вызывать пожарных. Новый служитель закона с первой минуты проявил свой скептицизм, и Серпент не был уверен, какая реакция может последовать после очередного непредумышленного чуда. Чуткий нюх секретаря прекрасно распознавал не только готовность выпечки в духовке, но и грядущие неприятности, хотя и нельзя было сказать точно, кому они грозят.

Доктор Перри скучал. Вот уже неделю он не заставлял танцевать серебряные ложечки, божьи коровки сохраняли свой привычный цвет, не напоминая летающие мерцающие гирлянды, а фрукты в саду, благоухая и поблескивая россыпью росинок, вели себя крайне добропорядочно и не покидали плодоножек. Желая немного расшевелить шефа, Стивен подкладывал ему на стол свежие газеты и журналы, книги, рекомендованные дамами из местного читательского клуба, иллюстрированные альбомы и энциклопедии.

Но даже солидный толстый том "Космических явлений и тел", полный красочных изображений созвездий, не вызвал у доктора привычного воодушевления. А ведь раньше, рассматривая страницы, он бормотал свои нескладушки-заклинания, и комнаты неузнаваемо преображались, погружая дом в полумрак и наполняя многоцветием. Поправляя очки, Перри лихорадочно поблескивал глазами, выводил узоры кончиком трости и шептал:

— Космос-холод-пустота, неземная красота, сотни, тысячи парсек — не явился человек. Ни корабль, ни маяк, только чистый, вольный мрак. Ветры рвут тела комет, всё залил холодный свет. Всё мертво, в нём жизни нет, только лёд, руда и свет.

Повинуясь заклинанию, в воздухе плыли призрачные протуберанцы звезд, мелькали хвосты комет, приветливо помаргивали спутники и распускались миллиардами блёсток целые галактики. Будто во всём доме под потолком расплескали несколько вёдер красок разных цветов, распылили, смешали в хаотичном порядке, капнули сверху спиртом, присыпали золотой пудрой и подсветили, позволяя наслаждаться картинами из самых дальних уголков вселенной.

Стивен, принося доктору поднос с какао и гренками, иногда пригибался, чтобы пропустить мимо очередную планетку, сбившуюся со своей орбиты, но не жаловался. Разобравшись с делами, он укладывался на ковер в гостиной или библиотеке и подолгу любовался пульсарами и квазарами, завороженно наблюдал, как шальные метеориты врезаются в планетоиды, рассыпаясь ледяными осколками, черные дыры плывут в пространстве, поглощая всё вокруг себя или ярко вспыхивают, рождаясь, сверхновые. Это было красивым, величественным волшебством, и Серпент искренне жалел, когда оно рассеивалось.

— Разве вы не можете устроить подобное на улице, чтобы могли полюбоваться жители города? — однажды спросил он Поттса, но тот лишь усмехнулся:

— Могу, но зачем? Им достаточно выйти ночью во двор и полюбоваться на эту красоту вживую. Вон оно — ночное небо. Но если их не интересует уже существующее, зачем предлагать заменитель?

И Стивен, признавая правоту доктора, замолчал, но после всегда с трепетом ждал момента, когда Перри встанет на стремянку, достанет с верхней полки "Космические явления" и ещё на полдня превратит их скромный дом в кусочек неба.

Теперь же книги оставались лежать на столе, позабытые и печальные, пыль беспорядочно клубилась в столбах света, падающих из окон и даже часы тикали с замедлением, неохотно и меланхолично, соответствуя настроению своего хозяина.

— Сэр, возможно, мне стоит завести Абсент и мы отправимся на прогулку? Погода очень тёплая, прогноз не предвещал дождя, и мы можем взять с собой бутерброды…

— И кисель, — задумчиво добавил доктор, продолжая посасывать потухшую трубку. После глянул на Стивена и добродушно улыбнулся:

— Ты прав, лёгкая прогулка, бутерброды с сыром и горячий ягодный кисель будут очень кстати. Прекрасная идея!

Он с живостью вскочил с кресла, отправляясь в комнату, чтобы переодеться, а слегка повеселевший Серпент метнулся на кухню готовить корзину для пикника. Его сопровождало тиканье оживших часов, легкий перезвон воздушных колокольчиков — поющего ветра и мелодичные скрипы половиц, которые сладко пели, радуясь вместе с людьми.

Уже через полчаса зеленая почтенная Абсент, пофыркивая, выруливала за ворота, временами испуская густые клубы дыма из выхлопной трубы. Ввиду хорошей погоды, крыша автомобиля была опущена и Перри довольно щурился за очками на слепящее солнце, а Стивен внимательно следил за дорогой из-под козырька своей водительской фуражки.

— Куда желаете отправиться, сэр? — поинтересовался Серпент, раздумывая над маршрутом спонтанной поездки. Перри задумчиво почесал нос ручкой тросточки, после вынул из кармана маленький глобус, крутанул его, зажмурился и беспорядочно ткнул пальцем, с огромным интересом рассматривая предполагаемое место назначения.

— Горы Хель, — предложил он помощнику, но тот лишь пожал плечами:

— У нас не хватит бензина, сэр. До горной гряды Хель порядка пятнадцати тысяч миль, нас отделяет от неё море и с десяток крупных рек.

— Очень жаль, а ведь так хотелось выпить киселя, любуясь горными пиками и снежными шапками… — Доктор вздохнул, проказливо покосился на Серпента и снова принялся бормотать: — Долгий путь сложить в карман, милю в милю пополам. Море перелить в стакан, жар пустынь стрясти в карман. Три — четыре — восемнадцать, пять — тринадцать — сто двенадцать, реки нарезают кругом, горы склонятся над лугом. Лес сменили склоны скал, тучи скрыли гряд оскал.

Внезапно дорога вильнула в сторону, Стивен вцепился в руль, Абсент тряхнуло и они весьма бойко и тряско поскакали по каменистой насыпи. Лесок, окружающий город, расступился, и вместо ожидаемых и хорошо знакомых цветущих лугов Серпент увидел каменистые отвалы, которые ползли вверх, поднимаясь всё выше. Им пришлось ехать юзом, придерживаясь едва заметной тропки, и Перри нажал на кнопку, поднимая крышу, по которой тут же зашуршали-забормотали мелкие гранитные камушки.

— Горы, сэр? Не слишком ли это обременительно? — дипломатично поинтересовался помощник, пока земля под колёсами продолжала дрожать, а образовавшиеся облака скоро покрывали склоны снежной крупой.

— Мы же ненадолго, — успокоил его волшебник. — Полюбуемся закатом, подышим свежим горным воздухом. Да и не будут они такими уж высокими, не выше полумили, разве такая мелочь может кому-то помешать…

Стивен вздохнул и поздравил себя с тем, что ему удалось сохранить хладнокровие и не пищать, как невинная дева, когда под колёсами вырастал очередной скальный зуб. В том, что касалось масштабов доставляемых им хлопот, доктор Перри иногда оказывался по-детски беспечным. Подвинуть реку, на время вырастить рядом с городом гору — такая мелочь, сущая ерунда, наверняка найдутся те, кому это понравится! И ведь действительно находились те, кому такие громоздкие, хулиганские чудеса приходились по душе. К примеру, тому же Серпенту.

Аккуратно поднимаясь всё выше по узкой горной дороге, петляя между камней, Стивен любовался разноцветными наслоениями горных пород, будто их раскалывали своими молотами исполины, а после заботливо шлифовали до блеска сказочные горные карлики. Серые скалы с белыми и розовыми прожилками, голубоватые и зеленые полоски пролегающих руд, напоминающие древние фрески, горные источники, которые, вырвавшись на поверхность, стремились вниз, искрились и рассыпали вокруг себя мириады мелких радуг.

Найдя достаточно широкую площадку с видом на закат, Серпент заглушил мотор, и Перри тут же выскочил из машины, подбегая к самому краю обрыва, застывая над ним и опасно балансируя над пропастью. Горы прекратили рост и почти успокоились, но со склонов продолжали сыпаться тонкие дорожки песка. Подхватив термос, верный помощник подобрался поближе к волшебнику, готовый в случае необходимости ловить его, но Перри оставался совершенно спокойным, жадно любуясь открывающимися перед ним видами.

Солнце медленно клонилось к горизонту, облака окрашивались в золотой, розовый и алый, крохотные домики, извилистые дороги, скопления деревьев и неровные лоскутки полей и садов напоминали одеяло, которое в свете закатного солнца играло красками, блестело и переливалось.

— Головокружительно прекрасно. Согласись, Стивен, это стоит того, чтобы жить!

И Серпент, ощущая бьющий в лицо ветер, снял фуражку, позволяя растрепать аккуратно уложенную прическу. Каким бы ни был сумасбродным доктор Перри, он действительно умел создавать вокруг себя ошеломительную, пусть и разрушительную красоту. А ещё он очень хорошо знал, ради чего стоило жить.

Возвращаясь с горной прогулки, доктор Поттс выглядел умиротворенным и спокойным, и Стивен тихо радовался за шефа — хандрящий Перри мог быть ужасен, а его капризы часто выходили окружающим боком. Но в этот день они до самых сумерек сидели на краю обрыва, качая ногами, жевали сандвичи с сыром и огурцами, отпивая из миниатюрных чашечек горячий густой сладкий кисель, терпкий, как поцелуи красавиц. На обратном пути, пока Абсент рыскала по дороге, выхватывая фарами клочки проходимой тропы, горы начали постепенно оседать, как тающий снеговик или опадающее на землю покрывало. Скалы скрывались под землей с тихим шуршанием, и автомобиль скользил вместе с ними всё ниже, мягко, словно машину несли на спинах полчища мурашек. Волшебник, отправляясь спать, тихо мурлыкал, и его помощник ощущал прилив энергии и сил.

А утром в почтовый ящик доктора Поттса забросили официального вида конверт с большим количеством марок, штемпелей и парой восковых печатей. С любопытством рассматривая корреспонденцию, Перри распечатал письмо серебряным ножиком и принялся читать. В процессе чтения его брови поднимались всё выше, выражая крайнее недоумение.

— Что-то произошло, сэр? — выставляя перед ним формочку с вареным всмятку яйцом, поинтересовался помощник.

— Послание от нашего нового шерифа Осгуда. Он вызывает меня в управление полиции и грозит штрафом за незаконную деформацию ландшафта, входящего в собственность города.

— Но гор уже нет, — растерялся Стивен, который, откровенно говоря, не ожидал подобного поворота.

— Наверное, именно поэтому мне грозит штраф, а не тюремное заключение, — философски предположил волшебник и принялся за еду. Даже угроза заточения не могла нарушить ему аппетит. Скорее, наоборот — тяготы и лишения желательно встречать с высоко поднятой головой и сытым желудком.

Управление полиции города располагалось по соседству с мэрией, оба двухэтажных домика были окружены клумбами с цветущими лилиями и туберозами, практически не отличаясь друг от друга. Только мэрия была чуть посветлее, в оттенок нежного персика, а в окраске стен полиции преобладала благородная лазурь — на окнах участка даже решеток не было. Прежний начальник управления не видел в этом необходимости — из нарушителей порядка были только мальчишки до пятнадцати, ворующие яблоки, и доктор Перри, который всегда искренне раскаивался в своих проступках и ни разу не делал попытки сбегать.

Мэр сидел на крыльце в кресле-качалке и вязал варежку. У него было трое внуков, которых пожилой чиновник обожал, поэтому не считал вязание для них носок и перчаток чем-то зазорным.

— Доктор Поттс, добрый день, вы ко мне? Погодите минутку, я соберу клубки, — заметив посетителей, засуетился мэр, пытаясь нащупать ботинок, который он предварительно снял, и тот благополучно заполз куда-то под кресло.

— Господин мэр, что вы, не вставайте, я к вашему соседу, — Перри красноречиво помахал конвертом.

— Да, помню, Освальд жаловался всё утро, упоминая какие-то гнутые коммуникации и то, что внезапные горы мешают маршруту миграции перелётных птиц. Хотя не буду отрицать — горный пейзаж из окна моего кабинета смотрелся просто сказочно…

— Не просто перелётные птицы, а краснокнижные синешеие утки, — высунулся из окна своего кабинета шериф.

— Так утки улетают в октябре, — невинно хлопая ресницами, сообщил Перри.

— Неважно, доктор Поттс! А вдруг какой-нибудь залётный косяк уток, заблудившись, наткнулся на преграду, не нашёл пути и замёрз. Ваши горы могли стать причиной гибели целой популяции!

Стивен недовольно нахмурился, снова начиная скучать по шефу Мейсону. Тот не возмущался, даже когда половина города ходила с крякающими стельками. А этому помешали пустяковые двухчасовые горы в нескольких милях от городской черты. И ещё прошлому полицейскому даже в голову не приходило вот так прилюдно, на всю улицу отчитывать доктора Перри, как какого-то мальчишку!

— Не пыхтите, мой юный друг, — тихо попросил его патрон. — С любой коровой можно станцевать, нужно только найти к ней надлежащий подход.

Секретарь кивнул, хотя и подумал ненароком, что его шеф может заставить танцевать любую живность, и ему для этого понадобится не "подход", а слепленный экспромтом стишок.

В кабинете Осгуда делали ремонт — стол оставался прежним, знакомым со времён прежнего шефа, но со стен уже убрали обои с жизнерадостными журавликами, а в углу на стремянке стоял грустный штукатур и шпаклевал выбоины, добиваясь идеальной ровности. На столешнице горой были навалены серые папки с делами, дымила чашка кофе и кренился хрустальный бокал с ручками и половинками карандашей.

— Присаживайтесь, — указал Осгуд на два стула для посетителей, даже на вид весьма ненадежные. Перри охотно кивнул и уселся, будто птичка на жёрдочке, тогда как Серпент остался стоять, опасаясь вляпаться в мел.

— Прошу прощения за беспорядок, я не ожидал нарушителей так рано… — Губы шерифа слегка искривились. — И принимать вас больше негде — из свободных помещений только камера. Остальное заняли архивы, оружейная, комната для персонала, кабинет психологической поддержки, кружок хорового пения… С какой радости в полиции вообще есть кружок пения? — не смог сдержать возмущения шериф, а Стивен и Перри переглянулись и дружно кивнули:

— Здорово, правда? У констебля Джонса дивный тенор, и каждый год в канун Ещёгодника они устраивают концерты, очень красиво, — сообщил доктор.

— У вас не город, а бардак, — снова поморщился Осгуд, принимаясь перебирать бумаги. Мастер за его спиной меланхолично размазывал по стене густую штукатурку, действуя размеренно и медитативно, будто никуда не спешил, а у него в запасе было всё время мира.

— Вы не правы, у нас в городе порядок. Я за ним слежу, — мягко поправил его Перри, и снова нарвался на раздражённую отповедь:

— Да вы со своими фокусами само средоточие хаоса! Я ведь вас предупреждал воздержаться от своих проделок. Как теперь будем возмещать ущерб?

— Никто не пострадал, и кроме вас никто не жаловался, — развел руками волшебник, откидываясь на задние ножки и принимаясь покачиваться на стуле. Тонкая тросточка в его руке слегка вращалась, играя роль балансира.

— И это не фокусы, а настоящее чудо, — тихо пробурчал всё такой же обиженный Стивен.

— Я видел, как один из популярных фокусников во время своего шоу заставил пропасть высокую башню, так что ваши горы наверняка из той же категории, — не сдавался Осгуд. — Вы же взрослый человек! И позволяете себе подобное…

— То есть, основная причина вашего недовольства — мой возраст? — Перри улыбнулся очень ласково, снова опустился стулом на все четыре ножки и выдал: — Время — реки, годы — гать, невозможно сосчитать. Течь вперёд, свернуть, петлять — только времени решать. Капли дней слились в лета, и плотина так тонка. Пять, четыре, три, два, раз — пелена исчезла с глаз. Седина ушла с виска, кровью полнится рука. Красться противосолонь под костей столетних звон. Душ ушедших стон ловить, выходи, тебе водить.

Стивен вздохнул и промолчал. Он решил не вмешиваться. Шериф сам нарвался на неприятности и теперь виноват в происходящем, каким бы ни был конечный результат. Не стоит трогать лихо, когда оно спокойно сидит дома, пьёт чай с малиновым вареньем и читает книжки.

Сам волшебник тем временем начал стремительно съёживаться, слишком большие туфли со стуком слетели с ног, штанины и рукава висели, сминаясь гармошкой, а высокий цилиндр покосился на голове и цеплялся за концы лопоухих ушей. Серпент присел на корточки и убедился — его патрон окончательно впал в детство, на вид ему теперь было года три, и малыш Перри жизнерадостно тянул пухлые ручки к своему секретарю, щедро демонстрируя миру весь набор имеющихся в наличии молочных зубов.

— Сельпень! — громко заявил доктор, и Стивен кивнул:

— Точно, Серпент.

Возмущенный увиденным, Освальд грохнул кулаком по столу, так, что ручки в бокале дружно звякнули, а штукатур чуть не упал с лестницы:

— Прекратите хулиганство!

Перепуганный Перри, обняв Стивена за шею, отчаянно зарыдал, и тот поднял его на руки, чтобы успокоить.

— Пла-а-а-хо-о-ой! — заливался слезами малыш в очках и цилиндре, а Серпент, переполняясь возмущением, бурлил и кипел, собираясь высказать грубияну всё, что о нём думает.

— Видите, до чего вы его довели. Теперь он ребёнок! Какие ещё будут претензии, господин начальник полиции?

— Претензии? Вы что, шутите? Прекратите скукоживаться у меня в кабинете! Я при исполнении!

— Чтобы вы знали, законом нигде не запрещено скукоживаться!

— Вы мне ещё за горы не ответили!

— Так нету тех гор, где они, покажите, мистер Осгуд! Где улики? Где хоть один погнутый столб, хоть одна пострадавшая синешеяя утка?

Стивен уже громыхал на весь кабинет, держа на руках Перри и оберегая того от творящегося полицейского произвола. Мастер, застыв под потолком, внимал скандалу. Штукатурка на шпателе сохла, схватываясь в единый твердокаменный ком.

— Допустим! — Освальд побагровел и в сердцах сломал деревянную линейку, которую зачем-то схватил, размахивая ей, как дирижёрской палочкой: — На этот раз я вас отпускаю! Но если вы будете продолжать портить муниципальную собственность… Если поступят жалобы от добропорядочных жителей, я буду вынужден…

— В следующий раз мы будем ожидать официальной повестки, а не сей полёт эпистолярной мысли, и с вами будет говорить адвокат доктора Поттса! Это не правосудие, это беззаконие! Всего наилучшего!

Даже в пылу ссоры Стивен оставался вежливым, поэтому просто не мог не попрощаться, после чего, аккуратно перехватывая начальника, направился к выходу. Провожая взглядом посетителей, шериф Осгуд стоял очень прямо, наблюдая, как Стивен уносит хныкающего доктора, тихо утешает и поглаживает по спинке. У самой двери Перри глянул на Освальда и многозначительно показал ему один палец.

Торопливо сбегая вниз по ступенькам полицейского участка, Стивен весьма сдержанно и культурно чертыхался, разумеется, про себя, чтобы не смущать подобными неприличными словами слух ребенка. Самым сильным ругательством, которое использовал в быту Серпент, было "еловый пень", но поведение нового шерифа настолько рассердило доверенного секретаря, что он применил в отношении Осгуда недопустимые обороты, такие как: "шишка можжевеловая", "линялая щука", "камертон не в тон" и "клоунский колпак". Перри, удобно устроившись на руках помощника, радостно и невнятно рассказывал что-то, тыкал пальцами в сторону кошек, дёргал Стивена за галстук и громко смеялся, замечая птицу, яркий цветок или красивую бабочку. Очки с доктора помощник снял ещё в участке, чтобы не разбить, и теперь малыш слегка щурился, но и так не упускал ни единой детали.

— Купить вам мороженое, сэр? — вздохнув, спросил Стивен, на что получил ещё порцию радостных восклицаний и смеха.

У Серпента не было своих детей, но он здраво рассудил, что лучшая тактика — проявлять внимание, аккуратность и осторожность. В конце концов, чем отличается забота о докторе Перри, ростом в пару дюймов, от заботы о нём же, только трехлетнего возраста? Однако миниатюрный, но сознательный доктор-Дюймовочка очень сильно отличался от наивного, неуклюжего и любопытного Перри-ребенка. Малыш Поттс оказался непоседливым, много болтал и за ним постоянно приходилось следить. Стивен помнил, что дети становятся спокойнее после прогулки, когда устают, поэтому направил бурную энергию малолетнего доктора в благое русло — отнес его в парк, купил обещанное мороженое, которое тот явно заслужил после общения с грубияном-офицером, и отпустил распугивать голубей на площадке у фонтана.

В две минуты расправившись с подтаявший мороженым, Перри категорически отказался вытираться салфеткой и принялся резво убегать от Стивена, собирая грязь на липкие ладошки и щеки. Секретарь решил, что позаботится о гигиене позже, но продолжал бдительно следить, чтобы его шеф не расквасил нос, взбираясь на очередную скамейку. Он теперь лучше понимал паникующих бабушек, которые падают в обморок, стоит ребенку ссадить коленку. Серпент и сам каждый раз обмирал, а сердце колотилось, когда доктор, взбираясь на бортик фонтана, чуть не плюхался вниз.

— Сэр, прошу вас, будьте осторожны, — безнадежно просил он, пока Перри, опасно свисая над водой, бил по ней ручками, разбрызгивая серебристые капли во все стороны. Цилиндр давно уже слетел и лежал на газоне, но тросточку доктор из рук не выпускал, тыкая ею в проплывающих рыбок.

— Лыбы! Летуцие! — указывая на них, заявил Перри.

— Увы, всего лишь золотые и мокрые.

— Летуцие! — проявил упорство ребенок и что-то возмущённо забормотал. Даже будучи маленьким, Перри Поттс оставался волшебником, поэтому не прошло и минуты, как рыбки, развевая рот и помахивая плавниками, покинули свою привычную среду обитания и взвились в воздух.

— Видись — летуцие, — указал на них доктор.

Стивен обеспокоенно огляделся и попросил:

— Пожалуйста, сэр. Не могли бы вы вернуть рыбок в фонтан, им нельзя на воздух, они тут погибнут.

— Умилать не стлашно, — легкомысленно сообщил Перри, зачарованно рассматривая летучих рыб, степенно плывущих над землёй.

— Но эти рыбки наверняка хотят ещё пожить, они же как люди, — мягко настоял на своем Серпент.

— Глупые как люди, — кивнул малыш. — Но класивые. Класивее, цем люди. Холосо.

Повинуясь жесту тросточки, рыбки упали в воду, а нескольких из тех, что оказались за пределами фонтана, собрал за хвостики и бросил на место сам Стивен.

— Пойдёмте домой, я приготовлю вам какао, — предложил он, надеясь, что начальник больше ничего не сотворит.

— Ласскази сказку, — попросил доктор, когда Стивен снова взял его на руки.

— Сказку, сэр? Что ж, я помню одну. Жила-была девочка с большими голубыми глазами, совсем как у вас…

— И оцень больсыми зубами, как у меня, — охотно кивнул ребенок.

— Насчёт зубов не уверен… Она носила красную шапочку с лентами и красные лаковые башмачки. Отправилась она в лес, чтобы принести лекарство своей бабушке и по пути встретила волка…

— Мед-цикута-аконит, вот и колокол звонит. Сбор целебный станет ядом, явь накроет сущим адом. Волки — чада гроз и тьмы, вестники лихой зимы. Чуют страх и стук сердец — дева встретит свой конец…

К удивлению Серпента, очередную магическую считалку доктор произнес без лепета и шепелявости, четко и внятно, и тут же, снова дёрнув секретаря за галстук, потребовал:

— Плодолзай!

— Кхм… Конечно, сэр. Девочка отнесла бабушке лекарство, та его выпила и выздоровела.

Если говорить откровенно, Серпент теперь больше торопился вернуться домой, так как не знал, каким будет новое волшебство Поттса. Малыш Перри слегка расстроился:

— И цто, никто не умел?

— Нет, сэр.

— А как зе волк?

— Он вернулся к семье, и у него на ужин была рисовая каша с молоком и козий сыр.

— Не-ет, Сельпень, вот зе он!

И действительно, из кустов на дорожку ступил здоровый волчище с густой светлой шерстью и палевыми разводами на шкуре. Стивен замер, крепче прижимая к себе Перри. Встретить волка посреди городского парка он никак не ожидал и радовался, что зверь всего один.

— Лучше б вы начаровали девочку, сэр, — с укоризной пробормотал он.

— Девоцки это скуцно, то ли дело волки! Давай его поколмим!

— У меня нет сыра и каши, только булка с сосиской и салатом.

Серпент припас бутерброд на случай, если шеф проголодается, но никак не предполагал кормить этим волка.

— Он будет бутелблод, — с непрошибаемой уверенностью кивнул мальчик.

— Тогда давайте я его покормлю, а вы станьте позади меня в сторонке…

— Нет, я сам! Он зе будет холосым волциком? — осведомился Перри у волка, и тот испуганно поджал хвост и заскулил, опускаясь на брюхо.

Скатившись с рук Стивена, Перри бесстрашно скормил волку булку, причем зверь послушно сжевал всё — и сдобу, и сосиску, и лист зелёного пряного салата, даже не поморщившись.

— Сэр, мы не можем его здесь оставить, это же волк.

— Он сколо велнется к себе в сказку, у него есё девоцька недоетая, — пообещал доктор, пока насмерть перепуганный хищник с тихим поскуливанием пятился обратно в кусты.

После этого дорога до дома прошла благополучно. Серпент накормил малыша Перри, налил ему чашку какао, помог искупаться и уложил спать, нарядив в одну из широких мягких рубашек доктора.

— Спокойной ночи, сэр, пусть вас минуют невзгоды и снятся добрые сны. И спасибо, что пожалели рыбок…

— В миле долзно быть больсе класоты, инаце всему конец, — ответил ему Перри, зевая, и тут же сладко засопел.

Из парка донесся печальный вой одинокого волка, который всё не мог вернуться в свою сказку.

На следующее утро после визита в участок доктор Поттс, приняв свой привычный вид, завтракал в гостиной и читал свежую газету. Намазывая на тост вишневый джем, он поправлял очки и временами хмыкал, встречая на странице что-нибудь любопытное.

Местная газета никогда не казалась Стивену особо увлекательной. Её выпускали добровольцы-энтузиасты, и качество публикуемых материалов было соответственным. В редколлегию входили совсем древний редактор, из которого уже сыпался песок; пара сухих девиц, поставлявших в газету свежие сплетни и рецепты; нелюдимый журналист, который весьма неохотно брал интервью и всегда курил, и совсем зелёный юнец, ответственный за вёрстку и печать. При этом он постоянно путал гранки и делал смешные ошибки, над которыми Перри хохотал до слез. Сильнее доктор смеялся, только если видел в газете статьи на историческую или религиозную тематику.

— Пишут что-нибудь интересное? — поинтересовался Серпент, выставляя на стол свежезаваренный чайник, укутанный в цветастую лоскутную куколку.

— В этом году ожидается завидный урожай тыкв.

— Желаете тыквенного супа, сэр? Или пирог?

— Помилуйте, я ещё слишком молод для того, чтобы любить тыкву.

Секретарь не был уверен, как возраст связан с вкусовыми предпочтениями, хотя, если подумать, сам он раньше не любил оливки, а теперь они ему нравились. В таком случае, в словах доктора имелся некий смысл.

— На вас никто больше не жаловался?

— С чего бы? Внезапными горами в нашем городе уже никого не удивить. То ли дело тыквы-рекордсмены…

— Вы правы, сэр. Поверить не могу, из-за каких-то пустячных гор и косяка уток этот шальной штатив посмел косо на вас смотреть! — Серпент до сих пор сердился на шерифа. Он мог вспомнить некоторые чудеса, которые были гораздо более разрушительными, чем кратковременная смена ландшафта.

— Дорогой мой Стивен, не стоит употреблять таких выражений, это грубо. И не учитесь дурному. Невежество заразно. Наш новый блюститель порядка ничего не смыслит в орнитологии. Хотя бы потому, что группа перелётных уток называет "стая", а в "косяки" сбиваются рыбы. Но их перелётам наши горы никоим образом помешать не могли.

Сворачивая газету, Перри заметил что-то на последней странице и заинтересованно хмыкнул:

— Однако, упоминая нашего шерифа, вот и объявление в тему. Шеф Осгуд предлагает организовать турнир по мини-гольфу.

Стивен с сомнением приподнял бровь. Меньше всего к жителям городка подходило определение "спортивные". Скорее, это были домовитые, порядочные, хозяйственные любители садов и кулинарии. Активные игры были уделом детей, но взрослые скорее предпочитали послушать инструментальный концерт в парке, чем принимать участие в забегах.

К тому же, доктор не любил игры с мячами. Ему было их жаль. Перри переживал, утверждая, что все эти пинки по футбольному мячу, шлепки по баскетбольному, удары ракеткой по теннисному мячу или мячику для пинг-понга слишком жестоки по отношению к безвинному спортинвентарю, и в подобных играх слишком много насилия.

"Начинают с удара палкой по надутому кожаному бурдюку, а заканчивают ударом по голове соперника, не вынеся поражения, — кипятился доктор. — Всегда начинают с малого. И то, что спорт объединяет — людской самообман. Очень редко спортивные матчи обходятся без драки".

И вот теперь Осгуд планировал устроить в городе игру, на которой нужно избивать крохотные невинные мячики тяжёлой железной клюшкой!

— Значит, мы на турнир не пойдем? — нерешительно спросил Стивен, который все ещё надеялся, что обойдется.

— Ещё как пойдем! — воинственно сжимая газету, пообещал Поттс.

В назначенный день Перри и Стивен явились на место проведения мероприятия одними из первых. В качестве поля шериф и его подчинённые приспособили просторный луг у пруда на восточной окраине города.

— Доктор Поттс, мистер Серпент! — хозяин турнира приближался к ним с неотвратимостью броненосца. — Желаете принять участие?

— Мы скорее зрители, в нашем тихом городке не так много развлечений.

Лицо Перри сохраняло полную безмятежность, но то, как он слегка похлопывал тросточкой по ноге, выдавало его раздражение. Серпент изображал молчаливого истукана. Разумеется, играть они не собирались, но при этом его патрон не пообещал вести себя тихо, тем паче, не чаровать, и Стивен готов был ставить любимые запонки на то, что турнир будет сорван.

Но пока доктор прогуливался по полю, рассматривал лунки, беседовал со знакомыми, задумчиво подбрасывая на ладони мячик, который ненароком подхватил в одной из корзин у судейского стола.

Затормозив у берега пруда, он начертил на земле круг, в центр положил мячик, побрызгал его водой, обошел три раза против часовой стрелки, и уже привычно зашептал:

— Горизонт зовёт вперёд, шаг, назад, наоборот. Сонм теней займет сосуд, запертый в замкнутый круг. Почва-прах и кровь земли, сохрани и помоги. В круглой сфере зреет семя, сочетая жизнь и время. Семь — пятнадцать — двадцать три, тайна кроется внутри.

После этого Перри усмехнулся, очень аккуратно поднял мячик и с большой предосторожностью сунул себе в карман.

Заканчивались последние приготовления. Казалось, половина города пришла на поле, все со своими целями: некоторые желали поиграть, другие — поболеть, третьи — посплетничать. Были те, кто хотел посмотреть на нового шерифа, или просто заскучали. А была ещё значительная часть жителей, которые подозревали, что доктор Поттс опять что-то учудит, и благоразумно остались дома.

Игроки разобрали мячики и клюшки, когда практически сразу что-то пошло не так. Мячики начали трескаться и на их месте оставались маленькие пушистые комочки разных цветов, которые раскрывали громадные невинные глазищи и принимались попискивать, мурлыкать или игриво кататься на траве. Шериф Осгуд как раз собирался бить, и стоящий рядом мэр успел вовремя поймать его за руку:

— Осгуд, вы же представитель закона, неужто у вас поднимется рука на подобную прелесть?

Всё смешалось, шарики катались, гонялись друг за другом, пересвистывались и мурчали. Они были мягкими, прыгучими, игривыми и представляли собой само средоточие того, что называют "милым". Желтые, зелёные, шоколадные, серебристые и лиловые, полосатые и в крапинку, они вылупились из одинаковых мячей, но в итоге оказались индивидуальными. Усевшись на газон, участники праздника гладили зверьков, почесывали им животики, шумно обсуждая явление:

— Смотрите какой, сиреневый, и глаза голубые, как аквамарин…

— А у меня розовый. Ой, он мурлычет!

Мэр собрал целую охапку пушистиков, один из которых сидел у него на голове, а вокруг прыгали его внуки, желая погладить каждого.

— Вы испортили игру, — проворчал шериф Осгуд, подходя к Перри. — У нас не осталось мячей.

— А по-моему получилось неплохо, все выглядят счастливыми и совсем не скучают. Считайте, ваш праздник прошел успешно, — развел руками волшебник.

— Послушайте, доктор Поттс. Я хотел извиниться за произошедшее в участке. Видимо, в тот день я действительно перегнул палку, раз вас… уменьшило. Возможно, вы пожелаете прийти на ужин, мы с семьёй хотели проявить гостеприимство.

Перри задумчиво почесал нос, после погладил чернильно-черного пушистика, который выбирался из его кармана, и кивнул:

— Мы принимаем ваше приглашение.

— Я пришлю вам письмо, — с облегчением кивнул Осгуд, отходя, а Стивен слегка прищурился. Доктор сказал шерифу, что согласен прийти на ужин. Но и слова не сказал, что принимает его извинения. Учитывая привычку доктора всегда говорить только правду, подобные умолчания приобретали определенный вес. Похоже, как бы ни был добродушен доктор Перри, высокомерный и напористый шеф Осгуд не пришелся ему по душе.

Как и всякое волшебство доктора, пушистики продержались недолго и уже наутро рассеялись, но ещё долго дети городка вспоминали это чудо, единогласно уверяя, что такой праздник понравился им намного больше, чем гольф.

Приглашение в гости к шефу полиции пришло в очередном вычурном конверте с золотым тиснением и вензелями. От него тонко пахло розовой водой и дымом дорогих сигар.

— Какое потрясающе банальное сочетание, — с лёгким огорчением заметил доктор, помахивая письмом перед носом. — Не удивлюсь, если нас попросят нарядиться в визитки, на столе будет ждать полный набор вилок, а на ужин подадут яйца пашот, фуа-гра, лосося или медальоны из телятины.

— Вы не любите лосось? — удивился Стивен, который не раз готовил на обед рыбу или телятину, не получая возражений.

— Я не люблю напыщенную претенциозность. Будто мистер шериф и миссис шериф устраивают проверку наших светских навыков и пытаются указать нам "надлежащее" место. Чуть пониже себя на социальной лестнице. И приглашение лишь первый шаг, который покажет, насколько куртуазным будет наш ответ. В нашем городе живут простые, честные люди, не соль земли, скорее, хлеб. А к нам пожаловали "сливки", которые, как известно, прекрасно впитываются в мучное.

— Может, это и хорошо? Немножко модных веяний, свежих идей не помешает.

— Стивен, ты ещё так молод… Перемены приходят и уходят, но во все времена люди превыше всего ценили стабильность. Головы каменных королей слетали с плеч статуй, их заносило песком, дворцы разрушались до оснований, забывались, а хижины рыбаков снова и снова возводили на тех же самых местах, и люди продолжали жить, даже когда их страны теряли название, менялся язык, религия, традиции, культура. Но дома, расширяясь, вырастая ввысь, меняясь по форме, оставались на тех же местах, люди продолжали работу своих отцов и занимались все тем же ремеслом. Мода подобна легчайшему трепетанию крыла бабочки, так же эфемерна и редко оставляет следы.

— Вам так откровенно не нравится шериф Осгуд? — Серпент присел на стул, расправляя край скатерти.

— При первой встрече он посчитал меня мошенником. При второй обвинил по надуманному поводу, не имея доказательств. При третьей пробовал извиниться, но в результате его приглашение больше похоже на издевку. А ещё он нам солгал. И, как ты можешь догадаться, я терпеть не могу ложь.

— Но почему вы согласились прийти к нему в гости?

— Потому что я хочу понять причину…

Сказав это, доктор поднялся и вышел, а помощник собрал посуду и отправился её мыть, занимая одновременно мозги и руки. Конечно, он не отличался таким знанием человеческой натуры и нюхом, как Перри, но и не заметил в шерифе такого уж лицемерия. Высокий, темноволосый, никак не моложе сорока, он казался, конечно, излишне строгим и высокомерным, но это вполне могло быть попыткой не уронить лицо на новой должности. Серпент задумался, как бы вел себя, получи он звезду шерифа — наверняка нервничал, особенно отправляясь с визитом к главному нарушителю спокойствия в городе.

С другой стороны, калитка чужака заметно невзлюбила, да и его поведение в участке недопустимо — он кричал на ребенка! Нет, этого Стивен одобрить не мог. Он сам никогда не поднимал голоса на детей, даже если они выбегали под колеса Абсент, и со взрослыми вел себя предельно вежливо, следуя примеру доктора Поттса. В доме доктора не ругались, и не раз Перри напоминал, что культура и хорошее воспитание равно уважение, которое необходимо проявлять к окружающим.

Однако не стоило забывать, что важную роль играло и нежелание Перри участвовать в конфликтах. Он ленился иногда подняться с дивана, а споры, возмущение и ругань требовали слишком много энергии, которую можно потратить более продуктивно. Или не тратить вовсе, спокойно читая хорошую книгу в тени деревьев.

Тем любопытнее было его внезапное желание "разобраться в причинах", но здесь Стивен, как послушный и исполнительный слуга, не считал себя вправе задавать вопросы. Если доктор посчитает нужным, он сам ему все расскажет.

Серпент закончил работу и развешивал на просушку постиранные салфетки и полотенца, размышляя, что приготовить на обед, когда в кухню заглянул Перри:

— Ты ещё не начинал готовить? Хорошо, собирай консервы, поедем с ночёвкой в лес. Сегодня будет самая короткая ночь в году, я не хочу это пропустить.

— Прикажете подготовить палатку?

— Рюкзаки, спальники, два гамака, москитные сетки и две клеёнки. Котелок, медный чайник, нож, столовые приборы. Чай, продукты для каши, острый перец, малиновое варенье и самогон.

— Самогон, сэр? — Стивен торопливо записывал, но в этом месте слегка растерялся. Его начальник не пил ничего крепче вина, и у них в запасах точно не было ничего подобного…

— Разумеется, тебе никто наливать не будет, молод ещё. Но я в походах пил самогон, заедал острым перцем и запивал сладким чаем с малиной. В подвале оставалась бутылка.

— Как скажете, сэр, — кивнул Серпент, слегка приуныв. Похоже, доктор говорил про ту часть подвала, в которую сам Стивен забредал редко и плохо представлял, что там может храниться.

— Оставь, я сам найду, — отмахнулся Перри. — Подготовь остальное и проверь Абсент, старушка целую ночь простоит на улице, не хочу, чтобы она захворала.

Сказав это, доктор зачем-то вооружился металлическим совком для угля и скрылся в подвале, ушел искать свой самогон.

Отсыпая в мешочки крупу и специи, Стивен в очередной раз за этот день удивлялся. Оказывается, доктор Поттс когда-то ходил в походы! Интересно, как это было и когда? И зачем им сегодня ехать в лес?

Из глубин подвала раздался отдаленный грохот, какой-то рев, звон, порыв ветра принес облачко пыли и обеспокоенный помощник уже собирался бежать на помощь, когда на пороге снова появился Перри в измазанном пылью жилете, с погнутой лопаткой и бутылкой темного стекла, любовно зажатой под мышкой.

— Хм. Давно не ходил в подвал, вот и завелось там… всякое, — пояснил Поттс, выставляя добычу на стол, а погнутой инструмент возвращая на стойку у печки. — Теперь там вполне безопасно, но на всякий случай напоминаю — в древнюю часть подвалов без меня не суйся!

У Стивена и в мыслях не было ослушаться доктора. Семья Поттсов, похоже, долгие века занимала этот особняк, и под зданием были вырыты целые катакомбы, в которых хранились продукты, вино, мед, сыры, старая мебель, комоды с полуистлевшим бельем, шкафы с сувенирами из разных концов света, ящики с какими-то минералами, бутылками с фонарным маслом и содержимым совсем уж загадочным, названия которого Стивен не знал. Часть шкафов, сундуков и дверей были заперты, другие пустовали уже не один десяток лет, но единожды заблудившись там, Серпент больше не ходил в неизведанные дальние коридоры, тонущие во мраке. Он был достаточно умён, чтобы не рисковать головой, отправляясь исследовать тайны волшебника.

Собравшись в рекордно короткие сроки, Стивен запер дверь и сунул ключ в цветочный горшок у крыльца, пока доктор протирал зеркала у машины. Ехать им предстояло долго, лес находился в полутора часах езды от города. После пришлось ещё минут сорок катиться, едва не съезжая на пузе, по извилистой дороге до лесного хозяйства, и оттуда, оставив машину под присмотром сторожа на территории лесничества, прихватив вещи, ещё час пробираться среди деревьев, минуя заросли, уходя всё дальше в чащу в известном только доктору направлении.

Стивен хотел забрать себе большую часть вещей, но Перри не позволил, разделив ношу пополам, и даже с нагруженным рюкзаком за плечами скакал впереди легко и стремительно, будто не замечая камни, корни деревьев, сухие пни, коряги и другие препятствия, попадающиеся ему на пути. Для человека, восемьдесят процентов времени проводящего в сидячем и лежачем состоянии, Перри Поттс оказался на редкость хорошим ходоком. Наверное, все дело в его "энергосберегаемости".

Стивен не хотел признавать, но уже начал выдыхаться и хотел попросить сделать короткий перерыв, чтобы глотнуть воды, но в это время они выбрались на поляну, окружённую полукругом камней, обеспечивая защиту от ветра. Чуть в стороне слышно было журчание ручейка.

— Мы на месте. Вот за эти деревья можно зацепить гамаки, сверху натянуть москитные сетки и клеёнку, утром собирается роса, не хочется просыпаться с мокрой головой. Работай, а я схожу за водой.

Сбросив рюкзак и подхватив котелок, Перри скрылся в кустах, а Стивен принялся обустраивать место для ночлега. Доктор вернулся минут через пять с водой и сухим бревном, которое он тянул за собой, как муравей — соломинку.

— Сэр, ну что же вы, я бы принес сам. Вы испортите костюм и посадите занозу.

Поттс фыркнул, отряхнул с пиджака налипшую труху и вооружился топориком, принимаясь обрубать мелкие сучья. Острое лезвие, посверкивая, вгрызалось в древесину, ложась точно, под аккуратным углом. Доктор орудовал топором легко и чисто, будто опытный повар ножом на кухне, ему нужно было делать всего по паре ударов, чтобы отделить кусок бревна, и не прошло двух минут, как вместо сухого ствола осталась горка чурочек. Стивен был уверен, что сам он не справился бы и за десять, не говоря о том, что в процессе вокруг него неизбежно летели бы щепки, а топор застревал в неопытных руках, не имея сил совладать с плотным деревом.

— Костер развести сможешь? — поинтересовался Перри, и помощник возмущённо кивнул. Пусть он и не был опытным походником, но и совсем никчёмным его назвать было нельзя.

— Я из городских, но мы с мальчишками из приюта иногда сбегали и пекли на костре картошку и репу, — слегка смущаясь, пояснил он Поттсу, не желая признаваться, что овощи предварительно воровали с чужих полей. Но они никогда не брали много — по две-три картофелины на брата. Однако Перри лишь улыбнулся и снова отправился в лес. По-видимому, посчитал, что дров на всю ночь не хватит.

Доктор продолжал шмыгать в зарослях, возникая иногда среди кустов совсем бесшумно, с добычей в виде ягод, ароматных растений для чая, цветов и грибов. Верная тросточка была пристегнута у него на боку в кожаном чехле, волосы растрепались, а сам волшебник выглядел оживлённым и румяным.

— Сэр, скоро будем ужинать, — предупредил его Серпент, пробуя кашу и добавляя ещё немного соли. На крючке рядом пыхтел чайник, в который щедрой рукой были заброшены заварка и горсть свежих трав, доставленных доктором.

В лесу быстро вечерело и Стивен торопился накормить патрона, чтобы не беспокоиться из-за недостатка освещения. Также его тревожило отсутствие стола, но доктор без малейших возражений помыл руки в ручье, уселся на низкий пенек и подхватил металлическую тарелку, полную каши, исходящую паром и благоухающую специями, лавровым листом и свежей зеленью.

Нахождение на свежем воздухе и длительная прогулка разбудили аппетит, и несколько минут они молча ели, глядя на костер, который задорно потрескивал в синеющих сумерках, разбрасывая в стороны искорки. Ощущая, как тело затапливает сытость, расслабляются гудящие ноги, Стивен впадал в полу медитативное состояние, вылавливая в танце огня, переливах и сполохах на горящих поленьях неясные образы, сказочные картины, которые мозг не мог ухватить сознанием, распознать и описать, но при этом глаз продолжал неотрывно следить, впитывая их, улавливая не умом, а подсознанием, тем осколком разума, сохранившимся из детства, который был способен фантазировать и верить в чудеса. Около получаса он не мог оторваться от чарующего зрелища, и пришел в себя, когда доктор принялся отнимать у него тарелку.

— Я помою посуду, а ты пока разлей чай.

— Что вы, сэр, не стоит беспокойства, я помою!

— Уже стемнело, ты по дороге к ручью куда-нибудь свалишься и мне придется тебя бросить. Очень не хочется тащить тебя обратно на себе всю дорогу.

— Понял, сэр, — кивнул Серпент, прекрасно осознавая, что с доктора станется оставить его в лесу в одиночестве, пока будет ходить за помощью. И принялся послушно разливать чай.

Покончив с хозяйственными делами, доктор снова уселся на облюбованный им пенек. Рядом на доске лежал нарезанный перец, стояла баночка варенья и большая металлическая кружка горячего чая, который просто одуряюще пах мятой, лимонником и земляникой. Вытянув из своего рюкзака бутылку и складной стакан, доктор налил себе примерно 150 граммов мутноватой жидкости. Хмельной дух коснулся носа Стивена и он чуть поморщился и чихнул — самогон явно был очень старым и очень крепким.

— Но вы же не пьете крепкие напитки, — в последний раз он робко постарался отговорить шефа от этого поступка.

— Всё хорошо в меру, Стивен. Если напиваться до потери направления, когда уже не помнишь, куда гребешь, — стоит забеспокоиться. А один стакан даже очень крепкого пойла, в качестве традиционного жеста, — вполне допустимо.

С этими словами Перри вздохнул, залпом выпил самогон, зажевал половинкой перца вместе с семечками, и, блаженно прижмурившись, принялся прихлебывать чай, вскинув туда ложки три варенья. Серпента передёрнуло, когда он представил, насколько это должно быть неприятно, но доктор казался спокойным и умиротворённым.

Со временем Перри расслабился, он смотрел в огонь, не отрываясь, а лицо его стало серьезным и сосредоточенным, будто хмель, ослабив привычный контроль, позволил внутренним скрытым мыслям доктора проявиться на поверхности. Свет костра плясал на лице Поттса, превращая его черты в зловещую маску, и по плечам Серпента пробежал озноб — то ли от образа, в котором предстал перед ним волшебник, то ли от ночной свежести, которой повеяло из лесной чащи.

Он чуть не подпрыгнул, когда Перри, не отрываясь от огня, обратился к нему:

— В походах принято рассказывать страшные истории… Помнится, недавно ты пытался развлечь меня сказкой. Теперь мой черёд…

Полено в костре, прогорая, выстрелило с оглушительным треском, и Стивен снова ощутил прилив страха, будто он действительно был совсем маленьким и собирался слушать страшную сказку на ночь. Во все глаза он смотрел на доктора, который всматривался в танец пламени, будто пытался рассмотреть там что-то, давно минувшее. Голос Перри, тихий и невыразительный, пробирал до мурашек, и Серпент весь обратился в слух, не желая упустить ни слова.

— В те давние времена их было трое. И никто из них не был хорошим. Один тяготел к воде, скользил средь волн, соленых, как слезы, пока его мощные щупальца разрывали материю, проникали в сны, насаждая их ужасами и чудовищами. Чужая жизнь была для него лишь сосудом, чтобы взращивать мрак. Ныне он спит и каждодневные песни жриц не позволяют ему проснуться. Но и сейчас, ощущая во сне сосущее чувство тоски, рывок и падение, знай — то коснулось тебя щупальце Спящего…

С ветвей с громким криком вспорхнула ночная птица, и Стивен чуть не опрокинул на колени остатки чая, а Перри, не обращая внимания на шум, продолжил:

— Второй любил строить. Не ради других, ему нравился сам процесс. Материки, горы, целые планеты. Плитка к плитке, камень к камню, капля к капле. Спящий крошил, а этот раз за разом восстанавливал. Он не любил жизнь, но признавал, что она необходима в эстетическом плане, для разнообразия и красоты. В конце-концов он лёг и сам стал твердью. Его позвонки и рёбра обратились горными хребтами, плоть послужила пищей для растений, больших и мелких тварей. Но он ещё жив, и если в мире будет недоставать красоты… он поднимется, и тогда живые позавидуют мёртвым.

Доктор задумчиво побарабанил пальцами по колену, склонил голову набок, прислушиваясь к шороху листвы, будто забыл, о чем рассказывал. Когда молчание затянулось, Серпент осмелился спросить:

— Сэр, а третий? Вы говорили, их было трое…

— Хм… Третий никогда не держался за жизнь, он ходил с одной стороны бытия на другую, бродил по Грани, и голоса умерших для него всегда были слышны более отчётливо, чем крики ещё существующих. Разрушительная мощь Спящего и усилия Творящего были для него пылью на ладонях. Время, пространство — они не имели смысла для Третьего, так как могли быть уничтожены, превращены в ничто, в горсть атомов, в пучок света, исчезнуть без малейшего следа. Стать тем, что нельзя ухватить, измерить, осознать. Но и Третий однажды остановился, потому что устал. Он мог бы строить или уничтожать, но не видит в этом смысла.

— Я никогда не слышал о подобном, — признался Стивен. Его патрон был известным эрудитом, и неудивительно, что знал такие древние истории. — Но если эти боги создали все вокруг, почему о них не пишут, не вспоминают?

— Никто не называл их богами, даже они сами себя так не звали. И при встрече люди чаще звали их: "А-а-аргх!". У кошмара нет лиц и имён, о нем не хочется вспоминать, его хочется забыть поскорее. Но не переживай, мальчик. У них до сих пор достаточно слуг, которые следят, чтобы один не просыпался, другой созерцал достаточно красоты, а третий… вёл себя прилично.

С этими словами Перри допил чай, вытер чашку салфеткой и спрятал посуду в карман рюкзака. Доктор казался каким-то помятым, постаревшим, глубоко погруженным в мысли. После он аккуратно сложил и спрятал под клеёнку пиджак, сверху положил очки, цилиндр и тросточку и забрался в гамак, заматываясь в пушистое одеяло, как гигантская гусеница. Напоследок он посоветовал:

— Забросьте в костер пару толстых бревен, пусть тихонько тлеют, и ложитесь спать, друг мой. Под открытым небом иногда снятся очень хорошие сны.

Стивен сделал так, как посоветовал доктор и после улёгся спать сам, хотя и не был уверен, что после такой жуткой сказки, рассказанной Поттсом, сны его будут такими уж добрыми.

После возвращения из леса доктор Поттс некоторое время оставался задумчивым и меланхоличным, и, будто отвечая его настроению, небо заволокло тучами и зарядили долгие обложные дожди, которые шли и шли, тихие, беспрестанные, то распыляясь мелкой изморосью, то спадая вниз тонкими струйками, то принимаясь исступлённо лупить по черепице, жестяному скату слива, листве деревьев, не оставляя ни шанса на то, что среди туч проберется малейший солнечный лучик. Стивен растопил котел в подвале и батареи потеплели, делая дом более уютным, но доктор, кутаясь в теплый халат до самого носа, будто не замечал того, что творится вокруг. На дорожках скапливались лужи, отражая серое, свинцовое небо, потоки воды с шумом сливались по трубам, и только лягушки в саду радовались, каждый вечер принимаясь квакать на разные голоса, скрываясь под листами лопуха и капусты.

Выглядывая в окно, Серпент огорчённо поморщился:

— После завтрашнего визита придется мыть машину.

— Мыть Абсент? Зачем? — очнулся от размышлений Перри, выглядывая из убежища своего пледа.

— Ужин у шерифа, при такой погоде не получится избежать грязи на полировке.

— Дождь закончится, — пообещал доктор, и небо, будто в противоречие, расчертило молнией, после чего раздался мощный удар грома. — Точно закончится, — уверил Перри, будто это было доказательством его слов.

— Сэр, если не желаете, можем не ездить. Я напишу письмо с извинениями. Возьму подходящие фразы из того старого тома по этикету.

— Данное слово необходимо держать, — откидываясь в кресло и прикрывая глаза, напомнил доктор, и Стивен отступил. У него не было привычки спорить с начальником.

Как и предвидел Перри, в приглашении имелась приписка о "вечернем костюме", но волшебник категорически отказался надевать смокинг, пусть у него в гардеробе имелось и такое, поручив Серпенту подготовить что-нибудь "классическое и простое". Секретарю и самому не хотелось отпаривать все эти воротники и лацканы, поэтому он охотно согласился на более современный вариант, тем более что галстук-бабочка, положенный к смокингу, всегда его душил.

Шериф Осгуд купил себе просторный особняк на холме, и высокий трёхэтажный дом с розовыми стенами был далеко заметен на возвышенности, напоминая средневековый замок или очень большой пирог. Ранним утром он казался особо сказочным на фоне алеющих облаков, но и в свете закатного солнца выглядел очень эстетично в обрамлении цветов и зелени. Дождь закончился, но на небе ещё оставались облака, образуя причудливые узоры, эфемерные и полупрозрачные, как ленты невесомого тюля. Воздух полнился свежестью, вода текла по канавам, и дети, довольные возможностью выбраться на улицу после затяжного ливня, бегали босиком и запускали в ручейки бумажные кораблики.

Стивен вёл Абсент аккуратно, стараясь не разбрызгивать грязь на прохожих, и машина тихо пофыркивала, покачиваясь на поворотах. К дому шерифа вела широкая мощеная дорога, и вся площадка перед особняком была выложена светлой плиткой. По мнению Серпента здесь было пустовато, он бы посадил по периметру деревья, но местные обитатели, похоже, предпочитали иметь широкий обзор на окрестности. Город лежал перед глазами, как на ладони, — видно каждую улочку, и при желании можно было рассмотреть и полицейский участок, и библиотеку, и булочную, и дом самого доктора Поттса.

Гостей у входа встречал дворецкий, который безуспешно попытался отнять у волшебника тросточку, но пришлось обойтись цилиндром. Стивен, немного неуверенный, уместно ли это, сдал на хранение водительские очки, фуражку и перчатки. За годы жизни в доме доктора Серпент много читал, внимательно наблюдал и учился, но впервые оказался в доме, приближённом к понятию "высшее общество", поэтому оробел. Детство в сиротском приюте давало о себе знать, вызывая опасение сделать глупую ошибку и навредить своим поведением репутации доктора. Сам Перри, искоса глянув на помощника, внезапно сбросил с себя меланхолию, которая не отпускала его уже дня три, расправил плечи, улыбнулся во все зубы, походя отмахиваясь тросточкой от дворецкого, и зашагал вперед лёгкой, стремительной походкой, будто скользил или танцевал, источая во все стороны уверенность. Стивен моргнул немного удивлённо, но также приободрился, следуя в фарватере у патрона, который теперь даже казался выше ростом.

Не спрашивая дороги, он безошибочно определил нужную дверь, врываясь в гостиную, как порыв морского бриза. Шериф поднимался ему навстречу из кресла у камина, а с дивана вставали четыре нарядные дамы — похоже, его супруга и дочери.

— Господин начальник полиции! Прекрасный вечер! Мадам Осгуд… — доктор раскланивался и прикладывался к ручкам барышень с видом заправского сердцееда, источая притягательное обаяние, каким славится ночной фонарь для мотыльков. Стивен, снова сбитый с толку, чуть помедлил, но последовал его примеру, представляясь. Он, в принципе, мог не нервничать: на фоне доктора, перетянувшего на себя всё внимание, его возможные огрехи становились незаметны, и секретарь слегка выдохнул, расслабляясь.

— У нас пока немного знакомых в городе, надеюсь, вы не откажетесь поужинать с нами в тесном семейном кругу, — пожимал руки гостям шериф, сияя улыбкой не хуже Перри. — Знакомьтесь, это моя жена Элеонора и наши дочери — Розалия, Лилиана и Петуния.

Дочери Осгуда во время представления послушно изображали реверансы, в своих пышных платьях действительно напоминая оранжерейные цветы. Доктора и его секретаря проводили в столовую и рассадили за длинным столом — место Перри оказалось напротив шерифа и его супруги, а Стивена усадили среди девушек, где ему, видимо, предстояло играть роль кавалера.

— Знаете, наш приезд в город — своеобразное возвращение к истокам. Моя жена происходит из здешних мест, — пояснил Осгуд, расправляя на коленях салфетку. — Поэтому, получив направление сюда, я долго не раздумывал.

— Любопытно, — протянул Перри. — Приехать из большого города в наш тихий край из сентиментальности. — И тут же, без перехода, обратился к хозяйке: — Прекрасный дом, мадам Элеонора, насколько знаю, самый большой в городе.

Шериф рассмеялся:

— Я понял, почему вас это заинтересовало. Многих волнует вопрос, откуда у госслужащего средства на такой дом. Но я небеден, служба в полиции, скорее, призвание. Основной доход идет из других источников, а для своей жены и очаровательных дочерей я на многое готов. И всегда даю им лучшее.

Мадам Элеонора с достоинством кивнула, а девушки, переглянувшись, захихикали.

— Но юные мисс наверняка скучают в нашей глуши, — настаивал доктор, обеспокоенно распахнув свои голубые глазищи.

— Они осознают важность моей должности и не возражают пожить на родине матери. К тому же, в городе достаточно достойных юношей, если они решат выбрать себе здесь женихов, — улыбка Освальда при этом приобрела истинно акульи очертания, а Стивен постарался отсвечивать ещё меньше, не желая, чтобы и его по недоразумению вписали в число претендентов. На вид каждая из дочерей Осгуда явно перешагнула рубеж двадцатилетия, но если они все ещё незамужем, учитывая солидное состояние отца, то было два варианта: или шериф излишне внимателен и придирчив к ухажерам девушек, или сами они обладают высокой степенью разборчивости.

Слуги разносили блюда и напитки, и Серпент в очередной раз поразился прозорливости патрона — действительно, полный набор приборов и морепродукты в качестве закуски к аперитиву. Благо, он проштудировал накануне пару книг и выбрал нужную вилку.

— Мистер Поттс, мой супруг упоминал, что вы доктор. Но доктор чего? — приподняв тонко выщипанную бровь, поинтересовалась мадам Элеонора.

— Абсолютно ничего, — жизнерадостно сообщил Перри. — Просто когда-то местные жители решили, что обращение "доктор Перри" звучит более солидно, чем "мистер Перри", а мне было лень их поправлять.

— Кхм… занятно, — пробормотал Освальд, а доктор, дружелюбно улыбаясь, пригубил воды из бокала.

Произошла смена блюд. Каре ягнёнка и пюре из двух видов овощей. Не телёнок, но близко. Стивен, меланхолично отпиливая кусочек мяса, ожидал лосося. Мадам Осгуд, старательно сохраняя лицо, попыталась найти новую тему для разговора.

— Моя матушка упоминала, что в детстве встречала некоего доктора Поттса. Это был ваш дедушка?

— У многих бывают дедушки, — с чрезвычайной серьёзностью покивал Перри, сооружая на тарелке трехступенчатую пирамиду из горохового пюре.

— А вы, мистер Серпент, местный? — поинтересовалась Розалия, уделяя внимание позабытому соседу. Стивен, который до того старательно прикидывался ветошью, неспешно качнул головой:

— Я с севера, мисс. После окончания учёбы поступил на службу к доктору Поттсу, и вот уже больше десяти лет обитаю здесь.

— Пятнадцать, мой юный друг, пятнадцать, — поправил его Перри.

— Вы правда фокусник? — внезапно спросила Петуния, которая, похоже, не могла сдержать своего любопытства.

— Извините, но доктор Поттс — волшебник, — твёрдо поправил девушку Стивен.

— Я очень плохой волшебник, мисс, — мягко ответил ей Перри. — И вы наверняка уже слышали от отца о некоторых моих чудесах.

— Ваши пушистики оказались очень милы, — снисходительно проговорила миссис Осгуд. — Но это вряд ли можно назвать достойным ремеслом…

— Это то, что я делаю, — развёл руками Перри, игнорируя подколку.

— И каковы ваши капиталы? — прямо поинтересовалась средняя мисс Осгуд, Лилиана, которая изображала, будто ей всецело интересны овощи в тарелке, но иногда неодобрительно поглядывала на гостей.

— Мои капиталы? — доктор Поттс, совершенно обескураженный, глянул на девушку, а после внезапно начал смеяться. Он хохотал, вытирая слёзы с глаз, пока женская половина семьи шерифа смотрела на него со всё большим неодобрением. Отсмеявшись, он вытер щёки платком и смог ответить на вопрос:

— Мне всегда было достаточно, леди. Я не испытывал нужды.

— Не сочтите это оскорблением, мистер Поттс. Просто проявление беспокойства, — попыталась сгладить бестактность мадам Элеонора, делая только хуже: — Просто за ваши фокусы не платят, а вам приходится содержать дом, секретаря. Наверное, поэтому вы не решились создавать семью?

— Личные вопросы входят в меню? — с улыбкой спросил Перри, хотя в голосе его проскользнул холодок.

— Доктор, прошу вас понять любопытство дам, им действительно скучно без привычного круга общения, а в гостях оказался такой интересный собеседник, — теперь обстановку пытался разрядить сам Осгуд.

Перед Стивеном поставили очередную тарелку. Лосось с розмарином. Крепко сжав челюсти, он намеренно проигнорировал вилку для рыбных блюд, ухватившись за десертную. Громко возмущаться и бунтовать он не мог, положение не позволяло высказываться там, где его шеф предпочёл промолчать, но если им так важен этикет, он хотя бы таким образом выскажет своё недовольство.

Весь остаток вечера доктор Поттс говорил исключительно о погоде, и шериф охотно его поддерживал. Дамы казались слегка обиженными, а Стивен старательно путал вилки и ложки, едва не помешав кофе ножом для масла, но решил, что это перебор.

По дороге домой Перри никак не показывал своего неудовольствия, даже время от времени разражался истерическим хихиканьем: "Деньги! Представляешь, Стивен, они спросили, сколько у меня денег! Это же совершенно уморительно!".

Доверенный секретарь не знал, что смешного в вопросе о деньгах, напротив, посчитав расспросы на эту тему неприличными. Он и сам не знал, насколько богат его патрон, но ему даже в голову не приходило об этом спрашивать. У Стивена имелся доступ к счету для хозяйственных нужд, а если возникали непредвиденные траты или необходимо было покрыть материальный ущерб, Перри никогда не скупился. Но спрашивать об этом так беспардонно? Где их воспитание?

А ещё Серпента возмущало проявленное в доме шерифа неуважение. Как можно назвать прекрасные спонтанные чудеса доктора "фокусами"? Как сам волшебник мог относиться ко всему так спокойно?! Смолчать удавалось с большим трудом.

Входя в прихожую, Перри внезапно затормозил и мягко попросил:

— Друг мой, вас не затруднит приготовить мне на ужин что-нибудь лёгкое? Овощи на пару или мясо?

— Конечно, сэр. Признаю, меню было несколько жирноватым…

— Дело не в этом, Стивен. То, что я нарезал рыбу или рисовал вилкой по пюре, ещё не значит, что я клал еду в рот…

Проговорив это, доктор внезапно хихикнул снова: "Деньги! Ну и нелепица!" и ушел к себе. А помощник, переодевшись, принялся готовить шефу второй ужин, ругая себя за ненаблюдательность. Нужно было не жонглировать приборами, а вести себя, как Перри! Съеденный ужин лежал в желудке и на сердце тяжким грузом.

Стивен продолжал корить себя, когда накрывал на стол, подавал блюда, собирал и мыл посуду. Привлечённый шумом и плеском воды, доктор Поттс заглянул на кухню, вооружился чистым полотенцем и принялся перетирать тарелки.

— Сэр, я сам уберу, лучше отдохните.

— Время позднее, вдвоём справимся быстрее. Тебе тоже пора идти спать.

— Я уже не ребёнок, только вы, сэр, до сих пор обращаетесь со мной, как с маленьким…

— Прости старика, я до сих пор помню, как принимал тебя на работу. Сколько тебе тогда было лет? Шестнадцать?

— Восемнадцать, сэр, — пробурчал Серпент, принимаясь усиленно натирать бок кастрюли.

— А выглядел на пятнадцать — шея тощая, запястья тощие, уши длинные и волосы короткие, торчат. Сущий цыпленок. Кем же мне видеть тебя, как не ребёнком?

— Вы же знаете, сэр, у нас в приюте правила по длине волос… И питание так себе.. И вообще… Но я хорошо работаю, вы ни разу на меня не ругались. Только вот…

— Что? — Перри отставил супницу, пытливо глядя на помощника. — Я же вижу, на душе у тебя неладно.

— Вы приняли меня в дом, а я отплатил вам неблагодарностью. Сегодня ничего не мог сказать, просто сидел… и молчал! Пока они называли вас фокусником!

— Ну что же, друг мой, — мягко улыбнулся Поттс. — Эти малютки-шерифетки сначала говорят, потом думают. Злиться на всяких курочек, которые не принимают всерьёз мои возможности, — право, даже смешно…

— Мне виднее, на кого злиться, — колко возразил Серпент, убирая вымытую кастрюлю и берясь за сковородку. — Вы, может быть, и фальшивый доктор. Но волшебник-то самый настоящий!

— У людей просто короткая память, они такие забывчивые… и беспечные… — По лицу Перри снова скользнула усмешка. — Наверное, в этом имеется и преимущество — страшилки со временем превращаются в сказки, а сказок можно не бояться…

После Перри отложил полотенце, пожелал Стивену доброй ночи и ушел, а помощник, разложив по местам посуду, уселся на стул и глубоко задумался. Он уважал возможности доктора Поттса, восхищался его чудесами, иногда боялся, если последствия оказывались чересчур уж масштабными, и считал честью на него работать. Стивен обеспечивал доктору комфортный быт, но осознавал, что при всех его стараниях отношение волшебника так и останется слегка снисходительным и по-отечески опекающим, как к несмышленому малышу. Серпент старался, учился, проявлял почтительность, хозяйственность и организованность, но оказался беспомощным, столкнувшись с примитивным человеческим хамством, обёрнутым в блестящую мишуру. И эта ситуация заставила Стивена задуматься, так ли он полезен, или это очередное проявление милосердия со стороны доброго волшебника?

Телефонный звонок в пустоте ночной кухни прозвучал, как гром, заставив вздрогнуть.

— Снова думаешь о ерунде, мешаешь заснуть, — слегка ворчливо пожурил доктор. — Ты полезный. Иди спать.

Стивен мучительно покраснел от смущения и не сдержал улыбки:

— Спасибо, сэр! Спокойной ночи!

В сердце всколыхнулась гордость и плечи снова уверенно развернулись. Стивен Серпент пятнадцать лет служил у доктора Поттса. И знал, что тот никогда ему не лжёт.

Одним из преимуществ доктора Поттса было отменное здоровье — он мог гулять под дождем без шляпы, выходить на сквозняк, есть зелёные немытые фрукты с ветки, пить сырое молоко и холодный квас, перегреваться, переохлаждаться и делать все другие занятия, после которых обычные люди в тот же день начинали чихать и кашлять, а Перри чувствовал себя, как огурчик. Но тем утром доктор вызвал своего помощника звоном колокольчика и посмотрел на него несчастными покрасневшими глазами, не имея сил подняться с постели:

— Видите, какая неприятность, друг мой, — пожаловался он Стивену, шмыгая, — давно со мной такого не случалось…

— Это простуда, — сурово нахмурившись, заключил Серпент. — Наверняка вы простудились во время ночёвки в лесу. Или продуло после дождя.

— Нет, это хандра, — меланхолично сообщил доктор и чихнул. — Законы природы: внутреннее влияет на внешнее, а мне пришлось немного сердиться.

— Люди не принимаются сопливить, если злятся на других, — упрямо пробубнил секретарь, принимаясь кутать начальника в одеяло, а после открывая на проветривание форточку: — Если только это не аллергия.

— Аллергия на людей? Какая прелесть! — умилился Перри, весело сверкая стеклами очков.

— Я принесу вам чаю с ромашкой, сэр, — покачал головой Стивен, не подозревая, что его ожидает очень хлопотный день.

Пациентом Перри оказался покладистым, но чрезвычайно капризным. Он охотно соглашался глотать лекарственные чаи, полоскать горло, пить таблетки и горькие микстуры, терпел горчичники, ванночку для пяток, массаж рук, уксусный компресс на лоб и горячее молоко с мёдом и козьим жиром. Но при этом заявлял, что ему то холодно, то жарко, вынуждая Стивена попеременно открывать и закрывать форточку, после жаловался на скуку, требуя книги с разных полок, свежие газеты, журналы и букет цветов из сада. Говорил, что хочет спать, а через пятнадцать минут снова звонил, потому что выспался. В общем, весело было всем — Стивен пробовал на шефе все свои медицинские навыки и знания, вычитанные из книги "Домашние полезные советы для всей семьи", а волшебник, в свою очередь, превратил помощника в трудолюбивую Золушку, придумывая ему мелкие, не очень сложные, но многочисленные задачи.

Ближе к вечеру, когда жар у доктора спал, насморк не мучил так отчаянно и кашель почти прекратился, Стивен проводил доктора в сад, где усадил на шезлонг, прогретый солнышком. Вишни уже совсем поспели и свисали с веток гроздьями, похожими на темные, налитые сладким соком фонарики. Тут же ютились и птицы, — воробьи, скворцы, синички, которые лакомились урожаем, вспархивали, чирикали и пересвистывались.

— Птицы мне нравятся намного больше людей, — глядя на весёлый кавардак над головой, задумчиво сказал Перри. Стивен, стоя подле него, молча согласился — от птиц уж точно было намного меньше проблем. Вспомнив о своих обязанностях, он предложил:

— Желаете ещё чаю, сэр?

— Достаточно, я уже успокоился. Но от горсточки вишен не откажусь. — Прищурившись, доктор посмотрел на воробьёв и сказал: — Семя, ствол, завязь, плоды — на дороге дней следы. Ядро жизнь в себе хранит, плоть со смертью говорит. Зреть и падать в свой предел — нежной ягоды удел. Птица прах, но есть десница — Творящий завещал делиться.

С последним звуком заклинания птицы примолкли, а после снова начали свой шумный переполох. Хотя теперь, по мнению Стивена, в нем появился некий порядок — несколько крепких птичек поднялись в воздух, облетая дерево по спирали, выбирая наиболее аппетитные вишенки. После, аккуратно срывая, они начали приносить их доктору, который принимал добычу в ладони. Когда горсть набралась, он ссыпал часть вишен в руки помощнику, а птицы так и остались сидеть у доктора на голове, плечах, на ручках его кресла.

— Я в детстве читал книжки про принцесс, которые умели говорить с животными, — с опаской пробуя ягодку, сказал Серпент. — И нет, сэр, там никто не умер… Хотя нет, если вспоминать, умер... Всякие злые королевы, а до того в могилу отправлялись бедные матушки и отцы…

— Сказки, — пожал плечами Перри. — Там всегда кто-то умирает. А если нет, то детишек просто пожалели, не став рассказывать всего, как было на самом деле…

Воробушки временами вспархивали, притаскивая с собой новые ягодки, а Стивен, уже ничему не удивляясь, собирал косточки в салфетку, радуясь, что они живут в простой мирной действительности, при всех чудесах оставаясь очень далеки от беспощадных канонов "добрых" детских сказок.

Сезон вишен отошёл, порадовав щедрым урожаем. Рачительный помощник, трудясь, как пчёлка, успел наварить любимого доктором вишнёвого варенья без косточек, заготовить пюре для выпечки, высушить немного ягод для чая на больших металлических листах, а ещё часть заморозить — Перри грыз мороженые ягоды, утверждая, что они вкуснее пломбира.

Избавившись от кратковременного недуга, доктор снова был весел и активен, заставил спортивных коней со стадиона бегать кругами с веселым ржанием "Иго-го", а в другой раз обратил заборы ксилофонами — детишки были счастливы, наигрывая на них мелодии папиными резиновыми киянками.

— Только посмотри, — доктор как обычно читал за чаем свежую прессу, высматривая опечатки, в процессе неизбежно окуная край в джем, но теперь махал газетой, как флагом. — Наш уважаемый шериф продолжает разнообразить культурную программу, теперь он пригласил передвижную ярмарку!

Стивен поджал губы. С некоторых пор он не очень любил начальника полиции, сохраняя прежнюю обиду, и при встрече с Осгудом вел себя предельно сухо и учтиво.

— Там наверняка будут лопать воздушные шарики, сэр, или колотить молотками тряпичных бобров в норах. А вдруг с ними приедет цирк?

Издевательства над животными доктор Перри не одобрял ещё сильнее, чем избиение мячиков.

— Нам обязательно нужно сходить на ярмарку, сэр, — настойчиво посоветовал Стивен, сам не подозревая в себе подобной воинственности.

Доктор лукаво усмехнулся, но промолчал и вернулся к чтению.

Ярмарка раскинулась на том же лугу, где проходил неудачный турнир по гольфу. Или шериф испытывал к этому клочку земли тёплые чувства, или планировал брать матч-реванш за предыдущее фиаско.

— Шеф Осгуд такой энергичный, не удивлюсь, если он решит баллотироваться на пост мэра, — угощая уток в пруду вчерашней кашей, предположил Перри.

— Мне нравится нынешний, — признался Стивен. — Приятный человек, который заботится о нашем городе.

Серпент столько раз переписывался с мэром, обсуждая возмещение ущерба от неудачных чудес, что невольно проникся к тому дружескими чувствами. Пожилой чиновник был безвредным, упорным и трудолюбивым, и этим заслужил свою порцию уважения.

— Шеф Мейсон, после мэр Гордон. Это жизнь, Стивен, люди стареют и уходят. Важно добиваться того, чтобы на их место приходил достойный…

— А шерифа Осгуда можно считать достойным? — упрямо не отступал от своего Серпент. Доктор промолчал, занятый вытряхиванием из платка остатков утиного угощения.

Совершив круг по ярмарке, доктор с помощником, на удивление, почти не заметили ничего предосудительного. Бобров в норах в этот раз пожалели, шарики рвались в небо, пойманные за нитку малышами, а в вечернем цирковом представлении должны были выступать исключительно люди. Из сомнительных развлечений оставались силомер и тир, где стреляли по жестяным уткам.

— Освальд Осгуд умный человек, — тихо пробормотал Перри и купил два пушистых кома сладкой ваты: — Угощайся, Стивен, и поиграй во что-нибудь, а я пока посижу на лавочке.

Помощнику не хотелось оставлять Перри без присмотра, но и ослушаться не хотелось, поэтому он отправился на второй круг, высматривая, чем можно повеселить волшебника. Уже доедая сладость, он искал глазами урну, когда его схватила за руку молодая гадалка, увешанная цепочками и монистами, смуглая и белозубая:

— Дозволь глянуть ручку, красивый парнишка, всю правду, как есть, расскажу, — и прошлое, и будущее, и в делах сердечных подсоблю…

Вежливо улыбаясь, Серпент пытался отнять ладонь, но девушка оказалась вертлявой и сильной, смеясь, вгляделась в переплетение линий и тут же переменилась в лице:

— Вокруг тебя темнота!

— Неужели? — иронично поинтересовался доктор, который возник за спиной гадалки, как привидение, и теперь рассматривал руку помощника из-за её плеча.

Оглянувшись на него, девушка побледнела и мелко задрожала. Ласково улыбнувшись, Перри приложил палец к губам, и она, кивнув, исчезла в толпе, только её и видели.

— Ты смотри, и гадалка хорошая! — с воодушевлением воскликнул Поттс, утягивая помощника в другую сторону. — Похоже, Освальд недурно подготовился.

Заметив палатку, в которой нужно было набрасывать обручи на палку, доктор целеустремлённо туда направился. Стивен вышагивал следом, размышляя о словах девушки. Их мирный город могло лихорадить от проделок Перри, а лет пять назад дети, начитавшись книжек про моряков и пиратов, отправились в поход и заблудились, изрядно всех напугав. Все взрослые собрались вместе, искали после наступления темноты и нашли потеряшек ближе к полуночи, не без помощи магических полёвок, начарованных доктором из камней. Но, даже несмотря на подобные инциденты, все эти годы жизнь была спокойной и мирной. Раздражался и сердился Стивен в последнее время только на шерифа, который будто поставил целью разрушить привычный порядок, наверное, именно на него намекала гадалка.

Разобравшись с невнятным предсказанием, помощник обратил внимание на доктора, который как раз отсчитывал мелочь в руки служащему. Получив в руки несколько колец, он залихватски крутанул тросточкой, отправляя в полет первый снаряд. Разумеется, Стивен знал, что многие аттракционы на ярмарке сделаны такими, чтобы игроку было сложнее получить свой приз. Но он впервые видел, как колышек, изгибаясь, сам ловит деревянное колечко, явно подыгрывая.

— Сэр, вы что, жульничаете? — с осуждением поинтересовался Серпент, но тот лишь пожал плечами:

— Вот здесь уж они сами, видимо, боятся, что не попаду. Но ты прав, получается не очень спортивно, — и Перри со вздохом вернул остаток колец обратно.

Устроившись в тени на перевёрнутых ящиках, волшебник мечтательно рассматривал небо, трепещущие в воздухе флажки, прислушивался к оживлённому гомону толпы, взрывам весёлого смеха. К ним подбежал уже подросший малыш Джимми, весь перепачканный красками, с оторванной пуговицей на рубашке и мятным пряником, зажатым в ладошке. После случая с пропавшей кошкой он окреп, вытянулся и научился говорить внятно, хотя и не перестал робеть при виде доктора:

— Доктол Пелли, — проговорил он, размахивая приветственно руками.

— Прожуй, а после продолжай, — посоветовал ему Перри. Ребенок кивнул, торопливо прожевал откусанный кусочек и заулыбался, показывая нарисованного на руке дракона:

— Гляньте, красиво, правда?

— Замечательно, очень далеко от сходства с оригиналом, и художественная ценность сомнительная, но красок не пожалели, — похвалил Поттс, изучая полёт фантазии неизвестного художника. Дракон действительно оказался толстым, с четырьмя крыльями, золотым с зельнью, с громадными глазами и чрезмерным, по мнению Стивена, количеством зубов.

— И зубов маловато, — с сожалением сообщил волшебник.

— Здесь так весело! Я ел конфеты, и катался на карусели, и мы с Патриком ездили на деревянных лошадках, и мама купила нам шарики, но мой лопнул, а Патрика не лопнул… он улетел, когда я пытался его отнять… И потом мы ещё пойдём смотреть представление в цирке. А вы пойдёте в цирк?

Доктор терпеливо выслушал весь поток впечатлений и ответил:

— Мы подумаем. Что бы ты хотел там посмотреть?

— Клоунов, мистер Перри, они смешные… И гимнастов, и, наверное, фокусника, хотя вы намного круче… Жалко только, не будет дрессированных собачек или тигров!

— В мире нет ничего совершенного, — пожал плечами волшебник. — Иди, тебя мама ищет.

Рассматривая виднеющийся за палатками разноцветный матерчатый купол, доктор вынул из внутреннего кармана карамельку, предлагая вторую своему секретарю, но Стивен отказался. Он и так переел сладкого, переживая теперь, что не может почистить зубы.

— Надо отдать шерифу должное, в этот раз у него получилось не нанести вреда. Мне кажется, он учится. Но представление без каких-нибудь ученых собак, прыгающих за угощение через ногу дрессировщика, с точки зрения ребенка, действительно может показаться скучноватым.

— Сэр, вы же не одобряете подобное варварство?

— Нет, конечно. Насильно удерживать животное в тесной клетке, дурно обращаться и держать впроголодь отвратительно. Но я и не оголтелый зоозащитник, который требует немедленно забрать всех зверей из цирков и зоопарков, чтобы выпустить их в лес. Хотя бы потому, что животные, воспитанные у людей, в дикой природе не выживут. И результат будет ничем не лучше, чем выпущенные в дикую природу люди… Но существует и другой принцип — обращаться с другими так, как хочешь, чтобы обращались с тобой. И поступать соответственно…

— И как поступить правильно? — Стивен не ждал от патрона откровений, но ценил его мнение и пытался разобраться в образовавшейся моральной дилемме.

— Хм… Некоторые могут сказать тебе, что следует поступать по справедливости. Но справедливость для всех разная. Другие скажут, что важно не навредить. Но и понятие "вреда" разнится в зависимости от ситуации. Если уничтожить всех людей — станут ли животные счастливее? Они вряд ли заметят разницу. Если закрыть все зоопарки, будет ли животным безопаснее? Нет, найдутся браконьеры, уничтожающие редкие виды ради выгоды. Кто счастливее — коала, проживающая десяток лет за решеткой в покое и сытости, или её сестра, живущая на воле, но не дожившая до годовалого возраста и съеденная хищником?

— Но как поступаете вы, сэр?

— Я признаю за миром и его обитателями право ошибаться и не вмешиваюсь, Стивен, — развел руками волшебник. — Разве что позволяю себе пошалить.

После он поднялся, отошел в сторону и принялся рассматривать гору коробок от цветов, кондитерских ящиков и обрывков бумажных украшений, которую пока некуда было убрать. Задумчиво почесав нос, он забормотал вполголоса, выписывая в воздухе "восьмерки" кончиком трости. Не прошло и минуты, как гора дрогнула, распалась на части, приобретая узнаваемые очертания, собираясь в картонных собак, мартышек, пони и даже тигров. Самая большая куча, перекатываясь по траве, постепенно обрела ноги, уши и длинный хобот, становясь бумажным слоном размером с дом.

— Теперь у детишек есть возможность полюбоваться на животных, — с гордостью указал на ходячее оригами доктор, пока его целлюлозные гомункулы разбредались по полянке, вызывая удивлённые и испуганные восклицания. Животные вели себя совсем как настоящие, но оказались чрезвычайно воспитанными и ручными. Слон, ненароком сорвав пару верёвок, аккуратно выбрался на берег и принялся щипать траву, отправляя её в пасть хоботом. Собаки охотно подавали лапу, приносили палку и жизнерадостно размахивали хвостами. Обезьяны свисали с перекладин, корчили рожи и выпрашивали у детей кусочки фруктов, а тигры, устроившись на солнышке, благосклонно позволяли гладить свои бумажные бока, исписанные рекламными слоганами.

— Никакого вреда. И совершенно безопасно, — пояснил Перри, отвечая на осуждающий взгляд Серпента. — Но я бы рекомендовал нам сейчас вернуться домой, пока нас не увидел шериф и не выписал очередной штраф за разбрасывание вольно бродящего мусора и уничтожение особо ценной муниципальный макулатуры.

Побывать на цирковом представлении им в тот день так и не удалось, но Стивен решил, что на празднике и без того было очень весело.

Лето уже почти закончилось, а погода снова недовольно хмурилась, собирая над городом тяжёлые тучи. Интенсивный ветер с запада заунывно выл в трубах, гнул кроны деревьев, ломал ветки и сбрасывал на землю плохо закреплённые кусочки черепицы. На улице резко похолодало, будто на календаре наступил октябрь, а не царил тёплый август. Из шкафов доставались и проветривались от запахов лаванды и нафталина осенние пальто и шарфы, и выход на улицу без зонта считался весьма неосмотрительным.

Опасаясь, что доктор опять простудится, Стивен не жалел угля, а сам Перри уверял, что никогда не мечтал жить в тропическом климате и не прочь иногда помёрзнуть.

— В холоде тела лучше сохраняются, — утверждал он чересчур усердного помощника, обмахиваясь буклетом магазина рукоделия.

— Мы пока ещё живы и можем позволить себе плюсовую температуру в помещении, — ворчал тот и отправлялся варить сладкий молочный кисель с малиной и лесными ягодами.

Пользуясь непогодой, доктор Поттс вовсе предлагал лишний раз не выходить из дома, и сам лежал на диване, погрузившись в чтение, пока ему не позвонила мадам Гиацинта. Пару минут вслушиваясь в тихий голос, пробирающийся сквозь треск помех, доктор становился всё более серьёзным, и, как только договорил, стремительно поднялся.

— Мы отправляемся в "Колыбельную". Даю полчаса на сборы, — сообщил он Стивену, и тот поспешил к себе, торопясь уложиться в срок.

Обычно подготовка к визиту в гостиницу на побережье проходила неспешно, занимая по два-три дня, и багаж Поттса с трудом умещался в четыре чемодана. Но в этот раз он был готов уже через двадцать минут, в руках держал единственный саквояж, а на плечи набросил плотный непромокаемый плащ.

— Опаздываете, Стивен, — сообщил он, стоя у входа и нетерпеливо выстукивая ритм носком ботинка. — Тридцать три минуты…

— Прошу прощения, сэр, — скатываясь по лестнице, извинился Серпент. — Я сейчас потушу огонь и отправляемся.

Перри махнул тросточкой, по дому пронесся порыв ледяного ветра, моментально выдувая всё тепло:

— Сделано, выводите Абсент.

В дороге доктор молчал, будто прислушиваясь к чему-то, и Стивен мог поручиться, что машина едет быстрее обычного. Дождь, сопровождавший их, все усиливался, превратившись в шквальный ливень. За десять метров перед капотом ничего нельзя было различить, только сплошная стена воды, и Серпент очень надеялся, что на пути не встретится неожиданная преграда.

Мадам Гиацинта уже привычно ожидала их на крыльце, кутаясь от ветра в шаль. Козырёк не сильно помогал, и за те три минуты, что они парковались и забирали вещи, она успела промокнуть, но не уходила, а на лице её отражалась легкая паника.

— Господин Поттс… — Но тот не стал слушать, легко отмахнулся, вручая даме свой саквояж:

— Вечер, мадам Гиацинта. Вы позвонили вовремя, он волнуется, но ещё не проснулся… Мне понадобится немного времени на подготовку и флейта.

В холле он обернулся к помощнику:

— Стивен, благодарю за поездку и срочность. Ценю ваше понимание. Отправляйтесь к себе, выпейте горячего, примите тёплую ванну и ложитесь спать. Мне ещё нужно поработать.

Сказав это, Перри ушел куда-то вглубь дома, а за ним поспешила и хозяйка, оставляя за собой влажные потёки с насквозь промокшей юбки.

Разумеется, Серпент слегка удивился, для него понятия "доктор Перри" и "работа" были очень далеки, но не смел ослушаться и поднялся в свою привычную комнату. Камин был растоплен, кровать застелена свежим бельем, в ванной ожидали халат и банные принадлежности. За окнами все так же бушевал дикий шторм, но толстые каменные стены и плотные двойные рамы надёжно оберегали покой жильцов, и комната оставалась теплой, сухой и уютной.

Приняв ванну и переодевшись в пижаму и халат, Стивен понял, что продолжает волноваться и категорически не может заснуть. Он пытался читать, после уселся составлять планы на следующий день. Если они останутся в "Колыбельной", нужно было съездить на рынок, купить свежих овощей и фруктов, возможно, выбрать несколько рубашек для доктора, которые явно пригодятся, учитывая, что он почти не брал с собой никаких вещей. А если они поедут обратно, с утра нужно осмотреть и заправить Абсент, проследить, чтобы у них имелись припасы на дорогу и тёплые вещи, мало ли, вдруг машина заглохнет и печка выключится… Значит, Перри нужны будут перчатки. Или попросить у мадам Гиацинты портативную походную грелку?

Размышляя так, он внимательно прислушивался, и вскоре до него долетели голоса из холла, стук входной двери. Окна комнаты Стивена выходили на скалы, и он вышел в коридор, выглядывая в противоположную сторону, где волновалось в диком танце море, встречаясь с сушей. На улице царила непроглядная ночь, дождь срывался на землю водопадом, будто опрокинутое ведро, и вода, смешиваясь, бурлила, будто сам ливень обратился солёной морской водой, а освободившееся пространство взамен заполнило дождевой, мутной, серой и пенистой. Однако даже в такую темень можно было рассмотреть два огонька: фонарики, покачивающиеся в руках людей, упрямо карабкавшихся куда-то вверх по берегу. Приникнув ближе к стеклу и укрываясь ладонями от лишнего света, бьющего в спину, Стивен рассмотрел в отблесках молний доктора Поттса и мадам Гиацинту, наряженных в широкие бесформенные плащи. Забравшись на самый верх, Перри откинул капюшон, и капли тут же застучали по цилиндру, на манер барабана. Вряд ли он что-то видел, так как стёкла очков залило водой, но держался на краю весьма уверенно, после достал из складок плаща длинную флейту и принялся на ней играть.

Серпент, находясь в доме и на большом расстоянии, в такую ужасную погоду никак не мог слышать мелодии, но, тем не менее, первые неуверенные трели, срываясь в воздух, пронизывали пространство, достигая ушей секретаря. Тихая мелодия флейты доктора Поттса была поначалу едва слышна, рвалась и терялась в вое ветра, шуме волн, яростном стоне океана, который бил в стены поместья, нападал на прибрежные скалы, как обезумевший бык. Но безудержное рычание стихии, хлесткие удары струй по лицу, целые потоки промозглой, холодной, солёной воды, заливающие все вокруг, казалось, вовсе не беспокоили Перри. Невысокий худощавый доктор стоял на краю скалы и продолжал играть. И постепенно звуки бури начали успокаиваться, отступать, на воду будто капнули маслом, и пятно расходилось, понижая волны, делая их гладкими, ленивыми и неповоротливыми. Музыка крепла, ширилась, а с нею вместе успокаивался и океан. Дождь постепенно стихал, становилось всё тише, но там, в глубине волн ближе к горизонту Стивен рассмотрел что-то более темное, чем сам мрак, исполинское, которое ворочалось, шевелилось, но также постепенно стихало, опускаясь ниже, не подавая больше признаков жизни.

Серпент подался назад, испуганно зажмурился, ощущая, как по коже побежали мурашки. Даже такое, умиротворённое Нечто на дне вызывало леденящий ужас, а доктор и мадам не побоялись выйти и встретиться с Этим лично. Собравшись с духом, он снова осмелился выглянуть, но на побережье уже никого не было, волны мирно накатывались на песок, а в прорехе облаков виднелся робкий луч молодой луны.

Переживая за начальника, Стивен тихо спустился по лестнице и заметил полуоткрытую дверь в гостиную, из-за которой заметен был блик света лампы. Насквозь мокрый Перри сидел в кресле у еле тлеющего камина, а такая же промокшая хозяйка поместья стояла подле него на одном колене, быстро и торопливо поясняя что-то, будто оправдывалась:

— Господин, я выполняю то, что должна, ежедневно на рассвете и после заката. Но мои силы…

— Непредвиденные ситуации случаются. Просто следуй своему предназначению, ты знаешь, я надеюсь на тебя, — прервал её доктор. — Помни, это я здесь не могу врать. Ты на это способна. Но также знаешь, как я отношусь ко лжи.

Мадам Гиацинта беззащитно склонила голову:

— Я бы не осмелилась…

Стивен, понимая, что подслушивает, покраснел от смущения и кашлянул, приоткрывая дверь шире и просачиваясь внутрь.

— Сэр, принести вам сухое полотенце? Или желаете чаю с облепихой?

Он понимал, что его обязанность — следить за удобством и комфортом доктора, но сейчас мучительно ощущал неуместность своего присутствия, будто Стивену категорически не стоило здесь находиться и вообще видеть эту сцену. Перри замер, как потревоженная змея, готовая к броску, но через пару мгновений изменил положение, спина его чуть расслабилась, и напряжение спало. Хотя комната тонула в полумраке, и доктор растворялся в нём, вызывая ощущение нереальности происходящего, но голос его звучал спокойно и размеренно:

— Стивен. Ты не спишь. Конечно, было немного шумно. Но нельзя давать слабину. Слишком много хлопот потребует исправление последствий. Мне не хочется этим заниматься.

Сказав это, он склонился и слегка коснулся губами центра лба мадам Гиацинты, которая так и застыла подле его кресла.

— Ступайте, сударыня. Теперь сил вам должно хватить ещё на год. А мне пора принимать горячую ванну и укладываться спать. Завтра можете меня не будить, я спущусь к обеду.

Поднимаясь с кресла, он посоветовал Серпенту:

— И вы отправляйтесь в постель, молодой человек. Время позднее, и помощь мне не нужна.

В этот раз Стивен решил не спорить и послушно взбежал вверх по лестнице, забираясь поглубже под одеяло и тихо радуясь, что Это так и не проснулось.

Утром доктор Поттс решил, что, раз уж они проделали такой путь, глупо немедленно возвращаться домой, и они пробыли в "Колыбельной" ещё неделю. Погода исправилась и радовала мягким солнцем, ласковые волны щекотали босые ноги и льнули к рукам, как пушистые мокрые щенята. У доктора в саквояже нашелся полосатый купальный костюм и он даже несколько раз искупался, хотя и не заходил глубоко, а сам Стивен, вспоминая дикий шторм, предпочитал не лезть лишний раз в эту тёмную воду и не дразнить То, Что Таится На Дне.

На обратном пути, когда спешка уже не требовалась, и Абсент ехала в своей привычной степенной манере, пофыркивая на выбоинах, Серпент внезапно спросил:

— Сэр, в тот день в "Колыбельной" случилось что-то плохое?

— Хм? — доктор отвлёкся от изучения пейзажей, обратил внимание на помощника, вопросительно приподнимая бровь, и, чуть помедлив, кивнул.

— И мадам Гиацинта сразу позвонила вам.

— Очевидно, — холодновато подтвердил Поттс, которому явно не нравились подобные расспросы.

— То есть, никто, кроме вас, с этой проблемой справиться не мог.

— Допустим. — В машине похолодало градуса на три, но Стивен упрямо смотрел вперед, на дорогу, и отважно договорил:

— Значит, вы самый настоящий доктор. Который решает проблемы.

— Кхм… — Волшебник от неожиданности кашлянул, а после рассмеялся, утыкаясь лицом в ладони. Очки оказались на лбу, плечи сотрясались, а Перри никак не мог прекратить свой смех. После, немного успокоившись, он вытер выступившие слёзы и, всё так же усмехаясь, заметил:

— Друг мой, я в который раз поражаюсь вашему оригинальному видению. Если бы вы знали, насколько кардинально, катастрофически, ужасно… ошибаетесь!

Серпент, который был очень чувствителен к насмешкам, нахохлился, но, понимая, что в словах доктора не было намерения обидеть, снова расслабился и дальше ехал в гораздо более приподнятом настроении. Еле заметное охлаждение, которое ощущалось в поведении Перри после разговора у камина, рассеялось. Стивен не мог выразить этого словами, но не мог избавиться от чувства, будто всю неделю доктор испытывал к своему помощнику недоверие, выставлял иголки, как хмурый ёж, и только после этого короткого разговора справился с отчуждением, возвращая своё доброе расположение.

— У тебя тонкая эмпатия, мальчик, как скрипичная струна, — заметил Перри, откидываясь в кресле. — Будь осмотрителен и не допускай в душу кого попало, можешь сильно пострадать.

После этого он прикрыл глаза и заснул, окончательно демонстрируя этим своё доверие.

Будто компенсируя неласковые летние ливни, осень в городе стояла мягкая, с романтичными золотистыми листьями, шуршащими под ногами, утренними заморозками, которые превращались в росу, стоило на них упасть первым солнечным лучам, и небом таким ярко-голубым, что, глядя на него, становилось больно глазам. Каштановые деревья на проспекте щетинились зелёными колючими плодами, роняли спелые блестящие каштаны под ноги прохожим, и рядом на тех же ветках распустились белые свечки цветов, будто деревья приветствовали весну. Местный самодеятельный оркестр на выходных устраивал в парке концерты, и туда же подтягивался хор полицейского управления, исполнявший под аккомпанемент духовых и струнных инструментов романсы и лиричные народные песни, которые в годы молодости пели местные старики. Молодые люди приглашали на танец симпатичных девушек, да и люди в возрасте не отказывали себе в удовольствии сделать круг по широкой площади, пока под ногами шелестели и разлетались золотистые, нежно-лимонные и алые листики.

Доктор Перри также не пропускал музыкальные вечера, он усаживался на лавочку, предусмотрительно укутанный в мягкое осеннее пальто, принимал от Стивена крышку от термоса с горячим кофе и наслаждался тихими безмятежными деньками. Он даже не чаровал особо, видимо, потратив много сил на разрешение кризиса в поместье "Колыбельная".

— Молодость прекрасное время — голова свободна от мыслей и почти ничего не болит, — сказал он помощнику, провожая взглядом очередную весёлую пару.

— Никогда не задумывался об этом, сэр, — отозвался Серпент. — Я всегда слишком занят, чтобы думать о мелочах.

— Слышу ли я укор? — задумчиво поинтересовался доктор.

— Ни в коем случае, сэр. Как вы и говорили, у людей есть свобода выбора. И я сделал свой, когда пошел к вам на службу.

— Ты же в курсе, что мой дом вообще-то не тюрьма?

— Кроме тех пятнадцати суток, когда тюрьма стала вашим домом? В курсе, сэр, — ехидно отозвался Серпент. — Что же о молодости… Об этой прекрасной поре разное вспоминают — ранимость, сомнения в себе, первую влюблённость, плохую кожу… Кое-что из этого и мне знакомо, я тоже был подростком...

— Любовь это прекрасно, очень весело, неисчерпаемый повод для шуток, — кивнул Перри.

— Вот тут с вами не все согласятся, для многих этот опыт оказывался весьма болезненным — сердечные раны, разлука, тоска…

— Правда? И "Матео и Энриетта" не смешно? — недоверчиво уточнил волшебник.

— Что? Нет, сэр. Наоборот, это знаменитая и печальная трагическая пьеса, над ней веками люди плачут.

— Странно. А я всегда очень смеялся, они такие глупые, — пожал плечами доктор.

— И сами вы никогда не любили? — слегка удивлённо поинтересовался секретарь. Он привык думать, что его шеф знает практически всё, и теперь удивлялся, обнаружив такую область, в которой Перри не был просвещён.

— Не видел в этом необходимости. Любые сильные привязанности на то и "привязанности", что сковывают и ограничивают.

— Но об этом куча песен написана, стихи, такие трогательные романы… — Серпент никогда не признавал, что был книжным червем, но его очаровывало печатное слово и он втихую перечитал половину библиотеки доктора.

— Хорошо, влюбляйся, потом расскажешь мне о результатах, — великодушно разрешил Перри.

Разумеется, влипать в любовные приключения, чтобы повеселить этим доктора, Стивен не собирался, и лишь подлил ещё кофе. Констебль Джонс как раз заканчивал очередную балладу, и его высокий звучный голос застыл на верхней ноте и плыл в хрустальном воздухе, заставляя сердце замирать от прикосновения к чему-то великому.

— Большой талант, вы были правы, доктор Поттс, — приблизился к ним шериф Осгуд. Под руку он вёл жену, а чуть позади прогуливались дочери и незнакомая дама в белом меховом манто, которая держалась по-королевски грациозно, с очень ровной спиной и выверенными движениями танцовщицы.

— Концерт многим нравится, начальник полиции Осгуд. Добрый вечер, миссис Осгуд, мисс Розалия, мисс Лилиана, мисс Петуния. — Перри поднялся со скамейки, вежливо здороваясь с дамами, и секретарь поднялся следом, аккуратно пожимая протянутые руки.

— Знакомьтесь, моя кузина Эрнестина, бывшая прима-балерина театра Метрополии, — представила незнакомку Элеонора. — Эрни, это доктор Перри Поттс и его секретарь, мистер Серпент.

— Ах, вы тот знаменитый фокусник? — доброжелательно улыбаясь, прожурчала балерина, протягивая доктору хрупкую ладонь, затянутую в кружевную перчатку.

— Всего лишь очень плохой волшебник, мисс, — отзеркалил её улыбку Перри, склоняясь над предложенной рукой. Стивен в очередной раз поразился тому, насколько многолик мог быть его начальник. То он вышагивал неторопливо, излучая благодушие, то казался беспомощным и неуклюжим, то наполнялся внутренней силой, как тогда, на скале, то пугал до дрожи. Теперь же он источал достоинство, как величественные короли со страниц пыльных старинных манускриптов, и движения его были не менее грациозными, чем у бывшей примы.

— Эрнестина приехала в гости погостить на пару недель, ей захотелось отдохнуть от суеты перед началом зимнего театрального сезона, — пояснил шериф.

— Тётушка Эрнестина танцует партию Меленаи, — важно сообщила Петуния.

— Это та, о ком Лирий Назир писал, как о красивейшей женщине своего времени, якобы она стала поводом для начала трех войн и послужила причиной гибели двадцати тысяч доблестных мужей? — задумчиво поинтересовался доктор.

— Разумеется, это глупости, — мягко рассмеялась Эрнестина. — Вы же знаете, как любят преувеличивать в этих мифах. Наверняка всё было не так…

— О, совершенно точно не так. Меленая вовсе не была так красива, как о ней писали, и людей погибло много больше двадцати тысяч. Они тогда делили плодородную землю в месте разлива двух рек, никто никого не жалел, и война шла до полного уничтожения, — подтвердил доктор.

Очевидно, от него ожидали другой реакции, так как семейство Осгудов ненадолго примолкло, и даже Стивен ощутил некую неловкость, повисшую в воздухе. К их общему облегчению оркестр закончил краткий перерыв и в тишине мягко запела скрипка.

— Мистер Серпент, вы танцуете? — поинтересовалась Розалия, и тот, обречённо вздохнув, кивнул.

Доктор был уверен, что умение вести себя в обществе, навыки игры на музыкальных инструментах и танцы — неотъемлемая часть программы обучения воспитанного человека. И если от нотной грамоты и игры на фортепиано удалось спастись, отговорившись отсутствием слуха, то уроки танцев Серпент посещал, три года обучаясь в классе синьоры Леонарды, пожилой и весьма строгой вдовы отставного военного. Предлагая девушке локоть, он старательно сохранял лицо бесстрастным, скрывая глубокое уныние, которое испытывал. Стивен умел танцевать, но терпеть этого не мог. А ещё ему не хотелось лишний раз попадать под прицел внимания шерифа Осгуда или кого-то из его семьи. Однако выбора не было, и он аккуратно закружил партнёршу в вальсе, с лёгкой ностальгией вспоминая синьору Леонарду и её бамбуковую палку, которой она охаживала нерадивого ученика, если он наступал ей на ногу.

Когда композиция завершилась, Серпент с радостью проводил старшую мисс Осгуд к родителям, планируя спасаться бегством, но леди Элеонора тут же вручила ему среднюю, утверждая, что будет справедливо, если каждая из дочерей сможет потанцевать с "таким достойным молодым человеком". Доктор Поттс, зная, как его помощник не любит танцы, тихо веселился, глядя, как тот кружит по площадке с полным тоски взглядом, как у грустного потерявшегося ослика, но и ему не удалось остаться в стороне.

— А вы, доктор, обучались танцам? — спросила его Эрнестина.

— Мне многому приходилось учиться, — отозвался Поттс.

Оставив на скамейке цилиндр и трость, он, немного подумав, повесил на спинку и пальто. Гостья из Метрополии на каблуках слегка возвышалась над доктором, но едва он сделал первый шаг под музыку, это перестало иметь значение. Поттс вёл естественно, танцевал, как дышал, будто у него за спиной были сотни часов движения и десятки забытых женщин. Если его помощник держался строго и официально, не допуская ни малейшей ошибки, то для Перри не существовало правил, он сам их устанавливал. Искусно заманивал, очаровывал, играл, и балерина, которая положила на алтарь танца всю жизнь, покорилась, принимая условия, льнула, плавилась, превращаясь в руках доктора в послушный пластилин.

Когда Перри проводил её обратно к шерифу, Эрнестина, растрёпанная и румяная, глядела на Поттса почти влюбленными глазами:

— Теперь я верю, что вы настоящий волшебник, — прошептала она с восхищением.

— Разве это чудо, мисс? Это опыт, — мягко отозвался Перри, застёгивая наглухо пуговицы. Он дождался, пока Стивен приведёт Петунию и откланялся, степенно направляясь по аллее к выходу. Секретарь, следуя на полшага позади, с уважением заметил:

— Я и не подозревал, что вы умеете так танцевать, сэр.

— Для этого всего лишь нужно время, много-много времени, Стивен. Если захочешь, и ты сможешь научиться держаться увереннее.

— Нет уж, спасибо, сэр, воздержусь, — поёжился Серпент. Хоть он и был восхищен навыками доктора, но становиться завсегдатаем танцевальных вечеров категорически не желал.

Вечером, играя сам с собой в шахматы, доктор казался задумчивым и надолго застывал после каждого совершенного хода. Серпент, подсчитывая расходы, иногда косился на патрона, зная, что после долгих размышлений Перри или принимался действовать, или совершал очередное несуразное чудо. И то, и другое могло обернуться неприятностями, и Стивен не желал оказаться к ним неподготовленным.

Загнав белых в угол и поставив королю мат, доктор покрутил в пальцах черного ферзя, а после подметил:

— В последнее время в городе так много новых лиц. К примеру мисс Эрнестина… она кажется весьма грациозной…

— Соглашусь, леди не лишена изящества, — осторожно подтвердил секретарь, пытаясь отследить логику высказывания.

— И такой отчетливый аромат гибискуса в парфюме…

— Вынужден признаться — не обратил внимания. Прошу прощения.

— Знаешь, Стивен, после танца я ощущаю подъем, воодушевление, будто способен создать лучшее свое заклинание. Как думаешь, ей понравится горящий вулкан? Люди обожают вулканы — эта лава, взрывы, гейзеры, пепел в небе — так живописно!

— Сэр, людям не нравятся вулканы, особенно действующие. Может, попробовать что попроще? Скажем, розы?

— Наверняка розы ей дарят целыми корзинами восхищенные поклонники. Ах, эти поклонники! Вместилище страстей, желаний и пороков!

— Как скажете, сэр. — Серпент вздохнул. Лучше бы патрон опять простудился, с теми симптомами он хотя бы знал, как справляться.

Доктор поднялся, разжег трубку и принялся прохаживаться по кабинету, напоминая сердитый пароход. Тени хоронились по углам, и даже сам секретарь испытывал явное желание испариться.

— В глазах её я фокусник, мистификатор, плут, мои порывы ей смешны и пресны… Приняв рукопожатие, вспорхнёт, лишь только позовут…

— Вы же не разговаривали толком, сэр. Пригласите леди на прогулку. Может, ей нравятся коростели, вишни и книги с большим количеством текста…

— Нет, друг мой, всё тьма и тлен, мы вышли из мрака, и вернёмся в него. Холодная пустота и ни единой искры света…

Перри снова спрятался в кресло, обиженно нахохлившись. Серпент подумал немного и предложил:

— Хотите, я сварю вам какао, сэр? И принесу большой бутерброд с бужениной, салатом, солёным сыром и свежими сладкими помидорами?

Волшебник покосился на помощника с подозрением и кивнул.

Еще через полчаса, допивая какао, сытый и снова довольный жизнью доктор философски заключил:

— Сколь мимолетны бывают сердечные порывы. И я был прав, не связываясь с влюбленностью. Категорически неудобное чувство, которое в большинстве случаев мне совершенно ни к чему.

— Но бывают же исключения? — робко уточнил Серпент, который всё ещё сохранил веру в красивые романтичные истории со счастливым концом.

— Исключения — слишком большое чудо, и к ним я не имею ни малейшего отношения.

Стивен снова вздохнул и промолчал. Только его наниматель мог за один вечер влюбиться, изводится ревностью, страдать от безответности, тосковать, впасть в депрессию, перегореть и избавиться от любовного наваждения, в то время как его избранница об этом даже не подозревала.

Как-то внезапно, за одну ночь город укрылся пушистым снегом, и когда Стивен утром открывал окна, за ними ещё танцевали лёгкие снежинки, искрящиеся под утренним солнышком. Он вышел на крыльцо в наброшенном на плечи кардигане, набрал полную грудь свежего хрустального воздуха и выпустил облачко пара, ощущая, как от дыхания слегка немеют губы, а нос и щёки игриво пощипывает трескучий морозец. Скрывшись в доме, он вскоре появился снова с большой коробкой птичьего лакомства и заполнил кормушку, на которую тут же слетелись пернатые гости. Серпент не забывал своё неласковое детство, и всегда старался накормить голодных, особенно таких беззащитных.

Замешивая тесто, он мурлыкал вполголоса, размышляя, как украсить дом к Ещёгоднику, а также гадал, стоит ли посылать поздравительные открытки шерифу Осгуду. Стивен хорошо знал, что шеф Мейсон любил хороший табак, его супруга приходила в восторг от мягкой пряжи для рукоделия, а внуки обожали молочные тянучки с орехами. В то же время, предпочтения Освальда Осгуда и его семейства оставались для секретаря доктора Поттса загадкой. Стоит ли вообще что-то дарить людям, которые каждый раз смотрят на его начальника сверху вниз и обзывают фокусником? Но они были столь любезны, что приглашали их на ужин. Звонок от Перри развеял сомнения. Придерживая трубку полотенцем, чтобы не испачкать аппарат мукой, Серпент разобрал:

— Осгуду бутылку хорошего виски. Мадам Осгуд духи с ароматом жасмина. Всем троим юным Осгуд по коробке шоколада и нарядные перья. Они здесь скучают и часто пишут подругам в Метрополию.

Стивен не знал, было ли это действием телепатии Перри, или доктор просто оказывался наблюдательным, хорошо зная человеческую натуру, но в отношении подарков он никогда не ошибался.

После завтрака доктор решил отправиться по магазинам, и в книжной лавке они встретили дочерей шерифа — Лилиану и Петунию. Судя по количеству купленной писчей бумаги с розовыми полями, друзей по переписке у них действительно было много.

— Чудесное утро, — поприветствовал их доктор, приподнимая цилиндр. Стивен слегка поклонился.

— Доброе утро, доктор Поттс, господин Серпент, — Лилиана посмотрела чуть настороженно, отвечая на приветствие.

— Уже подготовились к праздникам? В мэрии обычно проходят очень уютные музыкальные вечера.

— Да что там готовиться, всё равно ожидается скука смертная, — легкомысленно сообщила Петуния, которая, похоже, отличалась среди сестёр наибольшей прямолинейностью. — То ли дело вечеринки, на которые мы ходили дома…

— В тихих городах имеется своя прелесть, — мягко настоял доктор, что неожиданно вызвало раздражение у Лилианы:

— Что вы можете об этом знать? Не слишком ли вы самодовольны и снисходительны для человека, который не занимается общественной деятельностью, не имеет средств заработка, живёт в маленьком домике и проживает наследство своих предков?

— Согласен, мисс Лилиана, с такой точки зрения мои перспективы действительно выглядят несколько туманно…

Возмущенно хмыкнув, средняя мисс Осгуд подхватила под руку сестру и поторопилась к выходу.

— Кажется, будто мы их чем-то обидели, — протянул доктор.

— Похоже, мисс Лилиана считает вас нищим, или же подозревает в меркантильных намерениях? — предположил Серпент.

— Или огорчилась, что вы, мой друг, после вальса в парке так и не удосужились прислать письмо с выражениями своего восхищения, — парировал Перри.

— Давайте не будем им ничего дарить, — уныло предложил Стивен.

— Отвечать грубостью на грубость слишком по-детски. Они нам пока не враги, чтобы бить в полную силу. И, в конце концов, мы можем позволить себе быть снисходительными, — возразил доктор и принялся листать стопку свежих научных журналов.

Помимо продуктов и хозяйственных мелочей, Серпент набрал целую корзину праздничных безделушек, соломы и зелени, и после обеда принялся украшать дом, хотя Перри и ворчал, что ещё слишком рано. Но секретарь будто торопился наполнить дом ощущением праздника. Свежий запах можжевельника смешивался с терпким ароматом спелых ягод, делая комнаты нарядными и уютными.

— Вы же знаете, что я не особо жалую Ещёгодники, так зачем суетиться? Пожалейте свои ноги, — посоветовал доктор.

— Год заканчивается, и все эти мелочи напоминают о приятных моментах, которые довелось прожить, — пожал плечами секретарь.

— Наша память остаётся с нами, как бы мы ни старались позабыть… Перевёрнута клепсидра и рассыпан весь песок. День и век, давно ушедший, снова близок и жесток. Жизни, вещи, время, мысли истлевают в серый прах, не удержит их надежда или пляска на костях. Восемь — три — тринадцать — девять, пять — двенадцать — двадцать три. Не теряйся в лабиринте и обратно не смотри.

Выдав очередную явно магическую считалку, доктор вернулся к чтению, пробормотав:

— И, друг мой, принесите мне, пожалуйста, чаю…

Стивен отложил в сторону недоплетенный венок, выскользнул из гостиной и потёр подбородок. Пока никаких изменений заметно не было, но, зная характер чудес доктора Поттса, нужно быть готовым к любым неожиданностям. Пройдя по коридору, он открыл дверь кухни и снова оказался в гостиной. Стивен моргнул. Перри сидел в кресле, но теперь в комнате явно стоял поздний вечер, и одет волшебник был по-другому.

— Что? — обернувшись и оценив ошарашенный вид помощника, патрон прищурился, и внезапно сообщил: — Ах, да, вы из прошлого четверга. Сделайте четыре шага назад и входите в дверь чулана, по правую руку.

Секретарь растерянно кивнул, последовал совету и оказался на кухне. В полной прострации он автоматически заварил чай, поставил на поднос чайник, чашку и блюдце с печеньем, и снова вышел в коридор. Но тут же осознал, что понятия не имеет, куда идти. За дверью вместо кухни был теперь пыльный темный коридор, видимо, одно из ответвлений древней части подвалов под особняком. Тогда он вздохнул и вернулся, продолжая свой путь и надеясь, что ему повезет оказаться в нужной версии гостиной.

Галерея комнат, которые миновал Серпент, действительно напоминала лабиринт. Он попадал в гостиные, заброшенные, будто в них давно никто не жил, крохотные спальни, странные каменные залы, под высокими потолками которых металось эхо. Один раз, приоткрыв боковую дверь, он увидел вдалеке спину себя самого, тут же её захлопнув. В другой раз поднимался по деревянной широкой лестнице, которая раздваивалась, изгибалась, напоминая странные картинки с оптическими иллюзиями.

Стивен пробирался теперь по дому с большой осторожностью, за каждой дверью его могли ожидать очередные сюрпризы. И действительно, заглянув в седьмую по счету версию библиотеки с разбросанными по полу яркими книжками, он увидел сидящую на стуле маленькую девочку, которая сосредоточенно раскрашивала принцессу в альбоме. Девочке было на вид лет восемь, и длинные косички с вплетенными в волосы ленточками опускались ниже талии. Заметив Серпента с чайным набором, она заметно испугалась, но он примирительно улыбнулся:

— Привет, я Стивен. Хочешь чаю? Хотя он уже не особо тёплый…

Девочка кивнула, и он поставил чашку на столик, наливая ей подостывшего улуна и оставляя печенье.

— Ты живёшь у доктора Перри? — поинтересовался секретарь, гадая, в какой временной промежуток попал.

— Ага, дядя Перри обо мне заботится после смерти папы. Па служил полицейским. Ой, я совсем забыла о вежливости! Меня зовут Гиацинта!

— О вежливости забывать не стоит, — отозвался Стивен, ощущая, как по спине бегут мурашки. Неужели эта девочка — та самая мадам Гиацинта, хранительница подводного ужаса?

— А где мистер Поттс? — поинтересовался он, надеясь, что местный Перри не рассердится, заметив в своём доме чужака. Они же ещё не знакомы.

— На кухне, печёт вафли и чёртиков с вареньем. Я тоже учусь готовить, он хвалит мои имбирные пряники, — гордо ответила девочка.

— Хорошо, я пойду, его поищу, — сказал Стивен, покрепче прижимая к себе чайник, будто это была путеводная ниточка, способная вывести его из временного лабиринта. На прощание маленькая Гиацинта приветливо помахала ему рукой.

Ещё некоторое время Серпент продолжал идти, не встречая людей, и думал, что случится, если он встретит себя самого. Но вместо этого в почти пустом неуютном зале встретил, по-видимому, предка доктора Поттса. Этот представитель семьи Поттс отличался исключительным сходством с Перри, но выглядел моложе, худее своего потомка, а в глазах волшебника клубилась студеная пустота. Заметив Стивена, он резко поднялся из-за стола, выставив перед собой тросточку, и сухо поинтересовался:

— Вы кто такой?

— Сэр, прошу прощения, я помощник вашего... внука... Из будущего.

Сжав губы в тонкую нитку, Поттс-старший пристально рассматривал Серпента, будто пытался препарировать его мысли. Стивену стало неуютно от подобного осмотра, и он снова вцепился в чайник, будто хрупкий фарфор способен был его защитить.

— Вы далеко зашли, отрок, — наконец кинул хозяин. — Идите прямо и сверните в четвёртые покои по левую руку.

Он указал тросточкой направление, но так и продолжал пристально следить за Серпентом, пока тот не покинул комнату.

Действительно, за указанной дверью нашлась привычная глазу спальня самого Стивена, и на тумбочке лежала вполне свежая прошлогодняя газета. Но и это не было пунктом его назначения, поэтому блуждание по времени и пространству продолжалось. Серпент уже почти отчаялся, и устало остановился в застеклённом зимнем саду, которого в доме доктора никогда не было. Плети вьющихся растений карабкались по деревянным решеткам, уютные низкие скамейки так и манили присесть, в зарослях журчали струи фонтана, навевая дрёму.

Стивен подумал, как в такой ситуации поступил бы сам Перри, и едва не хлопнул себя по лбу — разумеется, доктор Поттс ничего бы не стал делать. Он не тратил время напрасно, вместо того наверняка нашел бы себе удобное место и ждал, пока развеются чары. Приняв решение, он открыл ближайшую дверь, обнаружив там, весьма кстати, очередную заброшенную гостиную, храбро прошел к дивану и уселся, твёрдо настроенный с места не сдвинуться. Тиканье незримых часов, сопровождающее его всю дорогу, помогло успокоиться, и скоро уставший секретарь уже спал, обняв пыльноватую подушку.

— Мальчик, не стоит спать в обуви, — услышал он тихий голос патрона, и тут же сел. Гостиная приняла прежний вид, на камине алели ягоды, переливались шелком разноцветные ленты, и сам доктор был привычным до последней детали — не молодым и не дряхлым, не отчуждённым, излучающим сдержанную ярость, а обычным, каким привык его видеть Стивен каждый день.

— Вы мадам Гиацинте пекли чёртиков с вареньем? — первым делом спросил он, а Перри, печально вздохнув, приказал сидеть на месте и ушел на кухню, откуда вернулся минут через пятнадцать со странной выпечкой, напоминающей кляксы с мазком варенья в центре.

— Что это, сэр? — с опаской поинтересовался помощник, рассматривая кулинарные поделки, которые за десять минут в духовке успели чуть подгореть.

— Чёртики. Из густого блинного теста и ложки засахаренного смородинового джема. Я никогда не умел особо искусно готовить. Но Гиацинте тогда было семь, и она считала их верхом совершенства. Пока не научилась печь сама, — усмехаясь, признался волшебник.

— Ваш дом категорически странный, сэр, — пожаловался Серпент и принялся жевать чертика, который, на удивление, оказался вовсе не так плох на вкус.

Стивен Серпент иногда задумывался, как в их городе, при том количестве чудес, что организовывал доктор, сохранялась непреходящая безмятежность и какая-то своеобразная гармония. Жители могли ругать Перри, обижаться за чересчур рисковые проделки, но быстро остывали, воспринимая непосредственный характер доктора как мелкую погрешность, с которой приходится мириться. Как капающий кран. Или плохо закреплённый карниз, время от времени громыхающий от ветра. У них в городе образовалась тесная и дружная община, в которой все были "свои", в том числе непутёвый волшебник. Община с очень крепкими нервами.

Сам Стивен родился в большом грязном городе, о родителях его ничего не было известно, и с малых лет ему довелось услышать много неприятных историй, а некоторым он и сам становился свидетелем. Но после встречи с доктором и переезда на новое место, сколько ни присматривался, Серпент не мог заметить даже малейших признаков серьезных правонарушений. Отправляясь на прогулку, горожане часто оставляли двери и окна открытыми, не боясь воров. Дети бегали повсюду, могли утянуть с соседского дерева горсть зелёных слив или яблоко, но на это смотрели сквозь пальцы. Скандалы в очередях, мусор под ногами, пьяные бессознательные тела в канавах, или хуже того — применение силы, — все это забылось, как страшный сон. Серпенту в качестве местной городской легенды рассказывали, как один кожевенник поднял руку на жену, и его за это корили все соседи, после чего грубиян вынужден был переехать в место с более свободными нравами. Похоже, наличие такого нарушителя спокойствия, как доктор Поттс, стало своеобразной прививкой благонадёжности и законопослушности. Аргумент: "У нас есть волшебник, который в любой момент может случайно лишить нас крова, так что терпеть воров и убийц это слишком", работал безотказно.

Однако шериф Осгуд, вступив в должность, ещё не знал местных реалий. Он опирался на опыт других городов, никак не мог влиться в общую колею, и пытался внести изменения в то, что неплохо работало до него. Сперва он организовал ночное патрулирование, во время которого констебли выходили вечером из управления, доходили до дома и ложились спать. Узнав об этом, начальник полиции орал, как миссис Ратнел, у которой Перри всех кур превратил в розовых крокодильчиков с пушистыми голубыми крылышками.

Следующим шагом стала раздача профилактических листов среди детей, в которых описывалось, как надо поступать, если к ним пристают посторонние, если они замечают вора или подвергаются нападению. Инициатива, безусловно, здравая, но уже на следующий день шерифа посетила целая делегация мам, которых возмущал насильственный контент и страшные картинки в пособиях. Главным вопросом было: как вы могли раздать такие ужасы нашим детям?

Зимой Осгуд притих, муштровал подчинённых, заставлял их учить законы, постановления и инструкции, устраивал внезапные тесты проверки знаний, не пытаясь наводить порядок на улице. У жителей даже возникла смутная надежда, что он все осознал и успокоился. Но с появлением первых зелёных листочков шериф принялся за своё с двойным усердием.

На дорогу нанесли разметку, установили дорожные знаки и поставили одного регулировщика. Полицейские патрулировали в полной форме совершенно мирные улицы, а на окнах участка появились, — какая дикость! — кованые решетки. Чтобы сделать вид эстетичнее, горожане потребовали украсить их металлическими листочками, птицами и цветами, но даже это не помогло, и все единогласно решили, что здание полиции выглядит чрезвычайно грубо и агрессивно.

— У них теперь даже камера запирается, — драматично рассказывала миссис Миллер, а соседки, слушая её, обеспокоенно охали.

— Темные времена пришли в наши края, — сокрушался почтальон, воскрешая в памяти Стивена мрачные слова гадалки.

Но когда в газете появилось объявление о проведении публичного собрания с целью вынесения мэру ноты недоверия, даже Перри изменил своей привычке лежать в саду до обеда и слушать птиц.

В назначенное время в сквере перед зданиями мэрии и полиции собрался почти весь город. По понятным причинам не было детей и их учителей, — уроки никто не отменял, хотя директор присутствовал. А ещё отсутствовали дежурные пожарные и медики. Все признавали важность происходящего, и даже лавочники закрыли на время свои магазины, не желая пропустить невиданное ранее событие.

Шериф поднялся на крыльцо и разразился обличительной речью, в которой называл мэра Гордона некомпетентным руководителем, который не вводит в городе инноваций, на улицах творится бардак, а мирные люди не могут спокойно спать в своих постелях.

— А вот это Освальд зря, очень зря, — пробормотал Перри. — Я бы сказал, что этот сольный концерт совсем не весёлый…

Не имея сил терпеть дольше подобную несправедливость, Стивен плюнул на приличия и протолкался к крыльцу. Один раз он промолчал, не защитил доктора, но второй раз не мог держаться в стороне, когда шериф с высот своей вседозволенности, опираясь на значок, обижал хорошего человека.

— Мэр Гордон хороший человек и замечательный специалист, который прекрасно справляется с управлением нашим городом! — заявил Серпент, сцепляя руки в замок за спиной, чтобы не показывать своего волнения. Если доктор Перри выступал против морского монстра, то и Стивен сможет высказать зарвавшемуся фараону свои претензии.

— Настолько успешно справляется, что уже много лет не может приструнить вашего хозяина, — иронично отозвался Освальд. — Постоянный хаос, кусачие фрукты, картонные самоходные чудовища, говорящие столбы…

— Говорящие столбы? — оживился Перри. — Такого я ещё не пробовал, спасибо за идею.

Мэр, который до того молчал и вздыхал, выслушивая обвинения, тихонько усмехнулся, а Осгуд продолжил, будто не замечая, что его прервали:

— Не просто беззаконие, а преступная халатность! Закрадывается мысль, не таится ли здесь заговор? Рука руку моет и покрывает, так, доктор?

— Какие любопытные умозаключения, — безмятежно улыбаясь, отозвался Перри, а после поинтересовался: — Но если мэр Гордон не справляется, неужто у вас есть кандидатура того, кто справится лучше? Может, вы?

— Нет, что вы, доктор, я не претендую на такой высокий пост. Но моя супруга, уверен, вполне справится. Она знает здешние места, и вам наверняка будет проще находить общий язык с вежливой почтенной дамой.

— И кто же говорил о руках, которые друг друга покрывают? — хмыкнул Поттс, не обращая внимания на робкие смешки из толпы. — В любом случае, если бы я позволял дамам себя очаровывать, уже был бы женат. Благо, пока хватает благоразумия не совершать подобной ошибки. И весьма сомнительно, что мадам Осгуд будет так уж удобно работать со мной.

— Я была руководителем трёх благотворительных комитетов, организовывала вечера по сбору средств для бедных в Метрополии и посещала приют для животных, уверена, этих навыков будет достаточно, — сообщила миссис Осгуд, которая стояла здесь же, в окружении дочерей.

Зрители зашушукались, одобрительно кивая. Опыт казался солидным, ведь в Метрополии совсем другие масштабы.

— Зато мэр Гордон мастерски справляется с непредвиденными обстоятельствами, оборачивая их на благо города, — напомнил доктор. — Благодаря нему у нас теперь новая больница…

— В тюрьме, — снисходительно улыбнулся шериф.

— Но с бесконечным количеством энергии, — парировал Перри.

— А помните, бегали по улицам шарики-пожарики, мистер Гордон за три часа организовал жителей в команды, и их всех переловили, сгорел только старый сарай, — вспомнил редактор газеты.

— Шарики-пожарики? Кому вообще может прийти такое в голову? — возмутился Осгуд. Доктор снова легкомысленно пожал плечами, не желая этого комментировать.

— Или голуби-болтуны, которые вместо стандартного курлыканья три дня подряд пичкали всех вокруг историческими фактами, — проворчал журналист. — Мэр посоветовал разгонять птиц клаксоном, когда устал от их занудства…

— Голуби, вообще-то, ваша вина, — проворчал Перри. — Вы написали сущий бред про Вторую южную кампанию…

— Ой, а кусачие яблоки? А летучие груши? А поющий горох? — не сдержалась миссис Миллер. — Что ни урожай, так безобразие!

— Видите, миссис Осгуд, — обезоруживающе развел руками Поттс. — Здесь ваши навыки проведения формальных банкетов и мероприятий не подойдут. Скорее, нужен человек, способный быстро решать кризисные ситуации, и с этим лучше самого мэра Гордона в нашем городе не справляется никто.

Снова поднялся шум, горожане спорили, подскакивали и экспрессивно махали руками, сбивались в группы и снова расходились, вспоминали прошлое и напрочь перестали слушать аргументы шерифа. После продолжительного жаркого обсуждения большинство аудитории проголосовало за то, чтобы оставить мэра Гордона на занимаемой должности. Старик смущался, едва не плакал и благодарил за доверие и поддержку, а проигравшая сторона казалась весьма недовольной.

— Нам лучше знать, кого выбирать! — громко возмущалась мисс Лейтон, автор колонки со свежими сплетнями. — И не дело чужакам указывать, как нам вести дела в своем городе!

Перри, прислушиваясь к этому, молчал и довольно щурился. После поздравил мэра, сердечно пожал ему руку и уже собирался уходить, но напоследок, обернувшись к шерифу, показал ему два пальца.

Могло показаться, что в городе, где жил доктор Поттс, мало развлечений, помимо посещений библиотеки или редких концертов, но жизнь постоянно неспешно бурлила, как клубничное варенье в большом тазу. Постороннему глазу оно казалось безмятежным, только изредка на поверхности появлялись пузыри, но внутри процессы не прекращались, ягоды, напитанные сахаром, вальяжно поворачивались в сиропе, варево становилось прозрачным, насыщенным, ароматным, угрожая возмущенным плевком в того, кому придёт в голову непочтительно ткнуть в центр деревянной лопаткой. Клубы рукоделия и прикладного творчества проводили чаепития по четвергам. Музыканты собирались в выходные. Любители фотографий и акварелисты, не привязанные ко времени, ориентировались в основном на погоду, стараясь уловить удачный кадр или освещение. А ещё были кулинары, поэты, аквариумисты и разводчики декоративных птиц, садоводы и краеведы. Целыми улицами горожане выбирались на пикник или устраивали спонтанные сборы по благоустройству территории. Даже детей привлекали к разным активностям, руководствуясь принципом: "Ты не можешь натворить вреда, если постоянно занят".

Исключением был разве что спорт, но жизнь по соседству с доктором Поттсом быстро приучала к ловкости и осторожности, поэтому каждый, от мала до велика, способен был увернуться, заслышав подозрительный свист или жужжание, а миссис Миллер своим виртуозным обращением с лопатой могла поразить опытного знатока единоборств. Наверное, потому, что ежегодные "битвы за урожай" оборачивались битвами реальными, а пожилая дама не любила проигрывать собственноручно выращенным тыквам на грядках.

Собственно, описаниям курьёзных ситуаций, которые происходили на этих вечерах, были практически полностью посвящены страницы городской газеты.

— Миссис Питерс вырастила клубнику неприличной формы, ягода похожа на большой палец ноги. Фото, разумеется, не прилагается, вдруг дети увидят, — прочитал Перри, пока Стивен накладывал ему овсянку. — А в клубе кулинаров скандал — целая детективная история, в которой замешан пирог с почками, заявленный на конкурс, кошка, библиотекарь и констебль Джонс. Но при вёрстке опять все напутали, так что непонятно, кто же из троих слопал тот пирог. Или он ушел сам?

— Я мог бы сказать, что пироги не ходят, но теперь не могу быть в этом уверен, сэр, — отозвался Стивен, разливая чай, после уселся за стол и взял себе листок с объявлениями:

— Акварелисты собираются писать регату на пруду, приглашают желающих попозировать.

— Насколько помню, в лодочном городском парке три гребные лодки, одноместная байдарка и четыре катамарана. Не маловато для регаты? — с сомнением уточнил Перри.

— Они взяли пример с шерифа и назвали её "малая регата". Желаете посетить, сэр?

Принимая во внимание, что вся работа состояла в сидении в лодке посреди пруда, доктор даже согласился поучаствовать, и вскоре они занимали двухместную лодку с зелёными и белыми полосками на борту, отплыв подальше от берега, чтобы наслаждаться пейзажами и покоем. Катамараны неспешно бороздили мелководье, повинуясь командам художников, чтобы принять наиболее живописные позиции. Директор школы, ловко запрыгнув в байдарку, с крейсерской скоростью унесся к противоположному берегу. Похоже, ему нужно было снять стресс, и он успокаивал нервы, колотя веслами по воде с такой интенсивностью, будто отрастил лишнюю пару рук. Пассажирами небольшой красной лодки стали миссис Миллер с котом и миссис Ратнер с коротколапым флегматичным бульдогом. Пожилые дамы отдалились от берега ровно настолько, чтобы не мешать маневрам катамаранов, после укрыли зонтиками себя и питомцев, достали вязание и напрочь позабыли о веслах.

Третью лодку, голубую и более вместительную, заняли дочери шерифа Осгуда, и Перри дружелюбно им помахал, пока Лилиана, громыхая веслами в уключинах, ворчала на такой неповоротливый транспорт. Петуния, опираясь на бок, почти свесилась в пруд, окуная в воду пальцы, а Розалия удерживала шляпу, которую едва не унесло порывом ветра.

От воды тянуло свежестью, ароматы цветов, растущих по берегам, плыли по воздуху, вызывая головокружение, и Стивен отложил весла, высматривая рыбок в глубине. Солнце ласково грело, но было достаточно ярким, превращая воду пруда в темное переливающееся зеркало. Доктор Поттс, оглядевшись, с сожалением признал:

— Регата получилась очень малая. А ведь как живописно смотрелись бы на этом фоне паруса.

— Для парусных судов масштабы пруда все же маловаты, нам только кораблекрушений не хватало.

— Хм, значит, нас ограничивает всего лишь размер водоема…

— Сэр, мне кажется, это не очень хорошая идея, — попытался предостеречь секретарь, но волшебник легко отмахнулся, делая первые взмахи:

— Мир пустой, и в море мель — жизни первая купель. У стихии нет лица, перемены без конца. Собирая слёзы руд, совершает полный круг. Плоть рассыплется землёй, кровь уйдет живой водой. Восемнадцать — тридцать три — кость рождает корабли, из глубин придет стрелец, чтобы встретить свой конец.

Сперва ничего не происходило, но после землю ощутимо тряхнуло. Серпент предусмотрительно вцепился в вёсла, доктор — в борта. Вода взбурлила, а берега раздались в стороны, стремительно удаляясь. Побережье за пару минут стало едва различимым, и секретарь очень понадеялся, что директору школы не придётся слишком долго возвращаться домой, учитывая, что он вряд ли брал с собой запас воды и консервов. Водное пространство, которое раньше было ухоженным прудом, теперь обратилось настоящим морем, горизонт затянуло густым туманом, и только тёмная полоска суши напоминала, в какую сторону им грести. Вспоминая свои странствия по лабиринту в доме Перри, Серпент намеревался предложить вовсе ничего не делать и дождаться, пока пруд вернётся к прежним размерам, но его отвлекли удивлённые возгласы. Всего в паре десятков метров от них на волнах болталась голубая лодочка с перепуганными шерифетками. Желание поскорее оказаться на берегу всколыхнулось в душе секретаря с новой силой.

— Мистер Поттс, не желаете пояснить, что произошло? — суховато поинтересовалась старшая мисс Осгуд, хотя голос её заметно подрагивал.

— Всего лишь небольшое приключение, мисс Розалия, — безмятежно сообщил Перри. — Морской воздух так освежает и медики подтверждают его высокую полезность для организма.

— Мне бы очень хотелось попасть домой к чаю.

Перри, прищурившись, оценил расстояние и огорчённо развёл руками:

— Весьма сомнительно, мисс. Но беспокоиться не о чем, в море наверняка есть рыба. Хотя ни у кого из нас нет удочек… — Волшебник снова приуныл. И это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения собеседницы:

— Доктор Поттс! Вы ужасны! Чтоб вы провалились с вашими фокусами, с вашей рыбой, с вашим унылым замшелым городом! — Розалия вскочила в лодке, вынуждая ненадёжное судно опасно покачнуться, а сестёр — вскрикнуть. — Я устала от этого болота! Мне надоело ходить в один и тот же магазин с одним и тем же набором платьев, которые висят неделями! У меня зубы сводит от скрипки мисс Лейтон! Меня тянет заткнуть уши и визжать, когда выслушиваю жалобы нашей матушки, у которой от скуки мигрени! Я хочу сходить на нормальный бал, где есть шампанское, весёлые кавалеры, а не полицейские из папиного управления, которые даже танцевать не умеют! Так ещё и это несчастное море!

— Отчего же вы остаётесь здесь, раз всё вокруг кажется отвратительным? — тихо поинтересовался доктор. Розалия сверкнула глазами, собираясь отвечать, но Лилиана предостерегающе зашипела, и девушка ответила, очевидно, не то, что собиралась:

— Мы пока не можем уехать. У папы здесь… работа.

С этими словами она гордо уселась на место, стараясь оказаться спиной к лодке доктора. Стивен, не желая вмешиваться, взялся за вёсла. Им предстояла долгая дорога, и ему, как секретарю волшебника, не пристало капризничать. Лилиана, сердито глянув на соседей по несчастью, также принялась грести, пока Розалия усмиряла гнев, а Петуния тихо плакала.

Некоторое время они провели в молчании, и Серпент даже начал наслаждаться путешествием — вода шелестела под вёслами, мышцы приятно напрягались, прохладные брызги, слетая с лопастей, освежали разгоряченный лоб, а в небе проплывали облака и мелькали редкие птицы, озадаченные сменой привычного ландшафта. Доктор любовался видами, и на лице его было написано полнейшее благодушие. Туман, укрывающий половину моря, начал таять, позволяя рассмотреть окрестности, и Перри, лукаво прищурившись, посоветовал:

— Я бы посоветовал вам приналечь на вёсла, иначе мы станем вынужденными участниками той самой большой парусной регаты.

Проследив взглядом в том направлении, куда указывал Перри, Стивен рассмотрел в тумане очертания довольно крупного парусного судна, которое было ещё далеко, но уже поворачивало нос в их сторону. Девушки, заприметив его, разразились восторженным смехом:

— Нас наверняка спасут, — радовалась Петуния.

— Я бы не был так уверен, — отозвался доктор. — Судно с чёрным флагом. Могу предположить, что это пираты.

Стивен не имел причин не доверять зрению патрона, поэтому слегка напрягся, а на соседней лодке снова всколыхнулась паника:

— Это ваша вина, Поттс! Вы — убогий иллюзионист, и у вас всё, не как у людей! — взвизгнула Лилиана.

— В принципе, перспектива встречи с пиратами всегда примерно равна 50% — или встретим, или нет, — глубокомысленно сообщил Перри.

— Но не в городском пруду искусственного происхождения, чтоб вас на части порвало! Дайте только добраться до суши — я вам так наподдам!

— А это было грубо, вы же девушка, мисс Лилиана.

— Да катитесь Вы…

Стивен, слушая это, с огорчением подумал, что для визита к Осгудам ему можно было не стараться, заучивая расположение вилок. Теперь он не отвлекался на птичек, сосредоточившись на вёслах, но продолжал ощущать приближение враждебного корабля.

— Если возможно, сэр, не могли бы вы организовать морским волкам попутный ветер в противоположном направлении? — стараясь сохранять хладнокровие, поинтересовался секретарь.

Волшебник почесал нос, принимаясь задумчиво чертить тростью какие-то знаки, но последствия его действий, как обычно, оказались совсем не теми, что ожидалось. Море снова заволновалось, и в пене мелькнул исполинский гребень чешуйчатой спины. Вода с шумом и шорохом скатывалась вниз, когда на поверхность вынырнула громадная голова морского змея, который повёл в стороны гребнистой башкой и оскалился.

— А я говорил, что у настоящих драконов зубов в излишке, — меланхолично напомнил Перри, будто громадная разинутая пасть, ощетинившаяся клыками, была недостаточным доказательством.

— Честно говоря, я бы предпочёл того жирного неповоротливого дракона, которого намалевали на малыше Джимми, сэр, — честно признался секретарь.

Морское чудовище оглушающе заревело, и ему вторили вопящие мисс Осгуд. Перри повелительно указал тросточкой в сторону ящера и с угрозой предупредил:

— Мы не слишком питательные, поищи себе другую добычу.

На удивление, змей послушался, сложил гребень и, совершив изящный разворот в воде, направился в сторону корабля. Теперь прыть проявили пираты, стремительно ложась на другой курс, стремясь избежать столкновения с явно опасной тварью. Перед невольными свидетелями развернулось настоящее морское сражение, в котором морской дракон нападал, бил по мачтам и бортам твёрдым выступом на загривке, рвал паруса и снасти, повредил руль, и судно рыскало по волнам, сотрясаясь от ударов мощного тела. Пираты оказались вооружены до зубов и активно отстреливались, огрызаясь на каждый удар залпами свинца. Пороховой дым плыл над водой, смешиваясь с подбирающимся туманом. В конце концов бой закончился вничью — обломав порядком зубы о крепкую древесину, змей взревел и ушел на дно, а повреждённый корабль, слегка накренившись, полоскал в воде обрывки парусов и не мог преследовать беглецов.

Стивен решил, что дальнейшее проявление любопытства может оказаться для них губительным и снова взялся за вёсла.

— Жаль, что этого не видели наши акварелисты, они бы написали прекрасные работы, такой красочный сюжет для картины… — огорчённо протянул Перри. — И змея жаль.

— При всём уважении, не будь здесь пухленьких аппетитных пиратов, он бы нами пообедал, сэр, — не смог не указать на очевидное Серпент.

— У него же не было злого умысла, только инстинкты. В природе вообще больше искренности. Животные и птицы находятся на своём месте, и если оказываются в непривычной обстановке и начинают вредить, как этот бедняга, делают это неосознанно, желая выжить. В то же время люди прекрасно понимают, что делают, и какой ущерб наносят, и всё равно вредят.

Стивен тяжело вздохнул и напоследок покосился на корабль, который всё отдалялся, постепенно скрываясь в тумане. Для себя он решил впредь держаться подальше от любых регат, неважно, больших или малых, даже если это будет гонка моделек кораблей размером с ладонь, организованная в собственной ванной. Изредка до него доносились обрывки разговоров девушек, которые сменялись на вёслах и спорили об очередности, или переживали из-за испорченных водой причёсок.

Добраться до берега удалось лишь вечером, в темноте, и на берегу ожидала целая делегация из спасателей, причастных или сочувствующих. Девушки, выбравшись на сушу, наперебой принялись жаловаться отцу на то, что их чуть не похитили пираты, а после едва не сожрали, и он рассерженно зашагал к Перри:

— Доктор Поттс! Я не буду выдвигать обвинений, так как ваш змей спас моих дочерей от пиратов, но знайте — ваши поступки опасны для окружающих!

— Шериф Осгуд, наш город всегда полон сюрпризов. Но если что-то вас тревожит, вы всегда можете отказаться от своих планов и вернуться в уютную, безопасную старушку-Метрополию, — предложил Перри. Осгуд недовольно нахмурился, но после развернулся на каблуках и ушел успокаивать семью.

Его сменил суровый дежурный фельдшер, который намеревался провести над пострадавшими весь комплекс медицинских процедур, вплоть до госпитализации, если потребуется. Волшебник уверил, что совершенно не пострадал, а вот Стивену нос, лоб и щёки намазали толстым слоем лекарственной мази, чтобы снизить ущерб от солнечных ожогов. Руки Серпента надежно защитили белые перчатки, которые он, как дворецкий, всегда носил с собой, и теперь радовался такой предусмотрительности.

Несмотря на пережитые приключения, доктор казался веселым и жизнерадостным, и даже заметил:

— Друг мой, вы же не станете отрицать, что прогулка оказалась вполне познавательной и оживлённой…

— Не стану, но теперь, сравнивая кровожадных пиратов, гигантских морских змеев и дочерей шерифа Осгуда, уже не могу сказать, кто свирепее, — искренне ответил секретарь, в душе надеясь больше не встретить никого из перечисленных.

После случая с регатой шериф Осгуд стал совсем неприветливым, при любом удобном случае пытался уколоть доктора словом, оставаясь при этом в рамках приличий. Встретив Перри на прогулке, он широко улыбнулся, глядя на волшебника с высоты своего роста, и сообщил, что подал в городской совет прошение о запрете изменения форм ландшафта, если на то не будет официального разрешения.

— Тогда вам следует подать в суд на дожди, когда они поливают и выводят реки из берегов... Или арестовать землетрясение, оно всегда неожиданное, и так катастрофически меняет пейзаж, — отозвался Поттс, не скрывая насмешки.

— Не зарывайтесь, доктор. Не думайте, будто мне нечего вам предъявить…

— А вы, мистер Осгуд, слишком вольно трактуете свои полномочия. Вы же осознаёте, что третьего раза не будет? Я предупреждал вас уже дважды…

— И что вы мне сделаете, фальшивый доктор? Помнится, шеф Мейсон постоянно вас штрафовал, а один раз даже отправил за решетку. И вы были абсолютно беспомощны.

— Шеф Мейсон искренне верил в закон, за что заслуживал уважения, а вы законом манипулируете… Лишь раз он, забывшись, превысил свои полномочия, но после ни разу не повторял своей ошибки.

— Мистер Поттс, я не до конца понимаю суть ваших претензий… До сих пор я не делал ничего плохого, действовал исключительно в рамках закона и на благо города. Это может подтвердить любой. — Осгуд дружелюбно улыбнулся, качнувшись с пятки на носок. — Полиция призвана охранять и защищать, но что мы можем, если житель этого не хочет? Я просто хотел напомнить, что ситуации бывают разные, и в момент угрозы вы всегда можете обратиться… за моим покровительством. — Сказав это, шериф медленно удалился, а Перри глянул ему вслед с нескрываемым весельем.

— Кажется, на нас обиделись не только юные мисс Осгуд…

— Больше скажу, сэр, складывается впечатление, будто вы напялили очень большие башмаки и попрыгали начальнику полиции Осгуду по всем мозолям. Конечно, он после такого будет недоволен.

Перри хихикнул и продолжил прогулку, дружелюбно раскланиваясь с прохожими, однако Серпент не мог разделить беззаботное отношение патрона. Он помнил, насколько далеко могли зайти беззаконные полицейские из большого города, и надеялся, что Осгуду хватит чести не играть слишком грязно. Интуиция шептала Стивену, что вокруг сгущаются тени, и самые чувствительные струны души трепетали, предвещая грядущие неприятности. Но погода оставалась безоблачной, дети играли в классики на тротуарах, пахло пирогами и свежей краской, и он позволил себе успокоиться, загоняя подальше глухое беспокойство.

Лето расцветало в полную силу, на грядках наливались соком молодые томаты, прозрачные гроздья красной, белой и чёрной смородины казались стеклянными игрушками, а мята и укроп благоухали так, что вызывали головокружение. Для Стивена наступала особо хлопотная пора заготовки овощей впрок, и на переживания не хватало ни времени, ни сил. Перри, отрываясь от чтения, выбирался на кухню и помогал, закладывая в банки спелые овощи, соль, сахар, специи и травы, каждый раз меняя наполнение и никогда не пользуясь мерными стаканчиками, поэтому зимой каждая баночка казалась лотереей со своим вкусом и наполнением.

В очередной раз возвращаясь с рынка с полной корзиной домашних огурцов, кабачков и перца, отдав патрону пышный букет, составленный из веток укропа, смородины, листьев хрена, розмарина и тархуна, Стивен едва не врезался в крепких незнакомцев, заступивших ему дорогу. Он автоматически собирался извиниться, но по виду мужчин понял, что их словами не успокоить. Они напоминали призраков из прошлого — матёрые, не особо следящие за опрятностью костюма, пахнущие табаком, алкоголем и кофе. В этом городе они были чуждыми, как ботинок в праздничном свадебном торте. Инстинктивно Серпент подался в сторону, прикрывая собой доктора, но тот обогнул помощника и без страха смерил взглядом неожиданное препятствие. В своём смешном цилиндре, с пышным букетом трав волшебник казался совсем беззащитным.

— Джентльмены разрешат нам пройти? — поинтересовался Перри, а один из троицы, пренебрежительно почесав щетину на подбородке, спросил в ответ:

— Ты, что ли, Потц?

— Можете обращаться ко мне и так, сударь, — согласился доктор.

— Нам тут птички нашептали, что ты типа какой-то шулер… то одно превращаешь, то другое…

— Мозг пернатых не отличается размером, иначе им было бы слишком сложно подниматься в воздух, каждый грамм на счету, — пояснил Перри. — И я всего лишь очень плохой волшебник…

— А это, денежки ты типа делать можешь? Или золотишко…

Перри разочарованно качнул головой:

— Вроде, цивилизованные люди из большого города. А запросы остаются всё такими же примитивными… Я почти позабыл, как общаться с головорезами…

— Ты нам зубы не заговаривай, профессор, — набычился другой, тот, что постарше и с татуировкой на пальцах.

— Куда только смотрит полиция? — огорченно поинтересовался Перри. — На улицах стало так беспокойно.

— Ничо, коротышка, с любой полицией можно договориться. Или подмажем и сам отойдет, или отвалит с дороги ногами вперёд — нам без разницы.

— Тогда им лучше согласиться, — серьёзно кивнул доктор. — Не хочется ломать статистику, у нас в городе уже больше ста лет не гибли полицейские.

— Так мы не поняли, чо там с золотишком? — напомнил первый, который, похоже, был у них за главного.

— Может, золото, может, стекло, может, гранит… Может, мрамор надгробный с тобой говорит. Долго копить злато, почести, власть, чтобы нагим за грань жизни попасть. За деньги не купишь здоровья, любви, лишь череп останется в мягкой пыли. Белый цвет смешался с алым, что большое — станет малым.

Совершив взмах тросточкой, доктор снова вежливо улыбнулся, с большим интересом наблюдая, как бандиты постепенно уменьшаются, превращаясь в крохотных человечков, размером с кукол. После он аккуратно передал букет Стивену, а человечков поймал и поднял на уровень носа, пока те, цепляясь за его пальцы, вопили и изрыгали потоки сквернословий.

Перри недовольно поморщился, после, оглядевшись, заметил в окне суровую миссис Миллер, которая неодобрительно следила за происходящим, поглаживая своего раскормленного холёного сфинкса.

— Прошу прощения, мадам? У вас, случаем, не найдется обувной коробки? — Перри приподнял истерически вопящих бандитов, которых теперь держал за шиворот кончиками пальцев, не желая больше пачкать рук. — Эти господа недостойно себя вели и хулиганили, им нужен небольшой урок. Но я бы не хотел, чтобы их раздавили прохожие или съели кошки, поэтому решил посадить на время в коробку.

Старушка пересадила кота на подоконник, ненадолго отошла и вскоре передавала доктору вместительную коробку из-под туфель с проделанными в крышке дырками.

— Чтобы не задохнулись, — проворчала миссис Миллер, и Перри рассыпался в похвалах, аккуратно усаживая узников в их временную тюрьму.

— Вот, оставлю их здесь, в тени на скамейке.

— Думаете, разумно оставлять их вот так? — с сомнением спросил Серпент, глядя, как доктор придавливает коробку сверху камешком, чтобы крышка не слетела.

— Вряд ли их могут украсть, у нас в городе живут порядочные люди, — легкомысленно махнул рукой Перри. — Да и что полезного могут сделать человечки ростом с оловянного солдатика? Долго протирать от пыли одну книжную полочку?

— Меня больше беспокоит, что они очень обидятся и вернутся.

— Если они не осознают урока и решат вернуться, значит, это будет исключительно их проблема…

С этими словами доктор снова отнял свою ношу, задумчиво понюхал соцветие укропа и направился домой. У них ещё оставалась работа.

К сожалению, единичного предупреждения от волшебника корыстным пришельцам оказалось мало. Побыв миниатюрными, бандиты, похоже, что-то осознали, потому что на глаза доктору больше не попадались. Зато принялись слать письма с угрозами. Серпент в красках представлял, что они могут сделать с доктором, особенно если закроют ему рот, не позволяя чаровать, но сам Перри сохранял завидное хладнокровие.

— Если они продолжают попытки договориться, значит, им нет смысла нас убивать. Учитывая, что говорить с ними я не намерен, это будут очень долгие переговоры. Такие долгие, что кто-то из нас может не дожить до их окончания.

Около недели ничего не менялось, доктор Поттс продолжал вести себя так же беспечно, даже не читая очередное угрожающее послание, пока его противники не совершили роковой шаг. В один из дней, отправившись за свежей выпечкой, Стивен Серпент не вернулся домой.

С момента исчезновения Стивена прошло уже больше шести часов, но похитители не торопились с требованиями, и почтовый ящик оставался гулким и пустым. Волшебник сидел неподвижно во главе стола у потухшего камина, в доме стояла тишина, даже сквозняк боялся потревожить покой в этой комнате. И тем выразительнее стал скрип калитки, пронзительный и ещё более зловещий в этом безмолвии. Под ногами визитера шуршал гравий, тихо постанывали половицы, и он входил в особняк доктора, как победитель, будто сам был здесь хозяином. Ступив за порог, непрошеный гость чуть помедлил, но прошел в гостиную, а дальше в кабинет, где его и ожидал Перри.

— Шериф Осгуд. Разумеется, я ждал вас, — сообщил ему доктор. — Извините, чая не предлагаю.

— Неужто я был настолько очевиден? И как, согласны договариваться? — Освальд хмыкнул, прошёлся по комнате, тронул пальцем корешки книг.

— Вы не прятали своих намерений, — отозвался Перри, рассматривая разводы древесины на столешнице. — С первой встречи провоцировали конфликты, врали, испытывали. Хотели проверить, насколько сильно меня можно прогнуть. Слишком очевидно для такого умного человека, не находите?

— Не люблю ходить вокруг да около, я человек действия, — отрывисто кивнул шериф.

— И что вам сказала гадалка? — с еле заметным любопытством поинтересовался Поттс.

— Ничего, она отказалась со мной говорить и сбежала, — сделав круг по комнате, Осгуд снова стал против своего оппонента. — И вы не спросите, зачем я это делал?

— Вы сами расскажете.

— Конечно, хрестоматийная финальная речь злодея. — Освальд хохотнул, но не стал сдерживаться и продолжил говорить, лучась от сдерживаемой радости. — О вашей необычной семье мне рассказала Элеонора, упоминала, как ваш отец в её детстве превращал тополиный пух в мармелад, заставлял полицейских икать мыльными пузырями. И что вы умеете не меньше. Я сначала подумал, что это глупости. Но решил проверить. Иначе зачем бы мне, с моей властью и состоянием, ехать в эту дыру? Заплатить одному, другому, пообещать услугу третьему, — и в результате получить звезду оказалось совсем не сложно! Но когда я своими глазами увидел, на что вы способны, был поражен. — Шериф изобразил пару восхищённых хлопков. — Подобное могущество, и тратится так бездарно! Тогда я решил овладеть вами, доктор! Ваши дурацкие чудеса здесь бесполезны, но эта сила сделает меня всесильным! Ещё больше власти! Богатейшие и сильнейшие склонятся передо мной, иначе я прикажу вам уронить на них гору! Или астероид! Или корабль с их близкими на борту пойдёт ко дну после одной идиотской песенки!

— Поэтому вы схватили Стивена, — подытожил Перри, глядя в упор на полного самодовольства шерифа. Выражение лица Поттса было нечитаемым, но губы кривились в странной усмешке.

— Да! Я проверил — во всем городе вы больше никого так не цените, как этого парня! А значит, вы уязвимы.

Осгуд довольно расхохотался, но выражение лица Перри не изменилось. Он все так же задумчиво, со скрытой усмешкой следил за врагом, и постепенно смех шерифа затихал.

Освальд Осгуд был очень коварным человеком, жадным до денег и власти, он не чурался идти к своей цели по головам и использовать для её достижения самые грязные методы. Но он не был дураком, и теперь, анализируя обстановку, его инстинкты принялись настойчиво шептать, что происходит неладное. Шериф насторожился, напрягся, теперь он держался очень прямо, но, как ни парадоксально, низенький Перри, сидящий в кресле, казался выше, солиднее рослого Освальда, он подавлял и доминировал, а тень его, раскидистая, хищная, будто живая, расползаясь по комнате, полностью поглотила тень шерифа, хотя тот и не обратил на это внимания. Комната все сильнее погружалась во мрак, и если ранее Осгуд чувствовал себя хозяином положения, теперь уже не был так в этом уверен.

— Я пытался с вами по-хорошему, меня бы устроил и зять-волшебник, но вы всё противились. Так что у меня не было другого выхода. И не глупите, — низким, угрожающим тоном прошипел он. — Если я отсюда не выйду, ваш помощник умрет. И вы тоже.

— Как предсказуемо, — скучающим тоном протянул Перри. — Некоторые считают себя самыми умными, но для грязных дел используют дочерей или нанимают громил.

— Ничего, дочери не маленькие, понимали свою выгоду... И не недооцениваете меня, доктор. Я сюда явился не с пустыми руками… Как офицер при исполнении, расследующий таинственную гибель мистера Серпента… В случае чего скажу, что вы спятили и на меня напали…

— Тогда какой смысл? Приехать в нашу, как вы выражаетесь, "дыру", чтобы захватить меня, но в итоге не получить ничего. Партия, в которой вы только теряете, глупый риск.

— Я считаю игру стоящей. Даже если в случае неудачи понесу некоторые убытки, это не проблема. Ведь если удастся вас сломать, я получу всё!

— Жадность, азарт, самоуверенность — бич рода человеческого. Ничего не меняется. И, поставив на эту карту, шериф, вы всё потеряли.

Доктор мельком глянул на часы, и они послушно начали бить, отсчитывая один за другим десять ударов.

— Дети в это время уже должны спать, — озабоченно сообщил Перри. — Но вопрос в том, проснутся ли они утром? Ваши вот не проснутся.

— О чем вы? — прорычал Осгуд, краснея от гнева, но Перри снова прервал его нетерпеливым жестом:

— Вы хорошо подготовились, узнавали обо мне, приглашали к себе, искали слабые места. Но этим обнажали собственные… И в результате так и не узнали, с кем имеете дело. Вы слушали жену, читали газеты со смешными побасенками, а нужно было изучать древние мифы.

Осгуд дернулся, но тени, метнувшись, оплели его ноги, не давая сделать и шага. Потусторонний шепот проскользнул по ткани тяжёлых портьер, шевельнул огоньки свечей. Уловив этот шорох, Перри кивнул и сообщил:

— Нанося подлый удар, наивно не ждать сопротивления. Вы почему-то решили, что я мягкосердечен и смиренно подставлю другую щеку… Прискорбная ошибка. Мой страж, змий Абсент, выбравшись из логова, своим дыханием уже отравила ваших приближенных и семью в том большом особняке на холме. Теперь это не Розовый дом, а Розовый склеп. А мои верные тени посетили лодочный склад, где вы держали Стивена, усыпили его и вернули домой. Стоит ли упоминать, что там тоже не осталось никого живого? Мальчик у себя, крепко спит и завтра даже ничего не вспомнит. Но для вас, Освальд, завтра не наступит…

Шериф прерывисто дышал, не в силах пока понять масштаб катастрофы, тот необратимый крах, настигший его, не желал верить услышанному, и доктор, доброжелательно прищурившись, тихо пояснил:

— Ты приехал в мой город. Ты пришел в мой дом. Ты собирался вредить, губить без жалости, но до конца не осознал… Мой помощник не мое "слабое место", это скорее моральный якорь, который тормозит меня от бесчинств и разрушений. Он правда хороший мальчик, добрый, заботливый и честный, он выполняет свою работу и старается оградить меня от любых проблем, поэтому рядом с ним очень легко казаться милым, беспечным и рассеянным пожилым чудаком. Но мне далеко не одна, не две и даже не пять сотен лет… И временами приходится защищать тех, кого опекаешь. И напоминать тем, кто забыл…

Поттс наконец поднялся из кресла, небрежно крутанул в руке тросточку, которая теперь не выглядела безвредной или смешной, а узоры на древке шевельнулось, наливаясь багряным сиянием.

— То, что я делаю хорошие дела, вовсе не делает меня добрым волшебником… Более того, я никогда этого не утверждал, при первой встрече предупреждая каждого, что я очень плохой волшебник…

Перри жутковато улыбнулся, и его предвкушающий оскал вызвал у Освальда весьма ощутимую дрожь в поджилках. Он пытался сказать что-то, возразить, извиниться, попросить пощады, сбежать… но тело больше не слушалось, ноги окаменели, паралич охватил руки, подбираясь к челюстям, холодными щупальцами охватывая сердце и делая его стук прерывистым и нерегулярным. Осгуд понял, что с той минуты, как он ступил в особняк, ощущая себя победителем и осмеливаясь что-то требовать, он находился в ловушке, вызывая у своего противника лишь брезгливую снисходительную насмешку. Собрав последние силы, он глотнул воздух и, преодолевая себя, завопил. И этот дикий, пронзительный, отчаянный вопль вмещал в себя ту безысходность и смертельную тоску, которой был переполнен Освальд.

Продолжая холодно улыбаться, Третий повел тростью, и крик оборвался.

— Приберите здесь всё, нечего пугать ребенка пятнами крови на ковре, — сухо распорядился он и ушел к себе, а массивные двери плотно и бесшумно захлопнулись за спиной, отрезая шуршание теней.

Доктор Перри Поттс был по сути своей немного ленивым, рассеянным, добродушным в общении и спокойным человеком… и Очень Плохим Волшебником.

Послесловие

История доктора Перри была одновременно и экспериментом — уж очень хотелось написать историю с картинками, похожую на сказку; и попыткой после долгого перерыва снова писать что-то оригинальное. Концовка мне была известна с самого начала, она попросилась на бумагу практически сразу и манила, такая близкая, и такая недосягаемая. Но, как ни парадоксально, одновременно хотелось и дописать историю побыстрее, и растянуть сюжет подольше, не желая расставаться с героями.

Вряд ли кого-то из моих уважаемых читателей удивил "вотэтоповорот" в финальной главе, по ходу было набросано достаточно намёков на дуальность личности Перри, и чем дальше, тем главы выходили "темнее", но мне было искренне забавно писать о докторе, который "не сбегал из тюрьмы" (потому что это тюрьме лучше держаться от него подальше), или ухахатывался, когда его спрашивали о деньгах (учитывая, что деньги ему вообще не нужны, он может иметь их, сколько пожелает).

Легкий элемент обмана имелся в том числе потому, что смотрели мы на доктора глазами Стивена, которому древний волшебник заменил отца. Разумеется, Серпент не видел в его поступках дурного. А доктор, не желая разочаровывать, соответствовал ожиданиям своего воспитанника. Да, он не врал, но умалчивал, позволяя превратно понимать свои слова. Он не творил зла, сдерживая себя, но его шуточки не всегда оказывались дружелюбными. И если смотреть объективно, ни одно заклинание Перри не было добрым, везде упоминались кости, прах, смерть или кровь. То есть, он вполне мог поднять зомби-кошек или отправить картонных тигров на охоту, но не стал. Потому что не хотел. Или ему было лень. Или не желал огорчать Стивена, который, что бы ни происходило, продолжал искренне верить в его доброту.