Узы крови (джен)

Ночь в их общей комнате снова была душной, пропитанной невысказанным напряжением. Сон приходил урывками, рваный, как старая ткань, и Гарри чувствовал не только свое изнурение, но и беспокойство Джайны, вибрирующее через невидимые Узы Крови. Он почти привык к этому фоновому шуму чужой души, к разделенным кошмарам — обрывкам видений с ледяными пустошами Азерота, тенями Терамора, вспышками зеленого пламени Авады. Но то, что пришло этой ночью, было иным. Настолько иным, что поначалу показалось просто бредом измученного сознания.

Абсурд. Комизм. Вот что это было.

Он увидел Джайну, но не ту, что спала в метре от него, сжавшись под одеялом, а сияющую, почти нереальную. На ней было роскошное бальное платье — нечто похожее на подарок миссис Уизли, но на порядок богаче, из переливающейся лазурной ткани, расшитой серебром, напоминающим иней. Она стояла посреди залитого солнцем сада, который смутно походил на Хогвартс, но был ярче, сказочнее. И рядом с ней… суетился эльф. Не Добби. Не Винки. Высокий, даже по эльфийским меркам, тощий, с непомерно длинными, оттопыренными ушами, огромными зелеными глазищами навыкате и тонким, аристократическим носом. Его платиновые волосы были собраны в сложную прическу, а сам он был облачен в нелепую, кричаще-роскошную мантию кроваво-красного и золотого цветов, усыпанную драгоценными камнями, которая явно была ему велика. В тонких руках он держал исполинский букет экзотических, слегка светящихся цветов немыслимых оттенков. И он… он лебезил перед Джайной.

— О, моя несравненная Леди Джайна! Ваша красота затмевает даже вечное солнце Кель’Таласа! Ваши глаза — чистейшие сапфиры Ледяной Короны! Ваша мудрость — безграничный океан! Позвольте недостойному Кель’тасу Солнечному Скитальцу преподнести вам эти скромные цветы, сорванные на рассвете в Луносвете! — Эльф с драматическим стуком бухнулся на одно колено, протягивая букет, и попытался схватить ее руку для поцелуя. Джайна брезгливо отдернула ее.

— Отстань, Кель’тас! Сколько раз тебе повторять — нет! — Голос Джайны во сне был на удивление капризным, мальчишеским, раздраженным, лишенным ее обычной взрослой горечи.

— Но, моя Леди! Мое сердце пылает к вам неугасимым пламенем Феникса! Я последую за вами на край света и за его пределы! Я принесу вам к ногам все сокровища Син’дорай, всю магию Солнечного Колодца! Только скажите «да»! — Эльф смотрел на нее с таким пылким обожанием и подобострастием, что Гарри невольно подумал о Добби. Но внешность… что-то в этих острых, высокомерных чертах, в презрительной складке у тонких губ, помимо платиновых волос, неуловимо напомнило ему… Люциуса Малфоя. Словно кто-то скрестил Добби и Малфоя-старшего и добавил щепотку театральности.

— Убирайся! — воскликнула Джайна во сне. — Ты мне надоел! Пошел прочь, говорю!

Эльф-Кель’тас с трагическим видом прижал руку к сердцу, картинно закатив глаза.

— О, жестокая! Но моя преданность не знает границ! Я не сдамся! Я буду ждать вас вечно! Я буду носить вам цветы каждый день, пока последний лепесток не упадет в Вечность! Я ваш навеки, моя путеводная звезда! — И он снова попытался ухватить ее руку.

Гарри не выдержал. Абсурдность ситуации, нелепый пафос этого эльфа-Малфоя-Добби, его напыщенные речи и девчоночья реакция Джайны — все это сложилось в такую комичную картину, что он сначала тихо хихикнул во сне, сдерживаясь, но потом не удержался. Он расхохотался. Громко, взахлеб, прямо в подушку.

Его собственный смех выдернул его из сна. Гарри резко сел на кровати, продолжая смеяться, слезы текли по щекам. Рядом тут же села Джайна, сначала с недоумением глядя на него сонными глазами, но потом ее взгляд сфокусировался, и на лице отразилось узнавание, смешанное с ужасом.

— Ты… ты тоже это видел?! — выдохнула она, голос был сиплым ото сна и шока.

— Эльф… который… цветы… «моя леди»… — давясь от смеха, пытался выговорить Гарри, показывая на воображаемого Кель’таса.

Джайна смотрела на него секунду, лицо ее было напряженным, словно она решала, придушить его или нет, а затем ее тоже прорвало. Сначала это был сдавленный смешок, потом тихое хихиканье, а потом она откинула голову назад и расхохоталась — громко, искренне, почти истерично. Этот смех был таким неожиданным, таким живым, совершенно непохожим на ее привычный сарказм или усталую горечь, что Гарри, глядя на нее, расхохотался еще сильнее.

Они смеялись до боли в животе, до слез, до судорожного дыхания, на несколько драгоценных минут забыв про проклятие, про усталость, про страх перед Турниром и тенями прошлого. Смеялись над абсурдностью их связи, которая теперь транслировала не только боль и кошмары, но и остаточные воспоминания о назойливых эльфийских принцах. Смеялись просто потому, что обоим отчаянно требовалась эта разрядка, это мимолетное ощущение… нормальности.

Когда смех наконец утих, они сидели на кровати, тяжело дыша и вытирая слезы рукавами пижам. Между ними повисла тишина, но другая — не гнетущая, а легкая, все еще подрагивающая отголосками хохота. Джайна посмотрела на Гарри, и в ее синих глазах еще плясали смешинки, смешанные с привычной усталостью.

— Ладно, Поттер… признаю. Это было… неожиданно. — Она чуть криво усмехнулась. — И да, это было смешно. Этот идиот Кель… он действительно был тем еще напыщенным павлином. Хотя, надо отдать ему должное, выглядел получше, чем… это. Не такой эльфийский, слава Свету.

Гарри улыбнулся ей в ответ, чувствуя, как Узы Крови отозвались не привычной тянущей болью, а легким, теплым эхом их общего смеха. Пустота внутри на миг отступила.

— По крайней мере, теперь я знаю, с какими кадрами тебе приходилось иметь дело. Неудивительно, что ты такая колючая.

Она беззлобно ткнула его кулаком в плечо через разделявшее их пространство.

— Заткнись, якорь. И давай спать. Если получится. Завтра нас ждет новый день… и, возможно, новые, уже не такие смешные сюрпризы от нашей связи.

Они снова легли. Тишина вернулась, но теперь в ней была новая нотка — хрупкое воспоминание об общем смехе. Этот странный, нелепый сон стал неожиданным моментом единения, показавшим им, что даже в самой мрачной ситуации есть место абсурду. И что их Узы Крови, их проклятие, могут быть не только источником боли, но и… чем-то еще. Чем-то непредсказуемым. Но мрак никуда не делся. Смех был лишь короткой передышкой. Трещина на витраже их общей судьбы все так же напоминала о себе, и холод внутри Гарри, казалось, только крепчал под покровом ночи.

* * *

Утро встретило их промозглой серостью. Смех прошлой ночи казался далеким, почти нереальным сном. Реальностью была свинцовая усталость, навалившаяся с новой силой. Гарри чувствовал это особенно остро — не просто недосып, а глубинное истощение, словно проклятие вытягивало из него саму жизненную силу, оставляя внутри звенящую пустоту. И холод. Этот внутренний холод становился все ощутимее, цепляясь за кости, иногда прорываясь наружу ледяным дыханием, которое замечали другие.

За завтраком в Большом Зале он едва ковырял овсянку. Руки слегка дрожали, а кончики пальцев казались онемевшими. Рядом Джайна пила черный кофе, ее лицо было бледным, под глазами залегли тени. Она тоже чувствовала это — усиление проклятия. Их вынужденная близость, спасавшая от физической боли разрыва, теперь словно ускоряла процесс истощения.

— Ты в порядке? — тихо спросила Гермиона, обеспокоенно глядя на Гарри. Рон рядом нахмурился, перестав жевать тост.

— Нормально, — буркнул Гарри, но его голос прозвучал глухо. Он чувствовал на себе взгляд Джайны — внимательный, тревожный. Она видела больше, чем остальные.

— Просто устал, — добавил он чуть громче.

Джайна ничего не сказала, но ее пальцы чуть крепче сжали чашку. Она думала о ритуале крови, о словах МакГонагалл, о древних, опасных способах разорвать или хотя бы ослабить такие узы. Но цена могла быть слишком высока. Пока они отложили эту мысль, сосредоточившись на выживании здесь и сейчас. Первый тур Турнира Трех Волшебников приближался неумолимо — 24 ноября. Меньше трех недель.

* * *

Дни после разоблачения Риты Скитер и ночного кошмара Джайны тянулись медленно, наполненные учебой, попытками тренироваться и постоянным, гнетущим ожиданием. Подготовка к первому заданию казалась почти невыполнимой задачей. Проклятие не только истощало их физически, но и влияло на магию. Сложные заклинания требовали концентрации, которую было трудно удержать, когда твое сознание постоянно резонирует с чужим, когда тело ноет от фантомной боли или сковывает внезапный холод.

Их главным инструментом в попытке понять происходящее оставалась Карта Мародеров. Каждую ночь, когда общая гостиная Гриффиндора пустела, они укрывались в своей комнате, запирали дверь и расстилали старый пергамент.

— Клянусь, что замышляю шалость, — шептал Гарри, касаясь карты палочкой.

Чернильные линии расползались, оживая, рисуя лабиринт Хогвартса и его обитателей. Их взгляды были прикованы к кабинету Защиты от Темных Искусств. И то, что они видели ночь за ночью, вызывало мурашки по коже.

Точка с именем «Аластор Грюм» почти не двигалась. Она оставалась в пределах кабинета, иногда перемещаясь к сундуку у стены, но чаще всего застывая на одном месте, словно… словно сам Грюм был неподвижен. Зато другая точка, «Бартемиус Крауч», вела себя крайне активно. Она перемещалась по кабинету, выходила в коридоры, спускалась в подземелья, приближаясь к кабинету Снейпа, а затем возвращалась. Всегда одна и та же траектория.

— Он снова там, — пробормотал Гарри, ткнув пальцем в точку Крауча у двери Снейпа. Его дыхание вырвалось изо рта легким облачком пара, хотя в комнате не было так уж холодно. Лед в его глазах, как заметила Джайна, в такие моменты становился ярче, острее. — Он ходит под видом Грюма. Пьет Оборотное зелье. Но настоящий… он там. В кабинете. Почему Карта показывает их обоих?

Джайна подошла ближе, ее плечо коснулось его. Мгновенная вспышка тепла от ее близости немного разогнала ледяную пустоту внутри Гарри. Она нахмурилась, глядя на пергамент.

— Два имени. В одном месте. Карта не должна так работать… если только… если один не заперт. — Ее голос был тихим, напряженным. — Или под заклятием, которое скрывает его от обычного восприятия, но не от магии Карты. Или… — Она помолчала. — Гарри, Карта показывает живых и их истинные имена. Грюм там. Живой. А этот… этот Крауч носит его лицо.

— И каждую ночь ходит к Снейпу, — закончил Гарри, сжимая кулаки. Холод внутри него отозвался волной глухой ярости. — За ингредиентами. За шкурой бумсланга, верно?

— Скорее всего, — кивнула Джайна. Ее синие глаза задумчиво изучали точки на карте. — И тут два варианта. Либо Снейп — непроходимый идиот, который не замечает регулярных пропаж ценных ингредиентов из личных запасов. Либо он знает. И покрывает Крауча.

— Снейп не идиот, — процедил Гарри. — Значит… он заодно с ним? С тем, кто бросил мое имя в Кубок?

— Возможно. Или у Крауча есть на него рычаги давления, — Джайна потерла виски. — В любом случае, Снейпа нужно… подтолкнуть. Заставить его обратить внимание. Или выдать себя.

Обвинять Снейпа в лицо было самоубийством. Он бы только пришел в ярость и, возможно, действительно применил бы Сыворотку Правды, но уже против них. План родился сам собой — анонимная записка. Короткая, двусмысленная, бьющая в цель.

Дрожащей от холода и напряжения рукой Гарри вывел на клочке пергамента несколько слов:

«Запасы истощаются. Кое-кто наведывается по ночам. Проверьте замки… и совесть.»

Под покровом темноты, используя мантию-невидимку, они пробрались к кабинету Снейпа. Сердце колотилось о ребра, а Узы Крови пульсировали тревогой. Гарри подсунул записку под дверь, стараясь не шуметь.

Когда они отступили в тень, Джайна тихо прошептала, ее голос был твердым, как сталь:

— Пусть думает. Если он не причастен, это заставит его быть осторожнее и, возможно, заметить Крауча. Если причастен… может, он занервничает. Сделает ошибку. А мы будем следить.

* * *

Утро встретило их промозглой серостью, стучащей дождем по высоким окнам замка. Смех прошлой ночи казался далеким, почти нереальным сном, смытым холодной волной реальности. Свинцовая усталость, ставшая их постоянной спутницей, навалилась с новой силой, въедаясь в кости, туманя мысли. Гарри чувствовал это особенно остро — не просто недосып после рваных кошмаров, а глубинное, сосущее истощение, словно Узы Крови были невидимым паразитом, вытягивающим из него саму жизненную искру, оставляя взамен звенящую пустоту. И холод. Этот внутренний холод становился все ощутимее, цепляясь за душу, иногда прорываясь наружу инеем на ресницах или ледяным дыханием, которое он старался скрывать.

В Большом Зале царил обычный утренний гул — звон посуды, смех, оживленные разговоры о предстоящих уроках и, конечно, о Турнире. Но для Гарри и Джайны этот шум казался приглушенным, далеким. Они сидели чуть поодаль от остальных гриффиндорцев, их вынужденная близость создавала вокруг них невидимый барьер. Гарри едва ковырял овсянку, ложка казалась неподъемной. Руки слегка дрожали, а кончики пальцев неприятно покалывало от холода, идущего изнутри.

Рядом Джайна медленно пила крепкий черный кофе, не прикасаясь к еде. Ее лицо под заплетенными наспех белыми волосами было бледным, почти прозрачным, а под глазами залегли тени, которые не мог скрыть даже ее гордый, прямой взгляд. Она тоже чувствовала это — медленное, неумолимое усиление проклятия. Их близость, спасавшая от физической агонии разрыва, теперь превратилась в медленную пытку истощением.

— Гарри, ты выглядишь ужасно, — тихо сказала Гермиона, присаживаясь напротив и обеспокоенно заглядывая ему в лицо. Рон, плюхнувшийся рядом, нахмурился, отложив свой бутерброд. — Ты почти ничего не ешь последние дни. И Джайна тоже.

— Нормально, — буркнул Гарри, избегая ее взгляда. Голос прозвучал глухо, безжизненно. Он чувствовал на себе изучающий взгляд Джайны — внимательный, тревожный, понимающий. Она знала, что это не просто усталость.

— Просто не выспался, — добавил он чуть громче, пытаясь придать голосу бодрости.

Джайна промолчала, но ее пальцы чуть крепче стиснули теплую чашку, словно пытаясь согреться. Ее мысли были далеко — о ритуале крови, о котором они говорили с Гарри, о туманных намеках МакГонагалл, о древних, темных и опасных способах разрушить или хотя бы ослабить такие узы. Но цена… цена могла оказаться непомерной. Пока они решили ждать, наблюдать, сосредоточиться на выживании здесь и сейчас. До первого тура Турнира время стремительно сокращалось, и его дата нависала над ними, как грозовая туча.

Гарри мельком взглянул на преподавательский стол. Снейп сидел там, прямой и мрачный, как всегда. Но что-то было не так. Он не язвил Флитвику, не сверлил глазами гриффиндорский стол. Его взгляд блуждал по залу, цепляясь за тени в углах, за случайных студентов, словно он что-то искал или кого-то высматривал. Показалось ли Гарри, или профессор выглядел… встревоженным? Возможно, записка все-таки заставила его задуматься?

* * *

Ждать долго не пришлось. Эффект от анонимной записки проявился не так, как они, возможно, ожидали — Снейп не устроил публичного скандала и не бросился с обысками по замку. Но изменения были, и они были заметны для тех, кто внимательно наблюдал.

На следующем уроке Зельеварения профессор был еще более язвителен и невыносим, чем обычно. Он придирался к каждому движению Гарри, высмеивал его попытки правильно нарезать корень мандрагоры и наградил Гриффиндор серией штрафных очков за малейшие провинности. Однако за этой привычной маской желчи Гарри и Джайна уловили нечто новое — рассеянность и плохо скрываемую нервозность. Снейп чаще обычного оглядывался на дверь, его пальцы нервно барабанили по столу, а взгляд то и дело останавливался на Гарри — долгий, изучающий, подозрительный.

— Поттер! — рявкнул он вдруг, когда Гарри, задумавшись о Крауче, чуть не перелил настойку полыни в котел. — Пять очков с Гриффиндора за невнимательность! Или вы считаете, что правила существуют не для вас? Возможно, ночные прогулки сказываются на вашей и без того скудной концентрации?

Гарри вздрогнул. Ночные прогулки? Снейп намекает? Он бросил быстрый взгляд на Джайну. Та едва заметно кивнула, ее глаза внимательно следили за профессором. Она тоже это услышала.

Позже, когда они шли по коридору после урока, стараясь держаться как можно ближе друг к другу, чтобы унять ноющую боль от растягивающихся Уз, они буквально столкнулись со Снейпом. Он вынырнул из-за угла так внезапно, что Гарри едва успел остановиться.

— Смотрите, куда идете, Поттер! — прошипел Снейп, его черные глаза впились в них обоих. Он окинул их долгим, неприятным взглядом, задержавшись на том малом расстоянии, что их разделяло. — Всегда вместе, как сиамские близнецы. Надеюсь, ваше… состояние не мешает вам соблюдать школьные правила? Например, правило находиться в своих спальнях после отбоя?

Его голос был пропитан ядом, но за ним чувствовался вопрос. Он прощупывал почву. Он подозревал.

— Мы просто шли из библиотеки, профессор, — ровно ответила Джайна, встречая его взгляд без страха, хотя Гарри чувствовал ее напряжение через Узы. — Готовились к занятиям.

Снейп хмыкнул, но больше ничего не сказал, лишь бросил на них еще один тяжелый взгляд и проследовал дальше, его черная мантия взметнулась за ним, как крыло летучей мыши.

— Он знает, — прошептал Гарри, когда они остались одни. — Или подозревает. Про записку. Про ночные вылазки.

— Да, — согласилась Джайна. — И он нервничает. Но это не значит, что он на нашей стороне. Возможно, он просто боится, что его собственное участие или бездействие будет раскрыто.

Той же ночью Карта Мародеров подтвердила их опасения. Точка «Бартемиус Крауч» все еще двигалась по знакомому маршруту к кабинету Снейпа. Однако теперь он шел быстрее, меньше задерживался в коридорах, и, что самое интересное, точка «Северус Снейп» не спала в его комнатах, а перемещалась по кабинету, словно ожидая визитера или проверяя что-то. Записка возымела эффект — Снейп был настороже. Но остановить Крауча он либо не мог, либо не хотел. Интрига только закручивалась.

* * *

Дни шли. Отношение гриффиндорцев к ним неуловимо менялось. После той ночи, когда Джайна едва не разнесла гостиную, и после статьи Скитер, многие, кажется, осознали, что происходящее — не игра и не розыгрыш. Дин Томас перестал отпускать колкости и однажды молча протянул Гарри набросок — их с Джайной лица, мрачные, но решительные, на фоне башен Хогвартса. Симус Финниган, обычно громкий и взрывной, теперь говорил с ними тише, а однажды неуклюже сунул Джайне тыквенное печенье со словами: «Вы это… держитесь». Рон стал их неофициальным телохранителем, грозно зыркая на любого, кто пытался подойти с глупыми вопросами. Гермиона все глубже зарывалась в книги, ища ответы о проклятиях и узах, ее вопросы были мягкими, но настойчивыми. Близнецы Уизли, хоть и притихшие, подмигивали им, обещая «фейерверк по первому требованию». Эта молчаливая поддержка немного согревала, но не могла растопить лед внутри Гарри.

Найти место для тренировок оказалось проще, чем они думали. Карта Мародеров показала несколько заброшенных классов в редко посещаемых крыльях замка. Они выбрали один на седьмом этаже — пыльный, заставленный старыми партами и сломанным астрономическим оборудованием, идеальное место для того, чтобы никто не подслушивал их отчаянные попытки подготовиться к неизвестности.

Но энтузиазма это не прибавляло. Проклятие высасывало силы, и даже простые заклинания давались с трудом.

— Так, якорь, соберись! — скомандовала Джайна, устало потирая переносицу. Она уже битый час пыталась добиться от Гарри стабильного Щитового заклинания. — Представь, что этот тренировочный манекен — Малфой. Или Снейп. Должно сработать.

— Очень смешно, — проворчал Гарри, с трудом поднимая палочку. Руки дрожали от усталости и внутреннего холода, который сегодня ощущался особенно остро. — Я пытаюсь. Просто… оно не держится.

— Протего! — выкрикнул он, когда Джайна снова послала в него слабый Оглушающий луч. Щит возник на долю секунды — блеклый, мерцающий — и тут же погас. Луч ударил Гарри в плечо, несильно, но достаточно, чтобы он пошатнулся и раздраженно выругался.

— «Пытаюсь» — это не то слово, которое спасет твою задницу от драконьего пламени, Поттер! — голос Джайны стал резче. Ее собственное истощение и страх перед неизвестностью делали ее менее терпеливой. — Что это было? Желе, а не щит! Снова!

— Да знаю я! — огрызнулся Гарри, чувствуя, как раздражение смешивается с унизительным бессилием. — Может, попробуешь сама, а? С этой дрянью, высасывающей из тебя жизнь каждую секунду!

— Я пробую, Поттер! Каждый день! — вспылила Джайна, делая шаг к нему. Ее глаза сверкнули недобрым огнем. — Но в отличие от тебя, я хотя бы знаю, как это делается! А ты даже простое Протего удержать не можешь! Может, тебе стоит меньше ныть и больше стараться?!

Ее слова больно хлестнули по его и без того натянутым нервам. Унижение, страх, холодная пустота внутри — все смешалось в один горький ком.

— Я стараюсь! — крикнул он в ответ, сам не ожидая такой силы в голосе. Он ударил кулаком по ближайшей парте, поднимая облако пыли. — Черт побери, я стараюсь! Но эта проклятая штука… она…

И тут это произошло. Не так, как раньше — легким инеем или видимым дыханием. Это был взрыв холода. Воздух в комнате мгновенно стал ледяным, словно они перенеслись в склеп. Пыль на полу вокруг Гарри не просто покрылась инеем — она замерзла, хрустя под его ногами. Стекла в окнах подернулись морозными узорами. Дыхание Гарри вырывалось густым белым паром, а его глаза… они полыхнули мертвенно-голубым, почти белым светом, лишенным всякого тепла. Холод был не просто физическим — он был ощутим как нечто чужеродное, враждебное, древнее. Сам Гарри замер, чувствуя, как лед сковывает его изнутри, как немеют пальцы, как в ушах звенит ледяная тишина.

Джайна отшатнулась. Не просто сделала шаг назад — она отскочила, словно от удара, споткнувшись о ножку стула и едва не упав. Палочка выпала из ее руки, но она даже не заметила. Все ее существо было приковано к Гарри, к этому неестественному холоду, к свету в его глазах. На ее лице отразился не просто страх — это был первобытный ужас, смешанный с болезненным узнаванием, которое пронзило ее до глубины души. Эхо Ледяной Скорби, шепот Запределья, безмолвный крик Терамора — все это на миг вспыхнуло в ее памяти, вызванное этим внезапным, жутким холодом. Она видела не Гарри. Она видела призрак того, кого боялась больше всего на свете.

— Прекрати! — ее голос был сдавленным шепотом, полным паники. — Гарри… прекрати это! Немедленно!

Ее испуганный голос вырвал Гарри из оцепенения. Ледяной свет в его глазах погас, холод начал медленно отступать, оставляя после себя тошнотворную слабость, дрожь во всем теле и липкий страх. Иней на полу и окнах стал таять, превращаясь в грязные лужицы. Он посмотрел на Джайну — бледную, дрожащую, с ужасом в глазах.

— Я… я не знаю, как, — прохрипел он, чувствуя себя виноватым и напуганным одновременно. — Оно… оно само. Джайна, что это было? Что с тобой?

Она с трудом перевела дыхание, отвела взгляд, обхватила себя руками. Попыталась вернуть себе контроль, натянуть маску сарказма.

— Ничего. Просто… не делай так больше, Поттер, — бросила она, голос все еще дрожал. — Выглядело… эффектно. И холодно. Очень холодно.

— Я видел твое лицо, Джайна, — тихо сказал Гарри, делая шаг к ней. Узы Крови пульсировали, передавая ему остаточные волны ее паники. — Ты была напугана до смерти. Не ври мне.

Она вздрогнула и резко повернулась к нему. Маска треснула.

— А ты бы не испугался?! — почти выкрикнула она, в ее голосе смешались страх и гнев. — Ты понятия не имеешь, Поттер! Этот холод… эта… пустота в твоих глазах! Я видела такое раньше! Я знаю, чем это кончается! — Она осеклась, тяжело дыша. — Я видела, как магия, сильная магия, выходит из-под контроля. Как она извращает, ломает, уничтожает… все, к чему прикасается! И то, что я сейчас увидела в тебе… это было похоже. Слишком похоже.

Она говорила не о силе Архимага. Она говорила о разрушительной мощи, которую видела своими глазами, о последствиях потери контроля, о боли, которую это несет. Ее страх был глубоко личным, выстраданным.

— Я боюсь, Гарри, — добавила она тише, голос упал почти до шепота, и в нем прозвучала неприкрытая уязвимость. — Боюсь того, во что это проклятие превращает тебя. Боюсь, что этот холод… поглотит тебя. И боюсь… — она запнулась, но заставила себя продолжить, — боюсь, что и моя собственная сила может взбрыкнуть. После того кошмара… она стала… другой. Неустойчивой. Я чувствую ее. И я не хочу… я не могу допустить, чтобы это снова вырвалось. Чтобы я снова причинила боль.

Повисла тяжелая тишина. Гарри смотрел на нее, и гнев уступил место растерянности и сочувствию. Он видел не гордую волшебницу, а напуганную девушку, преследуемую призраками прошлого. Он шагнул ближе, игнорируя собственную слабость.

— Эй, — сказал он тихо, неловко коснувшись ее руки. Она не отстранилась. — Я тоже боюсь. Этой штуки внутри… этого холода. Но я не дам ему взять верх. Слышишь? — Он встретил ее взгляд, стараясь выглядеть увереннее, чем чувствовал себя. — И ты не потеряешь контроль. Мы же… мы же связаны, верно? Присмотрим друг за другом. Может, в этом и есть какой-то смысл.

Он ожидал саркастического ответа, но Джайна лишь горько усмехнулась, стирая с щеки непрошеную слезу.

— Присмотрим друг за другом… Звучит как начало очень плохой шутки, Поттер. — Она сделала глубокий вдох, немного приходя в себя. — Ладно. Перерыв. Определенно перерыв. Прежде чем ты превратишь этот класс в филиал Нордскола, а я случайно снесу половину башни.

Ее голос снова обрел привычные саркастические нотки, но под ними теперь ощущалась новая глубина — хрупкое признание общей беды и негласное обещание поддержки. Они оба были напуганы, оба истощены, но в этот момент, посреди пыльного заброшенного класса, их странная, мучительная связь показалась чуточку менее невыносимой.

* * *

Пока Гарри и Джайна боролись со своим проклятием и тенями заговора, жизнь в Хогвартсе шла своим чередом, лишь слегка окрашенная напряжением Турнира. В коридорах обсуждали шансы чемпионов, строили догадки о первом задании. Статья Скитер все еще была предметом пересудов, но после той ночи в гриффиндорской гостиной отношение к Гарри и Джайне у многих изменилось — от насмешек к настороженному любопытству или даже сочувствию. Лаванда Браун и Парвати Патил теперь бросали на них сочувственные взгляды, а не хихикали за спиной. Невилл Лонгботтом однажды неуклюже предложил Гарри помочь с гербологией, пробормотав что-то о том, что «вместе легче».

Гермиона, помимо поисков информации об Узах Крови, с головой ушла в свою кампанию за права эльфов-домовиков (Г.А.В.Н.Э.), пытаясь сагитировать Рона, который больше переживал о том, что ему совершенно нечего надеть на предстоящий Святочный Бал (о котором уже начали шептаться старшекурсники) и кто его туда пригласит. Близнецы Уизли тестировали свои новые «Забастовочные Завтраки» на первокурсниках и принимали ставки на исход первого задания, но при виде Гарри и Джайны их шутки стихали, и они ограничивались ободряющими подмигиваниями. Мир вокруг продолжал жить своей жизнью, подчеркивая их изоляцию и одновременно напоминая, что они не совсем одни.

* * *

Прошла еще неделя мучительного ожидания и бесплодных наблюдений. До первого задания оставалось всего несколько дней. Поздним вечером, когда Гарри и Джайна сидели в своей комнате, склонившись над картой Мародеров и пытаясь разглядеть хоть какие-то новые детали в перемещениях Крауча и Снейпа, в дверь настойчиво постучали. Стук был тяжелым, знакомым.

Они переглянулись, Узы Крови отозвались синхронным уколом тревоги. Гарри осторожно приоткрыл дверь. На пороге стоял Хагрид, закутанный в свою кротовую шубу, его лицо в свете палочки Гарри выглядело необычайно серьезным и встревоженным.

— Гарри, Джайна… слава Мерлину, нашел вас, — пробасил он, быстро оглядываясь по темному коридору. — Идемте со мной. Живо. И накиньте эту вашу штуку… мантию-невидимку. Вам нужно кое-что увидеть. Срочно. Пока не поздно.

— Что случилось, Хагрид? — спросил Гарри, чувствуя, как ледяная рука сжала сердце, перекликаясь с внутренним холодом.

— Не здесь, — Хагрид махнул своей огромной ручищей в сторону лестницы, ведущей вниз. — Это… это касается Турнира. Первого задания. Того, что вас ждет. Вы должны знать. Поверьте мне. Идемте!

Гарри и Джайна обменялись быстрыми, полными тревоги взглядами. Предчувствие беды стало почти осязаемым. Не говоря ни слова, Гарри накинул на них мантию-невидимку. Тепло Джайны рядом, ее рука, инстинктивно нашедшая его локоть сквозь ткань мантии, стали единственным якорем в ледяном потоке страха и неизвестности. Они шагнули вслед за Хагридом в холодную, ветреную ночь, под спасительный покров невидимости, направляясь к границе Запретного Леса, где их ждало зрелище, способное заморозить кровь в жилах похлеще любого проклятия.

Мантия-невидимка была рассчитана на одного, ну, может, на троих подростков, если очень постараться. Для Гарри и Джайны, вынужденных держаться вплотную друг к другу из-за Уз, она создавала тесное, почти интимное пространство, контрастирующее с ледяным ветром снаружи. Гарри чувствовал тепло ее плеча сквозь слои одежды, ощущал ее ровное, хоть и напряженное дыхание у своего уха. Узы Крови тихо гудели между ними — не болью, пока дистанция соблюдалась, но постоянным фоновым шумом, напоминанием об их общей судьбе. Этот гул усиливался тревогой, которую они оба чувствовали, следуя за спешащим Хагридом.

— Куда мы идем, Хагрид? — прошептал Гарри, стараясь не споткнуться о корень дерева, скрытый в темноте.

— Потерпи, Гарри, почти пришли, — пробасил лесничий, оглядываясь и понижая голос до громыхающего шепота. — То, что я вам покажу… ну… строго между нами, ясно? Я не должен был… но вы должны знать. Особенно вы двое.

Он многозначительно посмотрел на то место, где под мантией находились они. Джайна рядом с Гарри напряглась. Ее рука, до этого просто лежавшая на его предплечье, чтобы не отстать в темноте, чуть сжалась. Гарри почувствовал этот импульс тревоги так же ясно, как свой собственный страх.

Они углублялись в Лес, туда, куда студентам ходить строжайше запрещалось. Воздух становился теплее, пахло хвоей и… чем-то еще. Резким, едким запахом, похожим на серу или паленую шерсть. Хагрид приложил палец к губам и жестом велел им остановиться за густым сплетением деревьев. Сам он осторожно выглянул из-за ствола огромной сосны.

— Вот оно, — прошептал он им, отступая. — Первое задание. Чемпионы должны пройти мимо… вот этого.

Он указал в сторону большой поляны, залитой неестественно ярким светом, исходящим от множества факелов. И то, что они увидели, заставило Гарри замереть, а Джайну рядом с ним резко втянуть воздух.

На поляне, окруженной невысоким, но крепким дощатым загоном, метались не лошади, не гиппогрифы. Там были драконы. Четыре огромных, чешуйчатых чудовища, каждое размером с небольшой дом, выдыхали столбы огня в ночное небо, яростно рыча и ударяя шипастыми хвостами по земле. Люди — волшебники в толстых защитных мантиях — суетились вокруг, пытаясь усмирить их с помощью заклинаний.

Один дракон был иссиня-черным, с огромными рогами и гребнем вдоль спины — Венгерская Хвосторога, как мелькнуло в памяти Гарри из книги о драконах. Другой — массивный, зеленый, похожий на гигантскую жабу — Валлийский Зеленый. Третий — изящный, бронзово-красный, с бахромой шипов вокруг морды — Китайский Огненный Шар. Четвертый — перламутрово-серый, быстрый и злой — Шведский Тупорылый.

Гарри почувствовал, как холод, его постоянный спутник, превратился в ледяные иглы, впившиеся под кожу. Страх был почти парализующим. Это их первое задание? Пройти мимо этого?

Рядом Джайна стояла неподвижно, как ледяная статуя. Но Гарри чувствовал бурю, бушующую внутри нее через Узы. Это был не только страх — в нем смешивалось что-то еще: холодный расчет мага, оценивающего угрозу, отголосок узнавания (драконы ее мира были другими, но сама суть — первобытная мощь, огонь, разрушение — была знакома) и мгновенная, острая тревога не только за себя, но и за него. Он почувствовал, как ее магическая сила, обычно скрытая, едва заметно всколыхнулась под кожей, инстинктивно готовясь к защите.

— Драконы, — прошептала она так тихо, что услышал только Гарри. Голос был ровным, почти бесцветным, но в нем звенела сталь. — Настоящие. Четыре. Разных видов. Это… это безумие, Поттер. Не задание, а бойня.

Ее слова, сухие и констатирующие, парадоксально немного отрезвили Гарри. Он посмотрел на нее. В полумраке под мантией ее лицо было бледным, глаза широко раскрыты, но в них уже не было паники — только мрачная решимость.

В этот момент с другой стороны поляны послышался треск веток и громкий женский голос с сильным французским акцентом:

— Агрид? Это ви? Что здесь происходит?

Из-за деревьев вышла мадам Максим, директор Шармбатона. Ее огромное тело возвышалось над кустами, глаза удивленно и подозрительно оглядывали поляну. Хагрид, застигнутый врасплох, попытался спрятаться за деревом, что было довольно комично, учитывая его размеры.

— О, мадам Максим! Добрый вечер! — пробасил он неестественно бодрым голосом. — Я… э-э… просто гулял… свежим воздухом дышал…

— Свежим воздухом? Рядом с… этим? — мадам Максим указала на драконов, ее голос стал ледяным. — Так вот оно что! Первое задание! Дракони! Ви показали мне!

— Нет! Я не… Я случайно! — залепетал Хагрид.

Гарри и Джайна молча наблюдали за этой сценой из своего укрытия. Теснота под мантией больше не ощущалась. Весь мир сузился до ревущих, огнедышащих чудовищ на поляне и осознания того, что им предстоит.

— Она теперь тоже знает, — прошептал Гарри. — Расскажет Флёр.

— И Каркаров наверняка уже в курсе, или скоро будет, — так же тихо ответила Джайна, не отрывая взгляда от Хвостороги, которая как раз испепелила очередную сосну на краю загона. — Только Седрик не знает. И мы. Точнее, теперь знаем. Прекрасно.

Мадам Максим, бросив на Хагрида уничтожающий взгляд, развернулась и величественно удалилась обратно в темноту. Хагрид проводил ее взглядом, потом повернулся к Гарри и Джайне.

— Ну вот… теперь и она знает, — сокрушенно пробормотал он. — Ладно, вам пора. Идите обратно в замок, и чтобы никто вас не видел! И Гарри… Джайна… будьте осторожны. Очень осторожны. И держитесь вместе. Особенно вы двое. Это важно.

Он похлопал Гарри по плечу так, что тот едва устоял на ногах, и скрылся в лесу, бормоча что-то про несносных француженок и проклятых драконов.

Гарри и Джайна остались одни под мантией, в звенящей тишине, нарушаемой только ревом драконов и стуком их собственных сердец, который, казалось, отдавался эхом через Узы.

— Ну что, якорь, — наконец нарушила молчание Джайна, когда они медленно двинулись обратно к замку. Ее голос был тихим, но в нем не было сарказма, только тяжелая усталость и мрачная ирония. — Похоже, наше проклятие — не самая большая проблема на ближайшее время. Как тебе перспектива стать шашлыком?

Гарри ничего не ответил. Он чувствовал, как холод снова сжимает его изнутри, но теперь к нему примешивалось что-то еще — отчаянная решимость. Он посмотрел в темноту перед собой, чувствуя рядом такое же напряженное плечо Джайны. Драконы. Значит, драконы. Они должны были что-то придумать. Вместе. Потому что другого выхода у них просто не было. Пульсация Уз Крови теперь казалась не проклятием, а единственной нитью, связывающей их с реальностью перед лицом надвигающегося кошмара.

* * *

Обратный путь к замку прошел в гнетущем молчании. Редкие слова, которыми они обменивались под мантией-невидимкой, касались лишь необходимости свернуть или обойти припозднившегося студента. Рев драконов, казалось, все еще звучал в ушах, а перед глазами стояли столбы огня. Узы Крови вибрировали низко и тревожно, передавая смесь страха, холодной решимости Джайны и ледяного оцепенения, сковывающего Гарри.

Они добрались до своего убежища — заброшенного класса на седьмом этаже. Сбросив мантию, они остались стоять в пыльной темноте, освещенной лишь тусклым светом луны из окна и слабым Люмосом из палочки Джайны. Холод в комнате был почти таким же ощутимым, как и во время вспышки магии Гарри — его внутреннее состояние просачивалось наружу, смешиваясь с ночной прохладой замка.

— Драконы, — наконец сказал Гарри, голос был хриплым. Пустота внутри него, казалось, разрослась до размеров пропасти. — Они хотят, чтобы мы прошли мимо драконов.

Джайна не ответила сразу. Она подошла к окну и посмотрела на темные очертания Запретного Леса. Ее силуэт на фоне лунного света казался хрупким, но несгибаемым.

— Ритуал Крови, — произнесла она тихо, не оборачиваясь. Ее голос был лишен эмоций, но Гарри почувствовал через Узы волну решимости, смешанную с глубоко запрятанным страхом. — Ты помнишь, я говорила. Ослабить связь. Временно.

Гарри помнил. Он помнил ее предложение, сделанное несколько недель назад, когда проклятие только начинало показывать свои когти. Он помнил и свои сомнения, и туманные предостережения МакГонагалл о непредсказуемости древней магии, особенно связанной с кровью и жизнью. Он помнил и страх в глазах самой Джайны, когда она описывала возможные побочные эффекты. Тогда казалось, что риск слишком велик. Теперь… теперь на кону стояли их жизни в самом прямом смысле.

— Я помню, — кивнул он, хотя она не могла этого видеть. — Ты говорила, это опасно. Что последствия неизвестны. Что это может… изменить связь.

— Опасно не провести его, Поттер, — Джайна резко обернулась. В тусклом свете ее глаза казались темными провалами, но в них горел холодный огонь. — Ты видел этих тварей? Ты помнишь, что сегодня было здесь, в этом классе? Твоя магия нестабильна, твои силы на исходе. Мои — тоже. Проклятие истощает нас. Этот… холод… он становится сильнее. Мы не продержимся против дракона в таком состоянии. Даже двух метров дистанции может не хватить, если ты не сможешь удержать щит или увернуться. Ритуал… он может дать нам передышку. Шанс.

Гарри потер лоб. Он чувствовал правоту ее слов каждой клеткой своего измученного тела. Холод внутри него словно согласился, довольно зашевелившись. Но страх никуда не делся.

— Но какой ценой, Джайна? Что если станет хуже? Что если ослабление физической боли усилит… что-то другое? Ментальную связь? Эти кошмары? Что если оно свяжет нас так, что… — он замялся, не находя слов.

— Что мы не сможем разделиться, даже если захотим? — закончила она за него жестко. Она подошла ближе, останавливаясь на грани их двухметровой зоны. Гарри почувствовал едва уловимое тепло, исходящее от нее, контрастирующее с его собственным холодом. — Да, есть такой риск. Это кровная магия, Гарри. Древняя, капризная. Она требует жертвы. Нашей крови. Обоюдной. Это акт… доверия. Отдачи части себя другому. — Она произнесла последние слова с трудом, словно они обжигали ей язык.

Гарри увидел в ее глазах не только страх перед магией, но и что-то другое. Тот же страх, что он видел днем, когда холод вырвался из него.

— Ты боишься не только ритуала, — сказал он тихо, глядя ей в глаза. — Ты боишься… того, что он значит. Доверие. Близость. Ты боишься меня? Того, во что я превращаюсь?

Ее лицо на мгновение исказилось — боль, страх, отрицание. Она отвернулась, сжимая кулаки. «Ты зовешь, а я прячу сердце под снегом».

— Не будь идиотом, Поттер, — бросила она через плечо, голос снова стал колючим, защитным. — Я боюсь того, что эта дрянь делает с нами обоими. И я боюсь неизвестности. Этот ритуал… он противоречит самой природе проклятия. Проклятию нужна вражда, боль, ненависть. А мы собираемся… пожертвовать кровью друг для друга. Как оно отреагирует? Будет ли оно бороться? Исказит ли оно сам ритуал? Превратит акт единения в нечто… чудовищное?

Она говорила быстро, лихорадочно, словно пытаясь убедить саму себя. Но Гарри слышал не только слова. Через Узы он чувствовал ее глубинную дилемму: страх перед магией переплетался со страхом перед близостью, страхом снова привязаться к кому-то, кто может… пасть. Кого она может снова потерять. Или, что еще хуже, кому она может снова причинить боль своим присутствием, своей силой. Эта связь казалась ей опасной, разрушительной.

— Джайна, — он шагнул к ней, сокращая расстояние почти до минимума. Он видел, как она напряглась, но не отступила. — Что нам терять? Мы уже связаны. Мы уже делим боль, страх, кошмары. Мы уже… жертвуем. Каждый день. Просто чтобы выжить рядом друг с другом. Этот ритуал… может, он не изменит суть, а лишь… даст нам силы? — Он посмотрел на нее с отчаянной надеждой. — Я готов. Если ты готова. Несмотря на риски. Потому что альтернатива… это почти гарантированная смерть там, на арене.

Джайна долго молчала, глядя на него сквозь ресницы. Ее дыхание было прерывистым. Она боролась сама с собой. Прагматизм Архимага требовал действовать, использовать любой шанс. Но женщина внутри, отмеченная шрамами прошлого, кричала об опасности доверия, об ужасе повторения.

— Я… не знаю, Гарри, — наконец выдохнула она. Голос был тихим, полным сомнений. — Я должна подумать. Взвесить все… заклинания, компоненты, фазы луны… Это нельзя делать спонтанно. — Она провела рукой по лицу, отгоняя непрошеные мысли. — Дай мне время. Хотя бы до завтра.

— У нас мало времени, — напомнил Гарри, чувствуя, как холод снова подступает, неприятно покалывая кончики пальцев.

— Я знаю, — ее голос был тверже. Решимость мага взяла верх над страхом женщины. Пока. — Я знаю. Завтра. Мы решим завтра. А теперь… нам нужно попытаться отдохнуть. Хотя бы попытаться.

Они покинули класс, снова погрузившись в молчание. Но теперь оно было другим — наполненным не только страхом перед драконами, но и тяжестью предстоящего выбора. Выбора, который мог либо дать им шанс на спасение, либо навсегда изменить их и без того искалеченную связь, толкнув их еще глубже в пучину неизвестности, где дружба и самопожертвование могли оказаться таким же проклятием, как и ненависть.