Я помню море (джен)

Всё стало таким… запутанным.

Сразу после той ночи, когда Анна — теперь Дженнифер — назвала своё имя.

Оно было как пароль, как ключ от двери, за которой живут настоящие. Не такие, как мы. Как я. Я — Мэри 0710. И больше ничего. И это сводило меня с ума.

На утро я проснулась … другой. Не специально. Просто всё начало раздражать. Буквы в учебниках прыгали, звук мела бесил, даже дыхание других казалось громким. Я больше не могла молчать. Отвечала. Перебивала. Иногда даже смеялась — неправильно, не тогда, когда нужно. Остальные смотрели, слушали. Потом начали повторять. За мной. Словно я… заразная.

Хуже всего было то, что мне это нравилось.

Сёстры Роза и Пруденс заметили это первыми.

Роза сказала: «Ты ведёшь себя вызывающе». Я ответила: «Это просто вы вызываете во мне порочные мысли, Сестра».

Пруденс велела встать в угол на колени и читать Авэ Мария.

Я села на стол с ногами.

К полудню на уроке у Брата Лукаса я нарочно писала всё левой рукой.

Он крикнул меня раз, другой, третий. Забрал у меня ручку, а я просто принесла другую.

Он начал орать, а я закричала в ответ, что Святой Брат пачкает меня слюной.

Он за ухо оттащил меня в класс Сэма и бросил там одну на пол как-будто не хотел дотрагиваться дольше чем необходимо.

Сэм вошёл, ровно на секунду глянул на меня и всё понял. Протянул стакан холодной воды, но меня это не успокоило. На него- то я злилась больше всего...

А потом в классе командира стало хуже всего...

Там я сорвалась по полной.

Через пятнадцать минут после начала урока чтения я встала и сказала, что это задание бессмысленное....

Он поднял голову. Медленно. Глянул на меня — не как раздраженный учитель. Как… как человек, который не спал ночь. Который почти сорвался. Почти, но держал себя в руках.

Он оглядел класс.

Питер сидел с упрямым лицом и ничего не делал.

Элизабет раскачивалась на стуле.

Анна (Дженнифер) старалась копировать меня, хотя и была на год старше.

Он не закричал. Сначала просто глубоко вздохнул, посмотрел на всех и коротко приказал:

— На улицу. Все. Десять кругов вокруг коттеджей. Бегом.

Кто-то попытался возразить. Он не дал.

— БЕГОМ, я сказал.

Мы побежали. Кто-то спотыкался, кто-то плакал. Я бежала быстро. От злости.

После пробежки он снова собрал нас в классе. Пока что никто не смел шуметь. Он впервые был настолько сердит на нас. Сэм стоял у окна. Его лицо было серым. Каменным. Он обернулся.

— Дисциплина — это то, что держит вас в живых. Вас спасаю не я, не стены лагеря, а порядок. Если его не будет — не будет и вас. Вы сегодня об этом опасно подзабыли. Мне вас всех выпороть? На глазах друг у друга? Так, что вы неделю будете есть стоя, а спать — на животе? Это вернёт вам мозги?

Он прошёлся между нами, не глядя в глаза. Угроза висела в воздухе.

— Вы наказаны. Никто не идёт в коттедж. Свободное время отменено. До моего приказа запрещено разговаривать друг с другом. Только со мной. Каждому — индивидуальное задание. Лучше сосредоточьтесь и сделайте всё правильно. Сегодня тот день, когда ошибки вам дорого обойдутся.

Потом он посмотрел прямо на меня. Молча. И я отвела взгляд.

Второй час мы сидели и писали в прописях, решали задачи по геометрии, письменно отвечали на вопросы по текстам. Без конца. Без перерывов. Заканчивали одно и тут же начинали другое.

Под вечер сестра Роза пришла в класс и заявила, что наш отряд позор всего лагеря.

Сэм ничего не ответил.

— Здесь уже без порки и карцера на несколько дней не обойтись, офицер, — прошипела она. — Не забота решит проблему дурного семени. Опасный возраст.

Брат Лукас в столовой громко молился за наши души и при этом сжимал кулак на библии так, что она грозилась порваться.

Потом мы убирали территорию под мрачным взглядом Сэма.

Марк, пока ему показалось, что никто не видит, шепнул мне:

— Я видел неделю назад машину. На границе территории. Похожа на огромный вентилятор. Это она делает туман. Генерирует его. Уверен, есть ещё.

Я посмотрела на него, широко распахнув глаза.

— Что?

— Там, с другой стороны забора. Я уверен, что это они…

В этот момент Сэм подошёл. Отвесил Марку крепкий подзатыльник.

— Последнее предупреждение, — сказал он. — Сплетни — это яд. Если хочешь говорить — приходи ко мне. Один.

Мы замолчали.

Прошла секунда.

— Все в класс!, — рявкнул Сэм — за парты и не двигаться. Без разговоров.

Все подчинились.

Он схватил меня за руку и потащил в жилую часть коттеджа.

Швырнул внутрь общей спальни.

— Что на тебя нашло? ЧТО НА ТЕБЯ НАШЛО, 0710?! Какого хрена ты творишь?

Я смотрела в пол, сжав зубы.

— СМОТРИ НА МЕНЯ.

Я выпалила:

— Я не Мэри 0710 и ты это знаешь! Ты нашел имя Дженнифер, но не моё. Почему?! Ты точно так же врёшь как и остальные. Ты — ничем не лучше! Какое моё настоящее имя?!

Я приготовилась к затрещине. У него не было ни малейшей причины меня не ударить.

Он не ударил. Приказал холодно.

— Иди в душ. Прохладный. Немедленно. У тебя 10 минут. Задержишься на секунду — и я сам окуну тебя под ледяную воду. Начну с этого. После — в мою комнату. Ужинать — если вообще будешь ужинать — отдельно и под моим присмотром. Никому не говоришь ни слова до следующего моего приказа.

Остальные вернулись, когда я выходила. Всем было запрещено говорить друг с другом, но в их взглядах на меня злости не было.

У Дженнифер блестели глаза и она поморщилась, когда села на койку.

Питер не глядя протянул ей лёд.

И тут я вышла.

Сэм надеялся, что душ и изоляция меня отрезвит. Не отрезвили и не успокоили. Я молчала только потому, что готовилась к продолжению войны. Мне было плевать на последствия.