Альфи (гет)

Первая неделя учебы в Хогвартсе пролетела в привычном ритме: звон колокольчика, гомонящие коридоры, шелест пергамента и вспышки света от отрабатываемых заклинаний. Но над всем этим витала новая, непривычная атмосфера — напряжённая, настороженная. Тень Азкабана, в лице его безмолвных стражей, нависла над замком, и даже самые беспечные ученики теперь поторапливались вечерами в спальни, а тёмные коридоры старались обходить группами.

Профессор Клаус Винтерхальтен вёл себя как образцовый, хотя и строгий преподаватель. Его уроки защиты от тёмных искусств кардинально отличались от всего, что студенты видели раньше. Никакой теории о вампирах или скучных лекций о классификации тёмных существ. С первого же занятия он заявил:

— Магия — это не только палочки и слова. Это намерение. Воля. Уверенность. Ваш главный враг — не заклинание, летящее в вас, а страх, который парализует вас раньше любого «Петрификуса». Сегодня мы будем учиться его читать. И контролировать.

Первый урок был посвящён языку тела. Винтерхальтен заставлял их попарно вставать друг напротив друга и просто... смотреть. Без слов. Наблюдать за микродвижениями бровей, губ, пальцев, за положением плеч, за тем, куда устремлён взгляд оппонента за секунду до того, как он произнесёт заклинание.

— Волшебник, который собирается атаковать, всегда выдаёт себя, — голос профессора был ровным, без пафоса, будто он констатировал факт. — Сжатые кулаки, напряжение в шее, короткий, цепкий взгляд на цель. Узнайте эти признаки. Станьте зеркалом. Если ваш противник видит свою собственную агрессию, отражённую в вашем спокойствии, его уверенность даст трещину.

Альфи, к своему удивлению, схватывал всё на лету. Ему это напоминало игру, в которую он интуитивно играл с самого детства, пытаясь угадать настроение дедули по тысяче мелких признаков. Он видел, как у Невилла перед неудачным заклинанием дрожал мизинец на руке, держащей палочку. Как у Парвати взгляд бегал по сторонам, когда она врала о сделанном домашнем задании. Как у самого Винтерхальтена, когда тот демонстрировал стойку, уголки губ подрагивали в едва уловимой улыбке, будто он находил особое удовольствие в этом немом балете напряжённых мышц.

Профессор быстро заметил его способности. Во время одного из упражнений он остановился рядом с Альфи.

— Хорошо, Дамблдор. Очень хорошо. Вы видите не только движение, но и намерение за ним. Редкий дар.

Он не сказал это как комплимент. Скорее, как констатацию факта. Но в его голосе не было и привычной некоторым преподавателям снисходительности. Было уважение. И лёгкий, испытующий интерес.

— Спасибо, профессор, — кивнул Альфи, чувствуя себя немного неловко под этим пронзительным голубым взглядом.

— Не благодарите. Развивайте. В будущем это спасёт вам жизнь вернее, чем любое защитное заклинание, — Винтерхальтен повернулся к классу, но через мгновение тихо добавил, так, что слышал только Альфи: — Особенно тому, на ком лежит бремя великой фамилии. Не так ли, юный мастер Дамблдор?

Он произнёс это с лёгкой, сухой усмешкой, какой взрослые иногда говорят с детьми, играющими во взрослых. Рон Уизли, проходивший мимо, фыркнул. Альфи смутился и покраснел. Обращение «юный мастер» прозвучало как безобидное подтрунивание над его родством с директором. Но что-то в интонации профессора, в его пронзительном взгляде, заставило сердце Альфи ёкнуть. Показалось, что в этих словах скрыто что-то большее, чем просто шутка. Но уже через мгновение Винтерхальтен отошёл, и мысль растаяла, как дым.

Следующие уроки были ещё необычнее. Они учились падать — так, чтобы не сломать палочку и не выронить её из рук. Учились правильно дышать в состоянии паники — короткий вдох, долгий выдох. Винтерхальтен показывал им простые, но эффективные способы вывести противника из равновесия без магии — толчок в плечо, неожиданный шаг в сторону, отвлекающий жест свободной рукой.

— Магия требует концентрации, — говорил он, ловко уворачиваясь от летящего в него (учебного, конечно) «Ступефая» и одновременно подставляя ногу смущённому второкурснику-гриффиндорцу. — Лишите противника концентрации — и вы лишите его силы. Иногда проще толкнуть человека, чем пробить его щит.

Он был строг, но справедлив. Никаких унижений, как у Снейпа, никаких насмешек над неудачами. Если у студента не получалось, Винтерхальтен терпеливо разбирал ошибку, показывал снова и снова, пока тот не начинал хоть немного схватывать. Он казался неутомимым.

Как-то раз после урока, когда все уже разошлись, Альфи задержался, чтобы помочь Невиллу собрать раскиданные по залу подушки для медитации (Винтерхальтен считал, что контроль над телом начинается с контроля над разумом).

Профессор стоял у своего стола, разбирая какие-то бумаги. Он выглядел уставшим, но собранным.

— Остались на внеурочную работу, господа? — спросил он, не поднимая головы.

— Просто наводим порядок, профессор, — ответил Альфи.

— Похвально, — Винтерхальтен поднял на него взгляд. Его глаза, обычно холодные, сейчас казались просто усталыми. — Работа в команде — тоже навык выживания. Одинокий волк выживает, но прайд — процветает. Запомните это.

Невилл, воодушевлённый похвалой, вдруг спросил:

— Профессор, а вы правда сражались с Гриндевальдом?

Винтерхальтен замер на мгновение. Воздух в классе стал гуще.

— Война — это не поединок, мистер Лонгботтом. Это машина, которая перемалывает всех подряд. Я сражался не с тираном, а за то, чтобы такие места, как Хогвартс, оставались местом света. Чтобы у детей была возможность учиться, а не прятаться.

Он ответил уклончиво, но искренне. И в его словах не было ни капли бахвальства. Была лишь тяжесть памяти.

— Но теперь вы здесь, чтобы научить нас не прятаться, — тихо сказал Альфи.

Винтерхальтен уставился на него, и в его взгляде мелькнуло что-то сложное — удивление, одобрение и та самая тень знания, которая так смущала Альфи.

— Именно так, — подтвердил Винтерхальтен, и в его голосе снова прозвучала та самая, едва уловимая, стальная ниточка. — Именно так, юный мастер Дамблдор. Чтобы вы могли стоять на своих ногах. При любых обстоятельствах.

На этот раз ирония в его тоне была столь очевидной, что даже Невилл улыбнулся. Альфи мысленно отругал себя за паранойю. Профессор, конечно же, просто шутил, подчёркивая его статус «внука директора». Ничего более.

Винтерхальтен вздохнул, смахнул невидимую пылинку с рукава мантии и вышел из класса, оставив их вдвоём с Невиллом в полной тишине.

— Странный он, — прошептал Невилл. — Но… хороший. Мне кажется, он на самом деле о нас заботится.

Альфи молча кивнул, глядя на пустой дверной проём. Он чувствовал это тоже. Забота Винтерхальтена была суровой, без сюсюканий, но от этого не менее настоящей.

— Пойдём, — тронул он за локоть Невилла. — А то опоздаем на ужин, и Гермиона прочитает нам лекцию о пунктуальности.

Они вышли в уже почти пустой коридор. Тени от факелов удлинялись, готовясь к ночной вахте. Альфи на мгновение задержался, почувствовав знакомый, леденящий взгляд в спину. Он обернулся, но коридор был пуст. Лишь где-то вдали мелькнул и скрылся за углом край чёрной мантии. «Показалось», — подумал он, пожимая плечами.

* * *

В библиотеке царил привычный полумрак и запах старого пергамента. Мадам Пинс, как коршун, патрулировала ряды стеллажей, её цепкий взгляд выискивал нарушителей тишины или, того хуже, едоков за книгами. Альфи прокрался вглубь, к дальним полкам, где пыль лежала нетронутым слоем, а книги на полках перешёптывались о забытых заклинаниях.

Он искал один конкретный фолиант — «Основы магического анализа» — который профессор Винтерхальтен вскользь упомянул на последнем уроке. Рука уже потянулась к потрёпанному корешку, как вдруг из-за соседнего стеллажа раздался сдавленный, ядовитый шёпот:

— Нашёл себе новую игрушку, Дамблдор?

Альфи вздрогнул и резко обернулся. В тени между полками, прислонившись к резной дубовой стойке, стояла Пэнси Паркинсон. Её скрещенные на груди руки и презрительно поджатые губы были красноречивее любых слов.

— Пэнси! — выдохнул он, невольно улыбнувшись. — Что ты здесь…

— Не смей улыбаться, как идиот, — она перебила его, сделав шаг вперёд. Её голос был тихим, но каждое слово било точно в цель, отточенное и острое, как лезвие. — Весь замок судачит о твоём новом трюке. «Повелитель Дементоров»! Очень мило. Очень эффектно. Ты специально решил повесить на себя ещё и этот ярлык? Или тебе мало славы «внучка великого Дамблдора» и «спасителя несчастной Паркинсон»?

Альфи нахмурился, отступая под её натиском.

— Я ничего не делал. Он просто… ушёл.

— «Просто ушёл», — передразнила она, язвительно скривив губы. — Конечно. Потому что дементоры известны своей врождённой вежливостью и уходят, когда их не просят остаться. Ты хоть головой думаешь, прежде чем выставлять напоказ свою… свою аномалию? Хочешь, чтобы следующий, кто начнёт задавать вопросы, был не восторженным гриффиндорским сплетником, а кем-то из Отдела Магического Правопорядка?

Её слова жгли, и в них была горькая правда. Альфи почувствовал, как по щекам разливается краска.

— Никто ничего не узнает, — пробормотал он, опуская взгляд.

— О, да? — Пэнси фыркнула. — А этот новый… профессор? Винтерхальтен? Он тоже «ничего не узнает», пока ты виляешь перед ним хвостом, как щенок, ждущий одобрения?

— Он учит нас защищаться! — возмутился Альфи, поднимая голову. — И дедуля бы не принял на работу того, кто…

— Квиррелла тоже принимал твой дедуля! — резко вставила Пэнси, и в её голосе впервые прозвучала не язвительность, а нечто иное — резкое, тревожное. Она снова шагнула вперёд, сократив дистанцию до минимума. От неё пахло мятной пастилкой и дорогими духами. — И чем это кончилось, помнишь? Или ты уже стёр это из своей сладкой розовой памяти? Квиррелл смотрел на тебя точно так же — с интересом. И чем ЭТО кончилось?

Она не стала произносить это вслух. Не стала напоминать о крови на полу, о леденящем ужасе, о том, как её руки дрожали, когда она отмывала его лицо. Но Альфи всё вспомнил. Ярко, до тошноты.

Он отступил, наткнувшись на стеллаж. Книги на полке зловеще качнулись.

— Профессор Винтерхальтен… он другой, — слабо попытался он возразить.

— Все они «другие», пока не покажут свои настоящие клыки, — прошипела Пэнси. Её бледное лицо было совсем близко, а голубые глаза горели холодным огнём. — Ты думаешь, я не вижу, как он на тебя смотрит? Не просто как на ученика. Как на… на что-то интересное. На диковинку. И ты рад этому вниманию, да? Тебе нравится, когда на тебя смотрят взрослые, важные волшебники? Хочешь, чтобы он стал тебе… кем? Наставником? Заменителем отца?

Альфи вспыхнул от ярости и обиды.

— Это не так!

— А как? — она не отступала. — Объясни мне, Дамблдор, поскольку я, видимо, слишком глупа, чтобы понять твой гениальный план по самоуничтожению! Ты играешь с огнём, окружив себя теми, кого привлекает твоя… тьма. Сначала Квиррелл, теперь этот наёмник с глазами стервятника. Кто следующий? Сам Тёмный Лорд, восставший из пепла? Ты будешь подавать ему лимонные дольки и надеяться, что он полюбит тебя за твоё очарование?

Её слова были жестокими, несправедливыми, но в них сквозила отчаянная, искренняя тревога. Та самая, что заставила её рискнуть всем и спасти его той ночью.

Альфи замолчал, сжав кулаки. Гнев отступил, сменившись тяжёлым, неприятным осознанием. Она была права. Частично. Ему действительно нравилось внимание Винтерхальтена. Нравилось, что кто-то взрослый и сильный видит в нём не просто ребёнка, а… потенциального равного. Это было опасно. И глупо.

— Я… я просто учусь, — наконец выдохнул он. — Чтобы защищаться. Чтобы защитить… других.

Пэнси изучающе посмотрела на него, и её взгляд смягчился на йоту. Всего на йоту.

— Тогда учись тихо, — сказала она уже без прежней язвительности, с усталой резкостью. — Не выставляй свою уникальность напоказ. Не бегай за этим солдафоном, как пёс за костью. Дементоры отвернулись от тебя? Прекрасно. Держи это при себе. Пусть все думают, что тебе просто повезло, что у тебя слишком приторная душа, что угодно. Только не правду.

Она повернулась, чтобы уйти, её чёрные волосы скользнули по щеке шелковистой волной.

— Пэнси, — окликнул он её.

Та остановилась, не оборачиваясь.

— Спасибо, — тихо сказал Альфи.

Она фыркнула, но на этот раз беззлобно.

— Не благодари. Мне просто надоело вытирать с пола… последствия твоей глупости. Это ужасно неприлично.

И она ушла, растворившись в тенях между стеллажами так же бесшумно, как и появилась.

Альфи остался один, прислонившись лбом к прохладному корешку книги. В ушах звенела тишина, нарушаемая лишь его собственным неровным дыханием и далёким шепотом страниц. Он снова почувствовал себя мальчиком — напуганным, запутавшимся, разрывающимся между светом своей жизни и тьмой своей крови.

Но на этот раз в этой тьме был луч — колючий, язвительный, несентиментальный, но настоящий. И он указывал ему верное направление — оставаться в тени.

Он глубоко вздохнул, оттолкнулся от стеллажа и твёрдо потянулся к книге. Учиться. Молча. Ради себя. И ради тех, кто, вопреки всему, всё ещё заботился о нём самыми неожиданными способами.