Второй шанс. Русский принц в Хогвартсе (джен)

Юный Альбус Дамблдор, чьи глаза уже тогда горели жаждой знаний и власти, стоял на пороге древнего Кремля. Не тот Кремль, что знали обычные люди, а тот, что скрывался от посторонних глаз, обитель могущественных волхвов, хранителей вековых тайн Руси. Его сердце билось в предвкушении, ведь именно здесь, как он верил, таились ключи к истинному могуществу, к пониманию сил, что двигали миром.

Он прошел долгий путь, преодолев сотни миль, чтобы добраться до этой земли, окутанной мифами и легендами. Его манили не только магические знания, но и сама идея подчинения, управления, создания нового, идеального мира под своим мудрым руководством. Россия, с ее необъятными просторами и древней культурой, казалась ему идеальным полигоном для его амбиций.

Его встретил старец, чьи глаза, казалось, видели сквозь века. Это был глава совета старейшин, волхв по имени Яромир, чья жизнь насчитывала уже полтора столетия. Он излучал спокойствие и мудрость, но в его взгляде читалась проницательность, способная разглядеть самую темную сущность.

— Приветствую тебя, чужеземец, — прозвучал его голос, подобный шелесту древних листьев. — Что привело тебя в наши священные земли?

Альбус, с присущей ему уверенностью, изложил свою просьбу. Он говорил о стремлении к познанию, о желании постичь глубины русской магии, о готовности служить мудрости старейшин. Но в его словах, несмотря на всю их гладкость, проскальзывала та самая жажда власти, которую Яромир почувствовал мгновенно.

— Ты говоришь о служении, юноша, — медленно произнес волхв, его взгляд стал более пристальным. — Но я вижу в твоих глазах не смирение, а желание повелевать. Ты ищешь не знаний, а силы, чтобы подчинить себе. Ты мечтаешь не о гармонии, а о господстве.

Альбус попытался возразить, но Яромир поднял руку, останавливая его.

— Твоя душа жаждет власти, как пустыня жаждет воды. Ты не готов к истинному познанию, ибо оно требует смирения и служения, а не господства. Мы не можем открыть тебе наши тайны, ибо ты используешь их во зло.

Отказ был как удар под дых. Альбус, привыкший к тому, что его амбиции встречают лишь восхищение, почувствовал унижение и ярость. Он уходил из Кремля, но не с пустыми руками. В его сердце поселилась глубокая обида, которая со временем переросла в жгучую ненависть к России и ее народу.

— Они не понимают, — шептал он себе под нос, идя по заснеженным просторам. — Они цепляются за свои древние традиции, боясь перемен. Но я покажу им, что такое истинная сила. Я заставлю их склониться передо мной.

Эта обида стала топливом для его дальнейших действий. Он начал плести паутину интриг, используя свои магические способности и острый ум. Он видел в России не страну, а препятствие на пути к своему мировому господству.

* * *

Когда в России назревала революция, Альбус увидел в этом свой шанс. Он начал тайно поддерживать большевиков, Ленина и его сторонников. Он снабжал их информацией, помогал в организации, используя свои связи и магические способности для ослабления царского режима. Он верил, что разрушение Российской империи откроет путь к его собственному триумфу.

— Разделяй и властвуй, — повторял он, наблюдая за хаосом, который охватывал страну. — Империя падет, и на ее обломках я построю свой новый мир.

* * *

Шотландия, 1917 год.

Туман, густой и промозглый, окутывал Хогвартс, словно предчувствие грядущих перемен. В кабинете директора, среди мерцающих свечей и пыльных фолиантов, Альбус Дамблдор, чьи глаза цвета летнего неба казались сейчас холодными и расчетливыми, склонился над старинной картой России. На ней, красными чернилами, были отмечены города, где бушевала революция.

Он был не просто преподавателем трансфигурации, чьи уроки завораживали студентов своей магической глубиной. Он был заместителем директора Армандо Диппета, человеком, чье влияние в Хогвартсе росло с каждым годом, подобно могучему дубу. И сейчас, в этот переломный момент истории, его амбиции простирались далеко за пределы школьных стен.

Его пальцы, длинные и тонкие, скользили по карте, словно по клавишам невидимого рояля. В его взгляде читалась не только обеспокоенность, но и нечто более глубокое — предвкушение. Дамблдор всегда был человеком, стремящимся к порядку, к контролю. И хаос, охвативший Российскую империю, казался ему не только угрозой, но и возможностью.

Несколько месяцев назад, в тайне от всего мира, он установил контакт с теми, кто стоял у истоков этой бури. Не с анархистами или мелкими революционерами, а с теми, кто обладал настоящей властью и амбициями. С теми, кто обещал построить новый мир на руинах старого. С большевиками.

— Они сильны, — прошептал он, — Их идеи, пусть и грубые, обладают силой. А сила, как известно, требует направления.

Дамблдор не был наивным идеалистом. Он понимал, что революция — это не только освобождение, но и насилие. Он видел в ней инструмент, который можно использовать для достижения своих целей. Целей, которые простирались далеко за пределы Хогвартса, за пределы Британии. Он мечтал о мире, где магия будет править, где волшебники будут стоять во главе, а маглы — подчиняться. И Россия, с ее необъятными просторами и податливым населением, казалась ему идеальным плацдармом для такого переустройства.

Его «помощь» большевикам была невидимой, но ощутимой. Через тайные каналы, используя свои обширные связи в магическом мире, он направлял им информацию, ресурсы, а иногда и… советы. Советы, которые помогали им укрепить свою власть, устранить противников, и, что самое главное, подавить любое сопротивление со стороны магического сообщества России, которое могло бы помешать их планам.

— Ты играешь с огнем, Альбус, — прозвучал тихий, но властный голос из тени. Это был Армандо Диппет, директор Хогвартса, чье лицо, обычно добродушное, сейчас было омрачено тревогой. Он стоял у двери, наблюдая за Дамблдором с той же смесью уважения и недоверия, что и всегда.

Дамблдор повернулся, его улыбка была скорее гримасой.

— Огонь может очищать, Армандо. И строить. А иногда, чтобы построить что-то новое, нужно сжечь старое дотла.

— И ты готов стать тем, кто поднесет спичку? — в голосе Диппета прозвучала нотка горечи.

— Я готов стать тем, кто направит пламя, — ответил Дамблдор, его глаза сверкнули. — Я вижу будущее, Армандо. Мир, где порядок установлен. Мир, где магия занимает свое законное место. И Россия… Россия станет первым шагом.

Он не говорил о конкретных событиях, о кровавых расправах, о страданиях миллионов. Его разум был сосредоточен на конечной цели, на великом замысле. Он видел в большевиках лишь пешек в своей грандиозной игре.

Тем временем, в России, события развивались стремительно. Царская семья, под давлением отрекшаяся от престола, оказалась в плену. И Дамблдор, наблюдая за этим из своего хогвартского кабинета, чувствовал, как его власть растет. Он знал, что устранение Романовых — это не просто политический акт, но и символическое уничтожение старого порядка, который он так презирал.

Однажды, в разгар Гражданской войны, когда кровь лилась рекой, Дамблдор получил зашифрованное сообщение. В нём говорилось о том, что большевики готовятся к окончательному решению «царского вопроса». Дамблдор не испытывал ни малейшего колебания. Он знал, что это необходимо. Он видел в этом не трагедию, а неизбежный шаг к построению нового мира.

— Они должны исчезнуть, — прошептал он, глядя на мерцающий свет камина. — Как и все, кто цепляется за прошлое. Только так можно проложить дорогу будущему.

Он не участвовал в расстреле лично, но его косвенное влияние было неоспоримо. Его советы, его поддержка, его молчаливое одобрение — все это способствовало тому, что большевики чувствовали себя увереннее в своих действиях. Он был архитектором, который чертил планы, а они — исполнителями, которые воплощали их в жизнь.

Директор Диппет, наблюдая за своим заместителем, чувствовал, как его собственная душа сжимается от ужаса. Он видел в Дамблдоре не только гениального мага, но и человека, чьи амбиции были безграничны и опасны. Он пытался предостеречь его, говорил о морали, о человечности, но Дамблдор лишь отмахивался, считая его слова наивными и устаревшими.

— Мораль — это роскошь, Армандо, — говорил он с легкой усмешкой. "Когда строишь новый мир, приходится идти на жертвы. И я готов принести их, если это необходимо."

Он видел себя не злодеем, а спасителем. Спасителем, который готов взять на себя бремя ответственности за судьбы мира. Он верил, что его видение — единственно верное, и что ради его воплощения все средства хороши.

В те годы, когда Россия погрузилась в хаос и кровь, Дамблдор продолжал свою тайную игру. Он наблюдал за тем, как большевики укрепляют свою власть, как они подавляют любое инакомыслие, как они строят свое государство на костях старого. И каждый раз, когда он видел, как его планы воплощаются в жизнь, в его глазах загорался огонек триумфа.

Он был властолюбивым, без сомнения. Но его властолюбие было не просто жаждой личной власти. Это была жажда власти над судьбами, жажда возможности перекроить мир по своему усмотрению. И в этом он видел свою высшую миссию.

Разговоры в кабинете директора Хогвартса становились все более напряженными. Диппет пытался достучаться до разума Дамблдора, но тот был глух к его мольбам. Он видел лишь свою цель, и ничто не могло его остановить.

— Ты не понимаешь, Армандо, — говорил он, его голос звучал как сталь. — Это не просто революция. Это перерождение. И я буду тем, кто направляет это перерождение.

Он был убежден в своей правоте, и эта убежденность делала его еще более опасным. Он был готов идти до конца, даже если это означало погрузить мир в еще больший хаос. Ведь только из пепла старого мира, как он верил, мог родиться новый, совершенный порядок. И он, Альбус Дамблдор, был готов стать его творцом.

* * *

Его влияние распространялось и за пределы России. Он знал, что для полного подчинения мира ему нужны союзники, и он находил их среди тех, кто разделял его стремление к власти. Одним из таких людей был Геллерт Гриндевальд. Альбус, еще в юности, видел в Гриндевальде родственную душу, человека, который, как и он, мечтал о мире, управляемом сильными и мудрыми.

— Гриндевальд, мой друг, — говорил Альбус, когда они встречались в тайных местах, их голоса звучали в полумраке, наполненном предвкушением. — Россия — это старый, гниющий колосс. Ее падение неизбежно. Но мы можем ускорить этот процесс. Мы можем использовать ее слабость в своих целях.

Он подстрекал Гриндевальда, нашептывая ему о богатствах и ресурсах, которые можно было бы заполучить, если бы Россия была ослаблена или вовсе уничтожена. Он играл на амбициях Гриндевальда, на его желании доказать свое превосходство.

— Представь, Геллерт, — продолжал Альбус, его глаза блестели от возбуждения. — Если бы мы смогли направить эту разрушительную энергию в нужное русло. Если бы мы смогли направить ее против тех, кто стоит на пути к нашему видению мира.

Именно через Гриндевальда, Альбус начал оказывать влияние на Адольфа Гитлера. Он не встречался с ним напрямую, но через своих агентов и через самого Гриндевальда, он передавал идеи, которые подпитывали растущую агрессию нацистской Германии. Он видел в Гитлере инструмент, который мог бы выполнить его грязную работу.

— Гитлер — это буря, — говорил он Гриндевальду, наблюдая за ростом его влияния. — Он может смести все на своем пути. И если мы направим эту бурю на Восток, на эту непокорную Россию, она будет уничтожена. А после этого, мир будет нашим.

Он подталкивал Гриндевальда к тому, чтобы тот, в свою очередь, подталкивал Гитлера к нападению на Советский Союз. Альбус не заботился о человеческих жизнях, о страданиях, которые принесет война. Его единственной целью было устранение препятствий на пути к его мировому господству. Он мечтал о мире, где все будут подчиняться его воле, где его мудрость будет править безраздельно. И Россия, с ее непокорным духом и древней силой, была для него самым главным врагом, который должен был быть сломлен любой ценой. Он видел в ее развале не трагедию, а необходимый шаг к построению своего идеального, но бездушного мира.

Альбус, наблюдая за разгорающимся пламенем Второй мировой войны, чувствовал удовлетворение. Его план, вынашиваемый десятилетиями, начинал приносить плоды. Он видел, как большевистская Россия, ослабленная внутренними распрями и внешним давлением, сражается за свое существование. Но это было лишь начало.

— Гитлер — это лишь молот, Геллерт, — говорил он Гриндевальду, когда тот навещал его в уединенном замке, где они обсуждали свои планы. — Он разрушает старое, но не создает нового. А новое создадим мы. Мы, те, кто видит истинный порядок.

Гриндевальд, чьи глаза горели фанатичным огнем, кивал. Он был убежден в правоте Альбуса, в его гениальности. Он видел в нем своего учителя, своего лидера.

— Но как мы сможем контролировать эту войну, Альбус? — спрашивал он. — Она выходит из-под контроля. Она пожирает все на своем пути.

— Контроль — это искусство, Геллерт, — отвечал Альбус, его голос был спокоен и уверен. — Мы не должны управлять каждым солдатом на поле боя. Мы должны управлять теми, кто управляет ими. Мы должны направлять их желания, их страхи, их амбиции.

Он рассказывал Гриндевальду о своих методах. О том, как он использовал свои знания о человеческой психологии, о магии, чтобы влиять на ключевых фигур. О том, как он подбрасывал информацию, сеял сомнения, разжигал ненависть.

— Гитлер думает, что он сам вершит историю, — усмехался Альбус. — Но он лишь марионетка в моих руках. Я дергаю за ниточки, и он танцует.

Он объяснял, что его цель — не просто победа одной стороны над другой. Его цель — полное истощение всех сил, чтобы после войны мир оказался настолько ослаблен, что будет готов принять его руководство. Он видел в хаосе возможность для создания нового мирового порядка, где он будет верховным правителем.

— Россия должна пасть, — повторял он. — Ее дух непокорности, ее стремление к независимости — это угроза моим планам. Она должна быть покорена, ее народ должен быть подчинен.

Он не испытывал жалости к миллионам погибших. Для него это были лишь цифры, жертвы, принесенные на алтарь его величия. Он видел в войне лишь инструмент, который поможет ему достичь своей цели.

— Когда война закончится, мир будет изможден, — говорил он Гриндевальду. — Он будет искать спасителя. И тогда мы выйдем из тени. Мы предложим ему порядок, стабильность, безопасность. И он примет нас.

Он мечтал о мире, где магия будет открыто править, где он будет стоять во главе магического сообщества, а затем и всего мира. Он видел себя как мудрого, но безжалостного правителя, который наведет порядок в этом хаотичном мире.

— Россия — это лишь первый шаг, — говорил он. — После нее будут другие. Все те, кто посмеет сопротивляться моему видению. Все те, кто будет стоять на пути к моему идеальному миру.

Он знал, что его путь будет долгим и тернистым, но его решимость была непоколебима. Он был готов ждать, плести интриги, использовать любые средства, чтобы достичь своей цели. И каждый раз, когда он видел, как Россия страдает, как ее народ испытывает трудности, он чувствовал лишь удовлетворение. Это было подтверждением того, что его ненависть была оправдана, что его путь был верен.

— Они думают, что они сильны, — говорил он, глядя на карту мира, где красным цветом были отмечены территории, охваченные войной. — Но их сила — это лишь иллюзия. Истинная сила — в знании, в контроле, в способности видеть дальше, чем другие.

Он продолжал свои тайные операции, направляя потоки информации, подпитывая конфликты, ослабляя противников. Он был архитектором хаоса, который, как он верил, приведет к созданию идеального порядка. И в центре этого порядка, конечно же, был он сам.

— Когда все закончится, Геллерт, — говорил он, его голос звучал как шепот ветра в древних руинах. — Когда пыль осядет, и мир будет готов к новому началу, мы будем здесь. Мы будем теми, кто предложит ему спасение. И Россия, ослабленная и сломленная, будет лишь одним из многих примеров того, что происходит с теми, кто осмеливается сопротивляться неизбежному.

Он видел будущее в своих мечтах, где границы будут стерты, где народы будут жить в «гармонии» под его «мудрым» руководством. Но эта «гармония» была бы основана на полном подчинении, на отсутствии свободы воли. Это был мир, где каждый шаг был бы просчитан, где каждый вздох был бы под контролем. И Россия, с ее непокорным духом, была для него самым ярким символом того, что нужно уничтожить, чтобы построить этот новый, «идеальный» мир.

Его ненависть к России была не просто личной обидой. Она стала идеологией, движущей силой его действий. Он видел в России воплощение всего того, что мешало ему установить свой порядок: независимость, самобытность, стремление к свободе. И он был готов уничтожить все это, чтобы достичь своей цели.

— Они думают, что они победили, — говорил он, когда слышал о каких-то успехах советских войск. — Но они лишь отсрочили неизбежное. Война — это лишь этап. А после этапа будет новый мир. Мой мир.

Он продолжал свою игру, играя жизнями миллионов, как пешками на шахматной доске. И в его глазах, Россия была лишь одной из самых сложных и самых важных фигур, которую нужно было убрать с доски, чтобы выиграть партию. Его мечта о мировом господстве была настолько сильна, что затмевала любые моральные принципы, любые человеческие чувства. Он был готов на все, чтобы построить свой идеальный мир, даже если для этого придется сжечь дотла весь старый. И Россия, с ее огромной территорией и несгибаемым духом, была для него самым большим препятствием на этом пути.

И даже после окончания войны, когда мир начал медленно восстанавливаться из руин, Дамблдор не отказался от своей ненависти. Он лишь изменил тактику. Теперь он действовал более тонко, более скрытно. Он понимал, что открытая конфронтация с Советским Союзом приведет к новой мировой войне, чего он не хотел. Ему нужно было ослабить Россию изнутри, подорвать ее идеологию, разложить ее моральные устои.

Он использовал свои связи в магическом мире, чтобы распространять дезинформацию, сеять сомнения в правдивости коммунистических идеалов. Он поддерживал диссидентов, помогал им распространять свои идеи, подрывающие авторитет советской власти. Он знал, что для разрушения империи нужно разрушить ее идеологию.

— Идеи — это оружие, — говорил он своим немногочисленным доверенным лицам в министерстве. — Они могут быть более разрушительными, чем бомбы. Мы должны заразить Россию вирусом сомнения, вирусом свободы. И тогда она рухнет сама собой.

Он использовал свои знания о темной магии, чтобы создавать артефакты, которые влияли на сознание людей, вызывали у них апатию, недовольство, желание перемен. Он распространял эти артефакты через своих агентов, внедряя их в советское общество.

— Мы должны сделать так, чтобы они сами захотели разрушить свою страну, — говорил он. — Мы должны сделать так, чтобы они возненавидели свою историю, свою культуру, свои идеалы.

Он понимал, что это долгий и сложный процесс, но он был готов ждать. Он знал, что рано или поздно его усилия принесут плоды. Он видел, как советское общество постепенно разлагается, как люди теряют веру в коммунистические идеалы, как растет недовольство властью.

— Время работает на нас, — говорил он. — Мы должны быть терпеливыми. Мы должны ждать своего часа.

Он продолжал плести свои интриги, используя свои связи и свои знания, чтобы ослабить Россию. Он поддерживал антисоветские движения, финансировал диссидентов, распространял дезинформацию. Он делал все возможное, чтобы приблизить момент падения Советского Союза.

И когда этот момент настал, когда Советский Союз рухнул, Дамблдор почувствовал удовлетворение. Он знал, что это была его победа, победа, которую он вынашивал десятилетиями. Он видел, как Россия, ослабленная и раздробленная, пытается найти свой путь в новом мире.

— Они думали, что они свободны, — говорил он, глядя на карту мира, где больше не было Советского Союза. — Но они лишь перешли из одной формы рабства в другую. И рано или поздно, они поймут, что им нужен сильный лидер, который поведет их к новому будущему.

Он не собирался останавливаться на достигнутом. Он понимал, что Россия все еще представляет угрозу для его планов. Он знал, что рано или поздно она восстановится, станет сильнее. И тогда ему придется снова бороться с ней.

— Мы должны продолжать следить за Россией, — говорил он своим поддельникам. — Мы должны быть готовы к тому, что она снова станет сильной. И когда это произойдет, мы должны быть готовы ее остановить.

Он продолжал плести свои интриги, используя свои связи и свои знания, чтобы ослабить Россию. Он поддерживал антироссийские движения, финансировал оппозицию, распространял дезинформацию. Он делал все возможное, чтобы не дать России снова стать сильной.

Его ненависть к России была настолько сильна, что она затмевала все остальное. Он был готов пожертвовать всем, чтобы не дать России снова стать великой державой. Он видел в ней угрозу для своего мирового господства, угрозу, которую нужно было уничтожить любой ценой.