Что-то старое, что-то новое, что-то взятое взаймы (джен)

Время летело стремглав, а Лиссе казалось, что она топчется на одном месте. Она напоминала себе заколдованный на вечное движение маятник, который качается из стороны в сторону, но не двигается вперед. По правде говоря, у нее было не так уж и много свободного времени для активных действий, ведь лето имеет печальную склонность быстро заканчиваться. Особенно если ты студент. А Лисса Пруэтт, несмотря на весь ее багаж новых знаний, почерпнутых из прошлой-будущей неслучившейся жизни, все-таки была студенткой, и вскоре ей предстояло вновь отправиться в Хогвартс. Седьмой курс сам себя не закончит, и аттестат ей никто просто так не даст, даже если она и знает наизусть все заклинания из программы. Совсем скоро «Хогвартс-экспресс» умчит ее прочь от Лондона, от Косого переулка, от дома, где она вновь увидела в живых всех, кого когда-то потеряла.

Но хоть лето и неумолимо таяло, кое-какие шаги Лисса все же успела предпринять. И главный из них: она поговорила с родителями. Пусть и не так, как мечтала, пусть ее слова срывались, путались, застревали где-то в горле, но она добилась того, что нужно — Дугал Пруэтт ее услышал.

День выдался томным, воздух в Пруэтт-холле дрожал от зноя, когда девушка вошла в кабинет отца. Дугал стоял у окна, задумчиво всматриваясь в сад, где садовник — мистер Саймон — возился с клумбами.

Забавно, но магглорожденные все поголовно почему-то убеждены, что старые семьи пользуются только рабским трудом домовиков. И лишь потом, когда пытаются найти работу в магическом мире, наконец-то открывают глаза пошире: одними должностями министерских служащих и авроров доступные вакансии не заканчиваются! Обеспеченным людям всегда требуется большой штат наемных работников: горничные и дворецкие, секретари и повара, садовники и даже конюхи. Чем больше поместье — тем больше необходимо рук! А домовые эльфы обходятся куда как дороже, чем нанятый персонал, ведь с ними не расплатишься галлеонами. Требуется нечто более ценное — магия. Это только Хогвартс, стоящий на источнике, да больница Святого Мунго могут позволить себе содержать достаточно большие общины домовиков.

В кабинете у отца пахло пергаментом и старыми книгами. Лисса отметила привычные взгляду полки, заставленные фолиантами в кожаных переплетах, тяжелый дубовый стол с резными ножками, на котором в строгом порядке лежали документы и стояли странные артефакты, назначение которых она так и не узнала в прошлой жизни. Услышав шаги дочери, Дугал обернулся, и в глазах его отразилось искреннее беспокойство.

— Лисса, милая, заходи, — он указал на кресло напротив себя. — Присаживайся. Мы должны поговорить. Фабиан сказал, ты видела сон. Необычный.

На самом деле, удивительно, как это братья умудрились связаться с отцом раньше нее. Наверняка не обошлось без сквозных зеркал! Ведь Моллиссия, которая ужасно хотела поскорее увидеть родителей, не находила себе места от волнения и предвкушения и сразу же после прогулки с Гидеоном и Фабианом по Косому переулку устроилась в гостиной, недалеко от транспортного камина — ждать, когда мистер и миссис Пруэтт вернутся домой. Вероятно, те возвратились другим способом, поскольку камин оставался глух, а Лисса получила приглашение срочно посетить отцовский кабинет.

— Не думай, что я склонен отмахиваться от таких вещей. В нашей семье сны редко бывают пустыми.

Лисса кивнула. Сердце билось где-то в горле.

— Расскажи мне все, что ты видела и считаешь важным.

Девушка открыла рот… и захрипела. Слова не шли. Точнее, шли, но словно застревали где-то внутри, разбиваясь о невидимую преграду. Грудь сдавило так, что воздуха не хватало. Лисса вцепилась в подлокотники кресла, бледнея на глазах.

Дугал рванулся к ней, в панике нащупывая пульс и касаясь лица.

— Лисса! Что с тобой?! Дыши! Что происходит?!

Она мотнула головой, показывая: все в порядке. Попыталась вдохнуть глубже, сосредоточиться, и выдавила с трудом:

— Будущее… я видела будущее…

Отец замер. Напряжение в комнате стало почти ощутимым.

— И что же там, в этом будущем? — спросил он, не отводя глаз от все еще бледной, но понемногу приходящей в себя дочери.

Моллиссия открыла рот и тут же почувствовала, как горло снова сжалось.

— Я… видела… — слова давались с огромным трудом.

Дугал нахмурился.

— Лисса?

— Будет… война… — девушка схватилась за горло, глаза ее расширились от ужаса.

Мистер Пруэтт выхватил волшебную палочку и начал одно за другим накладывать заклинания на дочь. Лисса кашлянула, пытаясь вдохнуть и упорно продолжила:

— Нас… не будет. Пруэтты… погибнут…

Губы онемели. Язык будто прилип к небу.

Дугал выругался и схватил ее за плечи.

— Прекрати. Сейчас же.

Она замотала головой.

— Я должна сказать, это важно. Гражданская война… Дамблдор… Лорд… — каждое произнесенное слово обжигало, но Лисса старалась. — Нотт… помолвка… Реддл… не могу…

— Довольно! — Дугал Пруэтт с силой ударил ладонью по столу, заставив вздрогнуть хрустальный шар с картой Косого переулка. — На тебе запрет.

Лисса лишь кивнула, с трудом ловя воздух ртом. Дугал провел палочкой вокруг нее, выписывая сложную фигуру, и девушка почувствовала, как невидимые тиски ослабевают.

— Клятвенный обет на запрет пророчеств, — пробормотал он, разглядывая мерцающие нити магии над ее головой. — Кто наложил? И когда? Нет, неважно. Слушай внимательно: ни слова больше об этом. Даже намеком. Поняла?

— Но…

—Нет, не «но»! Такие обеты, если их нарушить, убивают. Медленно и очень болезненно. Ты уже чувствуешь последствия, хотя только прошлась по кромке.

Отец шагнул к камину, швырнул щепотку пороха в пламя.

— Игнатиус! Срочно! — рявкнул он в зеленый огонь, затем обернулся, стиснув палочку так, что побелели костяшки пальцев.

Лисса хотела возразить, что это не пророчество, а память. Ее собственная память, но снова не смогла.

Дугал медленно прошелся по кабинету, затем резко развернулся.

— Ты пыталась рассказать это кому-то еще, кроме меня и братьев?

— Нет.

— И не пытайся, — его голос стал резким, бескомпромиссным. — Если на тебе обет молчания или проклятие подобной силы — каждое лишнее слово может тебя убить.

Лисса стиснула зубы.

— Но вы должны знать, что…

— Я понял достаточно, — перебил мистер Пруэтт. — Ты видела будущее. В нем — гибель нашего рода и, очевидно, не только нашего. Война. И, судя по твоей реакции, кто-то не хочет, чтобы ты об этом говорила.

Она кивнула.

Дугал Пруэтт замер у окна, его профиль резко вырисовывался на фоне закатного неба.

— Значит, нам нужно готовиться.

— Как? Какой план? — вскинулась Моллиссия.

— План? — добродушно усмехнулся отец. — Не забивай этим себе голову. Ты уже сделала больше, чем должна — предупредила меня. Остальное — моя забота. А ты… отдыхай. Готовься к Хогвартсу, встреться с подружками, настраивайся на тяжелый учебный год. Экзамены — это всегда непросто. Оставь решение глобальных проблем взрослым, Лисс. И не бойся. Мы что-нибудь придумаем.

Не успела мисс Пруэтт облегченно выдохнуть, как отец, чуть наклонившись вперед, внимательно уточнил:

— А что насчет сквибов? Ты ведь упоминала их в разговоре с братьями.

Лисса на мгновение задумалась и прикинула: кажется, запрет начинает действовать, когда она пытается пересказать события будущего. А сквибы… это не будущее. Это настоящее. Все, о чем она будет говорить — уже случилось или же является ее догадками. Да, основанными на знании будущих событий, но все же лично ей сделанными выводами.

«Если сказать, то этот неизвестно откуда взявшийся обет я, наверное, не нарушу, — мелькнула мысль. — Ведь я не буду говорить о том, что точно будет, лишь делиться собственными наблюдениями».

— Они опасны, — сказала она наконец, тщательно подбирая слова. — Не потому, что сильны, а потому, что отчаянны. Они хотят признания и готовы ради этого нарушить границы.

Отец нахмурился.

— Ты имеешь в виду Статут?

— Да. Они играют с магглами, пробуждают в них веру в потустороннее. Понтефракт — только начало.

Она негромко, но твердо проговорила то, что сама недавно поняла:

— Отец, сквибы не просто неудавшиеся маги. Они — особая категория, особые связующие звенья двух миров. Именно потому, что не чувствуют магию так, как мы, им доступны интуиция, чуткость, особый слух — способность видеть то, что не видим мы. Поэтому магглы воспринимают их как медиумов, прорицателей, мистиков. Когда-то это работало. Но в последнее время им отказали в признании и в магическом, и в маггловском мире. И это подводит нас к опасной черте.

Она не упомянула про марши, про то, как это в будущем перерастет в нечто гораздо более глобальное, но и этих рассуждений оказалось достаточно.

Лисса тщательно подбирала слова, избегая прямых отсылок к будущему, но даже без этого ее выводы звучали тревожно. Она говорила о сквибах не как о жертвах, а как о потенциальной искре, способной разжечь конфликт. О том, как их действия могут привлечь внимание магглов, нарушить хрупкий баланс Статута Секретности. О том, что чистокровные, вместо того чтобы искать компромисс, лишь ужесточат контроль, отгородившись ото всех, кто не соответствует их стандартам.

Дугал Пруэтт сидел, подперев подбородок сцепленными пальцами, его взгляд был тяжелым. Когда девушка закончила, он медленно кивнул.

— Ты права. Я и сам замечал, что ситуация накаляется. Но то, что ты описала… — он замолчал, словно взвешивая что-то. — Это не просто недовольство. Это провокация. И если сквибы действительно начнут играть с маггловским вниманием…

Тут в камине вспыхнул зеленый огонь, и из пламени шагнул высокий мужчина с резкими чертами лица и пронзительным взглядом.

— Игнатиус, — отец поднялся, чтобы поприветствовать брата.

— Дугал, — дядя кивнул, затем улыбнулся Лиссе. — И моя любимая племянница. Как поживаешь, Лисса?

— Прекрасно, дядя, — она улыбнулась в ответ, но в глазах ее читалось напряжение.

Игнатиус, казалось, сразу это заметил, но не стал комментировать. Вместо этого он повернулся к Дугалу:

— Ты говорил, что нужно обсудить срочные дела?

Отец кивнул.

— Да. Лисса, можешь оставить нас?

Она не стала спорить, ведь главное уже сказала. Попрощавшись с дядей и отцом, мисс Пруэтт направилась к себе — у нее оставалось еще одно важное дело.

Поднявшись в свои апартаменты, Лисса прикрыла за собой дверь, пытаясь собраться с мыслями. На короткий миг из ее головы вымело все мысли и тревоги. Все, кроме одной. Пора было наконец разобраться с черной тетрадью. Той самой, что выпала откуда-то из складок одеяла. Той самой, что фонила мерзкой магией даже для чуткой домовушки.

Девушка не успела изучить ее как следует — слишком много всего происходило. Но теперь, когда разговор с отцом был окончен, самое время обратить пристальное внимание на этот привет из другой ее жизни. Лисса вошла в кабинет, где оставила тетрадь, спрятав ее между книгами в одном из шкафов — на случай, если кто-то заглянет. Однако же, когда она открыла дверцу и провела рукой по корешкам, пальцы наткнулись только на привычные тома.

Тетради не было.

Молиссия замерла. Потом рванула к следующей полке.

Ничего.

Лисса перевернула весь шкаф, вытащила каждую книгу, заглянула за них, проверила даже пространство под полками — пусто. Она оглядела комнату. Может, переложила куда-то, да и позабыла? Но нет. Она точно помнила, что оставила ее именно здесь!

Лисса выбежала в спальню, проверила тумбочки, ящики комода, даже залезла под кровать.

Ничего.

Гостиная, гардероб, ванная — все было перерыто.

Тетрадь исчезла.

Лисса Пруэтт застыла посреди спальни тяжело дыша: поиски были сумбурными, энергичными, но безрезультатными. Эта вещь не могла просто так пропасть. Значит, кто-то ее забрал. Но кто? Тикси? Нет, домовушка боялась тетради. Братья? Зачем? Родители? Да они даже не знали о ее существовании!

Не в силах успокоиться, девушка тихо позвала:

— Тикси.

Домовая эльфийка возникла прямо посреди ковра с негромким хлопком и коротким низким реверансом.

— Молодая госпожа вызывала Тикси?

Лисса наклонилась вперед, пытаясь рассмотреть в ее глазах хоть намек на ложь.

— Ты видела черную тетрадь? Ту самую, что выпала из моей постели сегодня утром, когда я… — она запнулась, но продолжила: — Ту самую, что ты сама тогда назвала плохой вещью.

Эльф заерзал, большие глаза округлились.

— Тикси не видела, госпожа Лисса! Тикси не трогала! Тикси не видела той плохой вещи! — она энергично замотала головой, уши хлопали по щекам. — Тикси ее не чует! Тикси не знает, где она, Тикси не брала и не видела!

Лисса пристально посмотрела на эльфа, но Тикси не лгала — в ее глазах читалась лишь искренняя тревога. Домовушка не чуяла эту вещь. Так же, как сама Лисса не чувствовала ее в пределах своих апартаментов.

— Хорошо, — вздохнула девушка. — Спасибо.

Отпустив эльфа, девушка несколько дней вела собственное, крайне осторожное расследование. Ссылаясь то на одно, то на другое, она выведывала у слуг и домовиков, не видел ли кто кого-то постороннего.

Но толку не было.

Имение в это время года напоминало муравейник: гости, приходящие и уходящие деловые партнеры, поставщики всего и вся для предстоящего праздника урожая, несколько смен садовников и поваров, многочисленные горничные… Все это делало любые расспросы подозрительными, а результат расследования — абсолютно неясным. Короткие разговоры в коридорах и кулуарах не дали ничего: никто ничего не видел, никто ничего не слышал, никто ничего не знает.

— О, мисс Пруэтт, — качала головой горничная Мэри, поправляя шторы легким взмахом волшебной палочки, — в эти дни столько народу в поместье! Мастера по ремонту каминов, вот, приходили, от старой мегеры Эванс много товара пришло. С сопровождающими, само собой…

— Да уж, — поддакивала Лисса, — настоящая суматоха.

Она аккуратно задавала похожие вопросы дворецкому, повару, даже младшему садовнику — но все ответы сводились к одному: слишком много людей.

Пруэтт-холл кишел активностью. Слуги готовились к осеннему сезону, домовики перебирали запасы, поставщики привозили новые партии зелий и ингредиентов. В такой кутерьме кто угодно мог незаметно пробраться в ее комнаты.

С каждым днем надежда найти вещь в пределах особняка угасала, и девушка, скрепя сердце, сдалась. Поиски были приостановлены. Однако не наблюдение. Теперь ее взгляд неизменно цеплялся за каждую подозрительную тень в коридоре, за каждую незнакомую фигуру в холле, за каждое вроде бы случайное перемещение челяди.

Но в то же самое время в жизни Лиссы возникла вторая головная боль, рыжая и абсолютно неутомимая. Артур Уизли — тот самый Артур, который в прошлом-будущем почему-то стал ее супругом, — не оставлял попыток привлечь внимание мисс Пруэтт. С каждым днем его письма приходили все чаще и чаще. Сначала короткие, робкие записки, потом — полноценные послания. Потом она стала получать по несколько конвертов в день.

«Дорогая Молли…» — вчитывалась Лисса в первую строчку, и челюсти ее невольно сжимались. К кому он обращается? К той глупой женщине из другой жизни? К кому?! Яркая, умная и абсолютно самостоятельная Лисса не имела ни малейшего желания в это вникать.

Артур не отступал. Его письма становились все более настойчивыми, изобиловали умоляющими фразами, теплыми воспоминаниями и даже лестью — он то подчеркивал ее ум, то отмечал ее красоту, то воскрешал в строках короткие мгновения той самой прогулки, что для Лиссы не значила абсолютно ничего, а для Артура, похоже, уже стала чуть ли не воспоминанием года.

«Дорогая Молли, — писал он в одном из посланий, — мне кажется, что тогда в Косом переулке мы не договорили что-то важное… Ты удивительная собеседница, и мне кажется, что…»

Читать это было невыносимо.

«Дорогая Молли». С каждым разом это обращение било под дых все сильнее. С каждым письмом Лисса все четче понимала — Артур закусил удила. Эта черта его натуры не изменилась даже в этой жизни.

У Артура Уизли было одно опасное качество (впоследствии передавшееся и Рону): он зацикливался. На чем-то. На ком-то. Так же, как когда-то он зациклился на маггловской культуре и весь остаток жизни посвятил ее изучению, теперь он с той же фанатичной увлеченностью вцепился в ее персону. И если в другой жизни это вылилось в невыносимый, тягостный брак, то в этой грозило не меньшими неприятностями.

«Вот же везет мне на фанатиков, — мрачно думала Лисса, отбрасывая очередной пергамент в огонь, не читая. — То Дамблдор, то Уизли… Что дальше? Коллекцию соберу?»

Сперва она коротко и вежливо отвечала, надеясь, что ее сдержанности хватит для того, чтобы Артур не запомнил ее как невесту из своих грез. Потом перестала отвечать вовсе. Но и это не помогало: совы от Артура все прилетали и прилетали. Сначала это раздражало, затем тревожило, а под конец — откровенно бесило. Тем более в сочетании с неразрешимой загадкой черной тетради, отсутствие следов которой беспокоило не меньше, а то и больше, чем сама ее находка.

Нервы Лиссы были на пределе. Пропажа тетради, бесполезные поиски, эти дурацкие письма… Ей срочно нужно было отвлечься.

Решение пришло мгновенно.

«Косой», — подумала она, вставая с кресла.

Не раздумывая более, мисс Пруэтт достала мантию для прогулок, застегнула ее под горлом серебряной фибулой и решила отправиться туда, где люди социально активные проводят свой досуг — в Косой переулок.