Принц тёмного королевства (джен)

Гарри знал, что его куда-то тащат. Тот, в чьих руках он оказался, явно обращался со своей ношей безо всякой осторожности. Помимо этого Гарри чувствовал, что начинает смеркаться.

Однако больше ничего он не понимал. Едва он пытался додумать толком хотя бы одну мысль, в голове всплывали двадцать новых, никак не связанных с первой, и сбивали его с толку. Мир вокруг то кренился, то вращался, и мальчик никак не мог это исправить, он даже не мог закрыть глаза и отрешиться от этого безумия.

Неожиданно раздался чей-то голос, и в голове сразу прояснилось.

Его грубо бросили на землю и пнули в бок. Гарри вскрикнул и попытался перекатиться по земле как можно дальше, но кто-то подошёл к нему с другой стороны и ударил ботинком прямо между лопаток. Его продолжали бить и пинать, пока он не решил, что нападающие хотят забить его до смерти, но те вдруг остановились и заставили его встать на ноги.

Его тело пылало, и Гарри закричал, но даже крик причинял боль. Дыхание давалось с трудом, болели рёбра и ключица, он попытался сказать что-нибудь, умолять их прекратить... Но с губ Поттера сорвался лишь тяжёлый хрип, который мучители проигнорировали.

Его потащили к дереву и прижали к стволу. Тут он, должно быть, ненадолго потерял сознание, потому что, открыв глаза, Гарри обнаружил, что его руки привязаны к дереву, а над ним, не скрывая злости, нависли два слизеринца. Уайтхолл и Моргенсон стояли плечом к плечу, держа палочки наготове и сверля первокурсника презрительными взглядами.

— Поверить не могу, что этот мелкий засранец нас обошёл, — процедил Уайтхолл.

— Обошёл тебя, ты хочешь сказать, — поправил Моргенсон, хотя и он смотрел на Гарри с нескрываемой ненавистью. — Мы бы выиграли, если бы ты занимался своим делом и действительно искал этот дурацкий снитч.

Слизеринский ловец грубо толкнул товарища.

— Это ты должен был позаботиться о Поттере! В этом и была твоя задача! А потом ты ещё взял и опозорил всю команду перед Тёмным Лордом!

Моргенсон в ответ толкнул Уайтхолла так сильно, что тот рухнул на землю, и направил на него палочку.

— Я, по крайней мере, пытался защитить нашу честь. А вы все стояли, как болваны, пока наш Господин оказывал почести грязнокровному ГРИФФИНДОРЦУ!

Вскоре слизеринцы сцепились, обмениваясь ударами и на время забыв о своей жертве, за что Гарри был благодарен. Хотя с него сняли заклятие — наверняка это было оглушающее, — он всё ещё не совсем понимал, что происходит. Эти парни похитили его и приволокли на какую-то поляну, окруженную густым лесом.

По крайней мере, было ясно, что это не Запретный Лес. Здесь деревья были моложе, а тьма в лесной чаще казалось естественней. Но на поляну быстро спускалась холодная осенняя ночь, и в сгущающемся мраке лес становился по-настоящему зловещим. Как бы ни отвлекали Гарри боль и холод, он прекрасно понимал, что пребывание в этом странном месте не означает для него ничего хорошего. Истории о маленьких детях, найденных мёртвыми в лесу, не были редкостью и, видимо, послужили вдохновением для униженных проигрышем слизеринцев.

Будто нарочно подтверждая его опасения, в лесу раздался долгий унылый вой. Слизеринцы, оба с разбитыми носами, сразу бросили пререкаться и прислушались. Забыв о ссоре, Уайтхолл громко сглотнул и повернулся к своему соучастнику.

— Надо уходить.

Моргенсон согласно кивнул, и вдвоём они повернулись и двинулись в центр поляны. Однако слизеринский загонщик вдруг остановился и вновь повернулся к своей жертве. Широким шагом он направился к дереву, на ходу выискивая что-то в кармане, и вытащил небольшой карманный нож. Гарри напряжённо замер, потом попытался вырваться из пут, но верёвки крепко держали его.

— Что ты делаешь? — взволнованно спросил Уайтхолл. К первому вою присоединились ещё несколько голосов.

Моргенсон подошёл совсем близко, сжимая нож в руке, и замер в нескольких дюймах от жертвы. Гарри не мог ни вздохнуть, ни шевельнуться: им овладел страх, и горькие слёзы навернулись на глаза под надменным и беспощадным взглядом старшекурсника.

— Просто хочу позаботиться о том, чтобы они его нашли.

Лезвие коснулось кожи, оставляя порез на руке, и Гарри тихо, сдавленно вскрикнул. Он почувствовал, как тёплая кровь стекает с его замёрзших пальцев и впитывается в верёвку, удерживающую запястье. Моргенсон удовлетворённо ухмыльнулся напоследок и вернулся к Уайтхоллу.

Раздался громкий хлопок, и Гарри остался один.

Он был один и знал, что скоро умрёт. Умрёт страшной смертью.

Даже неважно, от чего: истечёт кровью, окоченеет от холода или будет растерзан дикими животными. Его никогда не найдут. Гермиона будет плакать. Натали будет плакать. Поплачут ли по нему близнецы? Все прольют немного слёз по несчастному первокурснику, задумаются, что же с ним случилось, а потом станут жить дальше, и он будет забыт. Его родители будут забыты.

И всё потому, что слизеринцы не умеют проигрывать.

Спускалась ночь, и вой становился всё громче, всё ближе. Сквозь просвет в деревьях Гарри видел, как восходит круглая, жёлтая луна. Вот ведь чёрт. Конечно, сегодня полнолуние. Эти слизеринские куски драконьего дерьма явно посчитали, что убить его без помощи магии или какой-нибудь магической твари — слишком по-маггловски.

Вой постепенно приближался, и Гарри не мог избавиться от мысли, что идущие сюда существа уже знают о его присутствии. Могли же они его учуять? Даже в морозном воздухе он чувствовал приторный запах собственной крови. Его трясло от страха и холода, и всё тело ныло от полученных ушибов. Ему хотелось кричать. Хотелось плакать. Хотелось свернуться в тесный, тёплый клубок, и пусть всё закончится! Но он молчал и тщетно дёргался, проверяя верёвки на прочность, стряхивая онемение и невольно усиливая боль.

Внезапно прямо позади него раздалось какое-то шарканье и тихий шелест сухих листьев. Гарри замер. Хрустнула ветка. Гарри задышал глубоко и часто, несмотря на боль в рёбрах.

Он думал, что оборотень сразу накинется на него и укусит, но тот не спешил. Мальчик слышал, как он втягивает носом воздух, отчётливо и по-собачьи ворча, и бродит где-то за деревом. Такое поведение полностью противоречило тому, что Гарри слышал об оборотнях. В отличие от обычных волков, они не боялись ничего, кроме серебра, и могли, не задумываясь ни на миг, напасть на целый отряд вооружённых волшебников или опрометчиво прыгнуть в вагон мчащегося на полном ходу поезда.

Мальчик не обольщался. Каким бы робким он не казался, этот оборотень всё равно пришёл, чтобы убить свою жертву — Гарри.

Наконец, зверь обошёл дерево, чтобы рассмотреть свой будущий ужин... по крайней мере, Поттер думал, что интересует волка именно в этом качестве. Однако когда он встретился взглядом с золотистыми глазами, Гарри внезапно понял: с ним всё будет в порядке. Он видел изображения оборотней на уроках тёмных искусств и самозащиты, видел их неутолимую жажду крови, но глаза этого волка смотрели на него со спокойным любопытством и немного озадаченно.

— Помоги.

Гарри не собирался ничего говорить, поэтому собственная мольба потрясла его не меньше, чем оборотня. Однако зверь подошёл к дереву с другой стороны и начал скрести ствол когтями. Верёвка вскоре порвалась, и мальчик упал на землю лицом вперёд. Он зашипел, стиснув зубы: было больно.

В него уткнулся холодный мокрый нос, призывая подняться на ноги. Одновременно боясь, что волк откажет ему в помощи и что их найдут его мохнатые собратья, Гарри повиновался и, пошатываясь, встал. Оборотень топтался рядом, легко прижимаясь к ребёнку своим крупным, тёплым телом, поддерживая и направляя. Чем больше времени волк находился рядом, тем яснее становилось, что он не мог быть настоящим оборотнем. Может, какое-то разумное магическое существо, напоминающее волка, или вышедший на увеселительную прогулку анимаг (Клайд как-то упоминал, что попробует получить разрешение, когда ему исполнится семнадцать).

Стараясь сохранять тишину и осторожность, мальчик и волк направились в чащу леса. Часто они останавливались, прислушиваясь к вою, пытаясь оценить расстояние между ними и приближающейся опасностью. Проводник вскоре заметно ускорил шаг. Гарри изо всех сил пытался не отставать, но он был ранен, устал, замёрз и, к тому же, передвигался не на четырёх ногах, а лишь на двух. Лже-оборотень заскулил, призывая его поторопиться, но измученный Гарри был уже не в состоянии идти быстрее.

— Мне нужно где-то спрятаться, — объяснил он, — на дереве или в какой-нибудь норе.

Волк, казалось, задумался, а потом повёл его в другом направлении. Гарри, хромая, двинулся за ним, стараясь не сбавлять скорости, хотя от боли едва мог дышать. Оборотень привёл его к зарослям ежевики, под которыми обнаружилась чья-то маленькая тёмная норка. Поттер сомневался, что влезёт в неё, но даже если бы мог, у него не было ни малейшего желания оставаться в таком тесном пространстве. Однако выбора у него уже не было: очередной оглушительный вой раздался где-то в пятидесяти ярдах отсюда. Гарри протиснулся в нору головой вперёд и начал ползти.

Снаружи послышалось чьё-то ворчание и злобный рык, который повторился несколько раз. Мальчик запаниковал и вслепую рванулся вперёд, уверенный, что вот-вот застрянет или кто-нибудь схватит его за ногу и вытащит наружу. На несколько мгновений проход впереди стал уже, и боль отошла на второй план: теперь намного важнее было вдохнуть воздуха. Гарри с трудом пробирался вперёд, пока тоннель неожиданно не расширился, превратившись в небольшую полость, в которой вполне можно было сидеть, наклонив голову. Он долго шарил по земле в темноте, но единственным выходом отсюда оказался проход, из которого он выполз.

Снаружи раздавались звуки борьбы и отчаянные завывания, и у Гарри не было ни малейшего желания покидать убежище. Вместо этого он улёгся на влажный, покрытый листьями пол, сильно пахнущий какими-то животными, и свернулся в тесный клубок. Он думал о том, сумел ли его новый друг отбиться от волков, знали ли оборотни, что он сейчас в норе, и не попытаются ли они его выкопать, а ещё — что сейчас делает Гермиона.

Гарри не знал, сколько длилась борьба снаружи. Когда он проснулся, не понимая, как умудрился заснуть, всё уже стихло. Опасность миновала, его собственное дыхание и мягкие листья согрели нору, и мальчик снова уснул.

Когда он проснулся во второй раз, в убежище уже проникали слабые отсветы солнечных лучей. Гарри с удовольствием поспал бы ещё, но голод и полный мочевой пузырь теперь волновали его намного больше, чем усталость. Неуклюже, с трудом он выполз из норы.

Было ещё утро, и на земле лежал толстый слой инея. Помятые кусты и следы крови у входа в нору свидетельствовали о жестокой ночной схватке. Гарри никогда не считал себя набожным, но всё равно от души сказал Небесам «спасибо» за то, что ему удалось избежать этого побоища.

— Эй! — неуверенно позвал он.

Его голос отдался эхом в глубине леса, но никто ему не ответил. «Где же оборотни? Они должны быть уже в человеческом обличьи, готовые накричать на меня за то, что я вторгся в их владения!»

Гарри даже хотел бы, чтобы на него накричали (даже оборотни), если это будет означать, что его вернут в волшебный мир. Там за него уже наверняка волнуются. Он бы и сам за себя волновался, если бы на него не накатывало облегчение всякий раз, когда он думал о минувшей страшной ночи.

Завернув на минуту в ближайшие кустики, Гарри отправился исследовать лес в надежде выбраться отсюда. Поборов естественное отвращение, он последовал туда, куда вели следы крови, надеясь встретить оборотня в человеческом теле. Далеко идти ему не пришлось.

— Вот чёрт.

Чего-то подобного можно было ожидать, но абсолютно голое тело мужчины, лежащего ничком на длинной мёрзлой траве, всё равно поразило Гарри. Поразило даже больше, чем пятна крови и разорванная плоть — хотя именно раны пугали больше всего. Онемевший и ошеломлённый, он на мгновение подумал, что мужчина мёртв.

Потом из носа незнакомца вырвалось едва заметное облачко пара, затем ещё одно... Гарри рванулся вперёд, стаскивая с себя мантию, не обращая внимания на боль от ушибов и резанувший по коже морозный воздух.

— Очнитесь, сэр, — взмолился он, накрывая мужчину мантией. Та оказалась ему слишком коротка. — Пожалуйста, очнитесь. Вы погибнете, если будете здесь так лежать.

Гарри робко тронул его за плечо и отскочил назад, когда оборотень резко дёрнулся и, повернув голову, принялся осматриваться мутным, испуганным взглядом карих глаз. Однако когда его взор сосредоточился на сидящем рядом ребёнке, мужчина почему-то моментально расслабился.

— Джеймс? — прохрипел он. — Значит... я наконец умер?

У Гарри чуть сердце не остановилось. Неужели его только что приняли за отца? Или этот человек просто бредит и обращается к какому-то другому, неизвестному Джеймсу? Ни то, ни другое не могло быть простым совпадением, но он попытался скрыть замешательство, чтобы подумать об этом позже.

— Ещё нет, сэр, но это может случиться, если вам не окажут помощь. Вы можете встать?

Глубоко задумавшись, мужчина не ответил, затем слегка, на пробу, пошевелился. Издав приглушенный стон, он снова улёгся на землю.

— Нет. Я слишком слаб после превращения.

— Тут рядом есть кто-нибудь ещё? Может быть, ваша стая?

— Нет, — вздохнул оборотень, — они уже вернулись в наше поселение, это в двадцати милях отсюда... они наверняка в лучшей форме... чем я...

Голос мужчины ослабел, а глаза стали закрываться. Гарри затряс его за плечи, стараясь не прикасаться к ранам. Оборотень поморщился и снова открыл глаза.

— Здесь есть хоть кто-нибудь, кто может помочь нам? Хоть что-нибудь? Может быть, чей-то дом?

— Хижина, — произнёс незнакомец. Его взгляд начал проясняться. — Она сторожевая, около полумили отсюда. Рядом стоит хлев, в нём есть лошадь и телега. Просто иди к южному краю поляны и там найдёшь тропинку, которая приведёт тебя к хижине. Пароль — «Эхирон».

— Я вернусь, как только смогу! — пообещал мальчик, вскочил на ноги и понесся в заданном направлении. На миг ему послышалось, будто мужчина сказал ему вслед: «Будь осторожен, Джеймс!», — но, может быть, это был просто плод его воображения.

Хижина оказалась очень приятным на вид домиком, окружённым невысокими деревьями и заросшим вьющимися стеблями. Двери и ставни были отлиты из чугуна и своей практичностью могли бы показаться зловещими, если бы не украшающий их причудливый узор из волков, оленей и других лесных обитателей. К дому примыкал маленький хлев, укреплённый ещё серьёзнее, чем сама лачуга. Вместо окон в стене было проделано несколько узких отверстий. Там, где оборотни и, может быть, ещё и медведи пытались проникнуть внутрь, виднелось множество вмятин и следов когтей, но стойкая конструкция здания выдерживала их натиск.

Первым делом Гарри подошёл к хлеву. Входная дверь закрывалась на замок с весьма странным на вид механизмом, оформленным в виде серебряной волчьей головы. Стоило ему протянуть руку, как искусственный волк зарычал и щёлкнул зубами, едва не отхватив незваному гостю несколько пальцев.

— Эхирон! — вскрикнул мальчик. Послышался слабый щелчок, и серебряный страж безжизненно застыл. Гарри осторожно потянулся к ручке. Волк не двигался, и дверь тихо открылась.

В хлеву обнаружилась небольшая телега и серая в яблоках лошадь. Пока Гарри искал сбрую и открывал стойло, кобыла нервно переступала с ноги на ногу. На то, чтобы побороть страх перед крупным животным и натянуть на него упряжь, у мальчика ушла почти четверть часа. Это было тяжело. Ключица вспыхивала от боли всякий раз, когда он поднимал руки, тем самым ограничивая свободу движений. Лошадь не могла устоять на месте, будто боялась прикосновений незнакомца. В конце концов Гарри недовольно зарычал:

— Ты хочешь, чтобы твой хозяин умер, безмозглая кляча?

Лошадь сразу перестала его сторониться и встала совершенно спокойно, что, казалось, удивило её саму не меньше, чем Гарри. После минутного замешательства он вспомнил, что надо торопиться, и осторожно шагнул вперёд. Лошадь оставалась абсолютно спокойной, пока он, легонько похлопав её по шее, натягивал упряжь, а потом долго и неумело возился с ремнями, пытаясь соединить сбрую с телегой.

Наконец, Гарри вывел лошадь из хлева и привязал к небольшому столбу возле хижины. К его удивлению, дом оказался не заперт. Мальчик собрал всё, что, по его мнению, могло бы пригодиться, вытащил из хижины и погрузил на телегу. После этого он постарался как можно быстрее вернуться к раненому, ведя лошадь за собой.

Мужчина был в сознании и дрожал всем телом. Гарри стащил с телеги большую медвежью шкуру и положил на землю рядом с оборотнем.

— Вы сможете перевернуться сюда, сэр?

Тот что-то невнятно пробормотал и миг спустя сумел перевернуться на шкуру. Гарри вздрогнул, увидев следы когтей на его груди и шее, и поспешил накрыть их одеялами и шкурами, которые нашёл в хижине. Он плотно укутал мужчину и дал ему воды из фляги.

— Так лучше, сэр?

— Зови меня Ремус. И да, так намного лучше, — проговорил оборотень, явно готовый вот-вот уснуть. Но прежде чем закрыть глаза, он перевёл взгляд прямо на Гарри.

— Ты сын Джеймса, да? Гарри? Ты очень на него похож. Кроме глаз, конечно...

— Глаза у меня мамины. Все так говорят, — продолжил раздражённый и в то же время взволнованный чем-то Гарри. Сколько раз он уже слышал это раньше? Погодите-ка... Ремус. Это имя было ему знакомо. — Вы случайно не дядя Лунатик?

Но Ремус уже погрузился в сон. Мальчик с неохотой оставил его в покое и принялся разгружать телегу, чтобы разбить что-то вроде лагеря. Мыслями он постоянно возвращался к тому моменту, когда он и оборотень узнали друг друга. Некий «Лунатик» был хорошо известен в семье Поттеров как один из старых друзей Джеймса, которые в полные приключений школьные годы выбирались из спальни посреди ночи и разгуливали по территории школы. Гарри всегда предполагал, что это была какая-то привилегированная школа-интернат, но... обычная, не волшебная школа. Без прогулок с оборотнями. Какова же вероятность того, что он случайно столкнётся с одним из своих крёстных посреди лесной глуши?

Хотя, учитывая недавно свалившееся на Гарри везение, вероятность была весьма высока.

Ремус проснулся ранним вечером, когда солнце только начало закатываться за горизонт. Ему было тепло, удобно (не считая лёгкого жжения где-то в области груди) и... одиноко. Обычно к этому времени он был уже в селении, вместе со стаей наслаждаясь обычной после трансформации вялой расслабленностью. Его собратья сбивались в одну кучу, залечивая друг другу раны и разговаривая о каких-нибудь пустяках. Фенрир, их альфа, прохаживался между лежащими оборотнями, наступая и перешагивая через их тела, считал их и проверял, все ли в порядке. Удовлетворившись подсчётами, он валился в самый центр стаи и до конца ночи впитывал ощущение тепла и близости с остальными. Ещё два или три дня после полнолуния всё было тихо и спокойно, а оборотни — удовлетворены.

Но сейчас Ремус был один. Его друзья, его семья были далеко, и даже если они знали, где его найти, они не смогут встретиться ещё несколько дней.

— Вы голодны, сэр?

Оборотень поднял взгляд и сразу увидел ярко-зелёные глаза и знакомое лицо

— Джеймс?

— Мы это уже проходили, сэр, — весело отозвался тот.

— Гарри.

Мальчик улыбнулся.

— Как вы себя чувствуете? Я пытался вас немного подлечить, пока вы спали, но не уверен, что это помогло.

— Мне намного лучше, не волнуйся. Аконитовое зелье уже должно было выветриться, так что моя способность к регенерации вот-вот вступит в силу. К концу недели я буду полностью здоров, хотя шрамов прибавится.

— Аконитовое зелье? Что-то знакомое...

— Это зелье, помогающее оборотню сохранить человеческий разум во время трансформации. Каждое полнолуние хотя бы один член нашей стаи принимает его, как раз на случай вроде того, что случилось прошлой ночью. Кстати, что произошло?

— Ох! Так это и правда были вы! Спасибо. Вы спасли мне жизнь... и сами пострадали из-за этого.

— Глупости. Я рад, что смог спасти жизнь человеку, тем более, сыну Джеймса...

— Так вы действительно дядя Лунатик, да? Расскажите мне! Мои родители были... Почему они мне не сказали? Почему никто не сказал мне? — оживлённо спросил Гарри и вдруг поморщился. — Что за дурацкое прозвище! Говорила же мама, что у папы нет никакого такта.

Ремус расхохотался, поморщился, а потом снова начал смеяться. Мальчик присел рядом с ним, и ощущение его ненавязчивого присутствия и отдалённо знакомый запах помогли оборотню расслабиться.

— Называй меня на “ты”, Гарри... Что ты здесь делаешь? В последний раз я слышал о Джеймсе и Лили, когда они... в Германии... уже почти четыре года назад. Я был уверен, что ты сейчас в полной безопасности, изучаешь волшебство в Шварцкейнене. Тебе же одиннадцать, да? Как ты, чёрт возьми, оказался здесь, да ещё привязанный к дереву?

Гарри дал Ремусу немного разогретой на огне тушёнки из банки и принялся рассказывать о последних событиях своей жизни. С трудом верилось, что прошло лишь шесть месяцев, а не целые годы. Он говорил о том, как его похитило ВАИД в лице Снейпа, как он оказался под опекой Хогвартса, о встрече с Гермионой, Нагини (умолчав о змеином языке) и Волдемортом, о ссоре с Роном и инциденте на уроке полётов, о том, как он стал самым юным ловцом Хогвартса за последнее столетие и выиграл матч, о Уайтхолле и Моргенсоне и, наконец, о покушении на свою жизнь. Когда разъяснения закончились, Ремусу оставалось только ошеломлённо хлопать глазами.

— И я ещё думал, что у Джеймса дар влипать в неприятности. Господи помилуй...

— Гермиона и профессор МакГонагалл говорят то же самое. Если подумать, то и Снейп сказал что-то в этом духе, только он, конечно, вёл себя при этом как полный мерзавец. Одноклассники даже зовут меня «Чёрным котом Гриффиндора».

— И тебе ещё моё прозвище не понравилось. Это ужасно. Да ещё быть убитым школьниками? Из-за квиддича? Если бы Дамблдор был здесь... Он никогда бы не позволил этому случиться.

— Ремус, расскажи мне, почему мои родители уехали из Британии. Почему они никогда не рассказывали мне о магии? Почему никто не сказал мне, что они были волшебниками?

Оборотень, казалось, надолго задумался, потом тяжело вздохнул.

— Я не знаю всего. Мне известно только, что они очень боялись за тебя, особенно когда начало казаться, что Тёмный Лорд уже точно одержит победу. Твой отец был аврором, и отличным аврором! Он одолел много тёмных магов, но когда ему самому понадобилась помощь, Министерство дало задний ход, так что Джеймсу пришлось скрываться вместе с тобой и твоей матерью. Дамблдор сделал всё возможное, чтобы их защитить.

Гарри молчал. Он, конечно, слышал о Дамблдоре: его упоминала профессор Тур. Она описывала его как упрямого политикана и анархиста якобы плебейского происхождения, как человека, который с помощью избитых фраз и дешёвых обещаний расположил к себе низшие слои общества, в то же время подрывая его устои и разрушая магическую культуру. Сам Гарри думал, что Тур не любит Дамблдора просто потому, что тот противостоял Волдеморту во время войны.

Может быть, она не любила его ещё и за то, что он, оказывается, не был тёмным волшебником.

— Он даже применил заклятие Доверия, чтобы их дом никто не смог найти, но твои родители, наверное, всё равно запаниковали и решили сбежать. Я их не виню. Если бы они тогда не покинули Британию, выбраться на континент позже у них бы не вышло. Вскоре после их отъезда Тёмному Лорду удалось перекрыть все возможные пути из страны, и война была проиграна. Даже Дамблдору пришлось бежать.

— Он был вашим директором, когда вы с папой учились в школе? Какой она была тогда?

Закончив есть, Ремус отложил посуду в сторону и ненадолго задумался.

— Хогвартс был, безусловно, самым прекрасным местом из всех, где мне пришлось побывать. И ещё прекраснее его делало то, что мне вообще могли запретить там учиться. Меня укусили, когда я был ещё очень маленьким, и ликантропия стала неотъемлемой частью моей жизни. По закону мне должны были запретить приближаться к обычным детям. По закону мне вообще нельзя было существовать, — с горечью пояснил он.

— Но... я не понимаю, — вмешался Гарри. — Почему тебе нельзя было ходить в школу? Ты опасен только несколько часов в месяц... И ведь это не твоя вина.

Ремус слегка улыбнулся и погладил мальчика по щеке.

— Ты прямо как отец. Не думаешь ни об опасности, ни об общественном мнении. Ты даже это не осознаёшь, да? Ты один из очень немногих волшебников, которые по собственному желанию сели бы рядом с оборотнем, в какой бы форме он не находился. И ещё меньше из них тех, кто сидел бы рядом, не испытывая страха.

Что бы ни говорил Ремус, Гарри ни капли его не боялся. Рядом с ним сидел обычный человек, да ещё тот, которого его отец считал другом на всю жизнь. Прошлой ночью он был волком и даже тогда оправдал доверие Джеймса Поттера, защитив его сына. Разве Гарри мог отвернуться от него теперь?

— А мой отец? Он сидел рядом с тобой без страха?

Ремус коротко рассмеялся.

— О да. Он первым в Хогвартсе разгадал мой секрет... но так и не бросил меня. Он никогда не закрывал глаза на то, кто я есть, и не заставлял меня этого стыдиться. Он и Сириус были лучшими друзьями, о каких только можно мечтать.

— Сириус? Ты имеешь в виду дядю Мягколапа?.. Откуда вы взяли эти клички?

— Всё просто. Твой крёстный стал анимагом. Он умеет превращаться в собаку.

— Ого! Погоди, но тогда... Старое школьное прозвище отца... Рогатый или...

— Сохатый. Да, он тоже был анимагом. Оленем.

— ...И папа иногда называл маму «моя лисичка»...

На это Ремус от души расхохотался.

— Совсем не то?

— К сожалению, твоя мама не была анимагом. Они с твоим отцом начали встречаться только на последнем курсе, и он рассказал ей обо мне только после выпуска. Видишь ли, твой отец стал анимагом только для того, чтобы составить мне компанию во время полнолуния, а у твоей мамы не было никаких причин увлечься анимагией. Но она, конечно, и раньше поняла, что я оборотень. Она была ещё умнее Джеймса, но никогда никому не рассказывала. Мне кажется, она понимала меня даже лучше, чем Сириус или твой отец. Женщины всё-таки более чуткие создания, чем мужчины.

Ремус на мгновение замолчал.

— Я не знаю, почему они не говорили тебе правду или почему решили жить по-маггловски. Может быть, они боялись, что Тёмный Лорд подошлёт к ним наёмных убийц. Может, они стали презирать тот мир, из которого они пришли, и саму магию в целом — многие из нас испытали это, увидев своими глазами, какой разрушительной может быть эта сила. Я не знаю. Но надеюсь, ты был счастлив. Я надеюсь, что вы все были счастливы.

Разговор затянулся до поздней ночи, пока не стало слишком холодно и Гарри не захотелось спать. Он забрался под шкуры и, немного стесняясь, прилёг рядом с Ремусом. Оборотень не нашёл в этом ничего странного и продолжил рассказывать разные истории об отце, о маме, о Сириусе и о Снейпе, пока Гарри не задремал, думая о том, что, едва подвернётся возможность, нужно подлить зельевару в чай сыворотку правды за то, что тот так долго скрывал правду о его происхождении. Ремус ещё долго лежал без сна, глядя на лежащего рядом мальчика, и думал, какой бы сейчас была их жизнь, если бы Лили и Джеймс не сбежали.

Погибли бы они от руки Волдеморта? Погиб бы Гарри? Или ребёнка бы пощадили и вырастили в какой-нибудь английской чистокровной семье? Может быть, всех Поттеров могли пощадить, если бы их, как Сириуса и его самого, принял к себе Фенрир. Гарри рос бы как волчонок, без сомнения, окружённый братьями и сёстрами, — ни одна женщина в стае не могла остановиться на одном-единственном ребёнке — охотился, играл бы в лесу вместе с Сириусом, Ремусом и Сивым.

Жизнь оборотня была не так уж плоха. Иногда она казалась просто замечательной, по крайней мере, сейчас.

Глупые, мучительно прекрасные мечты медленно сменились опасными, эгоистичными мыслями. Как легко можно было воплотить в жизнь хотя бы часть этих мечтаний! Гарри чуть не убили, принеся его в жертву оскорблённой гордости чьих-то черномагических выродков! Разве он мог снова отдать им своего крестника? Разве не лучше оставить ребёнка здесь, с его настоящей семьёй? Тогда Гарри, малыш Джеймса, превратится в волчонка Сириуса и Ремуса, станет частью семьи, которой у них никогда раньше не было.

Ремус поёжился от собственных мыслей, осознав, как эгоистично и самонадеянно рассуждает. Гарри волшебник, и перед ним вся жизнь. Даже потеряв всю свою семью, он не оглядывался назад. Какими бы ни были тайные стремления, придающие ему сил, лишать ребёнка этих надежд было бы непростительно. Вряд ли мальчик мечтал стать оборотнем.

* * *

На следующее утро Ремус уже достаточно окреп, чтобы забраться в телегу, а потом выбраться из неё, когда они доехали до хижины. С небольшой поддержкой со стороны Гарри ему удалось доковылять до кровати и рухнуть в неё. Большую часть дня оборотень проспал, просыпаясь лишь тогда, когда крестник приносил ему еду и воду или проверял, как заживают раны. Полностью проснулся Ремус только вечером. Гарри спал рядом с ним.

Мальчик сменил свою испорченную школьную форму на одежду, которую он, должно быть, нашёл в сундуке оборотня. Гарри едва не тонул в шерстяном свитере, а штаны держались только благодаря подтяжкам. Он выглядел точь-в-точь как уменьшенный заклятием Джеймс. Судя по виду ребёнка, ему было очень уютно, но Ремусу пришлось его разбудить.

— В чём дело? — спросил Гарри, принимая сидячее положение и осоловело моргая.

— Я думаю, что завтра нужно будет отвезти тебя в Хогвартс, — отозвался оборотень.

— Ммм... что? Почему? Ты ещё не окреп после ран, да и я не лучше...

— Если я не верну тебя в школу завтра, ты можешь остаться здесь навсегда. Завтра моя стая отправится искать меня, и будет совсем плохо, если с ними придёт Сивый.

— Почему?

— Потому что Сивый всегда защищает свою территорию. Ты слишком юный, чтобы считаться реальной угрозой, но достаточно взрослый, чтобы нести ответственность за свою «выходку».

— Выходку? Да меня похитили и бросили на его территории!

— Ему будет всё равно. В Договоре Змея и Волка ясно сказано, что он имеет право убить или обратить любого маггла или волшебника независимо от возраста, статуса и сопутствующих обстоятельств, если тот окажется на его территории. Ты молодой, здоровый парень — Фенрир точно тебя обратит, так же, как в своё время обратил меня.

Гарри ненадолго замолк.

— А я смогу... я хотел бы... как ты думаешь... Мы ещё встретимся? Ты и я... и, может быть, дядя Мягколап?

Ремус печально улыбнулся.

— Я не знаю. Это кажется маловероятным, но так же маловероятно было и то, что мы с тобой вообще когда-нибудь встретимся. Может, такова была воля судьбы; в этом случае мы определённо встретимся снова. И Сириус тоже.

Гарри внимательно посмотрел на оборотня, пытаясь определить, не лжёт ли он, но обнаружил лишь тень надежды у него на лице. Поэтому он не стал задавать больше вопросов и вместо этого чуть ближе придвинулся к Ремусу и лёг рядом, прижимаясь лбом к плечу крёстного.

— Спокойной ночи, дядя Ремус.

— Спокойной ночи, Гарри.