Негаданная Судьба (гет)

Мгла — лежит на пути,

Страх — но нужно идти,

Боль — от чувства вины,

Страх — что сбудутся сны,

Рок — до дна исчерпать,

Страх — все решить и узнать,

Ключ — запирающий дверь,

Страх — радостей и потерь,

Все — в твоих лишь руках,

Но — как же мучает страх!...

Двойная подвода, груженная бочками так, что, казалось, еще немного — и они раскатятся по улице, запряженная парой мохноногих серебристых в яблоках лошадок, что тяжелой поступью своих копыт нарушали тишину утренней гулкой горной зорьки, медленно ползла по кривой выложенной разноцветной брусчаткой улочке Дейла. Улочка кривилась, то поднимаясь в гору, то спускаясь, и державший поводья дюжий, просто одетый мужчина лет сорока внимательно поглядывал под колеса, явно опасаясь, что уставшие лошадки споткнутся на этой ненадежной дороге. Его спутник был моложе и гораздо спокойнее, он был местным, по-видимому, и поэтому чувствовал себя так уверенно.

— Не трясись, друг, дорога надежная, — усмехнувшись, сказал он. — Город, конечно, не успел отстроиться полностью, хотя первая зима была мягкой, весна ранней, а лето долгим да жарким. Дейл уже не похож на те обугленные развалины, что оставил после себя Смауг, да будет его имя проклято вовек!

— Ты говоришь так, будто видел это своими глазами! — хмыкнул его спутник.

— И видел, — обиженно отозвался местный. — Пришел сюда из Эсгарота, когда воды Долгого озера только сомкнулись над телом дракона! Среди зимы да посреди голой пустоши было несладко.

— Не похоже это место на пустошь, — бросая беглый взгляд вокруг, отозвался приезжий. Улицы зеленели, улыбаясь окошками заново отстроенных домов, цветники готовились запестреть душистым разноцветьем, а над крышами снова плыли воздушные змеи.

— Долина так и останется Пустошью Смауга. Король Бард и король Эребора Торин Дубощит решили, что это будет назиданием для потомков. Ты не пожалеешь, что решил перебраться сюда. — сказал местный. — Эту долину будто валары благословили. Люди сюда стекаются, все растет, цветет, дело горит в руках мастеров. Ты хороший кузнец, если я правильно помню, а тут они вот как нужны, — он провел ладонью под подбородком. — Гномы, конечно, помогают, но у них самих под Горой все проклятой ящерицей так порушено, что и за год не управиться.

— Я слыхал, гномы сокровищ не пожалели, чтобы помочь людям Дейл отстроить, — заметил приезжий. — Брехня, верно? Чтобы гномы, и с золотом по доброй воле расстались! — хохотнул он.

— Иногда слухам стоит верить, — веско возразил местный. — Потому, что не золото и самоцветы — главное сокровище гномов. И Камень Государя, сгинувший неведомо куда, давно забыт. Послушай, что я тебе расскажу, — он склонился к собеседнику. — Под Горой с гномами живет человеческая женщина. Ее-то и называют теперь сердцем Эребора и сердцем короля Торина. Его жена Эмин.

Глаза приезжего изумленно округлились.

— Она волшебница, — продолжал местный. — Гномы берегут ее, а Торин не спускает с нее глаз. Она много времени проводит здесь, в Дейле, советует, где лучше заложить строительство новых домов или пробурить скважину, сажает цветы, даже просто играет с детьми в салки. И тогда становится так тепло, будто бы сама магия согревает город. Старики говорят, долина ожила так быстро неспроста, и что сама Йаванна пришла на землю в образе этой девушки.

— Чтобы человеческая женщина, и по своей воле в подземелье жила?! — покачав головой, охнул приезжий. — Хотя, кто их разберет, этих магов...

Утро занималось медленно. Было самое начало весны, и день в горах не успел еще заметно прибыть, и зимние сумерки все еще не отпускали этот край.

Во влажном воздухе громко прогрохотал топот копыт, и мужчины остановили упряжку, подавшись в сторону, чтобы пропустить раннего всадника-лихача. Мимо со звонким ржаньем вихрем пронесся белоснежный длинногривый конь. На спине он нес седовласого старика в остроконечной шляпе с длинным узловатым посохом в вытянутой руке.

— Гэндальф Серый пожаловал, — опознал всадника местный. — Он направился прямиком к Горе.

— В местах, откуда я родом, про него давно не слыхали, — пожал плечами приезжий. — Какие у него дела с гномами?

Его друг раздумчиво пожал плечами.

— Маги! Кто их разберет...

* * *

Гэндальф не был в Эреборе больше года, однако, стражи Северных Ворот впустили его, едва завидев. Старый волшебник в серой хламиде был одним из тех, кого король Торин был рад видеть в любое время.

Но сегодня маг был серьезен и вдумчив, и Торин почуял неладное. После ничего не значащих фраз и обмена новостями, подгорный король пристально всмотрелся в лицо волшебника и решительно произнес:

— Хватит ходить вокруг да около, Гэндальф. Полагаю, ты явился не для того, чтобы поздравить меня с женитьбой. Тем более, что женился я почти год назад.

— Я слышал об этом, — уклончиво отозвался волшебник. — Впрочем, о том, что гномий король из рода Дарина взял в жены человеческую женщину, в Средиземье не говорил разве что только ленивый. — Гэндальф вдруг посерьезнел. — Я пришел поговорить с Эмин, Торин. Мое дело не терпит отлагательства. Я нашел Врата в ее мир.

Торин ощутил, как кровь прилила к лицу, и изнутри ожгло паническим жаром. Он на мгновение прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. А потом неожиданно поднялся и стал угрожающе наступать на волшебника.

— Зачем ты явился в долину, Гэндальф Горевестник? — прошипел он. — Ты пришел под мой кров, чтобы разрушить все то, к чему я так долго шел?

— Эмин имеет право знать об этой находке, — спокойно возразил маг. — Ты не можешь отрицать, что она всегда хотела вернуться, и теперь я могу ей в этом помочь.

— Эмин счастлива в Эреборе! Уходи, маг. Уходи, и не возвращайся под Гору никогда!

— Я понимаю твои чувства, Торин, — волшебник мягко положил руку ему на плечо. — Но послушай моего совета — не стоит строить свое счастье на лжи. Когда-нибудь она узнает о том, что ты утаил от нее, и тогда ваши отношения никогда уже не станут прежними.

Торин хотел возразить, но отворилась дверь, и в зал влетела сияющая Гермиона.

— Гэндальф! — вскричала она, повиснув у него на шее. — Маг всегда приходит вовремя, да?

— Что сказать? Не каждый день мне выпадает такая честь, и мне на шею бросаются подгорные королевы! — лукаво улыбнулся маг. — У меня для тебя вести, а вот хороши они, или нет — решишь сама. Врата в твой мир найдены. Но времени мало. Проход должен быть закрыт как можно скорее, и если ты хочешь, — он сделал многозначительную паузу. — то отправиться мы должны немедля. Путь далекий.

Гермиона с лихорадочным блеском в глазах смотрела то на мага, спокойно ждущего ее решения, то на мужа, во взгляде которого явственно читались паника и ярость. Одинокая слеза медленно сползла по ее щеке. Гермиона медленно подошла к Торину.

— Я должна, понимаешь? — зашептала она, утыкаясь ему в плечо. — Я не смогу спокойно жить, если не узнаю, что сталось с волшебным миром и моими друзьями. Я должна расставить все точки, должна...

Торин не помнил, что ответил ей, не помнил даже ее лица в тот момент. Его снова рушился, и он ничего не мог с этим поделать. Он мог только смотреть, как его жена поднимается в седло позади Серого мага и исчезает в туче дорожной пыли, взметнувшейся из-под копыт его коня.

* * *

Гарри Поттер не мог объяснить, почему в этот декабрьский день за окном всегда шел дождь. Серый, липкий, превращающий празднично белый снег в грязное месиво. А ведь еще вчера они с Джинни и их двухлетним сыном Джеймсом были в гостях у Уизли и лепили снеговика под искристым зимним солнцем. Наверное, теперь тот уже превратился в жалкую грязную лужу.

Он подошел к окну и осторожно отодвинул в сторону легкую полупрозрачную занавесь. С тех пор, как он и Джинни Уизли поженились и поселились в доме на площади Гриммо, здесь многое поменялось, и особняк уже не был тем темным мрачным зданием, битком набитым богартами и крикливыми портретами, каким его помнил Гарри. В частности, Джинни заменила тяжелые плюшевые портьеры, в которых стаями гнездились докси. Впрочем, портрет миссис Блэк остался на своем законном месте, и эмоциональная даже в таком виде мать Сириуса умудрялась отдуться за всех, кого переселили на чердак.

Из столовой послышался жуткий грохот пополам с ругательствами. Гарри тяжело вздохнул и прикрыл глаза, поблагодарив Мерлина за то, что мудрая Джинни вчера решила остаться в Норе.

Сириус. Его крестный, вероятно, разнес полкухни в поисках еще одной бутылки Огденского. С определенных пор у Гарри вошло в привычку прятать спиртное по тайникам. Впрочем, теперь на Сириуса накатывало на удивление редко, и до зеленых гоблинов он напивался исключительно в те дни, когда суетливый, окутанный ветвями омелы декабрь, уверенно приближал рождественские праздники.

И очередную годовщину битвы в Министерстве.

Гарри с трудом протолкнул горький комок, застрявший в горле. Пять лет. Прошло уже пять лет с тех пор, как он не уберег лучшую подругу. Позволил ей умереть, услужливо подсказал внутренний голос, и молодой волшебник был с ним абсолютно согласен.

За прошедшее с тех пор, очень долгое, невыносимое длинно тянувшееся время, он сроднился со своей болью, научился не думать о Гермионе ежедневно, даже ежечасно, и внутри уже не болело, будто бы обожженное, а тупо ныло, не давая забыться.

С Роном они не виделись года два. После трагедии в Отделе Тайн тот утешился быстро, и уже спустя месяц нашел отдохновение в объятиях Лав-Лав. Гарри, ослепший от горя и ярости, в неконтролируемом порыве наговорил другу достаточно для того, чтобы тот перешел в категорию бывших. Они так и не помирились, а потом, когда Рон уплыл в собственный кошмар, потеряв в битве Фреда, было уже поздно что-либо менять. Откровенно говоря, Гарри не слишком этого хотел. Война изменила Рональда Уизли далеко не в лучшую сторону.

Гарри повезло больше всех. У него была Джинни. Она не дала ему пропасть тогда, после гибели Гермионы, и после, когда в решающей битве с темнейшим волшебником тысячелетия он потерял многих, кто был ему дорог. День за днем не давая ему замкнуться в себе и обрасти кошмарами, помноженными на безысходность и чувство вины, она вела его к мысли, что жизнь продолжается, что худшее позади, и пора выползать из старой раковины.

С Сириусом дела обстояли гораздо хуже. Никто из свидетелей происшедшего не сомневался, что именно сделала Гермиона. Она спасла его от падения в Арку Смерти, оттолкнула и провалилась туда вместо него. Именно последнее и стало основой терзаний последнего из Мародеров. Он, старый грешник и бывший узник Азкабана, был жив, и вместо его бесполезной никчемной жизни, прервалась жизнь юной девочки. Сердце Сириуса этого не выдерживало.

Пил он много. И в горячечном угаре становился совершенно неуправляемым, громил особняк на Гриммо, и однажды даже едва не спалил Вальбургу. Правда, последнее обеспечило в доме почти двухнедельную тишину.

Сириус окончательно слетел с катушек после финальной битвы, в которой погибли Ремус и Нимфадора. И Гарри был бесконечно благодарен Джинни, которая не только согласилась выйти за него замуж в эти тяжкие месяцы, но и терпеливо сносила закидоны его крестного и попутно успевала обустраивать уютное семейное гнездышко. Да еще и родила ему сына в неполные семнадцать.

Гарри с тоской окинул взглядом улицу. Почему дождь всегда идет именно в день смерти Гермионы? Зимний дождь. Так знаково. Он с досадой задернул занавеску.

Грохот на кухне перешел в многократно помноженный звон бьющегося стекла, а после — в гнетущую тишину. Гарри тяжело вздохнул и вышел из гостиной, попутно прихватив с каминной полки флакончик с отрезвляющим зельем. В последние дни оно занимало там почетное место.

Напоив Сириуса снадобьем и пинками транспортировав его в спальню, молодой волшебник вернулся в гостиную и устало рухнул в ближайшее кресло, поймав себя на том, что он тоже не прочь выпить чего-нибудь горячительного.

Он уже потянулся за бутылкой коньяка, как вдруг камин, швырнувшись снопом зеленых искр, заставил его шарахнуться в сторону. В пламени возникла голова Дамблдора.

— Черт возьми, директор! Вы способны напугать хуже Кикимера, когда появляетесь вот так.

— Гарри, мальчик мой, — голос старого директора подозрительно дрожал. — Мне жаль, если пришлось тебя отвлечь, но дело срочное. Ты должен немедленно явиться в Хогвартс.

Молодой человек почесал в затылке. Дамблдор казался взволнованным не на шутку.

— Э.. директор, сейчас не лучшее время для визита, — сконфуженно произнес он, ероша волосы, — Сириус, вы понимаете... он не в лучшей форме. Я не могу оставить его. Не теперь.

— Сириуса тебе лучше захватить с собой, — серьезно сказал Дамблдор. — Поверь, ему необходимо увидеть то, что в этот момент вижу я, иначе он никому из нас не поверит. Не тяни, Гарри, камин останется открытым не более, чем на десять минут.

С этими словами голова директора исчезла, а молодой Поттер, почесав в затылке еще раз, отправился наверх, расталкивать своего крестного.

* * *

Здесь не было ветра, не было птичьего чириканья и вездесущего шуршания мышей-полевок в серой траве. Недвижные черные сосны вздымались к затянутому дымкой небу как гигантские ощетинившиеся стрелы.

Казалось, у этого места нет ни времени года, ни дня, ни ночи, и само оно застыло в срединном положении и вечном зловещем сне. Белесый туман, пронизывающий холод, несмотря на конец весны, гулкое эхо и влажный ковер из старой хвои под копытами испуганных лошадей, поглощающий все звуки — все это делало перевал Двимморберг поистине потусторонним местом.

Гермиона давно не испытывала такого чистого, незамутненного страха и острой тоски. С едва сдерживаемым трепетом в сердце смотрела она на острые каменные зубцы, поднимающиеся по обе стороны от узкой тропинки, по которой они с Гэндальфом ехали уже час.

Старый маг в серой хламиде чаще молчал, чем говорил, и все те долгие недели их путешествия предпочитал оставлять юную королеву наедине со своими мыслями. Гермиона была благодарна ему за это.

Это путешествие не далось ей легко. Терзали смутные страхи, ночные кошмары не давали спать, но более всего мучили укоры совести, а разорванное напополам сердце стремилось в Эребор. Душа болела и ныла от неизвестности и страха того, что она найдет по ту сторону Врат.

Гермиона ясно отдавала себе отчет в том, что желание развернуться и бежать обратно к Одинокой Горе является на данный момент доминирующим чувством в ее сознании. Одному Манвэ было известно, каких усилий ей стоило его подавлять.

Владыка Элронд, гостеприимством которого они воспользовались по пути, оказался более разговорчивым. Он расспрашивал подробности о Приключении, Битве Пяти Воинств, интересовался, как идут дела в Эреборе и у людей, изъявлял желание посетить Север Средиземья в самом ближайшем времени. Гермиона заметила, что он намеренно обходит тему их с Гэндальфом предприятия. Ей нужен был совет, но интуиция подсказывала, что пришло время принимать собственные решения и отвечать за свои поступки.

— Что это за место, Гэндальф? — спросила она, натягивая поводья и останавливая лошадь. Животное тревожно поводило ушами, переступая с ноги на ногу и с шумом нюхало воздух. — К слову, ты так и не рассказал, как нашел его. Ведь не станешь же ты утверждать, что провел в поисках полтора года?

— Я наткнулся на Арку по чистой случайности, — ответил маг. — Близ Дунхерга были у меня свои дела, и там-то я и почувствовал силу, подобную той, что привела меня в Шир, к дому Бильбо, — улыбнулся он. — Магию сродни твоей, Эмин.

Гермиона задумалась.

— Что меня там ждет, Гэндальф? — вдруг спросила она. — Что если я пройду через Арку и окажусь совсем в другом месте, а вовсе не в Отделе Тайн?

Маг пристально посмотрел ей в лицо изучающим взглядом голубых глаз. Через мгновение он ободряюще улыбнулся и тронул лошадь.

— Не думаю. — сказал он. — В прошлый раз вокруг тебя было слишком много магии, шла битва, и энергия волшебства высвобождалась с удивительной быстротой. Магические колебания подействовали на портал, и тебя выбросило далеко отсюда. Должен сказать, я этому рад, иначе твоя судьба сложилась бы по-другому.

Дальше ехали в полном молчании. Гермиона больше не задавала вопросов и теперь прислушивалась к внутреннему диалогу, который вели внутри нее ее противоречивые я.

Двимморберг встретил все тем же туманом и зловещей тишиной. Прямо перед Гермионой в отвесной скале из предрассветной мглы возникли Врата, та же высокая Арка с тайнописью из неизвестных рун. Впрочем, теперь они были вполне знакомы ей. Это был синдарин.

— Здесь начинается Дорога Мертвых, — торжественно произнес Гэндальф. — Никто не знает, что таится там, в чреве горы. Те, кто пытался пройти этим путем, сгинули навеки.

Девушка осторожно спешилась и с трепетом в сердце приблизилась к Арке. Внутри была чернота, и только. Ни серой колышущейся завесы, ни тумана... Ничего, что она помнила по Отделу Тайн.

— Гэндальф! Они... закрыты! Проход закрыт. — растерянно повторила она.

— Полагаю, да. — спокойно отозвался тот. — Уходя, Олорин закрыл проход. Что помешало ему сделать то же самое по другую сторону, мне неизвестно. Но, думаю, у тебя есть нечто, способное этот путь открыть.

— Палочка! Верно, Гэндальф? — догадалась Гермиона и маг кивнул.

— Коснись ею там, где руны говорят «Путь откроется».

Гермиона помедлила.

— Мне страшно туда идти. Что если я не смогу вернуться?

— Эмин, ты должна решить все прямо сейчас и как можно скорее. Полагаю, сомнения уже не слишком уместны, если уж ты выбрала путь еще в Эреборе. — заметил он. — Когда ты вернешься, мы закроем проход. Слишком велика вероятность того, что со стороны того мира сюда провалится кто-то еще. А, возможно, и пройдет намеренно.

Гермиона достала свою палочку и, почувствовав, как забытые ощущения вновь струятся, перетекая в нее вместе с волшебством, ощутила знакомое покалывание в кончиках пальцев. Теперь магия, заключенная в палочке, казалась чуждой, непривычной. Гермиона прикоснулась кончиком к нужным рунам. Те вспыхнули ярким голубым светом, а потом в каменном проеме всплеснула знакомая серая пелена.

Гермиона беспомощно оглянулась на Гэндальфа.

— Ты не пойдешь со мной?

— Что ты, дитя. Это ведь не мой путь. Торопись. Я буду здесь, когда ты возвратишься... Эмин, — позвал маг, и девушка снова обернула к нему побледневшее лицо. — Он не злится на тебя. Он все понимает и ждет твоего возвращения.

Случайно или намеренно, но старый маг озвучил самый жуткий страх Гермионы. Там, в Эреборе, Торин не возразил ей ни словом. Впервые он не стал чинить ей препятствий и отпустил в дальний путь, навстречу ее прошлому, хотя до того момента запрещал ей ходить в одиночку даже в Дейл. Гермиона понимала, что сделала ему больно, но остановиться не смогла.

Гэндальф прав — она сделала выбор, придя сюда. Теперь было не время отступать. Она нервно сглотнула и сделала шаг в сторону завесы. Как странно — в прошлый раз я падала и знала, что умру, но мне не было страшно. А теперь я знаю, что Арка не убивает, но не могу сделать последний шаг. Наверное, теперь у нее было нечто гораздо более ценное, что она могла потерять.

Гермиона поколебалась еще мгновение и, бросив последний взгляд на Гэндальфа, шагнула вперед.

* * *

Альбус Дамблдор видел в этой жизни все. На его глазах выросло много поколений юных волшебников, которые учились, становились взрослыми, покидали школу... Иногда оставались преподавать. А он продолжал оставаться бессменным директором на протяжении многих десятков лет. Среди них были и не самые лучшие годы. Он помнил Мародеров, расцвет их гриффиндорской дружбы, гибель Поттеров, маленького, оставшегося сиротой Гарри, которого он был вынужден отдать маггловской семье недалекого ума. Перед его глазами прошло восхождение, возрождение, а затем и окончательное падение самого темного волшебника тысячелетия, Волдеморта. Впрочем, для директора Хогвартса тот до самого конца так и остался всего лишь Томом Риддлом, маленьким мальчиком с мрачными глазами, которого он когда-то забрал из приюта для сирот. После финальной битвы Дамблдор не ждал от жизни сюрпризов. Во всяком случае, не в это предрождественское утро.

Он сдвинул на кончик носа знаменитые очки-полумесяцы и, потрепав по голове Фоукса, угостил того лимонной долькой. Умная птица аккуратно взяла из его пальцев предложенное лакомство и с хрустом раздавила его клювом. Дамблдор обернулся к неподвижно застывшей в кресле пожилой женщине.

— Ты грустишь, Минерва, — констатировал директор, подметив подавленное состояние своей коллеги. — Я не слышал, как ты вошла.

— Не могу не думать о мисс Грейнджер в эти дни, — тихо ответила МакГонагалл, всхлипнув в кружевной платочек и скорбно поджав губу. — Уверена, ты тоже.

Директор заложил руки за спину и неспешно прошелся по кабинету. Подол его неизменной фиолетовой мантии тихо шелестел по каменному полу.

— Время — удивительная вещь. — сказал он, остановившись у приоткрытого окна. — Оно нелинейно, непостоянно и притом так быстротечно, что нам едва ли хватает всей жизни, чтобы постигнуть хотя бы тысячную долю мировой мудрости. Достоверно лишь одно — оно лечит, Минерва. Однако, пять лет — не слишком долгий срок, и я сомневаюсь, что мистер Поттер и мистер Блэк, равно как и мы с тобой, сейчас в полном порядке.

— Конечно они не в порядке, Альбус! — всплеснула руками гриффиндорский декан. — Эта девочка должна была жить, закончить школу и стать одной из самых выдающихся ведьм нашего века! А вместо этого... — она снова надрывно всхлипнула.

— Вместо этого она поступила как истинная гриффиндорка и спасла человеческую жизнь, пусть даже ценой своей собственной. Не забывай и о других, павших в этой войне, Минерва. Люпин, Тонкс, Фред Уизли, Грозный Глаз, Северус... все они отдали жизнь, чтобы магический мир остался свободным.

Дамблдор посмотрел в окно. Внизу, занесенный девственно белым снегом сиял внутренний двор замка. Каникулы начались, зимние праздники разогнали студентов по домам, и некому было устраивать возню на свежем воздухе, оглашая окрестности веселым смехом.

Совсем рядом чернела громада запретного леса. Спустя год после Победы, когда авроры переловили всех оставшихся на воле Пожирателей, антиаппарационный барьер был снят, и трансгрессировать на территорию Хогвартса стало возможным.

— Я скорблю и о мисс Грейнджер, и об остальных, и, если бы мог — не задумываясь поменялся бы с ними местами.

Дамблдор внезапно замолчал и напряг зрение. Его внимание привлекла человеческая фигура, приближающаяся к замку со стороны лесной и явно выделяющаяся на фоне белоснежного поля. Гость явно не догадывался об отсутствии барьера, в противном случае, он не шел бы пешком. Глаза у Дамблдора были в силу возраста неважные, поэтому он вгляделся в маленькую фигурку и сквозь стекла очков-половинок, и поверх них, но смог лишь понять, что это была женщина.

Неожиданно громко и протяжно закричал Фоукс, потом вдруг резко сорвался со своей жердочки и, сделав круг по кабинету, вылетел в приоткрытое окно, полоснув Дамблдора по лицу крылом.

— Что это с ним? — недоуменно спросила МакГонагалл, подходя к директору.

— Понятия не имею, Минерва, — раздумчиво сказал тот, не отрывая взгляда от посетителя. — Но, похоже, у нас гости.

Женщина была в плаще, с надвинутым на лицо капюшоном, и понять, кто это, не представлялось возможным. Однако, судя по тому, как уверенно она шла к воротам, ей все тут было знакомо.

Фоукс закружился над головой нежданной посетительницы и, когда она вошла во внутренний двор, опустился на землю и неловко запрыгал перед нею по снегу. Женщина опустилась на колени и, протянув затянутую в перчатку ладонь, ласково потрепала его по красным перьям. Похоже, что она что-то говорила, но два профессора не могли ее слышать. Дамблдор увидел, как Фоукс вдруг потянул ее за край плаща, и, она, повинуясь, сдернула капюшон... А потом подняла лицо, наблюдая за взвившимся в небо фениксом...

Минерва воззрилась на открывшееся зрелище взглядом человека, увидевшего привидение.

— Альбус!... О, Мерлин мой, Альбус... — простонала она, закатывая глаза и оседая на пол.

* * *

Гарри вышел из камина в кабинете Дамблдора, и слегка замешкался, отряхивая от пепла собственную куртку. И тут же получил тычок в спину — следом вывалился Сириус, уже трезвый, но еще не вполне владеющий собственным телом. Первое, что бросилось двум волшебникам в глаза — бледное лицо полуобморочной МакГонагалл, бессильно распластавшейся в кресле.

— Чаю, Минерва? — ласково осведомился Дамблдор, склоняясь над нею. — Или лимонную дольку?

— Ты издеваешься, Альбус?! — взвилась та. — Я больше не хочу чаю! Я выпила уже пять чашек и столько валериановых капель, что не смогу превратиться в кошку по меньшей мере еще неделю!

На подлокотнике кресла рядом с МакГонагалл вполоборота сидела неизвестная женщина и трепетно держала старую преподавательницу за руку. Войдя в комнату, Гарри не увидел ее лица, только плащ длинных, странно знакомых пушистых волос, уложенных на висках в затейливое плетение. Но на звук открывшегося камина незнакомка обернулась, и Гарри понял, что вот именно сейчас ему немедленно понадобится нечто покрепче валериановых капель.

Потому, что у этой незнакомой, величавой женщины в странной, нездешней одежде было лицо его подруги Гермионы Грейнджер.

Женщина поднялась им навстречу и слегка поклонилась, прижав руку к сердцу, и молодой волшебник невольно попятился, краем глаза отметив, что рядом прямой, как стрела, Сириус жмурится и трясет головой, очевидно пытаясь отогнать видение. В какую-то минуту Гарри захотелось сделать то же самое.

— Гарри, мальчик мой, с тобой все хорошо? — как ни в чем не бывало поинтересовался Дамблдор. — Ты побледнел.

— Черта с два со мной все хорошо, директор! — неожиданно для себя взорвался Гарри. — Что это? — он указал в сторону странной гостьи, все еще отказываясь верить своим глазам.

— Э-ээ... мисс Грейнджер, я полагаю. — серьезно сказал Дамблдор, взглянув на молодого волшебника поверх очков-половинок.

— Позвольте мне, сэр, — девушка... Гермиона остановила директора движением руки, и Гарри не мог не отметить ее властность и уверенность в себе. Эта женщина не была похожа на его маленькую подругу с чудовищными волосами и вечно перепачканными в чернилах пальчиками. — Во-первых, это действительно я. Гарри Поттер, Мерлин мой, не заставляй меня думать, что я пришла только для того, чтобы лицезреть твое перепуганное лицо! — вдруг гневно воскликнула девушка, всплеснув руками.

Перед глазами молодого человека немедленно возникло видение его Гермионы, которая с таким же сердитым выражением на лице выговаривала ему и Рону за неподобающее поведение за столом во время обеда в Большом Зале. Пока он соображал, что ответить, мимо вихрем пронесся Сириус и со сдавленным ликующим воплем заключил девушку в объятия.

— Сириус... ох, ты меня удавишь. — пробормотала она, смущенно выбираясь из его цепких рук.

Гарри накрыло в одно мгновение. С неожиданностью снежной лавины на него обрушилось понимание того, что эта длинноволосая незнакомка в средневековом платье, с каскадом локонов и кос на голове — именно его лучшая подруга Гермиона, которую он оплакивал на протяжении долгих пяти лет. С тихим стоном он качнулся вперед, в ее раскрытые объятия, отмечая как при этом расслабились ее плечи.

— Ох, Гарри, я уж думала, что ты никогда этого не сделаешь! — в ее голосе слышалось явное облегчение.

— Как, Герм? — едва слышно прошептал он. — Одно только слово... как?

Гермиона отстранилась и, удерживая его за плечи, серьезно посмотрела ему в лицо.

— Арка в отделе Тайн — всего лишь Врата в другой мир. — сказала она. — Они не убивают, как видишь, — она грустно хохотнула, но тут же посерьезнела. — Но они должны быть уничтожены, Гарри.

— За чем же дело стало? Я готов отправиться в Министерство и шарахнуть их Бомбардой прямо сейчас!

— Не теперь, Гарри. — тихо сказала она. — После того, как я уйду.

— Что?! Нет, Герм, только не говори, что не собираешься остаться! — взвился парень. — Рон и Джинни, и остальные — они пять лет горевали о тебе!

— Гарри, милый Гарри, — она взяла его лицо в ладони. — Ты так повзрослел, так изменился... но сейчас в тебе говорит ребенок. Для тебя прошло пять лет, для меня — всего три года, но и это немало. Именно тебя я позвала сюда, потому что и Джинни, и Рон устроили бы ненужную истерику. Не усложняй мне задачу — она и так непроста. Я прощаюсь навсегда с миром, где я родилась, и с теми, кто был мне дорог. Если ты не поможешь мне справиться с этим, я потеряю последнее мужество.

Гарри невольно отпрянул от нее. Она собирается уйти! Мерлиновы яйца, он собирается потерять ее снова!

— Ты изменилась не только внешне. — сказал он. — Маленькой всезнайки Гермионы, вздрагивающей от звука снейповского голоса и больше всего на свете боявшейся не сдать СОВы, больше нет, так?

Она улыбнулась и, достав свою палочку, приложила ее к виску, дюйм за дюймом вытягивая серебристые нити воспоминаний. Нити были длинными и светлыми, и Гарри завороженно наблюдал, как они заструились, обвивая палочку и кисти рук Гермионы. Он машинально взял протянутую Дамблдором склянку и передал ей.

— Это — воспоминания о последних трех годах моей жизни, — сказала Гермиона, затыкая пузырек пробкой и протягивая его другу. — Позже ты посмотришь их сам и покажешь всем, кому посчитаешь нужным. Сириус, — она подошла к последнему из Мародеров и нежно коснулась его щеки. — Ты перестанешь винить себя в том, что случилось. Это была судьба, рок, и именно мне они предназначили этот путь. Теперь я принадлежу тому миру. Там моя семья, мой дом.

— Я всегда думал, что мы — твоя семья! — не унимался Гарри. — Что я скажу остальным? Что Гермиона Грейнджер жива, но не пожелала никого из них даже увидеть?

— Я прожила там три года. Существуют люди, с которыми я прошла не меньше, чем с вами. Кроме того... — девушка замолчала и опустила глаза.

— Она замужем, Гарри. — неожиданно подал голос молчавший до сих пор Сириус, и молодой волшебник воззрился на подругу, раскрыв рот.

— Она...Что?

— Вот это, — Сириус указал на тонкую изысканно сплетенную цепочку, украшающую левое запястье Гермионы. — Очень похоже на ритуальный браслет. Он цельный, замочка на нем нет, и он слишком узок для того, чтобы можно было снять его просто так. Могу только предполагать, каким образом его на тебя одели, милая. — усмехнулся он. — К тому же, на нем подвеска с изображением двух птиц. Раньше в чистокровных семьях такие браслеты заменяли кольца. Если один из супругов умирал, подвеску разламывали пополам.

Сириус пристально взглянул на Гермиону. Ее смущенный вид и порозовевшие щеки красноречиво подтверждали его правоту.

— Что тебя удивляет? — огрызнулась девушка на недоуменный взгляд друга. — Насколько я понимаю, ты тоже женат и в свои двадцать имеешь двухлетнего ребенка. Стесняюсь спросить, как это вы с Джинни все успели? — ехидно заметила она.

Гарри выглядел смущенным.

— Была война, Герм. Мы торопились жить. Прости, я просто не представляю тебя в роли замужней женщины... тебе только восемнадцать.

— Тогда тебе будет вдвойне интересно посмотреть мои воспоминания. Гарри, у меня мало времени, я должна вернуться. Ты отправишься со мной в Отдел Тайн.

Она медленно обвела взглядом комнату. МакГонагалл уже рыдала в голос, но Дамблдор был спокоен. Сириус стоял, прислонившись к каминной полке и скрестив руки на груди.

— Прощай, Бродяга. Обещай, что будешь беречь Гарри. Директор, профессор... благодаря вам я стала тем, что я есть. Мне жаль, что все вышло так, но несмотря на то, что я ухожу, часть моей души навсегда остается здесь. Дамблдор, вы можете выполнить одну мою просьбу?

— Все, что угодно, мисс Грейнджер.

— Я хочу, чтобы вы сделали мне подарок.

— Книги, я полагаю? — понимающе улыбнулся старый директор, блеснув стеклами очков.

— Ваш личный экземпляр «Сказок Барда Бидля» и «Хогвартс. История».

Дамблдор открыл створку книжного шкафа и достал оттуда два увесистых томика в старых, истрепанных кожаных переплетах. Гермиона приняла книги из его рук и прижала их к груди жестом смущенной первокурсницы. Потом она подошла к креслу, в котором сидела заплаканная магистр трансфигурации, и осторожно опустилась на колени.

— Профессор МакГонагалл... Минерва, — тихо сказала она, беря старую женщину за руку. — Вы смотрели в Омут Памяти и видели мои воспоминания. Не нужно сомневаться в правильности моего выбора.

Та кивнула и поцеловала девушку в лоб. Гермиона обернулась к Гарри, и через мгновение они двое трансгрессировали с громким хлопком.

Дамблдор улыбнулся и протянул Фоуксу еще одну лимонную дольку.

— Может, все-таки чаю, Минерва? С валериановыми каплями?

* * *

В Министерстве Гермиона прикрылась невидимостью, чтобы не мозолить глаза многочисленным служащим и посетителям. Гарри понимающе хмыкнул. Если бы она этого не сделала, эффект был бы даже больше, чем тот, появись она в мантии и с палочкой на изготовку посреди маггловского супермаркета.

В Отделе Тайн, по обыкновению, было тихо, пахло пылью и холодным камнем. Гермиона уже была здесь сегодня, но тогда она была слишком возбуждена и напугана, чтобы смотреть по сторонам. Все осталось тут прежним, ей даже показалось, что со времен битвы с Пожирателями на каменном полу остались следы шальных проклятий.

— Прежде, чем я уйду... — нерешительно начала Гермиона. — Ты можешь сделать для меня одну вещь? Я хочу сохранить твои воспоминания о тех годах, что я пропустила.

Парень кивнул и потянулся было палочкой к виску, но девушка остановила его.

— Не нужно. Ты позволишь? — она прикоснулась кончиками пальцев к его лбу. — Откройся для меня и не бойся. Обещаю, что личные мысли трогать не стану.

Гарри прикрыл глаза, наслаждаясь непривычным, нежным и теплым прикосновением к своему разуму. Ему показалось, будто кто-то гладит его по голове ласковой рукой.

Поток его сознания хлынул на Гермиону, и девушка задохнулась от разноцветья чувств и ощущений. Боль потерь, скорбь, злость и беспомощная ярость от неспособности спасти дорогих людей граничили с покоем, счастьем, родительской любовью...

Она оторвалась от Гарри, тяжело дыша. Глаза ее были полны слез — теперь она знала все. Она видела всех, кто погиб в финальной битве.

— Не думал, что ты такой сильный легиллимент, — выдохнул парень. — Это не было похоже на занятия со Снейпом.

— Строго говоря, это не легиллименция. Гарри, ты понял, что должен сделать?

Тот кивнул, и Гермиона достала собственную палочку. Пробежалась пальцами по ее стволу, словно по флейте...

— Виноградная лоза и сердечная струна дракона... Я хочу, чтобы ты взял ее, Гарри. — неожиданно сказала она.

— А как же ты?

— Ты ведь понял, что палочка мне не нужна. Магия в моем мире течет иначе, и она там бесполезна. Передай ее своему своему сыну, когда он немного подрастет. Думаю, она ему подойдет. Он станет великим волшебником, Гарри, хотя и не сразу поверит в себя.

— Ты все знаешь, Герм. — уже ни чему не удивляясь, произнес молодой волшебник. — Неужели нет ни малейшей надежды уговорить тебя остаться?

Гермиона улыбнулась и покачала головой.

— Я теряю тебя во второй раз. И это ничуть не легче, чем пять лет назад. Ты была права, когда не позволила позвать Рона и Джинни.

— Джинни так прекрасна в свадебном платье, а твой сын — настоящее чудо. Я позаботилась о том, чтобы мысли обо мне не причиняли тебе грусти. Ты не забудешь, Гарри. Но я обещаю, что сердце не будет болеть. Ты будешь счастлив с Джинни, у вас будет еще два сына и дочь. А я останусь только воспоминанием.

Она погладила друга по щеке и, слегка сжав в объятиях, отступила к Арке. Гарри с горечью проследил, как она растаяла в тумане Завесы.

Он еще несколько минут стоял, не смея пошевелиться и думая о том, сколько нежданной радости и боли принес ему этот пасмурный декабрьский день. Потом он медленно поднял палочку и коснулся руны, которую указала Гермиона. Завеса всколыхнулась, замерла, и через мгновение на ее месте был только пустой, слегка пыльный воздух. Гарри обошел Арку кругом, даже пронырнул сквозь нее, а потом, прошептав «Прощай, Герм», направил палочку прямо на каменный полукруг и громко выкрикнул:

— Бомбарда Максима!

* * *

Гермиона выпала из Завесы и сразу заозиралась по сторонам, пытаясь сфокусировать зрение и подавить тошноту. Переход был ужасным. На мгновение ей показалось, что она теряет сознание. Ко лбу и вискам прикоснулись прохладные пальцы, и она услышала знакомый старческий голос и пришла в ужас, приняв его за голос Дамблдора.

— Тише, Эмин, успокойся. Ты вернулась. — Эмин. Слава Мерлину, это не Дамблдор, а Гэндальф.

— У меня в голове бушует драконье пламя, — со стоном сообщила она, поймав себя на том, что даже рада этому. Боль и дурнота отодвинули на задний план грусть расставания с Хогвартсом.

— Отдыхай, — сказал маг. — Потом мы отправимся обратно. Я должен доставить тебя в Эребор в целости и сохранности, а то, боюсь, твой муж и так уже готов снять с плеч мою старую голову. Ты узнала все, что хотела?

— И даже больше. Это было тяжело, Гэндальф. Но волшебному миру больше не грозит темный безумный волшебник. Мы победили, хотя и дорогой ценой. Многих, кого я знала и любила, уже нет в живых.

-Ты была готова к такому исходу, дитя мое. Ты знала, что можешь найти свой мир в руинах. Благодарение Эру, этого не произошло.

— Есть еще одно дело, — она встала и, пошатываясь, пошла к Вратам. Завеса бесновалась впереди нее, вспыхивая снопами голубых искр и выплевывая целые клочья сероватого тумана. Похоже, Гарри с Аркой не церемонился.

Гермиона понимала, что уничтожить Врата она не сможет — те были вырублены в скале, были частью нее. Она припала пальцами к тепловатому от магии камню Арки. Из-под ее ладоней тут же зазмеились трещинки, они бежали все выше и выше, искажая, растрескивая изображения древних рун, пока те не осыпались на землю пыльным каменным крошевом.

Врата вспыхнули синим, и Завеса растворилась в воздухе. Гермиона устало ткнулась лбом в камень. По щеке скатилась одинокая слеза.

— Теперь они закрыты навсегда, — прошептала она.

— Вечность — слишком сильное слово, Эмин, — заметил Гэндальф. — Не стоит им швыряться без толку.

— Мне все равно. Я устала и хочу домой. Неважно, что до Эребора несколько недель пути, мне нужно знать, что я наконец-то возвращаюсь домой.

* * *

Торин поражался собственному спокойствию. После того, как явился Гэндальф, будь он трижды проклят, и увел его жену невесть куда, а маг даже не удосужился поставить его в известность о местонахождении злополучных Врат, подгорный король все тверже убеждался в том, что поступил правильно, отпустив Эмин.

Вначале он злился, негодовал, призывая на голову старого хитрого мага все небесные кары, но где-то глубоко внутри понимал, что та неизвестность, незавершенность, которая мучила его жену день за днем, смогла бы отравить им всю жизнь. Связь с прошлым, этот неизвестный путь между измерениями был той ниточкой, которая соединяла Эмин с волшебным миром. Теперь же ей предстояло оборвать эту связь.

Он верил ей. Верил, что она вернется, и ни на мгновение не допускал мысли о том, что она решится бросить его и их народ и остаться в мире своего прошлого. Гэндальф был совершенно прав — нельзя строить отношения на недоверии и лжи.

Средиземье не было безопасным местом. Конечно, времена были относительно спокойные, но встречались и орки, и простые человеческие бандиты. Торину оставалось надеяться, что магия защитит его жену.

Он ждал ее долгие пять месяцев. Это стало их испытанием, ничуть не менее легким, чем долгие недели Приключения, ссора из-за Завет-камня и упорное отрицание собственных чувств.

Торин не обсуждал этот вопрос ни с кем, лишь молча позволял Дис вести бесконечные утешительные разговоры. Впрочем, чаще всего они напоминали долгие монологи. Он был благодарен сестре за понимание.

Но любое, даже самое долгое и тяжелое испытание подходит рано или поздно к концу, и однажды, осенним днем поздние птицы принесли в Эребор весть о том, что Радужная Волшебница и Серый маг возвращаются.