За стеной (гет)

Пока что небеченный текст, приношу извинения.

* * *

— Wingardium Leviosa!

Люциус уверенно взмахнул палочкой, и ваза с фруктами плавно поднялась в воздух, оторвавшись от кухонного стола. Потом пролетела в гостиную и опустилась на журнальный столик. Теперь, чтобы взять яблоко, нужно было лишь протянуть руку.

Раньше Люциус проделывал подобные «фокусы» на автомате, даже не замечая, что применяет магию. Однако после трёх лет без палочки рефлексы хоть и не сошли на нет, но колдовать хотелось осмысленно. Говоря про себя: «Да, я сделал это. Да, я творю магию!». Как первокурсник, который счастлив уже оттого, что сумел поднять в воздух лёгкое пёрышко.

Когда пару недель назад Люциус (спустя столько времени!) очутился на Косой Аллее, то в один миг почувствовал себя магглорождённым одиннадцатилеткой, который впервые оказался по ту сторону стены, отделяющей мир магов от мира простецов. Гермиона в тот день коснулась палочкой зачарованного кирпича, и проход открылся. Раньше Люциус и подумать не мог, что когда-нибудь будет наблюдать за этим процессом с таким трепетом.

И, несмотря на это безграничное счастье (которое Люциус старательно прятал внутри себя, но не от Гермионы, а ото всех остальных), он по-прежнему не хотел возвращаться в магический мир насовсем. На Косой Аллее всё было до боли знакомым, да, но вместе с тем — чуждым. Недружелюбным. Как будто Люциус вовсе не родился в окружении магов, а так, зашёл в обитель волшебников на экскурсию, и через пару часов придёт пора вернуться восвояси — в скучный мир магглов, где нет места чуду.

Только вот чудес в маггловском не меньше, чем на Косой Аллее. Пусть они и менее очевидны. Разве не сродни волшебству то, что Гермиона вообще решила помогать ему? А то, что её друг привлёк свои связи, лишь бы его бывшему врагу вернули палочку? Да, Поттер, конечно, постарался. Но и вклад Гермионы во всё то хорошее, что происходило в жизни Люциуса в последние месяцы, невозможно переоценить.

«Я делала и большее ради тех, кто значил для меня гораздо меньше, чем ты», — сказала она как-то.

Не уточнив, чем именно и кому помогла. Да это и не имело значения. Важно было лишь то, что Люциус мог с полной уверенностью заявить, что ради него никто и никогда не делал больше, чем его невеста. Наверное, он значил для них — для всех своих прежних соратников — недостаточно.

— И что я для тебя значу? — спросил тогда Люциус.

— Сложно сказать, — ответила она таким тоном, что между строк читалось: «Не задавай глупых вопросов!»

— А ты постарайся.

— Ты значишь для меня всё, — Гермиона несмело улыбнулась. — Всё, что важно.

Сам Люциус вряд ли смог бы ответить на подобный вопрос иначе. Он просто чувствовал — и всё тут. Любил Гермиону не потому, что та была невероятно красива (а она, поверьте, была!), не из-за её ума (который тоже не подвергался сомнению), не из-за доброты (которую довелось испытать на себе — к сожалению или к счастью), а потому что… Потому что она была единственной женщиной, рядом с которой ему хотелось находиться. Он был с ней, потому что сделал такой выбор. Как сделала его и Гермиона. Пожалуй, и ему, и ей безумно повезло, что этот выбор им предоставили. И что они не ошиблись, в нужный момент сделав шаг навстречу друг другу.

До сих пор Люциусу было неуютно, если Гермиона не находилась поблизости. Раньше это ощущалось в разы острее, и он сидел в квартире как на иголках, боясь показаться на улице. Сейчас… Он чувствовал себя уверенно, но маленький червячок неудовольствия пополам с дискомфортом сидел где-то внутри, приговаривая: «Она не с тобой, не рядом. Её здесь нет».

Даже будучи уверенным, что через каких-то пару часов Гермиона вновь окажется поблизости, Люциус не мог заставить себя смириться с её отсутствием. Так было в первые дни их «сожительства», когда о любви ещё не могло идти и речи. Так было после того, как он понял, что его тянет с этой женщине. Так продолжалось сейчас. И Люциус не сомневался, что ситуация не изменится и через год, и через несколько десятков лет. Никогда.

Похоже на одержимость, но нет. Когда чувства взаимны, это называют привязанностью. Любовью.

* * *

Две недели до свадьбы

— Люциус, проснись!

Сквозь сон пробивался голос Гермионы, в котором слышалась тревога. А когда единственный человек, за безопасность которого ты боишься больше, чем за свою собственную, испуган, — тут уж не до сна.

— Что?! — он распахнул глаза и резко оторвал голову от подушки.

— Мне страшно, — послышалось тихое признание.

Люциус чувствовал, как маленькая ладошка Гермионы ухватилась за его руку. Инстинктивно он вынул палочку из-под подушки и осветил комнату простейшим заклинанием, тут же спросив:

— Что случилось?

— Страшно из-за того, что всё слишком хорошо.

И доверительный взгляд, прибавляющий: «Прости. Я понимаю, что это глупость, но не могу иначе».

Люциус не удержался от смеха, который стал следствием скорее спада нервного напряжения, чем искренним весельем. Хотя… Нет, всё же это было забавно. Она вела себя как маленький ребёнок. Ведь только дети, испугавшись какого-нибудь пустячного шума на улице, мчатся в спальню к родителям, рассказывая о монстре, который норовит проникнуть в дом.

Только вот Гермиона давно уже не ребёнок, а молодая женщина, которая скоро станет его женой. Женщина, которая пережила войну, потеряла близких людей и справилась с множеством трудностей. И сейчас она боится того, что всё идёт слишком хорошо… Какая ирония!

— Я не могу уснуть, Люциус. Это совсем не смешно!

— Ты так думаешь?

— У твоей невесты бессонница, а ты хохочешь!

— Если ты один раз не смогла уснуть за полчаса, это вовсе не значит, что у тебя бессонница, дорогая.

— Хорошо, пусть так. Тем не менее: я тут страдаю, а ты смеёшься над этим!

В её глазах читался неподдельный упрёк... И скрытая просьба о помощи. Что ж, пора привыкнуть воспринимать все её (даже самые незначительные) проблемы всерьёз. Потому что полные благодарности взгляды Гермионы ловить было куда приятнее.

— Что именно тебя тревожит? — поинтересовался Люциус.

— Всё… и вместе с тем — ничего, — она тяжело вздохнула. — Я не знаю, кого пригласить на свадьбу. Не знаю, как вести себя с гостями. Не понимаю, зачем вообще нужно это торжество!

— Можем обойтись без него.

— Совсем без праздника?

— Если тебе так угодно.

— Но ты же сам говорил, что нужно… — начала было Гермиона длинную речь, которая, несомненно, вышла бы сбивчивой из-за обуревавших её эмоций. И не привела бы ни к чему.

Поэтому Люциус перебил:

— А ты говорила, что нам не следует переезжать. Но мы сейчас в новой квартире. Иногда кому-то приходится идти на уступки.

— Ты был прав, здесь гораздо уютнее. И большая ванна, и кровать. Близко к центру, в гостиной есть камин. А ещё Косолапус почти не пропадает на улице, тут даже для него достаточно места, — казалось, Гермиона даже забыла о причине своей «бессонницы», перечисляя плюсы их нового жилища.

Но пришлось напомнить, иначе разговор мог затянуться до самого утра.

— Думаешь, я прав и насчёт церемонии? — спросил Люциус.

— Если бы я могла заранее знать о том, как всё сложится, то мне спалось бы гораздо лучше. Но веских поводов для отказа от свадьбы нет. Тем более, я уже пригласила Гарри и Джинни… И коллегам сообщила… Жаль, конечно, что магглов не позвать…

— Давай так: скажи мне, чем я могу тебе помочь здесь и сейчас, и я это сделаю.

— Ты уже помог тем, что выслушал, — Гермиона вновь сжала его ладонь в своей.

— Могу я сделать что-то ещё?

— Обними меня, пожалуйста.

— Если обещаешь сразу же уснуть.

— Обещаю…

И Люциус тут же укутал её в свои объятия. В свете теперь не было необходимости. Вместо этого вдруг обострилась потребность слышать ровное дыхание Гермионы, когда она засыпает, и ощущать рядом её пушистые щекочущие волосы, вдыхать её неповторимый запах.

— Nox! — прошептал он едва слышно и вновь убрал палочку под подушку.

* * *

Неделя до свадьбы

Порой Люциусу надоедало ждать, пока его невеста придёт с работы. Да и однообразная обстановка квартиры могла наскучить, особенно в те дни, когда у него не было тренировок и других планов на день. В такие моменты он выходил на прогулку и добирался до Мунго — до того неприглядного района, где находилось их прежнее жильё. Странно, но даже эти серые безликие строения возрождали в его памяти тёплые, яркие воспоминания.

Вряд ли у кого другого замаскированная магическая больница вызывала приятные эмоции: в витринах стояло несколько облупленных манекенов в съехавших набок париках и нелепых нарядах. Один особенно уродливый манекен бросался в глаза больше остальных — с отклеивающимися искусственными ресницами, в запыленном фартуке. Да и огромная выцветшая вывеска «Закрыто на ремонт» тоже не добавляла месту уюта.

Причём почти всегда, хотя бы один раз за время ожидания, но Люциус слышал ворчание пробегавших мимо «универмага» магглов:

«Сколько может длиться ремонт?»

«По-моему, они не собираются его вновь открывать!..»

«Я уже и не помню, когда этот магазин работал».

«Лучше бы снесли наконец это чёртово строение!»

Люциус чувствовал себя вхожим в круг избранных, которым известна тайна этого здания. Смешно звучит для чистокровного мага, но ведь ещё недавно он не мог похвастаться особыми бонусами в сравнении с магглами. Только знания о мире волшебства — и всё на этом.

Сейчас, с приходом зимы, Люциус всё чаще предпочитал людной улице фойе больницы, где на него поглядывали уже без явного неодобрения или страха. Скорее, относились к нему как к чему-то само собой разумеющемуся. Раз будущая миссис Малфой работает здесь, кто посмеет выпроводить самого мистера Малфоя? Правильно, никто. А улыбчивая привет-ведьма Луиза была даже слишком дружелюбна и с завидным упорством пыталась занять Люциуса беседой. Точнее, засыпать его вопросами. Так что иногда, выбирая между диваном в тёплом фойе Мунго и продуваемой всеми ветрами скамейкой напротив входа, приходилось отдавать предпочтение второму варианту. Благо палочка теперь была при Люциусе, а наколдовать согревающие чары — это пара пустяков.

В один из таких дней, когда Люциус поджидал Гермиону у больницы, время от времени поглядывая на вход (точнее, на то место, где он мог бы быть виден, если бы не чары), мимо скамьи прошёл Драко. Он как раз вышел из Мунго. К Люциусу в голову забралась тревожная мысль: а не болен ли его сын? Все обиды на время забылись.

— Драко? — он резко поднялся.

— Отец…

— Ты здесь по делу?

— Я… Да. Заходил к… твоей невесте, если честно.

— Ты здоров?

— Что? О, да, да, вполне. Грейнджер просто… Гермиона прислала приглашение на свадьбу — мне и Астории… Я думал, ты в курсе.

— Разумеется, — Люциус кивнул. — Но это не объясняет твоего присутствия в больнице.

— А, это… Я хотел узнать ваш новый адрес. Думал, было бы неплохо повидаться с тобой. Как-нибудь до торжества. Ты знаешь, мы ведь с Асторией обвенчались этим летом.

— Я не знал.

— Прости, я… Ты тогда даже не был на свободе. И гостей мы позвали совсем мало, только…

Очевидно, Драко хотел сказать «только самых близких», но вовремя умолк.

— Я понимаю, — с трудом выговорил Люциус.

— Отец… Я всё думал… Про тебя и про Грейнджер. Про Гермиону то есть. И про кольцо, про свадьбу. Ты ведь счастлив, — это был не вопрос, а утверждение.

— Да, — он улыбнулся, впервые за время разговора с сыном. — Заходи сегодня в гости.

— Сегодня? — голос Драко прозвучал слегка испуганно.

— Если это удобно для тебя, конечно. Допустим, к восьми вечера.

Он кивнул.

— Я давно хотел сделать это, отец. Но тебя было невозможно найти после освобождения.

— Особенно в Мунго, — не удержался от упрёка Люциус.

— Меня не было в стране!

— Причина всегда найдётся, если захотеть её найти. Но на самом деле ты просто винил меня во всём случившемся, верно? Мне сложно обижаться на это.

— Ты вовсе не виноват…

— Разве? — сказал с горечью в голосе.

Драко промолчал. Люциус тоже не знал, что ещё добавить.

— Со мной будет Астория, хорошо? — вновь заговорил сын.

— Обязательно приводи её. Я ведь ещё не знаком со своей невесткой…

— Люциус? Я вам не помешала? — Гермиона встала между ними, словно опасаясь их ссоры.

— Ты никогда не мешаешь, — он приобнял её за талию и, бросив тёплый взгляд на сына, сообщил будущей жене: — Драко сегодня зайдёт к нам вместе с Асторией.

— Замечательно! — она просияла. — Я приготовлю ужин. Но хватит болтать, вечером успеется.

Попрощавшись, Драко удалился, и Люциус с Гермионой тоже направились к дому — решили прогуляться пешком.

— Хорошо, что вы встретились. Он же твой сын.

— Иногда ты говоришь такие очевидные вещи…

— Ну, не всем же сыпать афоризмами, — с ноткой ворчливости заметила Гермиона.

А у Люциуса в голове проигрывалась её «очевидная» реплика: «Он же твой сын».

Действительно. Он и сам не понимал, насколько соскучился по Драко. Просто думал больше не о прошлом, а о будущем. Сейчас Люциус хотел ещё одного ребёнка. Вернее, он действительно был бы счастлив узнать, что Гермиона в положении. Ведь, случись это, она перестанет убегать в Мунго почти каждый день и задерживаться там допоздна, а будет сидеть дома и дожидаться его — своего мужа. Сейчас это кажется почти невероятным, но материнство действительно меняет. Даже Нарцисса, которая никогда не отличалась жёстким характером, после рождения Драко стала заметно мягче…

— Люциус, ты меня слушаешь? Пойдём скорее, мне ещё ужин готовить, между прочим!

— Не надо так мчаться. Я помогу тебе с готовкой, с твоего позволения.

— Если только не будешь опять делать всё по-своему.

— Ты опять про помидоры? — он невольно улыбнулся.

— Поверь, я бы не поднимала эту тему, если бы ты научился резать их правильно…

* * *

Пять дней до свадьбы

— Мы на первой полосе «Магического еженедельника», — без приветствия начала разговор Гермиона, увидев его неподалёку от камина. На этот раз он дожидался её со смены в фойе Мунго.

Заключив Люциуса в непродолжительные объятия, она отстранилась и вновь заговорила:

— В «Пророке» целый разворот от Скитер. В «Ведьмополитен» я не заглядывала принципиально, но фамилия Малфой там есть наверняка.

— Как и фамилия Грейнджер.

— О, скоро о ней забудут. Сложно будет привыкнуть откликаться на «миссис Малфой» и «целитель Малфой»… — задумчиво пробормотала Гермиона и добавила, усмехнувшись: — Надо дать интервью на эту тему. «Героиня войны испытывает трудности, став членом семьи Малфой» или «Не по ней рубаха шита: подходит ли новая фамилия Гермионе Грейнджер?» Неплохие заголовки, как считаешь?

— Кошмарные. Но с такими идеями тебя бы с распростёртыми объятиями приняли в редакцию «Пророка».

— Я старалась. С другой стороны, это хорошо, что новость о нашей свадьбе — самое обсуждаемое событие. Значит, в магическом мире не происходит ничего пугающего, ничего жуткого до дрожи.

— Ничего, если не считать нашей свадьбы.

— Это не повод для шуток, — противореча своим же словам, Гермиона всё же улыбнулась в ответ на его остроту. — Задумайся: начнись сегодня магическая война, выделили бы нашим скромным персонам столько места в прессе?

— Ты бы вышла за меня на следующей неделе, начнись сегодня война?

— Я бы не стала ждать до следующей недели.

* * *

Три дня до свадьбы

— Помнишь, ты рассказывал о шуме в твоей камере? — Гермиона села на диван рядом с Люциусом.

Тот сидел с очередной книгой в руках, которую, очевидно, можно было уже отложить в сторону. Если его невеста начинала беседу — это надолго.

— К сожалению, об этом не забыть.

— Скажи, почему ты был так уверен, что это крысы?

— Крыса, одна.

— Тем более.

— Ну а что ещё? — Люциус пожал плечами. — Закон минимального действия. Если что-то можно объяснить двумя или несколькими способами, правильным обычно является самое простое объяснение.

— Законы не всегда работают, — сказала Гермиона тоном профессора. — Это была твоя магия.

— Боюсь, мне нужно пояснение.

— На Азкабан наложены многоуровневые чары, которые работают, можно сказать, в автоматическом режиме. Они высвобождают «излишки» магии у особенно сильных чародеев, и это неиспользованное волшебство какое-то время «гуляет» по камере, создавая что-то вроде шороха или скрежета.

«Не очень похоже на самое простое объяснение», — подумал Люциус с досадой.

— Зачем это нужно?

— Чтобы какой-нибудь поток стихийной магии не выбил решётку или не разрушил стену. Не помог аппарировать узнику. Не убил или его самого, или надзирателей, или…

— Были прецеденты?

— Пару-тройку веков назад. Пострадал кто-то из охраны, никакого побега совершить не удалось, разумеется. С тех установили эту «защиту», и работает она настолько давно, причём без обновления чар, что мало кто о ней помнит. Сегодня я случайно нашла упоминание об этом в одной древней рукописи.

— А я ведь тогда думал, что схожу с ума.

— Повезло, что ты не лишился рассудка от одной этой мысли, дорогой.

— Поверь, у меня были и другие поводы, чтобы свихнуться.

— Теперь их нет, — Гермиона прижалась к нему.

— Есть ты. С тобой тоже можно с ума сойти, знаешь ли, — он нежно поцеловал её и добавил: — От счастья.

* * *

Один день до свадьбы

— А если я упаду в своём длинном платье?

— Я помогу тебе встать.

— Но я всё равно буду выглядеть глупо!

Люциус устал слушать варианты несчастий, которые могут произойти с ними на свадьбе. Гермиона не предположила разве что нападение дракона, который сожжёт всё к чертям. Но, если не вмешаться, могло дойти и до более трагичных сюжетов.

— Пойдём-ка прогуляемся, — предложил он.

— Куда? У нас завтра свадьба, ещё столько всего нужно сделать…

— Куда угодно, тебе нужно проветриться. И не спорь.

Спустя полчаса они уже гуляли в Риджент Парке. Люциус был здесь впервые, но верил словам Гермионы о том, что летом здесь гораздо красивее. Но и народу, пожалуй, в тёплое время года тут должно быть больше. А сейчас — тишина, лишь несколько парочек прогуливаются в отдалении.

— Почему ты не прогнала меня? Тогда, когда я заявился к тебе после выписки из Мунго, — спросил он, не понимая, как умудрился не задать этот вопрос раньше.

— Ты выглядел как человек, который очень нуждается в помощи.

— А ты выглядела очень… раздетой.

Почему-то первым делом вспомнились босые ступни. А ведь Гермиона до сих пор не приучилась обуваться: находясь в квартире, не утруждалась даже надеть носки.

— Прости?

— Ты была полуголой, когда открыла дверь. Словно пыталась меня соблазнить… Точнее, соблазнить любого человека, который мог бы оказаться за дверью.

— Не пытайся убедить меня, что оценил мой вид ещё в первый день, — сказала Гермиона. — Ни за что не поверю, что ты воспринимал меня как женщину.

— После года в Азкабане? О, ты заблуждаешься…

— То есть тебя привлекла бы любая ведьма, на которой одежды чуть меньше, чем разрешено приличиями?

— Не могу знать. Ты единственная, кого я тогда встретил.

— Встретил или выследил?

— Не придирайся к словам. К тому же, это ведь ты прошла мимо меня. Даже не заметив.

— Конечно, я тебя спровоцировала, не иначе.

— Не представляю, что бы я делал, если бы не заметил тебя, — признался Люциус. — Или если бы ты не пустила меня к себе.

— Ты бы справился.

— Уверена?

Сам Люциус уверен не был. Слишком хорошо он помнил своё состояние в тот момент, слишком ясно понимал, что и сейчас не совсем сроднился с маггловским миром. А тогда… он его презирал. Но желание жить (именно жить, а не выживать) со временем пересилило неприязнь.

— Предполагаю. И это неважно. Прошлое сейчас вообще не играет никакой роли.

— Потому что тебе не нравится моё прошлое?

— Нет, — Гермиона помотала головой. — Потому что оно давно прошло.

— Ты слишком мудра для своих лет, — заметил Люциус.

А про себя подумал, что она, возможно, в какой-то мере разбирается в этой жизни лучше него. Хотя порой и ведёт себя как сущий ребёнок. Наверное, это сочетание кому-то могло показаться странным, но его оно покоряло, притягивало и манило каждый день.

Ещё Гермиона была полна загадок. То личное, что она рассказывала ему о себе, всегда открывало в ней новые грани. О, теперь он не мог не понимать своего сына, который, приезжая в мэнор на каникулы, вечно твердил о раздражающей магглорождённой подруге Гарри Поттера. Которая постоянно всюду сует свой нос и каким-то образом умудряется получать отметки выше, чем у остальных однокурсников. Даже Северус, который однажды «за компанию» выслушал претензии Драко, не спешил оспаривать их, и Люциус поверил.

Ведь он тогда и понятия не имел, что таится за этим её «фасадом», который и видят-то изначально предвзятые люди. И сам Люциус — тогда, во «Флориш и Блоттс»… Разве не счёл он её никчёмной девчонкой без особых перспектив? Думал ли он, что она станет серьёзным соперником в грядущей войне? Хотя для него, лишённого палочки, в то время любой вооружённый первокурсник стал бы преградой. Интересно, встреть двенадцатилетняя Гермиона в книжном не того высокомерного, полного внутренней силы Люциуса Малфоя… А другого, опустошённого волшебника образца осени этого года? Пожалела бы она его тогда?

Внутренний голос говорил: несомненно, она помогла бы. Ведь полгода назад у Гермионы было намного больше поводов дать ему пинка под зад, завершив месть ещё и парочкой заклятий. А то и чем-нибудь похлеще…

Голос Гермионы прервал его размышления:

— Люциус, я тебе раньше не говорила, но… — сказав это, она крепко сжала его ладонь. Как делала всегда, когда хоть немного волновалась. — Нет, это ерунда. Забудь.

— Я заинтригован.

— И зря. Опять хотела сказать, что люблю тебя. Но ты это и так знаешь.

— Гермиона… О чём ты не говорила мне раньше? Твои слова.

— Что мне с тобой безумно хорошо. Но это то же самое, что сказать «я люблю тебя», верно? Я тут размышляла о нашей первой ночи — на полу в моей спальне. Мне ведь уже тогда… понравилось больше, чем я рассчитывала, понимаешь? Я не хотела, чтобы нравилось, но так случилось.

— Я знаю, что тебе понравилось, милая. Я ведь был там с тобой. Но после всего ты отчего-то совсем не выглядела воодушевленной.

— Если бы я не воодушевилась, чёрта с два позволила бы тебе спать в моей кровати. И в ту ночь, и потом.

— И потом? Да я уговаривал тебя на это две ночи кряду!

— Я думала, мы просто разговаривали на кухне.

— Ты считаешь, что я не мог параллельно с ведением беседы заниматься соблазнением тебя?

— Прекрати, — Гермиона рассмеялась.

— Что? Мне ведь это удалось.

— Конечно, потому что я сама этого хотела.

— Ах, ну да. Как и я пошёл на службу к Тёмному Лорду по собственному желанию. Во всяком случае, так мне тогда казалось.

— Ты сравниваешь секс с убийствами. Говоришь, что соблазнил меня так же, как и Волдеморт в своё время перетянул тебя на свою сторону. Сравни ещё нашу свадьбу с принятием тёмной метки для полноты картины.

— Я идиот.

— О да! И ты прощён.

— Неужели так просто?

— Как будто у меня есть выбор, — Гермиона пожала плечами, как бы говоря: «Куда я от тебя денусь?», и добавила: — Я ведь столько времени потратила на выбор платья.

— Завтра моей женой станет самая милосердная, самая прекрасная женщина из всех.

— Ты преувеличиваешь, Люциус.

— Поверь, я преуменьшаю.