Империус (гет)

В понедельник после встречи с Фелицией в «Трех метлах» Ремус Люпин отправился домой. Он был уверен, что заслужил это.

Воскресенье оказалось не самым простым днем в его жизни: длительная и потребовавшая от него много сил встреча в кабинете Дамблдора с Тонкс, Кингсли, Грозным Глазом Грюмом и как всегда приятным в общении Северусом Снейпом так и не позволила им выработать план действий в отношении заключенного теперь в Институте бешенства дементора. Кингсли удалось узнать, что решение направить дементора в институт было принято в Министерстве, а не являлось ответом на запрос от кого-то, работающего там, однако эта новость не изменила мнения Ремуса насчет того, что это сыграло на руку их таинственному пожирателю смерти. Он знал, что Фелиция сразу же уведомит их, если ситуация в институте серьезно изменится, но весь вопрос в том, не будет ли слишком поздно?

Они, однако, не могли больше ничего поделать. Намеки Кингсли своему начальству насчет того, что неплохо было бы провести обыски в Институте бешенства, были встречены в штыки — никому не хотелось лезть в любимый проект Долорес Амбридж. Доступ в институт был серьезно ограничен даже для таких знаменитостей, как Дамблдор, и обойти охрану не было никакой возможности. Без помощи извне — такой, как, например, до сих пор неясный план Фелиции на непредвиденный случай — у них просто были связаны руки. Оказаться такими беспомощными перед лицом подобной опасности было невероятно раздражающе и тревожно, но они ничего не могли с этим поделать.

Расследование Снейпа также не принесло никаких результатов. К его очевидному неудовольствию, оказалось, что планы, запущенные в действие в институте, были настолько тайными, что ни один его информатор среди пожирателей смерти ничего о них не знал. С ухмылкой он резюмировал, что, скорее всего, это был проект, ведомый одним-двумя людьми, которые либо не присутствовали на встречах пожирателей, либо держали язык за зубами. Снейп также заметил, что уже какое-то время не видел Беллатрисы Лестрейндж.

Вот и все результаты встречи. Дамблдор обвел взглядом лица собравшихся членов Ордена и тихо предложил им просто продолжать заниматься своими делами и ждать. Все отреагировали по-разному на такое предложение: Снейп скривил губы, Грозный Глаз что-то прорычал, Кингсли нахмурился, Тонкс фыркнула, а Ремус вздохнул, но никто не стал спорить. Все покидали кабинет директора в подавленном настроении.

Ремус собирался остаться в Хогвартсе на эту последнюю неделю пасхальных каникул на случай, если что-то произойдет, но по пути к своему кабинету он повстречал трех учеников седьмого курса факультета Когтевран, перешептывающихся в коридоре. Заметив его, они все обернулись, и на их лицах появились ухмылки.

Ремус вздохнул. Чего и следовало ожидать.

Чертова Розмерта. И чертовы открытые двери…

Он надеялся переговорить с теми двумя учениками из «Трех метел», прежде чем распространится слух, но, очевидно, опоздал.

К обеду количество направленных на него взглядов возросло. К ужину же ему казалось, что абсолютно все ученики ухмыляются, глядя на него. Ремусу пришлось пересмотреть свои планы; он поспешил в совятник и послал отцу просьбу предоставить ему убежище.

Ограничившись всего несколькими шутками, Рейнард ответил, что примет его с распростертыми объятиями.

Оказалось, что имение Винтер Холлоу, расположенное вдали от его учеников и ничем не напоминающее Институт бешенства, — как раз то, в чем Ремус нуждался. Он наслаждался домашней жизнью, помогал по саду и в зверинце, читал книги и писал письма, гулял по лесам и холмам, болтал и смеялся с отцом. Но к концу недели Ремус стал замечать, что насколько отдохнувшим и расслабленным чувствовал себя он, насколько взвинченным становился его отец. И можно было даже не спрашивать, в чем причина.

На воскресенье был перенесен семейный обед, который с каждым днем все приближался.

К тому моменту, как воскресным утром они трансгрессировали к каменным стенам семейного дома Люпинов, Рейнард был взведен до предела.

Ремус прищурился в лучах яркого весеннего солнца и оглядел узкую поросшую цветами тропинку, на которой они появились, а затем посмотрел на кованые железные ворота перед ними, отмечающие границы запрещенного для трансгрессии пространства. За воротами виднелась посыпанная гравием подъездная дорожка, по обе стороны которой расположились ухоженные газоны и кошеные луга. А на возвышении стоял каменный, но очень красивый дом с широкими окнами, выходящими во все стороны на холмы, окружающие это спокойное место. Сланцевая табличка на воротах извещала о том, что перед ними имение Грейстоунс.

Рейнард тоже смотрел на дом; его пальцы рефлекторно сжались на рукояти трости.

Посмотрев на бледное лицо отца, Ремус положил руку на его напряженное плечо и легонько сжал.

— Пап, расслабься, — сказал он. — Все будет хорошо. Ты хотя бы встречался с большинством из них прежде. Я вот не переживаю, так чего волнуешься ты?

Рейнард посмотрел на сына.

— Не понимаю, как ты можешь оставаться таким спокойным, — слабо улыбаясь, ответил он. — Ты уверен, что мать не подсыпала тебе какого-то успокоительного, пока ты был младенцем?

Ремус тоже улыбнулся.

— Боюсь, этого я тебе сказать не могу, — ответил он, и его улыбка вдруг поблекла. — На самом деле я слишком много из-за чего волновался в последнее время, — добавил он тихо. — И, кроме того, обычно я направляюсь на подобные встречи, заранее ожидая, что не придусь ко двору. В этом случае, если я оказываюсь неправ, это становится приятным сюрпризом.

Лицо Рейнарда стало печальным.

— Так не должно быть.

Ремус пожал плечами и заметил:

— Я знаю. Но такова жизнь.

— Дядя Рей!

Радостный окрик заставил обоих Люпинов подпрыгнуть на месте. Резко развернувшись, Ремус заметил улыбающегося молодого человека, шагающего к ним по тропе. Он был чуть ниже Ремуса, а на его широком и дружелюбном лице виднелись веснушки; его кожа была загорелой, а характерную для Люпинов долговязую фигуру покрывали хорошо оформленные мышцы. В его каштановых волосах, растрепанных ветром, время от времени блестели на солнце рыжие пряди.

Он быстро настиг их.

— Рад, что вы прибыли! — весело воскликнул он, беря Рейнарда за руку и крепко ее пожимая. Нервная улыбка Рейнарда превратилась в широкую и искреннюю под воздействием излучаемой человеком доброжелательности. — После того, как Бен нас всех подвел неделю назад, я переживал, что вы не придете, а ужин без званых гостей — совсем не то.

Рейнард рассмеялся.

— Я тоже рад видеть тебя, Руфус.

Отпустив руку Рейнарда, молодой человек — Руфус — вдруг перевел взгляд своих карих глаз на Ремуса.

— А это должно быть кузен Ремус! — воскликнул он и протянул ладонь. Не в силах сдержать улыбки, Ремус пожал ее. — Я Руфус Люпин, младший сын, паршивая овца и постоянный источник семейных увеселений и печали. Среди прочих обвинений в мой адрес сегодня ты можешь услышать следующее: я до сих пор не женат, я живу в квартире в Лондоне вместо того, чтобы остаться здесь, и я оставил перспективную карьеру в магозоологии, чтобы стать дезинфектором. И, конечно же, мой самый главный грех — я единственный из всей семьи не попал в Когтевран.

Немного растерянный Ремус посмотрел на отца, плечи которого теперь тряслись не от напряжения, а от веселья — он явно получил точно такое же приветствие от Руфуса в их первую встречу.

— Приятно с тобой познакомиться, — ответил он. — Я и правда Ремус.

Руфус заметил выражение на его лице.

— Не волнуйся, — сказал он с улыбкой. — Я просто хочу сразу покончить со всем этим. Такой подход экономит время и избавляет от необходимости объяснять позже. И я вовсе не жду, что и ты сделаешь то же самое.

— В таком случае я не стану упоминать, что тоже не женат. Я также болтаюсь между домом отца и Хогвартсом, где работаю учителем, и повинен в грехе непопадания в Когтевран.

На это Руфус расхохотался.

— Только не говори, что ты тоже один из миньонов Минервы?

Представив себе выражение лица Минервы Макгонагл, услышь она такое описание своего факультета, Ремус едва не рассмеялся сам.

— Я был старостой, — с притворной обидой заметил он, — а не обычным миньоном.

— Предатель, — с искрящимися глазами произнес Руфус. — Но не обращай внимания. Если будешь хорошо вести себя со мной, я позволю тебе присоединиться ко мне в этом углу разочарования, что отец приберег для любого Люпина, попавшего на факультет Гриффиндор.

Ремус улыбнулся этим словам, но затем заметил выражение лица Рейнарда и посерьезнел. Он вдруг вспомнил, что у Рольфа Люпина имелись веские причины переживать по поводу сына на факультете Гриффиндор, тогда как последний член их семьи, кто учился на этом факультете — их с Рейнардом сестра Рея, мягко говоря, плохо кончила.

Пора сменить тему.

— Может, зайдем? — дипломатично предложил он, указав на ворота. — Мне бы не хотелось ухудшать свое положение опозданием.

— Об этом можешь не волноваться, — отмахнулся Руфус, но все же направился к подъездной дорожке.

Поймав на себе взгляд отца, Ремус понял, что тот благодарен сыну за смену темы, и они последовали за Руфусом. Улыбаясь, он отворил ворота и пропустил родственников вперед — судя по всему, он всегда пребывал в хорошем расположении духа.

— Поверь, мы не опоздаем, — продолжил он. — Рут и Эдмунд живут с мамой и папой, так что она всегда здесь, и я думаю, что Ро и ее выводок проводят здесь Пасху. Но Бен и Бекс вечно очень заняты то одним, то другим, то третьим, поэтому, когда бы я ни оказывался здесь, они всегда появляются позже. Так что, думаю, пока мы можем об этом не беспокоиться.

Их движение по дорожке было медленным из-за Рейнарда, но Руфус занимал это время дружелюбной болтовней о родственниках, с которыми им вскоре придется повстречаться — о вероятной рассеянности Ровены, которой приходится следить за четырехмесячным сыном и двухлетней дочерью, о неимоверно скучных беседах с его братом Беном, потому что тот говорит исключительно о свойствах прутьев и фикстурах, с которыми он сталкивался в своей работе дизайнера метел, о том, что с его сестрой Бекс бесполезно пытаться говорить о работе, потому что она всегда избегает этой темы в любой компании, и что его мать Талия может болтать о чем угодно до бесконечности, если вам не повезет оказаться загнанным ею в угол. К тому моменту, как они дошли до крыльца дома, Ремусу начало казаться, что он знает этих людей всю жизнь.

Это было довольно странное чувство. Ему в новинку было осознавать, что у него есть кузены, которые не желают ему смерти.

— Подведем итоги, — объявил Руфус экспансивно, когда они чуть задержались перед деревянной дверью дома Грейстоунс. — Если хочешь поскучать, завяжи беседу с Беном. Если не хочешь разговаривать, заговори с Бекс. Если хочешь, чтоб собеседник все время отвлекался, обратись к Ро. За вежливым разговором — к моему отцу. Если же хочешь поучаствовать в беседе, где тебе не надо будет разговаривать вовсе, отправляйся к моей матери. Если заговоришь с одним из детей, можешь узнать много странных вещей. Но за нормальным общением придется идти ко мне или Рут. Вот и все, что тебе надо знать.

— Больше подсказок не будет? — не смог удержаться от вопроса Ремус. — А то я иду практически вслепую.

Руфус непонимающе моргнул, а затем вдруг разразился смехом.

— А ты ничего, — сказал он, продолжая усмехаться. — Учитывая, что ты оборотень, я ожидал, ты будешь похож на мученика. Приятно иногда ошибиться.

Столь обыденное упоминание его болезни застало Ремуса врасплох. Рейнард тоже резко посмотрел на Руфуса, но тот лишь пожал плечами, переводя взгляд с одного на другого.

— Ты не ожидал, что я коснусь этого? — заметил он гораздо более серьезным тоном. — Но не переживай на этот счет. Не могу говорить за других, но лично меня это не волнует. — Он улыбнулся и добавил: — Во всяком случае, если ты не решишь потеснить меня с позиции паршивой овцы. Мне нравится быть странным — это означает, что я могу делать, что хочу, и никто не станет этому удивляться или ужасаться.

Ремус не сдержал улыбки.

— Ты напоминаешь мне моего старого друга. Он любил говорить что-то в этом же духе.

— В таком случае я уверен, что мы с тобой поладим, — с ответной улыбкой сказал Руфус. Он огляделся, посмотрев в бриллиантово-голубое небо, на яркие цветы, колышущиеся на ветру, на поднимающегося ввысь и запевающего свою песню жаворонка. — Глубоко вдохните, — сказал он, закатывая глаза, — и вберите в себя это умиротворение и тишину, потому что, когда я открою дверь, вы забудете об их существовании. Приготовьтесь.

Затем, вставив ключ в скважину замка, Руфус отпер дверь.

Вот это шум!

Небольшая стайка детей промчалась мимо по открывшемуся им аккуратно забранному панелями коридору. С криками и смехом они гнались за неистово лающей собакой от одной двери к другой, в какой-то момент едва не снеся зазевавшегося домашнего эльфа, несущего в ближайшую комнату поднос с напитками; приподняв подол чистенького чайного полотенца, служащего ему одеждой, эльф поспешил убраться с дороги. Откуда-то сверху доносился рев младенца, а из открытых дверей в конце коридора слышалось шипение и бульканье стоящих на огне котлов и женский голос, постоянно комментирующий свои действия. Где-то в отдалении послышался грохот, громкий голос мужчины что-то недовольно проговорил, и вдруг по дому разнесся плач второго ребенка — очевидно, словесного выговора оказалось достаточно, чтобы довести его до слез. И через весь этот шум едва пробивались звуки печальной музыки.

Ремус взирал на открывшуюся ему картину с разинутым ртом, Руфус рассмеялся, а Рейнард широко улыбнулся.

— Знаешь, я не думал, что все это может быть еще громче, чем в прошлый раз, — признался старший Люпин почти радостно. — Я впечатлен.

Руфус только снова пожал плечами.

— Поверьте, для семейного сбора это еще довольно тихо. Пойдемте. Давайте храбро бросимся в джунгли и посмотрим, кого нам удастся найти. Не переживайте, если споткнетесь о Пушистика — я имею в виду собаку, — добавил он, заметив на лице Ремуса непонимание. — Вы не можете считаться полноправным членом семьи Люпинов, пока не получите по крайней мере одну травму по вине Пушистика.

Закрывая за собой дверь и следуя за Руфусом и отцом, Ремус вынужден был признать, что царивший в доме хаос — не совсем то, чего он ожидал. Все, что он слышал о брате отца Рольфе, заставляло его представлять дядю довольно степенным и серьезным человеком, и Ремус решил, что в его доме их ожидает столь же степенное и серьезное собрание. Столкнувшись же с бегающими детьми, лающими собаками и ошеломляющей какофонией всевозможных звуков семьи, так похожей на семейство Уизли, Ремус был приятно удивлен и даже несколько обескуражен.

Стоящий впереди Руфус подмигнул ему, сложил ладони рупором вокруг рта и заревел:

— Эге-гей! Кто-нибудь меня слышит?

Из ближайшей к ним справа двери показалась голова рыжеволосой женщины, может быть, на пару лет старше Ремуса. Заметив Руфуса, она широко улыбнулась и бросилась к нему.

— Руфус! — воскликнула она, заключая его в недолгое объятие. — Салли не с тобой?

Руфус пожал плечами.

— Мы расстались.

На лице женщины появилось выражение раздраженного смирения.

— Опять? Честное слово, если вы двое сможете провести вместе целый месяц, я напишу в «Пророк», и… ох! — Она заметила Рейнарда и широко улыбнулась. — Привет, Рейнард.

— Рут, — поприветствовал ее тот. Он протянул ей руку, но она шутливо оттолкнула ее и обняла его. Судя по выражению его лица, это было для него неожиданно, но приятно.

— Это не первая наша встреча, и мы семья, — с притворной строгостью сказала она, отстраняясь. — Боюсь, это означает объятия.

— Мои соболезнования, — ухмыльнулся Руфус.

Рут игриво шлепнула его по руке.

— Берегись, братишка, я все еще знаю, как заставить тебя страдать, — предупредила она. Переведя взгляд на Ремуса, она сказала: — А ты, должно быть, Ремус. Рада знакомству. Я Рут Вичвуд, старшая дочь Рольфа. — Она протянула ему руку. — На этот раз, пожалуй, обойдемся без объятий, потому что мы только что встретились, а я стараюсь не обнимать малознакомых людей. Но в следующий раз тебе не увернуться.

— Беги, пока можешь, — посоветовал Руфус сдавленным шепотом, когда Ремус с улыбкой пожал руку Рут. Она бросила брату еще один насмешливый взгляд.

— Еще одна подобная фраза, и я скажу Ровене, что ты вызвался добровольцем посидеть с ее младенцем, — заявила она. — Я же знаю, как ты любишь менять подгузники и вытирать последствия отрыжки.

Руфус поднял руки, сдаваясь.

— Ладно, ладно, пощади меня. Лучше я пойду и покажусь родителям. Могу я оставить наших гостей в твоих сведущих руках?

— Можешь. Беги. — Руфус так и сделал, махнув на прощание, а Рут повернулась к Рейнарду и Ремусу. — Следуйте за мной.

Вместе они вошли в помещение, из которого Рут вышла пару минут назад. Оно оказалось достаточно просторной комнатой с забранными панелями стенами, большим красивым камином, стульями, коврами и столами, расставленными по деревянному полу. Фортепиано, покрытое семейными фото в рамках, стояло в углу и само по себе тихо наигрывало Сати. С висевших на стенах портретов и фотографий люди с интересом смотрели на прибывших.

— Рейнард Люпин снова здесь! — воскликнул пожилой мужчина в кудрявом парике и черном сюртуке. — Добро пожаловать, дружище! Несколько лет ничего не было слышно от тебя, а теперь второй визит за месяц! Я так рад тебя видеть!

Рейнард улыбнулся.

— Привет, Родерик, — радостно поприветствовал он мужчину в ответ, устраиваясь в зеленом кресле у камина как раз под его портретом. — Как поживает мой любимый прапрапрадед?

Ремус уже хотел было присоединиться к отцу, но Рут поймала его за руку и отвела в сторону.

— Пусть поговорят, — тихо сказала она. — Родерик все время спрашивал про Рейнарда, сколько я себя помню — еще до того, как я узнала, кто он такой. Полагаю, он был своего рода любимчиком. Кроме того… — они остановились у тихо наигрывающего фортепиано, — я надеялась с тобой поговорить.

— Со мной? — переспросил Ремус, стараясь, чтобы окатившая его волна холода не отразилась на его лице. — Конечно. О чем?

Несколько мгновений Рут молчала, переведя взгляд на стоявшие на фортепиано фотографии. Ремус проследил за ее взглядом.

Она смотрела на черно-белую фотографию, изображавшую пятерых улыбающихся людей на газоне перед домом Грейстоунс: двое родителей, их сын и две дочери. Фотография была сделала около тридцати лет назад. Старшая из девочек, несомненно, была Рут.

Ремус содрогнулся.

— Вот оно что.

Рут кивнула.

— Значит, ты знаешь, что случилось с моим братом Рэндольфом и матерью?

Ремус тоже кивнул.

— Я знаю, что их убил тот же оборотень, что укусил меня.

Его кузина вздохнула.

— Это почти не важно для Рубена, Ровены и Руфуса. Я не хочу сказать, что им все равно, но она не была их матерью, и они все родились после смерти Рэндольфа. Они знают, что такие люди жили, но не оплакивают их так, как мы. — Она снова на мгновение посмотрела на фотографию. — Я тебя ни в чем не виню, — тихо продолжила она. — Да и с какой стати? Ты и сам был жертвой Каина. Но мой отец винит, и он всегда ощущал потерю жены и сына острее, чем мы с сестрой. Это было нелегко для него — пригласить тебя сегодня. Если бы не лестные отзывы о тебе моего племянника, не думаю, что он и вовсе согласился бы. Но он будет вести себя неловко с тобой — не из-за того, что винит, и даже не из предубеждений, но потому что ты живое напоминание для него о том, что случилось с двумя любимыми им людьми. И то, что ты выжил, а они — нет, до сих пор причиняет ему боль. — Она посмотрела на него с мольбой. — Пожалуйста, помни об этом.

Ремус склонил голову.

— Конечно, я понимаю, — сказал он и, сглотнув, добавил: — Каин убил и мою мать. Почти пять лет назад.

Глаза Рут распахнулись.

— Я этого не знала.

— Мало кто знает, — со вздохом заметил Ремус. — Я и сам узнал всего несколько месяцев назад.

Рут втянула воздух, а затем медленно выдохнула.

— Ты был зол? — спросила она мягко.

Ремус мысленно вернулся в бар «Воющий», вспоминая ярость, зародившуюся в его груди, когда Каин насмехался над ним, рассказывая об убийстве Дианы Люпин, вспоминая, как золотой блеск, насколько он теперь знал, коснулся его глаз.

— Я был в бешенстве, — ответил он.

— Тогда, возможно, ты сумеешь понять мою сестру… — неуверенно начала Рут.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что они?.. Нет, правда, Руфус Люпин, почему ты не сказал этого сразу? — разнесся по всему дому чей-то крик, перекрывая весь шум и вопли играющих детей. — Рольф! Рубен! Ровена! Они здесь, спускайтесь!

Довольно взлохмаченный Руфус ввалился в гостиную.

— Прячьтесь, — посоветовал он, задыхаясь. — Мама знает, что вы здесь, и вас сейчас потопят. Хотите — верьте, хотите — нет, но даже Бен прибыл раньше нас. Мы ждем только Бекс.

Рут резко подняла голову.

— Руфус, не называй ее так. Ты же знаешь, она ненавидит это имя. Рано или поздно ее терпение кончится, и она оторвет тебе голову, прежде чем ты успеешь сказать «акромантула».

Руфус уже открыл рот, собираясь ответить какой-нибудь колкостью, но в этот момент его бесцеремонно отпихнули в сторону, и стайка детей и подвижный шотландский терьер ворвались в комнату, желая поглядеть на гостей. Мгновение спустя вошла худая женщина примерно шестидесяти лет, одетая в длинную и свободную зеленую мантию; ее седеющие волосы были собраны в несколько растрепанный узел. Она нашла глазами Рейнарда и улыбнулась.

— Рейнард, дорогой, как приятно тебя снова видеть, — радушно поприветствовала она его с расставленными в стороны руками, подходя ближе. Рейнард едва успел подняться на ноги, прежде чем угодил в очередное объятие. — Надеюсь, у тебя все хорошо? Прекрасно, прекрасно!

Рейнард собирался что-то сказать, вероятно, поприветствовать женщину в ответ, но она уже развернулась в направлении его сына.

— А это должно быть Ремус! — воскликнула она. На этот раз Ремусу не удалось избежать объятий, и костлявые руки стиснули его. — Я Талия Люпин, дорогой, жена Рольфа, — объявила она, отпуская Ремуса и отступая назад. — Боже, ты так похож на отца! Ни у кого не может возникнуть сомнений относительно твоего происхождения, это точно! Ты работаешь в Хогвартсе? Это такое благодарное занятие — учить детей, хотя я и знаю о том неприятном происшествии на Рождество, но лучше не обсуждать это в присутствии молодежи, не правда ли?

Ремус попытался что-то сказать, однако Талия даже не приостановилась в ожидании ответа. Руфус был совершенно прав в своем описании — его мать и в самом деле могла говорить сама с собой.

— Я волновалась, что работа не позволит вам вырваться к нам, однако сейчас пасхальные каникулы, так что мы можем наслаждаться вашей компанией! Я приготовила говядину, дорогой, надеюсь, тебе понравится. Рейнард убеждал меня, что ты не станешь возражать, но я люблю знать наверняка. О, и не обращай внимания на Пушистика, он совершенно безобидный, не правда ли, малыш?

В этот самый момент собака тянула Ремуса за подол мантии с выражением безумной радости, при этом его хвост раскачивался, как веточка в ураган, а маленькие глазки сияли от усилий. Ремус попытался осторожно оттолкнуть его. Он совершенно не имел ничего против собак, однако многие годы бедности научили его бережно относиться к своим вещам.

Рут закатила глаза.

— О нет, так не пойдет. Не старайся быть с ним аккуратным — в конце концов, он совершенно не аккуратен с нами.

— Он наш маленький проказник, этот Пушистик! — воскликнула Талия, улыбаясь, тогда как Рут с помощью девочки лет девяти, которую Ремус счел ее дочерью, помогла ему освободить мантию от собачьих зубов. Бросив взгляд в сторону двери, Ремус обнаружил, что комната наполняется незнакомыми ему людьми, однако он едва успел посмотреть на них, как Талия снова принялась что-то говорить ему, а Пушистик возобновил игры в перетяжки мантии.

Для Ремуса семья и дом всегда представлялись тихим местом, убежищем, полным любви, шуток и смеха. Но их было всего трое, а теперь и вовсе двое — совершенно недостаточно, чтобы наполнить даже такой небольшой коттедж, как Винтер Холлоу. До знакомства с семейством Уизли он и не представлял себе, какой хаотичной и шумной может быть большая семья, так что наблюдал за ними со стороны с некоторым удивлением, даже не предполагая, что и сам однажды окажется в центре подобного безумия среди своих собственных родственников. Это было потрясающе, весело и пугающе. Это было невероятно.

— Мам, мам! — услышал Ремус голос Рут, когда она обратилась к Талии, и осознал, что та была частью семьи достаточно долго, чтобы старшая дочь Рольфа так звала ее. — Ты не даешь и слова вставить бедняге Ремусу! И, кроме того, — проговорила она уже куда серьезнее, — думаю, папа хочет что-то сказать.

Возникшая за этим тишина показалась Ремусу пугающе неожиданной — насколько быстро она сменила гвалт.

Он огляделся.

Посередине комнаты Рольф Люпин только что закончил пожимать руку брата. Их родство не вызывало сомнения: несмотря на то, что Рольф был ниже ростом и с более широким лицом и выступающим животом, их с Рейнардом сходство было очевидным. Его волосы можно было скорее назвать седыми с каштановыми прядями, нежели каштановыми с проседью, а глубоко посаженные карие глаза глядели прямо на Ремуса. Рейнард взирал на брата со смесью неуверенности и тревоги.

— Ты Ремус, — низким голосом тихо проговорил Рольф.

Ремус слегка кивнул.

— Да, это я.

Рольф слабо улыбнулся.

— Разумеется, это ты, — пробормотал он себе под нос. — Ты практически точная копия Рея в этом возрасте, так что кем еще ты можешь быть? — Он слегка встрепенулся. — Я немного другим тебя представлял, — признался он несколько неуверенно. — Но это приятный сюрприз. Так… Я хотел воспользоваться шансом и поблагодарить тебя за то, что ты сделал для этой семьи. — Он говорил с явным трудом, но Ремус понял, что не обида, а эмоции связывали язык его дяди. — Ты привлек к ответственности человека, убившего мою жену и сына, и этим, вероятно, также спас жизнь моему внуку. Поэтому, что бы я там ни думал о… — он запнулся и вздохнул, — о твоих сородичах, ты всегда будешь здесь желанным гостем. Добро пожаловать в Грейстоунс и в мой дом. Надеюсь, и ты тоже станешь считать его своим домом.

А затем, стиснув зубы и расправив плечи, Рольф Люпин вышел вперед и протянул руку.

Ремус пожал ее.

Ясно отдавая себе отчет в том, насколько большим шагом для человека, почти всю свою жизнь ненавидевшего оборотней, это было, Ремус практически ожидал аплодисментов или же раската грома. Однако комната и весь мир за стенами дома остались тихими.

Рейнард же улыбался — это Ремус видел без труда.

— Итак, — немного расслабив плечи, проговорил Рольф, отпуская руку Ремуса и отступая назад. — Пока моя любимая жена и наш домашний эльф заканчивают приготовление ужина, почему бы мне не представить тебя всем?

Этим он и занялся. В потоке лиц и имен Ремусу представили мужа Рут Эдмунда и их троих детей, Рубена Люпина — дизайнера метел — и его жену и сыновей, бледную и изнуренную Ровену, одной рукой держащую энергичного маленького ребенка, а второй — снова кричащего младенца. Ее муж, с чем-то, похожим на отчаяние, поведала она, работал в департаменте магических игр и спорта и в данный момент находился на конференции по квидичу в Германии. Руфус, к раздражению отца, настоял, чтобы его представили еще раз, а затем бросился в самый центр кутерьмы детей и собаки, чтобы принять участие в их странных играх.

— Моя вторая дочь прислала сообщение, что задержится на работе, — сообщил Рольф несколько извиняющимся тоном, когда приветствия остались позади. — Но она с семьей должна вскоре прибыть… вообще-то, вот и они!

И правда: Пушистик вскочил на ноги с яростным лаем, когда до них донесся звук открывающейся входной двери и голоса в коридоре. Девочка десяти-одиннадцати лет вбежала в комнату и бросилась к Рольфу с криком «Дедуля!», а мгновение спустя вошел…

Мир Ремуса замер.

Затем внутри него словно что-то упало.

О нет. О нет, нет, нет, этого не может быть…

— Профессор Люпин!

Энтони Голдштейн поспешно подходил к своему учителю, стоящему с потрясенным выражением посреди комнаты.

— Можете себе представить? — радостно воскликнул он. — То есть когда вы впервые прибыли в Хогвартс, чтобы работать учителем, я, конечно, знал, что девичья фамилия мамы была Люпин, но поскольку никто и никогда вас не упоминал, я решил, что это совпадение. А потом дедушка сказал, что вы сын его брата! И мама тоже знала! Не могу поверить, что она не рассказала мне даже после того, как я назвал вас своим любимым учителем. — Энтони умолк, вдруг с опасением взглянув на Ремуса. — Профессор Люпин, с вами все в порядке?

С трудом сглотнув, Ремус хрипло пробормотал:

— Твоя… мать?

— Да, профессор, — донесся голос с порога. — Его мать и ваша кузина.

Ремус посмотрел в направлении двери. Но он уже знал, что увидит там.

В проеме двери стояла, скрестив руки, с явным выражением презрения на лице не кто иная, как Ребекка Голдштейн.