Среди руин цветут деревья (джен)

1

С океана надвигался туман. Белые цветы, растворяясь во влажном мареве, словно вливались в него, становились его частью. Белые цветы в белом тумане. Всем, кто находился в этот вечер на улицах Эвны, казалось, что не сырая пелена движется с океана, а запах вездесущих цветов наконец обрёл физическую форму.

Королевский советник, что за последние три дня, казалось, окончательно лишился рассудка, чувствовал нарастающее в городе напряжение. Как ни старался он и ближайшее его окружение оградить Эвну от происходящих за её пределами событий, полностью изолировать столицу, прекратить обмен информацией между ней и остальной частью государства не получалось. Эвна смотрела на север — а с севера поднимался чёрный дым. Война внутри страны, где за непонятные идеалы гибли тысячи людей, вызывала у эвийцев вполне справедливое недовольство властью. Орес чувствовал опасность. За свою долгую и отнюдь не безоблачную политическую карьеру он привык наносить предупреждающие удары, не отступил от этого правила и сейчас. Ещё до того как в Эвне начала формироваться первая волна протестов, в городе увеличилось количество вооруженных патрулей, издан запрет собираться на улицах в группы больше пяти человек, а дома вельмож, что не успели за прошедший год доказать свою лояльность действиям Ореса Нао, были взяты под наблюдение. Орес умел реагировать быстро.

Приближение тумана адмирал Меремах встретил на загородной вилле Маттаго. Загородные владения пока не трогали. Здесь было спокойнее, и именно за пределами столицы и происходил теперь импровизированный военный совет. Помимо Меремаха, глава штаба сухопутных сил пригласил не раз сотрудничавшего с ним полковника Хансаро и ещё несколько человек, которым, как он считал, можно доверять в столь сложном вопросе, как устранение от управления страной всесильного Ореса Нао. Сейчас уже никто не отваживался вспоминать, что год назад именно они, практически в том же составе, принимали решение сообщить ему о намерении посадить на трон принцессу со сменными головами, а он недоверчиво усмехался, явно давая понять, что считает их сумасшедшими. Никто не вспоминал о том, что Орес вместе с дочерью собирался бежать из Эвны в Эвейят — советник терял влияние при любом из возможных раскладов, правители провинций его не жаловали. Если бы не принцесса Лангвидэр, ставшая для него буквально спасением, и не горстка офицеров, вообразивших, что смогут диктовать ему свои решения. По прошествии года безграничной власти советника покойного короля былые союзники собрались вновь, но теперь уже с совершенно противоположной целью.

— Пора признать, что мы ошибались, господа.

Маттаго обвел взглядом лица собравшихся. Многие из его коллег по службе — да и он сам, куда деваться — за этот год постарели будто лет на десять. Сначала была Сентаба. Беззащитный город на краю ущелья, фарфоровая игрушка Фертеба Кенейя. Эвийская армия, что готовилась к неприступным крепостям Карсальи, полегла в розовом дыму, и неожиданность делала трагедию ещё ужаснее. А потом началось Анардаху. Название северных земель давно уже стало среди эвийских придворных синонимом конца света. В Анардаху поднимался чёрный дым. Орес испытывал к этой земле на первый взгляд совершенно необъяснимую ненависть. Будучи неглупым человеком и опытным политиком, он вообще старался избегать лишних жертв. Надавить, пригрозить, договориться… именно так он вернул в пределы Эв центральный регион Вей-Вамаре. Хотя как раз туда, в окруженную со всех сторон прочими эвийскими провинциями землю, как раз не грех было бы ввести войска.

Жители северной земли продолжали сопротивляться. У них, по большому счету, не осталось иного выхода: Орес не успокоится, пока поверженная земля вновь не присоединится к Эв, а голова лорда Унхевы не будет болтаться на шесте на северном въезде в Эвну. Унхева же, понимая, что сейчас он зашёл слишком далеко, уже не имел возможности отступить — даже в этом случае его ждала казнь. И навстречу эвийским отрядам на северную землю продолжали маршировать войска короля Ринкитинка. Коренное население Анардаху ненавидело и тех, и других. Проблема состояла лишь в том, что от коренного населения Анардаху уже практически никого не осталось.

— Признать мало, надо исправлять, — буркнул в усы Меремах. — Под арест его, и делу конец. Год терпели — как дети малые, гномов на вас нет.

— Погодите с гномами… — это вступил начальник гарнизона Эвны. — У нас нет оснований. Все приказы подписаны Её высочеством. Формально Орес здесь вообще не при чём. То, как он это делает, другой вопрос, но если он сумеет выкрутиться — а он сумеет — под арест отправимся уже мы. Армия останется без командования, он расставит там своих людей и продолжит в том же духе. Вы этого хотите?

— Значит, нужно его опередить, — Маттаго тяжело вздохнул и поскреб пальцами щетину на подбородке. Десять лет. Как минимум десять лет минуло за этот год. Во всяком случае, по количеству смертей. Таких безжалостных боёв не было даже на границах с Икс. Там шла обычная война — пусть и затянувшаяся, а здесь… Нет ничего хуже, чем сражаться с собственными гражданами. — Выбирать не приходится. Либо мы устраняем его от власти, либо он продолжает руками наших же солдат превращать север в пустыню.

Офицеры озадаченно переглядывались. Маттаго вновь предлагал взять развитие событий в свои руки. В отличие от прошлого раза, когда речь шла просто о том, чтобы выбрать меньшее из зол и посадить на трон женщину, не имевшую отношения к феодалам эвийских провинций, теперь нужно было лишить королевского советника возможности влиять на принцессу. То есть, фактически взяв ответственность на себя, или попросту его убить, или упрятать в заключение так, чтобы он уже никогда оттуда не вышел. Конечно, речь шла о спасении целой провинции, но…

За этот год они узнали Ореса несколько с другой стороны. Он умеет и успевает реагировать, и вероятность того, что удастся к нему подступиться, до смешного мала. А среди эвийских офицеров далеко не все были готовы рисковать стабильностью устроенной жизни. И Маттаго это видел. Для большинства из них далекая северная земля — всего лишь пятно на карте.

— Я бы советовал вам всем также подумать о том, что такими темпами мы останемся без армии. Анардаху, конечно, не Сентаба, но тоже имеет некую магию. Думаю, про болота все слышали. Так вот болота пока что неплохо справляются. Насколько мне известно, это неконтролируемое явление, оно бьет и по нашим, и по оккупантам. До армии Ринкитинка лично мне никакого дела нет, она вообще не должна находиться на нашей территории. Но я, в отличие от вас, не готов потерять в этих болотах остатки нашей армии. Если Орес продолжит в том же духе, то страна Эв останется с голым задом. Думайте, господа.

Бурное обсуждение не прекращалось около получаса. Аргументом в пользу свержения Ореса Нао была разве что необходимость сохранить армию, аргументом против — куда более сильным — вероятность в случае провала отправиться под трибунал. Офицеры страны Эв, добившись положения для себя и безоблачного будущего для своих детей, мертвой хваткой вцеплялись в собственное благополучие. И мнения в итоге разделились. Все, кто был готов рискнуть ради королевства, соглашались, что действовать нужно быстро и счет идет буквально на часы. Нужно успеть отдать необходимые приказы, продумать возможные несостыковки плана, попытаться если не исключить их, то хотя бы уменьшить их вероятность. Орес чувствовал приближение бури. Чтобы опередить его, им придется постараться.

Уже проводив союзников и оставшись вдвоем, Маттаго и Меремах вышли на крытую террасу. Окрестности Эвны вязли в густом тумане, пропитанном запахами белых цветов.

— Мы можем не успеть, — адмирал нарушил тягостное молчание. Тяжелый сырой воздух. — Не знаю, зачем я в это ввязываюсь. Я всё ещё могу выйти в море и отправиться на Пингарэ. Остров далеко отсюда, там ни меня, ни моих ребят никто не достанет. Иногда полезно, знаете, охранять границы от пиратов.

— Вы привезли сюда эту женщину. С неё всё началось. Ваша совесть позволит вам уйти из Эвны?

— В нашем с вами возрасте уже неприлично вспоминать про совесть, — хмыкнул Меремах. — За мной — военный флот королевства, вы думаете, я могу спокойно смотреть, как они умирают? Поэтому я готов рискнуть своей гордостью.

— Вы не можете, Меремах. Поздно уже. Или мы его свалим, или он нас перевешает.

А ведь было время, когда они трое явились к Оресу Нао с предложением короновать племянницу Эволдо. Он принял их в особняке своей дочери в пригороде, и сама Орин, цветущая, свежая, принесла им вино — кубки искрились на золотом подносе, наследница изящно склонилась, ставя их на низкий столик, и на груди у неё на тонкой цепочке закачалась капля хрусталя.

С другой стороны, какой у них был выбор? Наедине со своими мыслями и Маттаго, и Меремах отчаянно пытались оправдываться. Если не принцесса Лангвидэр, тело со сменными головами, а вместе с ней — советник покойного короля, то кто-то из глав провинций. Все они, за исключением, возможно, лишь Ферсаха Кенейя, за несколько лет превратили бы Эв в руины. Среди феодалов глухомани в последние годы не осталось ни одного по-настоящему толкового правителя. Выхода не было.

— Завтра будет длинный день, — в пространство заметил адмирал. — И помоги нам небо. Потому что удача нам понадобится.

— В любом случае, если мы не успеем до завтрашнего вечера, ещё несколько тысяч наших солдат пойдут глотать трясину Анардаху. Приказ, как вы понимаете, уже есть. Принцесса никого не принимает, а без неё мы его отменить не можем. Если в ближайшие дни нас с вами не вздернут на площади, нужно что-то решать и с принцессой тоже. Она ведь…

Маттаго не договорил — адмирал понял его без слов. Мёртвая.

* * *

Напряжение в ленивой спокойной Эвне действительно нарастало. Отъезд королевского алхимика в Вей-Вамаре за посохом Торна нисколько не улучшил настроение Ореса Нао. Хотя, казалось бы, исчезновение старика с глаз долой должно было подействовать на советника как нельзя лучше. Всю жизнь, а последние годы особенно, Орес ненавидел даже саму возможность появления преград на своем пути. Всех, кто имел неосторожность ему мешать, он быстро и по возможности незаметно устранял, ухитряясь перекладывать вину на подставных лиц. Имя советника никогда не фигурировало ни в расследованиях, ни в скандалах. К тому же он являлся отцом будущей королевы, а потому представлял собой просто образец благочестия.

Проблема в виде королевского алхимика отнюдь не исчезла — она искусно вплелась в сеть себе подобных. Жестокое подавление мятежа в Анардаху (Орес прикладывал немыслимые усилия, чтобы сведения об этом не проникали в народ, однако полностью контролировать поступление информации не мог — город полнился слухами) было последние недели главной темой для разговоров, и привыкший замечать неуловимые изменения настроения придворных советник чувствовал приближающуюся опасность. Он должен остановиться. От него ждут именно этого. Он должен отозвать остатки войск из Анардаху, приказать закрыть границу — и пусть оккупанты мрут от голода на бесплодной земле, ибо Ринкитинк не особенно заботился о снабжении своей армии.

Но остановиться он не мог.

Стоило ему закрыть глаза — и в памяти навязчиво вставала разбитая дорога, что вела вперед, на бескрайную серую равнину, поросшую пучками хилой травы. Пустая, голая земля, серое поле до горизонта — но на этом поле появляются из ниоткуда отряды местных жителей, а впереди, стоит сделать неосторожный шаг, разверзаются болота. Орес не видел эту землю несколько десятилетий, он не бывал там с тех пор, как король Эвахо торжественно объявил, что порядок в стране восстановлен, и приказал отрядам возвращаться. Земля лорда Унхевы оставалась позади — пустая, но непокоренная.

Орес не поехал туда искать пропавшую жену — он вычеркнул из памяти и её, и эту землю, что приносила одни несчастья. При короле Эволдо удобного случая вспомнить прошлое не представлялось, король не видел смысла в войнах на бескрайних полях. Куда больше его интересовало приграничное государство Икс. Да и при начавшихся беспорядках в стране он первым делом обратил внимание на Карсалью, не на Анардаху. Потому что Анардаху — пустое место.

Мрачное настроение Ореса передавалось и дочери. Она молчала, но советник знал, что её мучают те же сны. Она никогда не была в Анардаху, она вообще не была нигде, кроме Эвейята, однако по ночам и она видела сломанный пограничный столбик и пыльную дорогу на север. Орин всё чаще оставалась на ночь в особняке отца, хотя раньше неизменно случалось наоборот. Она любила свой хрустальный дворец, но теперь ей было спокойнее в городе.

Туман, опускавшийся на столицу, мог бы выглядеть плохим предзнаменованием, однако Орес не верил в подобную чепуху. Происходящее в Эвне не связано со сверхъестественными силами, оно берёт свое начало исключительно в действиях самого советника. За год, прошедший со смерти короля, ситуация при дворе изменилась, и о прошлом напоминала теперь разве что женщина со сменными головами на троне Эв. Эту женщину привели к трону не министры и не главы провинций, за ней стоял союз высших офицеров и королевского советника Ореса Нао. За год былые союзники вновь оказались по разные стороны одной власти.

Орес с неудовольствием замечал, что в тумане, непроницаемой белой пеленой закрывшем окна, ему чудится неясное движение, приглушенные голоса, тихое бряцание оружия. Он не имеет отношения к происходящему в Анардаху, северная земля горит не по его приказу, не за него там проливается кровь. Обвинить его в развязывании внутренней войны и убийствах мирных жителей они не смогут. И всё-таки Орес чувствовал, что они попытаются. Значит, нужно максимально развязать себе руки, нужно убрать из города дочь и стянуть в Эвну подконтрольных ему людей.

Орин, подавленная и непривычно бледная, появилась в его покоях ближе к ночи. Она знала своего отца так, как не знал его никто, и потому не нуждалась в объяснениях: в городе происходит что-то, чего он хотел бы избежать. Близится конец беззаботному существованию хрустального дворца, её уверенности в завтрашнем дне, спокойствию их обоих. И от этого сердце наследницы панически сжималось.

— Вам следует до полудня выехать из Эвны, — вместо приветствия распорядился советник. Орин споткнулась на ровном месте, по инерции шагнула вперед и замерла, глупо и как-то по-детски надеясь, что она ослышалась. Здесь её дом, она родилась здесь и всегда сюда возвращалась, но от ощущения, что теперь — это навсегда, избавиться не могла. Уехать из Эвны значило перечеркнуть всю прошлую жизнь. Наследница глубоко вздохнула, сжала пальцы. Ему не нравится, когда она… Она что? Сопротивляется? Орес никогда не требовал от дочери полной покорности. Когда она показывает свой страх. А ещё — когда дает понять, что она — обычная земная женщина, влюбленная в свой хрустальный дворец, в безоблачную жизнь в тихом пригороде. Орин Нао могла быть королевой. У неё нет права на страх.

— Зачем такая срочность? — Орин капризно поджала губы. — И куда я поеду?

— Мы с вами уже обсуждали. В Эвейят.

Орин делала вид, что не слышит металлических ноток в его голосе. На этот раз, как бы ни хотелось ей дать волю своему упрямству, выбора у неё нет. Эвейят далеко. Последние десятилетия бывшая столица обросла бесчисленными историями о том, как сверху, с низкого перевала в Короне Мира, на покинутый город льется песок. В Эвейят без крайней необходимости не совались даже те, кто владел охранными щитами и мог противостоять иссушающей магии. Лишь на коронацию нового правителя город оживал — это была традиция, да пару раз в год, на дни поминовения, эвийская аристократия съезжалась к гробницам Эвейята почтить усопших предков. Скрываться от преследования удобнее всего было именно в Эвейяте.

Орин пересекла комнату (длинный шлейф платья с тихим шуршанием стелился по ковру), села в кресло. В городе балы, здесь цветут деревья, а во время утренних прогулок по побережью фиолетовая вода разлетается брызгами под копытами её коня. Что могло случиться и зачем отец так срочно отсылает её из Эвны?

— А вы сами?

На это он хотя бы ответит. Её попытки выяснить, чего он ждет, — проигнорирует. Орин раскрыла веер, цветные перья мягко колыхнулись в её руке.

— Я присоединюсь к вам. Позже. Сейчас мне нужно быть здесь.

Орес сделал паузу, обдумывая, что дочь имеет право знать, а что будет для неё лишним. Быть с ней искренним сейчас — глупо, но кто знает, может, это их последняя ночь. Для него бегство из столицы будет означать полный крах. Значит, он должен остаться.

— Видите ли, Орин… Отступать поздно. Меня обвиняют в том, что на севере идет война, и в том, что я отправил туда практически всю армию. Мне пытаются приписать убийства мирных жителей и конфликт с Ринкитинком, хотя в последнем виноват только Унхева, никто больше. На судебный процесс здесь рассчитывать не приходится: ни у кого в стране нет доказательств, что я имею отношение к войне в Анардаху.

— Тогда чего вы боитесь?

Невольно повторяя жест Эвьен, наследница закрыла веером нижнюю половину лица. У неё дрожали губы. Не для того она, невеста малолетнего принца, пришла десять лет назад к своему отцу, чтобы сейчас, в часы опасности, убегать из города. Орин не пыталась казаться храбрее, чем была, но если Орес оставался в столице, она готова была остаться с ним — пусть и дрожа от страха при любом шуме. Если бы он позволил.

— Орин.

— Да?

Он протянул руку, Орин подошла. Рядом с ним она всегда чувствовала себя в безопасности. Ощущение шло из детства, из тех лет, когда женой ему была женщина из северных земель, чьё имя больше не произносилось в этом доме. В руках Ореса не было и десятой доли его нынешней власти, но маленькой Орин было не важно. Чувство защищенности её никогда не обманывало.

— Я боюсь за вас, Орин. Помолчите, — заметив, что она пытается возразить, советник коснулся пальцем её губ. — Я знаю, что вы не хотите уезжать. Но пока вы здесь, у меня связаны руки. Вы можете попасть под удар.

— Но ведь… — дыхание Орин щекотало теплом его пальцы. — Это заговор, да? Как было после смерти короля?

— Вроде того. Участники те же, но теперь им хочется устранить меня от власти. Мы с вами на вершине, Орин. А нас хотят столкнуть вниз. Не знаю, как вы, а я к этому не готов, — Орес изогнул губы в лукавой усмешке. — Как только вы уедете, я прикажу арестовать всё командование нашей армии, всех, кто сейчас находится в Эвне. Мне нужно успеть, Орин.

— А если нет? — наследница обвила руками его шею, уткнулась носом в ключицу. — Если вы не успеете?

— Не тратьте время, Орин. Я бы советовал вам ехать вперед, потому что вы наверняка потащите с собой целый обоз. Так вот пусть этот обоз отправляется следом за вами, а не вместе с вами. Вы должны успеть убраться из города.

Она кивнула. И долго не решалась задать вопрос, что мучил её с самого начала их разговора.

— Отец, а если… если это в последний раз? Если мы больше не увидимся? Ни в Эвне, ни в Эвейяте — что тогда?

— Не знаю, Орин. Так или иначе, пусть вас согревает мысль, что если бы вы не были моей дочерью, мы венчались бы с вами в главном храме Эвейята.

— Я хотела бы этого больше, чем стать королевой.

— Не обманывайте себя, Орин. В вас моя кровь, вы бы никогда не смогли отказаться от такого шанса.

Они оба смеются. Орес целует её, и она жадно, отчаянно отвечает, беспомощно виснет у него на шее. У богатейшей наследницы Эвны земля плывет под ногами, и она знает, что с рассветом не будет ни белых цветов, ни пограничных постов столицы, ни фиолетовой воды, шуршание которой доносится сквозь открытые окна особняка. Орин не хочет думать про завтрашний день.

С первыми лучами солнца она была на ногах. Бесшумно выскользнула в коридор, привалилась к стене, лишь усилием воли не падая на колени. Окликни её Орес — и слёзы хлынули бы из её глаз неудержимым потоком. Рушилась сама основа её жизни, и впервые за долгие годы ей было страшно. Страшно до паники, как бывает только в детстве, когда в тёмной комнате по стене движется непонятная тень.

Но он спал. Во всяком случае, ей так казалось, и от этого было легче.

Орин выехала из Эвны ещё до того, как солнце полностью поднялось над океаном. Её сопровождали четверо солдат из охраны отца, и небольшой отряд беспрепятственно преодолел границу Эвны. Дочь Ореса Нао была личностью известной, в лицо её знали многие. Приказ не дать ей покинуть город (никто не сомневался, что Орес отправит её из Эвны при первых признаках опасности) запоздал буквально на пару часов: наследница сумела ускользнуть. Она пока не знала, что слуг, сопровождавших её экипажи с одеждой и драгоценностями, развернули назад у самой границы, но в путешествии через всю страну ей и не нужно было об этом знать. Уже в Шессаве, в придорожной гостинице, где они остановились на ночлег, Орин окончательно, с ужасающей ясностью осознала, что город белых цветов она может больше не увидеть.

По большому счёту, на сам город ей было плевать. Но там, на побережье, оставался дом, с которым была связана вся её сознательная жизнь. Дом, что был построен для женщины из Анардаху, по недоразумению ставшей женой Ореса Нао. К матери, которую она практически не помнила, у Орин тоже не было тёплых чувств. Орин — дитя: мать причинила отцу боль, она должна быть заключена в темницу, она предала их маленькую семью.

Орин двадцать лет. Пьяная от одних лишь мыслей, она решительно шагает в спальню отца. Мать освободила для неё эту роль. Так что при встрече (Орин не знала, жива мать ли уже покинула этот мир) наследница была уверена, что не почувствует к ней ничего.

В Эвне оставались воспоминания. Орин сколь угодно долго может безбедно жить в Эвейяте, но приезд отца будет означать потерю власти в королевстве и почти наверняка бессрочное изгнание. А если он не приедет… значит, она осталась одна. Оба варианта её пугали, ни один из них не приносил желанного облегчения. С неба безразлично мерцали звёзды. Всего лишь соседняя провинция, но ощущение потерянности, преследовавшее Орин последние сутки, превращало Шессаву будто в иной мир.

2

Утро в Эвне началось чередой событий, стремительно следовавших одно за другим. Отряды королевской полиции врывались в дома придворных. Именем принцессы Лангвидэр их без лишних разбирательств, даже не давая толком одеться, выводили под конвоем как обвиняемых в заговоре против действующей власти. Солнце ещё не поднялось над океаном, прокладывая по его глади сияющую золотую дорожку, а в Эвне уже было арестовано около полусотни самых видных представителей здешней аристократии. Беда не обминула и армейских офицеров, и к полудню эвийское войско осталось фактически без командования: те, кто занимал места арестованных, не успевали сориентироваться в творящейся суматохе. Единственное, чем мог гордиться в это утро генерал Маттаго, проезжая в зарешеченной карете через всю столицу, — он успел отдать приказ оцепить оба особняка королевского советника и доставить последнего в одну из городских башен.

Формально арестовывать Ореса Нао не было никаких причин. Подконтрольная ему принцесса никогда не осмелилась бы приказать нечто подобное, а у военного командования просто не было на это полномочий. Расчет здесь был лишь на быстроту исполнения и численное превосходство: Маттаго отправил на операцию раза в два больше людей, чем мог выставить против них Орес. Главное — добраться до него, а там… кто сможет призвать их к ответу? Принцесса не станет — она боится его, лишь пока он рядом, на расстоянии, а уж тем более из тюрьмы, влиять на неё он не сможет. Те, кто составлял при дворе его лагерь, легко перейдут на сторону победителей — здешняя знать боится ответственности, а всем приверженцам политики королевского советника грозили похожие обвинения. Что касается его дочери, то Маттаго надеялся, что к полудню женщина тоже окажется в тюрьме.

Но что-то пошло не так. Орес опередил их, отправив своих людей по городу ещё до рассвета. Как мог он один спутать планы группе союзников… поистине, у человека, дорвавшегося до безграничной власти, открывается второе дыхание. Уже находясь в камере в здании, где размещалась королевская полиция, Маттаго узнал, что Орес Нао с сотней конной охраны, буквально сметя пограничное оцепление, в два часа пополудни промчался по дороге на Анардаху. То, что в составе этого отряда ехал сам советник, генерал понял из туманных разговоров стражи: маловероятно, чтобы личная охрана Ореса Нао выдвигалась куда-либо таким составом без серьезной причины. А причиной этой мог быть либо сам советник, либо его дочь.

Его дочь они, по всей видимости, тоже упустили. Пусть и не был план очередного заговора детально проработан, да и рассчитан большей частью на удачу и на преимущество во времени, признаваться самому себе в провале было горько. Маттаго был уверен, что то же самое чувствуют сейчас все те, к кому утром являлась королевская полиция. И можно не сомневаться, что на их счет уже оставлены необходимые распоряжения. Надеяться оставалось лишь на то, что находившиеся в окрестностях Эвны войска всё же успеют отреагировать прежде, чем высших офицеров вздернут на виселицах.

Предаваться преждевременному отчаянию было генералу не свойственно. Рассматривая улицу сквозь небольшое, забранное решеткой окно, Маттаго пытался лишь понять, зачем Орес, руководивший страной из королевского дворца, внезапно сорвался в Анардаху. Это выглядело полной глупостью. Разве что он пытался таким образом бежать… Но почему туда? Провинция разрушена до руин, на её территории идут непрекращающиеся бои. Куда логичнее Эвейят, где у советника небольшой дом в предгорьях, — даже рядом с Мертвой пустыней сейчас безопаснее, чем в Анардаху.

* * *

Орес увидел Анардаху на рассвете. Отряд остановился у самой границы, вдоль которой тянулась пыльная дорога с покосившимися полосатыми столбиками. Такие столбики делили территории провинций по всей стране Эв. И по ту сторону границы далеко, насколько хватало глаз, тянулась бесконечная равнина Анардаху. Бесплодная земля с редкой серой травой, служившей кормом знаменитым местным овцам. Овец ещё лет двести тому назад вывели в окраинных горах, но с течением времени животные распространились по всей территории провинции. Шерсть была единственным источником дохода на этой нищей земле.

У овец Анардаху длинная шерсть.

Орес до боли в пальцах сжал верхушку приграничного столбика. У советника не могут дрожать руки. Он не вспоминает армию короля Эвахо и долгий поход по бесконечной равнине. Но руки всё же дрожат. Никто из окружавших его людей даже близко не мог представить, насколько королевский советник ненавидит эту землю. Орес глубоко вздохнул. Каменно спокойный внешне, обернулся к своему отряду. Никто из многочисленной охраны, сопровождавшей советника на север, не осмеливался задать мучивший всех вопрос: зачем, оставив зреющую новым переворотом Эвну, они сорвались в Анардаху.

До конца Орес не раскрывал свои планы никогда и ни перед кем. Именно этим он объяснял свою успешную политическую карьеру и то, что после многочисленных заговоров, в которых он принимал участие, он ещё жив. Сейчас, стоя на пыльной пограничной дороге, слушая хлопанье защитных плащей на ветру, Орес чувствовал, что лично он — и гномы с ней, с охраной! — лично он должен быть здесь. Эта земля звала его, чтобы встретиться снова.

Больше у границы не было никого. Эвийская армия уже ушла вглубь, отряды Ринкитинка сюда не приближались. Орес приказал разбить лагерь и готовиться к ночлегу. И пусть Ксефалай разбирается с Эвной, это его работа. Королевский советник имеет право отлучаться из столицы, никому не сообщая о своих намерениях. Пересекать границу и ступать на территорию Анардаху охране Ореса было категорически запрещено. Его отряд составляли великолепно подготовленные бойцы, каждый из которых по навыкам и качеству вооружения стоил троих из эвийской армии, и терять таких людей в бездонных болотах советник не собирался. Однако опыт боевых действий на этой земле подсказывал ему, что стоит ночи спуститься на бескрайнюю равнину — и из неведомых нор, словно из самих недр здешних болот, начнут появляться местные жители. Озлобленные постоянной внешней угрозой, похожие больше на скелеты, чем на живых людей, с совершенно безумными глазами и вооруженные чем попало. Именно поэтому бодрствовать в карауле было оставлено едва ли не пол-отряда, но шагали с факелами и переговаривались от силы человек пять. Вопроса о цели стремительного броска к северной границе никто так и не задал.

Готовясь к ночному нападению, Орес не ошибался. Весь остальной караул, за исключением тех пяти человек, что изображали бдительную стражу по периметру лагеря, размещался в шатрах в полнейшей тишине. Когда из-за низких туч над равниной показалась луна, бойцы заметили скользившую над землей тень крупной птицы. Ночная гостья приближалась к лагерю. Она летела абсолютно бесшумно, словно это и в самом деле была тень, видение, но никак не живое существо. Сделав несколько кругов над расположенным на эвийской территории лагерем, птица вернулась на территорию Анардаху и столь же неслышно начала удаляться.

Орес не нуждался в докладе. Ему казалось, он видит эту птицу даже сквозь плотную ткань шатра. Глухое раздражение, застучавшее в висках при её приближении — она не издавала ни единого звука, но он был уверен, что слышит свист воздуха под её крыльями — ушло, сменившись холодным спокойствием. Поймать, скрутить ей шею. Не застрелить в полёте, а держать в руках, смотреть в глаза.

С первыми проблесками рассвета, когда человеческий сон становится наиболее крепким, через границу перешло около полусотни серых теней. Богатый, хорошо укомплектованный эвийский лагерь выглядел желанной и лёгкой добычей. Никто из повстанцев Анардаху не решился бы нападать при свете дня — слишком очевидной была разница в численности отрядов и качестве вооружения. Сейчас, в туманных рассветных сумерках, шансы увеличивались: если захватить лагерь, можно раздобыть припасы и оружие. Вряд ли это спасло бы практически обескровленную землю, но для жителей Анардаху, оказавшихся между двух огней, иного выхода, кроме как продолжать сопротивляться и Эвне, и Ринкитинку, не было.

Зачем эвийские солдаты остановились на границе, в маленьком отряде не знали. Эвийская армия шла волной, сметая всё на своем пути, и даже болота, наносившие врагу серьезные потери, уже не были для них непреодолимым препятствием. Теперь перед движущимся войском, подталкиваемые остриями копий, двигались странные четырехногие существа. Они выглядели обреченными на смерть — и они её принимали, первыми проваливаясь в бездонную трясину. Приняв жертву, земля ненадолго успокаивалась, и эвийцы успевали пройти опасный участок. Применение подобной тактики существенно снизило потери в их личном составе. Стычки же с местным населением становились реже и реже. Уже через несколько дней эвийцы должны были встретиться с войском короля Ринкитинка. Что тогда произойдёт, никто не знал, но склонялись к тому, что начнется торговля за шаткий мир. И только от усилий послов с обеих сторон будет зависеть, под чей контроль перейдет пустая выжженная земля. Даже реши лорд Унхева вернуться — возвращаться ему, по сути, уже некуда.

Само сражение Орес пропустил. Когда-то давно, служа под началом своего командира, он не раз скрещивал меч с граблями и вилами местного ополчения, сейчас же ему было попросту неинтересно. Не выходя из шатра, советник слушал, как в мгновение ока поднятая по тревоге охрана гоняет ночных мародеров. Бой — если вообще столь неравную стычку можно было назвать боем — продолжался в общей сложности не более получаса, всё закончилось ещё до того, как небо над равниной окончательно посветлело. И все эти полчаса Орес снова слышал свист воздуха под крыльями ночной птицы.

Без потерь с эвийской стороны не обошлось. У нападавших были короткие пики, наконечники которых оказались смазаны какой-то отравой. Впрочем, пока ранам от этих пик не придавали особого значения. Большинство же погибших составляли те, кто, нарушив приказ, бросался за убегающей жертвой в погоню на землю Анардаху и там в считаные секунды проваливался в трясину. Болота здесь появлялись и исчезали без всякой закономерности.

Отряд нападавших был уничтожен почти полностью. Лишь на то, чтобы начать добивать раненых, требовался отдельный приказ.

— Командира — ко мне, остальным головы с плеч, все трупы — на ту сторону, — коротко распорядился Орес и снова скрылся в шатре. В эту ночь он не ложился. Над лагерем продолжала бесшумно кружить пятнистая птица. У многих в отряде советника в предрассветные часы сложилось впечатление, что именно ради позорного боя они и мчались сюда из Эвны.

Спустя ещё четверть часа в шатер советника привели единственного, кому оказалось позволено выжить этой ночью. Раны человека были наспех перевязаны, но, несмотря на то, что повязки уже начали пропитываться кровью, держался он спокойно и твердо. Орес, наоборот, выглядел так, словно постарел на несколько лет. Несколько минут в слабо освещенном шатре царила тишина, взгляд советника замер на лице вошедшего. Наконец Орес неопределенно кивнул и приглашающе махнул рукой.

— Зачем ты здесь?

Тихий, кажущийся неуместно живым голос среди серого рассвета и трупов, что заглатывало болото по ту сторону границы. Орес устало усмехнулся.

— В столице беспорядки. А я просто пользуюсь возможностью решить одну давнюю проблему.

— Ты не меняешься, отец.

— Скажем иначе: я умею идти к намеченной цели. Садись, побеседуем. В нынешней ситуации я хочу, чтобы ты оказался мне полезным. Нам с Орин.

На сером от усталости лице раненого не дрогнул ни один мускул. Орес Нао, в течение последнего года фактический правитель земли эвийской, был в его глазах главным организатором северной войны. Тем больших усилий стоило сейчас сдерживать желание броситься на королевского советника и прикончить его молниеносным ударом кинжала. Да и кинжал отобрали при обыске. Орес понимающе усмехнулся.

— Как я уже сказал, в столице беспорядки. Военное руководство выступает против меня, губернатор округа подогнал к Эвне войска, народ собирается ко дворцу. Если я не вернусь миротворцем, то разумнее всего будет вообще не возвращаться.

— Это твоя война, отец. Что бы ты ни думал, она только твоя. Унхева стар, он уже давно выжил из ума. У меня есть шпионы в Эвне, и я знаю, что тебе предлагали перекрыть границу с Анардаху, чтобы его вразумить. Но ты пожелал залить эту землю кровью. Тех, кто выжил, заберет чума, она всегда приходит следом за войной. Моя жена, которую ты так ненавидел, умерла, как тысячи других женщин. Я мог спасти её, отослав в Ринкитинк, но она отказалась. Чего ещё ты хочешь от этой земли?

Орес смотрел куда-то в сторону. Ткань шатра прогибалась под порывами ветра.

— Женщины из Анардаху приносят мужчинам в нашем роду только несчастья. Ты бросил к её ногам своё будущее, а мне пришлось рассчитывать только на Орин. А если бы она так и не родила от принца наследника? Но тебе, конечно, важнее свобода выбора и чувства к твоей оборванке…

— Не смей..!

Не обращая ровным счетом никакого внимания на то, как сын угрожающе сжал кулаки и шагнул вперед, Орес лишь нетерпеливо махнул рукой.

— Да плевать мне на твою жену, ты сам её через год забудешь. А теперь заткнись и слушай меня внимательно. С этого дня ты будешь следовать за мной. В удержании власти хороши любые средства, и я найду, как тебя использовать. Мы остаемся на границе, пока не получим новостей из Эвны. Спешить мне некуда. Впрочем, можешь утешаться мыслью, что максимум через неделю король Ринкитинк пришлет послов с предложением мира.

— Я никогда добровольно за тобой не последую.

— Значит, считай себя в плену. Да, и ещё, раз уж заговорили… если ты попробуешь покончить с собой, из птицы сварят суп.

— Ты не можешь…

— Могу. Как видишь, я совмещаю свою вынужденную отлучку из города с решением личных проблем. Я устал видеть один и тот же сон. Теперь ступай. И до утра я советую тебе хорошо подумать.

Оставшись один, Орес ещё долго сверлил полотнище шатра неподвижным взглядом. Эта земля, бессильная и пустая, бесконечный могильник рядом с цветущими садами Эвны, — земля звала его к себе. Почему-то совпало так, что именно сейчас окончательно созрел офицерский заговор в столице, пришлось отослать из города Орин и уезжать самому. Орес Нао не имеет отношения ни к арестам военачальников, ни к подавлению народных волнений, с которыми должен разбираться Ксефалай. Орес использует эти несколько дней для ответа на давний, оставшийся несколько десятилетий назад вопрос. Земля Анардаху перестанет напоминать ему о прошлом.

О том, что среди ночных визитеров непременно окажется его сын, Орес знал: постарались разведчики. Сын командовал наиболее организованным отрядом из тех, что ещё действовали на серой равнине. Появление птицы было тому подтверждением. Выходит, нужно включать в игру новые карты, не всегда удачные, но вместе с тем приносящие разнообразие. А земля… Земля пустая, и теперь это не преувеличение. Ринкитинк не станет воевать с эвийцами, у него нет никакого интереса отстаивать Анардаху — провинция разрушена короткой, но опустошительной войной, и на её восстановление уйдут годы, если не десятилетия. Вельможи короля Ринкитинка просто не позволят ему направлять казенные средства в бездонную прорву. А значит, Анардаху останется в подданстве Эв. Унхева был объявлен государственным преступником ещё пару недель назад, и возвращаться ему нельзя. По большому счёту, иного выхода, кроме как объединить Анардаху с Кенцаной, нет. Решение, свидетельствующее об исключительно мирных намерениях королевского советника. Такое решение в народе будут приветствовать с восторгом. Ещё до конца цветения магнолий в Эвну придёт долгожданное спокойствие.

Ксефалай прислал гонца с новостями на исходе второго дня. Новости не утешали, наоборот, обстановка в Эвне становилась ещё более напряженной. В первый же день было казнено около двух десятков офицеров. В то, что это приказ принцессы, почти никто из знати больше не верил. Саму принцессу вместе с её служанкой и механическим человеком Ксефалай распорядился от греха подальше запереть в её покоях и приставить охрану. Придворные спешно вооружали слуг и объединяли личную охрану в один большой отряд, способный противостоять и городским войскам, и сбивающимся в толпы жителям. В столице строились баррикады и шли уличные бои. В ответ на арест Меремаха Золотая Армада вновь начала обстрел столицы, и остановить их было уже некому.

Пригороды горели. Когда три ядра подряд пробили крышу особняка первой фрейлины принцессы, звон бьющегося хрусталя был слышен в самой Эвне. До дворца ядра не долетали, но пожары вспыхивали совсем рядом с ним, и тушить их не успевали. Даже если Орес вернется в Эвну, нет никаких гарантий, что его вмешательство сумеет остановить происходящее в городе. А практически вся армия, от которой могла быть в этом деле бесценная польза, воевала в Анардаху.

Тем же вечером лагерь на границе спешно свернули, и Орес приказал выдвигаться в Кенцану. Гонец Ксефалая возвращался в Эвну с требованием отправить в Анардаху воздушный флот: только на драконах с проклятой земли можно было в считаные часы, избежав новых потерь, перебросить в столицу подкрепление.

* * *

Территория, именуемая теперь Ри-Эвейят, представляла собой довольно живописное зрелище. На равнинные участки влияние Мертвой пустыни не распространялось, здесь шелестели леса и текли полноводные реки. Лишь при приближении к самому городу становилось очевидно, почему бывшая столица, древняя и величественная, оказалась заброшена. Как и Карсалья, Эвейят располагался в предгорьях, однако, в отличие от джинксландской столицы, не поднимался по склонам Короны Мира, а практически полностью оставался внизу. Перевал через горы здесь был опасно низким, и чем больше крошился под ветрами пустыни горный хребет, тем чаще на город сыпался песок. Сам же Эвейят, казалось, уходил всё глубже в землю. Ветер поднимал льющийся с гор песок, взметал его тучами и бросал на прежнюю столицу.

Орин знала Эвейят едва ли не лучше, чем Эвну, где родилась и провела всю жизнь. Эвна не дышала очарованием древности, пылью прошедших столетий, в прежней же столице любой камень был старше всего остального королевства Эв. Эвейят словно заключил с Мертвой пустыней некий договор, ценой которого стало само право существования этого города.

Вновь оказавшись в Эвейяте, наследница не чувствовала привычного тревожного возбуждения. Сейчас это было изгнание, бегство, попытка спасти собственную жизнь. Есть дорога из Эвны в Эвейят, нет дороги из Эвейята в Эвну. Об этом не хотелось думать. Орин сомневалась, что ей было бы легче, окажись сейчас отец рядом с ней. Если и он станет искать спасения в прежней столице, значит, для них обоих действительно всё закончилось. И всё же, въезжая со своей небольшой свитой в город, женщина чувствовала себя одинокой и бесконечно потерянной.

— Госпожа, нужно успеть укрыться, пока нет ветра.

Орин кивнула. После нескольких дней в седле она чувствовала себя разбитой. Эвейят — постоянная опасность, высокая обувь, многослойная одежда, песок, убивающий одним прикосновением. Отряд подстегнул коней и двинулся в центр. Безлюдный город их присутствия, казалось, не замечал.

В Эвейяте семье королевского советника принадлежал небольшой дом. Жильем в бывшей столице владели теперь лишь те, чьи предки покоились здесь в родовых усыпальницах, — чтобы останавливаться в дни поминовения усопших. Оресу, который не имел ни похороненных в городе предков, ни в принципе родословной, уходящей вглубь веков, строить здесь дом не было смысла. Однако сейчас крыша над головой оказалась как нельзя кстати.

Волнения в Эвне не достигали даже Ромьераланда, что говорить о более дальних областях. Разве что в ближайших к столичному округу Кенцане и Вей-Вамаре уличные сплетники интересовались столичными новостями. Так что, покинув Эвну, Орин оказалась вдали от ежедневных тревог, что преследовали её последние недели.

Потянулись бесконечные, неотличимые друг от друга дни в заброшенном городе. Время в Эвейяте превращалось для Орин в тягучую осязаемую субстанцию, в которую наследница медленно погружалась. Кроме её самой и её свиты, в городе находилось не более пяти сотен человек — стража гробниц, рабочие горных рудников, садовники и уборщики, следившие за чистотой прежней столицы. Эвейят — священное место, неухоженность, всегда следовавшая за запустением, не должна была его коснуться. Город, засыпаемый песком, по-прежнему оставался красивым. Продукты и предметы первой необходимости доставляли сюда из окрестных деревень, до ближайшей из которых было не более часа верхом. И всё же с момента переноса столицы на побережье Эвейят оказался словно в незримой изоляции, мало кто осмеливался нарушить тишину его улиц. Город спал, и ветер с Мертвой пустыни нёс над ним свою колыбельную.

Орин практически не выходила из особняка. Многие знатные дамы, оказавшись, подобно ей, в изгнании на другом конце королевства, в скором времени смирились бы со своей судьбой и перестали считать дни, проведенные в заброшенном городе. Беспокойство внешнего мира не трогало Эвейят, здесь исчезала мелочная суета густонаселенных территорий. Да и аристократок в королевстве с детства убеждали в том, что борьба — удел мужчин, дама лишь вручает победителю венок. Но не для того Орин была дочерью Ореса Нао. чтобы тратить время в прежней столице, пока Эвна кипела народным недовольством. Вопреки требованиям отца, Орин не собиралась сидеть без дела. Тем более что основной наказ она выполнила: она в Эвейяте, вдали от побережья и ещё дальше от границ Анардаху, она примерная дочь, но заставить её смириться с бездействием? Немыслимо.

На третий день её пребывания в Эвейяте в город прибыла семья королевского ключника, спустя ещё сутки — супруга Ксефалая, его дочь и младший сын. Орин не смогла скрыть разочарования: если губернатор столичного округа отправил семью вон из Эвны, значит, беспорядки на побережье развернулись нешуточные. Кажется, изгнание затягивается. Новости вновь прибывшие привезли неутешительные: в столице пожары и уличные бои. Город наводнен солдатами округа, знать, поначалу активно участвовавшая в восстании, теперь, скрываясь от ответственности, бежит в провинции. Как так случилось, что в считаные часы Эвна оказалась охвачена страшной неразберихой, и за что на улицах кипят сражения, большинство участников понимали весьма приблизительно, народ не понимал вовсе. Громили трактиры, богатые дома, ещё немного — и кому-то стукнет в голову идти на дворец. Остановить происходящее можно разве что введением в город регулярных войск — но практически вся армия месит сапогами болота Анардаху.

От принцессы нет ни единой реакции, королевский советник пропал, придворные воюют друг с другом. И это Эвна, вторая столица, ленивый спокойный город, что не видел уличных боёв с момента своего основания. Орин слушала, сосредоточенно кивала, а в голове её роем проносились мысли. Эвна ослаблена, но не разрушена, Эвна пока жива. Власть принцессы в нынешних условиях не стоит практически ничего, и вряд ли когда-либо страна Эв вновь начнёт прислушиваться к приказам женщины со сменными головами. О том, что до нового переворота эвийскую власть довел фактически королевский советник, Орин предпочитала не думать. Орес сделал многое и для Эвны, и для страны в целом, и война на северной земле казалась Орин досадной мелочью. Но именно из-за северной войны в столице вспыхнуло недовольство.

Смена династии — вопрос не самый простой, но теперь, когда принцесса по сути закончила своё правление, он встает ребром. Детей у принцессы нет, семья покойного короля исчезла. Всё идет к тому, что совет министров вновь соберется в Эвне. Этого Орин хотела бы в последнюю очередь: новая власть не будет означать для них с отцом ничего хорошего, феодалы глухомани уже достаточно натерпелись от Ореса за этот год. Спустя ещё сутки неугомонная наследница отправила гонцов в Карсалью.

3

Мысль о джинксландцах на службе королевства Эв пришла Орин ещё до того, как её отряд въехал в прежнюю столицу. Земли рода Кенейя, если не считать Сентабу, не были потрепаны правлением принцессы Лангвидэр — начать хотя бы с того, что их люди не исчезали тысячами в болотах Анардаху. Если Орин удастся привлечь Ферсаха Кенейя на свою сторону, она получит мощное оружие — полную сил армию, способную за несколько дней навести порядок не только в столице, но и в любых регионах, ещё готовых сопротивляться. Почему-то Орин не сомневалась, что джинксландского войска будет достаточно: не по причине большой численности, а просто потому, что армия Эв за последний год на севере потеряла процентов семьдесят боеспособных отрядов. Осталось лишь заинтересовать предполагаемых союзников, а с этим могли возникнуть проблемы: после битвы под Сентабой джинксландские города оказались закрыты для эвийцев, однако Орин придерживалась мнения, что лучше получить отказ, чем даже не пытаться. Невеста юного принца Эвардо обладала гибким умом; единственным, что могло её ограничивать, был недостаток опыта в ведении подобных переговоров.

В одном Орин и её гонцы сошлись во мнениях сразу: переступать границу Карсальи не следует, даже если будут приглашать. О какой-либо милости к эвийцам, находящимся на джинксландских территориях, после Сентабы речи идти не могло, и наследница прекрасно это понимала. Хоть и не было за пределами земель Кенейя известно о приказе убивать любого, кто осмеливался переступить границы двух городов. Незадачливые путники попросту исчезали, чтобы больше никогда не выйти из джинксландских владений.

Письмо, составленное наследницей, гонцы увезли в Карсалью на рассвете. У Орин не было обманчивых надежд на то, что Ферсах Кенейя согласится по мановению её руки идти воевать за эвийский престол. Джинксландцы не нуждались в распространении влияния на остальную территорию страны, они создали в предгорьях своё королевство и на протяжении всей истории рода на землях Эв держались за него. Окончательно выйдя из состава страны, они сохраняли с ней лишь ограниченные торговые отношения, им не было никакого интереса вновь вмешиваться в распри у эвийского трона. И, размышляя подобным образом, Орин почти не ошибалась. Да и что она могла им предложить, если у неё самой больше практически ничего не было? Богатство наследницы осталось в Эвне.

Время в прежней столице текло медленно и как будто устало. Эвейят смотрел на историю материка уже больше тысячелетия, его строили в те далёкие времена, когда Корона Мира была молодой и неприступной на пути сухих ветров Мертвой пустыни. Но крошилась Корона Мира, и песок всё чаще взлетал смертоносными бурями над крышами древнего города.

От Эвейята до Карсальи меньше суток пути. Гонцы Орин вернулись в положенный срок — невредимые, насколько женщина могла судить, и озадаченные. Отказавшись входить в Карсалью даже с разрешения начальника городской стражи (Орин велела объяснять это тем, что после вероломства короля Эволдо ни один эвиец не осмелится вновь осквернить джинксландские земли), они вызвали к себе интерес при дворе самого Ферсаха. Вскоре весть о послании от дочери королевского советника дошла и до главы рода. Учитывая, что при Эволдо Орес Нао большей частью держался в тени и никакого интереса, в общем-то, не представлял, личных претензий к нему и его семье у Кенейя не было. Изучив послание, Ферсах передал свой ответ лишь на следующее утро: так и не сказав гонцам ничего определенного, потребовал личного приезда Орин. Подобного поворота наследница не ожидала и теперь была озадачена не меньше.

Джинксландских городов она никогда не видела. Ни Сентабу с ажурными решетками вместо оборонительной стены, ни Карсалью — мощную крепость в предгорьях. Ходили слухи, есть ещё и третий, Аттея, о местоположении которой ходили легенды. Но, в конце концов, если джинксландцам нравится владеть зачарованным городом, перемещающимся в пространстве, то это их личное дело. Если Орин хочет продолжать переговоры, значит, она должна подчиниться и, покинув Эвейят, отправиться на чужие земли. Кроме четверых солдат, сопровождавших её при отъезде из Эвны, о дипломатической деятельности наследницы в городе не знал никто. Да и вряд ли кто-то поддержал бы эту идею: после битвы под Сентабой джинксландцев в Эв боялись и старались лишний раз о них не упоминать.

Шёл восьмой день пребывания Орин в Эвейяте. Эвну наследница покинула двенадцать дней назад, и никаких успокаивающих новостей из столицы до сих пор не приходило. Более того, отец тоже не давал о себе знать, и Орин это тревожило. Разумеется, он ориентируется в происходящем в стране куда лучше, чем она сама, он способен быстрее принимать решения и очень редко ошибается, но сведения, привезенные из Эвны семьями вельмож, не оставляли сомнений в том, что столица вышла из-под контроля. Орин не хотела признаваться в этом самой себе, но бездействие сейчас было для неё мучительным. И лучше она потратит время на безрезультатные переговоры, чем сойдёт с ума от тревоги.

Джинксландские территории никогда не являлись пустыней в полном смысле этого слова. Климат здесь был куда более сухим, чем на большей части территорий королевства Эв, однако не препятствовал садоводству и земледелию и не оказывал губительного влияния на здоровье жителей. Проезжая вдоль Короны Мира из Эвейята в Карсалью, Орин с интересом оглядывалась по сторонам. Единственная дорога, что тянулась настолько близко к Короне мира, хоть и не была окончательно заброшена, но вид имела весьма унылый — последние годы ею практически не пользовались. Да и кому придёт в голову ездить из покинутой столицы в таинственную джинксландскую крепость? Тем не менее, на дороге попадались участки, выложенные крупными каменными плитами, — Орин предположила, что это песчаник. Сквозь стыки плит пробивалась чахлая трава.

Наибольший интерес наследницы к этой дороге притягивал тот факт, что на отрезке пути от Карсальи до Сентабы полегло славное войско короля Эволдо. Чары города на краю ущелья потянулись следом за людьми, осквернившими их владения. Про джинксландскую столицу с тех пор по-прежнему ничего не было известно, но про Сентабу поползли слухи, что в городе живут демоны, в незапамятные времена рожденные в ущелье Рох. Пусть Орин и была эвийкой по крови, в связи с чем ей полагалось испытывать в джинксландских владениях отвращение и ужас, но женщина, даже сосредоточившись и прислушиваясь к своим ощущениям, ничего такого в себе не находила. Ей было интересно и немного тревожно. Если бы только отец оказался сейчас рядом… Подобные мысли Орин сразу одёргивала. Если он окажется настолько далеко от Эвны, значит, всё пропало. Но за все годы, что Орин себя помнила, это был один из самых долгих периодов их разлуки.

В тени Короны Мира царили тишина и безветрие. Эвейят с его низким перевалом, через который, казалось, можно без особого труда взглянуть на Мертвую пустыню, закончился, и теперь хребет возвышался на западе неприступной стеной. Он был раскрошившийся и безумно старый, Орин иногда задумывалась, что возникло раньше — эти горы или Эвейят, — и всё же он был тем, что далёкие предки современных эвийцев назвали Короной Мира. Создавая хребет, разделяющий Эв и Оз, великий Торн словно хотел дотянуться до небес.

К концу путешествия Орин настолько утомил неизменный пейзаж, что ей начало казаться, будто она слышит голоса Короны Мира. Горы шептали непонятную песню, больше похожую на шелест песка, а наследница старалась убедить себя, что слуховые галлюцинации — не более чем признак усталости. Слева равнины и обработанные поля, справа — горы, ещё немного — и начнётся ущелье Рох. Впрочем, интерес Орин был не настолько силён, чтобы добавлять несколько лишних часов пути с единственной целью — увидеть гигантский разлом в земной коре. Говорят, даже гномы избегают приближаться к ущелью Рох и в своих подземных владениях стараются обходить его стороной. Когда впереди замаячили стены и башни Карсальи, наследница приказала свернуть в деревушку на ночлег. Деревушка находилась на территории Ромьераланда, и здесь можно было чувствовать себя совершенно спокойно.

Ночью Орин не спалось. Карсалья дремала в тени своих гор — ощетинившийся шипами башен джинксландский дракон. Женщина пораженно осознавала, что за последние годы она, невеста эвийского принца, по всей видимости, первый человек, за исключением местных, кто подошёл к Карсалье настолько близко. Город-крепость не любил случайных посетителей. В темноте вспыхивали огоньки и тут же гасли. Король Эволдо не дошёл до Карсальи, и кто знает, как сложилась бы его судьба и судьба страны Эв, начни он свой военный поход с другой стороны. Но король погнал войска в розовый морок.

Несмотря на бессонную ночь, наутро женщина чувствовала себя не так плохо, как ожидала. Хотя, взглянув в зеркало, мысленно укорила себя за нездоровую бледность и осунувшееся лицо. Что ни говори, а ей уже не пятнадцать, чтобы путешествовать верхом без всякого вреда для внешнего вида. На боль в ногах и спине после долгой дороги наследница старалась не обращать внимания. Солнце ещё не поднялось достаточно высоко, а Орин была уже у стен Карсальи.

С обороной в джинксландской столице всё было довольно традиционно: город опоясывала стена в десяток локтей толщиной, и у самой Короны Мира она не прерывалась, а плавно взбегала в горы. Насколько Орин сумела рассмотреть, ворот в городе трое, и все наглухо закрыты. Гонцы заверили, что сам глава Карсальи предупреждал стражу об их следующем приезде. Как бы то ни было, стучать в ворота пришлось и впрямь недолго. Внимательно выслушав, кто и по какому поводу желает видеть Ферсаха Кенейя, один из привратников отправился во дворец, другой же вежливо сообщил, что в случае, если дама пожелает войти в Карсалью, её поднимут через городскую стену в большой плетёной корзине, ибо джинксландская столица не открывает ворота эвийцам. Орин вспыхнула, но промолчала: здесь, на чужой территории, слово Ореса Нао ничего не стоит. К тому же именно она пожелала начать переговоры с джинксландцами, им неплохо жилось и без её дипломатии. Поэтому наследница просто вежливо отказалась.

Ждать пришлось больше двух часов. Солнце повисло высоко над головами путников, и Орин, не желая портить цвет лица ещё и загаром, устроилась под деревом неподалёку от ворот. В тени было не так жарко. Наконец ворота распахнулись, и из города на носилках, которые несла дюжина рабов, выехал Ферсах Кенейя. Глава рода восседал неподвижно, полузакрыв глаза и сложив руки на груди. Орин лениво обмахнулась веером. Рабы приблизились к дереву, под которым она сидела, осторожно опустили носилки на землю и с невероятной быстротой расстелили между стариком и женщиной широкий ковер, уставив его неизвестно откуда взявшимися блюдами с угощением. Дождавшись, пока они закончат, Ферсах едва заметно качнул головой, и рабы исчезли. Небольшая свита наследницы благоразумно держалась в стороне.

— Традиции требуют сказать, что я рад видеть тебя, дочь королевского советника. Думаю, ты простишь мне, если я отступлю от традиций.

— С теми же чувствами смотрю на господина Ферсаха, — усмехнулась Орин и неторопливо убрала веер. — Однако неотложное дело привело меня под стены этого города.

— Ты хочешь заключить союз, — Кенейя говорил медленно, подбирая слова, однако Орин была уверена, что старик сохранил ясность ума. — Ты хочешь, чтобы войска, что подчиняются нам и охраняют наши города, отправились в Эвну решать проблемы твоего отца. Мы знаем, что армия королевства Эв сражается и умирает в Анардаху. Это ваша вина.

Орин невинно развела руками, словно говоря: зачем вспоминать прошлое? Ферсах Кенейя сверлил её изучающим взглядом. В его бороде нет золотой сетки. Джинксландцы больше не на службе королевства Эв. Старый глава рода Кенейя всегда стоял ближе всех к королю Эволдо, опасно близко. Джинксландцы были единственными, кто никогда не ездил в Эвейят — ни на дни поминовения усопших, ни на государственные торжества. Все предки рода Кенейя лежали в Карсалье.

— Что ты можешь предложить взамен, принцесса Орин?

Он смеётся над ней. Женщина выдержала долгий взгляд, губы изогнулись в вежливой улыбке. Когда восемнадцатилетнюю Орин объявляли невестой младенца, именно Ферсах Кенейя был удостоен чести держать будущего короля.

— Золото. Рабов, землю. Военные корабли. Кроме того, мы владеем рудниками по всей стране, — принялась отрывисто перечислять женщина. Должность советника при короле Эволдо не давала реальной власти, но во всех прочих отношениях была идеальна. Кенейя покачал головой.

— Зачем мне богатства страны Эв, если я сам не принадлежу стране Эв? — равнодушно осведомился он. — У тебя нет ничего, что могло бы заинтересовать нас, Орин. Ваше богатство — золото или то, что можно легко в него обратить. Нас не интересует золото. Знаний же вы так и не накопили.

— Что ты имеешь в виду?

— Неважно. Но я помогу тебе. Будем считать это нашим маленьким одолжением. Ты повеселила меня своей храбростью, принцесса Орин. Эвийцы вполне справедливо боятся нас, ибо стали причиной трагедии в прекраснейшем из наших городов. Трон Лангвидэр шатается. Я знаю, что в Эвне вновь соберется совет министров. Я думаю, по разным причинам, не играет роли, каким именно, люди королевства Эв скоро отправятся на переговоры в царство гномов. На этот случай и пригодится моё маленькое одолжение.

Кенейя махнул рукой. В тот же миг из приоткрытых ворот вышел мужчина. Одет он был не в военную форму, скорее как обычный горожанин, хоть Орин не знала практически ничего о джинксландской моде. Большинство джинксландцев носили свободные длинные одеяния с широкими рукавами, и подобное облачение с точки зрения эвийцев было не особенно удобным. Впрочем, в каждой стране свои особенности, и Орин это не интересовало. Человек подошел ближе, склонился перед главой Карсальи. Ферсах довольно хмыкнул в бороду.

— Цени мою щедрость, принцесса Орин. Я даю тебе мощное оружие, твоя задача — правильно его применить. Я верю, что если не ты, то твой отец поймёт, как следует использовать мой подарок. А теперь поезжай обратно в песчаный город и забудь дорогу в джинксландские земли. Мы не принадлежим королевству Эв, нас не трогают ваши проблемы. И все ваши проблемы, заметь, начались из-за женщины с Саламандровых островов. Прощай, принцесса Орин.

Женщина молча кивнула. Кенейя снова махнул рукой, подбежавшие рабы подняли его на носилках и двинулись обратно к воротам. Старик сидел прямо, не глядя по сторонам, и всем видом напоминал древнее божество. Человек, которого Ферсах называл своим подарком, застыл перед Орин, будто ожидая указаний. У наследницы сложилось впечатление, что он и так знает, что нужно делать, но накрепко связан указаниями старика. Несколько мгновений Орин, всё ещё не вставая с земли, рассматривала стоявшего перед ней мужчину. Кожа у джинксландцев необычного оттенка, сероватая, их лица словно высечены из камня. Орин не знала, характерна ли эта особенность для всех жителей маленькой горной страны или только для тех, кто столетия назад перебрался через Корону Мира, но сама по себе внешность делала их узнаваемыми среди прочих жителей королевства Эв.

Наконец наследница встала, жестом подозвала свиту.

— Возвращаемся в Эвейят, — коротко приказала Орин. Здесь нечего делать, лишь терять время под стенами джинксландских городов. Старик, что насмешливо звал её «принцессой Орин», уже скрылся из виду, и ворота захлопнулись. Небольшой конный отряд двинулся в обратный путь.

Всю дорогу Орин напряженно размышляла и кидала любопытные взгляды на своего нового спутника. Она не отказалась от его присутствия и не согласилась, но что-то подсказывало ей, что на этот раз Кенейя был с ней достаточно искренним. Отказываться не имело смысла. Кто знает, каким чародеем является этот молчаливый воин… За свою жизнь Орин не боялась, у Ферсаха не было повода её убивать. Да и вряд ли он действовал бы настолько открыто. Она не родственница покойному королю, и, в отличие от войны в Анардаху, к событиям в Сентабе Орес Нао действительно не имел никакого отношения. К тому же Орин и её отряд не пересекали границ Карсальи.

Орин не соглашалась и не сопротивлялась, посланник Ферсаха поехал с ними по приказу своего хозяина. Что скажет отец, когда узнает, что она пыталась вести переговоры с джинксландцами? Снедаемая любопытством, Орин продолжала коситься на незнакомого воина. Согласия от Кенейя она не ждала, слишком свежа ещё была в их памяти битва в ночной Сентабе. И Орин их понимала. Возможно, она сама и не стала бы горевать, если бы гномы вырезали пол-Эвны (разве что вспыхнула бы злость на беспомощность собственной родины), но джинксландцы держались за свои земли. Для них появление гномов в городе само по себе было осквернением их владений. И почему-то женщина не могла избавиться от мысли, что джинксландцы гномам о себе ещё напомнят.

В Эвейяте наследницу ждали новости. Несмотря на то, что принцесса Лангвидэр по-прежнему находилась во дворце и даже изредка появлялась перед своими подданными, в Эвне собирался совет министров. Королевство вновь осталось без правителя. Принцессу уже давно никто не воспринимал всерьёз, но раньше ею хотя бы управлял Орес Нао. Вестей от королевского советника не было с момента его отъезда из столицы, и многие во дворце полагали, что Орес сгинул в Анардаху. Особняк Орин оказался разрушен при первом обстреле с моря, но городской дом самого советника не пострадал ни от беспорядков, ни от мародеров, что шныряли по покинутым богатым владениям. Стража находилась на своих местах. Орин выслушала, холодно кивнула. Отец непременно даст о себе знать. Если бы его было настолько легко убить, он никогда не поднялся бы до таких вершин. Однако всё, чего сейчас хотела Орин, — это собрать армию, вернуться в Эвну и отправить на виселицу всех, кто имел хоть какое-то отношение к обстрелу города с моря. Случилось то, чего она боялась больше всего на свете. Рухнула крыша её особняка, взметая хрустальную пыль.

* * *

Деревья в столице отцвели уже давно. Опавшие лепестки никогда не убирали — по ночам они просто исчезали с ветром, и горожане рассказывали своим детям, как белые облака по ночам поднимаются и уплывают в сторону океана Нонестика. Вполне возможно, где-то в бескрайних просторах океана плавает пена белых лепестков. Сады столицы больше не источали удушающе-сладкий аромат, белые цветы с жёлтыми сердцевинами умчались вслед за ветром. Принцесса Лангвидэр смотрела на осыпающиеся цветы из окна. Ей не запрещали совершать прогулки по саду, её передвижения, учитывая замкнутый образ жизни принцессы, вообще не слишком внимательно контролировали. Когда Ксефалай велел приставить к дверям её покоев охрану, он руководствовался исключительно мыслями о безопасности этой женщины. Никто при дворе уже не верил, что принцесса Лангвидэр — обыкновенный человек: за прошедший год постоянно меняющиеся головы, голоса, заторможенная реакция и неточные движения перестали казаться чудачествами и неумелым чародейством, теперь всё чаще или шептались про неизлечимый недуг, или предполагали нечто гораздо более страшное. Домыслы ограничивало лишь то, что принцесса появлялась на людях только по большим праздникам, а государственные дела вёл за неё Орес Нао.

Большинство тех, кто хоть сколько-нибудь знал принцессу Лангвидэр, сильно сомневались, что она в курсе происходящего в городе. Когда год назад, в день казни королевской племянницы, на город сыпались смертоносные чёрные ядра, Эвьен стояла на балконе. Не настолько храброй и самоотверженной была королева, но в её голове не укладывалось, как такое вообще может быть, что военный флот атакует столицу. Лангвидэр же теперь, судя по всему, вообще не знала ни о пожарах в городе, ни о десятках жертв, ни об уличных боях. Принцесса оставляла своим подданным право разбираться с их проблемами. Чужая этому городу, она ненавидела и его, и всю страну.

Её маленькая служанка тоже не отлучалась из дворца. Однако, в отличие от своей госпожи, Нанда была в курсе большинства событий. Волнения в городе пугали её ещё и тем, что именно в эти дни из Эвны исчез Орес Нао, а придворный алхимик, её собственный отец, подался на поиски мифического артефакта в Вей-Вамаре. Уехала Орин — хотя Нанда и подозревала, что наследница покинет Эвну при первых же признаках беспорядков: слишком высоко эта женщина и её отец поднялись за последний год, чтобы бездарно рисковать. Орин могла помочь, самое вероятное — золотом, и тогда Нанда, подкупив стражу, вывезла бы принцессу из столицы. Но Орин в городе больше не было. Нанде не хотелось, просыпаясь по утрам, думать, что они с госпожой остались в огромном дворце совсем одни, что выхода у них отсюда нет, потому что некому им помочь, но… думать приходилось. Оставить Лангвидэр и спасаться сама Нанда не могла. Принцессе же было всё равно, она не замечала, какие грозы сотрясают томный ленивый город. Нанда любила Лангвидэр. Ещё с тех пор как та была живой.

Принцесса Лангвидэр могла часами сидеть на подоконнике, глядя в сад. Молчала. Лишь изредка, заметив рядом притихшую Нанду, брала её за руку — пальцы у принцессы прохладные, Нанде хочется их согреть. Иногда, набравшись смелости, Нанда целует принцессе руки. И не может избавиться от ощущения, что госпожу, даже мертвую, всё равно будут пытаться у неё забрать. Нанда пока не знает, кто именно и с какой целью, но защищать Лангвидэр она готова даже ценой собственной жизни.

Какой простой жизнь казалась ещё несколько недель назад. Лангвидэр мечтала о голове Дороти Гейл, Нанда клялась, что добудет. Ведь она так и не смогла найти голову принцессы — нет им обоим за это покоя. За дворцовой стеной в городе гремят выстрелы, лязгают мечи и льется кровь. В своем маленьком изолированном мирке Лангвидэр хмурится.

— Принеси мне мою голову.