Гарри Поттер и Поиск убежища (джен)

— Я не знаю, что это было, сэр, — словно извиняясь, проговорил Гарри. — Правда. Я даже помню не очень отчетливо... А потом Рон меня схватил и что-то кричал в ухо, я слышал его будто откуда-то издалека.

Шумов сидел рядом с его постелью и будто весь превратился во внимание.

— То, что описывают парни... — начал он. — Гарри, отбился ты от них блестяще. Великолепное сражение. Но вот этот сумасшедший выброс...

Наставник умолк и задумался, подбирая слова.

— Что-то стало катализатором, — наконец продолжил он. — Что-то спровоцировало такую невероятную реакцию. Вспомни, пожалуйста, о чем ты думал, когда трансгрессировал, и потом, во время боя?

Гарри вздохнул, закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти события позапрошлого вечера. Ему и самому хотелось выяснить правду.

— Я получил сообщение. Про Тедди, — заговорил он. — Я очень боялся не успеть... И...

Он будто подавился. Все вдруг встало перед глазами так ясно, во всех деталях.

— Я думал про Тонкс и про Римуса, — глухо произнес он. — Я обещал им позаботиться о Тедди. Он зовет меня папой и...

Он снова умолк, не в силах продолжить. Само предположение, что с улыбчивым, чудесным малышом может что-то случиться, вызывало внутри такой ужас, который нельзя было выразить.

Шумов с облегчением перевел дух.

— Что ж, Гарри, — ответил он, чуть улыбаясь, — Видимо, все объясняется очень просто. Ты впервые в жизни почувствовал себя отцом. Это странно для такого юного возраста. Но...

— Уж чего-чего, а странностей в моей жизни всегда было в избытке, — усмехнулся Гарри. — Да, пожалуй. Я вчера полдня лежал и думал над всем, что произошло. И вспомнил то утро...

Ему всегда трудно было говорить о дне, когда закончилась битва за Хогвартс. В глубине его сердца была тщательно спрятанная ниша, где он, как в омуте памяти, хранил самые страшные, самые тяжелые воспоминания прошлого. Гарри мог жить, дышать и чувствовать радость, только когда дверь в эту часть души была плотно закрыта и запечатана. Он никогда ее не открывал. Старался даже не смотреть в ее сторону, но он знал, что она там. В темноте. И что эта запертая дверь и то, что скрыто за ней, никуда не исчезнет до конца его дней...

Шумов понял.

— Что-то, что произошло в Большом зале? — тихо спросил он. — Если тебе тяжело, не стоит ворошить все это.

Гарри вздохнул, неуверенно почесал лоб.

— Я вспомнил, как Молли убила Беллатрису, — ответил он наставнику. — Наша чудесная мама Уизли, такая заботливая и добрая... Она сражалась так, что камни под ногами раскалились. Было очень страшно.

Шумов кивнул.

— Все верно. Тот же самый эффект.

— Да, но она после этого не оказалась в больнице святого Мунго, — возразил Гарри.

— Это потому, что Молли уже зрелая, опытная женщина, — сказал Шумов. — Она умеет управлять этим. Обычно подобные вещи происходят с людьми постарше, которые уже стали родителями. А тебе еще нет двадцати, и у тебя всегда была горячая голова, Гарри. И ты по неопытности выкрутил ручку на максимум. Ну, теперь тебе придется учиться контролировать такие выплески.

— Я надеюсь, что больше не придется, — тихо сказал Гарри. — От одной мысли, что с кем-то из моих детей может что-то случиться... Я так половину Лондона с землей сровняю.

Шумов похлопал его по плечу.

— Тебе рано об этом думать, дорогой мой, — ответил он, улыбаясь. — Тедди благодаря тебе в безопасности, сейчас это главное. А об остальном... К тому моменту, когда у тебя появятся свои дети, думаю, ты тоже немного повзрослеешь и научишься справляться с этим.

— А еще я вчера вспомнил Дамблдора, — произнес Гарри. — Давно, еще на четвертом курсе, после Турнира трех волшебников... Крауч тогда притворился Грозным Глазом и хотел меня прикончить, а Дамблдор вышиб дверь... От него такая сила исходила, что у меня волосы зашевелились. Меня отшвырнуло к стене, как квофл. А ведь у Дамблдора не было детей!

Шумов по-прежнему с улыбкой смотрел на него.

— Гарри, Дамблдор очень любил тебя, — произнес он. — Может, так же, как ты любишь Тедди. А может, даже больше. Он вообще любил своих учеников и старался защитить всех и каждого, но ты всегда был для него особенным. Ты же и сам знаешь это.

Гарри только вздохнул. Горячая волна горестной нежности затопила его сердце. Ему очень не хватало старого седовласого директора, хоть он и не признавался в этом самому себе. Он многое бы отдал, чтобы только снова взглянуть в его искрящиеся синие глаза за очками-половинками, услышать его голос...

Шумов понял все без слов. И тоже вздохнул.

— Нам всем его ужасно не хватает, — вымолвил он еле слышно.

Они помолчали еще немного. Потом Гарри встрепенулся.

— Что нового с «Убежищем»? Вы допросили их? Что они говорят?

Шумов откинулся на спинку стула.

— Пока, увы, ничего, — печально сказал он. — Ничего они не говорят. Те двое, которых ты едва не изжарил, пока в больнице, на пару этажей ниже, чем ты. Под охраной, разумеется. Твои друзья дежурят там денно и нощно. Целители говорят, что только дня через два-три, не раньше. А тот, которого ты оглушил первым... Всё очень странно, Гарри. Он молчит. Даже сыворотка правды не подействовала. Либо он долго принимал антидот, либо... В общем, те, кто послал их, совсем не дураки и подготовились к разным вариантам.

— Я хочу сам поговорить с ним, и как можно скорее, — твердо сказал Гарри, спуская ноги с кровати. Однако у него закружилась голова и сильно засосало под ложечкой. На лбу выступила испарина.

Шумов покачал головой, взял его за плечо.

— Не раньше, чем тебя отпустят целители, — ответил он. — За двенадцать часов мало что изменится, поэтому прими зелье, оно вот-вот будет готово. И наберись терпения.

— Если эти сволочи узнают, что мы взяли их людей, они могут сделать что-нибудь ужасное, — проговорил Гарри, борясь с приступом тошноты и послушно возвращаясь в постель.

— Об этом мы тоже подумали. В «Ежедневном пророке» сегодня вечером выйдет маленькая заметка о нападении на дом вдовы с ребенком, без имен. Скажем, что трое нападавших встретили ожесточенное сопротивление и находятся в тяжелом состоянии в больнице святого Мунго. И что прогнозы весьма неопределенные. И говорить не могут. Поэтому о причинах нападения ничего не известно.

— Да, неплохо. Хоть немного времени выиграем, — проговорил Гарри. — Завтра я выйду отсюда. И вытрясу из него все, что можно. Клянусь Дамблдором!

В этот момент дверь открылась, и в палату вошла Ханна Эббот в лимонного цвета мантии, в руках у нее была большая кружка. Следом за ней к Гарри подошла Джинни.

— Представляешь, Гарри, Ханна теперь целитель-стажер, — сказала она с улыбкой. — Так приятно было увидеть знакомое лицо.

Гарри тепло поприветствовал бывшую однокурсницу. Ханна тоже улыбнулась ему, деловито сунула в руки теплую кружку и произнесла:

— Наконец твой эликсир готов. Выпей это, пожалуйста. И если все пойдет хорошо, завтра после полудня мы тебя отпустим.

Гарри, морщась от едкой горечи животворящего отвара, торопливыми глотками опустошил кружку и снова откинулся на подушку.

Ханна забрала у него кружку.

— Там внизу Невилл и Терри Бут, — сказала она и чуть-чуть порозовела. — Они велели тебе передать большой привет. И что если тебе что-то нужно, они немедленно найдут и принесут.

— Спасибо, Ханна, — сказал Гарри, смущенно улыбнувшись. — У меня все хорошо, правда. Передай им от меня спасибо, хорошо?

Тут Шумов встал со стула, тепло простился и бесшумно исчез за дверью. Ханна забрала кружку и вышла следом за ним. Гарри почувствовал, как начинает действовать эликсир. На него теплой волной накатывала сонливость.

— Я посижу с тобой, пока ты не заснешь, — сказала Джинни, взмахом палочки затемняя окно и занимая стул, где еще минуту назад сидел Шумов. — Гвеног, конечно, немного пошумела, но отпустила меня до конца дня. Так что сегодня я останусь с тобой до вечера.

— Джинни, я в порядке, — улыбнулся Гарри, зевнув. — Ты напрасно пропускаешь свои тренировки. Я ведь не умираю! Ты же слышала Ханну? Завтра меня уже отпустят!

Джинни наклонилась к нему, поцеловала в лоб.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила она, чуть улыбаясь.

— Нет, конечно! — торопливо ответил Гарри.

— Тогда закрой глаза и спи, а я тихонько посижу рядышком, — сказала Джинни, подвигая стул ближе.

Гарри закрыл глаза. Джинни тихонько гладила его по голове, ерошила волосы, и ее нежные, теплые прикосновения окутывали его удивительным покоем. Он и сам не заметил, как погрузился в легкий, светлый, целительный сон.

На следующий день Гарри вышел из больницы святого Мунго, полный сил и решимости вынуть из захваченных негодяев всю душу, какая еще могла сохраниться в людях, настолько лишенных совести. После того приступа чудовищной ярости он немного опасался своей реакции. Сможет ли он сохранить хладнокровие во время допроса? Ведь они хотели украсть Тедди. А ради него Гарри съел бы живьем соплохвоста...

«Tueri bonum», — напомнил он строго сам себе. Как раз ради Тедди. Ради того, чтоб все это побыстрее закончить. Ради всех тех, кто ждет освобождения там, в «Убежище». «Ты сам писал эти законы, — усмехнулся Гарри. — Изволь теперь исполнять. И подавать всем пример».

В камере царил полумрак. Узник сидел в углу, на узкой твердой койке, съежившись и спрятав лицо в ладони. Гарри вошел, взмахнул палочкой, и над головой загорелись несколько ярких ламп. От резкой вспышки узник вздрогнул, поднял голову и, увидев входящего в камеру аврора, поднялся на ноги.

— Мракоборец Гарри Поттер, — представился Гарри твердым спокойным тоном. — Для начала хотел бы знать, как я могу обращаться к вам?

Задержанный вытаращил на него глаза и ошарашенно застыл. Гарри сотворил себе стул, сел и молча ждал ответа.

— Ну? — снова спросил он спокойно. — Как ваше имя?

Узник наконец перестал изображать соляной столб, захлопнул отвисшую челюсть, судорожно перевел дух и хрипло спросил:

— Вы? Вы тот самый Гарри Поттер?! Тот самый?!

Гарри тряхнул головой.

— Да, я тот самый Гарри Поттер, — ответил он просто. — В данный момент я являюсь штатным сотрудником аврората и принимаю участие в расследовании нападения на дом Андромеды Тонкс.

«Похоже, он даже не понял, что это я был в тот вечер», — отметил про себя Гарри и продолжил:

— Я знаю, почему вы напали на дом. Знаю, что вы сделали это по чужому приказу. И я хотел бы знать, кто отдал этот приказ и где он находится.

Он смотрел на человека, стоявшего перед ним, и ждал. И что-то смутное, неопределенное зашевелилось у него в голове. В его облике было что-то знакомое... Гарри никак не мог вспомнить и уже открыл было рот, чтобы снова задать вопрос, как узник произнес:

— Я не могу говорить. Я хотел бы, но не могу. Вы не сможете заставить меня. Никого из нас. Простите меня, если сможете, но...

Он закрыл лицо руками, потом тяжело вздохнул и сел на койку.

Гарри чуть отвернулся в сторону и от досады негромко выругался. И тут произошло нечто странное. Узник вскочил, распахнул глаза и издал душераздирающий вопль. От неожиданности Гарри тоже вскочил, совершенно не понимая, что происходит.

В комнату влетел Рон.

— Что у вас тут творится? — воскликнул он, в страхе ожидая увидеть, как Гарри, слетевший с катушек, набросился на задержанного. Но палочка Гарри была спрятана в рукав, а сам он был спокоен, но совершенно ошарашен странным поведением узника.

— Это! Это был ты! О, Господь всемогущий! Это же был ты! — закричал задержанный и, ударившись спиной о стену, сполз вниз и закрыл лицо руками, заходясь от рыданий.

Гарри не мог вымолвить ни слова. Рон растерянно переводил взгляд с одного на второго и явно не знал, что думать и что делать.

— Это ты! Ты вытащил меня, — снова и снова повторял рыдающий узник. — Господи, что же мне теперь...

И тут на Гарри обрушилось озарение.

— Вспомнил! — вскрикнул он. — Конечно! Однажды утром, в каких-то скалах! А я ломаю голову...

Тот поднял на него опухшие, заплаканные глаза. В его взгляде читался страх и чудовищная мука.

— Я не знаю, что делать. Я не знаю, что теперь делать. Ты спас меня, а я... Боже милостивый.

И он снова спрятал лицо в ладонях.

— Что-то я пока ни черта не понял, — бросил Рон хмуро.

Гарри обернулся на него.

— Как-то осенью я вытащил этого кретина из пропасти, — пояснил он. — Неизвестно где. А теперь он здесь.

— Это то, о чем я думаю? — спросил Рон. — Одно из побочных явлений «Кружки бедняка»?

— Да, оно самое, — ответил Гарри.

И они оба посмотрели на съежившегося на полу человека. Гарри подошел к нему, осторожно взял за плечи, поднял и усадил на койку. Тот судорожно икнул, вытер глаза рукавом.

— Акуаменти!

Глиняная кружка, стоявшая на узенькой полке рядом с дверью, наполнилась водой. Гарри подошел и протянул ее узнику:

— Держи. Выпей и постарайся успокоиться.

Потрясенный и изумленный Рон сел на стул и, не в силах произнести ни слова, молча наблюдал за происходящим.

Гарри сел рядом с задержанным.

— Как все-таки тебя зовут? — спокойно спросил он.

— Дуглас, Брайан Дуглас, — глухо пробормотал тот, отхлебывая воду. Он дрожал, как осиновый лист. Было слышно, как стучат зубы о глиняную кружку.

— Отлично, — ответил Гарри. — Что заставило тебя сделать эту гнусность, Дуглас?

Тот выронил кружку и снова взвыл. Гарри поймал кружку, кинул Рону и снова повернулся к плачущему бедолаге.

— Мне конец, — проговорил тот сквозь слезы. — Теперь мне точно конец.

— Тебе здесь ничего не грозит, — твердо и спокойно сказал Гарри. — Если ты боишься своих хозяев...

— Нет, нет, ты не понимаешь, — еще громче взвыл Дуглас. — Это совсем не то...

— Судя по твоей реакции, ты не слишком часто выполняешь подобные приказы и, кажется, не слишком охотно, — произнес Гарри. — Значит ли это, что тебя заставили?

Вой стал чуть громче.

— Так, понятно, — продолжил Гарри. — Но чего ты боишься сейчас? Здесь? Чем тебя так повязали, что даже находясь под защитой министерства, ты так трясешься? Я даю слово, я сам прослежу за тем, чтобы с тобой ничего не случилось!

Дуглас вскрикнул, будто от удара.

— О, не спрашивайте меня, умоляю, — выдохнул он, — я ничего не могу вам сказать. Не мучайте меня.

Гарри поднялся, подошел к Рону.

— Без толку, — тихо произнес он. — Надо успокоительного зелья хотя бы. Иначе мы тут сутки будем торчать.

Рон поднялся.

— Я схожу. Посмотрю, что у нас есть на такой случай.

Он бесшумно выскользнул наружу.

Гарри сел на стул и молча смотрел на узника, который дрожал, умываясь слезами и давясь от страха и отчаянья. Гарри наблюдал и размышлял. Более всего Дуглас был похож на человека, которому только что вынесли смертный приговор, и наблюдать за этим было невыносимо. Но что, что могло привести его в такое отчаянье, думал Гарри. Чем эти сволочи могли повязать, запугать его до такого состояния? Он вдруг вспомнил Малфоя, как тот давился рыданиями в туалете в Хогвартсе. Высокомерный гордец Драко получил приказ, который был не в состоянии выполнить, и умирал от страха за своих родителей, от страха перед Волдемортом, не знавшим пощады... Потом вспомнил Снегга, который согласился помочь Драко и даже дал слово Нарциссе...

Гарри вскочил, как ужаленный. Ослепительная и страшная догадка обрушилась на него, как ведро ледяной воды.

— Дуглас! — резко крикнул он.

Узник от неожиданности вздрогнул и поднял голову. Их взгляды встретились.

— Тебя связали каким-то магическим контрактом, так? — спросил Гарри. — Который ты не можешь нарушить, потому что пострадают члены твоей семьи? Или тебя вынудили дать непреложный обет?

Глаза у Дугласа расширились, лицо побелело. Он едва-едва кивнул и без сил оперся головой о стену и закрыл глаза.

Гарри опустился на стул.

— Непреложный обет, — проговорил он едва слышно. — Мерлин великий...