Заветное желание Гарри (джен)

Гарри рисует картину. Он успеет, обязательно успеет. До Рождества остался месяц. Он закрашивает небо голубой краской и добавляет туда капельку зеленого ― в самый уголок холста. А потом на секунду прикрывает глаза и представляет себя где-то посередине ― парящей маленькой точкой.

Три месяца учебы на новом месте пролетели мгновенно ― как квоффл в кольцо зазевавшегося вратаря. Гарри долго себе не признавался, что как бы он ни любил пансион и рисовать, магия все же нравилась ему куда больше ― она дарила свободу. Это было почти, как летать. К слову, летать у него получалось отлично, и он уже не падал с метлы: просто никто ее больше не заколдовывал. Гарри наслаждался уроками полетов и мало того, его чуть не взяли в квиддичную команду ― оказалось, что он и правда в этом очень хорош.

Гарри стал бы самым юным ловцом за всю историю Хогвартса, если бы не Снейп. Тот очень строго поговорил с МакГонагалл и высказался, что если студенты начинают играть в «эту ужасно опасную игру» только со второго курса, то у Гарри есть еще целый год, чтобы упражняться в полетах, и что пока он его опекун, он не допустит, чтобы его воспитанник снова попал в беду.

Это означало, что как только Снейп перестанет им быть ― у Гарри и руки развяжутся. Кажется, МакГонагалл этого очень ждет. А ждет ли этого на самом деле Гарри?

* * *

До Рождества три недели. Самое время перейти к прорисовке крупных элементов. Гарри берет черную краску, и на холсте сбоку появляется темный силуэт дерева ― с изящными изогнутыми ветками, почти без листьев, точнее, листья тоже темные. Он выглядит не пугающим, а скорее ― величественным. От него веет надежностью, и он подозрительно похож на фигуру Снейпа в его неизменно черной мантии.

Гарри откладывает кисточку и задумывается. Снейп после того случая с истощением стал… чуточку терпимее к нему, что ли. Может, потому, что избавился от мигрени, и она больше не портила ему настроение. А может ― это была своеобразная благодарность за «лечение».

Нет, Снейп не превратился в милого добряка. Он по-прежнему вел себя холодно и отстраненно, как бы всем видом демонстрируя, что он не тот, к кому можно и нужно привязываться. Он все так же был невыносим на своих уроках ― которые Гарри благополучно не посещал и узнавал об этом от сокурсников. Но что-то изменилось, однозначно. И это «что-то» неуловимо витало в атмосфере: Гарри мог без страха обратиться к нему за помощью и знать, что ему не откажут. Конечно, в случае, если Снейп реально мог помочь. А когда Гарри хотел разобраться в сложных магических явлениях, он шел либо к умнице-Гермионе, либо к МакГонагалл.

Индивидуальные уроки превзошли все его ожидания. Снейп был удивительно терпеливым и покладистым, когда объяснял тему или поправлял руку Гарри, чтобы в момент рисования она находилась под правильным углом. Но когда закипал ― все-таки вспыльчивость осталась при нем, ― то не говорил гадости, как раньше, а просто отходил в сторону. Что он там делал ― считал до десяти, проводил дыхательные практики, ― Гарри не знал. Но возвращался он уже в нормальном состоянии и, как ни в чем не бывало, продолжал урок. Иногда он немного брюзжал по поводу того, что здесь невозможно купить нормальный учебник по технике рисования, и все приходится объяснять на пальцах, чтобы «научить огромное стадо баранов банальным вещам». Но эти речи совсем не относились к Гарри, и это было… как-то непривычно.

* * *

Гарри аккуратно выписывает золотой краской закат, добавляя всполохи красного. Он бы мог продвигаться быстрее, если бы не уйма заданий по каждому предмету. До Рождества ― всего две недели, надо ускоряться, но мысли то и дело уплывают в сторону, делая его рассеянным. Золотые переливы напоминают ему галлеоны, которые лежат в мешочке на каминной полке. Этот мешочек был брошен туда так небрежно, что несколько монет просыпалось на полку. Снейп больше не притронулся к ним и так сильно обрадовался первой зарплате, что не стал даже скрывать выражение торжества на лице.

Гарри как-то попытался спросить, что это за деньги в мешочке, но тут же пожалел. Снейп так на него взглянул, что ему захотелось срочно забрать свои слова обратно. «Это не мои деньги, понятно? ― все же ответил он, хоть и очень раздраженно. ― И мне крайне неприятно было их тратить… по крайне мере, на себя».

Наверное, Снейп намекал, что можно взять эти деньги и потратить хоть все сразу ― ему безразлична их судьба. Но Гарри, конечно же, не стал. Он даже не знал, что делать с теми двумя золотыми монетами. Сначала он попытался отдать их Снейпу, но тот категорически отказался и даже разозлился ― что неудивительно. А когда профессор МакГонагалл неожиданно взяла с собой гриффиндорцев-первокурсников в деревеньку Хогсмид прогуляться и развеяться после промежуточных контрольных, Снейп дал ему еще ― на карманные расходы, но теперь уже не из мешочка, а из собственной зарплаты. Гарри чувствовал себя очень странно, будто это все происходит не с ним.

От переполнявших эмоций он не мог придумать, куда потратить галлеоны, и случайно зашел в магазин с домашним декором, где присмотрел красивую раму. Она была небольшой, деревянной, с резными аккуратными узорами. Гарри не знал, хватит ли ему денег, но оказалось, что один галлеон стоит чуть ли не целое состояние: с одной монеты он набил полные карманы сдачей в виде мелких кругляшей. Гарри одновременно обрадовался и смутился: Снейп наверняка разбирался в денежной системе этого мира и был в курсе, какую ценность несут эти деньги. Гарри в этот день чувствовал себя слишком богатым и… как ни странно, любимым, хотя это было не так. Снейп со всей своей ответственностью и чувством долга просто заботился о нем, как умел, и при этом не забывал напомнить, что это ― временно. Так что придумывать небылицы точно не стоило.

* * *

За неделю до праздников Гарри кажется, что его картина выглядит как сотни других: в ней нет ничего особенного. Тут его осеняет. На фоне молочно-голубого закатного неба он рисует ярко-красную точку, которая постепенно обретает узнаваемые формы. Это мини-феникс, которого Гарри назвал ― Никки. Он не знал, уместно ли это имя для такой красивой птицы, но потом решил, что раз феникс получился очень маленьким, имя будет кстати. Гарри часто выходил во двор и смотрел, как тот вырисовывает длинным хвостом красивые плавные узоры в небе, а потом снижается и садится к нему на плечо, дружески тыкаясь клювом в щеку.

А еще… водопад! Конечно, здесь не хватает водопада. Гарри нервно макает кисточку в белила, после чего покрывает часть реки и неба вертикальными штрихами, которые даже в таком виде уже напоминают ниспадающий каскад. Ему даже кажется, что он слышит, как шумит вода, как бурлит внизу поток. Почему-то это напоминает ему последний разговор Снейпа с Дамблдором, который состоялся накануне.

Можно было предугадать, что это рано или поздно случится. Директор за эти месяцы раз пять навещал их, дружелюбно расспрашивал, как идут дела, наблюдал за их бытом и попутно рассказывал, как продвигаются поиски семьи для Гарри. И каждый раз все происходило по одному сценарию: Снейп сначала спокойно слушал, потом вынимал из кармана мантии волшебную палочку, точнее ― макет палочки, которую ему выстругал лесничий великан Хагрид. Это обычно происходило где-то на десятой минуте безобидной болтовни старика. Снейп явно нервничал и выглядел бы довольно грозно, если бы Гарри не знал, что этим предметом профессор сможет только проткнуть кому-то глаз, но не выдавит из него ни капли магии.

И вот вчера директор сообщил, что, наконец, нашел подходящих опекунов для Гарри, но познакомиться они приедут только после Рождества. Конечно, Гарри подозревал, что Дамблдор не бросает слов на ветер, но спустя почти четыре месяца, что он прожил со Снейпом, ему начало казаться, что так будет всегда.

Неизвестно, о чем думал Снейп, но вчера он не стал по обычаю вертеть в руках макет палочки, как игрушку-антистресс. Он вдруг на ровном месте сорвался и наорал на директора, из-за чего тот поспешил ретироваться через камин, а потом долго сидел за столом в гостиной, положив голову на руки.

Можно было бы предположить, что Снейпу вдруг стало не все равно, будет ли Гарри жить с ним дальше, но он боялся даже допускать эту мысль. Вместе с этим странная реакция профессора заставляла сердце сладко сжиматься. И как Гарри не убеждал себя, что семья волшебников ― это не Дурсли, а нечто прекрасное, что Снейп ― не лучший опекун для него, он кривил душой. Его устраивала мрачная молчаливость профессора, когда тот проводил вечера в тишине, проверяя домашние задания, или просто думал о чем-то своем. Гарри нравилось сидеть на диване, читать книгу и иногда наблюдать за ним исподтишка. А когда Снейп замечал это, он, конечно, сердился, но как бы не всерьез. Просто просил его заняться уроками и не отвлекаться.

Просто для Гарри это уже была жизнь мечты, в которую сложно поверить. И он не хотел ничего менять.

* * *

Сочельник. Гарри смотрит на картину. Свою картину. Это подарок для Снейпа, оформленный в ту самую деревянную раму с резными узорами. Подарок, который будет красиво обернут праздничной бумагой и надежно спрятан под кровать. Который, скорее всего, там и останется. Потому что Рождество на носу, и потому что Снейп терпеть не может подарки. Наверное. Тем более какие-то корявые рисунки от раздражающих его мальчишек.

Гарри очень старался, что есть сил, но теперь уверен: он не рискнет дарить Снейпу что-либо. Потому что тому это вряд ли нужно. Они ведь… чужие. Профессор все время дает ему это понять. За все четыре месяца тот ни разу не пожалел о своем решении избавиться от него. А та ссора с Дамблдором… она ничего не значит. Просто Снейпу иногда нужно срываться на ком-нибудь и выплескивать плохое настроение.

Гарри радуется богатому праздничному столу, огромным блестящим шарам, свисающим с потолка в Большом зале, двум прилипчивым одногруппникам, которые упорно считают его своим другом, плотно подпирают с двух боков и не собираются оставлять его в покое. Да и другие гриффиндорцы то и дело заговаривают с ним, шутят и весело переглядываются. Гарри знает: после завтрака Хогвартс опустеет, многие поедут домой, чтобы отмечать Рождество со своими семьями. Многие ― но не Гарри. Здесь ничего не изменилось, только…

Только вот никто больше не считает его странным. Не смотрит так, словно он не от мира сего. Ведь Гарри будет в Хогвартсе по одной причине: здесь его опекун, только и всего. К тому же остаться в школе на праздники здесь считается нормой, например, Рон, близнецы и их старший брат Перси тоже никуда не едут, потому что у их родителей появились неотложные дела. А еще Гарри имеет больше привилегий, чем кто-либо: он единственный из всех живет не в общей спальне, имеет личную комнату в апартаментах опекуна и не посещает его уроки. Да и другие учителя относятся к нему слишком лояльно и многое прощают...

Гарри радуется… пытается радоваться. И не думать о том, что завтра он не получит ни одного подарка ― в отличие от его сокурсников, которых наверняка задарят родители. Он усиленно старается не думать о том, что в последнюю минуту, скорее всего, струсит и не отдаст Снейпу картину, над которой корпел целый месяц.

Гарри то и дело отвлекается от разговоров, невольно поглядывая на преподавательский стол. Ему не нравится, как выглядит Снейп. И дело не в его неухоженных длинных волосах или в черной, почти траурной одежде. Он очень бледен ― сильнее, чем обычно. И его взгляд не просто хмурый, недовольный или какой-то там еще: это бы Гарри посчитал нормальным. Снейп смотрит перед собой невидящим взглядом. Он не участвует в веселом разговоре профессоров, он ничего не ест ― он словно застыл, превратился в статую, которую никто даже не пытается расшевелить.

Чем дольше Гарри на него смотрит, тем больше его охватывает тревога. Да что это со Снейпом? Может, ему плохо? А он, гордец, конечно, никому не скажет. Сердце екает, когда тот вдруг встает, слабо кивает рядом сидящим МакГонагалл и Хагриду, и уходит из зала.

Гарри, недолго думая, выскакивает за ним.

― Профессор! ― окликает он его в коридоре.

Снейп оборачивается. Его грудь тяжело вздымается, словно он сейчас убегал от кого-то и запыхался.

― Почему вы ушли с праздника, Поттер?

Холод в его голосе обескураживает. Ведь Гарри не сделал ничего плохого… или сделал?

― Я просто… я только… ― Он заминается, теряя всю браваду. ― Я хотел спросить…

Снейп смотрит на него неприязненно.

― Сначала внимательно прочтите Список правил, перед тем, как задавать вопросы, Поттер.

А да, Список. Он все еще в силе. Точнее ― это новый Список, куда более внушительный, чем первый, с которым Гарри обязан сверяться каждую минуту своей жизни. И точнее ― он «в силе» только иногда, когда это удобно Снейпу. Там слишком много пунктов, согласно которым Гарри «просто обязан уведомить временного опекуна», иначе его ждет «очень строгое наказание». Туда входят уточнения в виде болей, небольших недомоганий, о которых Гарри не имеет права умалчивать, иначе... А в конце ― всего один пункт со знаком минус, который гласит, что он не должен дергать Снейпа «с дурацкими вопросами», содержание которых не относится лично к Гарри и вообще его не касается.

― Я понял, вопросов нет, ― говорит он и идет… нет, не обратно. Он уходит в свои подземелья, потому что нет смысла возвращаться ― праздничного настроения как не бывало.

Гарри добирается до апартаментов раньше Снейпа ― ведь тот ясно дал понять, что его компания для него нежелательна. Да и сейчас профессор смотрит на него с таким возмущением, словно все, что Гарри ни делает ― очень и очень плохо.

― Потерпите, Поттер, ― тихо говорит Снейп, старательно держа себя в руках, хотя взгляд то и дело его выдает. ― Потерпите еще немного. Профессор Дамблдор уже нашел для вас нормальную семью и… скоро вам станет легче жить. Обещаю.

― Вы, наверное, только и ждете этого момента? ― Гарри старается не показывает, как сильно его задели эти слова, но у него плохо получается.

― Вовсе нет, ― отвечает Снейп все так же сдержанно, но его глаза выражают отчаяние. ― Я просто говорю о том, что рано или поздно произойдет.

― Вы сказали… ― Гарри задыхается от внезапно сильной накатившей обиды, ― что я могу выбирать.

― Не помню, чтобы я это говорил. ― Взгляд Снейпа словно покрывается льдом, хотя только что был живой и человечный. ― Я говорил, что все это делается вам во благо.

― Вы не знаете, что для меня ― благо! ― Гарри с трудом держится, чтобы не закричать или еще хуже, не заплакать, а он уже на грани.

― Прекратите, Поттер, ― Снейп складывает руки на груди в защитной позе. ― Это Рождество вы вынуждены проводить со мной, и я, правда, не считаю, что я ― лучшая для вас компания.

― Но…

― Никаких но! ― Снейп повышает голос, но тут же словно ловит себя на поличном и смотрит почти виновато. ― Я просто… я хочу побыть один.

― Мне уйти? ― Гарри встает с дивана. Он снова чувствует тревогу ― ту самую, которая внезапно охватил его в Большом зале. И он больше не обижается, ни капли. Он хочет помочь, но… самое правильное сейчас просто уйти и не приставать с расспросами.

― Я бы хотел, чтобы вы веселились и праздновали с друзьями, а не пропитывались моим унылым настроением, ― говорит Снейп, весь напрягаясь, да так, что аж плечи поднимаются. ― Но это ваше право ― быть там, остаться здесь, в гостиной или в своей комнате. А я уйду к себе. Могу ли я надеяться, что вы оставите меня на пару часов в покое?

― Да… конечно. ― Гарри, опешив, смотрит на немного растерянного, подавленного Снейпа, который ― просит, а не приказывает, и будто бы совсем на него не злится.

Гарри все же уходит к себе, чтобы его не смущать. Он все гадает: что произошло с профессором, почему он сидел с таким застывшим лицом, а потом ушел, словно праздник его ни капельки не радует?

Внезапно его словно током прошибает. Гарри вспоминает. Удивительно, как он мог вообще о таком забыть.

Два года назад во время рождественских каникул погиб Мариус.

* * *

Наутро Гарри с трудом просыпается, наверное, потому, что просто не хочет начинать этот день. Сегодня Рождество. Где-то там, в гостиной, сверкает украшенная гирляндой елка ― Снейп на удивление разрешил ее поставить, и с помощью эльфихи Милли Гарри на прошлой неделе украсил ее. Можно выйти и полюбоваться. А еще ― порадоваться, что его никто не станет унижать или смеяться над ним за то, что ему ничего не подарили ― как это раньше делал Дадли.

Просто надо встать и позавтракать ― пожалуй, он останется в гостиной и не пойдет в Большой зал. А с Роном встретится попозже, чтобы поиграть в шахматы или плюй-камни. День должен пройти неплохо ― если очень постараться и не зацикливаться на всяких незначительных мелочах.

Он выходит в гостиную и замирает: подставка для елки исчезла под множеством коробков и свертков в блестящей обертке. Гарри смотрит и не верит. Нет, это все не для него. Или все-таки ― для него?

Да, он отправил небольшие подарочки Гермионе, Невиллу, Рону, Хагриду, профессору МакГонагалл ― просто потому, что они были так добры к нему. Но он вовсе не ждал ничего взамен, помня, что единственный настоящий подарок ― фонарик, преподнес ему лучший друг. А здесь настолько близких друзей у него не было.

Просто Гарри никого больше не пускал так глубоко в душу.

― Поттер… все в порядке? ― слышит он Снейпа и просто кивает, не оборачиваясь.

― Вы можете прямо сейчас посмотреть, что там, ― снова слышит он. ― Это все ― ваше.

Гарри нервно сглатывает. Почему Снейп так уверен? Значит ли это, что профессор останется без единого подарка на Рождество? Но так не должно быть, к тому же у Гарри кое-что для него есть… Нет, он не сможет ему отдать это. Вряд ли та мазня будет для него хорошим подарком.

Борясь с противоречивыми мыслями, Гарри опускается на корточки и начинает раскрывать коробки и разрывать бумагу свертков. Гермиона подарила «1000 магических трав и грибов» ― огромную энциклопедию с яркими картинками. Удивительно, что и Рон прислал книгу ― «Квиддич сквозь века». Гарри благодарно улыбается, гладя твердую обложку с выгравированными золотыми буквами. Он не против, если бы все остальные тоже подарили ему книги ― он это обожает. Оказывается, даже мама Рона прислала ему подарок ― вязаный бордовый свитер с вышитой заглавной буквой его имени. Гарри поглаживает мягкую ткань, борясь с комком в горле. Что это за новый мир, в котором он оказался вдруг таким важным и желанным? Почему в его родном мире он не испытывал и половины тех эмоций, которые испытывает сейчас?

Гарри краем глаз видит, что Снейп никуда не ушел. Он сидит за столом и перебирает домашние задания ― самое подходящее занятие в Рождество.

Остается последний коробок. Интересно, что внутри? Гарри мысленно перебирает всех знакомых и гадает, от кого же это. Немного волнуясь, он открывает ее.

Там ― ночник. Тот самый, с плавающими внутри рыбками, на который Гарри засмотрелся в магазине с волшебными товарами, когда они со Снейпом впервые делали покупки. Стоит только постучать палочкой, и шар начинает светиться, а рыбки ― плавать и переливаться всеми цветами радуги.

Гарри какое-то время смотрит на него, проводя пальцами по стеклянному боку. Потом дрожащей рукой выуживает из коробки записку: «С Рождеством, Поттер! Пусть следующий год пройдет у вас лучше, чем предыдущий. Ваш временный опекун С. Снейп».

Он молча сидит еще несколько минут, не зная, что сказать. Точнее ― не может. Он боится, что как только подаст голос ― разрыдается, как маленький, а это ни к чему. Это обычно всех злит и раздражает.

― Спасибо… ― наконец, выдавливает он, совладав с собой. ― Профессор… я…

― Возможно, это не совсем то, что бы вам хотелось, ― резко отвечает Снейп, словно все это время только и ждал от него какой-то реакции. Гарри запоздало понимает, что профессор остался здесь... ради этого.

― Что вы, ― говорит он, судорожно вздохнув. ― Это… он просто замечательный! Правда… Я очень его хотел.

― Рад, что вам понравилось, ― с каменным лицом отвечает Снейп.

― А… как вы догадались?

― Несложно было понять, когда вы не отлипали от этой штуковины битых полчаса, ― сварливо говорит Снейп, теперь уже прячась за пергаментом с чьим-то эссе. ― Могли бы тогда у меня попросить... А не делать вид, что вам все равно.

― Я… я не мог, ― честно говорит Гарри и снова вздыхает.

Просто он знает, что теперь нужно сделать. Знает ― но не может.

― А у меня нет для вас подарка. ― Он сжимает руки в кулаки и отворачивается, чувствуя почти физическую боль от своей лжи. ― Простите…

― Вы меня очень обяжете, если весь последующий год будете слушаться и не лезть в неприятности. ― Снейп убирает эссе от лица, и по нему можно даже сказать, что он… доволен. ― Да-да, не смотрите на меня так, Поттер, ― почти добродушно произносит он. ― Если вы не потеряете руки, ноги и голову ― это будет лучшим для меня подарком.

― Весь год? ― не удерживается от удивления Гарри. ― Вы думаете, мы здесь задержимся так надолго?

― Как бы не на всю жизнь, ― хмуро отвечает тот. ― Отсюда нет путей обратно.

― Только через желание, ― поправляет его Гарри.

― То есть?

― Когда Мариус найдется…

― Он не найдется, ― с горечью прерывает его Снейп, ― потому что его здесь нет. Он в могиле. Я смирился, пора бы и вам сделать то же.

Он встает и всеми видом показывает, что собирается уходить. Гарри думает всего несколько секунд и бросается за ним.

― Извините… сэр. На самом деле я приготовил для вас подарок. ― Он заминается, видя очень странное выражение на лице Снейпа. ― Просто я не был уверен, что он вам понравится.

Гарри идет в комнату, вынимает из-под кровати тщательно упакованный в праздничную бумагу сверток, перевязанный жесткой веревкой, и возвращается в гостиную.

― Вот. ― Он протягивает картину и шумно сглатывает.

Что ж, он это сделал. И, кажется, потолок не рухнул ― уже хорошо.

― Мне кажется, это лишнее, ― говорит Снейп, но подарок принимает. Он тут же развязывает веревку и снимает бумагу. У Гарри сердце выделывает странные прыжки, пока он наблюдает за ним.

― Вы ее купили специально для меня? ― спрашивает Снейп через время, насмотревшись на картину и наверняка найдя в ней кучу огрех.

Гарри не может говорить: горло сжали, будто невидимой рукой. Наверное, все-таки зря он это затеял.

― Нет, не купил, ― наконец, произносит он. ― Я… это моя работа.

― Ваша? ― Снейп переводит взгляд с него на картину и обратно, словно не верит. ― Но водопад… он движется!

― С этим мне немножко помогли, ― признается Гарри, вспоминая, как попросил МакГонагалл оживить водопад, чтобы тот был как настоящий и беспрерывно ниспадал. ― А еще… там краска фосфорная, рисунок будет немного светиться в темноте, ― проговаривает он смущенно.

Тот некоторое время молчит.

― Спасибо, ― наконец, говорит он и уходит с картиной в свою комнату.

Гарри не знает, что и думать. Он идет к себе, захватив ночник ― остальные подарки заберет потом ― затемняет комнату и смотрит, как внутри плавают, словно живые, рыбки и медузы, и как нежно сменяются их оттенки. Кажется, это второй в его жизни подарок, который сразу же стал ему так дорог. Первый был от Мариуса. И что удивительно, оба они предназначены, чтобы светить в темноте.

Кажется, вся его жизнь до пансиона была похожа на ночной кошмар. В пансионе тоненько забрезжил рассвет на горизонте. А теперь ― каждый его день озарен ярким светом и играет множеством красок. Гарри в который раз нежно проводит по круглому боку ночника ― от него идет едва слышное тепло.

Перед сном он вспоминает весь этот день. Они с Роном играли во всевозможные игры, много смеялись, и Гарри старался не слишком винить себя, что сегодня он почти не думал о Мариусе и не скорбел о нем, как должно. Ему казалось, что Мариус сам бы это не одобрил ― ведь он живой, Гарри в это верит. На удивление, ближе к вечеру Снейп предложил сыграть с ним шахматную партию и, конечно же, разбил его в пух и прах. Но Гарри и тому был рад: кажется, впервые они провели время вот так неформально и совсем не говорили про школьные дела.

Гарри переворачивается на бок и стучит палочкой ― которую в качестве исключения ему разрешили взять с собой в комнату ― по ночнику, и рыбки снова начинают плавать. Он сует руку под подушку и вытаскивает записку Снейпа, которую зачем-то туда положил. Наверное, профессор специально написал ― «временный», чтобы Гарри ни на что не надеялся. Или ― потому, что Гарри не слишком-то жаловал опекунов из-за печального опыта. Он много раз перечитывает записку и мысленно желает профессору того же: чтобы этот год прошел у него лучше, чем два предыдущих, которые он провел без Мариуса.

Гарри рассеянно проводит пальцами по бумаге, выучив содержимое наизусть. Интересно, о чем думал Снейп, когда ее писал? Может он вообще написал первое, что пришло на ум, чтобы «отстреляться». Но на самом деле его никто не заставлял писать что-либо и дарить подарок.

Он вздрагивает, вспоминая слова профессора, которым тогда не придал значения, так как переживал из-за картины. «Если… весь последующий год будете слушаться… это будет лучшим для меня подарком».

Кого слушаться? Снейп не уточнил. Можно предположить, что он имел в виду себя. Весь год?.. Что это значит?

Гарри снова вздрагивает, но теперь от звука двери, которая скрипит и открывается. Он тут же притворяется спящим, но записку не успевает спрятать. Гарри чувствует, как Снейп аккуратно вытаскивает ее у него из руки, а потом поправляет одеяло. Гарри почти не дышит, когда тот осторожно прикасается к его волосам. Он не знает, что и думать ― даже дышать перестает, чтобы не выдать, что на самом деле не спит. Чтобы не нарушить этот миг, который вряд ли когда-нибудь повторится.

Снейп еще несколько раз проводит пальцами по его волосам, едва касаясь, наверное, чтобы не разбудить, а потом слегка накрывает его руку своей. Гарри окутывает уже знакомое тепло: примерно так он себя чувствовал, когда тот заботился о нем во время болезни.

Только сейчас Гарри не болен. Почему же Снейп все это делает?

Тот вскоре уходит, но у Гарри остается ощущение, что профессор все еще стоит рядом и бережет его сон. Его сознание постепенно уплывает, и он засыпает с надеждой, что все это ему не приснилось.

Такого Рождества у него еще никогда не было.