Тёмная магия с ароматом Polianthes tuberosa (гет)

Сердце Артура Уизли остановилось, несмотря усилия целителей. Они боролись за его жизнь тринадцать часов — и не смогли спасти.

Северус не был даже приятелем Артура, они пересекались в Ордене, и только. О выходках детей ему писала Минерва. Но всё же, пусть ненадолго, на языке начало горчить от осознания своего бессилия.

Он ползает на коленях перед а лордом... Объектом №6, торчит на собраниях Альбуса и недавно получил обещанные документы от «джентльменов». И это никак не помогло спасти хорошего человека. Почти незнакомого — но хорошего. Добродушный простофиля, влюблённый в свою жену, безмерно гордый за успехи детей, почти нищий. Он давал в долг всем подряд и никогда не напоминал об отдаче.

Его горло разорвала гигантская ядовитая змея.

Увы, ничем помочь мёртвому Северус не мог, а потому, пережив несколько минут бессильной злости и незнакомой печали, он вернулся к своим делам. Вообще, это была настоящая афера: лорд, да что б его, Объект №6 считал, что Северус надавит на Франческу (конечно, взятую под Империус) и сумеет с её помощью закончить зелье. Собственная внешность надоела ему до крайности.

Альбус считал, что вместе с той же Франческой Северус ищет возможность не допустить гибели других людей от загадочного яда.

Что считали джентльмены — оставалось загадкой. А сам Северус просто хотел провести хотя бы три-четыре дня рядом с любимой женщиной. Которая стала ему — до сих пор странно было использовать это слово! — женой.

Она ждала его в лондонской квартире, чтобы провести вместе вечер и ночь, утром встретить Блейза и сразу же переместиться в Италию.

Едва он вышел из камина, как она обняла его за шею, слегка прикусила острыми зубами за подбородок и сказала:

— Ненавижу твою работу, дорогой, я тебя к ней ревную!

— Поверь, я ненавижу её значительно сильнее.

Порой Северус боялся даже приближаться к Франческе. Рядом с ней не удавалось удерживать маску. Она появлялась — весь его тщательно выстроенный образ злобного желчного профессора рушился, так же, как и образы шпиона, и Пожирателя смерти. Одно её присутствие обнажало его, сдирало кожу.

Она провела горячими пальцами по щеке и сообщила:

— Ты выглядишь уставшим и бледным, caro ragazzo mio, тебя совсем замучили.

— Франческа...

Конечно, ему не удалось сказать, что именно он думает относительно «caro ragazzio», потому что она поцеловала его, окутывая восхитительным ядовитым ароматом.

За первый семестр им удалось встретиться всего трижды, совсем ненадолго, этого было так невозможно, так мучительно мало! Когда невидимая шёлковая лента оплела его запястье, Северус окончательно осознал: в ближайшее время он вообще мало что сумеет ей сказать.

Будто прочитав его мысли, Франческа рассмеялась.

— Тебе придётся выбирать, мой дорогой, — промурлыкала она ему на ухо, — я или мои эксперименты.

Мордред!

Ей было весело, всё это она воспринимала как игру, не более того. А ведь она — эта мысль вдруг кольнула в сердце — не всесильна. Что если однажды она заиграется? Что, если однажды он её потеряет?

Наверное, именно поэтому это сказал, отбрасывая в сторону интерес учёного:

— К Мордреду эксперименты.

* * *

— Дорогой отчим, — кивнул Забини. — Надеюсь, вы тоже готовы festeggiare un Natale indimenticabile?

— Я надеюсь, Рождество действительно будет незабываемым, — с нажимом сказала Франческа.

— Come no.

У Северуса сложилось неприятное впечатление, что мальчишка специально переходит на итальянский. У Франчески тоже, потому что она сообщила:

— Крайне бестактно говорить на языке, которого кто-то из присутствующих не знает. Блейз, на этих каникулах мы говорим по-английски.

— Как же, матушка, — сверкнув глазами, возразил Блейз, — разве это прилично? Говорить в Италии на чужом языке? Может, дорогому отчиму стоит сесть за учебники?

И прежде чем кто-то успел что-то сказать, он вежливо поклонился Франческе и сообщил, что намерен отдохнуть.

Франческа забрала Блейза сразу, а Северус уже ждал их на вилле. И вот, едва прийдя в себя после перемещения, волчонок оскалил клыки.

— Прости его, дорогой. Это сложный возраст. Я надеялась, что за полгода он свыкнется с мыслью о нашем браке. Знаешь... до сих пор не могу понять, что его так задевает?

Северус ни за что не рассказал бы ей о том, какие выкрутасы устраивал Забини на его уроках. Мордред! Он взрослый человек, педагог с большим стажем — неужели он не сладит с дурным подростком?!

С мальчишки сталось бы устраивать подлянки, подлить что-нибудь в напиток, подсыпать чесоточный порошок. но этого не делал. Даже когда Франчески не было рядом, формально он оставался безупречно вежлив — и невыносим. Его речь перемежалась итальянскими словечками, иногда делая предложения почти непонятными. Разве что латынь спасала, но далеко не всегда.

«Caro patrigno mio» — «мой дорогой отчим» — начало вызывать зубную боль ещё до конца первого дня. Забини явно давал понять, что присутствие Северуса в жизни Франчески его не устраивает.

Был один момент, сильно до Рождества. Забини притащил едва переставляющего ноги принца — тому приснился пророческий кошмар. Северус привёл его в чувство, поднял голову — и встретился с Забини взглядом. Сказал, стараясь отбросить всё раздражение: «Я знаю, что прийти ко мне вам было непросто. — А потом добавил, искренне веря в свои слова: — Ты правильно поступил».

Это было взросло. И сильно. Далеко не каждый пятнадцатилетний сумасбродный мальчишка отбросит неприязнь и предубеждение, чтобы помочь другу. Этот — отбросил.

На секунду Северусу показалось, что Забини его понял. Но потом тот дёрнул уголком рта и бросил: «Мне плевать на твоё мнение».

Ещё одна попытка. Может, последняя. Северус произнёс: «Я тебе не враг». И услышал ответ, который расставил всё по своим местам: Свали из моего дома, и мы сразу станем лучшими друзьями».

Он не имел ничего против самого Северуса. Но он ненавидел саму мысль об их браке с Франческой.

Было двадцать третье декабря. Они втроём завтракали в просторной светлой гостиной. Сквозь арочные окна было видно море. На столе были в основном сладости — итальянцы предпочитали на завтрак выпечку и кофе. Северус мог бы попросить у домовика для себя что-то более похожее на нормальную еду, но не стал. Принципиально. Он принял самое странно и самое поразительное решение в своей жизни — женился на Франческе. И он дал себе слово, что сумеет соответствовать её требованиям и высоким стандартам.

— Матушка, не подскажешь, где лежит та чудесная коллекция di libri di magia oscura? L’ho sempre voluta leggere.

Франческа фыркнула и спросила:

— Прикажешь мне быть переводчиком?

— Не стоит, Франческа, я понял, что Блейз интересуется коллекцией темномагических книг, — спокойно произнёс Северус. И прибавил едко: — Полагаю, едва ли подходящих для студента пятого курса.

— Не переживай, дорогой отчим, я умею подбирать литературу по возрасту.

— Блейз давно точит зуб на это собрание, — пояснила Франческа, делая глоток кофе.

— Знаешь, Морелли был un’autentica carogna, но всё же в нём была una certa raffinatezza, изюминка, forse persino una goccia di follia.

Франческа рассмеялась и уточнила:

— Ты так говоришь из-за его коллекции?

— Нет, матушка, это просто пересмотр прежних взглядов. Характерно для подростков. Благодарю за завтрак и желаю прекрасного дня. Если пожелаете найти меня — я буду в библиотеке.

— Уф... — выдохнула Франческа, когда за Забини закрылась дверь. — Не обижайся, дорогой.

— Я не обижен, — соврал Северус, — я удивлён, что ты даже не пытаешься осаживать его. Он хамит, намеренно, и ладно бы мне — он хамит тебе.

— О, не обращай на это внимания, у нас с Блейзом своя манера общения. Мы нередко обмениваемся колкостями, это полезно и закаляет характер, — беззаботно отмахнулась Франческа. — Вафлю? Рекомендую со сливами.

Северусу кусок в горло не лез. Он преподавал уже четырнадцать лет и точно знал: студентов нужно держать в ежовых рукавицах, они должны чувствовать поводок. Иначе они выходят из-под контроля.

— Правда, не переживай… — Франческа накрыла его руку своей, — вероятно, он просто ревнует, думает, что тебе достаётся больше моего внимания, чем ему.

Северус не любил думать о прошлых мужьях Франчески, хотя и приходилось. У неё было это прошлое, оно преследовало неотступно, караулило за каждым углом. Эти мужчины, по большей части оставшиеся для Северуса безымянными, ходили по этой вилле, дышали этим воздухом. Целовали Франческу… и более того.

Эти слова о ревности всколыхнули мысли, которые уже приходили ему в голову: неужели все мужчины Франчески были вынуждены сталкиваться с ядовитой ненависть её сына.

Как будто бы нет. «Otto è un tipo in gamba, mi piace», — прозвучало вчера мимоходом. Было нетрудно понять: Отто Диркшнайдер казался Забини приятным.

И случайно, из перепалки после урока зельеварения выяснилось, что Морелли, «редкостная сволочь», вызывал у него уважение, потому что был могущественным тёмным магом.

А вот Северус уважения не вызывал.

— Я знаю, чем тебя отвлечь, — произнесла Франческа.

И, действительно, капризы Забини немедленно улетучились, когда Северус оказался в её лаборатории. Впервые увидев это место, он простоял на входе, наверное, минут десять. А ещё двадцать просто ходил мимо столов и стеллажей, разглядывая оборудование.

Сейчас же надо было не восторгаться нефритовыми котлами и тончайшими золотыми микроскопами, а работать. Франческа хотела, чтобы он помог ей с финальным этапом того самого зелья.

Того зелья, которое позволило бы уничтожить рабское клеймо. И не просто уничтожить, а сделать это незаметно для… Риддла. По замыслу Франчески, должна была сохраниться функция связи — обычные Протеевы чары, не более. Иначе шпионству Северуса пришёл бы конец. Но все прочие эффекты требовалось выжечь.

— Я опробовала свой состав на Игоре, — невозмутимо сказала Франческа, подходя к письменному столу. — В целом, результат положительный. Но видишь ли, я не нахожу магические протезы руки эротичными, поэтому требуется доработка.

— Ты… уничтожила Каркарову руку?

— Кости остались. О, не переживай, он всё ещё доволен и целовал мне руки… когда отошёл от болевого шока, конечно. Жить ему хочется больше, чем владеть двумя руками. Тем более, он уже знал, что простое отпиливание руки с меткой проблему не решает.

— Как он это выяснил?

— На одном беглом мелком Пожирателе.

Подумав, Северус заметил:

— И меня ещё называют злобным и опасным.

— Tesoro mio, ты злобный и опасный разве что для второкурсников. А теперь будь добр, примени свои блестящие способности к математике и посчитай мне вот это всё ещё раз, я уверена, что где-то ошиблась.

Сама она ушла к большому гранитному столу с выемками под котлы разных размеров — готовиться к работе с зельем. Северус сел за бумаги, слегка задетый «опасным для второкурсников», но польщённый «блестящими способностями».

С Франческой всегда так.

Но дальше уже отвлекаться стало некогда. Эксперимент начался.

* * *

Северус не желал оказываться наедине с Забини. Но всё равно оказался. Было Рождество, Франческа задержалась в лаборатории, но пообещала выйти к праздничному обеду. Стол уже был накрыт скатертью, между окнами стояла украшенная алыми лентами ёлка. Северус разглядывал её, когда услышал за спиной шаги.

— Любуешься, caro patrigno mio? Должно быть, непривычное зрелище, да? И ёлка, и стол, — мягким вкрадчивым тоном, так неприятно похожим на угрожающий тон Франчески, проговорил Блейз.

Северус стиснул зубы. Подумал: он здесь взрослый. И он не позволит малолетнему наглецу себя задеть.

— Мне не доводилось видеть рождественскую ель на фоне моря, — согласился Северус, хотя знал, что речь шла о другом.

— Да, в твоём родном городке моря нет.

Уже прямолинейней.

— Нет.

Забини оскалился и сделал ещё шаг вперёд, и ещё. Между ними теперь оставалось метра два.

— Мне интересно, что она в тебе нашла.

— Это едва ли твоё дело.

— Ты тоже об этом думаешь, caro patrigno mio. «Что же она во мне нашла?» Но это полбеды, правда? Ты думаешь, как долго будешь ей интересен.

У Риддла бывало сложнее. И слушать приходилось куда более мерзкие вещи. Всё, что требовалось, это держаться, засовывать чувства под окклюметный щит и сохранять видимость спокойствия. Не должна грудь трястись от ярости, не должно сбиваться дыхание.

— Это не твоё дело, Блейз.

— Боюсь, что моё, раз уж я вынужден лицезреть твоё… прекрасное обличье в своём доме.

— Это не твой дом, — отрезал Северус — и понял, что ошибся.

Игры закончились. Глаза Забини потемнели, и Северус осознал, что перед ним не мальчишка. Ему почти шестнадцать, год до совершеннолетия. Их разговор — не беседа взрослого с ребёнком.

— Как хорошо ты заговорил, дорогой отчим. Может, ты думаешь, что теперь это твой дом?

— Нет.

— Правильно. Потому что одно твоё присутствие пачкает мрамор, полукровка.

— А сколько в тебе маггловской крови?! — вспыхнув, огрызнулся Северус. Сотни, сотни раз в школе ему в спину летело это «полукровка». Так много, что он сам решил называться этим словом.

— Замолчи!

— Ты это начал! Да в чём, Мордред подери, дело! — Северус сделал шаг назад. Рука уже как будто тянулась в палочке, и надо было это прекратить. — Блейз…

Тот наклонил голову. Ноздри раздувались, верхняя губа подрагивала. Он как будто хотел вцепиться в горло и выпить крови.

— Ради твоей матери, давай попробуем просто… — Вдох. Выдох.

— Просто?

— Просто слегка остыть.

Он не мог его воспитывать — поздно. Может, будь Забини тринадцать, что-то и вышло бы, но теперь уже нет. Что он сказал бы не студенту, а другому мужчине? Незнакомому. Потенциально опасному.

— Это не первый брак Франчески, — произнёс Северус, усиливая окклюментный щит. — Насколько я знаю, далеко не со всеми её мужьями ты так отчаянно враждовал. Возможно, ты объяснишь мне, в чём проблема?

Он действительно пытался не перейти на ядовитый тон, которым общался с учениками. Возможно, даже удалось.

Забини рассмеялся так, словно нуждался в специальном обследовании в Мунго, а когда успокоился, выплюнул Северусу в лицо:

— Не первый брак? Она перетрахалась с половиной Европы, и мне плевать.

Палочка прыгнула в руку сама, и Забини не отстал.

— Никогда! — рявкнул Северус, ещё не атакуя, но зная, что может сорваться в любую секунду. — Никогда не смей так говорить о ней!

— А что, это неправда? — с истерическим смешком переспросил Забини. — Неправда, Снейп? Я бросил счёт на тридцати, а дело было давно.

— Это не твоего ума дело, мальчишка! — ещё негромко, хрипло сказал Северус, направляя палочку ему в лицо.

— Может, твоего? Не смеши меня, она выкинет тебя как шкурку от боба. О, я угадал! Ты действительно этого боишься!

— Какое тебе дело до меня? Может… — теперь Северус говорил совсем тихо, едва слышно, так что Забини пришлось напрячь слух, — всё наоборот? Может, ты боишься, что я стану ей слишком важен? Что я потесню тебя с пьедестала?

Он ударил без предупреждения и невербально, причём сразу проклятьем. Северус успел поймать его на щит. Ещё одно, потом ещё — и терпением всё-таки лопнуло. В ушах застучало. Он умел драться, не убивая и не нанося слишком тяжёлых увечий, поэтому отпустил себя.

Сам напросился.

И он был хорош. Против боевика вроде чокнутой Лестрейндж не выстоял бы и минуты, но Северуса удивил. Вернее, удивил бы, если бы в злой схватке было время лишним эмоциям.

Забини просчитался, позволил подобраться слишком близко, и Северус врезался в него всем телом, корпусом, толкнул к стене. Палочка вылетела из рук. Северус приставил свою к его горлу.

Они оказались очень близко друг к другу. Северус видел, как у Забини дрожат губы.

Он не просил пощады. Не просил его отпустить.

Посмотрев Северусу в глаза, Забини вдруг произнёс сорванным голосом:

— Мне плевать, с кем она спит. Мне плевать, за кого она выходит замуж. Но я никому не позволю занять место отца.

Если бы Забини его ударил, Северус и то не отшатнулся бы так резко. Он разорвал телесный контакт, но всё ещё смотрел прямо в глаза недавнему противнику.

— Она никого не любила после него, Снейп. Я не верю в её теории. Она никого не любила, кроме него.

Сглотнув, Северус пробормотал:

— Я никогда не пытался занять его место…

Забини горько усмехнулся.

— Ты не видишь, как она на тебя смотрит.

— Он был хорошим человеком?

— Получше вас всех. За одним исключением…

— За исключением Франчески?

Забини посмотрел на него как на идиота, и у Северуса сформировалось смутное подозрение, что это исключение зовут Альберт Маунтбеттен-Виндзор.

— Oddio, che cosa è successo qui?! Siete impazziti tutti e due!

Северус круто обернулся. Франческа стояла у входа в комнату и смотрела испуганными широко распахнутыми глазами.

Гостиная превратилась в поле боя. Ёлка лежала обугленным остовом.

— Voi due, spiegatemi subito che cosa sta succedendo. E Dio lo sa, fareste meglio ad avere una spiegazione convincente.

— Матушка, очень невежливо говорить на языке, которого не понимает кто-то из собеседников, — заметил Забини, поднимая с пола палочку. — Если коротко, дорогой отчим, то матушка выражает некоторое недовольство учинённым разгромом и…

— И требую немедленно объяснить, что здесь произошло! Mon Dio, меня не было два часа!

Было стыдно и неловко. Он сорвался. Профессор, зельевар, шпион, Мордред подери, швырялся тёмными проклятиями в своего студента, подопечного и пасынка.

— Пожалуй, матушка, — ответил Забини, — это можно назвать конструктивным диалогом. Хороший бой.

Он подошёл и протянул руку. Северус её пожал.

— Ты хорошо держался, Блейз, — признал Северус, — и у тебя впечатляющий арсенал…

— Хорошо будет тогда, когда я раскатаю тебя по полу… — «Дорогой отчим» зависло в воздухе. — Сев. Матушка, клянусь, мы немедленно устраним этот беспорядок.

Франческа долго молчала, а потом звонко рассмеялась. И Северус, и Блейз делали вид, что не замечают слёз в её глазах.