Заветное желание Снейпа (джен)

Комната погружена во тьму. Единственный источник света — тусклое, мерцающее свечение магического кристалла, лежащего на столе. Его здесь не было. Откуда он появился? Директор принес?

Впрочем, тут же становится не до этого. В ушах звенит от напряжения. В висках стучит кровь. Снейп чувствует себя полностью оторванным от реальности, а еще… хочет узнать хоть что-то о Мариусе.

Ведь нет ни одной зацепки. Ни. Одной.

Кристалл вспыхивает ярким светом, который больно бьет по глазам. И тут же комната сменяется на пустынный песчаный берег. Мокрые, скользкие камни. Темнота. Запах морской воды и гниющих водорослей. И звук. Нескончаемый, монотонный, гулкий. Звук прибоя. Удары волн о скалы и… не только.

Как будто бы колокол, который доносится из глубины моря, словно оплакивая погибших моряков. Но… так не бывает. Колокол не может существовать сам по себе. Нужна колокольня. А кто ее поставит в самом море? Это же абсурд.

Но этот звон… он наполняет все. Он будто зовет Снейпа за собой, манит, и влечет, хочет о чем-то рассказать. О чем-то важном.

Именно поэтому с каждой секундой ему все больше кажется, что он так близок к цели… будто кто-то зовет его. В этот же миг он видит пещеру. Перед глазами появляется Мариус, закованный в цепи.

Снейп бежит туда, но его словно кто-то сбивает с ног, а потом подбрасывает, как на поверхность воды. Он резко садится и щурится, пытаясь хоть что-то увидеть в кромешной темноте.

Он не сразу понимает, что это его собственная спальня, и что ему приснился сон.

Всего лишь сон.

Но… он был слишком реальным. Побережье. Пещера. В той пещере… Мариус там. Пусть он не такой уж опытный маг, пусть у него на самом деле нет никакого кристалла, отливающего фиолетовым, но у него есть сердце. И оно чувствовало в тот миг зов крови. Сложно объяснить, но все было именно так.

Снейп с силой трет глаза, пытаясь вернуть себе зрение, хотя дело не в глазах, а в том, что в комнате просто темно. Его сердце колотится как сумасшедшее. Он был так близко! Он чувствовал его!

До рассвета он мерит ногами спальню. Ему нужен Дамблдор. Люпин. Да кто угодно из орденцев, кто бы подтвердил его догадки или хотя бы попробовал что-то выяснить.

А еще… вчера. Это случилось вчера ― то, чего Гарри так сильно хотел. Да что там скрывать, Снейп ― тоже. Он сроднился с этим ребенком, сросся душой. Оставалось дело за малым: сделать их кровными родственниками.

С помощью магии это оказалось вполне возможным.

Дамблдор еще раз повторил, какие риски это может повлечь. Но слегка поболеть чем-то вроде простуды Гарри был не против. Он заявил, что даже хочет этого, если это поможет ему скорее Сыном. Не просто усыновленным ребенком, а… настоящим. Родным.

Снейп не мог ему отказать. И если он мог исполнить хоть все заветные желания своего ребенка, то с радостью бы это сделал.

Ритуал был довольно простым: им выдали по флакону зелья, которое Слизнорт, оказывается, давно уже варил для них и оно требовалось полной концентрации внимания. То самое, из дорогих ингредиентов, как слезы единорога и растертые в порошок цветы-синеглазки, которые растут в полнолуние в тайных местах Запретного леса. Добряк-зельевар тут же вызвался помочь, когда Дамблдор только намекнул, что нужно будет приготовить, и даже синеглазок добыл, которые для зелья нужны были свежими. За все остальное Снейп, разумеется заплатил. И когда он благодарил старика уже после ритуала, ему показалось, будто Слизнорт смотрит на него с отеческой заботой ― ведь у него самого детей не было. Но в отличие от Дамблдора в нем чувствовалось искреннее тепло, которое он не боялся показывать. А директор словно похоронил в себе все чувства, закопал и спрятал, чтобы никто, ни одна живая душа не могла добраться до его истинной сути.

Впрочем, что там тщательно скрывал ото всех директор, Снейпу было не очень интересно. Он выпил странное на вкус зелье, после чего Гарри проделал то же самое. Потом у Снейпа взяли кровь и ввели ее в вену Гарри. Он был не совсем уверен, что так можно делать и что, с точки зрения медицины, ребенку не станет плохо. Но в магическом мире все работает шиворот-навыворот, ведь при этом Дамблдор попросил Снейпа произнести клятву на латыни: «Моя кровь — твоя кровь. Ты моя ответственность до конца моих дней. Мой дом ― твой дом. Я ― твоя семья навек». А Гарри должен был согласиться с этим. Вот, собственно, и все.

После ритуала с Гарри не произошло ровным счетом ничего, что давало надежду на то, что побочных эффектов не будет. Или же они покажутся в ослабленном виде.

Дамблдор повторил, что уже через несколько дней ДНК Гарри преобразится, и ребенок почувствует с ним особую связь. Это сработает и в обратную сторону ― за счет зелья, которое выпил Снейп. И если у Гарри нет ни капли сомнений в том, что он хочет видеть его в качестве отца, то все внутренние и внешние изменения пройдут быстро и безболезненно.

И вот, Снейп сидит в кабинете директора, чувствуя себя отвратительно после беспокойной, почти бессонной ночи. А еще он так себя чувствует, потому что после рассказа о вполне реалистичном сне Дамблдор только скривился, а Люпин, который зашел к директору по своим делам, сдавая магические журналы на прошедшие несколько месяцев, взглянул на него почти жалостливо.

― Я знаю, мой сын в этой пещере, ― цедит сквозь зубы Снейп. Так и хочется привести в чувство этих магов, которые скептически относятся к снам. Как раз-то для них это должно быть обыденностью!

― Понимаешь… это может быть где угодно, ― хмурится Люпин. ― Не только в Англии. Шотландия, Уэльс, Ирландия… везде, где суша соприкасается с морем…

— Он там! — Снейп бьет кулаком по столу, наплевав, что это стол директора и что Дамблдор даже вздрогнул, не ожидая, наверное, от него такой прыти. — Я чувствовал это, вот здесь. ― Он прикладывает руку к груди. ― Как мне еще доказать, что это не выдумки!

Тишина давит. Меньше всего сейчас Снейп хочет видеть в глазах собеседников ту самую жалость или сострадание. А оно там есть, хотя мужчины напротив наверняка этого не осознают.

— Северус, — тихо говорит Дамблдор. — Никто не спорит, что тебе приснился вещий сон. Но Ремус прав: эта пещера может быть где угодно. Ведь ты не видел никаких опознавательных знаков, только общие черты местности… Понимаешь, мы не можем так рисковать, обыскивая каждую пещеру на побережье одной только Англии, не говоря уже о других странах. Это займет недели. Месяцы.

Снейпу кажется, что сейчас ему просто хотят помешать. Сбить с толку. Он дает себе отчет в том, насколько эти мысли иррациональны, но все, что он хочет ― поскорее вызволить Мариуса. Прижать его к сердцу, ощутить, как бьется его живое сердце и успокоиться, наконец.

Чтобы не сказать какую-нибудь грубость, он встает, отходит в сторону, сжимая пальцами виски и пытаясь вновь воскресить в памяти образ пещеры и побережья из сна. Да только образы расплываются и ускользают от него, оставляя после себя лишь душераздирающую пустоту и назойливый звон колокола, идущий как бы из моря. О нем он не сказал, потому что это выглядело бы совсем неправдоподобно. А ему надо было, чтобы эти двое ему поверили. Просто поверили и начали действовать.

Но теперь все, что остается ― согласиться, что это утопия, и продолжать жить. Как-то. Ради Гарри. И ради Доры, которая всем сердцем болеет за него. Которая почему-то его полюбила, хотя он ничем этого не заслужил.

― Вот что, тебе нужно отдохнуть, ― выносит вердикт Дамблдор, встав из-за стола. Снейп оборачивается: к кому это было сказано?

Так как директор смотрит прямо на него, сомнений не остается.

― Даю тебе дополнительных три дня отпуска, Северус, ― продолжает Дамблдор тоном, не терпящим возражений. ― Первый день начинается… сегодня.

― Я об этом не просил, ― недовольно произносит Снейп. ― И чем прикажете заняться в эти дни?

― Отдых. Самый настоящий банальный отдых, ― провозглашает Дамблдор с очень довольным видом. ― У тебя будет достаточно времени, чтобы привести мысли в порядок и не поддаваться навязчивым идеям, которые сбивают с толку.

― А что мне еще делать? ― ощетинивается Снейп. ― Я не могу перестать думать о Мариусе. О Гарри, которому грозит опасность. Когда я занят, то хоть как-то могу заглушить эти мысли…

― Ты выглядишь нехорошо, ― твердо говорит директор. ― Все, что сейчас нужно ― прийти в себя перед битвой, которая может оказаться тебе не по силам…

― Хватит запугивать! ― взрывается Снейп. ― Я для того и занимаюсь, не покладая рук, изучаю все эти ваши магические науки, чтобы быть на уровне…

― Пройдись, погуляй у озера, ― безмятежным голосом произносит Дамблдор, как будто его и не слышит. ― Сходи в деревню, купи себе что-нибудь…

Снейп не дослушивает. Захлопнув за собой дверь директорского кабинета с такой силой, отчего будто вся винтовая лестница содрогнулась, он спускается, не чувствуя ног. Чудом ничего себе не сломав и не свернув шею, он оказывается внизу и зарекается иметь с Дамблдором каких-либо дел. С Дамблдором, который его не слышит и предлагает заняться ерундой, когда его дети в опасности. Просто директор вряд ли его по-настоящему поймет: у него самого нет семьи и тех, за кого бы болела душа.

Но сказано ― сделано. Директор слов на ветер не бросил, и Снейпу через пятнадцать минут вместе с совой прилетела бумажка, что он свободен ровно на три дня, и его заменит Слизнорт, пенсия которого все оттягивалась и оттягивалась. Выругавшись сквозь зубы, Снейп испепелил бумажку… которая, к слову, была прекрасным образцом плотного старинного пергамента, но ему было не до сантиментов. Кажется, в идее директора не было никаких плюсов. И ни для кого.

Первый день прошел ужасно. Навязчивые мысли не давали покоя, разве что Снейп смог больше провести время с Гарри, которому к вечеру, увы, стало плохо. Мадам Помфри, осмотрев его, тут же уверила, что ничего страшного и что высокая температура ― это естественный побочный эффект от кровного усыновления. А Снейп так надеялся, что побочек удастся избежать, ведь со вчера Гарри выглядел свежо, бегал, прыгал, радовался каждому мигу своей новой жизни и тому, любые проверки ДНК теперь покажут положительный результат. Возможно, адреналин сошел на нет, и симптомы дали о себе знать.

Дамблдор как будто предвидел это и дал Снейпу возможность никуда не бежать, ничем серьезным не заниматься, а просто сидеть у кровати сына, читать ему книжку и говорить ни о чем.

Снейп даже почувствовал к нему что-то вроде благодарности. Именно ― вроде, а не ее саму. И пусть не думает белобородый старик, что ему после этого в ножки кланяться будут.

Впрочем, на следующий же день Гарри проснулся вполне здоровым, не температурил и выпросил пойти на занятия, как ни в чем не бывало. А Снейп потыкался, помыкался, полистал учебник заклинаний и… обнаружил себя во дворе Хогвартса, идущего прямиком к озеру.

Опять старик… Мерлин бы его побрал!

Злясь на Дамблдора, который все предугадал, на мерзкого маньяка Волдеморта, из-за которого столько проблем, отчасти на Люпина ― просто потому, что привык на него сердиться, а также на себя, что вляпался во всю эту историю и не смог уберечь сына от похитителей еще в своем магловском понятном и спокойном мире, Снейп вышагивает по траве, высоко поднимая ноги из-за обилия росы. Все же есть что-то в том, чтобы посидеть возле озера и посмотреть на его незыблемую гладь. Да только лучшие места уже заняты: на поваленном бревне сидит какая-то серенькая сгорбленная фигура.

Очень хорошо.

Снейп все равно идет туда в надежде выкурить этого бездельника, кем бы он ни был, своим крайне недружелюбным видом, но каково же его удивление, когда через несколько шагов он признает в фигуре Люпина!

Тот будто не замечает его. Бросает равнодушный взгляд в его сторону и отворачивается.

― Можно присесть? ― не слишком приветливо бросает Снейп. Не потому, что Люпин ему мешает, а потому, что не привык с ним любезничать.

― Попробуй, ― в тон ему отвечает тот.

― Вроде это мне директор приказал погулять у озера, ― пытается съязвить Снейп, но тот что-то никак не реагирует.

Потоптавшись, он садится рядом с молчаливым оборотнем.

― Эй, Люпин, какая муха тебя сегодня укусила? ― пытается он снова, но тот только головой поводит с таким видом, будто у него разболелся зуб.

― Слушай, Снейп, я сегодня не самый лучший собеседник, не самый веселый, дружелюбный и вообще…

Он замолкает, явно придавленный какими-то своими мыслями.

― Да ладно тебе, ― миролюбиво отвечает Снейп. ― Можно подумать, я очень милый собеседник… да я и не общаться сюда пришел, а…

― А зачем? ― Тот поворачивается к нему. ― Ты же видел меня, но все равно пришел. Почему ты не можешь до сих пор понять, что нас ничто не связывает, кроме… общего дела?

«И кроме Доры», ― мысленно договаривает за него Снейп. Хотя… она, скорее, и есть тем камнем преткновения, из-за которого Люпин вечно от него морду воротит и смотрит косо.

Снейп ловит себя на мысли, что раньше он терпеть не мог говорить ни о чем. Но сейчас у него будто проснулась такая потребность ― освободить мозг от постоянно давящего контроля всех и вся и побыть… просто человеком.

Кажется, он совсем недавно в полноте осознал, что есть вещи, на которые он не может повлиять. Или ― повлиять прямо сейчас, как бы сильно ни хотелось.

Удивительно, что можно изменить структуру крови, сделав ребенка полностью своим, до чего в его мире еще не дошли ученые, а вот вызвать полицию, поднять на ноги следователей, разные системы поиска пропавших детей, чтобы отыскать Мариуса, где бы он сейчас ни находился ― с этим здесь напряженка.

И снова Дамблдор прав. Как всегда. Снова смотрит наперед и знает, что ему ― Снейпу ― нужно. Но он так не привык ― безоговорочно доверять.

― Слушай, волк, ― задумчиво проговаривает он. ― А как ты превращаешься?

― Что ты имеешь в виду? ― Люпин настороженно смотрит на него, будто ожидая подвоха.

― Да просто интересно, как это происходит… очень тяжело тебе?

Снейп сам не знает, зачем затронул эту тему, ведь для Ремуса она довольно болезненна.

― Физически ― не очень, ― помолчав, говорит Люпин, все еще поглядывая на него искоса, будто пытаясь понять, к чему все это. ― А вот морально… понимаешь, в этот момент моя человеческая сущность борется со звериной и изо всех сил пытается удержаться. И когда теряешь себя, потому что не в силах противостоять болезни, это… сложно.

К концу фразы его голос затихает.

― Услышал, что хотел? ― тут же спрашивает он, надев на себя привычную маску подозрительности и недоверия.

― Знаешь… ты извини, у меня никогда не было друзей, и я не знаю, как и о чем с ними говорить, ― вырывается у Снейпа, причем так естественно, как будто он всегда был искренним и легко говорил о своих слабостях.

Люпин даже сползает с дерева. Становится перед ним и смотрит так, будто Снейп напился или просто сошел с ума.

― Ты вообще о чем?

Снейп глубоко вздыхает. И тут же признается сам себе, что несмотря на некоторые разногласия, ему несложно быть откровенным с Ремусом.

― Я просто много наблюдал за Гарри, как он общается со своими друзьями, какие они у него замечательные, верные, ― говорит он, глядя вдаль, на озеро, наверное, от слишком яркого света глаза у него начинают слезиться, только поэтому. ― И понял, что никогда ничего подобного не испытывал в жизни…

― Я, пожалуй, тоже, ― произносит тихо Ремус, ошарашив его признанием.

― Вот как, ― бормочет Снейп, чувствуя себя неловко. Ведь получается, куда ни сунься, везде темы-табу и больные вопросы.

― Со стороны могло показаться, что я был постоянно окружен приятелями, ― продолжает тот. ― Но, наверное, я один знаю правду. Это была шайка задир, которые нападали на тех, кто слабее. Меня не трогали, потому что я был тихим, покладистым… в чем-то им полезным, может быть, ведь меня вскоре избрали старостой. Ну и то, что я особенный, не такой как все, тоже держало их рядом. Они даже поддерживали меня ― как могли, разумеется, но во всем я видел только личный интерес. Поэтому я ни дня не чувствовал себя среди них своим и не мог рассказать, а уж тем более ― показать, что на самом деле чувствую.

Снейп ловит себя на мысли, что недоверчивость Люпина, возможно, сформировалась еще с детства, когда он осознал, насколько отличается от других и просто запретил себе доверять. Чтобы не сделали больно. Чтобы не осмеяли. Чтобы не назвали нытиком. Лучше носить маску, что у тебя все хорошо, иначе слабые места тут же станут уязвимыми для насмешек.

Снейп знает об этом не понаслышке.

― Ну вот… я мог бы стать твоим другом… если хочешь, конечно, ― тут же оговаривается он, не желая показывать, как сильно его тронуло признание Люпина и то, насколько схожи их судьбы. Он старается не смотреть на него, хотя чувствует этот пристальный взгляд, который будто хочет расковырять душу и увидеть, все ли там чисто, или есть какой-то подвох?

― После всего? ― только и спрашивает Люпин.

― Да, после всего, ― спокойно отвечает Снейп.

― Не выйдет, ― отводит взгляд тот.

― Почему? ― Не может понять Снейп. ― Ты что, до сих пор злишься на меня из-за палочки? Или из-за того, что я магл?

― Дора, ― отвечает тот. ― Она влюблена в тебя... даже не так, ― не дает он вставить Снейпу хоть слово. ― Она любит тебя. А это хуже всего.

― Хуже чего? ― Не понимает Снейп.

― Любовь не проходит в отличие от влюбленности, ― мрачно говорит Люпин. ― Она ― навсегда.

― Нет... она любит тебя! ― возражает Снейп, но выходит как-то неуверенно.

― Зачем отрицать очевидное. ― Тот смотрит на него, а потом отворачивается. ― Ведь за меня она вышла из жалости.

Снейп молчит, не зная, что сказать.

― Ты не подумай, она добрая и верная, ― продолжает Люпин. ― Она была мне верна все эти годы... ровно до того момента, как появился ты.

― Может меня она тоже жалеет, ― предполагает Снейп, хотя он почти уверен, что это не так.

― Ее тянет к тебе, только слепой этого не заметит, ― презрительно фыркает Люпин, и Снейп понимает: за этими интонациями он скрывает боль.

― Я не заберу ее у тебя, я же говорил…

― Ты думаешь, от тебя одного все зависит? ― перебивает тот.

― Я повторяю, что не поступлю с тобой жестоко, ― твердо говорит Снейп.

― Жестоко ― держать рядом с собой человека, который с тобой несчастлив, ― тихо проговаривает Люпин глядя перед собой на пожухлую траву.

― Дора беременна, ― напоминает Снейп, на всякий случай, если тот забыл. ― У вас общий ребенок...

― Тебе будет в тягость мой ребенок?

― Нет... нет, конечно, но при чем здесь это? ― начинает злиться Снейп.

― Он может оказаться оборотнем.

― Идиот... я не против твоего ребенка! ― Снейпу снова хочется ему зарядить по мордасам, чтобы привести в чувство, но он держится, ведь только что сам предложил ему дружбу. ― А ты вообще не подумал, что ему нужен родной отец?

― Да, но…

― Дора тебя любит, ― раздельно, чуть ли не по слогам произносит Снейп, пытаясь вдолбить это в его тупую башку. ― И не смей говорить ей то, что ты мне тут разглагольствовал, не надо ее расстраивать.

― Ну вот, ― как-то безнадежно машет рукой Люпин. ― Я так и думал, что ты меня не поймешь.

― Ты так легко сдаешься без боя, ― насмешливо произносит Снейп. ― Отдаешь мне самое ценное, что у тебя есть, потому что боишься проиграть.

― Как можно бояться того, что уже случилось? ― поднимает на него глаза Люпин. ― Я уже проиграл.

― Пойдем-ка лучше обратно. ― Снейп встает с бревна и делает шаг в сторону Хогвартса. ― Так мы ни до чего не договоримся.

― Я вообще-то собрался прогуляться в деревню, ― выдает Люпин всю ту программу, которую Снейпу напророчил Дамблдор.

― В таком случае, я с тобой, ― говорит он. ― Мне же надо какой-то отчет предоставить директору по истечению моего… отпуска.

* * *

― Эй, кажется, это уже перебор! ― Снейп отбирает кружку с огневиски у едва держащегося на стуле Люпина в одном из нелюдных пабов деревеньки Хогсмид. Он не помнит, какая эта по счету кружка, просто им еще надо как-то вернуться в Хогвартс… желательно, на своих двоих.

― Не… не лезь, ― тот хватается за кружку, делает неверное движение и выливает содержимое на стол. ― Ну вот, хорош друг, ― Люпин хлопает ладонью о стол. ― Нет, чтобы помочь, поддержать…

Дальше его речь звучит совсем бессвязно.

― Вообще-то мне нельзя пить, у меня ребенок, ― возражает Снейп, внезапно видя вместо одного Ремуса двух, повесивших голову на грудь. Протягивает руку, чтобы потормошить, и к счастью, два Люпина складываются в одного, очень упрямого.

― У меня… т-тоже будет ре… ребенок, ― бормочет тот, подняв вверх указательный палец.

― Вот что, пойдем. ― Снейп встает, встряхивает его за плечи и помогает встать. Пораскинув мозгами, которые почему-то работают сейчас как-то… замедленно, как будто их со всех сторон обложили мягкими подушками, он даже согласен сейчас на камин, но где его взять, он не знает. В пабе есть камин, но он маленький, и в нем горит настоящий оранжевый огонь. Не подходит.

К счастью, на улице они почти сразу натыкаются на крытую коляску. Кучер оказался так любезен, что согласился довезти их прямо до крыльца замка.

― Вот так, дожили, ― скорбно качая головой, приговаривает Слизнорт, ища в своих закромах антипохмельное зелье: Снейп не хотел, чтобы Гарри узнал о его походе в паб, да и вообще видел в таком состоянии. Что касается Люпина, то ему нужно еще и отрезвляющее ― вон, уже облокотился о лабораторный стол и почти спит.

― Не ожидал я от тебя такого, Северус, ― назидательным тоном проговаривает старик, наливая в две склянки какого-то густого зелья, похожего на какао с молоком. ― Между прочим, сюда я растолок безоар. Знаешь, почему?

― Почему? ― Снейп с трудом поднимает тяжелую голову. Кажется, сейчас не лучшее время, чтобы его экзаменовать.

― Это противоядие от многих ядов, в том числе ― от алкоголя, ― качает головой Слизнорт. ― Это ж надо было так накатить ― ну куда это годиться? Еще и детей учите, а сами ― как дети!

Снейп хочет было возразить, что неоднократно видел у Слизнорта в апартаментах, когда заходит к нему за книгой или с каким-то вопросом, большую стеклянную бутыль на столе, в которой явно был не виноградный сок. А еще как-то краем глаза уловил в одном из его шкафов целую коллекцию подобных… хм… сосудов. Так что Слизнорт сам не дурак прикладываться, просто делает это втихаря, пока никто не видит, а сам ругает их для отвода глаз. Несправедливо!

Тем временем Слизнорт подносит зелье к совсем расклеившемуся Ремусу.

― Такой был хороший мальчик, ― приговаривает он, поя его, потому что тот не в силах держать в руках склянку. ― Скромный, тихий, не делал глупостей…

― А выросло то, что выросло, ― пьяным голосом продолжает за него Люпин, выпивая зелье до дна.

Вскоре Снейп добирается до своих апартаментов. В голове еще немного шумит, но в глазах уже просветлело. Слизнорт сказал, что зелье подействует сразу, снимет основной симптом, а потом будет убирать побочные. К счастью, Гарри дома не оказалось, потому что Снейп очень не хотел перед ним объясняться, да и вообще представать в таком виде. Не успели они стать настоящей кровной семьей, как он уже проявил себя во всей красе. Пообещав себе, что ноги его не будет ни одном из пабов, он умывается несколько раз холодной водой.

Настойчивый стук в дверь выводит его из оцепенения. Потерев лоб, он смотрит на себя в зеркало, потом машет рукой и идет открывать. На пороге стоят Уизли и Грейнджер с перепуганными круглыми глазами.

― Профессор Снейп… а Гарри не у вас? ― неуверенно начинает Уизли.

― Нет. ― Снейп медленно возвращается в реальность. ― Я думал, он с вами…

― Его с самого утра нигде нет, ― говорит Грейнджер, при этом ее голос подозрительно дрожит. ― Он не пришел на трансфигурацию, а потом на историю магии ― обычно он не пропускает занятия без причины. Мы подумали, может, он приболел?

― Сегодня утром он отправился на занятия. ― Снейп давит в себе нехорошие предчувствия.

― Но его не было ни на завтраке, ни на обеде, ― пожимает плечами Уизли. ― Может… его похитили?