Заветное желание Снейпа (джен)

Все, что он помнит ― огромную воронку с нестерпимо ярким синим светом, куда его затягивает со страшной силой.

Еще Снейп помнит, как в эту воронку, открывшуюся в воздухе, затягивало его сына. И это было куда страшнее.

Он бросился к нему, прижал к себе… Наверное, посчитал, что он всесильный и может противостоять магической мощи. Куда там! Неведомая сила легко поглотила их обоих и рассоединила в воздухе.

Время останавливается, все вокруг замирает. Тишина. Ультразвук по нарастающей, сводящий с ума… Мозг отключается на пару секунд. Толчок. Удар. Ох, приземление не на мягкие подушки. Жестко, твердо и неприятно.

Что вообще происходит?

Сон? Нет, ощущения слишком болезненные.

Хорошо же прокатились на горочке… только это не аквапарк. И под ним не вода. Каменный пол.

Серые стены с большими портретами, которые… двигаются.

Покатые высокие потолки, арочный проем… Запах старины, как пахнет двухсотлетний дом. Снейп когда-то был в таком. Какой-то музей за городом… На экскурсии с детдомовской группой.

Только это не музей. И детство давно миновало. Хогвартс. Да, это он.

Хогвартс. Место силы. Каково звучит, а?

Да, хохмить он не разучился, а значит, мозги на месте. Это уже радует.

А если быть предельно честным, то это место, где он ― никто. Слабак, какого только поискать. Он снова здесь. И он не хотел возвращаться. НЕ ХОТЕЛ.

Сдавливает голову ― сильно и беспощадно. Как запоздалая реакция на стресс от незапланированного перемещения в пространстве. Злость постепенно поднимается, доходит до горла, как лава, достигшая жерла вулкана и готова вырваться наружу. Какого драккла он делает здесь?!

И какого драккла он говорит, как местные? Пусть даже внутри себя, но все же…

Стоп, это неважно. Где Гарри? Его же первым засосало в эту светящуюся трубу. Ах, вот же он. Сидит недалеко от него на полу, отвернувшись. Стыдно, небось. Молодец, что сказать! Открываем порталы, значит, втихаря от отца. Так, может, стоит все повторить в обратном порядке, а?!

Снейп хватает его за плечи и резко разворачивает к себе. Гневная тирада, которую он уже заготовил, которая висит на языке и вот-вот сорвется, вдруг распадается на отдельные смыслы, которые уже не собрать. Потому что…

Этот ребенок... Он такой маленький, хрупкий, самый родной, хоть и приемный. Трясется и повторяет: «Я не хотел, не хотел…» На его ресницах дрожат капельки слез. Зубы стучат. Всхлипывания усиливаются и вот-вот перерастут в истерику.

Снейп не хочет даже представлять, что было бы, если б в эту воронку затянуло только одного из них.

― Сильно ударился? ― Он машинально ощупывает его руки, ноги, как бы сделал в любой другой ситуации. В нормальной ситуации. ― Где больно? ― Он наклоняется к его личику, вытирая слезы, а потом отводит его непослушные волосы назад, которые во время «полета» просто встали торчком, будто наэлектризовались.

― Нет, я в порядке… ― бормочет тот и вдруг начинает тревожно оглядываться.

― А где Мариус?

Вопрос, как гром среди ясного неба.

― Гарри…

― Я его видел… он был здесь. Почему он не дождался? Почему убежал?

― Гарри! ― повторяет Снейп более строго.

― Он стоял по ту сторону портала… он был здесь… я видел его, в полный рост, ― продолжает бессвязно бормотать тот. ― Почему ты мне не веришь?

Он устремляет свои огромные зеленые глаза на него. Снейп только тяжело вздыхает.

Он не хотел больше ни к кому привязываться. Ему хватило Мариуса. До сих пор воспоминания выжигают в душе новые дыры, которые потом долго и болезненно затягиваются, хотя он, естественно, этого не показывает.

Он делает вид, что все в порядке, когда Гарри случайно его упоминает. Случайно ― потому что это не со зла. Ребенок не хочет его ранить. Если бы он узнал, что Снейп чувствует, когда слышит имя сына, то утонул бы в вине и сожалении.

Снейп не хочет его ранить тоже. Поэтому молчит. Молчит и терпит.

― Тебе показалось, ― бормочет он, потирая переносицу. ― Это же магическое место… здесь все, что угодно привидится. Вспомни хотя бы то зеркало!

― Папа, я не вру, это был он! ― Гарри просительно смотрит на него. ― Такой же, каким я его помню, только немного подрос… Он держал портал с другой стороны… Получается, мы вдвоем его открыли!

Нет, нет и еще раз нет. Снейп больше в это не верит. В эти несбыточные иллюзии.

Пусть они будут какими угодно. Он лишь поверит в то, что увидит своими глазами, потрогает, задаст миллион вопросов, и когда убедится, что это правда, тогда…

В общем, это все лирика. Сейчас нужно что-то делать и уж точно не сидеть на месте.

― Поговорим об этом позже, ― тоном, не терпящим возражений, проговаривает он. ― Вставай, ― Он помогает ему подняться и встает сам. Мозг требует немедленных действий. Идти… но куда? Их тут вряд ли ждут и примут с распростертыми объятиями.

Может, выход намного проще, чем ему кажется?

― А ты можешь… снова так сделать? ― осторожно спрашивает он.

Гарри вздрагивает и медленно поднимает глаза, все еще полные слез.

― Я… я не знаю. ― Он неопределенно дергает плечами. ― Тогда я что-то почувствовал, как будто должен направить силу в конкретное место. А сейчас…

Он опускает голову, шевеля пальцами в домашних тапочках. К слову, они вдвоем в магловской одежде. Если их сейчас кто-то увидит…

Значит, без аудиенции с Дамблдором не обойтись.

Снейп давит в себе естественное желание взять Гарри на руки, как в самый первый день их «попаданства». Тогда ребенок сильно испугался привидения, все время жался к нему ― к человеку, который не сделал для него ничего хорошего, наоборот, вел себя по-свински. Но для Гарри он был спасителем номер один и единственным понятным звеном во всей этой запутанной истории. Наверное, поэтому так все и вышло. Будь на его месте кто-то другой…

Он отбрасывает эти мысли, не позволяя им развиться. Ведь это то самое место, где у него не раз пытались отобрать ребенка.

Его ребенка.

И вот сейчас как доказать, что они ― семья?

Ни документов, ничего.

От тех старых, временных, Дамблдор наверняка избавился, чтобы не давать Министерству повода думать, что он маглов у себя приютил, закон нарушил.

Интересно, как он аргументировал их внезапное исчезновение?

И что их ждет теперь?

Одни вопросы. Тем не менее, они здесь, и как вернуться назад, Снейп не знает. Гарри, кажется, тоже. И он совсем не рад оказаться здесь, иначе не выглядел бы подавленным. Он явно не ожидал от себя такого всплеска магии, а еще увидел мертвого друга. Это даже взрослого выбило бы из колеи.

― Гарри, ― тихонько обращается к нему Снейп, чтобы не напугать еще больше. ― Ты ведь пользовался магией, да? В нашем мире?

Тот опускает голову еще ниже. Перед Снейпом проносятся мгновения, когда Гарри хотел что-то ему сказать. Вроде собирался, но тут же замолкал. А еще он никогда не был до конца счастлив. Снейп не мог это объяснить, просто чувствовал. Они могли гулять, играть во что-то, Гарри временами забывался, громко смеялся, заваливаясь на бок или падая к нему на руки и дурачась. А потом в нем словно нажимали на выключатель. Щелчок ― и снова никаких эмоций. Замкнутое лицо, настороженный, виноватый взгляд…

― Ну… да. ― Это короткое признание звучит едва слышно, с интонациями обреченности.

― Как часто?

― Ну… постоянно. Каждый день.

― Ага. Ясно все.

А что здесь можно еще сказать?

Он видел все эти терзания, и ему порой хотелось расковырять, докопаться до истины… но он не лез. Не ковырял. Говорил себе: пусть все идет своим чередом. Доверие не рождается из ниоткуда, должно пройти время. Немало времени.

Снейп все списывал на его прошлое, которое все еще могло мучить его и не давало наслаждаться детством без оглядки.

Жаль, он даже не попытался спросить. Он должен был… должен был ему помочь. Вместо этого порой он чувствовал себя таким беспомощным, что отчаянно хотел, чтобы кто-то помог ему самому.

Гарри вдруг бросается к нему. Прижимается лицом к руке чуть выше локтя. Его трясет, а Снейп снова не знает, что делать. Это гадостное чувство снова накрывает его.

― Ты меня не бросишь? ― Ребенок хаотично хватается за него, оттягивает свитер прямо у него на животе, что аж ткань трещит. Сжимает так сильно, до белых костяшек…

Снейп подхватывает его на руки, хотя тому может это не понравиться, все-таки одиннадцать лет ― солидный возраст. Но Гарри не протестует. Он приникает к нему всем телом, обхватывает за шею и щекотно дышит ему куда-то в ухо.

― Никогда, ― тихо, но твердо говорит Снейп, прижимая к себе сына. Да, это его сын, и только пусть попробуют их разлучить! Он будет бороться до последнего. Он его не отдаст.

― Ты сердишься?

Это звучит так по-детски и жалобно, что даже сердце ноет.

― Из-за магии? Нет, ты же не виноват.

Выходит, его волшебный дар перекочевал с ним в его родной мир. Как побочный эффект.

Такой себе нежданчик.

― Хорошо, что у нас там нет Министерства, которое запрещает использовать магию без палочки, ― нервно усмехается он и тут до него доходит.

― Эй… ты что-то там делал без палочки? А истощение? А если бы ты потерял сознание, ударился? Ты вообще думал, что творишь?

― Папа… да с этим все в порядке… ― Гарри даже отклоняется, наверное, чтобы посмотреть на него и убедиться, что Снейп его не ненавидит.

― В нашем мире я вообще не чувствовал ничего такого, ― он доверительно смотрит на него и, кажется, понемногу успокаивается. ― И вот сейчас тоже. Я ведь открыл портал, ― Его глаза округляются, и в них плещется страх. ― Это же такая мощь! Я даже не думал, что так умею… Слушай, а может Дамблдор мне подскажет, как это делается, и мы спокойно перенесемся обратно?

Он с надеждой заглядывает ему в лицо.

Снейп едва удерживается, чтобы не фыркнуть. Это было бы слишком просто.

Если ребенок легко смог открыть портал, то почему Дамблдор упорно утверждал, что не знает, как переместить их в другой мир? Почему держал их здесь, постоянно пугая то Министерством, то Азкабаном, то разлукой навек?

Если Дамблдор и знает о портале, как его открыть, вряд ли он скажет.

Если он все еще преследует какую-то цель.

Если в этой цели они ― маглы ― могут ему как-то помочь.

Похоже, идти к Дамблдору ― не самая лучшая идея. Но… а другой выход ― какой?

Снова это дурацкое ощущение беспомощности. Да, он не может здесь ничего и полностью зависит от милости директора.

Даже его мать, побродив по улицам магического Лондона, пришла сюда. В место, где каждому, кто попросит о помощи, не откажут.

Так, кажется, сказал Дамблдор. Но верить его словам ― себя не уважать.

Снейп, задумавшись, вздрагивает, когда в конце пустого коридора возникает какое-то движение. Высокая сухощавая фигура, появившись из-за угла, приближается к ним. МакГонагалл.

Он невольно усмехается, хотя смеяться в их положении ― та еще реакция. Все повторяется, за исключением того, что Гарри не дергается из-за привидений, которые пока еще не показались, и того, что рядом с ними не снуют студенты и не разглядывают их, как некую диковинку.

― Северус… Гарри?.. ― МакГонагалл, подойдя, растерянно смотрит на них. ― Но как…

― Мне бы тоже хотелось знать ― «как», Минерва. ― Снейп вскидывает голову, чтобы не выказывать ничем, что растерян не меньше ее.

Он осторожно ставит Гарри на пол, чтобы тот не смущался.

И да, она в курсе того, что они маглы. Значит, таиться нечего, нужно быть предельно ясным.

― Вы снова здесь… но вы не должны были… я ничего не понимаю, ― бормочет та, разводя руками. ― Вы не должны были проникнуть сюда, но раз это произошло… отсюда назад не возвращаются. Как будто магия подстроилась под ваши желания, чтобы защитить… от неизбежного.

О, звучит оптимистично. Даже очень.

― Что-то происходит, Северус. Что-то должно произойти, я чувствую это в воздухе… никто до вас...

Она замолкает, обхватив себя руками. Снейп глядя на нее невольно чувствует тревогу. Столь степенная дама, как профессор МакГонагалл, никогда еще не выражала свою беспомощность так открыто. И сейчас это отнюдь не радует. А еще кто-то тянет его за одежду на боку. Снейп скашивает глаза: Гарри снова вцепился в него так, что скоро от свитера одни дыры останутся.

― Мы поговорим об этом, Минерва, но позже, не при ребенке, ― твердо говорит он, но Гарри тут же взрывается возмущенным возгласом:

― Нет, я хочу все знать! Не надо от меня ничего скрывать, я уже не маленький, пожалуйста, папа!

Кажется, еще чуть-чуть ― и он запаникует. Он и так уже на грани…

― Папа? ― Минерва удивленно улыбается.

― Да, вот так, ― скромно говорит Снейп, высвобождая свой свитер и сжимая ладошку Гарри в своей руке.

Кажется, профессор МакГонагалл за них действительно рада. Что ж, можно считать, одного союзника они приобрели.

― Я провожу вас к директору, ― спохватывается она. ― Вряд ли вы знаете очередной заковыристый пароль.

Она улыбается одними краешками губ.

― Как в тот раз, ― вырывается у него.

― Да. ― Минерва смотрит на него с нескрываемым теплом. ― Как в тот раз.

Она собирается идти, уже почти развернувшись, но задерживается, становясь к ним полубоком.

― Я не знаю, почему вы снова попали сюда, Северус, ― тихо говорит она. ― Правда, не знаю.

Маленькая ладошка Гарри напрягается в его руке.

― Все в порядке, ― тут же говорит Снейп. ― Ты меня слышишь?

Он слегка дергает его за руку, привлекая внимание и отвлекая от тревожных мыслей, которые сейчас наверняка мечутся в его голове.

― Сожалею, что не могу вам помочь. Я знаю, вы бы хотели отправиться обратно тотчас, ― продолжает она. ― Но если что-то нужно… я в вашем распоряжении.

Снейп только кивает. В душе он благодарен ей. Он помнит, как эта чопорная и холодная на вид пожилая женщина всю дорогу опекала Гарри, дарила ему книги, проводила с ним дополнительные занятия, хвалила его за способности и трудолюбие. Как мягко общалась с ним самим, словно… жалела. Конечно, жалость унизительна, но что может быть унизительнее, чем остаться без магического дара в мире, где сплошь одни волшебники?

Сейчас ему нужно засунуть гордость куда подальше. С ним его сын, который порой делает глупые необдуманные поступки в силу возраста. И магический дар не всегда может его выручить из беды. Что ни говори, а Снейпу нужны союзники и помощники. Очень нужны.

А еще он уверен: Минерва не в курсе, что замыслил Дамблдор. Она не одобряет его идеи. Иначе старик бы ей доверял.

Знакомая горгулья. Забавный пароль, что-то вроде «рассыпчатой патоки», но он точно не запомнил. Утомительный подъем по длинной винтовой лестнице. Снейп неслышно хмыкает: и это тоже повторяется, точь-в-точь.

― Ты как? ― тихонько спрашивает он у Гарри, видя, что тот уже порядком запыхался. ― Если хочешь, могу тебя понести.

Тогда запыхается он, но это мелочи.

Гарри задумывается на несколько секунд и тут же отрицательно качает головой. Храбрится.

Когда они оказываются у темной дубовой двери с резными узорами, Снейп ободряюще сжимает его руку: мол, не дрейфь, прорвемся! Но сам-то он в этом не уверен.

Перед тем, как постучать, МакГонагалл оборачивается.

― Профессор Дамблдор уже знает о вас, ― говорит она, а Снейп усмехается от того, что как глупы были его мысленные потуги скрыться от глаз вездесущего профессора. ― И дело не в портретах, ― зачем-то добавляет она. ― После вашего… вторжения, ― она откашливается, ― мы усилили защиту барьеров между измерениями… Если кто-то его нарушит, в кабинете директора сработает сигнализация, слышная только ему.

― Вы так говорите, будто мы пришли с целью захватить волшебный мир и самого директора в придачу, ― не выдерживает Снейп.

― Ты знаешь, что я так не считаю, Северус. ― Минерва задерживает на нем взгляд, а потом коротко стучит и тут же открывает директорскую дверь.

Похоже, это позиция Дамблдора. Снейп поздним числом ощущает в ее долгом взгляде и нарочно сказанных некоторых словах будто… подготовку к тому, что его ждет.

Снейп решительно заходит вслед за ней в кабинет, стараясь держать Гарри немного позади себя.

На этот раз Дамблдор не разглядывает их, как пришельцев из иного мира ― хотя, по сути, это так и есть. Он смотрит прямо и уверенно, как будто ждал их.

Вот в этот самый день.

― Я знал, что вы вернетесь, ― говорит он, и это тоже не удивляет. Почему-то.

― Знали, что ребенок сможет открыть портал? ― не удерживается от язвительности Снейп. Внутри него при виде этого старика с серебристой бородой начинает все клокотать.

Ему хочется орать, схватить директора магической школы за грудки и вытрясти из него всю правду. Так он, может быть, и сделал, будь он один.

Но он не один. И он не должен вести себя безрассудно, чтобы не давать ни малейшего повода разлучить его с сыном.

― Портал? ― Брови Дамблдора взлетают.

Снейп прячет саркастичную ухмылку. Интересно, неужели тот считает, что все вокруг дураки и не замечают его фальшивой игры?

― Если путешествовать по мирам так легко, то почему ж вы нас не отправили сразу, в тот самый день, когда мы по неизвестно чьей воле оказались здесь?

― Это не легко, ― возражает Дамблдор.

― А разве вы не с помощью портала перемещаетесь, когда исполняете чьи-то желания? ― подает голосок Гарри.

Снейп ласково гладит его по голове. Хороший вопрос. И хорошо, что задал его невинный ребенок, а не он сам.

Дамблдор усмехается, но при этом его голубые глаза остаются холодными.

― Никто не ходит между мирами, мой мальчик, ― слащаво-приторным голосом говорит он, а Снейп старается не закатывать демонстративно глаза. ― То, что ты видел ― это лишь отображение меня через Шар желаний. Я говорил с тобой, не сходя с этого места…

― Вы писали на бумаге, а потом дали мне ее… это разве сделал за вас ваш призрак? ― у Гарри даже глаза округляются от непонимания.

― Если ты заметил, клочок пергамента через время исчез, ― невозмутимо говорит Дамблдор. ― Это значит, ты держал в руках не настоящую вещь, а только ее образ… если можно так выразиться.

― Очень все понятно. ― Снейп старается при этом выглядеть серьезным. ― Но меня больше интересует портал. Может, вы подскажете, как его открыть снова?

Дамблдор молчит, глядя на него пронзительным льдистым взглядом, отчего у Снейпа даже мороз по коже, но он и виду не подает.

― Это я бы хотел спросить у вас. ― Директор переводит такой же взгляд на Гарри, отчего у Снейпа появляется инстинктивное желание стать между ними. ― Чтобы сделать что-то подобное, нужна сила… в несколько раз превосходящая мою и других маститых волшебников, ― добавляет он.

Что ж, попытка не пытка.

― Но… я не знаю, как снова это сделать… у меня было ощущение в тот момент, что я как будто бы знаю, что делать… я направил силу… я теперь просто не понимаю, как получилось!

Последние слова Гарри почти выкрикивает с таким отчаянием, что Снейп тут же привлекает его к себе, ощущая, как он дрожит.

― И я это сделал не один, а вместе с Мариусом, ― тихо добавляет тот.

― С кем? ― В глазах директора появляется что-то странное. Он как будто шокирован, хотя вряд ли этого старика можно чем-то удивить.

― Он был здесь… я знаю. Я бы один не смог. Вы говорите об огромной силе, ― Гарри отклоняется немного от Снейпа и подается вперед. ― Во мне ее нет, ну, я не чувствую ничего такого, прям сверх мощного. Но когда я открыл портал вместе… ну, вместе с ним, мне казалось, что он меня поддерживает… оттуда. Точнее ― отсюда, ― запутывается он, нервно жестикулируя.

― Очень любопытно, ― протягивает Дамблдор, не сводя с него глаз и задумчиво дергая себя за бороду.

Снейп напрягается до предела. Этот сумасшедший старик, который в прошлый раз запер их здесь ― да, именно запер! ― теперь тянет волынку и не говорит ничего конкретного. Сколько еще он сможет выдержать этой тягомотины? Только бы не сорваться…

― Могу сказать точно, твоего сына здесь нет, Северус, ― вдруг твердо говорит Дамблдор. ― Это какая-то ошибка. Возможно, было видение или… мне сложно говорить о том, чего я совершенно не понимаю, ― тихо произносит он.

Снейп только кивает. Он тоже это знает. Мариус умер. А то, что видел Гарри… если видел. Это действительно сложно объяснить.

― Северус, нам нужно серьезно все обсудить, особенно твое пребывание здесь. ― Старик хмурится. Кажется, он им не совсем рад, хотя и ждал. Любопытная смесь.

― С радостью, ― цедит Снейп, очень стараясь говорить ровно, без явной агрессии. ― Но сейчас… кажется вечер, да? Вечер какого-то там сентября… ― Он вспоминает, что у них вообще-то ноябрь, ну как в прошлый раз, да. Стало быть, они прибыли вовремя, как раз к началу учебы.

Какое совпадение!

― Да, сегодня второе… суббота. Все студенты в Хогсмиде, наслаждаются первыми выходными, хотя еще не учились… Вчера было распределение первокурсников. Так что вы почти вовремя.

Почти. Ох, так хочется в него что-то кинуть!

Потяжелее, желательно.

― Поэтому все разговоры ― завтра. Или, если пожелаете, в понедельник. ― Снейп удивляется своей смелости и решительности. Просто Гарри весь дрожит, хотя и держится молодцом, но его предистеричное состояние Снейп очень хорошо знает и не допустит, чтобы у ребенка случился очередной нервный срыв. ― Сейчас мы должны отдохнуть… Знаете ли, не каждый же день мы вот так путешествуем по мирам! ― не удерживается он от колкости.

― Как скажешь, Северус. ― Дамблдор не улыбается. ― Твои комнаты в порядке ― я запер их до твоего прибытия.

О, спасибо, конечно, такая забота…

Стоп. Он знал, правда, знал, что они прибудут! Но… как?

Что же скрывает этот старик?

― Спасибо, ― сухо говорит Снейп, оставив все остальное у себя в голове. ― Я бы хотел узнать насчет документов…

Вот так сразу, с моста в карьер. Неизвестно, сколько они здесь пробудут ― может, всю жизнь, ― главное, чтобы Гарри не боялся, что их разлучат. Он сейчас боится этого больше всего, это как пить дать.

― Документы на опекунство я сохранил, они ждали тебя, ― так же спокойно, как и все предыдущее, говорит директор, отчего Снейпа снова охватывает трепет. Перед ним, перед этим местом, где все пронизано бесконечными тайнами. И где он сам ― словно на ладони. Букашка ничего не значащая. Которую видно насквозь, как под микроскопом с лазерными усилителями…

Какой же бред сейчас лезет в голову.

― Министерство в курсе, что вы отбыли в Ирландию ― вашу родину, ― Дамблдор сам отвечает на незаданные вопросы, а Снейп только глотает ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но одновременно не находя ― что именно. ― Поэтому никаких проблем возникнуть не должно…

― Гарри усыновлен, ― быстро проговаривает он.

― Об этом никто не знает… здесь. Тебе придется немного повозиться с бумагами…

О, да он сделает все, что угодно! Главное, что это возможно.

И главное, что директор на этот раз не пытается стать между ними.

― Если Гарри того захочет, разумеется, ― добавляет противный старик.

― Конечно… он же мой папа, ― охрипшим голосом говорит его сын и привычно прижимается к нему.

Снейп готов поклястся, что Дамблдора нисколько не умилило поведение ребенка. Мало того, на его лице проскользнула едва заметная неприязнь.

Что ж, у них будут документы. Все по закону. А на отношение директора ― плевать. Там явно что-то личное… Пусть со своими тараканами разбирается сам.

― Замечательно, ― хладнокровно произносит директор. ― Вы можете идти отдыхать, благо, что сегодня суббота, завтра еще один выходной и мы сможем в спокойной обстановке обсудить ваше положение… Да, к слову, ― добавляет он как бы между прочим, ― твоя палочка, Гарри, у мистера Олливандера. Думаю, он уже давно привел ее в порядок.

― Мою палочку можно было починить?

Снейп весь сжимается от звуков его голоса, в котором звучит столько… радости? Радости и надежды. Ведь это он сам сломал ее, пусть и не нарочно, но все-таки…

Он был так зол, раздражился из-за розовых волос, что не мог держать себя в руках. И он не хотел ― да, не хотел причинять ребенку такую боль, хотя всеми фибрами души в тот момент ненавидел и палочку, и магию, и весь этот кошмарный мир вместе взятые…

Он не знал до конца, поверил ли ему Гарри. Или просто сделал вид, что верит, чтобы не обострять ситуацию.

― Думаю, мистер Олливандер вам все объяснит, как это работает, ― туманно произносит Дамблдор. ― А сейчас ― прошу.

Он милостиво предоставляет им свой камин для перемещения прямо в апартаменты. Что ж, удобно, не нужно проделывать огромный крюк, спускаться с крутой лестницы, но… этот головокружительный полет! Снейп не уверен, что он к нему готов.

Еще один аттракцион, на который он сегодня не рассчитывал.

* * *

Удивительно. Их комнаты выглядят как и год назад. Повсюду царит чистота и свежесть, будто их убирали каждый день. И как будто их и впрямь ждали обратно.

Снейп отбрасывает эти мысли. Ему не хочется думать, зачем их ждали.

А еще он просто хочет спать. Вымотался ужасно, хотя в его мире это было бы еще утро. В этом мире он резко почувствовал усталость, согласно времени, хотя дома у него сил было, хоть отбавляй. Может, это из-за магии, которая всколыхнулась в нем и начала бессовестно жрать энергию? Ага, конечно. Никакой магии в нем нет. Все это выдумка чистой воды. Его магии, если это можно так называть, максимум хватит на то, чтобы переместиться по камину или вызвать эльфа. Но этого недостаточно, чтобы в случае чего защитить ребенка.

― Папа, смотри! ― Гарри выбегает из своей комнаты, неся в одной руке ночник с рыбками, а в другой ― фонарик, подарок Мариуса.

Снова тупая боль внутри ― вспыхивает и тут же затихает. Снейп сосредотачивается на Гарри, которому так дороги эти безделушки. Для них они больше, чем просто вещи ― это память о том, что его кто-то любит. Или любил.

В глазах Гарри блестят слезы, но вместе с тем он улыбается. И обнимает тот дурацкий ночник с рыбками, о котором так мечтал в прошлом году.

Кажется, как давно это было!

Снейп готов купить ему тысячу таких ночников, чтобы снова и снова видеть эту улыбку. Если это делает его счастливым… Да, он сделает все, что угодно, чтобы его сын больше никогда не плакал.

Но немного времени спустя, когда он навел порядок на столе, поностальгировал, глядя на несколько корявых рисунков, которые он не успел проверить еще год назад, он идет в комнату к сыну, чтобы пожелать спокойной ночи и… что это?

Его ребенок лежит, отвернутый к стене, и тихонько всхлипывает.

Снова.

Снейп тут же подсаживается к нему, ничем не выказывая свое беспокойство. Наклоняется и ласково обнимает.

― Ну… в чем дело, малыш?

― Папочка… я не смогу без тебя.

Гарри разворачивается, глядя на него.

«Сможешь», ― тут же хочет возразить Снейп, но глядя в его огромные зеленые глаза, которые блестят от слез и с таким беззащитным доверием смотрят на него, ища снова и снова поддержки и слов любви, что он замолкает, не выдавив ни звука.

― Я так боюсь за тебя… что с тобой что-то случится… я правда не смогу. ― Гарри прячет лицо у него на груди.

― Я сделаю все, чтобы выжить, вот увидишь. Ведь мне есть ради кого.

Снейп очень старался, чтобы это прозвучало твердо и оптимистично, но внутри он не уверен ни в чем.

― Самое главное ― мы попали сюда вдвоем. Все будет хорошо, ― бормочет он банальные фразы, от которых ребенку, может, станет легче. А может, и нет.

― А Мариус?

Снова спазм сжимается внутренности и не отпускает.

― Давай договоримся. ― Снейп теряет вдруг силу голоса. ― Мы не будем больше говорить о нем. Каждый раз, когда я слышу его имя… мне становится больно.

Гарри отклоняется с ошеломленным видом. Даже слезы на его щеках высыхают.

― Я… я не знал, ― бормочет он растерянно. ― Я думал… думал, ты уже… тебе уже не так… Почему ты не сказал раньше?

Его губы ожидаемо начинают кривиться.

― Ничего… теперь знаешь, ― Снейп прижимает к себе его хрупкое тельце, ласково укачивая, чтобы слезы не переросли в истерику. Кажется, вот в этот самый момент они стали еще ближе, чем раньше.

Это пугает.

Снейп знает не понаслышке, что любовь способна разорвать его сердце в клочья. И что надо бы остановиться, пока не поздно. Но не может.

― Если бы Мариус был здесь, мы бы уже об этом знали, понимаешь? ― говорит он, чтобы отвлечься и теперь уже делает больно себе сам. Нарочно. Точнее, ожидает, что будет больно, но на этот раз он не чувствует ничего.

Гарри в ответ только теснее прижимается к нему. Боится, наверное, что-то сказать на эту тему. Эх, не стоило быть таким откровенным с ним. Он всего лишь ребенок.

― Он бы не стал от нас прятаться, ― продолжает ковырять свою рану Снейп. И опять ничего.

Только тупая боль начинает давить в висках. В который уже раз за сегодня.

Мариус убежал от него. Он бежал так, словно за ним гнался маньяк. Стоит ли удивляться тому, что он прячется от него и здесь?

Продолжает мстить. За глупость. За несправедливое наказание. За то, что не выслушал, не понял, не уступил. В канун Рождества, когда детям делают подарки, а не вот это все.

Но мысль, что Мариус нарочно открыл портал, чтобы затянуть Снейпа в самый худший из его кошмаров, кажется слишком неправдоподобной.

Если Мариус жив, то ему сейчас десять лет. Всего лишь десять.

Невинный нежный возраст. Разве мог его сын стать настолько злым и беспощадным, чтобы решиться на месть? Своему собственному отцу, который его любил. И который ошибся всего лишь однажды. Страшно ошибся.

Снейп не может дать ответ на свой вопрос. В свои десять он еще верил в сказку.

― В чем дело? Волнуешься?

Снейп искоса поглядывает на Гарри, который в нерешительности застыл в нескольких шагах от камина.

Конечно путешествие по каминной сети, да еще и в Косой переулок ― не ближний свет ― то еще удовольствие, но ребенка этот момент вроде никогда не смущал.

Понедельник ― день тяжелый.

Хотя Снейп тут кривит душой: вместо исполнения обязанностей декана, которые ему снова навязали, и вместо учебы Гарри они идут прохлаждаться по магазинам, так как вчера они были закрыты.

― Я вот все думаю… насчет своей палочки, ― бормочет тот и отводит глаза.

Снейп вздыхает. Сложно, очень сложно не испытывать при этом вину.

― Если мистер Олливандер не смог ее починить, мы купим тебе новую, ― говорит он. На самом же деле он всеми фибрами души желает, чтобы к Гарри вернулась его родная волшебная палочка. Он слышал, что между палочками и их хозяевами образуется незримая связь. Конечно, бывает, что палочки ломаются или теряются, но, наверное, это редкие случаи.

Волшебная палочка ― как продолжение руки или даже самой магической сущности человека. Снейп об этом как-то читал на досуге. В прошлом году.

Он готов купить для Гарри все, что он пожелает. Но есть то, что невозможно исправить деньгами. Например, вычеркнуть болезненные воспоминания. Или доказать, что тот его поступок был неумышленным.

― А краски… мы будем покупать краски?

Снейп невольно усмехается: он же еще не рассказал Гарри, о чем вчера вечером они говорили с директором без него.

Кажется, в магическом мире ему придется забыть о карьере художника. Дамблдор не шутил, когда сказал, что с рисованием в Хогвартсе покончено: ему хватило тех передряг с монстрами. Снейп, поразмыслив, согласился, что это правильно. Но чем ему заниматься в этом мире, как обеспечивать себя и Гарри? Дамблдор сказал, что в его отсутствие деканом Слизерина был Гораций Слизнорт ― профессор зельеварения. Но тот взял эту ответственность на себя нехотя и с радостью передаст ее Снейпу.

― А еще я предлагаю тебе изучить зельеварение, ― добавил ко всему прочему директор.

Снейп глотнул ртом воздух и закашлялся.

―Что? ― прохрипел он, когда приступ немного утих. ― Как вы себе это представляете?

― Профессор Слизнорт собирается на пенсию и ищет себе преемника, ― без единой эмоции произнес Дамблдор. ― И не только на должность декана. Тебе придется освоить эту науку в самый короткий срок ― благо, что для маглов любая учеба это не проблема.

Снейп поежился. Последние слова прозвучали с едкими интонациями и совсем не выглядели комплиментом.

― То, что студенты проходят за семь лет, ты сможешь выучить за три месяца, а то и меньше, ― беспечно продолжил Дамблдор, а Снейп только судорожно сглотнул. Старик совсем, что ли, из ума выжил? Обычно после такого следует условие, что его ждет, если он не выполнил задание в срок. А ведь выполнить его просто невозможно…

― Ты должен поверить, что это возможно.

Что это было? Дамблдор прочел его мысли?

― Ты должен это сделать, ради Гарри.

Снейп открыл рот, чтобы спросить, а что будет, если он не справится, но… слова застряли в горле. Он не хотел знать.

Он должен приложить все силы, чтобы у него получилось. Благо, что он никогда не брезговал новыми знаниями, запоем читал книги, да и в любой учебе всегда был первым, из-за чего его терпеть не могли и обзывали ботаном.

Просто вся эта научная требуха, которой он порой даже насильно пичкал свой мозг, помогала не думать о главном, что по-настоящему его волновало. И что изменить он не мог, как ни старался.

― Зелья можно варить без магии? ― бесцветным голосом спросил он. Только, чтобы спросить. Все равно у Дамблдора на все найдется свой ответ, даже если он далек от истины.

― Магических сил там требуется всего ничего, и они у тебя есть, насколько мне известно, ― ответил тот.

Какие еще силы? Те, которыми он смог вызвать эльфа? Что ж, это утешает…

На самом деле, нет.

― Ты будешь изучать зельеварение самостоятельно, также я попрошу Горация направить тебя в особо сложных моментах, ― продолжил директор с прежней невозмутимостью. ― Хочу предупредить: нынешний зельевар болтлив, поэтому посвящать его в то, кто ты такой, не стоит. Я знаю, что ему сказать по поводу твоего… невежества. А твое дело ― прислушиваться к его рекомендациям. В твоих же интересах пробудить в себе магический дар как можно скорее, ― добавил он.

Снейп попытался что-то возразить, но вовремя замолчал. Если так посудить, то директор ему ничего не должен. Он помогал ему, маглу, который сознательно отвергал и ненавидел все волшебное, многое лет лелеял обиду и заблокировал магический дар внутри себя. А еще Дамблдор помог его матери, открыл для нее двери Хогвартса, после чего она даже обрела популярность.

Конечно, все еще висел в воздухе вопрос, каким образом они с Гарри сюда попали... но, видимо, пока ответа на него никто не даст.

Что ж, оставалось надеяться, что он сможет выжить в этом мире. Как-то.

Он обязан был выжить, ради сына. В голове у него бесконечно звучал его надрывный голосок: «Я не смогу без тебя!» Он знал, что для Гарри он ― целый мир. У того никогда не было родителей, и он, как отец, для него просто незаменим.

Он будет стараться изо всех сил.

Внезапный стук прервал его мысли.

― Да-да, пожалуйста! ― Дамблдор весь просиял, когда в дверь вошел молодой мужчина с черным портфелем в руке. Снейп хмыкнул. «Вот так всегда встречает новоприбывших, а потом, когда те не исполняют все его приказы, начинает смотреть на них, как на пустое место», ― подумал он, скептически глядя на то, как директор радушно пожимал руку своему гостю.

Когда они подошли к столу ― Дамблдор как-то быстро забыл про Снейпа, и тот подумывал уже уйти «по-английски», ― Снейп обратил внимание, что лицо мужчины перерезают довольно глубокие для его возраста морщины, а светло-каштановые волосы имеют проседь. Тот самый черный портфель, который издалека выглядел презентабельным, оказался старым и потертым. Не в лучшем состоянии был и костюм: на локтях виднелись заплатки.

― Познакомься, Ремус, это твой коллега ― Северус Снейп, декан Слизерина, ― вдруг неожиданно «вспомнил» про него Дамбддор. ― Северус, это Ремус Люпин, преподаватель Защиты от темных искусств.

Коллега? Что ж, у Дамблдора свои причуды ― принимать на работу в школу всяких маглов и… бомжей. Все же Снейп решил быть вежливым ― пока что, ― шагнул вперед и пожал протянутую руку, которая, на удивление, оказалась сухой и чистой.

Люпин внимательно посмотрел на него. Снейпу показалось, что этот взгляд словно просканировал его, и тот вмиг разглядел его «магловскую натуру». Быстро подавив панику, он отключил эмоции и повесил на лицо привычную холодную маску, а вместо того, чтобы ответить взаимностью на банальное «очень приятно», он просто кивнул.

― Что ж, вы сможете лучше познакомиться чуть позже, а сейчас, Северус, перед тобой стоит немало задач, о которых я тебе говорил, ― внушительно произнес Дамблдор, выпроваживая его к двери.

«Просто мечтаю завести с кем-то знакомство. О да, я как раз ради этого сюда и попал».

― Напомни Гарри о запрете использования беспалочковой магии, ― едва слышно сказал ему Дамблдор уже у самого выхода. ― И дело не в том, что об этом узнаю я, и даже не в Министерстве, которое отслеживает подобные проявления в школе… Возрождение Волдеморта не за горами, это предсказало Пророчество. Но чтобы это произошло, нужна кровь магла… Береги своего сына, Северус и не дай ему сделать ошибку.

* * *

«Не дай ему сделать ошибку».

Эти слова крутятся у Снейпа в голове и заставляют ее кружится покруче, чем при полете по каминной сети.

Что он должен, совсем запретить Гарри колдовать?

Но это как бы невозможно.

К тому же директор сам дал добро на то, чтобы его сын продолжил учебу в Хогвартсе, поставив ему оценки экстерном за прошлогодние экзамены.

Потому что для маглов «учеба не проблема».

― Папа, пойдем сразу к мистеру Олливандеру! ― Гарри вырывает его из беспокойных мыслей.

Снейп не видит причин ему отказывать.

Попав в оживленный Косой переулок, Снейп оглядывает витрины, смотрит на людей, не видя в их ответных взглядах ничего странного. Благо, что их запасные мантии висели в шкафах, и за считанные минуты они с Гарри превратились в местных.

― Гарри Поттер? Какая приятная встреча! ― Олливандер возникает за прилавком как из ниоткуда. Снейп готов поклясться, что несколько секунд назад там никого не было.

Старик весь сияет, седые волосы топорщатся еще больше, а его светло-серые глаза горят немного сумасшедшим блеском.

― Рад вас видеть снова, Северус! ― Продавец волшебных палочек слегка кланяется в его сторону.

«Так… кажется, я не называл ему свое имя в прошлый раз. Это мог сделать Дамблдор или кто-то еще… а, неважно, проехали».

― Я ждал вас, ― продолжает тот, а безумный блеск превращается в фанатичный. ― Я знал, что вы вернетесь.

Ничего удивительного. Олливандер еще в прошлый раз знал, что они ― маглы. Ему об этом, кажется, ветер нашептал?

― Я бы хотел узнать, о палочке моего сына, ― начинает Снейп, держа лицо строгим и невозмутимым. Почему-то в присутствии этого старика ему становится не по себе. Ему не нравится, когда кто-то слишком много о нем знает. Именно поэтому ему не понравился вчерашний «коллега» Люпин со своим излишне проницательным взглядом.

Много знаний дают слишком много власти. А Снейп сейчас не в том положении, чтобы позволить кому-то вторгаться в его частную жизнь и наводить там свои порядки. Был бы он один ― не вопрос. А так…

― Ах, да, конечно! ― Старик по-прежнему весь светится и, кажется… буквально. Его встопорщенные седые волосы создают вокруг головы словно ореол. ― Одну минутку, мои господа…

С этими словами он исчезает. Тоже буквально.

Снейп только глаза закатывает. И зачем столько пафоса?

Этих «господ» с удовольствием упекут за решетку, как только в Министерстве пронюхают, что в их драгоценный волшебный мир проникли маглы.

― Ваша палочка, мистер Поттер. ― Олливандер появляется так же неожиданно, как и исчез, протягивая на ладони бархатную коробочку.

Гарри, словно боясь, что она исчезнет, медленно подходит к прилавку и дрожащими руками прикасается к ней, не решаясь открыть.

Снейп с тревогой наблюдает за ним. Для него все эти палочки одинаковые, он их не различает. Интересно, это та же? Или все-таки другая?

― Это она! ― Гарри с воплем, позабыв о приличиях, хватает палочку. Снейп со скрытой горечью смотрит, как его сын нежно проводит по ней пальцами, а потом прижимает к груди, тихо всхлипывая.

Он не выдерживает, подходит и мягко привлекает его к себе.

― Прости… ― Он целует его в голову.

Он готов просить прощения еще миллион раз, потому что сам себя так и не смог простить, что причинил ребенку столько горя.

― Все в порядке, папочка. ― Гарри поднимает глаза, в которых светятся счастливые слезы. ― Смотри, она как новенькая!

― А ее свойства… остались прежними? ― спрашивает Снейп потому, что это важно. Не стоит давать ребенку ложную надежду.

Олливандер смотрит на него, не мигая, отчего Снейпу становится как-то не по себе.

― Ее было несложно восстановить, так как повредился только внешний слой, ― говорит тот. ― Если бы повреждение коснулось стержня, палочка бы навсегда осталась инвалидом. А так она обладает все той же силой и ничуть не меньше.

― И она не треснет даже при очень мощных заклинаниях? ― Гарри проводит пальцем по едва заметному шрамику ровно посредине палочки.

― Она выдержит любые нагрузки, подвластные вам, молодой человек. ― Взгляд Олливандера теплеет, когда он смотрит на Гарри. ― А что же вы, профессор Снейп? ― Он снова обращает свои белесые глаза на него, обращаясь со странным почтением в голосе. ― Будете ли сегодня покупать палочку?

Снейп хочет тут же ответить ― ответить резко, ― но он теряется. Старик не виноват в том, что он неполноценный. И он не виноват, что Снейп ― последний трус, не хочет даже попробовать, потому что не готов вновь столкнуться со своим бессилием, еще и на глазах у сына.

― Как-нибудь потом, ― хрипит он и старательно прочищает горло после этих слов.

― «Потом» может не настать.

― Что вы имеете в виду? ― Снейп чувствует, как напряглись плечики Гарри у него под рукой.

― Пророчество вот-вот исполнится, оно уже на пороге. Разве вы не чувствуете его дыхание? ― Олливандер поводит носом, как кролик, и это было бы смешно, если бы его слова не звучали так зловеще.

― Что за… Пророчество? ― нехотя спрашивает Снейп. ― Что-то вроде конца света?

Олливандер улыбается одними кончиками губ.

― Вовсе нет. Оно несет надежду, ― проговаривает он, мечтательно уставившись на него.

― А… где его можно прочесть?

― О, его нашептало Хрустальное Око провидцев где-то в глубинах Министерства Магии, ― заунывным голосом произносит Олливандер. ― Еще пятьдесят лет назад. Его не прочтешь ни в одной книге, ни в одном учебнике… Есть те, которым оно было вложено вот сюда, ― последние слова он произносит совсем тихо, приложив руку к сердцу.

― Значит, вы знаете его?

Олливандер отвечает легким кивком.

Снейп не уверен до конца, что это хорошая идея. Рядом с ним Гарри, который весь превратился в слух. Можно попробовать его отправить на улицу, но тот не захочет уйти, закапризничает. А им лучше не выяснять отношений на людях, лучше не давать никому повода думать, что он якобы третирует своего усыновленного ребенка.

Но он не может уйти, не получив ответ.

― Я бы хотел его услышать, ― выдавливает он, пытаясь подавить внутреннюю дрожь.

Просто он не знает, что услышит, и что будет делать с этим дальше.

Но так будет правильно. Слова Дамблдора о крови маглов, возрождении Волдеморта и об ошибке, которую нельзя допустить, не выходят из головы.

Олливандер делает глубокий вдох, как человек, готовящийся нырнуть на глубину, после чего закрывает глаза и поднимает руки вверх. Из него начинают течь слова, словно песня, которая подхватывает Снейпа и уносит мощным потоком, увлекая за собой все дальше и дальше:

Когда тьма сгустится, а зло вознесется выше всех звезд,

придет тот, кого отвергли, чье имя проклято в устах толпы.

Он, чья кровь смешана с грязью, чья судьба высечена в слезах,

возьмет в руки то, что было сломано, и восстанет из пепла. Ибо только отверженный узрит истину, только изгой пройдет сквозь пламя.

Тот, кто был посмешищем, поведет за собой тех, кто отворачивался от него, и разобьет оковы, что не мог сокрушить ни один герой.

Так падет тень, так возгорится свет,

ибо спасение придет из руки непрославленного.

Голос, проникающий в голову, звенящий в каждой клеточке тела, замолкает.

Снейп какое-то время не может сообразить, где он находится. Перед глазами у него туман, но вскоре он видит знакомые очертания стеллажей с множеством продолговатых коробочек, высокий деревянный прилавок и лохматого старика, глаза которого постепенно обретают осмысленность.

― И вот каждый раз так, ― то ли сетует, то ли с гордостью произносит тот.

Снейп все еще прижимает к себе Гарри. Тот поднимает голову, и они встречаются взглядом.

― Ого… круто, ― выдыхает тот. ― Это было… нечто!

Снейп мысленно делает себе пометку научить ребенка красиво выражать свои мысли. Но если быть честным, то сейчас у него самого в голове вертятся какие-то обрывки фраз и ничего умного.

― Что ж, спасибо. ― Он откашливается. ― Что-то подобное я себе и представлял.

― Вам все понятно? ― Олливандер полностью оправился от чтения Пророчества и теперь хитро поглядывает на него.

― О да… да, конечно. ― Снейп чувствует, как внутри поднимается злость. ― Нам, пожалуй, пора. Всего хорошего.

― А что… ― начинает Гарри, но Снейп, быстро кладя на прилавок пригоршню галлеонов, хватает его за руку.

― В следующий раз, ― шипит он и тащит его к двери.

Какое-то время они молчат. Снейп безуспешно старается справиться с гневом, который просто клокочет внутри.

Это Пророчество… причем здесь вообще он? При чем здесь Гарри?

Пусть сами разбираются со своим проблемами, у него есть дела поважнее ― беречь сына от Волдеморта, которому позарез нужна эта дракклова магловская кровь.

Никто не посмеет использовать его ребенка. Никто. Да он своими руками задушит. Он…

И вообще, к чему было столько пафоса? Это Пророчество, которое въедалось в его разум и заставляло ему подчиняться, вслушиваться в каждый звук…

Это было своего рода насилие над его волей. Но и в этом было нечто прекрасное, чего Снейп не может объяснить. Вот такое двойственное чувство.

― Знаешь, что я думаю, пап, ― заговаривает вдруг Гарри. ― Это Пророчество было обо мне. Я должен сразиться с Волд… ну, с этим злодеем и победить. А еще я думаю, что Мариус у него в плену.

Снейп останавливается. Он глубоко вдыхает и выдыхает. Что-то не помогает, ну совсем.

― Вот что, хватит, ― цедит он сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. ― Я же говорил, что не хочу слышать о нем!

― Я знаю, но…

― Тогда зачем… зачем ты каждый раз это делаешь? Не маленький уже, должен понимать…

― Папа, не сердись, просто послушай. ― Гарри гладит его руку, но Снейп с остервенением ее вырывает. ― Я знаю, что тебе больно. Но когда Мариус найдется, твоя боль уйдет. Думаю, ради этого мы здесь и оказались снова…

― О, небо! ― взвывает Снейп, краем глаза замечая, что на них уже начали оборачиваться люди. ― Да его образ использовали как приманку, чтобы заманить тебя…

― Кто здесь может знать, как выглядит Мариус? ― перебивает его Гарри, становясь напротив него и глядя на него горящими глазами. ― Если он, как ты считаешь, умер три года назад…

― Для волшебников это пара пустяков. ― Снейп снова берет его за руку и отводит в сторону. ― Они смогли как-то достать эту информацию… у нас есть фотографии вообще-то! Может они… проникли сквозь измерение, подсмотрели как-то… Я просто не хочу верить в то, что все равно никогда не сбудется… как ты не понимаешь!

― Маглы ― те самые отверженные, которые должны победить зло, ― настойчиво проговаривает этот упрямец. ― Что ж, я готов.

― Даже не думай! Я запрещаю тебе сражаться и вообще лезть в эти дела. Тебе ясно? Пророчество было об ОДНОМ только человеке! И уж поверь мне, это не ты.

― А кто тогда? Ты?

В невинном вопросе Гарри звучит столько удивления, недоверия и даже насмешки, что внутри у Снейпа все сжимается. Однозначно, ребенок не может быть главным героем Пророчества. И если учесть, что из всех взрослых адекватных маглов здесь только Снейп, значит… он и есть тот самый отверженный, тот изгой, который придет из ниоткуда… чья кровь смешана с грязью, чья судьба высечена в слезах, возьмет в руки то, что было сломано, и восстанет из пепла.

Снейп горько усмехается.

То, что внутри него когда-то сломалось, уже не починить.

Он был посмешищем, он им же и останется. Он не сможет победить Волдеморта без магии, когда тот восстанет.

Если восстанет.

Нет, жизнь его к такому явно не готовила.

― Вот что, чтобы в последний раз я слышал о Мариусе и об этом дурацком Пророчестве, ― строго говорит он. ― Ты меня понял? Иначе мы крупно поссоримся, и я не шучу!

Пусть это совсем не то, что он сейчас чувствует ― больше всего ему хочется сгрести сына в охапку, прижать к себе и не выпускать. Защитить ценой собственной жизни.

Да, он так и сделает, если придет необходимость.

Но Гарри не должен видеть, насколько он подавлен и растерян, поэтому Снейп действует по старинке: злость вместо слабости. Нападать на ребенка вместо того, чтобы выставлять наружу свою несостоятельность.

Это все, на что он сейчас способен.

Они ходят по магазинам. Снейп покупает все по списку, монотонно говорит с продавцами, передвигает ноги, но словно не живет. Не понимает, что чувствует, чего бы сейчас хотел. Его будто выдернули из тела и посадили в стеклянную колбу, из которой он только смотрит, как жизнь проходит мимо.

Что бы он сделал, вернись он внезапно домой, в родную квартиру? Продолжил бы с того места, на котором остановился?

Или лег бы на кровать, забился под стенку, отвернулся от всех и замер, как будто его не существует?

Ибо только отверженный узрит истину, только изгой пройдет сквозь пламя.

Это все о нем ― ровно до того момента, как начинается действенный глагол.

Похоже, это Пророчество невозможно исполнить. Или оно исполнится совсем не так, как говорится в этих высоких фразах.

Его цель ― защитить Гарри. А еще ― научить жить самостоятельно. Жить и выживать, защищаться, стать непобедимым... без него.

Этот мир стал родным для его ребенка, хватит уже отрицать очевидную истину. А сколько здесь протянет «отверженный магл» без магии ― только вопрос времени.

― Пап, ты целый день сегодня глупо улыбаешься. Что с тобой такое?

Снейп быстро смотрит на Гарри и отворачивается.

― И ничего не глупо! Я вообще не улыбаюсь… с чего ты взял?

Он пытается придать лицу самое серьезное выражение, но не уверен, что получилось.

― Ну, ты же себя со стороны не видишь, ― замечает тот. Снейп только глаза закатывает.

― Наверное, я безумно рад, что скоро стану зельеваром, ― с сарказмом протягивает он, вспоминая первый «урок», если можно так назвать, с Горацием Слизнортом. На удивление занятие ему понравилось: профессор толково объяснял ему азы преподавания этой волшебной науки и самое главное ― не лез в душу. Про таких говорят ― легкий человек. Снейп посчитал, что ему крупно повезло. А еще он, конечно, прочел за ночь учебник по зельеварению за первый курс, чтобы не показаться совсем уж чайником и не навлечь ненужные подозрения, так что беседа у них вышла… приемлемая, как бы он ее охарактеризовал.

Снейп даже подумал, что стать ассистентом Слизнорта и впрямь не такая уж плохая идея.

И что это поможет ему лучше освоиться в магическом мире и даже получить профессию, которая здесь актуальна, противовес его художественным навыкам. Пусть пока специалистом его назвать сложно, но для начала сойдет. Слизнорт просто рассыпался в комплиментах, называя его талантищем, а Снейп прятал ироничную ухмылку: видимо, старику так не терпелось на пенсию, что он рад был свалить все свои обязанности на кого угодно, хоть на домового эльфа.

― Ну что ж… ладно. ― Гарри скептически смотрит на него ― видно, что ни капли не поверил. ― А я вот помирился с Роном и мы снова друзья, ― сообщает он с неопределенными интонациями.

Снейп внимательно смотрит на него. Он своими глазами видел, как рыжий приятель его сына, заметив его издалека, тут же бросился к нему и от всей души обнял. При этом он заметил на его лице не только радость, но и неподдельное удивление, даже… беспокойство. Но потом это все скрасилось искренними восторженными эмоциями, на которые только способны дети.

Снейп снисходительно улыбается, кивая сыну, и тут же прячет улыбку: не хватало еще, чтобы Гарри продолжил ковырять тему его беспричинного веселья.

А веселиться, собственно, и не о чем. То, что случилось сегодня утром, как раз перед завтраком, когда Снейп, обойдя свои «владения» и пожучив некоторых слизеринцев для острастки, задумчиво прохаживался по коридору этажом выше, нельзя назвать счастливым совпадением или замечательным событием.

А если взять отдельные нюансы, то скорее ― наоборот.

Снейп невольно погружается в воспоминания. Этой ночью он поспал от силы час или два, не расставаясь с учебником по зельеварения, который сжимал в руках и теперь. Он не хотел ударить в грязь лицом перед Слизнортом, вызвать ненужные расспросы и вообще ― чувствовал себя второгодкой, которого вновь посадили за парту и заставили учиться, аннулируя все предыдущие заслуги.

Он нервничал и старался это скрыть. Обычно бесцельное хождение помогало успокоить мысли.

Он так сильно задумался, что почти весь ушел в себя. Учебник выскользнул из рук. Снейп наклонился, чтобы поднять, и когда выпрямлялся, нечто на большой скорости врезалось в него, и он едва удержался на ногах.

Но даже если б он упал, это было мелочью: основной удар пришелся по его многострадальному носу, который ломали многочисленное количество раз во время детдомовских стычек со старшими ребятами, да и со сверстниками тоже случалось. Боль оказалась так сильна, что на какое-то мгновение он потерял сознание и очнулся, стоя у окна и держась за подоконник, куда, его, по всей видимости, отвели.

― Простите… простите меня… я не хотела! ― всхлипывал кто-то рядом, по всей видимости, девушка. Снейп какое-то время пытался прийти в себя, и когда в глазах немного прояснилось, он увидел перед собой девушку в светло-фиолетовой мантии, с черными растрепанными, как у Гарри, волосами. Через секунду ее волосы посерели. Снейп моргнул несколько раз, невольно морщась: любое, даже малое движение на лице причиняло адскую боль. Волосы, будто насмехаясь над ним, тут же стали седыми, почти белыми. «Чего только не померещится», ― подумал он, когда боль немного поутихла, и он смог думать о чем-то другом, кроме нее.

― Разрешите… я все исправлю! ― Это странное создание потянулось к его лицу, и Снейп невольно отшатнулся, согнув руку в локте и выставив для защиты, а второй по-прежнему закрывал нос. Он заметил, что и рука, и мантия у него были залиты кровью, после чего ему снова стало дурно, аж до тошноты.

Но нарушительница его покоя не сдавалась.

― Пожалуйста, не шевелитесь! Я знаю, что делать.

Несмотря на то, что она была расстроена, почти в панике, в ее голосе зазвучало что-то твердое, вселяющее уверенность. Снейп невольно повиновался и замер. Девушка мягко прикоснулась к его руке, закрывающей лицо, как бы прося убрать ее. Снейп не без страха, помедлив, опустил ее, гоня мысли о том, как сейчас выглядело ее лицо. Девушка, быстро взглянув на него, негромко произнесла какие-то слова на латыни и провела палочкой возле его носа, из-за чего Снейп буквально силой заставил себя удержаться на месте и не дернуться, повинуясь инстинктам.

Удивительно, но боль тут же исчезла.

Девушка взмахнула палочкой еще раз, очищая его руки и мантию от крови.

Снейп вытаращил глаза: у нее были РОЗОВЫЕ волосы. Все такие же растрепанные, немного короче, чем у него, но теперь уже ― цвета жвачки, которая так нравилась ему в детстве.

Он был готов поклясться, что до этого они были черными, серыми и белыми. Не сразу, а по очереди, словно она незаметно меняла парики. Не сошел же он с ума, в конце концов!

А еще он осторожно потрогал нос. Тот был в порядке, такой же формы, как обычно. И он больше не болел, хотя удар был знатный ― просто искры из глаз.

И скорее всего ― теми самыми книгами, которые теперь вразброс валялись на полу у них под ногами. Среди них лежал и его учебник для первокурсников. Снейп даже не пошевелился, чтобы его поднять, разглядывая ту, которая все еще стояла перед ним, неловко перетаптываясь с ноги на ногу и виновато закусив губу.

Первое, что он отметил: она не студентка. Она была явно взрослее, о чем говорили изящные женские формы, хотя в ней оставалось что-то юношески-очаровательное ― наверное, та самая светло-фиолетовая мантия и огонек в глазах, который зажегся сразу, когда она чудесным образом вылечила его. Но и на профессора не была похожа ― во всяком случае, Снейп не видел ее за общим столом в Большом зале. В ней удивительным образом сочетались сила и нежность, и этот завораживающий взгляд огромных глаз, в которых плескались непролитые слезы, и которые постоянно меняли цвет ― с голубого на темно-синий, с синего на серый… Она была исконной жительницей этого мира ― нестабильного, яркого, но вместе с тем, по-своему прекрасного.

Последнее он до конца не хотел признавать, все еще храня остатки обиды в душе ― на мать, на ужасное детство, на Дамблдора... Но если смотреть объективно ― от правды не скроешься.

Кто она? Откуда здесь появилась? Первый шок прошел, и мысли быстрым потоком побежали в привычное русло, проверяя каждую ситуацию и человека на безопасность, прежде всего ― для Гарри.

Может, она из Министерства? Нет, наверное, там работают люди постарше и посолиднее. И одеваются неброско.

Снейп перевел сбившееся дыхание и приказал себе не пялиться на нее столь неприличным образом.

Он надеялся, что она, хоть и умеет мастерски исцелять, но при этом не умеет читать мысли.

Молодая женщина продолжала тревожно смотреть на него, шумно дыша, словно пробежала до этого длинную дистанцию.

― И это первый день в школе… Я так надеялась, что все будет хорошо… ну почему я такая неуклюжая!

Последние слова она произнесла с неподдельным отчаянием, по-детски сжав руки в кулаки.

Снейп снова проверил свой нос, в который раз поразившись, как быстро ему вылечили перелом.

― Вы в порядке? ― откашлявшись, поинтересовался он. Перед глазами появилась картинка обессиленного Гарри, который додумался вылечить его мигрень, из-за чего сам едва не лишился магии.

― Я? ― растерянно пробормотала та, сердитым мальчишеским жестом вытерев глаза. ― Я-то да, а вот вы… простите меня, ― в который раз очень искренне произнесла она.

― Со мной тоже все хорошо… теперь. ― Он смешался, чувствуя курьезность ситуации ― еще и студенты, проходящие мимо, слишком уж глазели в их сторону. ― Не стоит беспокоиться, с каждым может случиться…

― У меня так каждый раз, ― смутившись, покраснела она, а Снейп отметил, что у нее была такая же бледная кожа, как и у него. А розовые волосы… они невольно напомнили ту ситуацию с палочкой Гарри, которую он хотел бы забыть.

― Каждый раз вы разбиваете мужчинам носы?

Та вдруг рассмеялась ― так громко и ребячливо, что у Снейпа отлегло на душе.

― Нет, что вы… ― начала она и замолкла.

К ним подошел тот самый помятый мужчина ― профессор Люпин, кажется. У женщины появилось странно задумчивое, даже какое-то виноватое выражение лица.

― А это мой муж, познакомьтесь… профессор Люпин. ― Она подошла к тому и взяла его под руку. Это выглядело так, словно она захотела доказать этим действием, что говорила правду.

― Мы уже знакомы, ― спокойно произнес тот, глядя на Снейпа пристальным немигающим взглядом.

Да что они все, сговорились так смотреть?

― Извините. ― Снейп наклонился, чтобы поднять книги. Ни капли желания любезничать с этим подозрительным, бомжеватого вида типом у него не оказалось. Странное непонятное чувство потерянности охватило его от мысли, что эта яркая искренняя девушка-женщина почему-то выбрала такого человека.

Что ж, наверное, он мало что понимал в этой жизни.

Неожиданно он увидел ее рядом с собой. Она не смотрела на него сверху вниз, как Люпин, а помогала собирать книги.

― А меня зовут… Нимфадора, ― немного подумав, будто не сразу вспомнила свое имя, сказала она, когда они оба поднялись с корточек. ― Но я… просто ненавижу свое имя, для своих я Дора или Тонкс, ― она смущенно пожала плечами. ― Вы можете называть меня так.

― Тонкс? ― не понял Снейп.

― Я не поменяла девичью фамилию. ― Снова ему показалось, что она ужасно стеснялась любых своих проявлений и вообще саму себя ― именно сейчас, когда подошел Люпин. Ведь до этого она так себя не вела и даже громко смеялась. Интересно, почему так?

― Ремус обижается на меня за это до сих пор… ― Она слегка повернулась в его сторону. ― А я хотела тем самым почтить родителей, они у меня живы, если что, ― нервно добавила она. ― Просто я их очень люблю.

― Не вижу проблемы, ― успокоил ее Снейп. ― Я буду звать вас Дорой, если позволите.

― Профессор Снейп… ― начал Люпин.

― Северус, ― перебил его он. ― Для своих, ― добавил он, глядя на Дору.

Люпин еще больше помрачнел.

― Не стоит называть первого встречного ― своим, ― отчеканил он.

― Мой муж слегка зануда, не обращайте внимания! ― Дора рассмеялась, но более сдержанно, и шутливо пнула в бок Люпина, с лица которого так и не сошла тень. ― Для меня все коллеги ― свои. Приятно познакомиться, Северус. ― Она произнесла его имя так сладко, что Снейп не сразу отреагировал на протянутую ему руку. Он судорожно схватился за нее, как ему показалось, в последний момент, и в ответ получил крепкое, совсем не женское рукопожатие.

― Ко мне можно на ты, ― брякнул он зачем-то. Наверное, чтобы досадить Люпину и не показывать собственной глупой досады на… кого-то.

На саму жизнь, наверное, в которой ему никогда не доставалось самое лучшее.

За исключением Гарри, разумеется.

― Замечательно. ― Дора в который раз рассмеялась своим заразительным смехом и как будто расслабилась. Снейп отметил, что рад видеть ее такой, хотя они были знакомы всего ничего. ― Знаешь, я просто мечтаю приступить к работе как можно скорее, ― проговорила она с энтузиазмом, отбросив смущение. ― Я очень люблю детей, а после Министерства эта работа кажется мне той, к которой я стремилась всю свою жизнь…

Снейп на этом моменте выпал в осадок. Что? Он не ослышался? Выходит, все его мысли о Министерстве были не пустыми страхами, а вполне реальным предчувствием?

― …и буду ассистировать у мужа, ― услышал он конец фразы и осознал, что пропустил какую-то часть ее слов.

― Я тоже ассистент Горация Слизнорта, ― сказал он, чтобы не молчать, мучительно пытаясь понять, насколько Дора опасна... для маглов.

― Что… правда? ― Она схватила его за руки, отчего он весь замер. Ее взгляд заискрился, и он в который раз поразился, как легко у нее сменяется настроение, так же, как и волосы и глаза… ― Надо же, как мы похожи! Но что я тебе скажу: наступит то время, когда мы с уверенностью начнем преподавать самостоятельно, без чьей-либо помощи. ― Она подмигнула ему.

― Вот что… нам пора за завтрак, думаю вам тоже, профессор Снейп. ― Люпин взял Дору под руку, делая акцент на слове «вам».

Дора тут же высвободилась.

― Книги… я забыла свои книги, ― пробормотала она, подходя к окну, где на подоконнике ровной стопочкой лежали ее пособия. Она быстро собрала их, прижала к груди и собралась уходить, но задержалась, замерев в пол оборота.

― Северус… мне кажется, я знала тебя раньше, ― тихо сказала она, не глядя на него, после чего ушла, не оборачиваясь и немного сгорбившись.

Снейп какое-то время просто стоял, глядя им вслед.

Больше всего ему показалось странным не то, что сказала Дора, хотя это прозвучало так волшебно, что он не сразу смог до конца осознать смысл ее слов, а то, как поникли ее плечи, когда Люпин во второй раз ― как ему показалось ― заставил ее взять себя под руку и силой увел ее, хотя она вроде как никуда не торопилась.

Люпин был обычного среднего мужского роста, а Дора ― чуть ниже его. Но она так скукожилась, идя рядом с ним… зачем? Чтобы казаться пониже?

«Какая негармоничная пара, ― не без мстительного удовольствия подумал Снейп. ― А еще… он даже не помог ей нести книги, индюк напыщенный», ― отметил про себя он, ставя очередной минус Люпину в его личное дело, и немного погодя тоже отправился в Большой зал.

* * *

― Папа, ну ты меня совсем не слушаешь!

― Извини, я и правда задумался. ― Снейп трет лоб, выныривая из воспоминаний о Доре и всем, что с ней связано. ―А что ты говорил?

― О том, что Рон обо всем знает.

― О чем? ― настороженно переспрашивает он.

― Что мы маглы, ― подтверждает Гарри худшее из его опасений. ― Он и раньше знал, так что нет смысла больше скрывать…

Голова начинает нестерпимо кружиться. Превосходно. Уизли все знает. Гарри не при чем, а даже если при чем, ругать он его не станет. Ребенок и так настрадался из-за опекунов-садистов, потом смерть Мариуса сильно его подкосила, что тот теперь видит его везде… и принимает видения за истину. Гарри цепляется за любую возможность иметь друзей, и кто его осудит? Снейп не вправе запрещать ему дружить с этим рыжим мальчишкой. Только вот… что делать с этим раскрытием?

Пригласить Уизли на чай и поговорить с ним по душам?

Снейп тут же отметает эту мысль. Он не уверен, что этот разговор приведет к хорошему. Он не умеет общаться с детьми так, чтобы быть милым, харизматичным и располагающим к себе. Он, в отличие от Доры, никогда не мечтал преподавать. Он любит только своего ребенка и был бы рад никогда в жизни не сталкиваться с другими детьми.

Так что нет, никаких разговоров «по душам».

― Папа Рона работает в Министерстве, ― доносится до него.

Час от часу не легче. Сколько времени нужно, чтобы этот папа выведал у сыночка о маглах и где они находятся? Наверняка каждый работник этого проклятого места спит и видит, как бы поймать хотя бы одного. Возможно, за это дают особую награду…

― …и он ― только Рон мне по секрету сказал, об этом никому нельзя говорить! ― с тревогой в глазах дергает Гарри его за рукав. Снейп со вздохом наклоняется, не особо желая слушать какие-то там секреты рыжего доносчика. ― Он… защищает маглов и помогает им, чем может, ― бормочет Гарри ему на ухо. ― Понимаешь… мы, оказывается, здесь не одни.

Снейп быстро отклоняется ― так быстро, что в спине что-то щелкает. Морщась от боли, он пытается осознать то, что услышал. В смысле, не одни? Это значит, Волдеморт может захватить любого из них, чтобы добыть себе чашечку крови или сколько там ему нужно, этому вампиру?

И это значит, что Пророчество может быть о каждом отверженном магле, попавшем поневоле в этот распрекрасный волшебный мир?

Что-то Снейпу подсказывает, что это не так.

― Так что Рон меня заверил, что он и вся его семья нас не оставят в беде, если что, ― с надеждой смотрит на него Гарри.

О Мерлин… вся семья Уизли! И эти безбашенные близнецы…

А Гарри… он, кажется, ждет, пока ему дадут добро на дружбу с его рыжеволосым приятелем. В нем сквозит неуверенность и даже страх, что Снейп не одобрит, заставит его закончить это и больше никогда…

― Ты можешь общаться, с кем пожелаешь, ― вносит ясность он. ― Но… я надеюсь на твое благоразумие. По возможности старайся не поддерживать тему о маглах. Уизли могут быть самыми приятными людьми, но мы до конца не знаем, что у них на уме…

― Хорошо, я понял, пап, ― немного нервно отвечает Гарри.

― Я не сержусь на тебя. У нас все хорошо, ― на всякий случай добавляет Снейп.

Перед глазами в который раз появляются ярко-розовые волосы Доры, этой жизнерадостной женщины, которая пришла учительствовать в Хогвартс прямиком из Министерства. Какие у нее там связи? Она тоже приятная, спору нет, но… это внешне. Кто знает, о чем она думает и к чему стремится на самом деле?

И эти розовые волосы ― они либо предвестник беды, ведь с ними связано одно очень неприятное событие, либо…

Снейп не уверен, что это так, но та самая розовая, даже малиновая прядь волос, что Гарри ему нечаянно наколдовал, могла быть пророческой, предвосхищая эту встречу. Но он, конечно, тогда ни во что такое не верил и только обозлился на ребенка напрасно.

А Люпин, тот еще психолог. Смотрит так, словно видит его насквозь, тонко считывает его настроение. Ох, как же это напрягает!

Ясно одно: расслабляться рано. Дора могла нарочно очаровать его своим дружелюбием, преследуя цель, известную только ей одной, так что он вестись на это не будет. Нужно слушать слова, смотреть на поступки и не доверять эмоциям.

«Мне кажется, я знала тебя раньше».

Снейп сердито трясет головой. Никого она не знала. Они не могли встретиться нигде. Разве что ― во снах.

― …а еще профессор Люпин научил нас Щитовым чарам и показал, как обезоружить противника!

― Жуй, а то подавишься, ― бурчит в ответ Снейп.

Они решили пообедать в апартаментах вдвоем, чтобы побыть вдали от школьной суматохи в тихом спокойном месте и поговорить с глазу на глаз ― как раньше. Судя по всему, Гарри давно уже хотелось поделиться последними новостями, и вот он уже битых полчаса без остановки расплескивается о том, «какой замечательный этот профессор Люпин».

― А после того, как мы все по миллиону раз выполнили Щитовые чары и очень устали, профессор Люпин сказал, что в следующий раз мы будет изучать боггартов...

― Кого?

― Это такие... ну существа, которые показывают все твои страхи. Только у меня страхов больше нет, ― гордо заявляет Гарри. ― Я ничего не боюсь, вот правда!

― Очень за тебя рад. ― Снейп угрюмо смотрит в чашку.

Внушать детям бесстрашие… к чему хорошему это может привести?

Ему совсем не нравится восторженный тон сына, когда тот говорит об одном из своих профессоров. Защита еще какая-то. От темных сил. Да если б можно было защититься от них так легко, зачем тогда это Пророчество и весь пафос вокруг него?

Шарлатанство, не более.

― А еще Дора… это его жена. Она такая классная! ― продолжает Гарри. ― Она со всеми уже подружилась, и с ней можно на «ты». Она помогает тем, у кого не очень хорошо получается справиться с заклинаниями…

Дальше Снейп не слушает. Поначалу он весь замер, но тут же отругал себя. Подумаешь. С детьми нужно не дружить, а учить, это ведь элитная школа для магов, а не клуб по интересам. И эти розовые волосы… Ну кто так ходит? Ребячество какое-то. Да она вылетит из школы к концу первой же недели за ненадлежащий вид. Хотя нет, не вылетит, у нее ж связи, муж-профессор как-никак. Но это в том случае, если этот бомж имеет хоть какой-то вес в глазах Дамблдора...

Снейп невольно переводит взгляд на возбужденного ребенка. Кажется, у этого хмыря уже есть фанаты.

И это его сын.

― …и она метаморфомаг. Ты же знаешь, что это такое?

― Допустим, нет, ― очень хмуро произносит он, желая, чтобы этот обед закончился как можно скорее. Ароматное жаркое в его тарелке словно потеряло весь запах и вкус. А хрустящий свежеиспеченный хлеб вдруг стал жестким и пресным.

― Дора может быстро изменить внешность и стать, какой захочет, ― поясняет тот. ― Пап… а почему ты не ешь?

Ах, ну теперь можно легко объяснить цвет ее волос, который менялся словно по щелчку пальцев, ее непонятного цвета глаза и…

― Такие люди, как она, рождаются раз на тысячу, ― перебивает его мысли Гарри, и у Снейпа в который раз что-то неприятно екает в груди.

― Это профессор Люпин так сказал. И мне не нравится, что ты сегодня какой-то слишком мрачный.

Сказал? Он что, типа любит ее? Тогда почему вчера, после их курьезного знакомства, когда она уходила, выглядела так, словно на нее давит этот брак? В буквальном и переносном смысле.

Снейп с шумом отодвигает от себя тарелку. Понятно, почему Гарри так восхищается: эти двое ― полноценная семья. Если не вдаваться в детали, так и есть. И именно в такую семью чуть не отдали его сына. А он ― кто? Кусок непонятно чего, лучше и не скажешь. Гарри его порой идеализирует, но ему нужна мать. Нужна, хотя он об этом не говорит и сам наверняка не осознает. Нужна семья, где… гармония. Во всем.

В надломанной в нескольких местах лодке далеко не уплывешь.

А Снейп себя именно таким и ощущает ― надломанным.

Немудрено, что Гарри так расхваливает этого неказистого человека, у которого все есть: жена, магия, шикарные боевые навыки… Можно подумать, что у него проблемы с деньгами, раз он не может себе купить одежду получше, но, скорее всего, это стиль у него такой, ведь Дора одета нормально.

― Профессор Люпин ― самый крутой маг, кого я знаю, ― подтверждает Гарри всего его мысли и опасения, со счастливым выражением лица откидываясь на спинку стула. ― Я так рад, что он теперь вместо Локконса! Представляешь, он будет нас учить не только защищаться, но и воевать. Он очень хвалил меня. Он сказал, что стоит мне совсем немного потрудиться, и я стану неуязвимым…

― Вот что, хватит!

Снейп встает, опершись о стол. Точнее, он ударил ладонями о стол изо всех сил. И голос его прозвучал так резко и жестко, словно он говорил не с сыном, а с пренеприятным человеком, который его чем-то оскорбил.

― Папа… ― Гарри бледнеет и выпрямляется с непониманием во взгляде. Выражение счастья и умиротворения стирается с его лица.

― Я не хочу больше ни слова слышать о профессоре Люпине в наших комнатах! Тебе ясно? ― нависая над ним, чеканит Снейп.

― Но почему…

― Потому что я так сказал!

Гарри смотрит с обидой и вызовом. А потом просто встает и уходит из апартаментов. В коридор. Очень быстро уходит ― убегает.

Хотя знает, как Снейп к этому относится. И что чувствует при этом.

Все, как раньше. Словно этого года с лишним, за который они так крепко привязались друг к другу, просто не было.

Снейп не идет его искать, возвращать, а медленно возвращается на свое место. Садится на стул и опускает голову на сложенные домиком руки.

Какой же он придурок!

Мог бы просто выслушать ребенка до конца, а не затыкать ему рот. Это нормально, когда дети восхищаются кем-то сильным и крутым. Да, Снейп конечно хотел бы быть для Гарри номер один в этих вопросах… но это уже не так.

И вряд ли что-то изменится.

Снейп ловит себя на том, что как бы он ни презирал Люпина, он бы многое отдал, чтобы оказаться на его месте.

Во всех смыслах.

До ужина Снейп усердно изучает зельеварение, удовлетворенно отметив, что дошел почти до конца учебника для первого курса. Это помогает ему собрать мысли в кучу и успокоиться. Если так и дальше пойдет, он освоит эту науку и впрямь так быстро, как пророчил ему Дамблдор. И чем скорее он приступит к новой работе, тем скорее почувствует себя лучше, доказав себе и своему сыну, что он что-то, да может. Ведь зельевару не обязательно в мастерстве владеть боевыми искусствами…

Уже перед тем, как подняться в Большой зал, Снейп осознает, что не видел Гарри весь день после обеда. Наверняка тот после дневных занятий отправился в библиотеку с друзьями, или погулять у озера, или повидать Хагрида…

Снейп гонит от себя мысли, что Гарри мог засесть у Люпина в кабинете, осаждать его вопросами, болтать о пустяках и неприкрыто восхищаться.

Как раньше Гарри делал с ним. Искал любой повод, любую свободную минутку, чтобы побыть возле него.

Придя в Большой зал, Снейп хочет повернуть обратно. Он не видит Гарри на его привычном месте, и не видит Люпина с Дорой за профессорским столом. Все внутри у него сжимается, внутренности выкручиваются от ароматов свежих овощей, цитрусовых и запеченной рыбы, которая совсем недавно порадовала бы его и подняла настроение, но сейчас ему совсем не до этого.

Не следя за лицом, он проходит на свое место и садится, ругая себя за малодушие. Просто он не хочет, ужасно не хочет найти Гарри в том самом кабинете в компании его «любимого профессора». Не проходит и несколько минут, как свободное место по левую руку от него занимает Дора. Ремус садится рядом с ней с другой стороны, а Снейп невольно вскидывает глаза, чтобы посмотреть на гриффиндорский стол.

Гарри по-прежнему там нет.

Вообще это не слишком хорошо, что его ребенок прогуливает ужин, но у Снейпа в груди почему-то становится свободнее, как будто с сердца упало что-то тяжелое.

Гарри не был с этой милой четой, иначе он бы тоже пришел сюда вместе с ними. Наверняка, он заигрался с друзьями или загулялся и позабыл о времени...

Мысль, тревожившая его, полностью отпускает. У Снейпа даже просыпается аппетит, но… вот засада. Краем глаза он теперь видит Дору, ее красивые округлые кисти рук с короткими ногтями без лака и часть яркого сиреневого балахона. Время от времени она нечаянно задевает его локтем. Она словно этого не замечает, а вот Снейп…

С каждой секундой напряжение в нем усиливается. Может, лучше пересесть? Только… некуда, все профессора уже на местах. Разве что за слизеринский стол, но это будет выглядеть странно. И как ему себя вести? Может, надо было пожелать приятного аппетита? Только Доре, естественно. Как взять вилку? Он же правильно держит вилку, да? А если он положит вон ту булочку себе на тарелку, не подумают ли, что он слишком много ест и скоро растолстеет? А что если он громко чавкает? Ему никто еще не делал замечание, но как же будет неловко, если Дора услышит, и это испортит ей аппетит! А что если...

Дзень!

Стакан с тыквенным соком переворачивается прямо в тарелку Снейпа ― к счастью, пока еще пустую, ― и весь сок выплескивается ему на мантию, растекаясь по ней ярко-оранжевой жижей.

― Ой, прости, ― шепчет Дора, нервно хватая его за мантию, отчего сок растекается еще более причудливым узором: Снейп даже на мгновение засматривается на эти потеки. Дора быстро начинает махать палочкой. Сок из оранжевого превращается в зеленый, потом застывает, как смола, стягивая ткань. Еще миг ― и он воспламеняется. Снейп не успевает испугаться, как Дора чудом тушит огонь. Его мантия восстанавливается, а неприятный запах гари, который только-только начал распространяться, исчезает.

Снейп краем глаза замечает, как Люпин аккуратно прячет свою палочку в рукав.

Тихий всхлип ― и Дора роняет палочку на стол, а сама закрывает ладонями лицо.

― Какое же я недоразумение все-таки… ― шепчет она раскаянно.

― Все в порядке, ― пытается утешить ее Снейп, до конца не осознавая, что же это все было. Получается, Люпин спас его от огня, убрал запахи и прочее, когда Дора не справилась?

Или это он воспламенил его мантию и создал прочие неприятности?

Больше похоже на первое, хотя Снейп с удовольствием обвинил бы его во всем, в чем только можно.

Может, это та самая причина, по которой Дора больше не работает в Министерстве, и дело вовсе не в тотальной любви к детям? Может, ее просто выгнали за непрофессионализм?

― Не в порядке, ― бубнит она в руки и качает головой. ― Ничего не в порядке.

Снейп невольно ощущает с ней незримое родство. Кто, как не он, чувствует себя таким же недоразумением, ни на что не способным. Дора хоть что-то умеет, а он…

― Тебе не стоило этого делать. ― Люпин и тянет ее за руку, из-за чего Дора открывает лицо, покрытое красными пятнами, и глаза, в которых застыли виноватые слезы.

― Ремус, я должна была исправить… ― горячо возражает та, но Люпин ее перебивает:

― Я же говорил, что невербальные заклинания ― не самая твоя сильная сторона. Я понимаю, ты не хотела привлекать внимания, но все же…

― Я знаю, что ошиблась, но я стараюсь…

― Ты могла бы обратиться ко мне за помощью. Или же… сам профессор Снейп справился бы с задачей получше тебя.

Дора снова всхлипывает, отодвигает стул и быстро уходит в боковую дверь.

За профессорским столом наступает тишина, которая, к счастью, быстро нарушается нарочито громкими замечаниями Минервы по поводу нового расписания занятий. Снейп смотрит на Люпина в упор. Тот глядит на него в ответ с открытой неприязнью.

― Ну что, доволен? ― тихо спрашивает Снейп, так, чтобы их никто не слышал, благо, что они сидят с самого краю стола. ― Я бы на твоем месте пошел бы сейчас и...

― Не лезьте не в свои дела, профессор Снейп! ― раздраженно перебивает тот. ― Это вас не касается!

― Это меня касается напрямую. ― Снейп критически осматривает свою мантию, на которой не осталось ни следа от магических экспериментов.

― Скажите спасибо, что моя жена не сожгла вас целиком, ― ядовито произносит тот.

― Непременно скажу. ― Снейп принимает правила его игры. ― Возможно, прямо сейчас...

― Вы не посмеете! ― Тот вытаскивает палочку и нацеливает на него, опустив немного руку, чтобы никто не видел. ― Только встаньте, и я вас прокляну!

― Прямо здесь, за столом?

― Мне ничего не мешает это сделать.

Люпин не шутит. Он на взводе, о чем красноречиво говорят враждебный взгляд и раздувающиеся ноздри. Но отчего так жжет в груди? Отчего мысли скачут в голове, гарцуя вокруг одной, самой главной, что если раньше он все время был на волосок от смерти, то теперь ― на йоту? Что будет с Гарри, если его не станет? Как он это переживет?

Кому отдадут его сына? Станут ли любить, заботиться?

Будет ли Гарри считать его последним предателем, который обещал всегда быть с ним и не бросать?

― Так иди сам, Ремус, ― говорит он, стараясь ничем не выдать иррациональный страх, все-таки Люпин вряд ли осуществит сказанное прямо сейчас, перед директором. ― Иди к ней. Ведь она сейчас плачет... из-за тебя.

― Не лезьте в мою жизнь. ― Тот по-прежнему держит палочку в напряженных пальцах. ― Это последнее предупреждение.

С неприязнью, которая выглядит в его глазах почти как ненависть, он все же встает и уходит.

Снейп пытается унять колотящееся сердце. Вдох, выдох. Еще раз, медленно. Потирает горячий лоб, чтобы почувствовать себя, заземлиться и успокоиться.

Да, он даже готов признать: Ремус и впрямь сильный маг, если может так устрашать одним своим присутствием и моральным давлением. Хотя поначалу это было совсем незаметно из-за неказистого вида. Но внешность обманчива, поэтому…

Поэтому надо быть с ним поосторожнее.

Но вряд ли Люпин может прочитать его мысли на расстоянии. А это значит, он может немного подумать о Доре. О том, как они похожи ― оба с магией не на короткой ноге. А значит, они поймут друг друга. Наверное.

А еще совсем не красавица, так же, как и он сам. Снейп видит ее в воображении, как будто она стоит здесь, перед ним: широкие плечи, бледная кожа, крупные, даже грубоватые черты лица, а волосы... волосы просто кошмар.

Внешность ― это неважно. Совсем неважно. Особенно для метаморфомага, который может принимать разные облики, если Гарри ничего не напутал.

Это значит, что она могла бы превратиться в топ-модель. Но она почему-то выбрала именно такой образ.

Зачем? Чтобы не подавать лишний раз повода для ревности?

Интересно, что чувствует человек, которому постоянно приходится подстраиваться? Во всем. Счастлив ли он?

Наверное, это глупый вопрос.

Но тогда назревает резонный другой: зачем все это?

С трудом прогнав навязчивые мысли, Снейп с не меньшим трудом впихивает в себя ужин и уходит.

Придя в апартаменты, он не находит Гарри. Ни в гостиной, ни в его комнате, ни даже в своей спальне, куда его сыну теперь, конечно же, можно входить.

В Большом зале его тоже не было.

Обиделся? Разозлился на его резкость так сильно, что решил вот таким образом его наказать?

А ведь весь этот год они очень старались ― именно то самое слово ― не ранить друг друга.

И к чему хорошему это привело?

Из-за этого Гарри скрыл, что вернулся не один, а вместе с магическим даром.

Из-за этого они теперь здесь.

В месте, где каждый становится самим собой. Без масок. Где уже не нужно «стараться», потому что в этом нет никакого смысла.

На самом деле скрытое недовольство таилось в нем все это время. Таилась и отрицалась. В Гарри, возможно, тоже. Но они оба молчали. Так долго, пока синяя вспышка в комнате не вмешалась и не расставила все по своим местам.

Снейп трет лоб, чувствуя себя неимоверно усталым и слабым. Неспособным повлиять хоть на что-то. Разве что он может выучиться и стать зельеваром ― ему и впрямь несложно учиться. Но проснется ли в нем магия?

Да, она вышла наружу ― какая-то ее малая часть ― в момент, когда его сыну стало плохо. Он вызвал эльфа, даже не заметив, а только потом уже осознал, что произошло.

Стоит ли ожидать, что в критический момент он обретет полную силу?

И стоит ли ждать этого момента?

Профессор Люпин ― самый крутой маг, кого я знаю… Представляешь, он будет нас учить не только защищаться, но и воевать. Он очень хвалил меня. Он сказал, что стоит мне совсем немного потрудиться, и я стану неуязвимым…

Крутой маг. Наверняка Люпин в студенческие годы пахал, как не в себя. Был еще тем ботаном. Потому что к магическому дару вряд ли прилагается та самая «крутость», боевые навыки… да и вообще само владение волшебной палочкой.

Снейп не сможет защитить сына, даже если сейчас, в эту самую минуту магия решит в нем забурлить.

Снейп хватает чашку с недопитым чаем и остервенело бросает в камин. Она попадает в кирпичное обрамление и разбивается вдребезги, оставляя уродливое коричневое пятно на белой поверхности.

И убрать это я тоже никак не могу. Это ведь делается на раз… не тряпкой и не водой. С помощью магии.

Скрипнув зубами, Снейп стискивает пальцами волосы и опускает голову так, чтобы не видеть пятно. Остается только подождать Гарри и униженно его попросить об услуге. Но для начала нужно извиниться. Сплошные неприятности…

Громкий стук в дверь прерывает его невеселые мысли.

Гарри? Нет, он обычно входит сам, прикладывает руку к так называемому кодово-магическому замку и входит. Как и Снейп. На это у него тоже магии хватает.

Стук повторяется, на этот раз более настойчиво.

И кого это принесло?

― Что вы хотели, мисс Грейнджер? ― сухо спрашивает он, глядя сверху вниз на гриффиндорку, которая хоть и подруга Гарри, но все равно донельзя раздражает его.

Тут же его раздражение сменяется растерянностью, когда она видит, что она… плачет?

― Что... ― снова начинает он, борясь с подступающей паникой.

― Гарри, ― подтверждает она все его худшие опасения. ― На него напали… он сейчас в больничном крыле.

Снейпу не нужно повторять дважды. Он уж в коридоре. Девчонка, едва поспевая, бежит за ним.

― Кто напал? ― отрывисто спрашивает он, понимая, что все, что он сейчас делает ― глупо. И задавать подобные вопросы, и бежать, сломя голову. Какой от этого толк?

А если… убийство? Стоит ли бежать, пытаясь ― именно пытаясь ― что-то исправить?

Не защитил… не успел… бесполезный слабак…

И что толку в этом Люпине, если его защитные заклинания, это хваленые Щитовые чары не сработали, не спасли ребенка? О, Снейп уверен: Гарри использовал их, а может быть ― все и сразу. Почему тогда именно он, а не тот, кто напал на него, в Больничном крыле?

Люпин? Это первый, о ком он подумал. Первый, потому что если тот знает, как защищаться от темных сил, то умеет очень хорошо драться. Разить наповал.

Но… за что? В чем виноват ребенок?

Этот мерзавец решил, что Снейп имеет виды на его жену и решил таким образом отомстить?

Девчонка что-то отвечает. Он не слышит. Он не хочет слышать.

Хотя… это поможет обезвредить врага. Пусть их и много, пусть они могут подстерегать его ребенка на каждом шагу… но хотя бы одного он уничтожит.

― Кто он? ― нервно, не контролируя свой тон, переспрашивает он.

― Я же сказала, это ваш слизеринец, ― задыхаясь от сумасшедшей гонки, проговаривает Грейнджер. ― Это был Дэни Бернс.

Снейп даже останавливается, услышав знакомое имя.

Приостанавливается ― и продолжает идти так же быстро, как и до этого, жалея, что не может ускориться еще.

Кажется, ему стало легче дышать. Как будто что-то большое и тяжелое, то, что придавило его сердце вместе с ужасной новостью, немного приподнялось, и он может хотя бы вздохнуть.

Просто Дэни Бернс звучит как-то несерьезно по сравнению с Ремусом Люпином.

Который специалист в области защиты, знает кучу боевых приемов и прочее.

― Я его видела… мельком, ― все еще пытаясь приноровиться к его шагу, проговаривает Грейнджер. ― Мне показалось, у него глаза, будто стеклянные. Можно подумать, кто-то наслал на него Империус...

Непростительное заклинание? Кто-то заколдовал ребенка, чтобы навредить его сыну?

Люпин?

Что за бред.

Та самая бетонная плита, что придавливала сердце, норовит вернуться на место. Снейп не позволяет.

Он разберется с этим, обязательно. Но позже.

Он врывается в палату. Единственная кровать из многих занята. На ней ― его сын.

Почему именно он? Почему? Нет бы, напали на кого-то другого… Но нет. Из всех… из огромного количества студентов выбрали его.

Потому что он ― магл?

Предательские мысли рисуют в воображении все, что связано с несправедливостью и злым роком. Снейп пытается взять себя в руки. Очень пытается. Один взгляд на рыжего мальчишку, что сидит по ту сторону кровати на стуле, и ноги перестают держать. Снейп опускается на колени с другой стороны, почти ничего не видя: глаза заволокло туманом, а на разум и эмоции словно надели плотный мешок, чтобы полностью отключить их от происходящего.

Нет, ничего катастрофичного не произошло, пытается уговорить он себя, глядя на перебинтованную руку и голову сына. Осторожно поглаживает маленькие пальчики, ощущая живое тепло, мысленно уговаривая себя, что все в порядке, и пытаясь успокоить дыхание.

Гарри медленно поворачивает голову и долго смотрит на него глазами, блестящими от слез, так, как будто не видит и не узнает.

― Папа… ― вдруг всхлипывает он. Снейп наклоняется к нему, осторожно проводит по щеке, стараясь не задеть синяк возле глаза и ранку в уголке губ. Все это выглядит так, как будто он просто подрался.

Может, это всего лишь кулачная потасовка с одним из сорванцов Хогвартса, а все эти страшные слова о нападении ― всего лишь домысел Грейнджер, которая, как обычно, все преувеличивает?

― Я не понимаю… ― Гарри вдруг хватает его за мантию на груди и крепко сжимает, словно боясь, что Снейп уйдет или исчезнет. ― Я не понимаю, почему…

― Тише. ― Он снова гладит его, пытаясь нежностью успокоить, вселить уверенность, но тот будто его не слышит.

― Я не понимаю… что я сделал не так? Он напал на меня… молча… без причины… я даже не знал…

― Как бешеная собака, ― подтверждает Уизли.

Грейнджер вдруг всхлипывает и повисает на рыжем, у которого округляются глаза от шока, и он выглядит так, будто не знает, куда деть руки и вообще всего себя.

Снейп нашел бы это забавным, если бы его ребенок не лежал сейчас раненым в Больничном крыле.

― Может, это потому, что я не смог тогда защитить его от Малфоя? ― осипшим голосом продолжает Гарри, глядя в пространство и пытаясь найти ответы на вопросы, которые его мучат.

― Северус, можно тебя на минутку? ― строгим тоном прерывает их мадам Помфри. Снейпу не нравится ее напряженный вид и поджатые губы. Совсем не нравится. Можно себе сказать, что она всегда такая, в силу особенностей ее работы. Но что-то это слабо успокаивает.

― Что с ним… что произошло? ― Он готов вылить шквал вопросов на медсестру, как только они отходят от кровати с Гарри на приличное расстояние, но ограничивается только этим. Самым главным.

― …парализующее заклинание, ― слышит он. Снейп осознает, что несколько секунд боролся с шумом в ушах.

Мадам Помфри только качает головой и протягивает маленький стеклянный пузырек, точнее ― не протягивает, а почти сует ему в нос. Снейп отшатывается от резкого запаха. Похоже на аналог нашатыря. Что б это ни было, в глазах у него проясняется, и он благодарно кивает, продышавшись и прокашлявшись.

― Но он ведь не парализован? ― с тревогой спрашивает Снейп, следя краем глаза за тем, что происходит у кровати его сына. Почему-то ему совсем не хочется прогнать чужих детей оттуда ― тех самых, раздражающих и надоедливых. Просто он хочет, чтобы Гарри сейчас не был один. Чтобы его не оставляли ни на секунду.

― К счастью, нет. Наблюдался небольшой эффект, который быстро прошел. Заклинание оказалось слишком слабым… для него.

― Потому что он магл? ― понижает он голос до шепота, снова глядя в сторону Гарри и замечая, как девчонка Грейнджер ласково поправляет на нем одеяло, а Уизли берет его за руку и что-то негромко говорит.

― Именно. ― Помфри смотрит на него в упор. ― Это его спасло, а также то, что противник оказался не таким сильным и проворным, каким бы мог быть.

― Но… почему именно парализующее? ― Снейпу страшно даже произносить это слово. Он не хочет представлять Гарри в таком состоянии, близком к коме. Но он бы хотел понять, хоть немного, действия этого безумца.

Была ли у него какая-то цель, или он просто хотел испробовать свои навыки на ком-то? Как бы это ужасно ни звучало.

― Директор знает о случившемся, ― спустя небольшую паузу, сдержанно произносит Помфри. ― Он считает, что Гарри, возможно, собирались похитить, но попытка вышла неудачной. ― Снейп на этом месте вздрагивает всем телом, кляня воображение за то, что оно так живо рисует ему все услышанное. ― Никто не знает до конца, где скрываются Пожиратели смерти… последователи, вы знаете кого. ― Она понижает голос и подходит ближе. ― Дамблдор считает, что кто-то из них мог заколдовать ребенка с нестабильной психикой, который не может бороться и защищаться, чтобы тот сделал то, что ему нужно…

― Но откуда в Хогвартсе Пожиратели смерти? ― Снейп стискивает зубы, чувствуя, как гнев приходит на место растерянности и начинает захлестывать. ― Где же эта хваленая супер-защита школы? Дамблдор говорил…

― Это могло произойти на расстоянии, ― замечает Помфри.

― То есть…

― Ребенка прислали сюда уже под Империусом, ― говорит медсестра какие-то чудовищные вещи, которые просто не укладываются у Снейпа в голове. ― Стоит ли за этим Люциус Малфой или кто-то другой ― директор непременно разберется…

― Но откуда все эти травмы и синяки? ― Снейп решает идти до конца, чтобы выяснить, чему еще подвергался его ребенок, помимо неудачного паралича. Ведь то, что он сейчас лежит перебинтованный здесь, означает, что было и много другого… удачного.

― Я обнаружила у Гарри несколько глубоких колотых и резаных ран, ― по-деловому вещает Помфри, говорит та вещи, от которых у Снейпа волосы становятся дыбом. ― Природу заклинаний, которые использовались, сложно распознать, они не поддается диагностике. Директор считает, что противник использовал их от досады на то, что Гарри не удалось парализовать. Эти заклинания, скорее всего, экспериментальные, созданные кем-то и не зарегистрированные в реестре: они не входят ни в одно пособие по защите от темных искусств…

На этих словах Снейпа словно током прошибает. Защита от темных искусств! Снова Люпин.

Тихий голос внутри говорит, что Снейп просто предвзято к нему относится, поэтому и пытается уличить его во всех смертных грехах. Но ведь все подозрительно сходится…

Если Люпин мастер своего дела, чего ему стоит придумать новые боевые заклинания и «забыть» их зарегистрировать в каком-то там реестре?

― Все раны быстро заживут, благодаря тем зельям, что я ему дала, ― продолжает Помфри. ― Но Гарри все равно придется остаться здесь на несколько дней…

― Нет, ― перебивает Снейп. ― Я его здесь одного не оставлю.

― Не волнуйся: Больничное крыло ночью охраняется сильнейшими защитными чарами. ― Та похлопывает его по руке и понимающе смотрит.

― Я все равно останусь с ним, ― говорит он.

― Я тебе этого не могу запретить, он твой ребенок. ― Ее голос смягчается. ― Но в этом действительно нет нужды.

Снейп только упрямо мотает головой, а затем на негнущихся ногах возвращается к Гарри. Снова садится рядом, прямо на пол, трогает его за руку, перемещает ладонь к груди, там, где немного неровно бьется маленькое сердце.

Живой.

Пожалуйста… не бросай меня.

Паника подползает к горлу, рождая страшные картинки одну за другой. Снейп клянет тот миг, когда решил сделаться художником и развил воображение чуть ли не до уровня проекции вживую.

«Папочка… я не смогу без тебя!»

Снейп пытается откашляться от застрявшего комка в горле, но бесполезно.

Нет. Это я не смогу без тебя.

Снейп не замечает, как уходят Уизли и Грейнджер: где-то на задворках сознания он воскрешает их недовольные возгласы и строгий тон Помфри, которая, судя по всему, отправила их восвояси. Наверное, погнала нерадивых студентов на занятия. Снейп снова обнаруживает в себе, что эти дети ему не мешали, и он был бы не против, если бы они остались еще. А по-настоящему обеспокоенный взгляд Уизли в сторону его сына вызывал в нем странное чувство. Что-то похожее на то, когда смотришь на чью-то счастливую жизнь в телевизоре, понимая, что для тебя это просто мираж.

Просто Снейп никогда этого не испытывал. Когда кто-то совершенно чужой по какой-то неведомой никому причине просто тебя любит, сидит у твоей кровати, когда ты болеешь, тратит свое время впустую, вместо того, чтобы увлечься новой книгой или заняться любым другим интересным делом.

Снейпа так и не смогли полюбить. Может быть, потому, что он не позволял никому к себе приблизиться.

Никому из чужих. Кроме Гарри.

Произошло неведомое чудо, вспыхнувшее, как маленькая искорка, и Снейп теперь трясется над ней, боясь, что она вдруг погаснет.

Ты даже не представляешь, что значишь для меня. Я тоже этого не знал. Ровно до этого момента.

Он проживает эти секунды вместе с Гарри, который то спит, то просыпается, то снова впадает в полудрему, а потом начинает метаться. Дышит синхронно с ним. И кажется, будто время остановилось.

Легкие шаги позади. Снейп резко оборачивается и тут же облегченно выдыхает.

Дора.

Та, от которой не веет никакой опасностью.

Но все же… что она здесь делает?

― Северус? ― удивленно шепчет она, словно тоже не ожидала его здесь увидеть.

Она подходит к кровати с другой стороны. Гарри приоткрывает глаза и… улыбается ей.

― Дора, ― хрипит он. Та подходит ближе и мягким движением притрагивается к его руке. А потом тоже садится рядом, на пол, не заботясь о том, что ее красивая яркая мантия покроется пылью.

Снейп невольно наблюдает за ней. За каждым ее движением. Они словно завораживают его и гонят мрачные мысли прочь.

Доброта и нежность. Эти два слова приходят на ум, когда он сначала исподтишка, а потом уже в открытую смотрит на нее.

― Ну как ты? ― тихо спрашивает она его сына.

Снейп не может ничего понять. Они знакомы от силы день… ну может, полтора. Если с натяжкой ― два. Откуда это взялось?

― Все в порядке. ― Тот пытается улыбнуться, но выходит лишь болезненная гримаса. ― Только… я не смог использовать щит. ― Дыхание Гарри снова становится прерывистым, будто он вот-вот расплачется. ― Я так старался… на уроке… но не успел.

― Я знаю. ― Дора снова накрывает его руку своей. ― Это было ужасно. Этого не должно было случиться, ― твердо добавляет она. ― Здесь бы даже взрослый волшебник не успел отреагировать.

― Ты думаешь? ― В глазах Гарри мелькает надежда.

― Не думаю, а знаю. ― Дора улыбается ему и подмигивает. ― Очень скоро ты встанешь на ноги и покажешь всем, какой ты сильный.

― А профессор Люпин… ― Гарри беспокойно шевелится на подушке. ― Он знает?

Снейп едва сдерживается, чтобы не фыркнуть. Это вышло бы у него очень зло и презрительно.

― Нет, ― с неопределенными интонациями произносит та, отведя взгляд. ― Думаю, что нет, ― поправляется она. ― Я с ним не обсуждала этот случай. Но уверена, ― она наклоняется к нему, ― он тоже придет и поддержит тебя, как только ему сообщат.

Хм… похоже, они не слишком-то общаются, и Дора не бежит к мужу со всеми новостями. Снейп опускает голову, чтобы никто не заметил в его глазах мстительное торжество. Ему стыдно, но в то же время он не хочет отпускать чувство извращенной радости от того, что эта семья отнюдь не образец любви и согласия.

А еще Гарри тоже предпочитает называть Дору не Тонкс, как той нравится, а по имени.

Интересно, что чувствует Люпин, когда его жену называют Тонкс? Снейп гонит от себя эту мысль, но тут же возвращает и смакует. Так что же? Недоверие? Предательство? То, что он одной ногой в разводе? Интересно, здесь разводятся стандартно или это нечто запретное, и надо жить до самой смерти с тем, кого не любишь?

Снейп закрывает глаза и медленно втягивает носом воздух. И о чем он только думает!

А когда открывает, то видит, как Дора наклоняется к Гарри и осторожно целует его в лоб, в том месте, где немного сползла повязка.

Внутри у него все переворачивается от этого незатейливого жеста.

Не делай этого... он привяжется. Привяжется к тебе. А мы не из этого мира. Мы вернемся домой рано или поздно...

Снейп вздрагивает, отворачивается, думая, что так он лучше может спрятать мысли. Он всегда был осторожным, а сейчас этот навык пригодится ему вдвойне.

Тем не менее, он встает, чтобы проводить Дору до дверей. Знак вежливости, не более.

У самых дверей та останавливается, будто что-то хочет сказать, но не решается.

― Гарри даже не с твоего факультета, ― наконец, проговаривает она, глядя куда-то ему в шею. ― Но ты все равно здесь… тебе не все равно.

― Он мой сын, ― просто говори он.

Дора раскрывает широко глаза.

― Я не… я не знала, что у тебя… ― совсем теряется она.

― Он приемный. ― Снейпу кажется, что он теряет самообладание. Он хочет спросить о Люпине, что об этом думает Дора. Мог ли ее благоверный причинить вред ребенку? Даже не одному, а двум. Но вместо этого стискивает свою мантию и старается выровнять дыхание, которое становится прерывистым.

Дора обхватывает его за плечи, и ее лицо оказывается где-то рядом с его. Он словно проваливается в эти объятия, мягкие, как пуховое облако, которое погружает его в тепло и принятие, так бережно, но в то же время крепко и уверенно, и это не дает ему скатиться в бездну раздерганных мыслей снова.

Еще несколько секунд он пытается восстановить дыхание и убедить себя, что все его панические мысли ― лишь домысел. Он никому не отдаст сына, отвоюет даже у смерти. Он будет бороться. Как в тумане, он чувствует легкое прикосновение губ к своей щеке. Мягкие руки разжимаются, пуховое облако исчезает. Снейп остается один.

Раскрытые настежь двери и гуляющие в коридоре сквозняки постепенно приводят его в чувство.

Он совсем не нуждается в подобном утешении. Все, что ему нужно ― гарантия, что с его ребенком больше не случится ничего плохого. Что директор примет меры… Действительно примет, а не только на словах, как он обычно делает.

Никто этих гарантий ему не обещал.

Что ж, придется ему самому об этом позаботиться.

И вот, кипя гневом, он стоит в кабинете Дамблдора, проигнорировав просьбу присесть. Минутами раньше он выплеснул на директора все негодование, что раздирало его внутри с того самого момента, как он услышал от Помфри, что старик все знал. Он знал, что произошло в стенах его любимого Хогвартса, но даже не спустился со своей башни проведать Гарри. А сейчас он выглядит таким безмятежным, будто произошла очередная потасовка и кому-то разбили нос. Всего лишь.

― Вы вообще меня слышите? ― Снейпу кажется, что он уже охрип, доказывая директору, что тот должен хоть немного начать беспокоиться о серьезном нарушении в школе. ― Вам бы понравилось, если бы с вашими детьми так поступили?

В глазах Дамблдора мелькает что-то похожее на гнев, который тут же исчезает, прячась за равнодушно-улыбчивой маской.

― Не думаю, что кто-то бы осмелился, ― замечает он. ― Если бы они у меня были.

― Кто бы сомневался! ― выплевывает Снейп, не особо заботясь о вежливости. ― Наверняка это одна из причин, по которой вы халатно относитесь к тому, что по школе ходят ненормальные. Речь вообще-то о жизни моего сына и жизнях других студентов, которые потенциально находятся в опасности!

― Я же сказал, что сделал все возможное…

― Почему вы не сделали этого раньше? ― не может успокоиться Снейп. ― Почему? Вы знали, чем может закончиться «знакомство» психически неуравновешенного ребенка с обычной жизнью, которая ему оказалась не по силам…

― Я считаю, что каждый заслуживает шанс…

― Шанс? ― перебивает Снейп, повысив голос. ― Вы серьезно? Шанс на что? А риски? Ну нет, вы, конечно, о них не подумали. Вы вообще… вот скажите, вы любите хоть кого-нибудь?

Эта мысль невзначай пришла к нему в голову, и Снейп ее озвучил, не волнуясь о последствиях.

― А ты, Северус? ― насмешливо смотрит на него Дамблдор. ― Будешь утверждать, что любишь Гарри больше жизни? И в чем же это проявляется?

Снейпу хочется сказать, что он уже перешел на учебник второго курса по зельеварению, что он варит по два-три несложных зелья в день под руководством Слизнорта, и тот его хвалит, и что это все ― для их с Гарри будущего. Что он делает все, что может… Все, что в его силах.

Нет, он не будет отчитываться и оправдываться перед стариком, который только называется директором, а на студентов ему начхать.

Дамблдор оценивающе смотрит на него, по-своему определяя причину его молчания. Взгляд директора становится прохладным.

― Детство закончилось, Северус, пора повзрослеть, ― покровительственно произносит он. ― Взгляни правде в глаза: ты не сможешь защитить ребенка, который тебе доверился.

― Если бы вы лучше следили за своими выродками, ― тихо и медленно произносит Снейп, едва сдерживая ярость, ― его не пришлось бы ни от кого защищать.

― Дэниэл Бернс больше не появится в Хогвартсе, ― спокойно произносит директор, игнорируя его грубость. ― Я уже послал Люциусу Малфою письмо о том, что он отчислен.

― И… это все? ― Снейп только руками разводит. ― После того, что он сделал с моим сыном… а вы не хотите узнать, кто подверг его Империусу? Если подверг…

― Вот именно ― если подверг, ― с нажимом говорит тот. ― Мы не можем утверждать того, чего не знаем на самом деле…

― Да вы могли бы проверить его палочку, что из нее выходило. ― Снейп поднимает глаза к потолку. ― Вы волшебник или кто?

― Дэниэл Бернс не явился ко мне в кабинет после происшествия, ― ровно, без эмоций произносит Дамблдор. ― Его не смогли найти. Полагаю, у него есть в замке потайное место, где он прячется, что характерно для детей с нарушениями в психике. И к слову, ― он задумчиво дергает бороду, ― на Гарри напал студент факультета Слизерин. Может, декану этого факультета стоит узнать своих студентов получше и не игнорировать свои обязанности, вместо того, чтобы обвинять в своих промахах всех подряд, например, того же директора?

Снейп от греха подальше выбегает из кабинета, даже не попрощавшись.

Пролетев половину винтовой лестницы и чудом не убившись, он останавливается, хватаясь за перила и шумно дыша.

Ненависть. Жгучая ненависть пульсирует в его венах, отбивает молоточным стуком в висках. А все потому, что Дамблдор прав. Он слишком прав, и от этой правды невозможно скрыться. Каждое его слово, как раскаленное железо, прикасается к его незащищенным местам в душе, оставляя там незаживающие следы. Следы вины и страха, они напоминают о себе ежесекундно. Больное, страшно… снова больно.

Он несется по коридору, желая убежать... куда? От самого себя.

Но это ничего не даст. Пора взрослеть. И в этом дракклов директор прав, затопчи его гиппогриф.

Не успевает Снейп развернуться, чтобы отправиться в Больничное крыло, где его ждет сын, как видит его.

Нет сомнений, кто перед ним.

Снейп видел его раз или два, не придавая особого значения. Неопрятный мальчишка с длинными черными, даже длиннее чем у него, волосами, грубыми чертами лица, выглядящий заторможенным и откровенно недоразвитым.

Дэни Бернс.

Один взгляд в его стеклянные глаза, и в Снейпе поднимается что-то… нечеловеческое.

Он напал на моего сына, ранил его… за что? Что сделал ему Гарри, что он чуть не убил его?

Снейп знает ответ. Ничего.

Он приходит в себя, протащив мальчишку за шиворот уже половину коридора в подземельях. Он не помнит, как туда спустился, и с изумлением замечает у себя в руках чужую волшебную палочку.

Давя в себе сильное искушение тут же переломить ее надвое ― теперь уже вполне осознанно, ― он впихивает негодяя в апартаменты, плохо понимая, зачем.

Пергамент со стола взвивается, чернильница со стуком падает на пол, образуя лужицу. Занавески на фальшивых окнах взлетают вверх, и вся гостиная начинает вибрировать, будто началось землетрясение.

― Зачем ты это сделал? ― его голос сипит от негодования, и вообще он плохо себя контролирует.

Мальчишка смотрит на него, одновременно и бессмысленно, и с презрением.

― Ах, молчишь? ― Снейп дергает его за плечо. Тот пытается вырваться, что только раззадоривает.

Остановись. Он всего лишь ребенок… Он, скорее всего, не виноват.

― Ты мне ответишь, ― Снейп игнорирует ту добрую благоразумную часть, что подала свой голос внутри него. ― Ответишь за все!

Мальчишка продолжает рваться, не издавая ни звука, а потом пытается выхватить свою палочку. Не ожидая такой наглости, Снейп чуть было не попадается в ловушку, вовремя отдернув руку: он знает, палочку нельзя выпускать, иначе тот сразу подхватит ее, используя манящие чары. Тот остервенело бросается на него, позабыв всякий страх. Снейп, рассвирепев, грубо отталкивает его и бьет по щеке.

Этот странный безумный ребенок отшатывается, держась за щеку. В его глазах на миг словно что-то проясняется, прорывается такое сильное отчаяние, отчего Снейпу становится не по себе, но тут же взгляд снова стекленеет и теряет осмысленность.

Снейп в ужасе смотрит на свою ладонь. Он ударил ребенка. Да, пусть тот и заслужил, но он никогда…

Когда мальчишка падает вдруг на колени и начинает корчиться, Снейп не в силах бороться с нарастающим чувством вины. Он присаживается к нему с желанием как-то помочь… ну не могла пощечина быть настолько сильной, чтобы тот так извивался…

С ужасом Снейп замечает, что в мальчишке что-то меняется.

Как будто меняется он сам.

И продолжает бороться. С чем-то. Что ему мешает или причиняет боль.

Ребенок на полу вдруг перестает дергаться, приподнимается и всхлипывает. Наконец-то хоть один нормальный звук, а не это гробовое молчание, как у зомби.

Снейп, отложив палочку, осторожно приподнимает его, чтобы осмотреть щеку и вообще понять, нужна ли тому помощь. На миг ему кажется, что мальчишка стал то ли ниже ростом, то ли легче и податливее.

Он убирает волосы, упавшие ему на лицо, которые будто бы стали короче и… видит перед собой совсем не того ребенка, которого тащил за шиворот, желая расквитаться.

Этого не может быть.

Мариус?

Перед ним ― Мариус, но как будто бы не он. Его круглое личико вытянулось и повзрослело, а еще ― темные круги под глазами, нездоровая бледность и какая-то обреченность в недетском взгляде, которая не вяжется с образом милого десятилетнего ребенка.

Претензии отходят на десятый план. Просто все, что случилось раньше, становится вдруг неважным. Снейп боится сделать шаг. Боится громко вздохнуть, чтобы мираж не рассеялся. Пусть этот мираж болезненный и даже страшный, но он не может и не хочет от него отказываться. Он оцепенел, застыл, желая растянуть время и смотреть, смотреть на своего сына ― как тот двигается, дышит, ходит, смотрит…

На своего сына, который умер три года назад.

Мариус вздрагивает. Он обхватывает себя, как будто ему холодно или он хочет защититься. От чего-то или кого-то. Его взгляд ― теперь уже живой, искренний ― наполняется болью. Снейп шагает к нему, но тот отступает назад, указывая пальцем куда-то вниз.

― Волшебная палочка… не отдавай ее мне.

Снейп только сейчас замечает, что обронил конфискованную палочку. Медленно он поднимает ее, глядя на изображенные на ней причудливые узоры, которые расплываются перед глазами.

Что происходит? Почему…

― Не отдавай, держи ее крепко.

Он не узнает голос сына, а может, просто его забыл. Его ребенок повзрослел. Он рос эти годы без него.

Сбивчивое дыхание. Стук сердца, аж в голове, так громко, что сейчас разорвет. Время замедляется. В груди жжет до темноты в глазах…

Снейп тупо вертит в руках злосчастную палочку, хотя все, что сейчас нужно ― это бежать к сыну, обнять его, прижать к себе и никому не отдавать, даже самой смерти.

Он просто не может. Не может сдвинуться с места.

― Здесь опасно, уходи. ― Мариус пятится, пока не упирается спиной в дверь. ― Он не успокоится, пока не получит свое.

― Кто… ― хрипло выдавливает Снейп, но Мариус мотает головой, умоляюще глядя на него.

― Меня недостаточно… им нужен еще и Гарри. Или кто-нибудь… но нет, они теперь охотятся именно на него. Уходи… спасай его и себя… тебе нужно вернуться… возвращайся домой.

Он захлебывается последними словами, кашляет, падает на колени, по его телу проходят конвульсии. Снейп бросается к нему, чтобы обнять, помочь, взять на руки и отнести в Больничное крыло, но Мариуса словно уже нет: на него смотрит некто чужим стеклянным взглядом, оставаясь при этом в прежнем теле.

Пока Снейп борется с нарастающей паникой, ребенок грубо отталкивает его и встает, становясь собранным и жестким, тем, кто ничего не знает о любви и сострадании. Поэтому что это не Мариус, а… кто-то другой. Он вынимает из кармана мантии маленький зеленоватый пузырек и одним махом осушает. Снейп с ужасом наблюдает, как его сын снова меняется, но теперь в обратную сторону, превращаясь в Дэниела Бернса.

Снейп сжимает в руке его палочку, говоря себе, что хоть раз в жизни должен сделать то, о чем его просит сын. В кои-то веки ― просто сделать. Без лишних слов и споров. Со стиснутыми до боли зубами он наблюдает, как резко подросший неопрятный мальчик распахивает дверь и уходит, даже не оглянувшись.

К Снейпу постепенно приходит осознание.

Его ребенок беспокоился о нем ― о своем отце.

И о Гарри.

О них обоих.

В то время как ему самому нужна была помощь, но он ее не просил.

Он словно похоронил себя заживо. Сам.

Заботиться о ком-то, забыв о себе… как это похоже на Мариуса.

Он просто таким родился. Неравнодушным к чужому горю.

Тащил домой больных котят, а однажды привел огромную бездомную собаку…

Снейп многое бы отдал, чтобы вернуть то время и оставить хоть кого-нибудь их них, порадовать сына, вместо тех нравоучений, что он ему читал. Об ответственности и прочем.

Он бы многое отдал, чтобы взять его с собой в пансион в канун Рождества, чтобы Мариус побегал всласть по пустым коридорам и пообщался со своим лучшим другом Гарри.

Он бы все отдал, чтобы услышать своего ребенка еще три года назад и забрать Гарри к себе. Не на Рождество. Насовсем.

Он бы… можно много рассуждать, но проще все отрезать и перечеркнуть одним словом. Поздно.

Его мир, устоявшийся и привычный, разбился на тысячи осколков.

Куда бежать? Кого просить о помощи?

Снейп обнаруживает, что идет по коридору. Он вышел вслед за Мариусом, чтобы его догнать, понимая, что это бесполезно. К тому же это уже не слизеринские подземелья. Его ноги заплетаются, он придерживается за стену, почти ничего не видя перед собой.

― Профессор Снейп... что с вами? Вам плохо? ― слышит он взволнованные голоса.

Он с трудом соображает, собирая по буквам каждое слово, по крупицам ― свои чувства и то, чего хочет на самом деле.

― Мне нужно к директору, ― наконец, выдавливает он.

― Что-то случилось?

― Рон, это не наше дело! ― сердито одергивает девчоночий голос.

― Нужно сообщить Гарри... ― неуверенно произносит Уизли.

Жжение в груди усиливается, но вместе с тем мозг словно трезвеет, проясняется, и до Снейпа доходит смысл сказанного.

― Нет, не говорите ему. Пожалуйста, ― шепчет он, надеясь, что его беззвучный голос все же услышат.

― Хорошо... Вы не волнуйтесь только!

― Давайте мы вас проводим!

С двух сторон его подхватывают под руки и ведут. Снейп чувствует хоть слабую, но все же опору и вместе с тем благодарность за помощь. Она ему нужна. Ему нужен хоть кто-то, пусть даже это будут чужие дети, никогда не вызывавшие в нем умиления. Уизли и Грейнджер. Близкие друзья Гарри. Снейп чувствует укол вины за то, что пренебрежительно смотрел на них и почти не воспринимал за людей.

Они останавливаются возле горгульи.

― Ой, мы же не знаем пароль! ― чуть не плачет эмоциональная Грейнджер, заламывая руки.

― Можно спросить у профессора МакГонагалл, ― предлагает Уизли, кивая куда-то в сторону.

Снейп оборачивается: к ним как раз подходит Минерва.

― Что здесь за столпотворение? ― начинает она, надевая очки, но, взглянув на Снейпа, замолкает и хмурится.

― Северус, ты плохо выглядишь, ― сочувственно кладет она руку ему на плечо. ― Тебе лучше вернуться…

― Профессор МакГонагалл, вы знаете пароль? ― не выдерживает Уизли. ― Профессор Снейп хочет попасть к директору, а мы…

― Пожалуйста, нам очень нужно! ― умоляюще складывает руки перед собой Грейнджер.

Странно. Эти дети так переживают за него, хотя даже не догадываются, по какому поводу ему сейчас необходим Дамблдор. Спазм внутри, вызывающий жжение, постепенно расслабляется и отпускает. Если раньше Снейп чуждался людей и проживал свои горести наедине с собой, то теперь все иначе. Ему нужна поддержка, как никогда, и он ее получает, наверное, впервые, от чужих людей. В чужом мире.

Это странно вдвойне.

Минерва вздыхает, будто хочет возразить, но вместо этого произносит:

― Ежевичное варенье.

Горгулья отъезжает, милостиво открывая проход к винтовой лестнице.

― Спасибо, ― выдавливает Снейп, удивляясь, почему его голос по-прежнему почти не звучит, как надо.

Минерва смотрит на него обеспокоенно.

― Так нельзя, Северус, держи себя в руках, ― мягко журит она и слегка приподнимает его за подбородок. ― Ситуация ужасна, но, к счастью, не произошло ничего из того, что нельзя исправить. Ты нужен Гарри… живым и здоровым.

Она еще раз гладит его по плечу и уходит.

* * *

Снейп сидит в кабинете директора, забыв о размолвке и о том, что еще полчаса назад ругался с ним. Просто ему нужен сейчас кто-то, кто объяснит, что вообще происходит.

Иначе он сойдет с ума.

― Я держал его на руках… в больнице… ― Его голос срывается. ― Он был… он умер. Я не мог ошибаться.

Снейп смотрит на свои руки, вспоминая, как на них лежало маленькое безжизненное тельце. Как он бесконечно щупал пульс, прикладывал ухо к груди, пытаясь найти признаки жизни, но все было бесполезно.

― Голем, ― произносит Дамблдор, задумчиво катая по столу палочку Дэни Бернса… или его сына?

― Что?

Снейпу кажется, что тот заговорил вдруг на иностранном языке, или это его мозг отказывается воспринимать знакомые слова.

― Очень темная магия, ― поясняет тот. ― Можно сделать человека из любого материала ― сделать клон, один-в-один похожий на оригинал. Но оживить его не получится, ведь для этого нужна душа.

Снейп хватается за стол, ища опору.

― То есть…

― Судя по всему, ты похоронил не Мариуса, а его подобие, ― подтверждает его страшную догадку директор. ― Твой сын жив и он здесь. Вот ключ к разгадке, ― он тяжело опирается о столешницу и встает, ― почему магия перенесла тебя и Гарри в наш мир.

― Но как он сюда попал? Как это возможно? ― У Снейпа столько вопросов, что, кажется, еще чуть-чуть ― и они разорвут его голову.

― Помнишь, я говорил о заметке в газете? ― Дамблдор начинает перебирать бумаги в ближнем из шкафов. ― Там было о разрыве защитной границы между измерениями и похищения магла. Я посчитал, что это выдумка. В это никто не верил, да и я тоже склонен был смотреть на все критично… вот, взгляни.

Он бросает газету на стол.

Снейпу хочется вскочить и отбежать подальше, как от проказы, а вовсе не читать о том, как его сына похитили.

Об этом написали заметку. Лишь заметку, в правдивости которой даже сам директор магической школы усомнился. Вот и все.

И никого это, получается, не волнует?

Снейп встает. Он ни секунды дольше находиться рядом с этой паршивой газетенкой, которую читают одни только сплетники и невежды, не желающие включать мозги и отлавливать настоящих преступников, вместо того, чтобы паранойить по поводу нашествия маглов и нападать на тех, кто не представляет никакой угрозы.

― Они забрали его прямо из больницы. ― Он смотрит на газету, как на врага, ненавидя всеми фибрами души в ней каждую черточку, каждую букву, каждую чернильную каплю. ― Почему именно моего сына, а не кого-то другого?

― Могу только предположить, что у них не было времени долго обдумывать, кого украсть, ведь надо было еще сделать голем. Думаю, они решали проблему на месте ― на том месте, где удалось прорваться в другое измерение.

Что это ― злой рок? Снейп до некоторого времени любил о нем размышлять, смаковал это и считал себя полным неудачником. Почти во всем.

Но с появлением Гарри в его жизни появились новые краски ― и в переносном, и в буквальном смысле. Снейп как-то забыл о прежних депрессивных мыслях: они перестали быть для него важными.

И вот, они снова здесь. Что ж, давно не слышал вас, старые друзья.

― Подожди минутку, я должен кое-что выяснить. ― Дамблдор направляется к камину, бросает порошок и исчезает в зеленом огне.

Снейп смотрит на последние всполохи. Бросается следом, но тут же останавливает себя. Он не знает, куда отправился директор, но… а что если речь идет о его сыне? Почему он должен сидеть тут и ждать неизвестно чего, когда можно что-то сделать и…

Не проходит и минуты, как Дамблдор во весь рост появляется в камине и выходит оттуда, отрясая мантию от остатков летучего пороха.

― Малфои уже забрали Дэни Бернса домой, ― сообщает он, а у Снейпа холодеет спина. Как директор может так обыденно об этом говорить? Это его сын. Это никакой не Дэни. Почему его держат, как заложника?!

― Я поговорил с Нарциссой Малфой ― продолжает тот невозмутиво. ― Люциус категорически отказывается со мной говорить, да и сама Нарцисса была очень напряжена, когда увидела меня… она словно не была к этому готова, хотя это странно. Я сообщил, что после случившегося инцидента, Дэни полностью переходит на домашнее обучение, так как не могу подвергать риску студентов. У них был открыт доступ, чтобы трансгрессировать в Хогвартс, чего не могут другие волшебники, но… с сегодняшнего дня этот доступ закрыт. Я только что поставил защиту, которую чуть позже хочу усилить вместе с другими профессорами.

― Нет, ― вырывается у Снейпа. ― Нет! ― повторяет он громче, начиная сновать по кабинету. ― Если вы отрежете им доступ, я потеряю с ним связь…

― Ты уже потерял с ним связь три года назад, ― обрубает Дамблдор, сурово сводя брови.

Эти слова будто бьют под дых. Да, это факт. Но разве он хоть как-то решает проблему?

― Я в этом не виноват. ― Снейп изо всех сил сжимает свой макет палочки, только чтобы сконцентрироваться на чем-то: его так и подмывает схватить вон тот тяжелый предмет с полки шкафа и бросить в старика. ― Это был обман с самого начала, ― продолжает он, с трудом переведя дыхания. ― Они украли его у меня… и эти годы, когда я страдал без него…

Макет палочки летит в угол. Снейп больше не может себя сдерживать. И не хочет.

― Вы же директор… вы сильный маг... разве нет? То, что вы сделали. Вы только отдалили меня от сына, а его ― от меня. Эти люди выдают его за своего родственника… они мучают его. Неужели в вашем мире нет полиции… нет хоть какой-то справедливости?

Дамблдор смотрит на него какое-то время, и его взгляд прожигает холодом.

― Жаль, что ты не видишь очевидного, ― произносит он, спустя долгую паузу, которая показалась вечностью. ― Если бы я пустил все на самотек или пошел на поводу у твоего безрассудного нетерпения, от твоего ребенка избавились бы уже сегодня.

Избавились? Дамблдор говорит об этом так, словно это в порядке вещей.

― Чтобы скрыть улики, разумеется, ― поясняет тот, хотя Снейп ничего не спрашивает.

― Драко Малфой может что-то знать? ― хрипло проговаривает он.

― Драко подыгрывает отцу, чтобы заслужить его благосклонность, но вряд ли он знает все доподлинно. Если мы начнем его допрашивать, Люциус узнает и может повести себя непредсказуемо.

Снейп не уверен, что сможет сдержаться и относиться к Малфою-младшему с прежней терпимостью.

― Твои эмоции сейчас не самый верный союзник, ― слышит он. ― Если мы хоть немного намекнем, что раскрыли их тайну, ты можешь никогда больше не увидеть Мариуса.

Снейп шумно дышит, прикрыв глаза. Разумом он понимает: директор прав. Нельзя паниковать. Нельзя бросаться на амбразуру. Мариуса это не спасет, а может только усугубить и без того запутанную ситуацию, в которой один неверный шаг может оказаться фатальным. Но сердце отказывается принимать, что его ребенка мучат, заставляют делать то, что он не хочет, ломают ему здоровье, психику, а его отец ― бесполезный слабак, который плачется директору в жилетку и сам ничего не может поделать.

― Что я могу сделать? Я могу сделать хоть что-нибудь?

Дамблдор внимательно смотрит на него.

― Ждать, ― коротко бросает он и отворачивается

Снейп обхватывает себя, сжимая пальцами предплечья до синяков. Он пытается осознать, привести в нормальность то, что Мариуса действительно похитили из больницы, вылечили те переломы, что у него были, а вместо него подложили обманку. Но тут же накатывают сомнения: какой из Мариусов настоящий? Может этот мальчик и есть Дэни Бернс, а из него сделали Мариуса, чтобы заманить его и Гарри сюда для возрождения Волдеморта?

Если продолжать в том же духе, он точно сойдет с ума.

― А еще ― поговори с Ремусом, ― говорит вдруг Дамблдор. ― Заведи с ним приятельские отношения. Дружба с магом поможет тебе быстрее пробудить магию, что в твоих же интересах…

― С Люпином? ― не выдерживает Снейп. ― Подружиться с ним? Да он… Нет. Это невозможно!

― Что тебя смущает? ― Дамблдор смотрит на него поверх очков-половинок. ― Ремуса я знаю давно, он достойный человек.

Снейп кивает, пряча взгляд, который наверняка полон сарказма. Очень достойный. А еще добрый, с покладистым характером, просто изумительный будущий друг. Мечта и сказка. Готов был уничтожить его взглядом и не только ― за столом, при всех, и за что, спрашивается? За то, что Снейп вступился за его жену, предложив ему пойти и успокоить ее. Только и всего.

Дора. Перед глазами мелькает ее образ, который Снейп тут же гонит, стыдясь ощущений, что теплой волной прокатываются по его телу. Как это неуместно сейчас, да и вообще… неуместно. Они ведь друзья, верно? Их разговоры были довольно-таки… душевными. Но магия в нем так и не пробудилась.

― Не думаю, что с этого что-то получится, ― бормочет он.

* * *

Спустя час, Снейп в Больничном крыле, стоит в дверях и смотрит на своего бледного, осунувшегося сына.

Что скажет Гарри, как себя почувствует, когда узнает, кто на него напал?

Пусть не по своей воле, но все же…

― Прости меня. ― Снейп шагает к нему. Садится рядом, прижимает к себе ― нежно, чтобы не причинить боль, но ему необходимо почувствовать сейчас, как бьется его сердце.

― За что, папочка? ― Гарри встречается с ним глазами, так близко, а Снейп не может на него насмотреться, беспрерывно целует его лобик, щеки, нос, и продолжает просить прощения срывающимся голосом.

Просто Гарри не должен был все это выносить. Ни один ребенок этого не заслуживает.

И как Снейп мог не разглядеть в тощем долговязом мальчике своего сына? Еще в прошлом году.

Он должен был обратить внимание. Должен был почувствовать. Но вместо этого он был очень занят ссорой… с ребенком. Выяснял отношения с пеной у рта, доказывал правоту, обижал и ранил… Лелеял детские обиды и ненавидел магический мир, который в итоге отплатил ему тем же.

Вряд ли магия когда-нибудь в нем оживет. Все эти танцы с бубнами, а точнее с дружбой ― бесполезная трата времени.

Гарри вдруг замирает в его руках и весь напрягается.

― Ты нашел Мариуса?

Вопрос как гром среди ясного неба. Но в то же время ничего необычного в нем нет.

― Он здесь? Он правда здесь?

Гарри поворачивает здоровой рукой его голову так, чтобы Снейп не мог отвернуться. А он не знает, что отвечать. Сказать, как есть? Нет, правда будет слишком… слишком ужасной. Настолько, что Гарри и представить себе не может.

Поэтому Снейп молчит.

― Все плохо, да? ― Тихо спрашивает его ребенок, который все чувствует и понимает.

― Да, не очень хорошо, ― признается он.

Это то, что он может сказать.

Гарри придвигается, чтобы теснее прижаться к нему.

― Я могу помочь?

― Нет, ― быстро говорит Снейп. ― Это касается только меня и директора, ― тут же добавляет он, желая сгладить резкий тон, и целует сына в макушку.

― Он на тебя кричал?

В глазах Гарри появляются слезы. Снейп гладит его по голове, умиляясь тем, какой его ребенок еще маленький и невинный.

― Нет, не в этом дело. ― Ему сложно представить себе орущего Дамблдора, который излишне сдержан, порой до равнодушия, но он об этом не говорит. ― Просто мы с директором ищем способ, как защитить школу, потому что нынешняя защита работает очень слабо.

Кажется, выкрутился. Гарри понимающе кивает.

― А… понятно. А ко мне приходил профессор Люпин, пока тебя не было, ― сообщает он.

Час от часу не легче.

― Ты рад? ― брякает Снейп непонятно зачем.

― Да, очень, ― произносит Гарри с прежней теплотой, как и сегодня утром, когда он говорил о нем. ― Мы так классно поболтали, он мне рассказал о пикси, какая от них польза и чем они на самом деле опасны ― не сравнить с тем, как в прошлом году преподавал Локконс, ― Он вздыхает, потягивается и удобнее устраивается на плече Снейпа. ― Потом он поговорил с мадам Помфри, расспросил подробно, что со мной и как будут лечить, я ему конечно до этого рассказал… ну, о том, как все это произошло. ― Его голос немного дрожит. ― А когда профессор Люпин узнал, что ты мой папа, он странно отреагировал. ― Гарри задумчиво смотрит в стену. ― Он как будто рассердился.

― На тебя? ― тут же спрашивает Снейп.

― Нет. ― Гарри смущенно теребит его мантию. ― На тебя.

А, ну это в порядке вещей. Этого стоило ожидать.

Главное, чтобы это не стало поводом, что к его сыну теперь станут хуже относиться.

И можно смело перестать считать Люпина тем самым злодеем, который использует Мариуса в своих целях и насылает на него Империус. Этот ревнивец не самый приятный человек, но если он до сих пор не связывал Гарри со Снейпом, все вопросы к нему отпадают.

Вряд ли бы он стал так притворяться при ребенке: вон даже свое раздражение в моменте не смог скрыть.

Вообще неглупую мысль подал Дамблдор ― поговорить с ним. Может до дружбы дело не дойдет, но в целом есть смысл узнать Люпина получше. Понять, что это за птица, и почему Гарри его так расхваливал.

Без сомнений, Люпин агрессивен, и его характер может стать препятствием даже к обычному разговору. Но что если найти в этом плюс и направить его агрессию в нужное русло? Например, на спасение Мариуса и на борьбу с Волдемортом и его приспешниками. В этом смысле Люпин может оказаться очень даже полезным.

Недаром же Снейп много лет тренировался в хитрости, избегал невероятно сложных проблем и вообще стал тем, кем стал? Несмотря на детдомовское прошлое и прочие тяготы жизни.

Подумаешь, какой-то Люпин с кучей тараканов в голове. Он подберет к нему ключ, ведь речь идет о спасении его сына… нет ― сыновей.

Гарри ведь тоже под ударом. Мариус не зря предупредил, он что-то знает. А значит, нужно быть настороже.

На кону стоит слишком много. Если не все.

Снейп трет лоб, пытаясь собраться и не поддаваться эмоциям, которые снова норовят его захлестнуть его с головой. Он не в том положении, чтобы, как в песочнице, выяснять отношения и тем более, ссориться из-за женщины. Глупо враждовать из-за какой-то личной неприязни: ему нужны союзники. Он сделает все возможное и невозможное, чтобы вытащить Мариуса из беды и защитить Гарри. Он справится.

Нельзя сказать, что эти две недели пролетели незаметно. Скорее, наоборот ― они растянулись до невозможности, будто в каждые сутки какой-нибудь местный Хозяин времени втихаря запихнул по несколько дополнительных часов.

После того, что случилось с Гарри, Снейп стал паранойиком. Он себе в этом честно признавался, но ничего не мог с этим поделать. Даже когда сын довольно быстро восстановился и пошел на занятия, Снейп следовал за ним по пятам, прятался за углами, а иногда в открытую подходил и выуживал Гарри из толпы поклонников, которые теперь таскались за ним постоянно. Его ребенок не по своей воле вдруг стал популярным и теперь вынужден был всем рассказывать в подробностях о нападении, как на него напали и что он при этом чувствовал.

Снейп помогал ему, как мог. Точнее, он считал, что помогает. На самом же деле Гарри отнесся к возросшему вниманию к себе философски. Его куда больше злило, когда Снейп заставлял его краснеть из-за своей несдержанной заботы.

Казалось, что Гарри как-то к нему охладел, и это беспокоило Снейпа так же сильно, как и мысль о возможном повторном нападении на его сына.

Снейп, как мог, отвлекался. Он несколько раз подходил к кабинету Защиты от темных искусств, но так и не смог себя заставить постучаться, войти и поговорить с Люпином. А еще прятался в безлюдных коридорах от Трелони, которая, только его завидев, начинала предсказывать «ужасные скорби и грядущую битву». Она так сильно его достала, что все эти Волдеморты начали казаться ему чем-то вымышленным, детской сказочкой, страшилкой для малышей.

Ему не хватало дружеской поддержки Доры, которая весело общалась со старшекурсницами, усердно и энергично помогала малышам справиться с разными проблемами, была душой любой компании, но завидев его самого, бледнела, краснела и быстренько находила предлог куда-то исчезнуть.

Что ж, наверное, насчет дружбы он поторопился с выводами.

И Мариус. Снейп возвращался к нему мыслями постоянно. Он даже делал это нарочно, чтобы расковырять рану, просто потому, что вдруг забыл, как он выглядит. Он не помнил, какое лицо у его сына, с которым прожил целых семь лет и которого безотчетно и безумно любил. Не мог воспроизвести в памяти его голос. Разве так бывает?

Видимо, да.

В нем будто заблокировались воспоминания, бережно защищая душу. Снейпу хотелось разодрать ее собственными руками, расцарапать до крови, только чтобы почувствовать хоть что-то к своему сыну. Почувствовать адскую боль от того, что тот страдает. Но в голове звучали лишь факты, отдающие пустотой внутри. Как будто речь шла о чужом ребенке. Об одном из тех в мире, что живут в ужасных условиях, но их слишком много, и сердца на всех не хватит. Мариус ― просто один из них.

Снейп ненавидел себя за это и одновременно был благодарен своему сознанию, которое боролось за выживание, как могло.

Но кто знает, что оно выкинет завтра?

Вдруг та самая защита внутри него, похожая на барьер между измерениями, треснет в каком-то месте, и все посыплется?

Снейп не мог гарантировать, что этого не случится.

Поэтому он долго не решался на этот разговор, но все же решился.

Гарри должен быть готов. Он не должен сломаться от боли, если неожиданно и резко все закончится ― все то, о чем он мечтал и чем дорожил большего всего на свете.

Это случилось на прошлых выходных, но Снейп, вспоминая об этом, видит и слышит все происходящее, как наяву.

― Гарри… подойди, ― останавливает он сына, который, придя с учебы, привычно направляется в свою комнату.

Тот, вздохнув, бросает сумку на пол, и идет к нему. Снейп отмечает печаль в его глазах, которая поселилась там после того случая и так никуда не ушла. Наверняка Гарри до сих пор задавался вопросами, почему студент, за которого он некогда заступился, причинил ему столько неприятностей. Снейп ощущал даже на расстоянии, как на него это давит до сих пор. Он пытался с ним об этом поговорить, но тот отвечал односложно, не в пример того, как он вел себя в Больничном крыле сразу после нападения. Но спустя уже день, его сына словно подменили: он больше не хотел открываться и говорить о том, что чувствует, что его беспокоит.

К счастью, переломов у него не обнаружили: Снейп не без содрогания вспоминал о действии Костероста. Он не был морально готов к повторению, но раны на руках и теле заживали куда дольше.

Снейп осторожно прикасается к его все еще перебинтованной руке, легко проводит по волосам.

― Гарри, если вдруг нам придется расстаться...

Эта тема елозила у него в голове с того момента, как они оказались на полу одного из коридоров Хогвартса. Он мысленно сжимается, готовясь к худшему, что ребенок испугается, начнет плакать, но тот реагирует совсем не так, как Снейп ожидает: отталкивает его руку и отступает на шаг.

― Почему ты так говоришь... ты хочешь меня избавиться? ― Его голос взвивается вверх, на лице недоверие и боль, как бывает после предательства.

― Нет, я не... ― пытается пояснить Снейп, но Гарри его не слушает:

― Ты всю дорогу хотел меня кому-то отдать... а потом я поверил тебе... а ты, оказывается...

― Гарри! ― Снейп протягивает руку, желая успокоить, потому что ребенок на грани истерики, но тот снова уворачивается.

― Что на этот раз я сделал не так? ― Он шумно дышит, и осталось всего ничего, чтобы слезы вырвались наружу. ― Портал? Но ты говорил, что веришь, что я не врал насчет.... неважно. ― Он круто разворачивается и бежит к себе.

Снейп стоит у дверей в его комнату, слушая, как тот захлебывается слезами, и просто боится войти. Боится сделать хуже.

Такого давно не было. И было ли вообще?

Гарри кричал на него, злился… но не плакал так в открытую, навзрыд. Из-за него.

― Гарри я никому тебя не отдам. Я люблю тебя.

Он не помнит, говорил ли он это своему ребенку... не будучи сентиментальным он доказывал любовь ежедневно, ежеминутно ― делами, заботой, совместными занятиями, теми же разговорами по душам... в которых, правда, почти не было личного. Такой рафинированный коктейль из позитива, где они старались изо всех сил повернуться друг к другу светлыми сторонами, игнорируя нерешенные проблемы, недосказанности и боль, которая не ушла, а спряталась до поры до времени, чтобы вот так выплеснуться.

И вот теперь кажется, будто его ребенок, наконец-то, вернулся домой и смог расслабиться. Впервые за все это время.

Плач немного затихает, словно Гарри прислушивается к его словам, но в то же время не хочет перестать растравлять себе душу.

― Ты можешь быть каким угодно ― кричать на меня, плохо себя вести... но ничто, вообще ни один твой поступок не заставит меня отказаться от тебя.

Гарри дома.

Эта мысль причиняет почти физическую боль, ведь это место ― не дом для Снейпа. Выходит, что они из разных миров?

― Просто будь, каким ты есть. Не нужно стараться.

Снейп дергает за ручку, даже приоткрывает дверь, которая тут же с силой захлопывается перед его носом.

― Нет! Не надо! Уходи!

Снейп прислоняется лбом к двери в надежде, что Гарри сменит гнев на милость, и она все же откроется. Рука сама лезет в карман, ища палочку… точнее, макет палочки. Снейп запоздало вспоминает, что она так и осталась в кабинете директора, когда он от злости швырнул ее в угол.

Он тихо смеется. Идиот. Это ведь не настоящая палочка. Он что, хотел с ее помощью открыть дверь?

Как будто он и с настоящей палочкой что-то бы смог.

Миг ― дверь открывается. Снейп от неожиданности чуть не падает.

― Гарри, ты все неправильно понял. Я не хочу… я не собирался…

Он мямлит и ненавидит себя за то, что расстроил сына, который свернулся калачиком на кровати и даже не смотрит на него.

― А зачем... зачем ты сказал... ― полузадушенно всхлипывает тот.

― Есть то, что может произойти не по моей воле, ― тихо говорит Снейп. ― Ты должен быть к этому готов.

― Нет, ― яростно произносит тот в подушку.

― Я все еще без магии, ― напоминает он. ― И я...

― А что тебе стоит ее приобрести? ― Гарри резко садится на кровати.

Снейп фыркает.

― Приобрести? Ты говоришь, как будто ее можно купить, подкопив немного галлеонов. Если б все дело было в деньгах, я бы...

― Все дело в твоем желании. ― Гарри сверкает глазами. ― Ты просто не хочешь.

Желании? Снейп едва успевает закусит губу, чтобы не сказать... Мариус. Он освободит его, пусть даже ценой своей жизни. Ему невыносима мысль о том, что происходит сейчас с его ребенком. Да он пытается здраво мыслить, держаться, ведь он не один... он нужен своему второму сыну. Но эта история уже заранее имеет печальный финал, поэтому Гарри придется повзрослеть. И принять эту истину.

Просто Снейп хочет знать... хочет быть уверен, что о нем позаботятся. Что его не оставят, и у него будет хорошая семья... в случае чего.

― Подумай о том, какой ты видишь свою семью, хотя бы примерно, ― как можно суше говорит он, но Гарри перебивает:

― Просто уйди. Сам ищи, кого хочешь, а меня оставь в покое.

Он отворачивается от него, ложась к стене лицом. Снейп растерянно смотрит на него, а потом переводит взгляд на книгу, лежащую на тумбе рядом с кроватью.

Те самые «веселые заклинания». Гарри ею снова пользуется. И явно не для того, чтобы научиться по-новому махать палочкой.

Он проводит пальцами по ее поверхности ― зачем-то. Книга словно отвечает на его прикосновение, потеплев и немного вздрогнув.

Снейп вздрагивает следом, убирая руку. Наверное, показалось.

Ему не нужна эта книга. В ней нет ответов на наболевшие вопросы. Никто ему не поможет.

Речь не о том, чтобы прямо сейчас найти новую семью для Гарри. А чтобы понять, что ему делать дальше.

Как жить?

С осознанием, с ежесекундной мыслью о том, что над Мариусом издеваются, лишают его воли, превращая в овощ. Сколько уже в таком состоянии находится его ребенок? Год, два, три?

Все это страшные цифры.

Разве что… Люпин. Можно хотя бы попробовать. Попытка не пытка.

* * *

Прошло еще несколько дней до момента, когда Снейп все же решился пойти к Люпину на аудиенцию. Немного нервничая и злясь на себя за это, он стучит в кабинет Защиты от темных искусств. Не услышав «Входите!», Снейп медлит всего пару секунд и открывает дверь.

Первое, кого он видит ― это Дора. Причем она здесь одна.

Она как раз собиралась переносить кипу пергамента на стол или, наоборот, со стола. И вся эта кипа ожидаемо оказывается на полу.

― Северус? ― восклицает она, уставившись на него. ― Что ты здесь делаешь?

Снейп невесело усмехается. Хотел бы я сам ответить на этот вопрос.

И только сейчас она замечает погром. Присев с растерянным видом, она пытается собрать пергамент, который то и дело норовит выскочить у нее из рук. Снейп быстрым шагом пересекает кабинет и начинает ей помогать.

Как тогда, в первый день их знакомства. Только тогда это были книги Снейпа.

Когда все свитки оказались на столе, Дора кивает ему, будто хочет что-то сказать, но краснеет и отходит в сторону.

― Чего ты боишься, Дора?

Этот вопрос он задает случайно. Та быстро смотрит на него и отворачивается.

― Тебя, ― честно говорит она.

― Не стоит, я не сделаю тебе ничего плохого.

Щеки Доры нежно покрываются румянцем.

― Я знаю, Северус. Но то, что случилось за столом… я не должна была использовать невербальную магию… сейчас. ― Она отводит взгляд. ― Но все равно... по старой привычке...

― Пустяки, ― отмахивается Снейп. ― Каждый может ошибиться.

Дора обхватывает себя руками.

― Я действительно боюсь, что ты меня осудишь… посчитаешь какой-то… странной. ― Она пожимает плечами.

― Тебе так важно, что я думаю о тебе? ― тихо спрашивает Снейп. Ему знакомо это чувство. Здесь, в магическом мире, он все время ловит на себе косые взгляды, хотя… возможно, никто и не думал так на него смотреть.

Это он сам себя таким ощущает. Неполноценным.

― Да, важно. ― Дора поворачивается и поднимает на него глаза. ― Не знаю почему, но важно. Это уже странно, не так ли? ― Ее взгляд становится расфокусированным, и она снова пожимает плечами.

― Я не считаю тебя странной, ― говорит Снейп.

Не после того, как она пришла навестить Гарри, с какой нежностью и состраданием смотрела на него, как прикасалась…

― Я очень боюсь… ― начинает она и замолкает, глядя в сторону и закусив губу. ― Не оправдать ожиданий.

― Чьих ― моих? ― Снейп совсем теряется. ― Поверь, тебе не нужно…

― Нет. ― Она поднимает глаза, в которых теперь светятся слезы. ― Понимаешь, Ремус не хотел… это я настояла на нашем браке. Шесть лет назад.

― Он не любит тебя?

― Думаю… любит, конечно. ― Дора быстрым движением смахивает слезы. ― Но он… он до сих пор не верит в то, что я могла по-настоящему полюбить его…

Она резко обрывает себя. Снейпу кажется, она что-то недоговаривает.

Он терпеливо ждет, когда она сама продолжит. Он не имеет права лезть к ней в душу. Она и так открылась перед ним ― малознакомым человеком. Может ли он просить о большем?

Внутри помимо его воли поднимается возмущение, сжимая спазмом где-то на уровне солнечного сплетения. Если Люпин такой закомплексованный, то другие тут причем?

Мог бы и не жениться, раз столько тараканов в голове. И эта женщина досталась бы кому-то другому. Кто бы ценил ее чувства и не издевался над ней постоянными подозрениями.

― Ты счастлива? ― спрашивает он только чтобы перебить мысли, которые ни к чему хорошему явно не ведут.

Дора улыбается сквозь слезы.

― Я буду счастлива, когда рожу ребенка. ― Она кладет руку на живот, который никак еще не выделяется, даже несмотря на то, что на ней балахонистая мантия.

«Значит, срок еще совсем маленький, ― невольно думает Снейп, не понимая, что чувствует по этому поводу. ― И здесь, наверное, они узнают об этом очень рано… почти сразу…».

Понимая, что мысли снова пошли не в ту степь, он встряхивает головой, не зная, что говорить и что думать. Теперь.

Надо просто… да, уйти. Наверное. Эти душеспасительные беседы… кому они нужны? Если Доре нужно высказаться, пусть найдет себе подругу. Это возможно даже среди старшекурсниц ― она легко общается и заводит знакомства, ее хорошо приняли студенты. Так что это не проблема.

И он уж точно не станет ее «спасать», решать ее семейные проблемы. Просто на этом теперь стоит табу. Ее ребенок.

Да, ему не нравится Люпин. Даже слишком. Но это не значит, что Снейп на такое способен.

― Вот что, мне пора, ― резковато говорит он и стремительно выходит из кабинета, ничего не объясняя и забыв даже, зачем приходил.

Ему показалось, что Дора напоследок посмотрела на него умоляюще или… что она даже пожалела о своем признании. Да и обо всех остальных словах. Но что толку жалеть. Лучше знать правду, причем всю, как есть, чем жить в самообмане, надеясь на то, что никогда не произойдет.

Он ругает себя, клянет за этот идиотский разговор, который сам же и затеял. Если б дело было только в обычном притяжении… если бы он млел от ее мерцающих глаз, пухлых губ, женственной фигуры, которую никаким балахоном не скроешь… о, его бы разум однозначно взял бы верх. Не хватало ему еще интрижек в магическом мире.

Но сейчас произошло что-то непоправимое. Зачем она так с ним говорила? Зачем открывала уязвимые места? Зачем доверилась? Снейп, сам того не желая, смог прикоснуться к краешку ее души, и она позволила бы больше, если б он остался.

И это то, что невозможно забыть, стереть из памяти, сходить в холодный душ и прийти в себя… Не поможет.

«Мне кажется, я знала тебя раньше…»

― Мне тоже, ― шепчет Снейп, подойдя к ближайшему окну и прислонившись к нему лбом.

Если бы не ее ребенок… Нет, даже в таком случае он бы не стал разрушать семью. Это жестоко.

Он здесь не для этого.

Для чего?

Снейп отклоняется, осознав, что единственная цель в его жизни ― это благополучие его детей. Одного не спас, самого родного и любимого, который его не выбирал. Что же ждет Гарри, который сам выбрал его?

Цель, которая слишком невыполнимая. И это самый большой его страх, о котором он не сказал Доре, не выдал откровенность за откровенность.

Она бы его не поняла. А может, поняла бы, но отчасти.

Снейп теперь только в полной мере осознает, почему именно он должен исполнить пророчество. Потому что это касается его напрямую. Его и его детей. Если раньше ему пытались что-то внушить провидцы, то теперь он сам четко знает, кто он и что делает в этом мире.

Он должен был спасти Мариуса еще в прошлом году, но был слишком зациклен на своей обиде. Ему казалось, что с ним все вокруг несправедливо обошлись. Он отвергал волшебный мир, и мир в итоге отверг его: магия застряла где-то глубоко внутри и выдавалась только маленькими порциями в тех местах, где Снейп смог в нее поверить.

* * *

Снейп решает попытать счастья на следующий день. Он снова стучит в кабинет Защиты и теперь уже слышит голос, который заставляет его невольно сжаться. Беря себя в руки, он входит в кабинет, постаравшись выглядеть как можно приветливее. Если это, конечно, возможно.

Ремус хмуро проскальзывает по нему взглядом и отворачивается.

― Добрый день, профессор Люпин, ― говорит Снейп, решая быть вежливым, раз уж тому так нравится величать его по должности.

Тот бормочет что-то в ответ в виде приветствия, не удосужившись повернуться. Да уж, не лучшее начало разговора, но Снейп не сдается.

― Я пришел спросить об успеваемости… своего сына, ― немного помедлив, проговаривает он.

Люпин вскидывает на него глаза.

― Ваш сын настолько вам не доверяет, что вы пришли за этим ко мне? ― нейтральным тоном говорит он.

Снейп усмехается.

― Гарри вами слишком восхищается, ― говорит он, как есть. ― Вот я и пришел узнать… некоторые детали.

― Второй курс сейчас проходит боггартов, ― так же спокойно говорит Люпин, гипнотизируя его взглядом.

Боггарт. Что-то очень знакомое. Гарри, кажется, рассказывал о нем, но выветрилось из памяти.

― Вы так смотрите, будто не понимаете сути, ― констатирует факт Люпин все так же холодно. ― Вы же знаете, кто такой боггарт?

― Да, ― спешит ответить Снейп. ― Кто не знает этих существ? ― Он пытается выдавить из себя улыбку. Лицо Люпина еще больше мрачнеет.

― Я бы не называл привидение существом, ― говорит он. ― Оно относится именно к классу привидений, а не волшебных существ. Вижу, вы не очень хорошо учились в школе, профессор Снейп.

― Я был ужасен по всем предметам, ― соглашается Снейп, желая одного: закончить этот унизительный разговор и исчезнуть, пока Люпин не догадался, кто перед ним. ― Но дело не в этом. Я пришел спросить о Гарри…

― Боггарт принимает вид самого вашего главного страха, ― гнет свое Люпин, буравя его взглядом. ― Хотите узнать, чего больше всего на свете боится ваш сын?

У Снейпа холодеет спина. Утратив на время дар речи, он просто кивает.

― Вас, ― коротко отвечает тот.

― Меня? ― непонимающе смотрит Снейп. ― Что ― меня?

― Боггарт Гарри принял ваш облик, ― поясняет тот. ― Облик сурового отца, который не знает пощады, который говорит, что бросит его, если ребенок будет не идеальным во всем... Мне бы хотелось знать, ― не дает он вставить Снейпу и слово, ― что вы делаете со своим сыном, что он так вас боится? Требуете невыполнимого? Запугиваете тем, что перестанете о нем заботиться и отдадите в другую семью?..

― Нет! Нет, конечно! ― перебивает Снейп, не в силах это выслушивать.

Люпин продолжает пристально на него смотреть.

― Тогда почему…

― Гарри приемный, мы не так давно вместе, он боится, что прошлое может вернуться ― прошлое, в котором его никто не любил, ― быстро поясняет Снейп, потирая переносицу. ― Он еще не привык, понимаете? К тому, что у него есть семья…

― Если не хотите проблем, профессор Снейп, ― тихо говорит Люпин, ― попрошу вас впредь заниматься сугубо своими семейными делами, чтобы доказать на деле, что вы ― примерный отец и достойны носить это звание.

― Я никогда им не был и вряд ли когда-нибудь стану, ― горько произносит Снейп. Это Люпин еще не знает про Мариуса.

Ему кажется, будто Ремуса только раззадорило то, что Снейп не начал с ним спорить и не ответил на выпад злым словом.

― Вы даже не пытались. ― Люпин будто выплевывает каждое слово. ― Не пытались ― вам и дела нет до своего ребенка. Это ведь не мешает вам заниматься любовными похождениями, правда?

Снейп тяжело вздыхает. Эти намеки уже порядком надоели, да это и не намеки уже, а прямым текстом. Почему Люпин такой ревнивый, а еще и слепой? Он что, не видит, что Дора не общается со Снейпом, даже наоборот ― избегает его?

Последний разговор можно опустить.

Мелькает мысль, что Ремус ее запугал, оттого она вела себя последние две недели странно. Как бы там ни было, пришло время прояснить ситуацию и закрыть эту тему раз и навсегда.

― Мне симпатична Дора, это факт, ― говорит он. ― Но могу уверить, что дальше симпатии это не зайдет: я не собираюсь разбивать семью, которая, к тому же, ждет пополнение.

Люпин нехорошо бледнеет и даже покачивается, будто вот-вот и упадет в обморок.

― Что? ― осипшим голосом спрашивает тот. ― Повтори, что ты сказал?

Кажется, дело серьезное, раз Люпин решил перейти на неофициальное обращение.

― Ремус, ты чего? ― Снейп всматривается в него и не может понять, что его так потрясло. ― Ты что, не знал, что твоя жена беременна?

Люпин делает шаг в сторону. Он словно ищет опору, за что бы придержаться. Обведя кабинет безумным взглядом, он делает еще несколько неверных шагов и уходит, оставив дверь открытой

Снейп несколько секунд стоит на месте, а потом идет за ним: его не покидает нехорошее предчувствие.

Снейп догоняет Люпина у профессорской, когда тот яростно распахивает дверь и влетает туда. Он заходит следом и видит, как Дора застыла в напряженной позе.

― В чем дело, Ремус? ― с тревогой спрашивает она. ― У тебя что-то…

― У тебя? У нас! ― перебивает он, двигая стул. ― Ты беременна, а я узнаю об этом через вторые руки!

― Ремус…

― Ты сказала ему… этому… ― Снейп заинтересованно прислушивается, как Люпин его назовет, но тот, похоже, не находит слов. ― Сказала ему, а мне… Могу ли я быть уверен…

― Уверен ― в чем?

― В том, что этот ребенок от меня, ― выдыхает тот.

Снейп не выдерживает, шагает к нему и рывком разворачивает за плечо. Он слышит, как охает Дора, которая, видимо, только сейчас его заметила, но его это почти не волнует.

― Как ты смеешь? ― с отвращением произносит он, глядя в почти безумные серо-желтые глаза Ремуса. ― Я спокойно терпел все твои попытки унизить меня, но сейчас ты унижаешь ее. ― Он кивает в сторону Доры. ― И это я терпеть не намерен.

― Значит, это ты… ― Тот задыхается, не в силах продолжать. ― Ты…

― Что ― я?

― Ты… к этому причастен?

Снейп не знает, как так получилось, но его кулак сам опускается на его скулу. Удар получился не таким сильным, как бы хотелось ― опыта мало. Люпин отшатывается, а потом набрасывается на него и хватает за грудки. В следующее мгновение им в лицо бьет струя холодной воды, причем основная ее масса попадает в Ремуса, а Снейп получает только малую ее часть. От неожиданности они отпускают друг друга. Снейп отходит от него и протирает лицо рукавом.

Тут же он встречается с гневным взглядом Доры, которая направляет на них палочку по очереди.

― Прекратили! Сейчас же! ― командует она.

Снейп примирительно выставляет руки вперед. Дора тут же переключается на Люпина.

― И что это сейчас было? ― со злостью, которая ей не присуща, произносит она.

― Вообще-то он первый начал!

Снейпа почему-то смешит убийственный взгляд Ремуса, и он не без удовольствия отмечает, что под глазом у него теперь симпатичный яркий кровоподтек.

― Он сам на меня набросился, этот придурок! Ему не место в школе, ― распаляется Люпин. ― Ты сама все видела. Он…

― Вообще-то он заступился за меня, ― чеканит Дора. ― А ты…. ты не хочешь извиниться?

― Перед кем? Перед ним? ― взвизгивает Люпин.

― Передо мной!

― От того, что ребенок мой, мне не легче, ― говорит эта голова с ушами, а Снейп держит себя, как только может, чтобы не зарядить ему снова. ― Я боюсь, что он окажется, таким, как я…

Чего-чего, но этого Снейп не ожидал услышать.

― Так что, он теперь недостоин жить? Ты не будешь его любить? ― распаляется Дора. Снейп ее еще никогда такой не видел воинственной.

― Не в этом дело. Я не хочу, чтобы он стал изгоем…

― Я знала, за кого выходила замуж. ― Дора высоко задирает подбородок. ― И я все предусмотрела...

― Похоже, что нет. Именно этого я и боялся. Что будет ребенок.

Снейп закатывает глаза. Ну что за мыльная опера? Люпин, как дитя малое, честное слово. Он что, не знает, от чего дети появляются?

― Ты мне об этом никогда ее говорил! ― возмущается Дора.

― Не говорил, потому что ты меня все равно не слышишь, ― с горечью произносит Люпин. ― Я делал все возможное, чтобы ты не забеременела...

― Что? ― Дора отшатывается. ― При том, что ты знал, как сильно я хочу ребенка…

― Да. ― Лицо Люпина покрывается холодом. ― Я не хотел, чтобы в этот мир пришел тот, кто будет обречен страдать...

― Как ты мог! ― В ее голосе звучат слезы. Дора шагает к нему, бьет кулаками его по груди. ― Я думала... мы доверяем друг другу...

― Я тоже много чего думал, ― Люпин выразительно смотрит в сторону Снейпа, ― пока не появился он.

― Северус мой друг, ― запальчиво произносит Дора. ― Я что уже и друзей не имею права заводить?

Люпин смотрит на нее так растерянно и в то же время беззащитно, что Снейпу даже становится его жаль, хотя он сам тут же удивляется этому чувству.

― Ты можешь делать, что хочешь.

Он разворачивается на каблуках и покидает профессорскую.

Снейп какое-то время смотрит ему вслед, а потом поворачивается к Доре. Она все еще на взводе, и у нее так красиво горят глаза, что он невольно засматривается. А еще она шумно дышит, отчего ее грудь высоко вздымается. Снейп тут же отводит глаза, потому что всякие ненужные мысли начинают наполнять его голову.

― Северус… ― слышит он. ― Спасибо.

Он даже не ожидал от нее благодарности, ведь он только что ударил ее мужа.

― Ты была просто львицей, ― говорит он совсем не то, что собирался. ― Ты сильная, смелая и… я уверен, ты станешь прекрасной матерью.

― Ох, правда? ― вздыхает она и вдруг бросается ему на шею, легко целуя в щеку, а потом глядит на него с восхищением.

Сердце пропускает удары. Не надо так делать, вот не надо. Наверное, он весь застывает, и это ощутимо, потому что Дора отклоняется от него с вопросом во взгляде.

― Северус... мы друзья? ― Она тут же отходит от него и сникает, превращаясь в ту прежнюю Дору, которую Снейп знал до этого.

Вопрос повисает в воздухе.

― Я не знаю... не знаю, как это ― дружить, ― хрипло говорит он. ― У меня не было друзей, ни одного. Прости.

― Это ты меня прости, ― тут же отзывается она. ― Я просто идиотка.

― Нет. Ты все то, что я сказал, ― упрямо произносит он.

― Я люблю тебя... как друга, ― добавляет она, но это не спасает ситуацию. ― И это уже не изменить.

Снейп обнаруживает, что не дышит.

― К-когда... ― начинает он.

― Сразу.

― В тот день...

― Да.

― Ты разбила мне нос, ― немного по-детски произносит он. ― Так друзья не поступают.

Шутка не удалась ― Дора даже не улыбнулась.

― В тот день, ― медленно произносит он, пытаясь все осознать, ― ты решила, что я буду твоим другом...

― Ничего я не решала! ― с запалом перебивает она. ― Просто почувствовала...

О нет, нет, о чувствах не надо! Только не о них...

― ...родственную душу в тебе, вот и все, ― немного с обидой заканчивает она. ― А ты что подумал? ― Она с тревогой поднимает на него глаза.

― Да... вот это и подумал, ― растерянно бормочет он.

― Но это не означает, что ты обязан теперь со мной дружить или что-то в этом роде. ― Она засовывает руки в карманы фиолетовой мантии, принимая независимый вид.

Что-то в этом роде?

Дора, наверное, осознает смысл своих слов, краснеет и почти бегом покидает профессорскую. Снейпу становится одновременно легче и тяжелее, когда она ушла. Ведь она оставила шлейф своего легкого цветочного парфюма и поцелуй на его щеке. А еще ― глубокий след где-то внутри. Его не видно, но он ощутим, и его не сотрешь никакими заклинаниями, даже если ты в этом великий мастер.

Снейп уж точно не мастер.

Вернувшись к себе, он мерит ногами гостиную. Столько вопросов, сплошные вопросы. И где же Гарри? Наверное, он и сегодня просидит в библиотеке или гриффиндорской гостиной до отбоя.

Гарри уже несколько дней с ним не разговаривал. Просто приходил почти ночью, за пять минут до одиннадцати, бросал сумку в свою комнату и запирался в ванной. А потом быстро, ни на кого не глядя, исчезал в своей комнате.

Сегодняшний день ― не исключение.

Снейп тихо заходит к нему. Уже около двух ночи, а ему все не спится. Он не собирается его будить, просто хочет посидеть рядом. Послушать его дыхание.

Осторожным движением он поправляет на нем одеяло и почти невесомо касается волос. Наклоняется и целует в лоб. Гарри шевелится и что-то бормочет во сне. Снейп просто ложится рядом и осторожно, чтобы не разбудить, обнимает его.

Первое, что видит Снейп после пробуждения ― изумленные глаза Гарри.

― Папа… что ты здесь делаешь?

Снейп с трудом вспоминает вчерашний день и как тут оказался.

― Я скучал, ― говорит он, и горло тут же перехватывает. Но вместо него плачет его сын. Он бессвязно что-то бормочет, пока Снейп не притягивает и не прижимает его к себе.

― Прости меня… пожалуйста… ― пытается проговорить тот сквозь рыдания.

― Ты мой хороший, самый родной, ― шепчет Снейп. ― Как ты мог подумать, что я хочу тебя кому-то отдать?

― Нет… из-за того, что я сказал… про магию.

― Ты был прав, ― не без горечи говорит Снейп. ― Я такой, какой уже есть, и ничего не могу изменить, даже если и хочу.

― А все остальное… ты говорил, потому что думаешь, что нас разлучат? ― Гарри поднимает к нему заплаканное лицо.

― Есть то, что не в нашей власти. Например, жизнь и смерть.

― Пророчество, ― выдыхает Гарри. ― Теперь я понимаю… но ты не должен сражаться с Волдемортом, если не хочешь! И вообще, ― помолчав продолжает он. ― У тебя есть я. Я очень сильный, ведь я магл.

― Ты не будешь вмешиваться…

― Если бы я не вмешался в прошлом году, ты бы умер! ― выкрикивает Гарри и тут же замолкает, пряча лицо у него на груди.

Снейп вспоминает плиту, которую Гарри поднял нечеловеческими усилиями, и только сейчас осознает: его сын спас ему жизнь.

― Волдеморт тоже магл, ― говорит он. ― К тому же взрослый. Силы неравны уже заранее. Но он возродится только в том случае, если его приспешникам удастся тебя заполучить.

Гарри немного отодвигается и широко раскрывает глаза.

― Почему ты так думаешь?

― Не думаю, а знаю, ― говорит Снейп, как есть. ― Дамблдор провел расследование того случая, когда на тебя напали. Это была попытка похищения.

― А Дэни Бернс… он… ― Тот приподнимается на локтях.

― Он ― жертва, ― говорит Снейп, чувствуя, как в груди нарастает жжение.

― О, ― Гарри с явным облегчением откидывается на подушку. ― Я так и думал… Но… что мы можем сделать?

― Ждать, ― повторяет Снейп за Дамблдором, понимая, что это единственное, что он может делать.

Только вот ждать ― чего?

― Ждать? ― растерянно повторяет Гарри. ― Но… над ним там издеваются… ты же помнишь, как Драко избил его? Это когда он затащил меня в тот заброшенный класс, ― он пожимает плечами, и Снейп видит, как на его глазах появляются слезы. ― А потом, когда ты пошел разбираться, они уже замели следы, а самого Дэни спрятали… Папа, ― Гарри хватает вдруг за его пижаму, ― он ведь тогда просил меня уйти, он как будто волновался за меня, хотя ему самому нужна была помощь! Папа… он хороший… он не такой.

Гарри снова плачет, уткнувшись ему в грудь. Снейп привлекает его к себе, перебирая густые волосы и утешающе поглаживая по затылку.

― Да, он не хотел причинять тебе боль, ― тихо говорит он. ― Он не понимал, что делает.

― Значит, он и правда был под Империусом?

― Иначе это не объяснить.

Под Империусом и не только.

― Рон сказал, тебе было плохо после того, как… ну, все это произошло, ― смешивается Гарри. ― Он говорил, ты выглядел, как привидение и не мог идти.

Вот же ж Уизли предатель!

― Переволновался, вот и все, ― сухо отвечает Снейп, не вдаваясь в подробности.

― Папа, ― Гарри серьезно смотрит на него, ― я буду тебя защищать. До конца. Ты не сможешь мне запретить.

Снейп тяжело вздыхает, прикрывая ладонью лицо. Кажется, все его попытки стать авторитетом для сына потерпели фиаско.

Он знает одно: нужно что-то менять, причем срочно.

Но… как?

Он боится сделать неверный шаг. Боится, что ничего не выйдет… как обычно.

Оттого и не делает никаких шагов. Слабак.

Они еще какое-то время лежат рядышком, причем Гарри улегся прямо ему на грудь, отчего немного трудно дышать, но Снейпу это даже нравится. Он не знает, сколько продлится их тихое счастье, пока все не разрушится.

Он знает, что не может быть до конца счастлив, пока Мариус не с ним.

Немного погодя, выпроводив Гарри на завтрак, Снейп решает не идти в Большой зал. Есть совсем не хочется, желудок перетянут до тошноты. Он выпивает немного воды из стакана, оставленном со вчерашнего дня, и закашливается от неожиданности: в дверь кто-то стучит.

К нему уже стучали, однажды. Гермиона Грейнджер принесла ужасную новость. Без важного дела к нему не ломятся ― никому не хочется видеть его мрачную физиономию. Что на этот раз?

Только бы с Гарри все было в порядке! Надо было его задержать, предложить позавтракать вместе, вот в этой гостиной… не надо было его отпускать…

С трудом одолев панические мысли, Снейп открывает дверь.

На пороге стоит незнакомый мужчина в шляпе и светло-коричневом костюме.

― Северус Снейп? ― спрашивает он.

― Да… ― бормочет Снейп, разглядывая подозрительного гостя.

― Очень приятно, ― тот радушно улыбается. ― А я ― Артур Уизли.