Альфи (гет)

Октябрь раскрасил окрестности Хогвартса в огненно-рыжие тона, но в гриффиндорской гостиной было по-летнему жарко — и дело было не только в пылающем в камине огне. Воздух в комнате был наэлектризован, густой от всепоглощающей детской серьёзности, с которой два маленьких человечка готовы были разнести друг друга в клочья.

В центре урагана, на самом краю поношенного бархатного ковра, стояли они. Джинни Уизли. И Элинор Пьюси.

Джинни, с безумно яркими волосами, будто объятая собственным пламенем, смотрела на соперницу с вызовом. Её поза, с упёртыми в боки руками и смело вздёрнутым подбородком, кричала об уверенности, доставшейся по праву рождения в шумной, дружной семье. Она была этаким сорванцом в юбке, искрящимся энергией и дерзостью.

Напротив неё, сжавшись в комок нервной ярости, топала ногой Элинор. Её медные, неяркие волосы, стянутые под колпак уродливого банта, казались потухшими угольками на фоне огненной гривы Джинни. Но то, чего ей не хватало во внешности, она с лихвой компенсировала фанатичной преданностью. Её бледно-зелёные глаза горели не светом, а едким, ядовитым жаром убеждённости.

— И всё равно Гарри Поттер круче! — голос Джинни звенел, как клинок, вышедший из ножен. — Он победил Сама-Знаешь-Кого, когда был младенцем! Его называют Мальчиком-Который-Выжил! Его шрам — это доказательство!

— Доказательство чего? Что он спит не тем боком? — язвительно парировала Элинор, ёрзая своим бантом. — Это просто шрам! А Альфи… Альфи дементоров одним взглядом разгоняет! Ты такое видела? Нет? Вот то-то же! Он — Повелитель Тьмы! В хорошем смысле! — она тут же спохватилась, смущённо покосившись на Альфи.

Сам виновник спора сидел в стороне, на широком подоконнике, и с ужасом наблюдал за разворачивающейся дуэлью. Рядом с ним, на другом подоконнике, с не менее ошарашенным видом сидел Гарри Поттер. Они обменялись краткими, полными взаимного недоумения и сочувствия взглядами. Альфи даже неловко помахал рукой, а Гарри в ответ смущённо поправил очки.

— Слушай, — тихо, чтобы не привлекать внимания, сказал Гарри. — Я… э-э… не знаю, что происходит.

— Я тоже, — искренне признался Альфи. — Она про «Повелителя Тьмы»… это что-то новенькое.

— Зато тебя дементоры боятся, — с лёгкой, совсем беззлобной завистью заметил Гарри. — Мне пришлось падать в обморок, как первокурснице.

— Тебе просто не повезло, — пожал плечами Альфи. — Они, наверное, с голодухи набросились. А я… я, наверное, невкусный. Кислый.

Они замолчали, снова уставившись на сцену позора.

— Ловец! — не сдавалась Джинни, ткнув пальцем в грудь Элинор, отчего та отпрыгнула, как ошпаренная. — Гарри — самый молодой ловец за сто лет! Он уже тренируется с командой! Он будет самым лучшим! А твой… твой Дамблдор даже на метле, наверное, криво сидит!

— Он не криво сидит! Он парит! Как феникс! — завопила Элинор, краснея от ярости. Её бант съехал набок, придавая ей вид разъярённого, но абсолютно беззащитного цыплёнка. — И он не тратит время на погоню за каким-то мячиком! Он постигает высшую магию! Ему дедуля лично уроки даёт! Самый могущественный волшебник мира! А кто у Поттера? Толстый магл с усами?

Рон Уизли, сидевший рядом с Гермионой и пытавшийся сделать домашнее задание, фыркнул, но под огненным взглядом сестры тут же смущённо смолк. Гермиона же смотрела на девочек с выражением глубочайшего научного интереса, как на редкий вид неразумных существ.

— Вы обе ведёте себя абсолютно нелогично, — попыталась вставить она своё слово голосом разума, но её просто не услышали.

— У него глаза! — вдруг выпалила Джинни, от неожиданности даже сбившись с мысли. — У Гарри самые зелёные глаза на свете! Как у его мамы! А у твоего… сиреневые! Это же ненормально!

— Это божественно! — парировала Элинор. — Это цвет заката и магии! А зелёный… зелёный — это как слизь! Как у того тролля в библиотеке! Альфи убил его, спас Пэнси, и они целовались, вот!

Воспалённое воображение девочек рождало всё новые и новые «аргументы». Спор уже давно перешёл все границы разумного и касался всего: от длины и структуры волос («У Гарри они такие растрёпанные, мужественные!» — «А у Альфи — благородные локоны, как у принца!») до гипотетических кулинарных предпочтений («Гарри, наверное, ест тосты с беконом! По-мужски!» — «А Альфи предпочитает лимонные дольки! Это же так утончённо!»).

Колин Криви, маленький худощавый первокурсник, носился вокруг них, как шмель, с огромным магловским фотоаппаратом на шее.

Щёлк!

— «Соперницы у баррикад!» — выкрикивал он, меняя ракурс.

Щёлк!

— «Несгибаемая Уизли бросает вызов!»

Щёлк!

— «Пылкая Пьюси парирует!» О, я схвачу этот момент для «Ежедневного пророка»! Мама, я стану богатым!

Никто не пытался их остановить. Остальные гриффиндорцы, от первокурсников до семикурсников, сформировали живую стену вокруг эпицентра, с интересом наблюдая за происходящим. Делались даже скромные ставки.

— Держу пару кнатов на Джинни, — пробормотал Джордж Уизли, наблюдая за сестрой с одобрительной ухмылкой. — В ней течёт кровь настоящего гриффиндорца!

— А я на ту, другую, — неожиданно вставил Фред, поглаживая подбородок. — В ней есть запал. Гляди, сейчас бантом задушит.

Спор набирал обороты, перерастая во что-то большее.

— Он дружит с настоящим оборотнем! — неожиданно вспомнила какой-то совершенно бредовый слух Элинор. — Я слышала! С тем, кто живёт в Запретном лесу! И тот ему подчиняется!

— А Гарри… а Гарри дружит с великаном! — не растерялась Джинни. — С Хагридом! И тот ему печеньки печёт!

— Печеньки?! — взвизгнула Элинор с таким презрением, будто речь шла о преступлении против человечности. — Альфи дедуля лично шоколадных фениксов готовит! Целую стаю! И они умеют петь!

Джинни, на секунду опешив от такого аргумента, нашлась:

— А Гарри знает парселтанг! Настоящий! Он может со змеями разговаривать!

— А у Альфи есть… есть… — Элинор замялась, её мозг лихорадочно работал, выискивая хоть что-то. — У него есть взгляд! Который всё видит! Ему никакой язык змей не нужен! Он душой видит!

Это уже было слишком даже для восторженной Элинор. В зале повисла неловкая пауза. Джинни фыркнула.

— Ну и что? Гарри…

Но её слова потонули в новом витке хаоса. К спору начали подключаться другие студенты, до этого бывшие лишь зрителями.

— А Поттер победил дракона одним взглядом! — крикнул кто-то из задних рядов.

— А Дамблдор пил чай с дементором! — парировал другой.

— Поттер получил приглашение в сборную Англии!

— А Дамблдору подарили… мантию из перьев феникса!

Выдумки становились всё нелепее и грандиознее. Гарри покраснел до корней волос и, кажется, пытался провалиться сквозь подоконник. Альфи закрыл лицо руками, мечтая, чтобы пол развёрзся и поглотил его.

И тут случилось неизбежное. Элинор, разъярённая очередным нелепым аргументом в пользу Поттера, не выдержала и, забыв про всякую магию, по-магловски бросилась на Джинни с криком: «Дамблдор рулит!».

Джинни, воспитанная в семье, где драки между братьями были нормой, была готова. Она встретила её не менее яростно.

Это было не магическое противостояние, а самая что ни на есть обычная потасовка: две маленькие девочки, сцепившись, повалились на пол, стараясь оттаскать друг друга за волосы и исцарапать. В воздухе летали банты, рыжие и медные пряди, слышались взвизгивания и совершенно неволшебные слова, подслушанные, вероятно, у старших братьев.

— Девочки! Прекратите немедленно! — это уже голос Перси Уизли, который пытался восстановить порядок, не потеряв своего собственного достоинства, но его никто не слушал.

Колин Криви был в экстазе.

Щёлк! Щёлк! Щёлк!

— «Битва титанов! Прямой репортаж!»

Гарри и Альфи наконец сорвались с мест и, синхронно подбежав к дерущимся, попытались их растащить. Это удалось с трудом. Элинор, заливаясь слезами ярости, пыталась лягнуть Джинни, та в ответ плевалась.

— Успокойтесь! — пытался кричать Гарри, едва удерживая свою рыжую защитницу.

— Прекратите! — вторил ему Альфи, держа за капюшон вырывающуюся Элинор.

Девочки, тяжело дыша, уставились друг на друга взглядами, полными лютой ненависти.

— Это не конец, Пьюси! — прошипела Джинни, поправляя порванную мантию.

— Ещё какое начало, Уизли! — фыркнула Элинор, пытаясь придать своему банту хоть какую-то форму.

Их фан-клубы, уже успевшие сформироваться за время спора, сгруппировались за спинами лидеров, обмениваясь угрожающими взглядами.

Война была официально объявлена.

* * *

На следующее утро за завтраком весь Хогвартс уже обсуждал свежий номер «Ежедневного пророка», на первой странице которого красовалась подборка фотографий Колина Криви: разъярённая Джинни, с бантом набекрень Элинор и два крайне несчастных мальчика, пытающихся их растащить. Заголовок гласил: «БИТВА ЗА СЕРДЦА ГЕРОЕВ: В ХОГВАРТСЕ ЗАВЯЗАЛАСЬ НЕДЕТСКАЯ ВРАЖДА».

Гарри и Альфи, сидевшие за своим столом, пытались не встречаться ни с чьими взглядами. Их попытки мирно позавтракать прервал Невилл, который робко протянул Альфи ещё одну открытку.

— Это… уже пятая сегодня. От твоих… новых поклонниц.

Альфи вздохнул и взглянул на Гарри. Тот с таким же страдальческим выражением лица разворачивал свою гору почты.

— Добро пожаловать в клуб, — безрадостно улыбнулся Гарри.

— Спасибо, — мрачно ответил Альфи. — Я теперь член клуба «Ужасных последствий собственной популярности».

Они хлопнулись лбами о стол практически одновременно. А где-то в конце стола Джинни и Элинор, не говоря ни слова, продолжали кидать друг в друга ядовитые взгляды, завтракая под одобрительный гул своих сторонников.

Битва только начиналась. И, похоже, всему Хогвартсу предстояло выбрать сторону.

* * *

Безумие разрасталось с бешеной скоростью. Сначала появились значки, сиреневые и зелёные, под цвет глаз кумиров. Без надписей — в них просто не было никакой нужды, все и так всё понимали. Постоянные споры между младшекурсниками Гриффиндора стали новой реальностью. Не больше недели понадобилось, чтобы возраст и факультетская принадлежность перестали иметь значение. Хогвартс гремел от непрерывных склок, то и дело перерастающих в цивилизованные дуэли, магловские мордобои или настоящие массовые побоища, где никто уже не разбирал «своих» и «чужих». На уроках взрывались котлы, выкрикивались оскорбления, летали учебники. Учителя снимали баллы и назначали отработки — всё без толку. Накопившееся напряжение от постоянного присутствия дементоров и ожидания внезапного нападения Лестрейнджей выливалось неконтролируемой агрессией по совершенно пустяковому поводу.

Альфи старался держаться подальше от... вообще ото всех. Не стоило ждать ничего хорошего ни от его собственных почитателей, ни от поклонников Гарри Поттера. Нет, были и те, кто сохранил рассудок, не поддавшись всеобщему безумию, но отыскать их, не попадаясь на глаза прочим... Это было чем-то за гранью реальности. Альфи даже перестал навещать дедулю — у директорского кабинета его непременно поджидало с дюжину добро- и недоброжелателей. Оставалось прятаться с Невиллом в Кондитерской и искать малоизвестные коридоры для перемещений. Мантия-невидимка, подаренная на прошлое Рождество дедулей, оказалась весьма кстати.

Спасение пришло с неожиданной стороны. После завтрака, когда Альфи пытался незаметно проскользнуть в сторону библиотеки, его догнал низкий, узнаваемый голос:

— Быть популярным не так уж просто, верно?

Профессор Винтерхальтен стоял в тени арочного прохода, его скрещенные на груди руки и бесстрастное лицо не сулили ничего хорошего. Альфи почувствовал, как по спине пробежал холодок. Пэнси была права — привлекать внимание такого человека было опасно.

— Профессор? — осторожно спросил он, подходя.

— У меня для вас есть дополнительное задание, — без предисловий сказал Винтерхальтен. — Поскольку ваш… энтузиазм в изучении защиты от тёмных искусств явно превосходит потребности среднего второкурсника.

Альфи замер, готовясь к худшему. Сейчас он скажет что-то о дементорах. Или о магии его отца, которую, должно быть, почувствовал.

— Вы будете помогать мне сортировать и каталогизировать новые учебные материалы, — продолжил профессор. Его голос был ровным, но в уголках глаз запряталась едва уловимая искорка. — После уроков. Каждый день. Это поможет вам лучше понять структуру предмета. И, возможно, — он бросил выразительный взгляд на карман Альфи, откуда торчал уголок одной из открыток, — избежать некоторых… отвлекающих факторов. Если, конечно, у вас нет более важных дел...

Облегчение, хлынувшее на Альфи, было таким сильным, что он едва не пошатнулся. Это не было наказанием. Это было спасением!

— Конечно, профессор! С удовольствием! — он поспешно кивнул, стараясь не выдать своего волнения.

Винтерхальтен коротко кивнул и, развернувшись, ушёл, его тёмная мантия развевалась за ним как знамя. Альфи смотрел ему вслед, чувствуя странную смесь благодарности и лёгкой тревоги.

* * *

Дополнительные занятия быстро вошли в привычку. Кабинет защиты от тёмных искусств после уроков излучал причудливую смесь ароматов старой бумаги и лечебных зелий со слабой ноткой какой-то иноземной травы, которую Винтерхальтен добавлял в свой чай. Они разбирали ящики с новыми книгами, свитками, даже с несколькими безобидными защитными артефактами, которые профессор собирался использовать на уроках.

Винтерхальтен оказался педантичным и требовательным учителем, но без тени слизеринской язвительности Снейпа.

— Нет, Дамблдор, «Проклятия и контратаки» ставим не после «Основ магической теории», а перед «Тактикой уклонения», — поправлял он, не глядя, через плечо. — Логика, молодой человек. Сначала вы учитесь распознавать угрозу, затем — избегать её, и только потом — изучаете теорию противодействия. Нельзя строить крышу, не заложив фундамент.

— Понял, профессор, — Альфи переставлял тяжёлые фолианты, чувствуя, как мышцы спины приятно напрягаются. — Фундамент прежде всего.

— Именно так, — Винтерхальтен отложил в сторону свиток и повернулся к нему. Его голубые глаза изучающе скользнули по Альфи. — Вы удивительно сообразительны для своего возраста. И… не по годам спокойны. Большинство студентов вашего возраста предпочли бы гонять по полю на метле, а не копаться в пыльных книгах со старым солдатом.

Альфи пожал плечами, отряхивая пыль с рукава мантии.

— Мётлы — это весело. Но здесь… интереснее. И тише.

Профессор хмыкнул, и его лицо смягчилось на долю секунды.

— Тишина — недооценённый ресурс. В ней можно услышать многое. Например, приближение опасности. Или… голос собственного разума.

Он налил себе ещё чаю из простого глиняного чайника и жестом предложил Альфи присоединиться. За чашкой ароматного напитка, который оказался на удивление вкусным, с лёгкими нотками мяты и мёда, разговор постепенно стал менее формальным.

Как-то раз, когда Альфи пытался расшифровать каталожную запись на непонятном языке, Винтерхальтен, взглянув через его плечо, негромко рассмеялся.

— Это старо-норвежский. «Скандинавские методы обороны против ледяных великанов». Вряд ли пригодится в ближайшее время, если только вы не планируете каникулы в горах Троллей. Отложите в сторону, мой юный мастер.

Альфи вздрогнул от неожиданности. Обращение прозвучало настолько естественно и легко, с лёгкой, почти отеческой усмешкой, что не вызвало ничего, кроме ответной улыбки.

— Как пожелаете, мой верный профессор, — парировал он, с преувеличенной почтительностью кладя книгу на стол.

Винтерхальтен фыркнул, но было видно, что ему понравился этот ответ. С тех пор такие шутливые обращения стали их маленькой традицией, понятной только им двоим.

— Мой юный мастер, будьте добры, передайте тот свиток с зелёной лентой. Тот, что под вашим левым локтем. Нет, не тот, что пахнет плесенью, а тот, что пахнет просто стариной.

— Сию секунду, мой верный профессор. Только сначала позвольте откопать его из-под этого трактата о ядовитых кактусах…

Для постороннего уха это звучало как безобидная игра, основанная на знаменитой фамилии Альфи. Никто, включая самого Альфи, не видел в этом ничего, кроме своеобразного проявления доверия и лёгкого подтрунивания над его статусом «внука директора». Но в этих словах была какая-то странная, уютная теплота, которая заставляла Альфи чувствовать себя… особенным. Не из-за своей силы или тёмных секретов, а просто потому, что взрослый, уважаемый человек нашёл для него особые слова. Конечно, был ещё дедуля, но... Дедуля — это дедуля, а тут... другое.

Они говорили не только о магии. Винтерхальтен, оказывается, много путешествовал и мог часами рассказывать о магических сообществах других стран, о странных обычаях, о необычных существах. Альфи, в свою очередь, делился забавными историями о Хогвартсе, о дедуле, о проделках Фреда и Джорджа.

Как-то раз, когда они засиделись допоздна, разбирая очередную партию книг, Винтерхальтен неожиданно спросил:

— А как вы справляетесь со всей этой… суетой вокруг вашего имени? Слава — тяжёлая ноша для столь юных плеч.

Альфи, уже чувствовавший себя достаточно раскованно, горько усмехнулся.

— Обычно прячусь. Или ем лимонные дольки. Они помогают не слышать глупых вопросов.

Профессор внимательно посмотрел на него, и в его взгляде не было ни жалости, ни любопытства — лишь понимание.

— Тактика уклонения. Разумный выбор. Но помните: иногда лучше встретить угрозу лицом к лицу. С достоинством. Как подобает… — он сделал драматическую паузу, и глаза его весело блеснули, — …моему юному мастеру.

Альфи рассмеялся. Впервые за последние дни его смех был по-настоящему искренним, без горечи и напряжения.

— Постараюсь не ударить в грязь лицом, мой верный профессор.

Когда Альфи наконец покидал кабинет, было уже поздно. Замок погрузился в сон, лишь изредка нарушаемый шепотом портретов и скрипом древних камней. Идя по коридору, он поймал себя на мысли, что не чувствует привычной усталости. Наоборот, он был полон странной, светлой энергии. Эти вечера с профессором Винтерхальтеном стали для него не дополнительной нагрузкой, а настоящей отдушиной — местом, где его воспринимали всерьёз, но при этом не требовали быть кем-то другим. Местом, где можно было просто быть собой. Пусть даже этим «собой» был «юный мастер» со своим «верным профессором».

И пусть где-то там, в стенах замка, всё ещё бушевала «Война Фан-клубов», а тень прошлого и угроза будущего никуда не делись, в данный момент Альфи чувствовал себя просто счастливым мальчиком, у которого появился… друг? Нет. Другом был Невилл, а профессор стал кем-то иным, но Альфи никак не мог подобрать более подходящее слово. Хотя, пожалуй, было кое-что... Клаус Винтерхальтен — его верный профессор. Да. А Пэнси со своими предостережениями... Она просто не понимает. Но когда-нибудь обязательно поймёт.

С этой тёплой мыслью он и отправился в гриффиндорскую башню, готовый встретить новый день. Пусть даже этот день наверняка снова принесёт ему очередную пачку глупых открыток.