Наследие. Воскрешающий камень (джен)

Суббота. Доставить зелье надо бы с утра пораньше. «Но как?» — этот вопрос вставал перед Альбусом во всей красе.

Никто из слизеринцев не позволит использовать себя вслепую. То же можно сказать и о Розе. Мари-Виктуар уже исполнилось семнадцать, так что, если их поймают, отвечать она будет по всей строгости закона. Молли — вообще староста школы, чья заветная мечта — работать в Секторе надзора за магическим правопорядком. Джеймс… Джеймс недвусмысленно показал, на чьей он стороне. Чудесный расклад — куча вариантов, а помощи ждать неоткуда!

Нужен кто-то добрый, честный и готовый немного рискнуть. Мордред, да были б такие — давно бы с ними дружбу водил! Хотя… Идея, конечно, бредовая, но попытаться стоит. Альбус внутренне собрался и зашагал к выходу из Большого зала.

— Уол… Кристофер, подожди, пожалуйста. Могу я попросить о помощи?

* * *

Две головы лучше, чем одна, а три — это тысяча сумасшедших затей. Присоединившийся к тайной операции Чарли генерировал идеи и сам же их отвергал. Вызвать целителя к какому-нибудь мнимому больному? Нет, нельзя. Можно накликать беду — это раз, и неизбежно придется объясняться с Ишиасом — это два. Послать ему сову с письмом якобы из Мунго? Он запросто свяжется с любым из своих коллег через каминную сеть. Устроить дуэль заклинаний и позвать целителя уже по-настоящему? Нет, Ишиас заставит идти в Больничное крыло. «Вообще-то я против всякого членовредительства!» — возмутился Альбус.

Наиболее удачной оказалась задумка тихони Уоллорда: обрушить на этаж ниже рыцарские доспехи и немного покричать. В общем, выманить мастера Ишиаса из его кабинета. Пока же он спускается по лестнице, ретироваться с места происшествия. Если повезет, заподозрят Пивза, если нет — что ж, в Хогвартсе почти пять сотен учеников, найти виноватых будет непросто.

К чести гриффиндорцев, они не стали спрашивать, зачем это понадобилось Альбусу. Признаться, ему не хотелось громоздить путаные объяснения, почему так нужно попасть туда. Одно из них было слишком опасное, другое — слишком личное.

На то, чтобы напоить Малфоя зельем, хватит и пяти минут. И эти пять минут ему добудут те, кто, в принципе, не обязан ни помогать, ни даже сочувствовать никому из слизеринцев. Но если уж нашлись те, кто достаточно благороден, чтобы протянуть руку помощи, невзирая ни на что — надо принять эту помощь с благодарностью.

Мальчики поднялись в коридор, ведущий в Больничное крыло. Альбус нащупал в кармане флакон и кивнул своим союзникам. Он отправился прятаться за угол, а гриффиндорцы ушли на боковую лестницу. Поттер занял позицию так, чтобы не упустить момент. Дверь, выход на лестничную клетку — все отлично просматривается.

Если все получится, он расскажет Кристоферу и Чарли, почему ему так нужны были эти пять минут. Однозначно расскажет.

* * *

Альбус проскользнул внутрь, едва за Ишиасом хлопнула дверь. Судя по грохоту, отголоски которого еще звенели в ушах, гриффиндорцы ответственно подошли к своей роли. Шмыгнуть за ширму было делом одной минуты.

Палата пропахла эвкалиптом и чабрецом. На тумбочке — пустой пузырек из-под зелья Сна-без-сновидений. Малфой, крепко спавший, выглядел не лучше, чем в прошлый раз: серовато-бледное лицо, синюшный румянец… Альбус вытащил из кармана флакон. Так, надо отсчитать девять капель и произнести заключительные слова заклинания.

Рот у Малфоя приоткрыт — хоть с этим возиться не надо. Чтобы настойка капала, а не лилась струйкой, приходится прикрыть слишком широкое горлышко пальцем.

— Per fas et nefas, quod potui, feci. (2)

Альбус затаил дыхание.

Никакого эффекта. Совершенно ничего.

Сердце мерзко передернулось, как раздувшаяся лягушка, и забилось медленно-медленно.

— Что?.. Поттер, вы тут что делаете? — целитель вошел неслышно. Он был раздражен больше, чем обычно. — Не припоминаю, чтобы пускал вас… Посещения сейчас бессмысленны, — это он добавил уже мягче.

Все бессмысленно. Альбусу хотелось закричать.

— Это было нужно мне, — он говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Я обидел верного друга, хорошего друга, и даже не могу попросить прощения. Бессмысленные посещения? Это было нужно мне. Извините.

Под пристальным взглядом Ишиаса Альбус встал и вышел. Куда и как дальше несли его ноги — он не помнил. Он пришел в себя уже в каменном круге. Спину леденило гранитное надгробие, а на лице замерзали слезы.

* * *

Профессору Криви было безразлично, что творится в душе у младшего Поттера.

— …опираясь на учение Платона, волшебники представляли смерть как отделение некой внутренней части, души, от физического тела. С течением времени природа тело становилась все более понятной как магам, так и маглам. Тело, несомненно, не было вечным: утратив жизненную силу — возьмите это словосочетание в кавычки, Поттер — оно распадалось в прах. Таким образом, тело есть лишь бренная оболочка.

«Пока я пишу этот бред, одно тело как раз лишается этой самой силы. Мои старания бесполезны. Оставить бы сейчас «бренную оболочку» на растерзание Криви, а самому бы…»

— Внимание на меня, Поттер! Новый абзац: «Отношение людей к смерти можно свести всего к двум вариантам. Одни видят в смерти закономерный финал, не испытывая перед ней особого страха — неважно, вызвано ли это верой в бессмертие духа, вечную загробную жизнь или возведением смерти в культ. Другие же стремятся любыми способами отсрочить неизбежную кончину, считая жизнь высшей ценностью. Именно последним мы обязаны изобретением некромантии, спиритуализма и новейшими открытиями в области шаманского искусства.»

Сколько он уже перевел пергамента? Чернила лились рекой.

— Смотрите на меня! «Смерти поклонялись и ее страшились. Однако идея обмануть смерть была необычайно притягательна во все времена. Герои, которым терять уже было нечего, спускались в ее царство, и вся надежда их состояла в призрачном шансе вернуть уже отнятое. Такова история Орфея, очаровавшего своей музыкой весь Гадес, — ему было позволено увести Эвридику, но он нарушил поставленное условие и не сумел вернуть девушку. Гераклу, действовавшему грубой силой, повезло больше: он поднялся к живым с женой своего друга Адмета.»

Силой, а как же... Лучше бы сказал про обман. Интересно, как можно обмануть что-то столь же древнее, как мир? А еще интереснее, как это сделать? Смог бы он это сделать?

— Следующий абзац: «Спор со смертью мог окончиться обретением бессмертия — если быть точнее, права на невмешательство Мрачного Жнеца в жизнь ловкача. Правда, это было менее выигрышным вариантом. Широко известна история Джека-с-фонарем, ирландского кузнеца, обреченного на вечные скитания; другие герои терпели поражение, забыв оговорить сохранение молодости и силы; некоторые отказывались от бессмертия, не в силах вынести потери близких...»

Эти ребята показались Альбусу самыми симпатичными: у них хоть какие-то человеческие чувства остались. По сравнению с ордами свихнувшихся на власти некромантов, про которых он писал на прошлой неделе, эти выглядели вполне безобидно.

— «Были и хитрецы, которым удавалось впечатлить смерть своими поступками настолько, что они получали в награду волшебные предметы, превосходящие по своим свойствам лучшие образчики артефактов...» Поттер! — требовательно пророкотал профессор. — Вы витаете в облаках!

Альбус поднял глаза от пергамента и встретился взглядом с преподавателем. Это было неприятным требованием Криви: извольте смотреть в глаза, когда с вами разговаривают. Лучше б уставиться в пол, как обычно бывает, когда тебя отчитывают… Нет, приходится смотреть в глаза профессора, чернильно-синие, с мутным, как у дохлой рыбы, отливом.

— Вопиющая безответственность! Вы позорите имя отца! — глаза, наконец, скрылись под набрякшими веками. По мнению Криви, это выражало презрение. По мнению Альбуса — предвещало скорый конец наказания. И его ожидания оправдались. Профессор вяло махнул рукой. — Свободны.

Монд и Шарпантье пришли за ним вдвоем — Малфоя-то не было. Загонщики, измотанные после тренировки, не были расположены к долгим беседам. Сегодня даже просто отвечать на вопросы казалось Альбусу непосильным трудом, так что он был им благодарен.

Он не стал задерживаться в гостиной, где трещали дрова в камине, наполняя комнату теплом, где Лефевр с азартом сражался в шахматы с Белиндой, где Катарина отлавливала всех бездельничающих и агитировала присоединиться к разработке планов на Рождество — точнее, на Йоль, зимнее солнцестояние, которое слизеринцы собирались отмечать всем факультетом за день до отъезда… Хотелось скрыться от всех, испариться, исчезнуть — что Альбус и сделал, закрыв за собой дверь спальни.

Он лег на кровать не раздеваясь, только ботинки скинул по пути. Все-таки рано еще для отхода на боковую. Альбус уставился невидящим взглядом в полог. В голове — пустота.

А потом он и сам не заметил, как уснул.

* * *

— Альбус! Проснись, соня несчастный! Ал! — пробивается к нему звенящий девчоночий голос.

Свет, отливающий розоватым за закрытыми веками, — несомненно, направленный в лицо Люмос. И некто — скорее всего, тот, кто этот Люмос наколдовал — трясет Альбуса за плечо.

Поттер открывает глаза — и видит крайне взволнованную Розу.

— Что ты... — спросонья бормочет он. Мысли путаются, и их хватает ровно на то, чтобы сообразить: Розу Уизли обычно можно найти где угодно, только не в спальне слизеринских первокурсников.

— Подъем, Ал, давай скорее! — девочка пританцовывает на месте, настолько она в нетерпении. — Одевайся, ну же!

Ей удается-таки вытащить кузена из кровати, удается и вовремя остановить, когда тот пытается натянуть мантию поверх пижамы. Альбус послушно подчинился неуемному энтузиазму Розы, хоть ему и хочется забиться под одеяло и не вылезать оттуда всю оставшуюся жизнь. Поселившаяся в душе хандра вкрадчиво нашептывала, что лучше бы ему вообще на свет не появляться.

Роза была свежа и бодра, будто часы показывали не четверть девятого, а по меньшей мере полдень: глаза горят, на щеках пылает румянец. Мантия нараспашку, а на голове воронье гнездо — лучше бы, как все нормальные кузины (младшие сестры и просто девчонки) потратила время на заплетание косичек, а не на странную суету вокруг Альбуса.

— Рози, зачем...

— Идем, копуша! — хватка у Розочки была крепкая, так что Альбусу оставалось только переставлять ноги, не мечтая освободиться. Впрочем, и это было необязательно: энергии кузины хватило бы и на то, чтобы волоком дотащить Альбуса до места назначения. Сопротивление, как говорится, бесполезно.

Правда, когда он увидел это самое место назначения, от покорности не осталось и следа.

Больничное крыло.

— Рози, я не...

Слушать его, как обычно, никто не стал. Роза подталкивает его в спину, отчего Альбус даже не вваливается в лазарет — он таранит дверь и чудом удерживает равновесие, задержавшись на пороге.

— Мастер Ишиас, можно? — звенит голос Розы. Таким тоном не разрешения спрашивают, а извещают о своих действиях, пребывая в святой уверенности, что все позволено.

Мастер, кажется, в кабинете, и против присутствия учеников в своих владениях не возражает. Роза упрямо тянет Альбуса дальше, за ширму.

Окна в лазарете высокие, шторы подняты. Солнце — зимнее, холодное, до белизны яркое — подсвечивает все до мельчайших деталей.

На кровати сидит бледная тень. Все оттенки между белым и серым, все переходы, как будто его акварелью нарисовали. Единственное яркое пятно — желтый плед, укрывающий плечи.

Однозначно, бледная тень была Малфоем. Он осунулся, похудел, но в запавших глазах зажегся знакомый живой блеск. Вошедшей Розе он адресует улыбку.

Мерлин мой.

Альбус забыл, как дышать. Стук сердца набатом отдавал в голову.

Он замер на месте. Прятаться за ширму поздно — Малфой его заметил. Заметил — и белесые брови изогнулись, а уголок рта скривился.

— Опять решил поговорить о долге?

У Альбуса пятки точно к полу приросли. Радость сбывшейся надежды сменился растерянностью, болью и жгучим чувством вины. Вот оно, твое заслуженное презрение. Наверное, самое время уткнуться носом в пол и начать вымаливать прощение — самое время, хоть затея эта и безнадежная.

Роза выдохнула что-то вроде: "Мальчишки..." и, развернувшись на каблуках, ушла.

Альбус не знал, что сказать. Он стоял на расстоянии вытянутой руки от Малфоя. Никогда прежде Малфой не казался ему таким недостижимо далеким.

Ну же, придумай что-нибудь! Почти месяц молчал, наверное, хоть что-то, да накопилось! Скажи что-нибудь, или теперь способен вести беседы только с надгробиями? Все впустую. Альбус открыл рот — и закрыл, не выдавив ни слова. Прикинуться, что это он так пытается выровнять дыхание? О да, потрясающая маскировка.

Малфой тоже молчал. Он склонил голову набок и теперь пристально разглядывал Альбуса. Внезапно его глаза удивленно расширились, и он схватил Поттера за запястье, потянув к себе. Пришлось подчиниться.

Белобрысый с минуту разглядывал альбусову ладонь. Выражение лица при этом у него было самое что ни на есть дурацкое: челюсть отвисла, брови сошлись к переносице и скрылись под челкой. Бледные пальцы невесомо, одними кончиками, пробежались по буроватому рубцу. Наконец, Малфой поднял глаза:

— Серьезно? Магия крови? — во взгляде плескалось недоверие. — Ты рехнулся, что ли?

Альбус отдернул руку и весь подобрался в ожидании атаки. Малфой откинулся на подушки и вынес вердикт:

— Рехнулся же… Окончательно и бесповоротно.

Альбус ошеломленно моргнул. Ему показалось, или в голосе появились благоговейные нотки?

— И что это было, в таком случае? — поинтересовался Малфой.

К Альбусу вернулся дар речи:

— Настойка… Животворящая, — робко ответил он.

В тот же миг он пожалел, что вообще раскрыл рот. Малфой прищурился:

— Все-таки отдал Долг? Доволен? — холодок во взгляде стал обжигающе-ощутимым.

Альбус вспыхнул:

— Д-доволен, говоришь? Чем, интересно? Ты, ты-ы в ледяном озере из-за меня плещешься, потом п-помираешь неделю, а я доволен должен быть?

Малфой, зараза бледная, вздергивает подбородок:

— Я, может, искупаться решил. Есть такая штука, моржевание назвается, чтоб ты знал. Твоя бесчувственная тушка подвернулась чисто случайно. Мог бы не изобретать очередного Долга Жизни.

Альбус вдруг почувствовал тот же вскипающий гнев, как тогда, в тот миг, когда он бросился на Ренча.

— С-случайно, говоришь? Случайно?! Ты, ты с самого начала знал, что нет никакого долга, а если и есть, то ни к тебе, ни ко мне он никакого отношения не имеет! Да, я придурок, невозможный придурок! Ты знал с самого начала! Так зачем? Зачем? Не было никакого Долга...

— А теперь есть, — хмуро процедил Малфой. — Твое геройство с магией крови в Министерстве не оценят.

— Плевал я на Министерство! Заладил: "Долг, геройство!" Как сам, так... Да плевать я хотел! Думай, что хочешь! Я сделал это для себя! Для себя, ясно?! — задыхаясь, выпалил Альбус. В глазах кипели готовые пролиться слезы.

Он отвернулся. Вот дурак! Знал же, надо было уйти...

На его запястье сжалась прохладная ладонь.

— Ругаться ты так и не научился, — послышался хрипловатый голос из-за спины. — Эти верблюжьи манеры... Может, мне все-таки составить словарь?

— Придется со мной общаться, — буркнул Альбус и попытался высвободить руку.

Пальцы не разжались.

— Я только за. Если ты согласишься, — тихо прозвучал ответ.

Альбус медленно обернулся. Малфой смотрел исподлобья, сосредоточенно и серьезно. Убедившись, что Альбус слушает, он отпустил его запястье:

— Я тоже наделал глупостей, и все исключительно по собственному желанию, — он помедлил секунду и протянул Альбусу руку. — Мир?

За последние несколько минут Альбус успел испытать и восторг, и вину, и гнев... Малфой улыбнулся — и вся ярость Альбуса испарилась. Мерлин, сколько же он не видел этой улыбки!

Альбус шмыгнул носом и решительно пожал протянутую руку:

— Мир.

* * *

Воскресное утро казалось Альбусу праздником. Затея увенчалась успехом, Малфой жив, ссоре пришел конец — кра-со-та! Настроение было чудесное, и омрачить его не могли ни странные сны, ни голоса, ни гримуары профессора Криви.

Малфой добился-таки выписки. Ему пришлось, правда, клятвенно пообещать регулярно приходить на осмотр к Ишиасу (мастер предпочитал контролировать исцеление своих пациентов, даже если они ныли настолько убедительно, что приходилось отпускать их досрочно). Термен согласился с тем, что выписку героического ныряльщика стоит отпраздновать, и предложил Альбусу проигнорировать завтрак и наведаться вместо этого к эльфам на кухню. «Празднование надлежит сопровождать достаточным количеством снеди!» — смеясь, пробасил им вслед Артур.

Утро было великолепным, однозначно.

Слизеринцы, нагруженные корзинками для пикника («Не в руках же тащить!» — справедливо заметил Эридан, трансфигурируя пару полотенец), возвращались со второго захода на кухню, и тут Альбус заметил две удаляющиеся фигуры. Некто долговязый и русоволосый, а рядом — невысокий, энергично размахивающий руками брюнет. Альбус пробормотал товарищу что-то неразборчиво-оправдательное и поспешил догнать тех двоих.

— Кристофер! Чарли! — они остановились у доски объявлений, и Альбус едва не налетел на Уоллорда. — Это… Спасибо вам! Спасибо за все!

Похоже, его сияющая физиономия служила достаточным объяснением — Чарли расплылся в широченной улыбке, и даже у Кристофера Уоллорда, не замеченного в излишнем оптимизме, уголки рта поползли вверх. Правда, радость не сделала Альбуса более находчивым в разговорах, поэтому он просто вручил Уоллорду корзинку эклеров, сопроводив свои действия неловким: «Я жутко признателен, спасибо огромное за помощь!»

Когда Термен окликнул его, мальчики тепло попрощались. Остались же на свете хорошие гриффиндорцы!

* * *

Утро было уж слишком хорошим, чтобы таким же оказался и вечер. Когда Альбус лихорадочно искал свое эссе по Чарам, из кучи пергаментов, беспорядочно сваленных на столе, выпал один из его черновиков.

— Столько свитков извел, Поттер… Писательствуешь, что ли? — улыбнулся Малфой, поднимая листок. — Ну-ка, что за нетленный опус…

Он вдруг замолчал. Альбус обернулся — и похолодел: Малфой развернул то самое сочинение, на обороте которого он записал все свои странности. Список был увенчан злосчастным треугольником.

Альбус потянулся за свитком. Мальчик ощущал себя будто застигнутым на месте преступления. Малфой, не выпуская пергамента из рук, опустился на кровать. Он прикусил губу, опустил глаза в свиток и снова взглянул на Поттера. Что-то решил для себя и кивнул Альбусу на стул: присаживайся, мол.

— И давно… — слова, что необычно, давались ему с трудом. — Давно ты разыскиваешь Дары Смерти?

Если Альбус и ожидал неудобных вопросов, то только не таких.

— Д-дары? Ты знаешь, что это означает? Что все это такое?

Сдавленный смешок. Недоверчивый прищур.

— Старая сказка о трех братьях. Они обманули Смерть, а та предложила им выбрать за это награду. Воин выбрал непобедимую палочку, гордец — камень, возвращающий мертвых, а третий, сохранивший немного здравого смысла и разумной осторожности, попросил мантию-невидимку, с помощью которой мог спрятаться — в том числе и от Смерти. Старшие братья поплатились за свою беспечность, а младший — единственный, единственный из них троих! — прожил свой век. И с тех пор не обремененные инстинктом самосохранения волшебники пытаются завладеть этими Дарами. Чаще, конечно, ищут палочку, но некоторые, вроде Грин-де-Вальда, считали, что только собранные вместе Дары могут дать своему владельцу силу, неуязвимость и все такое. Зачем тебе это? Все они кончили плохо. Паршиво, я бы так сказал.

Альбуса охватило необычайное волнение.

— Я не… То есть, я хочу сказать… Ты не так… — он подскочил к висевшей на крючке теплой мантии и начал рыться в карманах. Он выворачивал их с упорством нюхлера: на пол летели сломанные перья, обрывки пергамента, какие-то шнурки… — А, Мордредовы портянки! Что ты знаешь о камне?

Альбус вытащил черный камешек и вложил его в руку Малфоя — гравировкой вверх. Скорпиус уставился на камень, как на пришельца из иного мира. С опаской перевернул его, провел пальцем по тонкой трещине на обороте. Снова перевернул и ощупал вырезанную эмблему.

— Ты же не хочешь сказать, что это… Нет, серьезно? Быть того не может…

Альбус пожал плечами.

— Может, он и не тот самый. Понимаешь, я видел странные вещи — в дополнение к тому бреду, который до того слышал. Я будто сон наяву видел: этот знак, он висел в воздухе, он у меня будто в мозгу отпечатался… А потом я упал в лесу и буквально наткнулся на этот камень. Бац! — снова тот же символ. Это выглядело подозрительно, так что я решил проверить. Я всю библиотеку перерыл, но ничего даже близко похожего не нашел.

— Конечно, не нашел — это же детские сказки, — фыркнул Малфой.

— Какие еще сказки?

— Сказки барда Бидля, конечно! Только не говори, что не читал, ты ж не у маглов родился.

— Я знаю барда Бидля! Не было у него такой сказки! — рассердился Альбус. — У меня вся серия есть, и такой сказки нет, уж можешь мне поверить!

Белесые брови сошлись к переносице. Малфой облизнул губу, озадаченно поморгал… и тут просиял:

— Серия, говоришь? В новом издании и правда не было сказки о трех братьях, но в любом старом сборнике она есть, ее обычно печатали сразу после «Волосатого сердца чародея». И все из волшебников постарше точно ее знают, в семье же хранят старые книги! Я вот читал по семейной, ее до меня, наверное, поколений семь читало…

Альбус покачал головой.

— Нет, у меня — то есть у нас — новая серия. Папа вырос у маглов, так что никаких старых книг…

— Тогда понятно. Хотя странно: твой отец победил Темного Лорда, а тот последние годы свихнулся на Старшей палочке. Твой отец не мог не знать этого. Слушай, — глаза у Малфоя загорелись. — А что, если взаправду была Старшая палочка? Тогда твой отец, он же должен был получить ее!

— Нет. То есть, я не думаю, что это так. У него самая обычная палочка, он ее у Олливандера купил, в одиннадцать лет. Самое удивительное в том, что папа до сих пор ее не сломал ни в одном из происшествий.(3)

Малфой мечтательно уставился в потолок:

— Самая могущественная палочка… Круто было бы иметь такую! Хотя… — тут лицо его вытянулось. — Пусть ее и называли непобедимой, но на самом деле она становилась трофеем того, кто победит ее предыдущего владельца. Блин, да за нее кучу народа убили! Вот уж точно — Дары Смерти до добра не доведут! На месте братьев самое умное было бы отказаться от этих вещей. По крайней мере, все были бы живы.

— Сам же говоришь: мощь и неуязвимость, — вздохнул Альбус. — Довольно привлекательно для того, то готов рискнуть.

— Привлекательно-привлекательно. Вот и Грин-де-Вальд так думал, только что получилось? Начинал талантливым изобретателем и лидером молодежи, а закончил мистером «Всеобщее презрение» в Нурменгарде.

Альбус уставился в пол.

— Мне кажется, кому-то не дает покоя его судьба. Кто-то хочет завладеть Дарами… Пренеприятный тип, которому нужны эти вещицы, — он горько скривился, вспомнив недавний кошмар.

— Но зачем ему ты? Это же нелогично. Зачем кому-то одиннадцатилетка, пусть и с волшебной палочкой? — рассуждал он. — Дары смерти! Ты же не... Ах ты ж, черт… — в голосе Скорпиуса прорезалось беспокойство. — Тебя же не могло забросить на грань?

Альбус поднял глаза на него. Малфой вскочил с места и начал мерять шагами комнату.

— На грань жизни и смерти, — пояснил он, заметив непонимание во взгляде Альбуса. — На время стать не живым и не мертвым, посетить границу миров — ну, как клиническая смерть... — на этой фразе лицо у него вытянулось. — Черт, это озеро, а потом еще и ритуал на крови... Ты же не приносил жертвы? Не давал никаких обещаний? Не читал и не писал ничего подозрительного?

— Я не бросаюсь в омут, очертя голову. В отличие от некоторых, — ехидно возразил Альбус. — Я все перевел и перепроверил, прежде чем сделать. Было бы глупо, если бы кто-то из нас в ходе ритуала… пострадал. Дела и так обстояли паршиво.

— Просто пневмония. Ее, кстати, маглы лечить научились без всяких заклинаний. Знал бы крестный, что со мной, никакой бы магии не понадобилось, — пробурчал Скорпиус. — И, если уж на то пошло, я тоже просчитываю последствия. Например, Уизли послал за подмогой. И сбросил мантию, чтоб она на дно не потянула. И вообще, я хорошо плаваю, и в холодной воде тоже. Так что этот заплыв опасным для жизни не назовешь. А вот связываться с незнакомой магией — это рискованно. Про твое «плавание» я вообще молчу.

— Слушай, все же обошлось, чему я очень рад, так что давай закончим! Однозначно, никаких жертв и клятв я не давал. А насчет грани — не знаю. Хотя, кажется, она говорила что-то о пороге... И что такое «клиническая смерть»?

Малфой прекратил метаться по комнате.

— Переход между жизнью и смертью, когда ни сердце не бьется, ни дыхания нет. Мозг работает кое-как, и если ничего не предпринять, смерть станет окончательной. Но можно вернуть человека к жизни, если сердце запустить и восстановить дыхание, — рассеянно пояснил он. Глаза у него потемнели и застыли, как будто в памяти всплыло что-то ужасное.

Альбус догадался, что ту самую «клиническую смерть» он тогда-таки пережил. И Малфоя надо от этих воспоминаний отвлечь.

— Слушай, вся эта свистопляска началась намного раньше. Помнишь занятие по полетам? Тогда голос назвал меня наследником и отправлял искать что-то. И потом у Криви… Прежде чем увидеть символ, я слышал шепот: «Ищи, ищи!». Все это было намного раньше.

Скорпиус изогнул бровь:

— Чем тогда объяснить этот внезапный интерес к тебе?

— Я не знаю, — прошептал Альбус. — Все пошло наперекосяк с первого дня. Я вижу фестралов, хотя при мне никто не умирал; слышу голоса и вижу знаки; говорю с портретами и потом жалуюсь надгробию на то, как мне страшно… Иногда мне кажется, что я схожу с ума.

Скорпиус положил руку ему на плечо:

— Я не думаю, что ты сумасшедший, — твердо ответил он. — Вообще не похож, а я сумасшедших видел. Знаешь, мой крестный в магловской больнице работает, там каких только психов не встретишь. А что до тебя... В конце концов, мы волшебники, и того, что мы не понимаем или не можем объяснить, хватит на целую библиотеку. Мне вот показалось, что я вижу тебя в кустах у берега, а на самом деле ты был уже на середине озера — но если бы не та мелькнувшая тень, я бы даже не догадался искать тебя там. Так что я хотел бы услышать от тебя подробный рассказ. С самого начала. Ну, или с того места, которое на него более всего похоже.

* * *

Свой рассказ Альбус закончил только к отбою. К этому времени Скорпиус угнездился за расчищенным столом и черкал что-то в своем блокноте, внимательно слушая товарища. Наконец он отложил перо и уронил голову на скрещенные руки. Альбус насторожился, ожидая окончательного вердикта. Вот сейчас Малфой встанет и объявит, что не желает больше оставаться рядом. Назовет его опасным, или свихнувшимся, или просто не поверит ни единому слову…

— И ты молчал все это время! Поттер, ты не доживешь до тех славных времен, когда тебя можно будет называть по имени!

— Знаешь, иногда твои реплики только запутывают меня. Еще больше, хотя я каждый раз думаю, что уже достиг предела.

Малфой чуть приподнял голову — ровно настолько, чтобы смерить Поттера укоризненным взглядом. Впрочем, серьезно относиться к человеку с отпечатком пуговицы под глазом было почти невозможно.

— Альбус! — тоном, каким произносят сами собой разумеющиеся вещи, ответил Малфой. — Помнишь латынь? А в зеркало себя видел? «Белым» тебя назвать затруднительно. Разве что ты доживешь до седых волос — а ты не доживешь, если будешь продолжать в том же духе.

— Ну, спасибо… — протянул Альбус. — Постараюсь дожить специально для тебя. А то ж не дождешься, чтоб ты меня по имени назвал. Все по фамилии да по фамилии…

— Я могу использовать второе имя, — невозмутимо откликнулся Малфой.

— Тогда, исключительно ради соблюдения равноправия, я буду звать тебя Гиперионом.

— Ты совсем с катушек съехал? — белобрысый сделал вид, будто обиделся.

— Не то? Может, по-домашнему? Гипериончиком?

— Ал! — Малфой кинул в него свитком.

— Скорпи! — Поттер не остался в долгу и тоже прибег к метательному оружию. Попросту бросил подушкой.

— Скажи мне, кто твой друг — и я скажу, кто ты, — философски заметил Малфой, нахлобучивая подушку на манер треуголки. — Я, выходит, совершенно безбашенный тип с гриффиндорскими замашками, — он погрозил Альбусу пальцем и широко улыбнулся. — Все ты, придурок несчастный… Так что даже не думай сбежать. Ты совершенно нормальный, хоть и вляпался в неописуемую чертовщину. Поэтому кончай праздновать труса. Мы еще придумаем, как тебе помочь.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(2) "Методами дозволенными и недозволенными, что мог, я сделал".

(3) Не надо кидаться тапками. Я знаю, что палочку Гарри тогда чинил. А вот Альбусу этого знать не положено: некоторые истории не должны становиться достоянием общественности. Дамблдор убедил Гарри, что вся эта заваруха с Дарами должна оставаться тайной, Гарри этот секрет хранил — даже от тех, кто сражался с ним бок о бок. Мне показалось логичным, чтобы история Даров не пошла дальше Гарри, Рона и Гермионы. А с подачи Гермионы, работающей в Министерстве, могли и опасную сказку подальше задвинуть. Не изъять, чтобы она превратилась в вожделенное запретное чтение, а как бы невзначай забыть.