Наследие. Воскрешающий камень (джен)

В Хогвартсе каждый найдет место себе по душе. Кому-то будет приятно сидеть в тишине библиотеки, где в косых лучах солнца кружится книжная пыль. Кому-то милее хижина лесничего и заросшие грядки рядом — тыквы коварно захватывают территорию, пока хозяин хижины во Франции. Кто-то будет очарован Озером, в котором отражается беломраморный памятник величайшему магу ушедшего столетия. Уверен, даже Гремучая Ива придется кому-то по вкусу...

Однако есть здесь место заброшенное и одинокое. У самого края Запретного Леса, там, где он граничит со скалами, где не ходят даже кентавры, есть каменный круг. Старый, давным-давно забытый кромлех. Изъеденные временем серые плиты заросли мхом и плющом так, что случайно забредший сюда путник удивится густой холодной тени внутри круга, где серого-то почти уже не осталось — даже плиты под ногами затянуты зеленым покровом.

Только здесь не бывает случайных людей. Раз в год, в мае, когда темнеющее небо над Хогвартсом расцвечивается огнями фейерверков, приходит мужчина. На нем неизменная мантия аврора и нелепые маггловские очки. В молчании — даже Люмос у него невербальный — он стоит перед гранитной стелой — это единственное, что не захвачено зеленью в этом круге. Он достает из кармана мантии платок и неловким движением стирает со стелы пыль. На платке и на пальцах аврора остается бурый след, а на камне проявляется надпись: «С. Т. Снейп. 1960 — 1998» — тусклое серебро в глубоких угловатых желобках. Мужчина все так же безмолвно стоит — и в магическом свете он кажется не румяней покойника. Единственное, что отличает его от мертвеца — яркие, ничуть не постаревшие зеленые глаза. В них вспыхивают и гаснут светлые блики — не то невыплаканные слезы, не то отраженные огни фейерверка.

Порой он подолгу не может решиться отнять руку от камня, как будто ощущает под пальцами не ледяной гранит, а нечто живое. Порой садится на корточки и пытается выдернуть редкую осоку и мох у самой стелы. Руки работают, а мысли блуждают где-то далеко. Порой закрывает лицо рукой, словно не хочет, чтобы с губ сорвались какие-то ему одному ведомые слова — а потом на щеках остаются разводы бурой лесной пыли...

Но уходит он всегда не оглядываясь.

Если и есть что-то хуже, чем быть младшим, так это — быть бесхарактерным. Однозначно.

"Хогвартс-экспресс" бодро пыхтел вперед, ветер сносил клубы дыма так, что окна купе, в отличие от прочих, не приходилось зачаровывать от сажи, вагоны приятно потряхивало на стыках рельс — а Альбус шел по коридору, едва не плача от жалости к себе.

Альбус Северус Поттер, одиннадцать лет, из увлечений — чтение книг про героев и путешественников. Внешне — точная копия отца. А в магии — хуже некуда. Да и во многом другом — тоже. На метле Альбус держится как садовый гном — и это еще самое мягкое выражение Джеймса, его старшего брата. Джеймс, похоже, унаследовал все папины таланты. Он гриффиндорец, он дружен со всеми, даже со старшими ребятами; его и профессора любят, хотя он тот еще шалопай. И в квиддиче он хорош, да настолько, что его с этого года примут в команду. Официально примут: еще прошлой весной его заметил капитан и предложил тренироваться тайно, потому что по правилам первокурснику в команду нельзя. Но Джеймс говорит, что декан прекрасно про все знал, просто сделал вид, будто и не подозревает, чтобы ребятам не влетело от директора.

В общем, Альбусу до брата — как до луны пешком. И всей пользы от него — принести сладости, а то Джеймс хотел угостить команду тыквенными котелками, но ведьма с тележкой уже укатила. Потому-то и брел Альбус по коридору, и брести бы ему до первого вагона, вот только...

— Вот же ж мелкий гаденыш! Ты глянь, кусается!

— А ты чего хотел от змееныша? Ха, прикинь, если он еще и ядовитый!

В тамбуре происходило что-то явно несоответствующее хогвартским правилам. Сейчас бы уйти потихоньку, Мерлин с ними, со сладостями. Но один из хулиганов в тамбуре повернулся — и заметил Альбуса. Лицо громилы расцвело в глуповатой ухмылке:

— Глянь, кэп, это же братишка нашего Джейми!

Бежать было безнадежно поздно. Уповая на то, что дрожащие коленки не так уж заметны под купленными мамой «на вырост» брюками, Альбус вышел в тамбур. Приятель громилы — рыжеватый парень в джинсах и красной толстовке — оттолкнул кого-то и развернулся к Поттеру. Редкие усики, нагло прищуренные голубые глаза, золотой лев на груди.

— Вы же Дэвид Скир? — пискнул Альбус. Глубоко вдохнул и попытался придать голосу джеймсовы интонации: — Тот самый капитан Скир?

Голубоглазый самодовольно оскалился:

— Ты не ошибся, малыш! Что у тебя за дело?

"Я просто мимо проходил, могу я уйти?" — так и вертелось на языке. "Я никому не скажу, что вы тут избивали кого-то! Я пойду, ладно?" Глупая идея, лучше вообще не заострять на этом внимание.

— Меня Джеймс послал... — начал Альбус, но осекся, разглядев наконец жертву Скира. Мальчик — худощавый и немного нескладный. В зеленом свитере, на котором осела, наверное, вся грязь этого тамбура. Со ссадиной под глазом и следами от скировых пальцев на шее. Такой же первокурсник, как и сам Альбус. Он поднимался по стеночке, пытаясь отдышаться, и не сводил ненавидящего взгляда со старших парней. И с Альбуса — за компанию.

Альбус даже не понял, что было в этом взгляде такого, что он вдруг сказал совсем не то, что собирался:

— Я боялся, что не найду вас. Прошел почти весь состав... — повинуясь неясному порыву, Альбус привстал на цыпочки и зашептал на ухо рыжему. — Кажется, старосты собираются устроить проверку. Кто-то сказал им, что в поезд сумели пронести Огневиски...

Брови Скира недоверчиво изогнулись. И тут кто-то (спасибо тебе, неизвестный спаситель!) хлопнул дверью купе. Альбус подскочил на месте и нарочно громко продолжил:

— Ну, так Джейми и послал меня за сластями. Вы пока идите, — Альбус выразительно скосил глаза в направлении купе, — а я скоро к вам присоединюсь.

— Дэйв, у меня там заначка... — пробубнил громила. Скир пожевал нижнюю губу — и тоже расплылся в улыбке.

— Идем, Тич. Наш маленький ловец заскучает в одиночестве. — протянул он громко, чтобы его слова услышали в вагоне. И вполголоса добавил: — Увидишь старост — задержи как угодно. Потом сочтемся.

Так они и ушли — руки в карманах, на лицах ухмылки. Хоть и не бежали, но едва не сшибли подружек-когтевранок, выбравшихся в коридор. И дверь, ведущая в соседний вагон, еще долго возмущенно дребезжала. Только это уже было неважно.

— Идти сможешь? — спросил Альбус у мальчика. Тот выпрямился, оказавшись на полголовы выше своего спасителя, и фыркнул:

— Смогу. А тебе лучше не возвращаться в свое купе. — поезд очередной раз тряхнуло, и мальчик поморщился, приложившись спиной о поручень. — Мне тоже. Идем.

Он развернулся на пятках и перешел в следующий вагон. Альбус едва успевал за его широкими шагами, и потому проглотил вопрос: "А кто назначил тебя командиром, белобрысый?" Хотя Джеймс, вот он бы так и спросил. Однозначно.

* * *

Если Альбус и предполагал, что его первая поездка на «Хогвартс-экспрессе» будет необычной, то даже самые смелые догадки и в подметки не годились реальности. Во-первых, он ехал не под внимательными взглядами многочисленных членов семейства Поттер-Уизли, во-вторых — не скучал в купе в одиночестве.

Он держался за ручку приоткрытого окна в туалете первого вагона, и на каждом стыке рельсов подпрыгивал, гадая: свалится он на склонившегося над раковиной блондина, или на этот раз обойдется? Высокий мальчишка, в отличие от Поттера, не нервничал. Более того, он так спокойно промывал свои ссадины, что казалось, будто эта драка (а если признать честно, то подлое избиение) ничуть его не волнует.

Наконец, он закончил умываться и поднял взгляд на Альбуса — посмотрел на него в зеркало, не утруждая себя поворотом.

— Плохо, что нет багажного отделения.

Как по Альбусу, более чем странное утверждение в подобной ситуации. О чем он и сообщил. Вслух. Кажется. Часто бывает, что Альбус говорит что-то, но этого не замечают, ведь в своей стеснительности он слишком тих. Но мальчик услышал его, потому что последовало объяснение:

— На платформе, полной людей в мантиях, заметить двух школьников в маггловском прикиде — проще простого. Да и просто переодеться не мешало бы... — он поскреб шею, где синяки уже отчетливо проступили, и недовольно сморщил нос, разглядывая свое отражение. — Пыль можно объяснить хотя бы тем, что захотелось посмотреть на вагон с углем, а там поезд качнуло, и несчастный школьник, не устояв на ногах, собрал на себя весь мусор. — последнюю фразу он произнес с интонациями записного пай-мальчика.

Он развернулся к Альбусу и, насмешливо подняв бровь, спросил:

— Есть идеи, как добраться до чемоданов раньше, чем домовые эльфы-носильщики?

Альбус потеребил кончик носа — обычный его жест смущенного раздумья — и нерешительно произнес:

— Папа рассказывал, что первокурсников отвозят в замок на лодках, а все остальные едут в каретах. Больше никакого транспорта нет. В лодки вещи ставить опасно: наверняка каждый год кто-нибудь из первокурсников переворачивает лодку, а вылавливать еще и чемоданы — только лишние хлопоты. Значит, остаются кареты. Я читал, что к каретам раньше приделывали специальный ящик для багажа или складывали его на крышу. То есть, я хочу сказать, это же логичное предположение, про кареты... — под внимательным взглядом мальчишки Альбус окончательно растерялся и замолк.

Но, как выяснилось, растерялся совершенно напрасно. Белобрысый довольно ухмыльнулся и ответил:

— Дельное предположение. Если бы только знать, в какую сторону пойдет больше народу — можно было бы пробраться в другой конец поезда и дождаться выгрузки. Вот только где — в голове состава или же в хвосте?

Альбус зажмурился. Он же смотрел воспоминания отца в Омуте Памяти! Глупо забыть такое. Это было всего лишь год назад — Джеймс отправился в школу, а Ал никак не мог смириться с тем, что брат уехал без него. И тогда папа взял его с собой в Министерство, и они нашли там кабинет тети Гермионы, а она, шепотом отчитывая «несносного Гарри», отвела их в Хранилище артефактов. Тишина и полумрак, уходящие в бесконечность ряды полок, а в центре зала — небольшое возвышение с граненой низенькой колонной на нем. Они поднялись туда, и оказалось, что колонна на самом деле — как колодец, только вместо воды там клубился перламутровый туман. Папа коснулся волшебной палочкой своего виска и вытянул такой же кусочек тумана. Он стряхнул его в колодец и предложил Альбусу наклониться...

...Сумерки. Гомонящая толпа ребят в форменных мантиях. Зычное: «Первокурсники!» и паровозный свисток...

— В начале! — воскликнул Альбус. — Хагрид собирал учеников рядом с первым вагоном!

В этот момент кто-то попытался открыть дверь. Мальчики притихлли и насторожились. Ручка двери заходила ходуном:

— Провалились там, что ли?

Белобрысый жестом велел Альбусу молчать, вдохнул поглубже и...

— Не кричите, пожалуйста! Мне очень надо... Живот прихватило! — натурально по-девчачьи пропищал он.

Возня за дверью прекратилась. Некто потоптался там и нерешительно спросил:

— Может, позвать медсестру?

По голосу чувствовалось, что некто уже жалеет, что спросил. Белобрысый решил его не мучить и пропищал в ответ:

— Нет-нет, благодарю! Я уже была у нее. Мне велели выпить зелье и умыться. Я думаю, мне скоро станет лучше...

За дверью пробухтели что-то вроде: «Какзнаешьбылобыпредложено», послышались удаляющиеся шаги и вскоре все стихло.

— Вашему вниманию была представлена композиция «Моя кузина и неизвестный джентльмен». — самопровозглашенный артист прикрыл глаза и шутливо поклонился — насколько позволяли размеры кабинки. — Номер имел небывалый, я бы даже сказал — сногсшибательный успех.

Он выпрямился, встретился взглядом с Альбусом — и рассмеялся. И его смех был настолько заразительным и искренним, что было бы глупо к нему не присоединиться.

* * *

Кажется, считается, будто бы запереть ребенка в чулан — один из наиболее действенных видов наказания. Кабинка туалета едва ли была больше пресловутого чулана, а запертые мальчишки не могли выйти, не опасаясь подзатыльников старших, а то и чего похуже — и все же это была лучшая поездка из всех, что Альбус мог представить.

Он открыл окно, белобрысый снял замызганный свитер и постелил его на умывальник — получилось неплохое сиденье. В форточке мелькали верхушки деревьев, «Хогвартс-экспресс» все так же подскакивал на стыках рельсов. Мальчишки развлекались как могли: спели гимны всех английских квиддичных команд, сыграли в «Что я вижу», по очереди высовываясь в форточку, в слова и в ассоциации (что означало это шипяще-свистящее слово, Альбус не знал, но когда белобрысый объяснил правила игры, оказалось, это довольно интересно). Потом за окном стемнело, стало прохладнее и пришлось слезть с раковины и отдать дрожащему блондину его свитер. Зато стало возможным подышать на стекло, чтобы оно запотело, и играть в крестики-нолики.

В общем, когда поезд начал замедлять ход, Альбусу стало почти грустно. К тому же вернулись все далеко не радостные мысли, которые успешно разгонял своими забавами белобрысый. С ним, вероятно, тоже придется расстаться: в школе у него наверняка будут другие занятия, нежели возиться с трусишкой Поттером...

Но, по крайней мере, сегодняшнее совместное приключение пока не закончилось. Напротив, все самое интересное еще только предстояло совершить. Поезд остановился и зашипел, спуская пар. Белобрысый замер у двери и оглянулся на Альбуса. Его серые глаза искрились жаждой действия.

— Пора! — шепнул он с азартом заговорщика. И отодвинул защелку.

Так, как в этот раз, Альбус еще никогда не бегал. Он всегда думал, что любой спорт — совсем не его призвание, но так лететь сломя голову через весь состав, когда впереди маячит зеленый свитер — это было нечто. И это на своих двоих! Джеймс бы без своей метлы сдулся уже на третьем вагоне, однозначно!

Багаж и правда выгружали у последних вагонов. Сколько же тут было чемоданов, сумок и сумочек, клеток с совами и корзин с шипящими котами, котлов и метел! Мальчики без труда спрятались от эльфов, но как найти свои вещи в этих залежах? Белобрысый оглядел горы — и с полным восторга кличем(хотя и приглушенным) дернул за ремень, извлекая из основания кучи черный маггловский рюкзак. Он состоял, казалось, из одних карманов и был так огромен, что, казалось, туда бы с легкостью поместился и его хозяин. А вот чемодан Альбуса, как ни разглядывай, куда-то пропал.

Белобрысый уже успел надеть водолазку с высоким воротником и теперь натягивал мантию. Застегнувшись, он покопался в своем безразмерном рюкзаке и вытянул еще одну мантию:

— Запасная. Одевайся, а то опоздаем.

Сбивчиво поблагодарив, Альбус переоделся и стал-таки поход на нормального первокурсника. Но все уже спустились с платформы — фонарь преподавателя, встретившего ребят, едва мерцал вдалеке. «Хогвартс-экспресс» загудел, отъезжая. Бежать через всю платформу, надеясь догнать свою группу?

— Ты, конечно, можешь отказаться, — вдруг произнес белобрысый, — но я предлагаю самый быстрый и верный способ добраться до Хогвартса.

В руках он сжимал бумажный пакет. Альбус вопросительно посмотрел на мальчишку.

— В кареты нам все равно не влезть, да и кто сказал, что мы не нарвемся там на этого Скира или его приятелей... Предлагаю ехать верхом. Если ты не боишься.

* * *

Они отошли подальше от вещей, рядом с которыми деловито сновали домовики, и оказались под сенью леса. Высоченные сосны, корявые стволы других деревьев — в темноте не поймешь, каких... Альбус пытался запретить себе думать о том, что это Запретный лес. Белобрысый зашуршал пакетом и извлек оттуда сэндвич. В вечернем воздухе запахло копченостями.

— Ты только ничему не удивляйся. И не бойся, — сказал белобрысый. Жестом он велел Альбусу оставаться на месте, а сам двинулся к кустам, небрежно помахивая своим бутербродом. В кустах что-то зашелестело, и это однозначно было куда более плотным, чем ветер. А мальчишка, похоже, ничуть этому не удивился. Наоборот, едва заметно улыбнулся и начал тихонько свистеть, будто подзывал собаку.

Не то чтобы у Альбуса была собака. Мама была решительно против любых животных, кроме сов. Просто Альбус часто наблюдал в окно за магглами, ведущими своих питомцев в сквер, что неподалеку от Гриммо. И, признаться, завидовал хозяевам собак даже больше, чем всеобщему любимчику Джеймсу.

Тем временем кусты уже не шелестели — они оглушительно трещали, словно что-то очень большое ломилось через них напрямик. Ветки хрустнули особенно сочно, и на поляну вышло существо.

Альбус не знал, что и делать. С одной стороны, это было настоящее страшилище: грязно-серый конь, тощий, как скелет, со спутанной гривой и заостренными копытами, тускло отливающими сталью. С другой — у коня были крылья — кожистые, сложенные вдоль корпуса двумя треугольниками. Если он их расправит, крылья будут, должно быть, шириной с полвагона. А еще у коня были необычно умные глаза. Матово-черные и будто понимающие. Да и убегать Альбусу было как то... несолидно.

Белобрысый осторожно, но уверенно протянул страшилищу бутерброд. Конь подозрительно обнюхал и подношение, и дарителя, фыркнул так, что из ноздрей вырвались облачка белесого пара, и принял наконец решение. Под луной сверкнули клыки (Мерлин, откуда у лошади клыки!), и бутерброд скрылся в его пасти. Под аккомпанемент чавканья мальчик погладил животное по носу и обернулся к Альбусу:

— Так вот, я могу все объяснить...

— Ты предлагаешь добраться до Хогвартса верхом на нем?

Кажется, Альбус удивил белобрысого сильнее, чем появление этого адского скакуна.

— Ты его тоже видишь? — в его голосе сквозило неприкрытое изумление.

— Д-да... А не должен? Это же лошадь. Лошадь же, верно? — Альбус так опешил, что снова начал заикаться.

Белобрысый посерьезнел и отвернулся.

— Это фестрал. Их видят только те, кто видел смерть. — Он снова погладил чудовищного коня. — Только не думай, пожалуйста, будто увидеть фестралов — это какая-то плохая примета. Они просто магические создания. Они не приносят несчастий, не нападают на людей. Для большинства они вообще невидимы.

— Но я не...

— Можешь ничего не говорить. Просто забирайся ему на спину. Пора лететь, если ты хочешь успеть на собственное распределение.

Белобрысый похлопал фестрала по холке, и тот послушно опустился на колени. Мальчик сел и выпрямился, будто в седле, а не на костлявой спине черной лошади. Только тогда он поднял глаза и встретился взглядом с Альбусом:

— Так ты со мной?..

Альбус молча шагнул вперед.

* * *

Фестрал оказался намного умнее мальчишек, не послушавшись ни команды белобрысого сесть на Астрономической башне, о которой тот знал только то, что она является самой высокой, ни робкого альбусового предложения приземлиться у ворот школы. Не обращая внимания на возню всадников, он опустился на землю за кустами, что у самой кромки озера. Как раз вовремя: берег расцветился огнями факелов. Первокурсники только-только выбирались из лодок.

— Ты самая замечательная зверюга, — шептал белобрысый. — С меня еще сэндвич.

А потом мальчишки пристроились в хвост процессии. Никто не проявлял к ним интереса, будто они с самого начала шли со всеми.

— Главное, не забывай восторженно ахать и вертеть головой. — шепнул белобрысый, прежде чем ввинтиться в гущу студентов. Альбусу ничего не оставалось, как последовать его совету.

* * *

Большой Зал выглядел точно таким, каким увидел его Гарри Поттер почти двадцать лет назад. Зачарованный потолок (сегодня это было звездное небо, пересеченное дымчатыми лентами облаков), длинные столы факультетов, сотни изучающих взглядов... Пожалуй, поединок с троллем был не такой уж плохой идеей. Он, по крайней мере, был один. А вот студентов, выцепивших из группки первокурсников маленькую копию знаменитого аврора и героя магической Британии — много. Слишком много.

Альбус так перенервничал, что прослушал вступительную речь директора МакГонагалл. И инструкции Невилла, ой, профессора Лонгботтома. И песню Распределяющей Шляпы. Он бы и свою фамилию пропустил, будь она первой в списке. Но тот начинался, как и положено, с «А», и потому Альбус вынужден был вернуться мыслями в настоящее — хотя бы для того, чтобы его не сшибли рвущиеся к Шляпе будущие сокурсники.

Кудрявый синеглазый мальчик отправился за стол Когтеврана, а профессор Невилл, то есть Лонгботтом, читал дальше:

— Дилейни, Диана!

— Гриффиндор!

Красно-золотой стол встречает ее восторженным ревом.

— Финч-Флетчли, Эмма!

— Пуффендуй!

Шляпа, похоже, не испытывала никаких трудностей. Первокурсники расходились по своим местам без промедления.

— Жеань, Ли!

Сам Альбус тоже решил бы так же. Лохматый коротышка-азиат выглядел стопроцентным гриффиндорцем. То, как он по-домашнему плюхнулся на скамью, как непринужденно завел разговор с Джеймсом, только подтверждало распределение. Чего стоило одно его «Можно просто Чарли!», прозвучавшее на весь зал.

На кого похож он сам, Альбус не знал. Наверное, для него идеальный вариант — факультет призраков. Он прекрасно впишется туда со своей бледностью, клацающими зубами и унынием.

— Лоуренс, Оливер!

— Когтевран!

Оливер поправил роговые очки и степенно направился к своему столу.

Что, если Шляпа вообще не захочет говорить с Альбусом? Что, если не увидит в нем ничегошеньки интересного и просто не станет слушать его? Да и что там слушать — один невразумительный лепет. К тому же, Шляпа никого еще не отправила на Слизерин. Решила объявить бойкот? Или все как один напряженно думают: «Только не Слизерин»?

— Лавлейс, Аманда!

— Когтевран!

— Мэддок, Томас!

— Пуффендуй!

Студенты уже чуть подохрипли, но все с тем же энтузиазмом приветствовали в своих рядах новичков. Кто-то вполголоса переговаривался, кто-то уже и в голос обсуждал новости, и гул в зале только усиливался.

— Малфой, Скорпиус!

Все пересуды на мгновение смолкли. И почти сразу возобновились — только шепотом. Казалось, будто в зале шипит клубок рассерженных змей.

К табурету вышел тот самый, белобрысый. По лицу не скажешь, чтобы он сильно переживал по поводу сплетен о себе. Спокойно, даже изящно, присел, надел Шляпу... И тишина. Шляпа молчит. Замолкают и студенты. Тишина такая, что ножом можно резать.

— Слизерин.

Гриффиндор демонстративно молчит. Жиденькие хлопки от когтевранцев и пуффендуйцев. Только за слизеринским столом аплодисменты звучат искренне, но они крепки, сухи и по-деловому строги. Да, у них кричалки не в почете.

— Манс, Эвелин!

— Гриффиндор!

— Найтуэй, Джонатан!

— Когтевран!

— Окленд, Джек!

— Пуффендуй!

«На Пуффендуе учатся одни тупицы!» — заявлял Джеймс. Интересно, Шляпа сочтет Альбуса годным хотя бы для этого факультета?

— Пирсон, Эрменгарда!

— Когтевран!

— Поттер, Альбус!

Началось. Стараясь, чтобы дрожащие коленки были не очень заметны, Альбус мелкими шажками подбирается к табурету. Садится, поднимает затравленный взгляд на дядю профессора, то есть профессора Лонгботтома. И Шляпа скрывает его лицо ото всех.

«Еще один Поттер. Незаурядный магический дар, цепкий ум и верное сердце. Конечно, ты сам лучше всех знаешь, какой факультет тебе подходит! Кому нужно слушать старую пыльную Шляпу! То ли дело во времена Основателей...»

— Пожалуйста, могу я вас попросить...

«Что, хочется под крылышко к семье, почивать на лаврах под львиным знаменем? Конечно, знаменитый Поттер, что ему какая-то Шляпа...»

— … не отправляйте меня, п-пожалуйста, на Гриффиндор. — Альбус даже зажмурился от своей дерзости. Или глупости.

«...сами с усами, думают, не в Гриффиндоре не найти хороших людей... Что?»

— Что угодно, т-только не Гриффиндор.

«Серьезно? Уверен? А то, как мне сегодня уже говорили, семья возлагает определенные обязательства...»

— У-уверен. Уверен. Полностью полагаюсь на ваш выбор.

«Что ж, я уважу твой выбор. Положись на меня, мальчик. Помни, что человек делает имя, а не имя человека.»

— …Слизерин!

Теперь дрожали руки. Заледеневшими пальцами Альбус стянул Шляпу и оглядел зал. Молчали даже за преподавательским столом. Альбус порадовался, что стоит спиной к Невиллу и не видит, как вытянулось его лицо.

Ну же, Альбус! Всего несколько шагов! Неужели от всех поколений Поттеров ты не унаследовал смелости хоть на столько, чтобы дойти до стола, сохранив приличия?

Тишина. Из-за стола Пуффендуя смотрят удивленно и обиженно.

Положи Шляпу на место. Взгляни, цель совсем близко.

Когтевран поразительно единодушен — вечные спорщики уставились на него с недоверием, перерастающим в мрачные подозрения.

Шаг. Просто сделай шаг.

За столом Гриффиндора — осуждение. Они вынесли молчаливый приговор. Белеют суровые лица. Только у Джеймса подрагивает нижняя губа.

Просто шаг. Все закончится. Просто сделай шаг.

Стук подметок о камень гулко разносится по замершему залу. Альбус шагнул вперед. Отлично. Давай еще один. И выпрями спину — пусть не так гордо, как Малфой, но хоть не как побитая ворона!

Шаг. Другой. Тишина. Каменное эхо шагов в пустоте.

И тут он слышит какой-то новый звук. Показалось? Нет, он все растет, набирает обороты...

У стола Слизерина стоит Малфой, нескладно высокий в школьной черной мантии. Ее рукава взмывают как крылья всякий раз, как он взмахивает руками. Он аплодирует. Стоя. А вокруг него по очереди поднимаются слизеринцы-старшекурсники и тоже начинают хлопать. Все так же молча. И стук ладони о ладонь не рассыпается дождем, как это бывает, когда аплодисменты идут не в такт. Нет. Они ложатся удар в удар, как какой-то древний марш забытых легионов. Как стук сердца.

Альбус оказывается наконец рядом с ними. И ему отчего-то спокойно.

Надрывный звон будильника, извещающего о побудке — это ерунда. К такому несложно привыкнуть, особенно если делишь комнату с повернутым на квиддиче братом, который предпочитает тренироваться на рассвете.

Но вот предположить, что в школе его разбудит поток холодной воды в лицо Альбус никак не мог.

Кое-как проморгавшись, он гневно (как ему показалось), уставился на подлеца, устроившего ему неожиданный душ — и обомлел. В маленькой спальне (всего две кровати — его да малфоевская) стояли трое в масках. Белых таких, простых — пара отверстий для глаз и щель на месте рта — но от этого не менее пугающих. Особенно ночью. Особенно если учесть, что все трое держали волшебные палочки наизготовку.

Утешало только то, что Малфой точно так же пытался отряхнуться — не проявляя при этом ни малейших признаков беспокойства. Постойте-ка, да он пытается привести себя в порядок! Ну-ну, попробуй-ка выглядеть презентабельно в белой школьной пижаме, когда с твой шевелюры вода стекает, как с гриндилоу.

Движимый любопытством пополам с нежеланием показаться ничего не понимающим несмысленышем, Альбус выпутался из простыней и встал перед троицей ночных визитеров. Те, оказалось, только того и ждали.

— Внемлите зову, юные адепты! — пробасил тот, что слева.

— Отриньте сомнения! — добавил правый, голосом чуть выше и пронзительней.

— Следуйте за посланцами! — возвестил третий и, картинно взмахнув полами мантии, развернулся на каблуках. Мантия была ему чуть великовата и мало походила на школьную, хотя и была черной. Тем не менее, выглядело это весьма и весьма впечатляюще.

Маски-стражи синхронно повернулись и вышли вслед за ним. Альбус взглянул на соседа по комнате. Белобрысый вопросительно выгнул бровь.

— Что здесь происходит? — шепотом спросил Альбус.

— Нужно идти за ними. — ответил Малфой. — И если это то, о чем я думаю, придется топать босиком.

Он с сожалением оглядел свои домашние тапочки — серые, бархатистые, теплые даже на вид. И ступил босой ногой с прикроватного коврика на каменный пол, зашипев от ледяного покрытия подземелий. Уже дойдя до двери, он оглянулся на Альбуса:

— Ты со мной?

Вместо ответа тот просто шагнул следом.

* * *

Мантии посланцев шуршали впереди, на кончике палочки центрального горел Люмос, так что мальчики не потеряли тех из виду даже в темноте подземелий. Холодный пол только прибавлял желания догнать трио полных таинственности масок.

Они кружили довольно долго, и Альбус начал подозревать, что все это какой-то дурацкий розыгрыш. Наверное, они уже вышли за пределы слизеринских спален, и вот-вот из-за угла выскочит Филч (или любой из патрулирующих коридоры профессоров), шутники скроются за углом, а наивные первокурсники загремят прямо на отработку... Хотя это еще не худший вариант. Вот если бродить тут до утра, можно запросто отморозить ноги.

Тут посланцы остановились — прямо напротив украшенной гобеленом стены. Окон в подземелье не полагалось, так что рассмотреть сюжет гобелена в свете одинокого Люмоса не представлялось возможным. Единственное, что он освещал — маски посланцев, казавшиеся в такой обстановке мертвыми, ничего не выражающими личинами. Альбус вздрогнул, припомнив рассказы о Пожирателях Смерти — и те, что читал в книгах, и те, что мельком видел в воспоминаниях отца. Что, если и сейчас в Слизерине действует похожая организация? Зачем им понадобились первокурсники?

Правый и Левый отошли в стороны, растворившись в густой тени. Средний вновь развернулся. В отсвет его палочки попал фрагмент гобелена, отчего казалось, что за его спиной над остроконечным капюшоном поднимается готовая напасть змея. Большущая, толщиной с бедро взрослого человека, змея с приоткрытой пастью. Жутко настолько, что даже непрошибаемый Малфой слегка побледнел.

Тем временем за прорезью маски зашевелились губы:

— Вы на пороге новой жизни,

Достойны ль вы ее принять?

Несложно будет угадать,

Ваш путь — он дальний или ближний,

На радость вам иль на беду,

К добру он или же к худу,

Ведет он к нам — или отсюда?

Пока я правды не добуду,

Вас просто так не отпущу

И дальше вас не пропущу.

В устах посланца эти слова звучали так, будто пришли из других веков. Альбус почти ощущал, как от них распространяется эхо — словно отголосок минувших столетий и ушедших поколений слизеринцев. А может быть, он просто поддался настроению чтеца.

— Тот, кто считает, что готов пройти испытание Слизерина, пусть выйдет вперед.

«Мерлиновы подтяжки, а я-то думал, что испытание — просто глупая шутка, рассчитанная на впечатлительных детишек... Просто очередной прикол Джеймса... А если понадобится колдовать? Палочка-то осталась в спальне!»

Пока Альбус прикидывал, насколько громкой с минуты на минуту станет его паника, Малфой уже решился. Он подошел вплотную к вестнику и посмотрел прямо в глаза маски. Его макушка оказалась где-то на уровне подбородка чтеца. Серые глаза поблескивали смело и дерзко.

— Я готов.

— Встань к гобелену мастера Салазара и положи руку на кольца змеи. Назови себя, адепт, и пусть твоя правда послужит твоим пропуском.

Малфой поступил, как было велено. В неверном свете волшебной палочки чешуя змеи казалась не вытканной, а самой что ни на есть всамделишной.

— Я, Скорпиус Гиперион Малфой, прошу принять меня в ряды славного факультета Слизерин.

Неожиданно из тени послышался незнакомый голос:

— Кто направил тебя по этому пути?

Мальчик попробовал обернуться на голос, но никого не увидел. К тому же вестник неодобрительно покачал головой, и Малфою пришлось отвечать, уставившись на гобелен.

— Распределяющая Шляпа.

— Это не вся правда. — равнодушно изрек голос.

— Тогда я отвечу, что это было мое желание. — чувствовалось, что Малфой хорохорится, но сдаваться не собирается. Кажется, правду из него придется тянуть клещами.

— Это также является правдой, но нам важно знать, что было причиной.

Белобрысый облизнул нижнюю губу и сказал:

— Моя семья. Я не хотел подвести мою семью.

Голос выдержал паузу. Затем он уточнил:

— Ты боишься, что семья отвергнет тебя, если ты будешь учиться не здесь?

— Нет. — на этот раз Малфой не колебался. — Моя семья никогда меня не бросит. Я не хотел доставлять им неприятности.

Он замолчал. Голос также безмолвствовал. Но, кажется, беседа еще не закончилась. Наконец, Малфой снова заговорил:

— Еще я хотел поддержать отца... Хотя бы так. Вот и все.

В этот миг змея на гобелене... зашевелилась! Она расслабила свои кольца и совершенно явственно прошипела: «Дос-с-стоин...»

Малфой опустил руку и отошел в сторону — так далеко от гобелена, насколько позволяло скудное освещение. И Альбус осознал, что больше отсрочек ему не дадут. Мучительно хотелось почесать нос. И отогреть ноги. И, если уж на то пошло, оказаться под одеялом в своей новой спальне. Вот только выбирать уже не приходится.

— Я, Альбус Северус Поттер, прошу принять меня в ряды славного факультета Слизерин. — прозвучало не так здорово, как в исполнении Малфоя, но хотя бы обошлось без заикания. Да и змея на ощупь оказалась не такой уж и пугающей. Ее чешуя, похоже, вышита шелком.

— Кто направил тебя по этому пути?

В этом сомневаться не приходилось.

— Распределяющая Шляпа. Я просил ее совета, и так она решила.

— Это лишь часть правды. Отвечай: почему ее решение было таковым?

— Э-э-э... Я не знаю.

— У тебя есть догадки по этому поводу. — голос даже не посчитал нужным облечь это в форму вопроса. — Озвучь их.

— Ну, я... Я просил не отправлять меня в Гриффиндор.

— Немыслимо! — это уже другой голос. Он более звонкий и куда более эмоциональный, чем первый. — Сын Гарри Поттера, и не желает стать гриффиндорцем? Абсурд! Это все какой-то трюк, чтобы...

— Все не так! — не выдержал Альбус. — Я не такой, как папа, и уж точно не такой, как гриффиндорцы сейчас. По крайней мере, не хочу быть таким. И не уживусь в одной башне со Скиром, с его дружком Тичем... Да я с собственным братом едва уживаюсь, когда он начинает разглагольствовать о том, какие замечательные дела творят гриффиндорцы и сколько раз они надрали зад другим факультетам и в особенности Слизерину! — Альбус со свистом втянул воздух. В горле пересохло, за спиной стояли как минимум два совершенно незнакомых слизеринца и один Малфой, но младшего Поттера уже не мог остановиться. — Только они обожают всяческие шуточки над теми, кто не может дать им отпор. Это, видите ли, их невероятно забавляет... Да, я слабак! Как думаете, сколько времени им понадобится, чтобы понять две простые вещи: во-первых, я похож на Великого Героя Британии только внешне; во-вторых, никаких талантов, вроде квиддича или каких-то замечательных познаний хоть в чем-то, у меня нет? Идеальная мишень для отработки Заклинания Подножки или Парализующих Чар прямо в Башне, так сказать, по месту жительства!

Ни слова в ответ. Альбуса всего трясло — от холода ли, от волнения, а скорее всего, от всего сразу.

— Не хочу быть мальчиком для битья.

— Думаешь, оказавшись на другом факультете, ты будешь избавлен от чужих нападок? — поинтересовался первый голос. И тут же ехидно уточнил: — Или может, рассчитываешь на то, что тебя будут защищать другие?

Альбус опустил голову. Если бы папа увидел его в этой позе, то точно улыбнулся бы и спросил, почему Ал «опять собирается беседовать с тараканами». Такая вот была у них своя, домашняя, только для папы и Альбуса шутка... Но сейчас даже она не вернула бы младшему Поттеру расположение духа. Мерлин, он-то надеялся, что сможет хоть немного побыть нормальным студентом, если окажется не на Гриффиндоре, где от него сначала будут ожидаемо требовать невесть каких чудес, а потом отыгрываться на нем за свои обманутые ожидания... Он наговорил столько, что не расхлебать и за год. Уже нет никакой разницы, что и как он ответит.

Альбус опустил руку и повернулся — туда, откуда, как ему казалось, исходили вопрошающие голоса. Где-то там, скрытые ночными тенями, стояли слизеринцы. Рядом Люмос очерчивал круг света, в котором виднелись ботинки вестника и босые ноги Малфоя. Какая разница, терять уже все равно нечего...

— Ни на что я не рассчитываю. — устало ответил Альбус. — Просто я был рад, что Шляпа сочла меня пригодным для учебы на факультете, и это не было основано на заслугах моей семьи или на моей просьбе. Был рад, что она увидела во мне хоть что-то, позволившее распределить меня. Как оказалось, на Слизерин. Я только хотел стать его частью.

Он замолчал. Повисла ничем не нарушаемая тишина. И тут за его спиной послышалось шипящее: «Да, ты дос-с-стоин... Дос-с-стоин...», а в следующий момент Альбус ощутил, как его шеи касается нечто сухое, шелковистое, не холодное и не теплое, как оно спускается ниже... Змея с гобелена!

Он замер, а змея продолжила свой путь. Когда он обвилась вокруг его ног, Альбус вдруг понял, что вместо пижамы на нем форменная мантия со слизеринским гербом и изумрудным в серебряную полоску галстуком. Змея уползла к Малфою и по нему скользнула наверх, вернувшись на свой гобелен с его плеча. На белобрысом пижама тоже сменилась на более приличную одежду. К тому же на ногах у мальчишек появились удобные туфли.

А потом по сторонам от них начали зажигаться огни. В свете загорающихся один за другим Люмосов появлялись новые и новые фигуры в мантиях и масках. Всего их оказалось двадцать семь человек.

Чтец, главный из троих вестников, стоял в центре круга слизеринцев, держащих палочки с мерцающими огоньками словно свечи. Он откинул капюшон — и маска растворилась в воздухе. Перед ошеломленным Альбусом стоял вполне обычный парень — на вид лет четырнадцать, русые курчавые волосы, выступающий вперед подбородок упрямца.

— Эридан Термен, четвертый курс. Рад приветствовать вас в рядах Слизерина.

Он неожиданно тепло улыбнулся и отвесил полупоклон, на мгновение прижав кулак с зажатой волшебной палочкой к сердцу. Затем за его плечом вырос другой парень — громила, кажется, один из оставшихся вестников.

— Артур Аспер, шестой курс. — пробасил он.

Он повторил жест Эридана, и к ним присоединился третий оратор.

— Белинда Сфорца, седьмой курс.

Белинда была потрясающе красива. Когда она поклонилась — так же, как и парни — в ее движениях проскользнуло нечто по-военному четкое. Хотя ни один солдат не может похвастаться такой роскошной иссиня-черной косой, ниспадающей до пояса.

— Медея Розье, пятый курс. — эта девушка оказалась настолько пламенно-рыжей, что Альбус едва удержался от вопроса о родстве с Уизли.

— Феликс Шарпантье, шестой курс.

— Ликаон Монд, шестой курс.

— Катарина Шварц, третий курс.

Они называли свои имена по очереди. Не по алфавиту, не по старшинству курса — в точности в том порядке, в каком стояли, от центра, с Эриданом под номером один, к краям, справа и слева поочередно. Если в их расстановке и была система, то Альбус ее не заметил. Единственное, что настораживало, — среди них не было ни одного второкурсника. Интересно, почему?

Двадцать седьмой — высокий, спортивного вида брюнет — шагнул к центру.

— Александр Лефевр, седьмой курс. Рад приветствовать вас в рядах Слизерина.

Его голос был столь же выразителен, как и у чтеца Эридана. Но если Термен напоминал глашатая, то интонации Лефевра были воистину королевскими.

— В нашем лице вы найдете защитников и наставников, помощников и единомышленников. От вас требуется лишь одно: уважать и исполнять Кодекс Слизерина. Что же именно? Считать соучеников по факультету наравне с семьей, вне зависимости от испытываемых симпатий. Ложь использовать только с теми, кто не принадлежит факультету. Избегать проявления слабости перед кем бы то ни было, если это может нанести ущерб факультету. Знание почитать как источник силы и стремиться к его получению всеми доступными способами. Единственно невозможным считать поражение. Рассчитывать на собственные силы в первую очередь и на чью бы то ни было безвозмездную помощь — в последнюю. Имя использовать только в разговоре с близкими друзьями, которых не должно и не может быть много. Никогда не изменять самому себе, что бы ни пришлось изображать для других.

Александр умолк и жестом приказал мальчикам приблизиться.

— Отныне вы — часть факультета Слизерин. Несите звание слизеринцев с гордостью, что бы не говорили вокруг.

Он шагнул вперед и развернулся на пятках — так, чтобы в круг слизеринцев вошли Альбус со Скорпиусом и он сам.

— Мы переживаем не лучшие времена. У нас нет настоящего декана, наших старост не утверждают на их же заслуженные посты, количество учеников уменьшается с каждым годом, — проникновенно вещал он. — Мы давно не завоевывали Кубок Школы, с квиддичем тоже полный швах... — Видимо, последняя проблема печалила его настолько, что он несколько сбился с высокого штиля, но он взял себя в руки и с неменьшим воодушевлением продолжил:

— Но у нас по-прежнему есть наш факультет! Даже не так — мы и есть факультет Слизерин, факультет хитрецов и ловкачей, которые выходят сухими из воды, какая бы неприятность не случилась. Поэтому предлагаю отдать должное тому, что мы стали более живучими, упертыми и изворотливыми на целых два человека! За Поттера и Малфоя!

Он взмахнул палочкой, выпуская к потолку сноп серебристых и зеленых искр.

— За Поттера и Малфоя!

Утро началось с того, что в дверь барабанили с упорством дятла. Альбус завернулся в одеяло с головой. Зря он надеялся, что это его спасет.

— Семь утра. — донеслось с соседней кровати. — Любят же здесь ранние подъемы!

— Не выступай! — сочный бас из-за двери проникал и через одеяло, и через подушку. — Вам еще расписание получить надо! Да и Термен уже готов предложить всем очередную идею... Пятнадцать минут на сборы, пятнадцать минут на душ! Очередь ждать не любит!

На соседней кровати талантливо изобразили хрип повешенного, и в следующий же миг о пол ударили малфоевские пятки.

Придется вылезать из-под одеяла... Ну и холодина же в подземельях!

Душевая для мальчиков — пять раковин, пять кабинок и всюду зелень и серебро — казалась оазисом тепла. Горячая вода, похоже, для отопления подземелий не использовалась в принципе, а вся шла на мытье. Душистое мыло, слегка обжигающая замерзшую кожу вода, облачка пара... Вот только про пятнадцать минут не соврали ни чуточки. Альбус едва успел отогреться и намылиться, как вода просто-напросто иссякла. Он в недоумении подергал кран — никакого эффекта.

— Время вышло! — зеленая занавеска улетела, жалобно скрипнув кольцами креплений. Великан Аспер, задрапированный в исполинских размеров полотенце будто в тогу, удивленно свел брови на переносице.

— Не успел? Ладно, счас покажу, как у нас с таким справляются! Агуаменти!

Будь Альбус знаком с маггловскими изобретениями, он не нашел бы ничего более похожего на это заклинание, чем струя из брандспойта. Мыльная пена моментально была снесена напором воды — а с ней и чудесное ощущение тепла. Все-таки разогревать Агуаменти еще никто не научился...

— Краны заколдованы. На каждого студента — воды на четверть часа с утра и столько же вечером. К счастью, на раковины, унитазы и ванны старост это не распространяется. — хохотнул Аспер и занял кабинку.

Альбус мог только ожесточенно растирать себя полотенцем. Спина покраснела, как панцирь у вареного рака, а толку-то... Все равно холодно.

* * *

Кое-как справившись с галстуком, Альбус отправился в гостиную. В этот ранний час его занимали лишь две мысли: что на занятиях сидеть будет хоть чуть-чуть теплее и что его мантия помята лишь слегка и вообще это никого не волнует.

Общая гостиная порадовала горящим камином и слизеринцами почти в полном составе, притом каждую минуту кто-нибудь да творил Согревающие Чары. Малфой уже был тут и болтал ногами, сидя на подлокотнике софы (зеленой, разумеется). Альбус тоже присел на краешек, не до конца понимая, зачем понадобилось собирать весь факультет в такую рань. Тем более, что некому выдвигать такие требования, раз декана у Слизерина нет...

— Всем доброго утра. — Лефевр выглядел так, будто ему должны были с минуты на минуту вручить если не Орден Мерлина, то уж медаль «За заслуги перед Школой» точно. Шесть футов заслуженной гордости и немного величия. — Объявляю первое в этом году Ежеутреннее Собрание открытым.

«Мерлин мой, только не говорите, что так начинается каждое утро!» — пронеслось в голове у Альбуса.

— Для начала — немного скучных, занудных правил. Уверен, их будет полезно услышать и тем, кто с ними уже знаком. — при этом Лефевр бросил многозначительный взгляд в сторону Шарпантье и Монда. Их невинный вид, впрочем, не вселил в него особой надежды. — В Большой зал на завтрак и ужин идем всем факультетом, чинно и благородно. Впереди Термен и я, Сфорца и Аспер замыкающие, девушки и младшие в центре. Во время занятий в одиночку по школе не бродить. После занятий, если будете не в подземельях, сообщайте, где вас искать — черкните пару строк на пергаменте, приколите к доске у выхода. На неприятности не нарывайтесь — это относится и к гриффиндорцам, и к профессуре. — он перевел дух и улыбнулся. — Что ж, теперь, когда вводный инструктаж закончен, я не буду вводить вас в заблуждение, предлагая высказать вопросы и предложения — они не принимаются. Поэтому перейдем к назначению ответственных за разные интересные вещи. Итак, главный секретарь Слизерина — Медея Розье.

Дружные вежливые аплодисменты. Рыженькая встала с пуфика и церемонно поклонилась.

— Она обеспечивает нас бланками с расписанием, графиками уборки, тренировок и отработок. Разрешение на посещение Хогсмида тоже нужно сдать ей. Следующая должность — архивариус Слизерина — достается в этом году Катарине Шварц. — худенькая Катарина подскочила на месте и тут же залилась румянцем. — Ей в обязанность вменяется собирать сведения обо всем на факультете и за его пределами, а так же вести летопись факультета.

Под аплодисменты она опустилась на место, прошептав что-то вроде: «Почту за честь».

— Защитник Слизерина, по уже сложившейся традиции, един в двух лицах — прошу любить и жаловать, Белинда Сфорца и Артур Аспер. Единственное, о чем вас прошу — умерьте свой пыл и прекратите задирать несчастных гриффиндорцев. Шуток они не понимают, а гадостей доставляют изрядно. С октября предлагаю вам вести Дуэльный клуб.

Аспер пробасил: «С удовольствием!», а Белинда поддержала его кивком. Но у Лефевра остались еще новости:

— Как вы, вероятно, заметили, один активный участник нашего факультетского Комитета остался не у дел. Однако замена архивариуса не означает того, что предыдущий плохо справлялся со своими обязанностями. Причина в том, что я — вернее, мы, старшекурсники — решили предложить Эридану Термену должность Куратора младших курсов!

Это известие было встречено бурными овациями. Кто-то из угла крикнул: «Вперед, Эридан!», а из-за спины Аспера явственно доносились восторженные вопли. Только Термен стоял ошарашенный.

— Согласен ли мистер Термен принять назначение? — спросил Лефевр.

Эридан моргнул, будто не веря во все происходящее, а потом расцвел в счастливой улыбке:

— Благодарю за оказанное доверие! Рад стараться!

— Что ж, тогда — Поттер, Малфой — на ближайший год этот человек становится вам папой, мамой и старшим братом. Со всеми вопросами обращайтесь к нему. И помните, что Эридан несет за вас ответственность перед всем факультетом. Не подведите его!

Альбусу оставалось только присоединиться к малфоевскому: «Есть, сэр!». И вместе со всем своим факультетом отправиться на завтрак.

* * *

Потолок Большого зала был свинцово-серым, а горящие свечи смотрелись как насмешка над здравым смыслом на фоне косых струй заливающего замок ливня. Расписание, утверждавшее, что первокурсники должны после сдвоенного занятия по Чарам проследовать в теплицу номер три на Травологию, выглядело издевательски. Как промокшие первокурсники должны потом сидеть на Истории Магии, тоже оставалось непонятным.

Утешало Альбуса только то, что по такой погоде никакая сова не доберется до Хогвартса. Папа, конечно, говорил, что примет Ала студентом любого факультета, но вот мама... Или дядя Рон... И бабушка Молли... Нет, надо срочно научиться вырубать Громовещатели на подлете.

Завтрак проходил без происшествий. С гриффиндорского стола периодически бросали злобные взгляды в сторону змеиного факультета, но активных действий никто не предпринимал. Только ближе к концу трапезы к Лефевру подошел Дэвид Скир со товарищи — вроде как угрожал размазать слизеринскую команду в ближайшем матче — но слизеринец флегматично заметил: «Посмотрим» и вернулся к гренкам. Если уж на то пошло, гораздо больше эта выходка задела Альбуса — потому что Джеймс приберег для него свой фирменный взгляд а-ля «что это за ничтожество». Но это все ерунда, особенно в сравнении с Громовещателями. И драками. Они и дома тысячу раз ругались и дулись друг на друга, сидя по углам. Все рано или поздно образуется...

Но, как оказалось, это было только начало.

* * *

— Чары ведет профессор Флитвик, он из старой гвардии, у него еще ваши родители учились. — вводил ребят в курс дела Термен. — Объясняет от просто и доходчиво, любит курьезные истории вроде тех, где маг ошибается в заклинании или жесте и получает совершенно неожиданный эффект. Баллы у него получить просто — пять баллов тому, у кого первого получится заклинание. Снимать баллы он не любит, да и строгим его не назовешь. В общем, славный старичок. Он ростом не вышел, да и подслеповат уже, так что если начнется мелкое пакостничество, можете рассчитывать только на себя.

На этой радужной ноте они остановились перед дубовой дверью кабинета.

— Ну, ни пуха, — напутствовал Термен. — Если что, я на Трансфигурации, это в соседнем коридоре. Зайду за вами после пары.

И он быстрым шагом удалился — как раз, чтобы пристроиться к группе шестикурсников-слизеринцев. Похоже, из всех змеек на четвертом был он один.

— Что, готов показать себя этой публике? — шепотом осведомился Малфой и распахнул дверь.

* * *

Аудитория была светлой, несмотря на пасмурный день и отсутствие свечей. Три высоких, почти от самого пола до потолка, стрельчатых окна позволяли в полной мере насладиться видом на бушующую на улице бурю. Летом, в солнечные деньки, должно быть, сидеть тут невозможно. Из всей обстановки — пять полукруглых столов, расположенных ступенями, каждый последующий немного длиннее предыдущего.

— Первую парту не занимайте! — раздался звонкий мальчишеский голос. На самой верхотуре сидел замотанный в красно-золотой шарф по самые уши азиат. — У нас уже есть маленькая мисс Прилежание. Ее удар хватит, если придется переехать на задние ряды. К тому же там всего одно место.

Кажется, это он вчера представился как «Просто Чарли».

— ОК, не претендуем. — решил за двоих Малфой, примирительно поднимая руки. — Второй ряд кажется вполне подходящим. Давай, Поттер, ты справа, я слева.

Дверь хлопнула, и в класс вбежала еще одна представительница Гриффиндора. Золотистые кудряшки, прихваченные алой лентой, подпрыгивали в такт ее быстрым шагам. Школьная сумка, висевшая через плечо, казалась просто огромной для такой крошки, как она.

— Пожалуйста... Можно... — еще не отдышавшись, начала она.

— Никаких проблем, Ди, я занял ее для тебя. — Чарли энергично замахал ей со своего насеста. Похоже, руки для него были таким же важным средством общения, как и слова. — Первая парта, как ты и хотела.

— О, вот как... Спасибо. — она с опаской покосилась на слизеринцев и начала устраиваться на новом месте. Больше по сторонам она не смотрела и не обращала внимания даже на Чарли, который явно изнывал от желания поговорить.

— Профессор запаздывает. — протянул Малфой. — Или специально ждет, пока соберутся все заблудшие души.

— С чего ты взял... — Альбус отвлекся от пересчитывания стеклышек в окнах и повернулся к однокурснику. — Да откуда у тебя эти часы?

Малфой выразительно изогнул белесую бровь и изящным жестом уронил часы прямо в руки Альбусу.

— Отцовские. А знаешь, в чем их прелесть? Хоть это работа маггловского ювелира, они работают и в Хогвартсе.

Это были большие, почти с ладонь размером, серебряные часы на цепочке; римские цифры с четверкой из четырех палочек, ажурные стрелки. На крышке была какая-то гравировка, но Альбус не успел ее рассмотреть — дверь хлопнула снова, и Малфой одним незаметным движением спрятал часы. Учитывая, как ловко он это провернул, держа часы только за цепочку, Альбус решил, что трюк этот отрабатывался долго и тщательно.

На пороге стояли трое мальчишек. Русоволосый очкарик каким-то чудом удерживал три сумки сразу, а двое других не были обременены ничем, кроме волшебных палочек. При этом тот, что пониже, держал ее так, будто собирался атаковать. Тоже мне, дуэлянт нашелся!

— Оуэн, можно было не спешить. — нарочито громко обратился он к приятелю. — Наши сокурсники еще живы. Все тихо, мирно, никаких Непростительных заклинаний.

Малфой фыркнул себе под нос. Альбус пожалел, что не может так же спокойно относиться к дурацким шуточкам.

— Я думаю, даже Слизерин можно сделать цивилизованным, — продолжал этот умник. — Пара десятков лет в Азкабане кого хочешь выдрессируют.

Альбус наступил на ногу Малфою, судорожно сжавшему волшебную палочку. «Да не трону я этих идиотов!» — прошипел он в ответ. А первый из новоприбывших гриффиндорцев уже поравнялся со второй партой.

— Поттер, у всех бывают неудачные дни. Джейми рассказывал, что ты можешь быть тем еще рохлей, так что мы считаем, что ты просто не сумел убедить Шляпу. Ну, растерялся, переволновался, такое со многими бывает.

Он облокотился на стол, едва не задевая локтем нос Малфоя, существование которого, видимо, с этого момента решил игнорировать. Он пристально смотрел прямо на Альбуса — тот даже мог пересчитать темные крапины в голубых глазах гриффиндорца.

— Мы понимаем, что всякий может допустить ошибку. Поэтому, принимая во внимание, кто ты, мы готовы дать тебе еще один шанс. Ну-ка, Крисси, озвучь! — он наконец оторвал свой взгляд от Альбуса и повернулся к нагруженному очкарику.

— Х-хорошо. — его голос звучал неуверенно, будто он не привык говорить. — Моя семья держит книжную лавку в Кардиффе. Папа специализируется на старинной литературе, поэтому у нас есть...

— Ближе к делу, Крисси! Не будь занудой!

Очкарик нерешительно поднял глаза на сокурсника, шмыгнул носом и продолжил:

— В изданной в шестнадцатом веке «Истории Хогвартса» есть глава, оговаривающая правила обучения. Это даже не столько история, сколько правовой документ...

— Короче, Крисси!

— Да, да, понял. Первоначально в Хогвартсе учились те, кого выбрали Основатели и с кого они взяли Клятву Послушника. Она обязывала одного — учить всему тому, что знает сам, а другого — на время обучения во всем подчиняться учителю; после же один из учеников, взятых в один год, должен был остаться слугой волшебника навсегда. Так делали все волшебники, потому что Клятва пресекала возможное предательство в ту смутную эпоху, когда магл шел против магла, волшебник против волшебника, и маглы верили в магию и боялись ее — но не настолько, чтобы бояться убить волшебника. Так продолжалось довольно долго, но сэр Майкл Скотт выступил против этой практики. Если человека с даром волшебника не учить, его сила будет искать выход — в виде стихийной магии, как это бывает у детей. Но чем старше волшебник, тем больше его сила, и однажды она может просто разорвать его изнутри... Сэр Майкл Скотт сказал, что это бесчеловечно — обрекать волшебника на смерть только потому, что он не хочет стать слугой. И тогда Когтевран придумала, как изменить старую клятву: она заменила верность человеку на верность идее. Также она уточнила: то, во что верят дети, и то, во что верят взрослые — разные вещи, и это нормально, потому что по мере взросления происходит переосмысление всего. Так что они смогли освободить связанных Клятвой Послушника учеников. А потом Гриффиндор заколдовал свою шляпу для распределения, чтобы ни у кого не было соблазна взять клятву лично. Теперь волшебники могли учиться, не опасаясь того, что их убежище выдадут, а покидая Хогвартс, могли избрать свой путь; а если чувствовали необходимость продолжить обучение, всегда могли вернуться и снова, надев Распределяющую Шляпу, присягнуть на временную верность Дому.

— Ближе к делу! Как именно разрушить клятву?

— Распределяющая Шляпа использует принцип Измененной клятвы. Если в присутствии представителей четырех Домов, то есть факультетов, сказать, что готов покинуть стены Хогвартса, магия Клятвы освободит тебя от всех обязательств перед твоим нынешним Домом. Никакого ограничения по времени дачи новой клятвы нет, понадобится только Распределяющая Шляпа, которой и надо высказать, во что ты теперь веришь.

Рассказ вышел длинный и странный. Альбус посмотрел на Малфоя — тот замер как мраморная статуя, такой же бледный и отрешенный. Возможно, эта история не была для него новостью. Возможно, он решил демонстрировать полное безразличие к гриффиндорцам — вон, даже палочку убрал.

Тот задира-заводила, командовавший Крисси, выжидающе уставился на Альбуса.

— Ну же, Поттер! Ты понимаешь теперь, что можешь занять подобающее тебе место? Всего одна фраза... Можешь позвать свою пуффендуйскую кузину и, когда придет Флитвик, избавиться от змеиной шкуры.

О какой пуффендуйской кузине он толкует, Альбус не понял. Профессор Флитвик, видимо, был за представителя Когтеврана.

— Значит, одна фраза... — задумчиво произнес Альбус. — Вы знаете, это мне не подходит. Извините.

На этот раз изумление отразилось даже на бледной физиономии Малфоя. А что до гриффиндорца, так он попросту замер с раскрытым ртом. В очконосном взгляде Крисси, брошенном из-под русой челки, промелькнул живой интерес. А Просто Чарли, судя по звукам, рухнул со стула.

Наконец, голубоглазый нашелся с ответом.

— Ты понимаешь вообще, что творишь? — неожиданно спокойно поинтересовался он.

— Прекрасно понимаю. Слизерин полностью меня устраивает.

Дверь хлопнула последний раз, и в аудиторию бодрым колобком вкатился профессор. Он пребывал в замечательном расположении духа и сгустившегося в воздухе напряжения не заметил.

— Доброе утро, класс! Я профессор Флитвик, и ближайшие семь лет мы с вами будем постигать сложную, но в то же время прекрасную науку Чар. А теперь давайте мы с вами познакомимся... Где же список, он был где-то здесь... Надеюсь, мы с вами станем добрыми друзьями...

— Даже не сомневаюсь. — прошипел с третьей парты голубоглазый. — Ты еще пожалеешь о сегодняшнем дне, Альбус Поттер.

* * *

Профессор Флитвик был подслеповат, глуховат и слишком влюблен в свой предмет, чтобы замечать что-либо, творившееся вокруг. Он так и не нашел список, так что ему пришлось поднимать всех по одному и составлять новый. Оказалось, что Крисси на самом деле звали Кристофером Уоллордом, а голубоглазого задиру — Айвором Ренчем. Третий был Оуэн Присколл, и самым примечательным в нем было то, что он пока не произнес ни слова в адрес слизеринцев.

Потраченное на список время позволило еще двум девчонкам с Гриффиндора, Эвелине и Агнес, влететь в класс как раз к началу объяснения темы. Они заняли четвертый стол, вынудив невысокого Чарли сдвинуться на середину — с краю весь обзор ему закрывала короткая, но пышная стрижка Эвелины.

Профессор Флитвик увлеченно рисовал на доске схему пассов, необходимых для Чар Левитации, и не видел, как пропитанные чернилами комочки пергамента летят в спину Альбуса безо всяких заклинаний.

Он не видел, как подцепленная на линейку чернильница — все же между столами был достаточно большой зазор — избавляется от своего содержимого прямо над мантией Малфоя.

Завершив свое выступление у доски, профессор обернулся к классу и с добродушной улыбкой сказал:

— Я раздам вам перья, и вы можете начинать свое первое практическое занятие. Помните: кисть вращается легко и резко. Когда движение получится таким, как должно, вы можете повторить его с заклинанием: Вингардиум Левиоса.

Профессор взмахнул палочкой, и орлиные перья с его стола поднялись в воздух.

— Маловероятно, что у вас получится на первом же занятии, так что не отчаивайтесь. Мы продолжим в следующий раз. Вы как раз напишете эссе о параметрах, ограничивающих применение этого заклинания. Также мы будем изучать влияние массы и размера предмета на структуру заклинания. Но что-то я забегаю вперед, разбору каждого этих обстоятельств будет посвящено отдельное занятие. А теперь можете приступать!

И он, напоследок улыбнувшись, исчез за горой сваленного на столе пергамента.

Первокурсники молча махали палочками все с большим ожесточением. Уже через пять минут начались робкие попытки повторить заклинание. Вскоре все, кроме бросавшей полные осуждения взгляды Дианы, в голос кричали: "Вингардиум Левиоса!" — правда, без особого эффекта.

— Давай по очереди — один делает, другой ищет ошибки. — с усталостью предложил Малфой. Он уже слегка раскраснелся, а светлые пряди липли к вспотевшим вискам. Альбус подозревал, что выглядит не лучше.

— Давай. Ты начинаешь. — согласился Альбус, и они развернулись лицом друг к другу. Перо легло на освободившийся малфоевский стул. Что бы там не говорил профессор Флитвик, а любому здесь хотелось, чтобы заклинание получилось именно сегодня. — Вот, здесь: у тебя палочка указывает в пол, когда ты заканчиваешь пасс. Мой черед: Вингардиум Левиоса!

— Слишком мягко. Может, потому что медленно? Попробуй более отрывисто. Вингардиум Левиоса!

На этот раз перо подпрыгнуло над столом. Хоть какое-то оживление. Альбус потеребил кончик носа. Ну же, сосредоточься! Он поднял палочку и…

— Вингардиум Левиоса! — Малфой гаркнул так, будто был болельщиком на кубке Мира. Сзади что-то глухо хлопнуло.

Альбус обернулся. Позади него обложкой кверху лежал переплетенный в бурую кожу том «Теории Магии». Озадаченный Альбус поднял книгу. От удара у нее перекосило корешок, и некоторые страницы держались теперь на честном слове. Весь курс Чар — вот же тяжелая книженция!

— Мистер Малфой, минус десять баллов Слизрину! Я рад, что у вас получилось, но нельзя же так бездумно использовать свои таланты! — профессор Флитвик выглядел разочарованным. — Вы могли травмировать своих однокурсников! Я был о вас лучшего мнения.

«Теория Магии» символично открылась на главе «Чары Снохождения как преобразование теории некромантии». Альбус пролистал книгу. Так и есть — на форзаце надпись: «А.Ренч».

— Профессор... — поднял руку Альбус.

— Я понял, профессор. — перебил его Малфой. — Сожалею о случившемся.

Взгляд Флитвика слегка потеплел.

— Хорошо, мистер Малфой. Возвращайтесь к занятиям. Вы что-то хотели, мистер Поттер? Все в порядке?

— Э-э-э... Да, все хорошо. Я хотел выйти, но уже передумал. Простите за беспокойство.

За окном сверкнула молния. Почты сегодня точно не будет. С другой стороны, и соблазна пожаловаться отцу — тоже.

— Ты слишком мягко поворачиваешь палочку. — прозвучал голос Малфоя как ни в чем не бывало. — Смотри сюда. Я покажу в замедленном темпе.

Альбусу пришлось-таки отвлечься на Малфоя. Он и впрямь начал выделывать пассы палочкой. Спокойно. Уверенно. Будто ничего и не случилось.

— Эванеско! — Эридан Термен ничуть не удивился, увидев капающие с капюшона малфоевской мантии чернила. — Ну, как вам первый урок? С гриффиндорцами всегда так. Хороший вариант — вы не замечаете друг друга. Неприятный, но не самый худший вариант — устраиваете всяческие гадости за спиной преподавателей.

— Хотел бы я знать, что в твоем представлении — худший. — пробурчал Скорпиус. — Их шалости отдают членовредительством, а мы предстанем исчадиями ада, если хоть заикнемся о каком-нибудь ерундовом сглазе. Ну, по мелочи — Фурункулюс, допустим, или Дантисимус...

Термен лишь тяжело вздохнул.

— Поверь, есть и хуже. В их распоряжении остается такой метод, как полномасштабная травля. Весь факультет, от зеленых первокурсников до выпускников этого года, против одного-единственного человека. Причем не просто нападают всякий раз, когда встретят, нет; они целенаправленно ищут свою жертву... Мерлин великий, я искренне надеюсь, что вы оба избежите этой участи. А насчет сглазов — напомни-ка мне, Малфой, каков девиз Хогвартса?

— «Не буди спящего дракона». — уныло отчитался белобрысый. — Я понял.

— Вот и чудесно. А теперь кто из вас, господа, признается: по чьей вине Флитвик обозлился настолько, что скинул аж десятку с нашего счета? Кто провинился?

— Я! — выпалили мальчишки в один голос и недоуменно уставились друг на друга.

— Вообще-то, баллы сняли с меня. — сказал Малфой.

— Но если разобраться, все произошло из-за меня. — возразил Альбус.

— Флитвик решил, что я левитировал учебник, чтобы пробить им чью-нибудь голову. — пояснил белобрысый. — А преподаватель всегда прав.

— Да, но на самом деле этот кирпич летел в меня, а он просто его отбил. — уточнил Альбус. — И это я вывел Ренча из себя.

— Он и так был не в себе. И десять несчастных баллов — невелика цена за то, чтобы мозги Поттера оставались на месте.

— Но это я послал его...

— Поттер, если в твоем представлении это называется «послать», то мне придется написать словарь, чтобы окружающие тебя понимали.

— К твоему сведению, я...

— Так, ребята, брейк. — перебил их Термен. — Что так удивленно смотрите, это боксерский термин... Или для меня тоже словарь напишешь?

Скорпиус опустил глаза. Воплощение скромности, не иначе!

— В общем, так. На баллы плевать — кубок школы нам выиграть все равно не дадут. Но если вы будете привлекать слишком много внимания, рано или поздно схлопочете отработку. Оттирать утки в Больничном Крыле я бы вас и сам отправил — чтобы не делали лишних глупостей, но вот если вас отправят к профессору Криви... Он ведет магловедение и ненавидит слизеринцев. Всех до единого. Он также люто ненавидит зельеварение, нашу квиддичную команду, опубликованные слизеринцами статьи в «Магическом обозрении» и зеленый цвет. А еще директор МакГонагалл на его стороне. Кажется, его брат погиб в Битве за Хогвартс, а она тогда отвечала за эвакуацию... Не знаю подробностей. Но если вы ему попадетесь, ничего хорошего не ждите.

Малфой переменился в лице.

— Криви? Ты имеешь в виду Дэнниса Криви? Он учился в маггловском институте, получил степень бакалавра по психологии... Работал у магглов...

— Да, это он. — кивнул Термен. — Но откуда ты его знаешь?

— Слухи. — пожал плечами Малфой. — Давайте уже пойдем, не следует опаздывать на занятия, даже если это Травология.

— Верно. — согласился Эридан. — Один момент, только водоотталкивающие чары наложу. Импервиус! — указал он на мантию Альбуса.

Проходившие мимо девочки захихикали. Красные мантии, метлы на плечах — это даже в такой ливень... Гриффиндорская сборная по квиддичу, не иначе. Блондинка что-то сказала своей подруге, они обе покосились на слизеринцев и опять захихикали. «Тренируют Непростительные на своих первокурсниках» — отчего-то промелькнуло в мыслях у Альбуса. Или острый слух всего лишь доставил ему ненужную информацию?

— Заклинания хватит примерно на полчаса. Будете уходить, обновите чары. — Термен был невозмутим. — Это просто: палочкой в небо, потом параллельно земле, потом на предмет. Импервиус.

Уже около ворот, когда Термен указал им на собирающего группу профессора Лонгботтома и ушел, Альбус решился задать интересующий его вопрос.

— Откуда ты знаешь профессора Криви?

— Сказал же — слухи. — Малфой явно был не в настроении отвечать. Но человек, известный только понаслышке, не может внушать такой ужас, верно? Так что Альбус продолжал выпытывать:

— А если честно?

Малфой смерил его тяжелым взглядом.

— ОК, давай честно. Не только слухи. — он отвернулся и первым шагнул под дождь.

* * *

Невилл любил свое дело так же страстно, как и профессор Флитвик. Будь эта пара совместной с Гриффиндором, Альбус давно коротал бы время в одном горшке с какой-нибудь мандрагорой. Но Травология была совместной с пуффендуйцами, и полностью соответствовала характеристике, данной с утра Артуром Аспером: «Эти ребята безобидны, так что слушайте профессора и будьте лапочками. Начнут на вас глазеть, как в зоопарке, — не обращайте внимания. Будут шарахаться, как от зачумленных, — тоже не принимайте близко к сердцу, пуффендуйцы — ребята зашуганные». Он тогда еще взглянул на их оформленный в канареечных и черных тонах стол и хмыкнул: «Будет совсем невмоготу — разрешаю пару баек про быт и нравы слизеринских подземелий. Надо же наш великий и ужасный имидж поддерживать!»

Пуффендуйцев было семь — четверо мальчишек и три девочки. А среди них — Роза Уизли. Альбус сначала глазам своим не поверил, когда она стянула с себя капюшон желтого дождевика. В голове не укладывалось, как Розочка, та самая Розочка, которая в один присест могла прочитать толстенную энциклопедию и которая с девяти лет владела основными бытовыми заклинаниями лучше собственного отца, могла оказаться на этом факультете. О ней же едва не с младенчества говорили, что ей прямая дорога на Когтевран...

Да и не выглядела она особо счастливой. Две другие девчонки весело щебетали между собой, мальчишки тоже что-то обсуждали — и Роза вполне могла поддержать беседу! Да, может, она и любила ввернуть в разговор что-нибудь эдакое научное, недавно прочитанное; может, она иногда и говорила заумно — но она никогда не отказывалась пояснить сказанное и никогда не зазнавалась (ну, насколько это возможно). Она ладила со всей многочисленной родней, от несмышленышей-младенцев до старой перечницы двоюродной бабушки Мюриэль! В общем, с ней вполне можно было иметь дело. Так почему она совершенно одна?

Невилл, то есть профессор Лонгботтом, все говорил, говорил, говорил... О Дьявольских силках и бубонтюбере, о мандрагорах и асфоделе, о Диком цапне в теплице номер четыре, куда пока ни стоит заходить, и о китайской Жующей Капусте... Наконец, он подробно рассказал о том, как ухаживать за Трепетливыми кустиками — и разрешил приступать к практическому заданию.

— Для вас выделено три грядки. — улыбка на загорелом лице сияла ярче летнего солнца. — Выходит, разделитесь по трое и пересадите в грунт эту рассаду. За две недели у кустиков должны вызреть плоды; вот тогда-то мы их соберем и... Впрочем, об этом позже; давайте работать!

И на этой радостной ноте он развернулся и ушлепал в дальний конец теплицы, чуть поскальзываясь в своих растоптанных сапогах на влажной глинистой почве. Это все было неважно — его внимания жаждала Говорливая Гортензия...

Пуффендуйцы нерешительно переглянулись и в полном молчании разошлись — трое мальчиков за первую грядку, за вторую — две девочки и четвертый мальчишка; кажется, он был братом одной из них. Оставшаяся в одиночестве Роза Уизли подобрала совок и подошла к слизеринцам:

— Вы, надеюсь, не против моей компании?

* * *

— По крайней мере, сов по такому ливню никто не отправит, — мрачно заметила Роза. — Я всю ночь не могла заснуть: в красках представляла, что за Громовещатель состряпает папа. Точнее, он составит, а мама заколдует...

— Но это же твой факультет, — робко вклинился в поток печальных рассуждений Альбус. — Нельзя осуждать человека за то, на каком факультете он учится.

Малфой фыркнул куда-то в сторону, но промолчал. Альбус свирепо (ну, так ему показалось) зыркнул в его сторону и продолжил:

— Папа сказал, что это неважно. Если тебя распределили на факультет, значит, там появился отличный ученик, вот и все.

— Да уж конечно. — вздернула носик Роза. — Можно подумать, ты до потолка прыгал, когда попал на Слизерин.

— Я вот был рад. — заметил Скорпиус, ни к кому будто бы не обращаясь. — Там люди, по крайней мере, не задирают первокурсников.

Теперь на него недовольно скосилась Роза. А Альбус решился признаться:

— Честно говоря, мне это нравится.

— Да неужели? — голос кузины так и сочился недоверием.

— Сначала я боялся, что Шляпа направит меня на Слизерин. Прямо-таки до дрожи во коленках. Представлял, как вытянется лицо у Джейми, как расстроится мама, а главное — как посмотрит на меня папа... Я рассказал ему, перед тем, как сесть на поезд — а он сказал, что это неважно. Рассказал про свое распределение и про то, что Шляпа может учесть мое пожелание. Я хотел попросить ее направить меня в Гриффиндор, но потом... Знаешь, не все, кто там учится, ведут себя как настоящие гриффиндорцы. И я понял, что по-настоящему никогда не хотел оказаться с ними. Раньше я мечтал о другом Гриффиндоре. Наверное, это был родной факультет папы и мамы, или даже бабушки, дедушки и Мародеров... Но это точно не сегодняшний Гриффиндор, а раз так — лучше я доверюсь выбору Шляпы. По крайней мере, я знаю, что точно достоин учиться на Слизерине. Именно я, а не мои предки или мой папа...

— Знаешь, Поттер, это чудесная история о личных достижениях, но с девчонками это обычно не работает. — оживился Малфой. — Они больше разбираются в чувствах, в том, почему кто-то поступил так, а не иначе... Я тоже могу рассказать кое-что.

— И что же? — воинственно сверкнула глазами Роза. — Я прямо-таки сгораю от нетерпения! Что же поведает нам великий знаток женских душ Малфой?

— Благодарю за оказанную честь. — Скорпиус опять вошел в роль и галантно поклонился. Его грации не испортило ни мешковатое одеяние, ни положение на корточках. — Внемлите же словам старинной притчи.

Голос его стал глубже, на лице появилось выражение возвышенной отрешенности — не знай Альбус, как легко и непринужденно его однокурсник меняет маски, решил бы, что им завладел дух какого-нибудь барда.

— В одной далекой горной стране жил-был Король. Он правил мудро, и страна его процветала. Однако же счастливым назвать его нельзя: он был уже стар, а его единственная дочь была слишком юна и наивна, чтобы править страной. И вот он заболел, да так тяжело, что стало ясно: скоро страна погрузится в траур. Он был так слаб, что не мог подняться с постели, и всю его работу — составление указов, заседания в суде, распределение налогов — взяли на себя его министры.

— Похоже, королевство и без него не развалится, — заметила Роза. Возражала она, похоже, из чистого упрямства.

— О нет, к несчастью, нет. Если бы соседние королевства узнали, они непременно бы напали на эту страну. И, конечно же, они начнут войну, когда старый Король умрет. Их не остановят ни ущелья, ни горные кручи; они заставят своих магов проложить путь через горы, и полчища их свирепых наемников заполнят улицы столицы. Они сожгут дворец, а вместе с ним и всю знать. Они вздернут на виселице последних выживших солдат, защищавших свой город, как будто они бесчестные воры. Они закуют в цепи несчастных горожан и отправят их в серебряные рудники, где им останется лишь два выхода: умереть или навсегда повредиться рассудком, вдыхая пары очищающей серебро ртути. А принцесса... Участь принцессы столь же печальна: если она не хочет стать наложницей, игрушкой в руках завоевателей, ей придется лишить себя жизни. — Малфой нагнетал обстановку с умением бывалого рассказчика. — От таких мыслей Королю становилось еще горше. Но придворный Чародей, лучший среди мастеров волшебного искусства, сказал: "Звезды открыли мне, что раз в столетие становится возможным попасть в самое сердце Горы. Недра земли скрывают пылающий уголь и душистую соль, благородные металлы и сияющие самоцветы, но истинное сокровище принадлежит Гранитной Госпоже. В ее катакомбах есть источник, в водах которого, мерцающих, как звезды в летнюю ночь, скрыты две чаши. Это древнейшая пара артефактов, созданная первыми волшебниками, чьи секреты безвозвратно утрачены. Стоит лишь испить из чаши — воды, вина, чего угодно — как обнаружится эффект. Одна чаша несет в себе смерть, неотвратимую и беспощадную. Нет на земле средства, чтобы спасти того, кто сделал хоть глоток из нее. Но другая, другая чаша — она способна возродить и того, в ком жизнь едва теплится. Она есть противоядие от любой отравы и эликсир, излечивающий любые раны. Единственное условие — человек может стоять на пороге смерти, но не должен еще пересечь его. Лишь сердце остановится и отлетит душа, то никакая магия чаши не поможет вернуть его к жизни." "Пусть ты и прав, Чародей, — прошептал Король. — Но как добыть чудесную чашу?" "О, это нелегко, Ваше Величество, — печально ответил Чародей. — Двое должны войти в катакомбы и выдержать там три испытания. Только тогда они смогут принести чашу. Но вход откроется лишь для двоих, кто скажет заветное слово, и закроется за ними, только лишь они войдут. Они не смогут вернуться без чаши, и никто не сможет прийти им на помощь. И у нас есть только одна попытка — такой шанс выпадает лишь раз в сотню лет."

— Обычный героический поиск. Какая тут связь с распределением и факультетами? — воскликнула Роза.

Малфой поднял указательный палец, призывая к молчанию.

— Король на мгновение задумался. "Кого же следует выбрать для этого подвига? Могучих воинов? Ученых мужей? Верных слуг? В чем заключаются эти испытания и почему нужны именно двое?" "Никто не знает этого, Ваше Величество, — покачал головой Чародей. — Но древние книги открыли мне, что Гранитная Госпожа связана клятвой: сама она не может ранить или убить никого из смертных, и не вправе приказать подобное своим слугам. Но она мастерски наводит иллюзии и любит загадки. Она никогда не лжет, но и не говорит всей правды. Ей нелегко понравиться, но она благоволит смекалистым и находчивым. Что же касается числа испытуемых — один должен пойти по левому коридору, другой по правому. Если они окажутся достойными, то встретятся у источника и смогут забрать чашу." Король вздохнул. "В таком случае, я знаю двоих, кто достаточно умен, чтобы решить ее загадки, и достаточно рассудителен, чтобы не попасться на ее уловки. Позовите ко мне рыцарей Алой и Белой Розы."

Малфой на миг умолк, будто бы переводя дыхание — а на самом деле подогревая интерес слушателей.

— По слову Короля рыцари прибыли во дворец. На гербе на плаще первого была алая роза, на плаще другого — белая. Их доспехи были просты, мечи без украшений, а на плече у каждого была котомка, в которой лежало все необходимое для похода. Чародей рассказал о том, что им предстоит, и каждый лишь молча кивнул в знак согласия. Тогда Чародей, нисколько не медля, сотворил портал и доставил рыцарей к подножию горы. Он шепнул заветное заклинание каждому из рыцарей, и на рассвете по их слову в горе открылся проход. Они зажгли факелы и отправились каждый в свою сторону — Алая Роза налево, Белая Роза направо. А Чародей сел на камень и приготовился ждать.

Альбус старался окапывать корни Трепетливых кустиков. Он то и дело ловил себя на том, что прекращает работу, прислушиваясь к истории. С другой стороны, Роза настолько увлеклась рассказом, что давно отложила совок. Один Малфой заливался соловьем, не забывая выполнять задание.

— Каменные коридоры сплетались, образуя лабиринт. Кое-где его тоннели расширялись, образуя подземные залы; кое-где сужались, да так сильно, что рыцари были вынуждены оставить все свои латы, чтобы продолжить путь. Им встречались и дикие звери: одни трусливо бежали от огня, другие нападали, словно их направляла сравнимая лишь с человеческой жестокость. Среди них были и черные медведи, и горные львы, и грифоны... Но рыцари неплохо владели мечом и кинжалом, и остались целы и невредимы.

Вдруг Алая Роза услышал плач. Может, это Гранитная Госпожа пытается обмануть его? Он продолжил движение, и плач постепенно утихал. Но он оборвался, так и не затихнув — был прерван звуками ударов и криками. "Пусть я и пожалею об этом, но я не могу не вмешаться," — подумал Алая Роза и бросился назад. Потерять путь он не боялся: ему велено держаться левой стороны, так что он рано или поздно вернется и продолжит путь. Он побежал на крики и увидел девушку, которую мучил горный тролль. Он был непохож на обычных троллей: он был крупнее, чуть менее зарос шерстью и был одет — пусть это и грубо выделанная шкура, повязанная на манер килта, но это была настоящая одежда, а горные тролли, как известно, слишком глупы, чтобы делать одежду. Их хватает только на суковатые дубины. Алая Роза издал боевой клич и напал на тролля. Тот бросил девушку и принял бой. Меч против хлыста и дубины, человек против чудовища. Рыцарь отрубил троллю голову и приблизился к девушке. На ее заплаканном лице появилась робкая улыбка — и девушка... растаяла в воздухе. Что за чертовщина! Алая Роза вытер свой меч о шкуру тролля и вернулся на прежний путь.

Альбус передернулся, как если бы все это происходило на его глазах, и устроился поудобнее, готовясь слушать дальше.

— В это время Белая Роза остановился у очередного зала. Пещера представляла собой ужасное зрелище: всюду кровь и копоть. Похоже, здесь обитали разбойники. Они пригнали сюда похищенных людей, собираясь впоследствии продать их как рабов — ужасная, но обычная для малообжитых мест практика. Но один из захваченных — видимо, торговцев — в отчаянии поджег полную бутыль греческого огня...

Запах гари еще совершенно не выветрился. На том, что когда-то было дорогими расшитыми коврами, догорал огонь. Но самое страшное, что еще слышались глухие стоны...

Альбус судорожно сглотнул. Где бы Малфой ни читал эту историю, это были явно не сказки на ночь.

— "Гранитная Госпожа — несравненный мастер иллюзий. Ей ничего не стоит создать такое. С другой стороны, это может быть одна из настоящих пещер на моем пути, куда Госпожа специально вывела меня, скрыв ее истинный выход." Белая Роза оглядывал место трагедии, пытаясь разгадать загадку. "Что от меня требуется? Пройти испытание. Если эта пещера — мое испытание, то это иллюзия. Если же нет — место гибели преступников, которые согласно законам нашего королевства, заслуживают казни. С этим можно разобраться позже. Следовательно, правильный ответ — продолжать движение." И он пошел вперед, прикрыв глаза и полагаясь только на осязание и слух, ибо невозможно было увидеть в этом жирном черном чаде, если кто-то из гипотетически чудом уцелевших разбойников решится напасть. Но Белая Роза пересек зал, и с ним ничего не случилось. Он снова шел, держась правой стороны коридора. По-прежнему попахивало гарью — но слабо, только от плаща рыцаря. Позади Белой Розы уходил в темноту точно такой же коридор, как и впереди. Наконец, оба рыцаря встретились. Их пути окончились в огромной пещере, стены которой были покрыты кристаллами кварца. Она походила на ледяной дворец, и в центре ее журчал изливавшийся в кварцевый бассейн источник. На дне его что-то темнело... Внезапно пламя факелов стало сине-голубым.

— Я вижу, вы все-таки добрались сюда. — сказала женщина, прекрасная как алмаз и холодная как гранит. От нее веяло величием истинной знати и мудростью сотен веков.

— Мы сожалеем, что нарушили ваш покой, Госпожа, — с галантным поклоном ответил Белая Роза. — Но мы не сделали бы подобного, не будь у нас веской причины.

— Чего вы хотите, смертные? — со скучающим видом спросила она. — Вам мало сокровищ, которые вы вырываете из плоти матери-земли? Или, быть может, вы мните себя выше материального и пришли сюда и поисках сокровенных знаний?

— Нет и нет, Госпожа. — поклонился Алая Роза. — Мы осмелились просить у вас чашу...

— Ах, всего лишь? — расхохоталась женщина. — Полноте, я могла бы вознести вас над всеми смертными этого мира! Но вы просите чашу, одну лишь чашу!

Ее смех был завораживающе ужасен. Но вот она успокоилась.

— Что ж, воля ваша. Обе чаши вы найдете на дне бассейна. Он неглубок, достаточно опустить руку, и вы их достанете. Но, — она искривила губы в подобии улыбки, — на вид чаши абсолютно одинаковы. Смертоносная Чаша или Чаша Жизни — мне все равно, что вы выберете. Я даже не могу их отличить. Единственное, о чем я обязана вас предупредить — вы можете забрать только одну, иначе не сможете вернуться.

Рыцари переглянулись. Как же выбрать чашу? Может, Гранитная Госпожа, по своему обыкновению, открыла им правду, но не всю? Что, если это третье испытание?

— Они одинаковы на вид, но может, у них есть отличия в чем-то другом? — спросил Белая Роза.

— Они действуют совершенно противоположным образом. — прозвучал ответ.

— Это все существующие различия?

— Да. Единственный путь — выпить из одной из них и посмотреть, что случится. Смертоносная Чаша работает молниеносно.

— Что будет, если из Чаши Жизни выпьет здоровый человек? — спросил Алая Роза.

— Она все равно подействует. Редкий человек может похвастаться совершенным здоровьем. Чаша исцелит его от всех недугов, и явных, и скрытых.

— Можно ли проверить действие чаши на животном?

— Можно, но обе чаши оказывают свой эффект только на людях.

Алая Роза вздохнул и обратился к товарищу:

— Быть может, нам следует положиться на удачу?

Тот покачал головой.

— Можем ли мы выйти из этого зала и привести других людей? — спросил Белая Роза у Госпожи. Она рассмеялась и погрозила ему пальцем:

— Нет-нет, хитрец! Этот зал — цель вашего путешествия по катакомбам. Ваш путь окончен. Выйти из зала можно только с чашей, и вернуться в этот зал вы больше не сможете... Даже если проживете еще сотню лет и снова попробуете прийти сюда.

Алая Роза снова воспрял духом.

— Какие еще ограничения есть у чаш и у этой пещеры? Назовите их все!

— Не так много, как тебе хотелось бы, милый рыцарь. Прийти сюда могут двое, не больше и не меньше, лишь раз в своей жизни, и такая возможность есть только раз в сотню лет. Двое начинают путь в одной точке, следуют каждый своим путем, встречая на нем каждый свои испытания, и заканчивают его в одной точке. Они могут взять отсюда только что-то, на их обоих только одно. Уйти отсюда можно, только взяв что-то. Не обязательно вещь — например, один смельчак потребовал у меня поцелуй, чтобы он со своим товарищем мог наконец вернуться домой... Все, что здесь есть, можно только унести отсюда — вам не помогут ни чары, ни порталы. Воровство невозможно. Ни одна вещь здесь не поможет вам достать, или создать, или испортить другую. Все вещи разные, и ни одна не дает такого же эффекта, что и другая. Вот и все.

Надежда оказалась тщетной.

— Видимо, нам придется выбрать наугад. — с грустной улыбкой сказал Алая Роза.

— Тебе часто везет, как мне говорили. — ответил Белая Роза. — Выбирай.

Алая Роза медлил.

— Не бойся, если не повезет, я не скажу во дворце, что ее выбирал ты. Мы будет отвечать за это вместе.

— Ладно. Я сделаю это. — решился Алая Роза. — Только тогда думай о хорошем: например, как мы разделим славу от этого приключения...

Он закатал рукав и, зажмурившись, вытащил из источника первую попавшуюся чашу.

— Вот эта! — крикнул он.

А Белая Роза вонзил ему в грудь кинжал. Он аккуратно опустил тело Алой Розы и прислонил его к стене. Поднял упавшую на пол чашу...

— Ловко ты его! — усмехнулась Гранитная Госпожа. — Кажется, у вас, людей, такое принято осуждать...

— Это было правильное решение. — ответил Белая Роза, набирая в чашу воды из бассейна. — Единственно правильное.

Малфой замолчал.

— Ну так что же дальше? — набросилась на него Розочка. — Он смог оживить Алую Розу? Он смог?

Скорпиус только улыбнулся краешком рта.

— Никто не знает окончания их истории. Но теперь я могу сказать, что ты попала туда, куда и должна была.

— Что? Да как... — растерялась Роза.

— Элементарно! Для факультета неважно, насколько умен человек, снисходит ли на него озарение или он упорно штудирует труды великих ученых — это значит, что он всего лишь умен в той или иной степени. Важны приоритеты, которые ты расставляешь. Для Когтеврана высшей ценностью является знание. А для Пуффендуя — люди. К кому тебя отнести, если ты спрашиваешь о судьбе доверчивого рыцаря?

Роза промолчала. Дальше все трое работали в полной тишине. Вскоре раздался удар колокола — сигнал, призывающий поспешить на обед. Ребята встали, отряхивая землю с мантий... Профессор Лонгботтом все никак не мог расстаться с гортензией.

— Знаешь, теперь я рада тому, что оказалась в Пуффендуе. — сказала Роза. — И я рада, что встретила тебя, Скорпиус Малфой. Спасибо.

Малфой улыбнулся снова — и самую малость более тепло.

— Рад был помочь.

— Ал, цени: учишься с умным человеком.

Альбус только с притворным огорчением вздохнул:

— А я-то думал избежать этого, если ты будешь на другом факультете...

В свое время Гарри Поттер, как известно, терпеть не мог такой предмет, как Зельеварение. Являлось ли это целиком и полностью «заслугой» желчного характера профессора Северуса Т.Снейпа, или какую-то роль играло отсутствие у гриффиндорца склонности к этому виду магического искусства, не могла бы с точностью сказать и Гермиона Грейнджер. Также не исключено, что она винила бы патологическое нежелание Гарри готовиться к уроку — вне зависимости от вызвавших это самое желание причин. Как бы то ни было, подобных проблем с Зельеварением Альбус, бывший под впечатлением отцовских рассказов об этой дисциплине, не испытывал. Тем более, что постоянного преподавателя Зельеварения со времен ухода Горация Слизнорта так и не нашли: занятия вел унылый аспирант, механически выдававший цитату за цитатой из Мышьякоффа и Бораго. Аспирант, к тому же, нашел повод сократить практические занятия, и возиться с котлами по новому плану полагалось раз в две недели — при двух сдвоенных занятиях в неделю. На самом деле, уже несколько лет преподавателем значился приходящий профессор из Мунго, но он всякий раз оказывался невероятно занят, и потому его заменял один из его аспирантов. Теперешний, как рассказывал Термен, отбывает повинность с прошлого апреля, но чем он не угодил профессору — до сих пор остается загадкой. В общем, предмет как предмет, где-то между Астрономией и Историей Магии.

Если говорить начистоту, то из всех предстоящих занятий Альбус больше всего боялся полетов. Темнота и высота Астрономической Башни — просто ерунда в сравнении с тем, что он чувствовал всякий раз, когда нужно было сесть на метлу. Не то что бы он совсем не умел летать — нет, такое в семье самого молодого гриффиндорского ловца было просто невозможно. Умел, и если бы от этого зависела его жизнь — полетел бы. Но никакой другой причины для того, чтобы сесть на метлу, он не рассматривал.

А теперь выясняется, что учебный план требует от него показать навыки полета! Не предлагает, не рекомендует и не высказывает пожеланий касательно этого, в сущности, спорта, а именно требует. Да еще и перед всеми! Интуиция подсказывала, что в пару со Слизерином поставят Гриффиндор... И если Малфою, как надеялся Альбус, хватит такта не упражняться в остроумии по поводу его «страсти» к полетам, то ожидать снисхождения от красно-золотого факультета не приходилось.

Эх, надо гнать эту мысль подальше, давить ее в зародыше! Тем более, что в связи с зарядившими дождями курс полетов перенесли на октябрь. Но, как оказалось, бояться следовало и кое-чего еще.

В пятницу все время с утра и до обеда было отведено Магловедению. По затее Министерства Магии, введение этого курса было призвано установить взаимопонимание между маглорожденными и чистокровными волшебниками, наладить обмен достижениями между двумя такими разными сообществами и, наконец, примирить юных волшебников между собой. Идея, как всегда, была хорошая, а вот исполнение подкачало.

Вели занятия, разумеется, волшебники, а толковой программы Министерство не составило — одни рекомендательные письма. Так что каждый вел этот предмет на свой лад, и чаще всего отдуваться приходилось именно маглорожденным — ну как отказаться от рассказа о самых обычных вещах, когда волшебники просят! Правда, к началу второго курса энтузиазм рассказчиков заметно угасал, и занятия становились все более скучными...

Но так было до того, как преподавателем стал Дэннис Криви.

— Почему, приходя в класс, я вижу сборище дикарей? — начал он первый урок. Пятница, девять утра, лекционное занятие. Первокурсники со всех четырех факультетов озадаченно уставились на него. — Ответ прост: вы считаете, что мой предмет можно не уважать. Те, кто знаком с миром маглов не понаслышке, полагают, что уже обладают необходимыми знаниями. Другие же — так называемые чистокровные (он выплюнул это слово с невероятным презрением) — полагают, что эти знания бесполезны.

Его слова не так уж отличались от истины — разве что количественно: бесполезными эти занятия считали абсолютно все.

— Меня не интересует ваше мнение. — профессор Криви стоял у доски, скрестив руки на груди, и скользил взглядом по лицам новичков. — Вы будете выполнять составленную мной лично программу. На легкую сдачу можете не рассчитывать. Каждое пожелание Министерства Магии учтено, так что вас ждут семь лет погружения в историю маглов, быт маглов, традиции маглов... Как вы будете изыскивать материал для выполнения внеклассной работы, меня не интересует. Она должна быть выполнена — и точка.

Его взгляд остановился на лице Скорпиуса. Взмах волшебной палочкой — и перо вылетело у слизеринца из рук.

— Мистер Малфой, я не говорил, что следует записывать. Из чего следует вывод — вы заняты чем-то посторонним на моем уроке. Минус пять баллов.

Скорпиус и бровью не повел.

— Возвращаясь к нашему разговору: я понимаю, что изначально вы находитесь в неравном положении, что у всех вас разные способности и разные возможности к выполнению моих заданий. Повторюсь — меня это не интересует. Вы прослушиваете лекционный материал — значит, получаете основное представление о предмете. Выполняете домашнее задание — значит, расширяете эти представления и закрепляете материал. В конце каждого курса — экзамен, результаты которого будут выставлены в аттестат. Если я считаю, что вы не выполняете программу, то не допускаю вас до экзамена, и вопрос о его сдаче вы решаете с директором; если эта ситуация повторяется — вопрос выносится на рассмотрение непосредственно Министерством. Как вы эту проблему решаете...

Курс удрученно молчал.

— … Меня не интересует. — выдержав паузу, он продолжил. — Перья и пергамент на стол. Я диктую быстро, так что в ваших интересах не отвлекаться. Тема сегодняшней лекции — «Первобытное общество. Разделение на маглов и магов. Магловские теории происхождения цивилизации». Двойное подчеркивание. Новая строка. Красная строка: «Первобытным обществом называют...»

В локоть Альбусу уперся какой-то сверток. Малфой, прилежно записывая разглагольствования профессора левой рукой, правой пододвигал к Альбусу крохотный пергаментный свиток. Улучив минутку, Поттер развернул его:

Речь из года в год не меняется, программа тоже. Возьми потом старые копспекты у Аспера. Ведь как ты справляешься с конспектом, никого не интересует.

Аккурат под последней фразой была угловато, но весьма похоже изображена физиономия профессора.

Убедившись, что Альбус прочитал послание, Малфой добавил еще пару строк:

Минут через сорок почувствуешь, что начнет отваливаться рука. Не забудь, что этой рукой по магловедению еще и эссе придется писать.

Рука, предположим, уже начала уставать.

Кстати, в слове «палеолит» достаточно одной «и».

Этого Альбус не мог оставить без ответа.

Пиши тогда, если такой умный! Я вообще этот «лит» в первый раз слышу! И, раз уж заговорили о всяких «кстати»: почему нельзя вслух?

Малфой хмыкнул и застрочил:

Чтобы было хоть что-то понятно вслух, даже шепотом, мне придется наклониться к тебе. Пока все пишут, Криви спокоен. С его позиции всех очень хорошо видно, так что любое движение он заметит.

А то он этой переписки не увидит!

Прочитав эту фразу, Малфой расплылся в улыбке — правда, радости в ней было ни на грош.

Мы же пишем! А вот что — он при всем желании не разберет!

* * *

Ту лекцию Альбус так целиком и не записал. Под конец он уже просто водил пером по пергаменту, не в силах выдавить из себя ни строчки. А когда он решил выполнить домашнее задание, его ожидал еще более неприятный сюрприз: разборчивые буквы в конспекте кончились гораздо раньше, чем он предполагал. Дело осложнялось еще и тем, что профессор надиктовал огромное количество совершенно незнакомых слов. Поиск в библиотеке ничего не дал, даже после того как Альбус перебрал по нескольку вариантов написания.

Вторая неделя в Хогвартсе не тянула на замечательную: в понедельник прорвавшиеся наконец совы доставили почту (письмо родителей было ободряющим, а вот записка от Лили призывала громы и молнии на голову «подлова изменника»), во вторник волшебную палочку Альбуса едва не трансфигурировали в иголку («Я нечаянно, профессор МакГонагалл, честно! Наверное, я неправильно прочитал формулу!» — оправдывался Ренч), в среду младший Поттер без посторонней помощи (от этого не менее обидно!) провалился в компостную кучу — нечего было так неосмотрительно облокачиваться... Но даже в сравнении с этим вечер четверга был просто отвратительным.

И Малфой, похоже, совершенно не был опечален перспективой завтрашней пытки магловедением. Он бродил по гостиной, ища, с кем бы сыграть в шахматы. Шахматные фигурки у него были молчаливые и неподвижные, и приходилось переставлять их самому. Сам Малфой заявлял, что это обеспечивает честную игру и избавляет от необходимости пререкаться с собственными фигурами, но кроме него пока любителей таких шахмат не нашлось.

— Поттер, ты занят? — наконец, подошел он к Альбусу. — Как насчет партии?

— С профессором Криви сыграй. — буркнул Альбус. Заданное на завтра эссе о достижениях древних маглов состояло из подписи, названия и кляксы. Оставалось написать еще три фута.

Малфой таинственно прищурился.

— Если бы твое эссе было готово, я мог бы рассчитывать на игру?

— Да сколько угодно. — вздохнул Альбус. — Только оно само себя не напишет.

На столе словно по волшебству появился еще один свиток. «Великие изобретения пещерного человека». Мерлин мой, как можно писать таким мелким почерком...

— Что скажешь? Какими будешь играть, белыми или черными?

Альбус еще раз пробежался глазами по тексту. Незнакомые фамилии... Названия мест... Он свернул пергамент.

— Спасибо, конечно... Но я же не могу...

Вздох Малфоя вышел громким и совсем не аристократичным.

— Поттер, ты только не путай честность с глупостью! Я не предлагаю тебе списывать слово в слово. У Криви с его словоблудием без подготовки вообще ничего понять нельзя. Ты честно пытался — да что там, ты неделю не расставался с этой ахинеей! Как ни посмотришь — сидит Поттер, все зубрит и зубрит магловедение! Конспекты, вон, начисто переписал...

Альбусу оставалось только молчать и краснеть потихоньку. Неужели со стороны было так заметно?

— Достижения пещерных людей по пальцам пересчитать можно: орудия труда, одежда, огонь, колесо. Плюс система общения, куда можно отнести и наскальные рисунки, из которых впоследствии развились символы и знаки, в том числе магические, и разборчивую речь, появление которой отмечают по изменившемуся строению челюсти, но какой именно она была, никто не знает. Элементарно же! А дальше читаешь эссе — он вернул отодвинутый было Альбусом свиток — и добавляешь научные факты, с датами, с именами, как положено. Полчаса тебе на разобраться.

Откуда Малфой все это узнал, осталось за скобками. Но, получив за сконструированное по его совету эссе «выше ожидаемого», Альбус решил, что каждый имеет право на свой маленький секрет.

* * *

Несмотря на то, что Малфой был неплохо подкован в области Магловедения, профессор Криви невзлюбил того с первого занятия. Сначала Альбус думал, что тот просто ищет повод сорвать на ком-нибудь из студентов раздражение: наверняка повторять один и тот же материал седьмой год подряд ужасно надоедает! А тут как раз есть Малфой, который то перо не вовремя возьмет, то мечтательно уставится в окно, то положит на парту какой-то посторонний учебник... К тому же профессор в свое время учился на Гриффиндоре и, как известно, ребята оттуда не слишком жалуют слизеринцев.

Неделя проходила за неделей, и большинство преподавателей перестало приглядываться к слизеринским первокурсникам, ожидая подвоха. Они даже компенсировали потерянные на самом первом занятии баллы — пять Альбусу за одновременную левитацию пяти же перьев, три Малфою за быстро и правильно трансфигурированную спичку, и по баллу за какие-то мелочи на Травологии. Заниматься вместе с пуффендуйцами было легко и даже приятно (Роза по-прежнему работала с ними над одной грядкой), общих занятий с Когтевраном не было, а Гриффиндор — ну, в каждой бочке меда должна быть и ложка дегтя. Эвелина и Агнес в лучших девчачьих традициях были заняты своими делами, Диана Дилейни упорно трудилась, не иначе как надеясь снискать лавры новой Гермионы, а Просто Чарли был слишком деятельной натурой, чтобы целиком сосредотачиваться на такой ерунде, как перепалки со слизеринцами. Проблемы могли доставить только Ренч и его приятели, да и то дальше мелких пакостей дело не шло. Пожалуй, однажды с ними можно будет сработаться — не то что тихий Уоллорд, но даже Присколл производит впечатление нормального человека, когда Ренча нет поблизости.

В общем, дела понемногу налаживались — пока в первую пятницу октября Альбус не решил взглянуть на оценки Малфоя.

Жирный «Тролль» по Магловедению. Проморгавшись, Альбус посмотрел снова. Бред какой-то. Эссе «Магловские цивилизации — Древний Египет», прочитав которое, Альбус наконец уяснил, чем отличается их химия от Зельеварения, было оценено хуже некуда. Ни исправлений, ни комментариев. Только унизительное «Т» в кружочке рядом с датой.

Малфой заметил, что так пристально рассматривает Альбус, и смахнул свиток в сумку. Он что, обо всех проблемах будет молчать?

— Какого Мордреда лысого... У тебя же там все правильно! Разве не так?

Белобрысый возвел глаза к потолку, будто разговаривал с умственно отсталым.

— Все так, Поттер. Но преподаватель всегда прав.

— И насколько же он прав в твоем случае?

— Ему виднее. — Малфой отвел взгляд, отчего казалось, что он обращается к стене. — Не пори горячку.

Но уж если Альбуса что-то задевало, то так просто свернуть тему он не мог. К тому же скопившееся за прошедшее время раздражение настойчиво искало выход.

— По твоему, я порю горячку? — едва не задохнулся от негодования Альбус. — Ну-ка, дай сюда.

Он выхватил злосчастный список и припустил по ступенькам вниз, надеясь догнать профессора Криви. Но у самого порога Малфой налетел на него, сбив с ног, и попытался вырвать пергамент из рук Альбуса. Материал трещал, но пока не сдавался. Возня плавно переходила в потасовку...

— Драка, мистер Малфой. — стоящий в дверях профессор Криви смерил мальчишек взглядом, исполненным брезгливости. — Десять баллов со Слизерина. Чей это свиток?

— Поттера. — Скорпиус, кажется, едва сдерживался, чтобы не плюнуть мужчине в лицо. — У него «Выше ожидаемого», а у меня пятый по счету «Тролль».

— Ваш ответ должен звучать как: «Поттера, профессор». Чего вы добиваетесь этой выходкой, мистер Малфой?

Малфой скривил рот в дерзкой ухмылке.

— Решил проверить, насколько вы соответствуете занимаемой должности. Профессор.

Альбусу вдруг захотелось провалиться куда-нибудь в хогвартские подземелья. Или еще глубже — если получится. На лице профессора застыла жуткая гримаса, сделавшая его похожим на одну из горгулий Нотр-Дама. Выглядел он точно как эти каменные уродцы на фотографиях дяди Билла, но вот ужаса внушал куда больше.

— Отработка, мистер Малфой. Сегодня в семь. — он развернулся, подобрав полу мантии, словно опасался ненароком коснуться ей слизеринца. Словно боялся запачкаться. Перед тем, как покинуть класс, он заметил, не оборачиваясь:

— На вашем месте, мистер Поттер, я бы тщательней относился к выбору своего окружения. В следующий раз вы не отделаетесь так легко.

Дверь за ним захлопнулась. Малфой опустился на первый попавшийся стул... И расхохотался.

* * *

Они не разговаривали до вечера. Ни слова — ни за обедом в Большом зале, ни в библиотеке, ни на квиддичном поле, куда их вытащил Термен, до которого дошел слух о скором начале занятий полетами. Но ровно в шесть Малфой вручил Альбусу свою сумку и со словами: «Встретимся на Астрономии» удалился.

Альбус задумчиво оглядел доверенную ношу. Утреннее происшествие не давало ему покоя. Он же не ошибся в оценке малфоевской работы? Он же абсолютно обоснованно хотел узнать, чем оправданы такие низкие баллы! Ничем другим, кроме пристрастности, их не объяснить...

Или же он сам необъективен? Вот бы спросить кого-нибудь третьего! Он потеребил застежку сумки. Работа здесь, внутри — надо только достать ее и найти эксперта. Для начала можно из числа студентов. Вот, например...

Нет, нельзя! Альбус замотал головой, будто бы это помогло избавится от лишних мыслей. Малфой ясно дал понять, что против. Даже на отработку нарвался... Мерлиновы подтяжки, как же это бесит! Альбус пнул постамент очередных рыцарских лат и скривился от боли. Что ж, боль немного отрезвила рассудок. Придется подождать Малфоя, а уж потом постараться убедить его обратиться за помощью — хоть к кому-нибудь.

— Эй, Поттер, в грузчики подался, что ли? — только Ренча здесь не хватало. Альбус стиснул зубы и продолжил свой путь к подземельям. Не обращать внимания, просто не обращать внимания...

— Или боишься, что улетишь? Так ты не переживай — слизеринца вроде тебя ни одна метла не поднимет. Такой-то камень на совести!

Сердце пропустило удар. Неужели он всем рассказал? Джеймс — трепло! Подлый предатель!

— До понедельника, грузчик! Не знаю, где твой приятель, но передай ему — самое время клянчить у своего папаши пожирательскую мантию... И все равно я уделаю его на своей метле!

* * *

На Астрономию Малфой явился, хоть и едва не опоздал. Профессор Синистра выразила свое «фе» одним неодобрительным взглядом и начала перекличку. Скорпиус рухнул на скамью рядом с Альбусом. Тот молча придвинул к нему его сумку.

Малфой вытащил чернильницу и улыбнулся:

— Я, признаться, думал, что ты первым делом потащишь этот хлам на проверку к своей рыжей кузине.

— Делать мне нечего. — фыркнул Альбус, втайне довольный возвращению нормального Малфоя. — И, чтоб ты знал, ее зовут Роза, а рыжих кузин у меня еще много.

— Точно, как я мог забыть — Уизли... Видимо, придется поступиться правилами и называть ее по имени. Как насчет «Роза-только-не-думай-что-мы-друзья-только-потому-как-я-к-тебе-обращаюсь»?

Сзади послышался сдавленный смешок — Роза Уизли собственной персоной.

— Даже в мыслях не было, Малфой. Обращайся как хочешь. Вы что, правда хотели, чтобы я оценила что-то?

Умоляющий взгляд Альбуса встретился с кислым малфоевским. Наконец, белобрысый сдался и кивнул:

— А, ладно. Все равно ты не отстанешь. — он достал эссе и загнул шапку. — Вот, почитай.

— Тут темно, вообще-то... — пробормотала Роза, напряженно всматриваясь в текст. Закончив, она подняла голову и обиженно уставилась на слизеринцев:

— Хорошее сочинение. Где ухитрились найти материал? Я просила маму прислать кое-что из маггловских школьных учебников, но сова много не донесет... Признавайтесь, где источник маггловских знаний!

Малфой с хитрым прищуром покачал головой:

— О нет, милая леди, соль тут совсем не в материале. — и отогнул лист, чтобы стало видно заглавие.

Роза растерянно заморгала.

— Подожди, этого быть не может! Тут какая-то ошибка!

Малфой свернул пергамент.

— Я могу надеяться на то, что это останется в тайне?

— Да, но почему... — Роза жаждала объяснений.

— Ловлю на слове.

— Малфой!

— Потому что. Вследствие некоторых причин профессор Криви задался целью сделать мое обучение в

Хогвартсе по возможности невозможным. Сказал я, конечно, коряво, но это так.

— И ты считаешь, что это достаточное объяснение? — Роза задавала в точности те вопросы, которые интересовали Альбуса. А неплохо, однако, привлекать ее к разговору — тут как с Альбусом от ответа не уйдешь!

Но Малфой отчаянно не желал открывать карты.

— Вспомни начало разговора, Роза Уизли. Для тебя это совершенно лишняя информация.

* * *

Больше они к этой теме не возвращались. Малфой (вот скользкий жук!) ухитрился сгладить свою откровенную грубость, и остаток Астрономии прошел вполне мирно. Составление карты сопровождалось рабочими разговорами, которые изредка разбавлялись безобидными шуточками. С Розой они распрощались вполне мирно.

В подземельях, уже забравшись под одеяло, Альбус подумал: случайно ли Малфой забыл упомянуть, что намерен хранить секреты не только от пуффендуйки, но и от Поттера?

— Поттер, ты родителям-то хоть раз написал? — Малфой, сидевший по-турецки на своей кровати, отвлекся от письма и поднял глаза на Альбуса, оккупировавшего единственный в их комнате стол.

— Ну, черкнул пару строк на прошлой неделе, — осторожно признался Альбус.

— Как будто этого достаточно! — фыркнул белобрысый. — Удивляюсь, как тебя еще не завалили совами с записочками на тему, жив ли ты еще тут. Может, дело в том, что они готовятся десантироваться в Хогвартс лично?

— Я не знаю, что значит твое деста... деса... Короче, никакой темной магии. Думаю, писем вполне хватает.

— Великий темный маг Поттер, «десант» — это высадка у особых маггловских военных. Твой отец аврор, как-никак, а авроры похожи на таких военных. И я не думаю, что твои три строчки избавляют его от всех волнений.

— Почему сразу три строчки? — обиделся Альбус. — Нормально я пишу.

Малфой в ответ только фыркнул:

— Ты же отрываешь остаток свитка от пергамента с проверенными эссе! Если у тебя там умещается длинное послание, то с таким почерком ты можешь неплохо заработать перед экзаменом. А что, представь: «Шпаргалки от Поттера! Миниатюрное средство спасения! Никакой магии — только чернила!» Пожалуй, Аспер возьмется поговорить с остальными...

Выступление прервал прилетевший оратору в лоб комок пергамента. Малфой развернул его:

Привет, мама, папа,

Как у вас дела? Все хорошо дома?

Я читал в «Пророке» про серию арестов вампиров. Пап, это круто даже со слов Скитер. Ты же раскроешь подробности, когда я приеду на Рождество?

Мам, нельзя же так обижать «Пушки Педдл» перед самым сезоном! Они после твоей статьи даже на поле выйти не смогут. Дядя Рон будет безутешен.

Можно попросить у тети Гермионы ее эссе за первый курс? Те книги, которые рекомендовал профессор Биннс, уже истлели — я был в библиотеке, проверял.

Передайте Лили привет от меня. Я не уверен, что она прекратит дуться на меня и прочитает, наконец, мое письмо.

С любовью,

Ал

— Твое письмо целиком и полностью посвящено семье. Что происходит лично у тебя — остается за скобками. Все так скучно, что не о чем писать? Или настолько плохо, что не хочется никого расстраивать?

Крыть было нечем.

— А ты, ты вообще ни разу в совятню не поднимался. А, нет, кажется ты получил посылку в прошлом месяце. Шоколад, верно?

— Не просто шоколад, а темный с апельсином и карамельными хлопьями... — мечтательно прищурился Малфой. — Признай, это было вкусно. А что до сов — это далеко не единственный способ связи.

— Разумеется. Камин? Домовики-почтальоны? Или... Слу-ушай, когда ты освоил телесного Патронуса? — Альбус потихоньку осваивал язвительный тон. Дома его появление сигналило о надвигающемся скандале, но на факультете все было по-другому.

В среде гриффиндорцев практиковали розыгрыши скорее физического плана — от Канареечной помадки до чернильных усов. На Когтевране — разумеется, высокоинтеллектуальные шутки-намеки, непонятные простым смертным. Как развлекались пуффендуйцы, толком никто не знал, но анекдотов об этом было предостаточно. Ученики Слизерина оттачивали друг на друге чувство юмора повышенной ехидности. Ошеломить? Смутить? Сбить спесь? Всегда пожалуйста. Альбуса вполне устраивало существующее положение вещей — не считая того, что Малфоя, в отличие от него самого, смутить было практически невозможно.

Вот и сейчас белобрысый даже не отвлекся от своего свитка, продолжая проматывать его в поисках неизвестно чего. Наконец, его поиск увенчался успехом, и он слез с кровати и сунул закатанный с двух сторон пергамент Альбусу под нос. Там прыгали небрежные, явно на коленке написанные строчки:

… Новый день учебы. На Зельях гриффиндорцы расплавили очередной котел — знаешь, это явно не ошибка. Зачем они (ну, кроме пары человек) пытаются казаться полными профанами в зельеварении — непонятно. Может, хоть преподавателя сменят, когда счет изуродованным котлам перевалит за сотню... Завел себе листочек, отмечаю палочками «убитые» котлы :)

Поттер сварил Чихоточное зелье, а попробовать его не на ком. Читаю про его применение: «необходимость продолжительного чихания, от двух до пяти минут в зависимости от концентрации раствора»! Что за странная программа на первом курсе! Одни зелья-вредилки. Может, посоветуешь что попроще, только полезное? Хотя бы Бодроперцовое. Поттер сварит, лишь бы рецепт был проверенный. А

то зарядят снегопады, а каждый раз после прогулки бегать в Больничное крыло неохота...

Глянул баллы Уизли — я все еще второй по Чарам и Трансфигурации:( Но уверен, мое последнее эссе о видах и уровнях палочковой магии просто бомба! И да, я все еще думаю, что фармакология круче зельеварения, ну ты знаешь.

И нет, я не буду пробоваться в квиддичную команду. По крайней мере, до следующего года. Надеюсь, ты помнишь о правилах. Да, а я помню, что лучше выйти на поле подготовленным. И нет, я хочу на позицию вратаря, а не ловца. И снова нет, не стоит присылать мою метлу, для уроков сгодится и школьная; зачем напрягаться ради трех (ровно трех, папа!) занятий?

И слушай, я не хожу в Запретный лес и не ищу приключений на свою (что-то написано, перечеркнуто и замазано более темными чернилами) Я просто прихожу на окраину (черт, написал «окраину» и теперь думаю: а можно ли это так назвать?) леса и подманиваю Маренго. Он одомашненный, совершенно безобидный верховой фестрал! Я не ищу встречи с гиппогрифами, акромантулами, троллями и тем более с кентаврами! Также я не суюсь в Лес в одиночку. И уж конечно, не хожу туда ночью. И ни один преподаватель не назначает отработки в Запретном лесу! В самом деле, что за глупая идея.

ОК, вроде пока все. Пойду отловлю Лефевра — он обещал мне партию в шахматы.

А, чуть не забыл: мама прислала мне по ошибке свой новый...

Продолжение было аккуратно свернуто. Альбус хотел раскатать свиток, но Малфой, заметив, что он дочитал, забрал письмо.

— Вот так и пишутся нормальные письма. О том, что творится у тебя и у окружающих тебя людей. Преимущественно хорошее — потому что если ты будешь писать всякий депресняк, тебе закономерно предложат помощь, а помощь родителей в школьных делах, поверь, совершенно не то, чего следует желать. Немного деловой информации и немного шалостей. Но, разумеется, их соотношение зависит от твоего характера: Уизли, например, может написать, как она на Истории Магии написала эссе на год вперед...

— Не писала она ничего такого!

Малфой возвел глаза к потолку.

— Это гипотеза, Поттер! Всего лишь предположение! Если она напишет домой, что устроила в Запретном Лесу дуэль, в ходе которой превратила соперника в скоростную метлу и презентовала ее твоему братцу, это будет явное вранье. К тому же абсолютно бессмысленное.

— Ну почему бессмысленное... Прочтешь такое — и минут пять здорового смеха обеспечено, — улыбнулся Альбус, берясь за перо.

— Ага, можешь позаимствовать идею. Главное, не забудь сделать приписку о том, что она является чистой воды выдумкой. Что-то мне подсказывает — от тебя не знают, чего ожидать... Поверят еще...

Альбус только усмехнулся.

* * *

Письмо все же пришлось переписать.

Дорогие мама и папа,

Как дела дома? А что нового на работе? Так нечестно — я больше узнаю о вашей жизни из «Пророка» и «Спортивного обозрения», чем из ваших писем. Почему они состоят из одних вопросов обо мне?

Берите пример с Тедди — уж если он пишет, то фута два занимает описание какого-нибудь интересного расследования. И да, папа — не надо приучать его пить кофе галлонами! Если вы оба будете так себя вести, наше Рождество будет пахнуть горьким кофе, а это совсем не празднично. Лично я за карамель и красные яблоки.

У меня все хорошо. Самый кошмарный предмет — вовсе не зельеварение, а маггловедение, да и то наихудшее в нем — ужасная скука. И даты, даты, даты... Точно как история магии, только все сделано без волшебной палочки. Куда как лучше травология — и совсем не потому, что ведет ее дядя Невилл, ну, то есть профессор Лонгботтом. Мам, он по-прежнему ни с кем не встречается. В его жизни цветет все та же любовь — страсть к магической растительности. Однажды я увидел, как он крадется в Больничное крыло с букетом Говорливой Гортензии... Оказалось, что это материал для исследований мастера Ишиаса (его смена заканчивается в декабре), а крался он потому, что Едкая Желчница прыснула соком на его мантию, и прожгла ее до трусов. Невилл как раз букетом и прикрывался. У него же все мантии в офисе, не пойдет же он мимо своего факультета в труселях с корнуоллскими пикси! Он же декан все-таки...

Что касается магловедения — там у меня стабильно «выше ожидаемого». Но недавно я узнал, что за эссе получше моего он влепил «тролля». Как профессор может быть таким несправедливым?

Джейми ходит задрав нос, потому что он теперь полноправный ловец Гриффиндора. Честно, мне иногда так хочется спустить его с небес на землю... Надеюсь на нашу команду. Первый матч, Гриффиндор — Слизерин, будет как раз перед Хэллоуином. Может, приедете? Директор МакГонагалл всегда вам рада.

Передайте Лили привет от меня, если мое письмо к ней задержится. Среди школьных сов есть те еще привереды!

Люблю вас всех

Ал

Письмо Лили он тоже послал. Хотя, наверное, она не ответит — как и на предыдущие три. И совы тут ни при чем.

* * *

Избежать занятий-полетов не представлялось возможным. Может, уговорить тренера заменить метлу на фестрала? Младший Поттер с Малфоем несколько раз выбирались к Запретному Лесу — буквально к самой его границе — и выманивали этих инфернальных скакунов на сэндвичи с ветчиной. Чаще других к ним выходил тот, на котором мальчишки долетели до Хогвартса в свой первый день. Малфой присвоил тому кличку Маренго. Фестрал ничего против не имел.

Маренго, несмотря на внушительные клыки и тяжелые отливающие сталью копыта, был довольно дружелюбен. Ему нравилось, когда мальчишки гладили его за ушами и у основания кожистых крыльев; он благодарно тыкался носом им в руки, собирая последние крошки сэндвича; наконец, он ничего не имел против того, чтобы прокатить их еще раз. Но увы — обычно такие вылазки ребята предпринимали во время квиддичных тренировок слизеринской сборной, а портить им игру, просто пролетая мимо, не хотелось.

Говорил обычно Малфой. Комментировать что-либо было естественным его состоянием. Обычно он болтал о всяких пустяках: отпускал ехидные шуточки, разглагольствовал о квиддиче, бушевал по поводу огромных домашних заданий. Во время прогулок, когда кроме них двоих поблизости не было ни души, Малфой становился порой серьезнее. Так, однажды он раскрыл один из своих секретов.

Раз он видел фестралов, то кто погиб у него на глазах? Ответ был лаконичен: "Дед." Почтенный возраст, тяжелое заболевание. Никакое волшебство не могло облегчить его страданий. Не смог и магловский морфий. Скорпиус видел растянутую во времени агонию.

Старый Малфой долго не хотел сдаваться, но мучившие его боли оказались сильнее. Тогда отец Скорпиуса достал яд — один из тех, что готовят на заказ в Лютном переулке. Последнее желание старейшего из Малфоев нельзя не уважить. Отец хотел выставить мальчика из палаты, но дед воспротивился — и Скорпиус остался. Он, семилетний мальчишка, видел все — от глотка из бокала до последнего вздоха.

Альбус не знал, что и сказать. «Мне очень жаль»? Но кого — измученного аристократа, которого он никогда не знал, или мужчину, который был вынужден собственноручно убить отца? Или мальчика, который был свидетелем всех этих мук и ничего, ровным счетом ничего не мог сделать? Зная Скорпиуса, можно быть уверенным в том, что на людях он не проронил и слезинки. И уж что-что, а жалость ему не нужна.

Но Скорпиус ничего и не ждал. Он смотрел в серое октябрьское небо, и оно отражалось в серьезных серых глазах.

— Знаешь, Поттер, я иногда думаю, что он тогда был самым спокойным из нас троих. Нашел в себе силы идти дальше, за грань. Раньше он всегда боялся смерти, боялся до того, что наделал массу глупостей. Но настал момент — и он решился. А я чувствовал себя эгоистом, потому что не хотел, чтоб он покидал нас, — Скорпиус затих. — Может, он и не был лучшим на свете дедом, но он был моим дедом. Я ужасно хотел сказать что-то, закричать, остановить его — но не смел. Потому что он улыбался. Он, черт возьми, улыбался! Бессовестно бы было мешать ему. И я молчал. Мы все тогда молчали.

Вдруг он улыбнулся:

— Когда мы вернулись домой, я получил с совой сверток — дед оставил его у какого-то своего душеприказчика. В посылке — его дневник, он его лет с десяти вел, и записка. Три безукоризненно ровные строчки: «Кто знает, сколько каждый живущий на земле оставляет семян, которым суждено взойти только после его смерти? Кто скажет, какой таинственной цепью связана судьба человека с судьбой его детей, его потомства...»

Маренго фыркнул ему в ухо. Поперечная морщинка на лбу у Малфоя разгладилась, он тряхнул головой и с кривоватой улыбкой заявил:

— Ладно-ладно, не напрягаю больше ваш нежный слух! Пора возвращаться в замок, Поттер. Нас ждут ужин и эссе по Трансфигурации.

* * *

Альбус выпросил у Аспера энциклопедию магических существ и прочитал о фестралах все, что только нашлось. Нашлось довольно много, но ничто из этого не объясняло, почему их может видеть ни разу не сталкивавшийся со смертью Альбус. Спросить кого-то он боялся: не хватало еще, чтобы его посчитали странным! Отличаться от всех опасно даже в волшебном мире.

А еще однозначно странным выглядел бы категорический отказ от полетов. Чтобы выросший в семье волшебников мальчишка и не мечтал о метле? Нонсенс. Насильно на метлу его, конечно, не посадят, но шушукаться будут долго. Ведь только-только перестали коситься на его слизеринскую форму (Ренч и компания, разумеется, не в счет)!

Видимо, придется временно забыть о фестралах и морально подготовиться к полетам. Вторая среда октября, квиддичное поле, Гриффиндор и Слизерин, первый курс. Слова висящего в холле объявления отдавались в голове Альбуса похоронным звоном.

* * *

Альбус нервничал, и во вторник вечером достиг своего предела. Он метался по спальне до тех пор, пока не разбудил мирно спавшего Малфоя и пока он не затребовал объяснений, пригрозив сбросить «психованного Поттера» с Астрономической башни.

Услышав про страх полетов, он удивился настолько, что даже перестал зевать.

— Я отлично помню, что ты спокойно летел на Маренго и ничуть против этого не возражал! Ты сидишь на Астрономии у края самой высокой башни Хогвартса, при этом зная, что рядом не вполне адекватные гриффиндорцы, один из дурацких розыгрышей которых может закончиться твоим падением! Также ты говоришь, что умеешь летать на метле! Какого Мордреда лысого ты боишься этих занятий?

Толком объяснить Альбус не мог.

— Понимаешь, я... То, что я умею, не означает того, что мне это нравится. Метлы, полеты... Они меня пугают. Даже не до дрожи в коленках, а до... Ну... В общем, я до обморока боюсь этого.

Малфой устало потер лоб.

— Но когда-то же ты летал? Раз уж говоришь, что умеешь... Или ты здесь, как твоя кузина, профессионал в теории?

— Да нет же! Я летал на метле с папой, с мамой, с Тедди... Один я тоже летал, но...

Малфой выжидающе уставился на него.

— Ну, дома я часто летал на метле, когда был маленьким. У нас были детские метлы, и куча спортивных, а в «Норе» можно было играть в квиддич, не опасаясь, что тебя заметят магглы... Когда мне исполнилось шесть, я удрал полетать на «Молнии» — один. И упал. И неделю лежал без сознания, а после ничего не помнил, так что даже с этой историей знаком только по рассказам... После этого папе пришлось выбивать разрешение, чтобы поработать с Большим Думосбором в Отделе Тайн. Благодаря этому многие воспоминания удалось восстановить. Почти все. Но как и почему произошло то падение — я так и не вспомнил. Я думаю, что если... Если опять окажусь в воздухе один, это произойдет снова. Не хочу, чтобы это повторилось...

Джейми обычно пытался вытащить его на поле, призывая не быть нюней. Лили в таких случаях вопила, чтобы старший прекратил давить на Ала. На крики прибегала мама, или Тедди, или кто-то из многочисленных родственников... Обычно все это оборачивалось бесполезной тратой времени.

Малфой молча смотрел на него своими непонятными серыми глазами.

— Вингардиум Левиоса! — и вот уже Альбус взлетает над полом. Ощущения — будто гигантский невидимый кулак поднимает его, ухватив за рубашку. Несколько мгновений в воздухе — и он мягко приземлятся на кровать.

— На поле будет преподаватель. Взрослый маг, для которого левитирующие заклинания — раз плюнуть. Есть сотни заклинаний, вроде Замедляющих чар, или Замораживающих, или Стазиса... Еще там будет целая толпа гриффиндорцев — куда ни попади, мягкая посадка обеспечена.

Он помолчал немного, глядя, как Альбус пытается избавиться от застрявших в волосах перьев — все-таки приземление на подушку не прошло для той бесследно.

— Если решишься лететь, но что-то пойдет не так — я тебя поймаю. А сейчас — Малфой заразительно зевнул — спокойной ночи.

* * *

В глазах первокурсников с Гриффиндора читалось одно: «Квиддич». Первокурсницы были чуть менее амбициозны, но так же решительны. Малфой с непроницаемым выражением лица обошел ряд подготовленных метел и выбрал место с краю. Там он присел на корточки и, ничуть не смущаясь удивленных взглядов окружающих, пробормотал над метлами какое-то заклинание.

Ничего не произошло. Он поднялся и отряхнул коленки:

— Я написал отцу, и он подкинул мне одни проверочные чары... Судя по всему, метлы в порядке. Просто я решил убедиться — вдруг твоя паранойя что-то вроде предчувствия...

Эта «паранойя» явно не означала ничего приятного, но... Если Альбусу и суждено сегодня свалиться, то только по своей вине.

Мадам Трюк все еще преподавала — но уже не в Хогвартсе, а в Шармбатоне, захваченном модой на женские квиддичные команды. В Хогвартсе ее место занял ее племянник — спортивный молодой человек, одного взгляд на которого было достаточно, чтобы сказать, что он страстно увлечен магловским боксом.

— Встать слева от метлы! Вытянуть правую руку! — командовал он. — Руку прямо, Уоллорд! Сами по себе вы не взлетите!

Ренч не преминул очередной раз сострить на тему пожирателей — разумеется так, чтобы его услышал только Малфой. Но как бы это не раздражало слизеринца, в драку он не лез.

— Раскрыть ладонь! На счет три — громко крикнуть: «Вверх!»

Получилось у всех — даже у Альбуса, который все еще побаивался этой затеи. Метла была старой, с отполированной до идеальной гладкости ручкой. Наверное, до Альбуса ее вот так же сжимали сотни ладоней...

Тахиус Трюк прошел вдоль ряда учеников, проверяя их посадку на метле. Удовлетворенно хмыкнув, он отдал следующую команду:

— По свистку — сильно оттолкнуться от земли! Перекатывайтесь с пятки на носок! Начали!

Взлет также прошел без происшествий. Профессор также вскочил на метлу и поднялся к ученикам:

— Набираем высоту! Метлу сжимаете коленями, древко мягко направляете вверх! Равнение на меня!

Ученики расположились в воздухе с изрядными промежутками, так что мсье Трюк был вынужден дать круг, чтобы оценить работу каждого. То и дело звучали его замечания:

— Мягче, Ренч, вы не свечку делаете...

— Мисс Дилейни, над травой летают только детские метлы! Поднимитесь, наконец, к нам!

— Поттер и Малфой, мы не выполняем парных полетов! Увеличьте расстояние между метлами!

Возможно, они и правда летели почти вровень. Но можно же об этом сказать так, чтобы Ренча не перекашивало от смеха!

Затем мсье Трюк выстроил их клином — Ренч во главе, Альбус и Скорпиус — замыкающие, каждый со своей стороны. Преподаватель пристроился сзади, выкрикивая команды уже в рупор. Расстояние между летунами все увеличивалось.

И вдруг...

«Ты слышишь меня, Второй? Где твое наследие?» Все залило нестерпимо ярким белым светом. Таинственный голос набирал обороты, пока не начал отдаваться в голове резкой болью. «Ты должен искать... Наследие Смерти! Найди...»

— Поттер!

Голос исчез так же внезапно, как и появился. Глаза слезились, как будто Альбусу вздумалось смотреть на солнце. Мир постепенно обретал краски и четкость, и первое, что Альбус увидел — это бледное лицо Малфоя. Он придерживал Поттера за плечо — Альбус, как выяснилось, вообще не держался за метлу.

Тем временем мсье Трюк уже спешил к ним.

— Поттер... Да вы ума, что ли, лишились? Немедленно спускайтесь и не смейте прикасаться к метле, пока я не закончу с классом. Малфой, вернитесь в строй! С вами тоже будет отдельный разговор.

Но он, не слушая команды, уже снижался вместе с Альбусом. Мсье Трюк скрежетнул зубами и развернул метлу — собрать гриффиндорцев.

Оказавшись на земле, Малфой первым делом вцепился Альбусу в плечи и развернул его лицом к себе.

— Посмотри на меня... Да смотри же, кому говорю! — Скорпиус нависал над невысоким Поттером, как башня; ни дать ни взять школьный хулиган и его жертва. Мир постепенно перестал кружиться, и Альбус сумел сфокусировать взгляд — только тогда Малфой отпустил его.

— Бред какой-то... — выдохнул белобрысый. Скорее, мысли вслух, чем комментарий для Альбуса. — Полномасштабная ментальная атака — но с какого перепугу?

Младший Поттер не понимал ничего. Единственное утешение...

— Ты меня помнишь? — осторожно обратился к нему Малфой. — Вообще что-нибудь помнишь?

— С памятью все в порядке. Мы разлетелись подальше, построились... А потом бац! — и все залито белым светом, а в мозги ввинчивается чей-то голос. А потом ты окликаешь меня, и мир снова становится обычным.

— Ты уставился в одну точку и бросил управление метлой. В какой-то момент мне даже показалось, что ты... Ты собирался шагнуть куда-то прямо в воздухе. — руки у Малфоя чуть заметно тряслись. — И у тебя были широченные зрачки, хотя сейчас довольно светло. А так бывает от Империуса, но... Невозможно же наложить заклятие, когда атакующий и его цель не видят друг друга! Для Империуса необходим прямой зрительный контакт, иначе ничего не выйдет...

Он был в полной растерянности. А Альбус думал: стоит ли ему пересказать то, что сказал голос? И что означали его слова? Не успел он принять решение, как мсье Трюк спустился на землю.

— Полное отсутствие дисциплины и здравого смысла! — бушевал он. — Пятьдесят баллов долой! Я немедленно проинформирую вашего декана!

Кто-то из гриффиндорцев шепотом напомнил ему об отсутствии такового у Слизерина. Альбуса в этот момент необычайно заинтересовали собственные ботинки, которые медленно, но верно пропитывались водой из грязной октябрьской лужи.

— Я поставлю в известность госпожу директора! Пусть она хоть Лонгботтому поручит ваше наказание! Нет, он слишком мягок, лучше с этим справится Криви... Почему в Хогвартсе отменили телесные наказания?

Он продолжал гневно вещать, не забывая собирать метлы. Наконец, он втиснул инвентарь в подсобку и развернулся к ученикам:

— Все свободны. Поттер и Малфой — за мной.

* * *

Что они наплели в кабинете у МакГонагалл, не запомнил ни один, ни второй. Когда их наконец выпустили — после часовой воспитательной речи и угрозы непременно сообщить родителям — в коридоре их встретил Термен. И на сей раз он был не один. Как только дверь учительской захлопнулась, из-за угла вышел Александр Лефевр.

— Что решили? — тихо спросил он.

— Пятьдесят баллов и субботние вечера с Криви до самого Рождества. — тут Малфой позволил себе ухмыльнуться. — И никаких полетов до июня.

— И как думаете, кто будет провожать вас на отработку и обратно? — лидер Слизерина смерил нарушителей порядка строгим взглядом. — Нам дали шанс пользоваться квиддичным полем только в субботу после обеда и до отбоя — как раз на время вашего наказания.

— Лефевр, я могу... — начал было Эридан. Лицо у него было несчастное.

— Нет смысла в команде без ловца. — взмахом руки заставил его умолкнуть Александр. — К тому же именно ты должен сменить меня на посту капитана. С третьего по седьмой курс нас всего двадцать семь. Без членов команды — двадцать. Пяти— и семикурсники погрязли в бесконечных заданиях — они не вылезают из библиотеки. Третий курс хорошо бы было самих защитить. Вот и остаются шестикурсники. Монд и Шарпантье уже получили взыскание, так что они вами и займутся. — постановил староста. — Только не вздумайте брать и них пример.

— А вы... — замялся Альбус. — Из-за меня Слизерин потерял полсотни баллов. За это будет какое-то внутрифакультетское наказание или что-то вроде...

— Гораздо больше, Поттер, меня волнует то, что один из первокурсников едва не разбился во время самого обычного занятия. Мы никого не заставляем выслуживаться на уроках и не объявляем бойкота из-за потери баллов. Если вы достаточно сообразительны, то сами сделаете вывод из случившегося.

С этими словами он удалился. А лицо Термена вытянулось еще больше:

— Он был на Чарах, когда... Там же окна огромные, и площадку хорошо видно. Он прибежал туда одновременно со мной, но вас уже увели.

* * *

Уж лучше бы объявили бойкот! Все без исключения относились к первокурсникам так же, как и до инцидента — спокойно и доброжелательно. Но Альбус чувствовал себя безмерно виноватым всякий раз, когда встречался взглядом с кем-то со Слизерина. Заработать баллы, имея известную репутацию, было сложно, а он ухитрился за считанные минуты обнулить результаты этих трудов. Чьи-то бессонные ночи и часы корпения над учебниками вместо походов в Хогсмид — все пущено прахом... Речь МакГонагалл не могла вызвать и десятой доли этого стыда.

То, что Альбус понятия не имел, что произошло, угрызений совести не смягчало. Малфой тактично молчал о произошедшем, а Альбус терзался еще и потому, что так и не рассказал ему о голосе. Хотя что там рассказывать, когда не понятно абсолютно ни-че-го... Только напрасно беспокоить.

В общем, неприятностей было выше крыши. Но у судьбы были еще гадости в запасе.

* * *

Утро четверга началось относительно неплохо — если принять во внимание, что история с полетом Альбуса уже была известна всей школе, и кто бы ни был рассказчик, Слизерину он явно не симпатизировал. За пять минут, которые занимало шествие слизеринцев (традиционно коллективное) по холлу, ведущему в Большой зал, младший Поттер узнал, что он: сумасшедший воображала, готовый на все ради известности придурок, задумавший повторить финт Вронского неумеха и, наконец, тупо завидует своему брату.

За завтраком Малфой безмятежно созерцал потолок, в душе Альбуса зрела уверенность, что уж на этот раз от Громовещателя ему не отвертеться. За столом Гриффиндора Ренч что-то в красках расписывал Джеймсу, да так страстно, что едва не снес кувшин с тыквенным соком. К пуффендуйскому столу Альбус даже не рискнул повернуться: он и спиной чувствовал взгляд Розы. Сегодня совместная Травология, и три часа нравоучений ему обеспечены. А потом ждут Зелья в компании гриффиндорцев... Может, прикинуться больным?

Альбус и Скорпиус уже выходили из Большого зала, когда их нагнал Айвор Ренч. Его лицо светилось незамутненной радостью. Альбус приготовился к очередным обвинениям в трусости, но...

— Эй, Малфой! — сегодня у Ренча была другая цель. — Поттер что, твой сиамский близнец? Или, может, ты его мамочка?

Скорпиус невозмутимо шел вперед, не обращая внимания на студентов, которые оборачивались ему вслед — кто с кривоватой усмешкой, а кто и с ухмылкой от уха да уха.

— Видел, как ты вчера прыгал на поле — ну чисто наседка! Чистокровная такая курочка-наседка! — Альбус прибывал шагу. Он почувствовал, как заливается румянцем. Спина Малфоя впереди ничего не выражала.

— Ладно это понятно, что твой Поттер — ничтожество, шагу не может ступить без чужой помощи, — на этот раз уши и у Малфоя предательски заалели. — Но ты-то что? Зачем чистокровному магу, наследнику галлеонового миллионера, лорду и прочая лабуда, какой-то бездарный Поттер, который боится собственной тени?

Слизеринцы даже не могли приблизиться к ним — манера Малфоя лететь на занятия со скоростью бладжера сослужила им скверную службу. Студенты останавливались — выступление Ренча собирало все больше зрителей.

— Мы, помнится, спорили с ребятами, кто он: сквиб или просто скверный маг, а может, все его таланты зарыты где-то в области смертельных проклятий... — разглагольствовал гриффиндорец. — Но потом нашлась куда более интересная задачка: а зачем он тебе? Откуда такая преданная дружба у слизеринцев? — эти слова он почти выплюнул. — А вчера мне напомнили один интересный фактик, и я решил узнать все из первых рук. Знаешь коридор на третьем этаже, там, где гобелен с Варнавой Вздрюченным и троллями? Там еще обгорелая стена, где раньше появлялась дверь в Выручай-комнату.

Малфой попытался выйти, но ему не позволили: гриффиндорские охотники втолкнули его в круг собравшихся, который плотно сомкнулся вокруг него, Альбуса и Ренча.

— Ты должен знать эту историю, это ведь жизненно важная чистоплюйская информация, — ухмыльнулся Ренч. — Ты совершенно точно знаешь о пожаре в Выручай-комнате, который случился в день Битвы за Хогвартс. Так может, ответишь нам на один простой вопрос? Правда ли, что у твоего отца долг жизни перед Гарри Поттером, и ты крутишься вокруг его сына, надеясь этот долг вернуть?

Альбусу показалось, что замок вдруг обрушился ему на голову. Он растерянно посмотрел на Малфоя — но тот молчал. Все вокруг молчали.

— Ну же, скажи нам: правда это или нет? — надрывался Ренч. Его голос, наверное, отдавался эхом даже в подземельях.

Малфой сверлил его взглядом, не снисходя до ответа.

— Скажи, — услышал Альбус свой хриплый голос. — Это правда? Правда то, что он сказал?

В серых глазах — отблески стали. Не отрывая взгляда от Альбуса, Малфой проронил:

— Да.

И сбросив с плеч державшие его руки гриффиндорцев, вышел из круга.

* * *

— Поттер, подожди! — он, задыхаясь на бегу, догоняет Альбуса у самых теплиц.

— Это правда? — глухо повторил вопрос Альбус. Слова даются ему с трудом.

Малфой выглядит раздраженным.

— Да, долг жизни и правда существует, но...

— Нет никаких «но». Нет и быть не может. — устало говорит Альбус. — Такая дружба мне не нужна.

Альбус принял единственно верное, как ему казалось, решение — не замечать Малфоя. Не смотреть, не заговаривать, не обращать внимания. У него же есть принципы, в конце-то концов.

Наверное, единственный студент, который не видел той безобразной сцены — это Роза Уизли, с удовольствием возившаяся в теплице во внеурочное время. Так что она приветствовала их с неизменной улыбкой. Но ее неведение продолжалось ровно до тех пор, пока она не поняла, что ее монолог о бурном росте саженцев абиссинской смоковницы никто не комментирует. Дальше Травология проходила в молчании. А потом Альбусу понадобились Удивительные Удобрения Уорвика, о чем он и сообщил вслух. Кузине. Лично.

Малфой, рыхливший почву в непосредственной близости от бака с удобрениями, сделал вид, что всецело поглощен работой и слышать не слышал никакого Альбуса. Розино «Какого Мордреда?!» они с удивительным единодушием оставили без ответа.

И ничего удивительного не было в том, что Роза подхватила свой инвентарь и отправилась к другим пуффендуйцам. Мэддок, Окленд и Стеббинс с порученной им рассадой явно не справлялись и были не против помощи. Тем более, что с некоторых пор Роза Уизли перестала переживать по поводу того, что кому-то не нравится ее факультет, и стала намного приятнее в общении.

Тотчас после ее ухода Альбус и Скорпиус расползлись к противоположным концам грядки.

* * *

Другие занятия не давали такой свободы передвижений. Когда у первокурсников были Чары, Трансфигурация или Зельеварение, слизеринцам приходилось мириться с соседством друг друга. Они сильно удивили МакГонагалл, в голос обрадовавшись первой в этом семестре контрольной. То есть радовались они, конечно, отдельным столам и полной изоляции на полтора часа, но директору-то об этом знать не обязательно...

Флитвик огорченно щурился, когда Поттер неделю не мог освоить одно-единственное заклинание. Не меньше его расстраивало и то, что у Малфоя чары срабатывали как угодно, только не так, как положено. Отработка Алохоморы, необходимой для открытия некоторых особо капризных дверей в Хогвартсе, привела к тому, что класс заклинаний пережил два пожара, наводнение и нашествие саранчи, у которой вспыхнула внезапная любовь к шевелюре профессора. Нахождение за одной партой совместной работе не способствовало.

Термен по-прежнему знакомил их с мелкими радостями и пакостями в Хогвартсе, но прогулки эти становились все короче. Во-первых, они и так облазили практически все закоулки в замке, во-вторых, даже неизменно благодушно настроенный Эридан чувствовал себя неловко, оказываясь рядом с игнорирующими друг друга первокурсниками. Ругаться на дураков? Не умел он ругаться, да и отвечать на скользкий вопрос, кто из них прав, а кто виноват, ему не хотелось.

В общей гостиной умников, жаждущих вклиниться в ссору, тоже не нашлось. Все всё так же были рады помочь, объяснить, показать... Каждому по отдельности. Собственно говоря, Поттер с Малфоем по отдельности и бродили, как только представлялась такая возможность.

В спальне они оба опустили пологи, отчего комната стала похожа на стойбище с двумя крайне враждебно настроенными зелеными юртами. А Альбус еще и решил спать на левом боку, спиной к этому предателю — даром, что спать на боку терпеть не мог. Они расходились на разные концы гостиной, библиотеки, слизеринского стола в Большом зале... В свободное время — и на разные концы замка, благо, пробковая доска у камина была утыкана записочками, кто куда ушел.

Альбус малодушно радовался, что отработки с Криви назначены на разное время.

* * *

Дни тянулись, как просроченное Лакричное зелье. Наступила суббота, а Альбусу казалось, что со времени полета в среду прошла вечность.

Лефевр разрабатывал стратегию, готовясь загонять квиддичную команду до бесчувствия, пятикурсники страдали над СОВами в библиотеке, равно как семикурсники над ЖАБАми, Артур и Белинда устроили в общей гостиной образцово-показательную дуэль, на которую собрались поглазеть все незанятые личности, ну, а Малфой бродил где-то в гордом одиночестве. Тем временем час свидания с профессором Магловедения приближался.

Ликаон Монд с сожалением поднялся с насиженного кресла:

— Пошли, Поттер. Нам предстоит увлекательнейший вечер, — он подавил зевок и спрятал в рукав волшебную палочку.

В этот час коридоры замка были безлюдны: для ужина, а тем более для романтических встреч слишком рано, для прогулок — холодно. Календарь уверенно сдвигался к ноябрю, а сквозняки в каменных переходах были приятны разве что привидениям.

Вскоре слизеринцы добрались до двери с позолоченной табличкой «Проф. Д. Криви».

— Будь умницей, Поттер, — напутствовал Монд. — Ничему не удивляйся и ничего не бойся. Я пойду, развлеку Филча, а потом вернусь за тобой.

Пожелание показалось Альбусу довольно странным: во что же такое может превратить отработку преподаватель магловедения?

* * *

В маленьком кабинете было жарко от растопленного камина. Самым необычным было то, что профессор откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди, а ноги — на столе прямо среди бумаг. Он смерил замершего на пороге Поттера колючим взглядом и махнул острым носком туфли в сторону камина:

— Заходите и располагайтесь.

Эксцентрично, но вполне безобидно.

Альбус присел за шаткую металлическую конструкцию с белой столешницей — должно быть, трансфигурированная магловская парта. Стул, намертво соединенный со столом — единственное надежное крепление в этом страшилище, — жалобно скрипнул. А Альбус прочувствовал всю прелесть своего положения: сидя спиной к огню, он будет медленно поджариваться, пока профессор не сочтет нужным отпустить свою жертву.

Перед Альбусом опустились чернильница с пером и пергамент. Следующим взмахом палочки Криви убрал покрывало с настольной лампы по левую руку от Альбуса (огнеупорное стекло, зачарованные светляки и далекий от волшебного дизайн керосиновой лампы).

— Вам, Поттер, предстоит самое унылое из школьных наказаний. В мое время это называли «писать строчки», хотя вам придется делать копию книги для библиотеки. Учитывая то, что отдельные крайне ленивые личности ухитряются переписывать одну страницу в течение месяца, я буду следить за вашей работой. Книга старая, ветхая, поэтому я буду читать её вслух — в том же темпе, в каком диктую на своих занятиях. В ваших интересах успевать за мной.

Профессор потянулся и вновь скрестил ноги — теперь уже наоборот.

— Приступаем. Красная строка. «В Древней Греции боги вкушали амброзию, в Древней Индии — амриту; жизнь иранских богов поддерживала хаома, а боги Древнего Египта пили воду бессмертия. Предания далекой Руси гласят, что даже люди могли прибегнуть к помощи мертвой и живой воды; первая исцеляла любые раны и недуги, телесные и душевные, вторая — имела силу возвращать к жизни. Подобную легенду можно услышать и во Франции».

«А еще такую историю можно услышать от Малфоя,» — мысленно продолжил Альбус и почувствовал досаду: решил же не вспоминать о нем!

— Поднимите глаза, Поттер, если вы закончили! Следующий абзац: «Не только мифы, но и история содержит упоминания о поисках бессмертия. Личный врач папы Бонифация Восьмого предписывал принимать порошок из измельченного золота, жемчуга, сапфиров, изумрудов, рубинов, топазов; помимо этих сокровищ в его средство надлежало добавить белый и красный кораллы, слоновую кость, сандаловое дерево, сердце оленя, корень алоэ, мускус и амбру».

Что за диковинные смеси пил Бонифаций, для Альбуса звучало не слишком занимательно. Голос профессора звучал ровно и безэмоционально — как, впрочем, и всегда. Тепло камина только усиливало его усыпляющее действие.

Абзац за абзацем: записать и посмотреть на преподавателя, записать и посмотреть... Постепенно Альбус утрачивал ощущение реальности происходящего: строки сливались в единую черно-бурую массу, Бонифаций, которого он представлял себе щекастым лысым стариком, корчил рожи и потрясал невесть откуда взявшимся оленьим сердцем. Хотелось уронить голову, давно уже ничего не соображающую, на сложенные руки и забыться тяжелым сном.

Глаза профессора Криви под набрякшими веками казались чернильно-синими. Треск поленьев за спиной напоминал неразборчивый шепот — и вдруг он начал складываться в слова: «Ищи... Ищи...». Речь же профессора, наоборот, потеряла всякий смысл. Мальчик продолжал водить пером по пергаменту; его рука, движимая неведомой волей, выписывала что-то...

Стук в дверь, грубый и оглушительно громкий, развеял наваждение. Альбус вздрогнул и уставился на пергамент, не замечая, как чернила капают с острия замершего в воздухе пера.

— На сегодня все, Поттер, — по мановению руки профессора работа Альбуса перенеслась на учительский стол. — Продолжим через неделю.

В дверях уже стоял Малфой, смеривший Криви взглядом исподлобья. Поттера он, как повелось, вниманием не удостоил.

Альбус вышел к ожидавшему его за дверью Монду. Когда он поравнялся с однокурсником, ему стоило больших трудов не подобрать мантию — как это сделал неделю назад профессор Криви. Тем более, что Малфою явно хотелось сделать то же самое.

* * *

По пути в родное подземелье Альбус кое-как избавился от сопровождения, сославшись на забытое в библиотеке домашнее задание. Врать не очень-то хотелось, но, во-первых, ему действительно надо в библиотеку — а Монда в первую очередь интересовало, куда первокурсник Поттер отправится после отработки, а во-вторых, если понимать сказанное в широком смысле, задание действительно было забыто — все еще не сделано, и ничто не мешает Альбусу написать его именно в библиотеке.

Хотя, если говорить честно, его заботила вовсе не успеваемость. Прежде чем профессор Криви забрал пергамент, Альбус успел разглядеть написанное — точнее, нарисованное. Это был разделенный пополам треугольник со вписанным кругом. Круг был обведен несколько раз, как будто на него следовало обратить особое внимание. И это «Ищи!» до дрожи напоминает голос, который Альбус слышал на квиддичном поле.

Младший Поттер был готов поспорить на всю свою коллекцию волшебных повестей, что эти события связаны. И если тот, кто упрямо лезет в его голову, считает нужным оставить ему какой-то странный знак, не попытаться понять его значение просто невежливо.

Значит, придется покопаться в библиотеке. Если тетя Гермиона смогла найти здесь разгадку тайны Чудовища Слизерина, то что мешает Альбусу решить свою?

* * *

Прошло не меньше двух часов, и Альбус вынужден был признаться себе, что его случай относится к категории Николаса Фламеля: может, здесь и есть нужная информация, но он не может ее найти.

Таинственного знака не было в «Энциклопедии магических символов» и «Полном курсе кабалистики», в «Продвинутой алхимии» и «Руководстве по вызову демонов». Отчаявшись, Альбус пролистал «Руническую магию» и «Пентаграммы: от азов к свободному творчеству», но ничего даже отдаленно похожего не нашлось.

Он всерьез подумывал о том, как пробраться в Запретную секцию — вдруг «Некрономикон» или «Тетраграмматон» покажут ему то, что нужно? Он не собирается выносить книгу из библиотеки — может быть, ему удастся незаметно проскочить в этот раздел, пролистать и вернуться обратно? Или не мучать свою многострадальную голову и отправиться уже спать?

Из-за стеллажей вышла неразлучная троица гриффиндорцев. Уоллорд по традиции тащил сумки, а Ренч играл его очками, попутно что-то доказывая Присколлу. Альбус внутренне напрягся, ожидая нападения, но в данный момент Ренча, похоже, больше занимали очки. Он вертел их в руках, пытаясь поймать в них огни библиотечных ламп, примерял на себя, не забывая при этом корчить уморительные (на его взгляд) рожицы, начал крутить их за дужку...

Хлопнула дверь, и в помещение вбежал Малфой с палочкой наперевес — внимание Ренча тут же переключилось на него. Очки повернулись последний раз — и упали прямо под ноги нагруженному Уоллорду. Хруст услышал даже стоявший за три ряда от них Альбус.

— Малфо-ой... — радостно протянул Ренч. — Ты к кому так спешишь?

— Репаро, — вместо ответа произнес Скорпиус, и очки восстановили свою целостность. — Посторонись, Ренч, а то мне тут почитать захотелось — не представляешь, как.

Он сдвинул гриффиндорца в сторону и как ни в чем не бывало пошагал к дальним полкам. Мимо Альбуса он тоже пролетел на всех парах, как «Летучий голландец».

Идея поискать символ в библиотечных книгах резко потеряла свою прелесть.

* * *

Утро понедельника началось с того, что Альбус едва не отстал от своих по дороге на завтрак. Возможно, дело было в том, что перед его глазами висел этот разделенный треугольник с кругом, отвлекавший от любых других мыслей; возможно, в том, что в коридоре перед доской объявлений скопилась толпа студентов, и в ней немудрено было потеряться. Так как второй вариант был безопасен для обсуждения, об ажиотаже перед доской Альбус и спросил у Термена.

— Должно быть, Фауст приезжает, — пояснил Эридан, с энтузиазмом нагребая в тарелку пюре с сосисками, пирог с почками, шницели... — Давно пора.

— И кто такой Фауст?

— Преподаватель Защиты от Темных Искусств, — лаконично ответил Термен.

Альбус дождался, пока картошка проследует изо рта четверокурсника к его желудку, и потребовал разъяснений.

— Рихард Фауст, выпускник Дурмстранга. Учился в Пражском магическом университете, выбрал проклятую должность в Хогвартсе как тему своей дипломной работы. У него вся семья ликвидаторы проклятий, он шел по стопам предков, но... Сначала он совмещал преподавание с семейным бизнесом, а потом его с концами затянуло в Хогвартс. Он уже почти десять лет у нас учительствует.

— А что с проклятием? — поинтересовался Поттер.

— Ерунда там. Оказалось, что оно срабатывает только на девятый месяц официального преподавательского стажа. Так что каждый год Фауст заключает с директором новый контракт, с октября по май. В июне сессия, экзамены может и министерская комиссия принять, а сентябрь записали как самостоятельную работу. По слухам, сам Фауст говорит: «Программу пройти мы в любом случае успеем, а так хоть домашнее задание к сроку сделают».

Действительно, в расписании появилась незаслуженно забытая до сего дня строчка: «Защита от Темных Искусств», а старшекурсники набивали сумки даже не свитками, а рулонами писанины. Первый курс Слизерина получил свои часы во вторник и в четверг — и, разумеется, учиться предстояло на пару с Гриффиндором. Горы домашки, быстрый темп преподавания, неприятное соседство — Альбус заранее слегка побаивался этих уроков. Тем более что учебника по Защите в списке обязательной литературы не было. Вообще.

Перед первым занятием у профессора Фауста Альбусу за обедом кусок в горло не лез. Если нет теоретического курса, значит, упор будет сделан на практику. Что, если преподаватель решит устроить магическую дуэль? Или выпустит волшебных животных-вредителей? Из всех известных Альбусу заклинаний для самообороны худо-бедно сгодилось бы только Агуаменти — и то только если прицельно бить в глаза. Как раз будет время сбежать, пока противник пытается проморгаться. А магические существа? Краткий курс о наиболее часто встречающихся созданиях за авторством дяди Рона звучал примерно так: «Садовых гномов раскручиваешь и бросаешь, пикси замораживаешь на подлете, а оборотней просто не трогаешь — вне полнолуния они ничем от нас не отличаются».

По крайней мере, до полнолуния была еще неделя.

* * *

Обстановка кабинета Защиты от Темных Искусств подтверждала худшие опасения Альбуса. Потолки — высоченные, в два этажа, в класс приходилось спускаться по деревянной лестнице без перил. Вместо нормальных окон — узкие полоски под самым потолком, нет ни шкафов, ни портретов, ни даже кафедры преподавателя, а массивные столы, намертво прикрученные к полу, жмутся к стенам, освобождая просторную площадку в центре. В общем, идеальная арена сражений.

Младший Поттер немедленно занял место поближе к выходу. Никогда не следует забывать о мерах предосторожности, а, как известно, единственное универсальное средство от заклятий — уклониться. Под лестницей ютилась небольшая кладовка, и ее дверь, открывавшаяся наружу, могла бы сыграть роль неплохого щита...

Гриффиндорцы, появившиеся за минуту до звонка, заняли места посередине — с тем расчетом, чтобы между ними и Альбусом была мертвая зона шириной в парту. Малфой, едва не опоздавший на занятие, идею с мертвой зоной поддержал — сел через стол от Уоллорда, что оказалось на противоположном конце класса. С тем расчетом, значит, чтоб подальше от Поттера.

Профессор влетел в класс со звонком. Он был крепок, широкоплеч и просто фонтанировал энергией. Взъерошив ежик своих светлых волос, он с улыбкой обратился к студентам:

— Ну что, господа магики и прелестные магессы, познакомимся? Я Рихард Фауст, ваш учитель Защиты от Темных Искусств. Преподавательский состав настаивает, что я профессор, но я, признаться, привык, что профессор Фауст — это мой отец. Поэтому было бы замечательно, если бы вы называли меня герр Фауст или наставник Фауст.

Ему было чуть больше тридцати, но выглядел он моложе. Когда он улыбался — а улыбался он часто — в уголках его травянисто-зеленых глаз собирались лучистые морщинки. Легкий загар и чуть заметные веснушки на переносице делали его похожим на спортсмена или тренера квиддичной команды. А хрипотца в голосе и немецкий акцент только придавали ему шарма. Так что он никоим образом не походил на грозного боевого мага.

Еще раз оглядев учеников, он посерьезнел:

— Темные Искусства — это могучая сила. Многие ее разделы строго запрещены, многие переработаны до неузнаваемости и лишь часть применяется в современном мире. Почему? По той простой причине, что магия этой области плохо поддается контролю и всегда — подчеркиваю, всегда — требует платы за свое применение. Иногда это слабость и ощущение разбитости, а иногда — человеческие жертвы. Иногда подобная магия может начать жить собственной жизнью, и тогда появляются опасные волшебные существа. Вы должны знать мой предмет, чтобы справиться с тем злом, которое появилось задолго до вашего рождения. — его взгляд остановился на сидящем в центре Ренче. — Кроме того, во все времена находятся гордецы, которые считают, что смогут обуздать великую силу Темных Искусств. Но все заканчивается тем, что эта сила порабощает их. Не стать такими несчастными и справиться с последствиями их неосмотрительности — вот вторая причина знать мой предмет.

Он сделал паузу, чтобы первокурсники могли осмыслить сказанное. И задал вопрос:

— Кто может сказать, что было самым важным в первых магических ритуалах и дуэлях?

Класс молчал. Только Малфой неожиданно поднял руку. Профессор кивнул ему и тот, встав с места, ответил:

— Имя, герр Фауст. Если ритуал становился слишком опасным, тот, кому маг доверил свое имя, мог позвать его — вернуть даже из-за грани жизни и смерти. В случае дуэли до смерти, а именно такими были первые поединки, дуэлянт сообщал противнику свое имя. После такой дуэли прощались любые оскорбления, даже кровная месть рода.

— Верно. Могу добавить только, что самым страшным наказанием до появления дементоров и их Поцелуя считалось Проклятие отчуждения имени. В наше время проблема истинного имени несколько утратила актуальность — все эти прозвища, сокращения, псевдонимы и смена документов... И все же я хотел бы, чтобы вы, ученики мои будущие, представились. Начнем с вас, начитанный молодой человек.

— Меня зовут Скорпиус Малфой. — с поклоном сообщил мальчик и по кивку профессора сел.

— Кристофер Уоллорд, сэр, — гриффиндорец тоже встал и поклонился.

— Оуэн Присколл.

— Айвор Ренч. Вы могли прочитать имена в журнале, да что там — даже последний маггл мог бы это сделать! И никто теперь не делает из имени тайны!

Герр Фауст грустно улыбнулся его словам.

— Верно, мистер Ренч. Однако обратите внимание на то, как представился мистер Малфой. Он не произнес: «Мое имя», он сказал: «Меня зовут». Обычная формулировка, подобные которой встречаются во всех языках магического мира. Подразумевает определенную степень доверия — не абсолютную, но тем не менее. Имя, настоящее имя, связанное с истинной сущностью одного и того же человека и обладающее названными свойствами, может быть разным для разных людей. Известен пример мага, у которого было три прозвания, и все это были имена, связанные с его истинной сущностью — правда, с разными ее сторонами. Он был Пендрагоном для королевского мага, Дженкинсом — для школьных друзей и Хауэллом — для своей семьи. Клиенты в четырех городах знали его прозвища, но в них уже не было той силы, что в настоящем имени.

— Мы же представляемся кому-нибудь чуть ли не каждый день! — не сдавался Ренч. — Неужели все это может быть мишенью для проклятия?

— Нет, вовсе нет. Для того чтобы именно доверить кому-либо свое имя, нужен особый настрой и вера в свои действия. Для проклятий имя чаще крадут или создают поддельную связь. Мне же хочется знать, что вы мне доверяете. Хотя бы немного.

Ренч опустился на свое место. Необычная перекличка продолжилась. Жуань Ли, как и ожидалось, представился как Чарли.

Время до конца урока пролетело незаметно. Фауст в красках расписывал, что происходило в разные времена с колдунами и ведьмами, небрежно относившимися к своему имени; рассказывал про маглов, которые в древности так же ревностно хранили тайну имени, но постепенно стали считать это предрассудком (примерно тогда, когда закончилась эпоха великих инквизиторов); поведал о славянской традиции имен-оберегов и о ритуалах наречения и смены имени, о табу на имена преступников и силе имени...

Он перевел дух только тогда, когда прозвенел звонок.

— К четвергу жду от вас письменные работы, — он взмахнул рукой, и перед каждым из учеников появились вчетверо сложенные листки бумаги. — Задания индивидуальные, темы найдете в ваших записках. Удачного дня.

Ученики еще только поднимались из-за парт, приглушенно переговариваясь между собой, а Фауст уже умчался по своим делам. Альбус развернул листок. «Происхождение вашего имени и фамилии. Кто из волшебников ваши тезки? Как имя влияет на вашу жизнь?»

Величайший волшебник двадцатого века, двойной агент в войне с Темным Лордом и победитель этого самого лорда. Сочинение обещает быть крайне интересным... Особенно если не упоминать о самом Альбусе.

* * *

Школьная жизнь текла своим чередом. Писались бесконечные свитки домашних заданий, устраивались безобидные (и не очень) шалости, Филч с ворчанием обходил замок в поисках малолетних нарушителей... Но все это ни капельки не нуждалось в участии Альбуса Поттера. Не было даже насмешек и привычных пакостей от Ренча. Никто, абсолютно никто не смотрел, не заговаривал, не обращал внимания на Поттера.

Собираясь в Хогвартс, Альбус много чего боялся. Боялся показаться неумехой, боялся возможных насмешек, боялся сравнения (и понятно, что не в его пользу!) с отцом и братом. Боялся даже всяких мелочей, вроде назойливости Плаксы Миртл и горгулий в темных коридорах.

О том, что он окажется никому не нужен, Альбус как-то не задумывался.

Замок казался младшему Поттеру пустым и серым. И Гриффиндор, и Слизерин, целиком захваченные предматчевой лихорадкой, тренировались день и ночь, регулярно ругаясь из-за права занятий на поле и постоянно получая замечания от учителей за полеты в неположенном месте.

Поэтому, когда Лефевр потащил команду упражняться в правой части коридора на третьем этаже, откуда можно было попасть в зал с потолками еще выше, чем на Защите от Темных Искусств, Альбус обнаружил, что остался в гостиной в гордом одиночестве. Без слизеринцев, шумных и не очень, комната выглядела мрачной и заброшенной. Так что он решил уйти куда подальше — одному в гостиной было неуютно, как будто он вломился в пустой дом.

Десять минут спустя Альбус уже страдал над сочинением в библиотеке. Биография Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора была представлена широко и подробно: хочешь, бери из «Великих волшебников прошлого», хочешь — из «Магического альманаха». Кажется, еще у тети Гермионы была снятая с выпуска книга «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» — но, во-первых, ее Альбусу строго-настрого запретили читать, а во-вторых, там было пересказано столько неприятных слухов, что это вряд ли подойдет для домашней работы. Но вот Северус Тобиас Снейп...

Альбус нашел кое-что из научных работ Снейпа: «Три дополнения к рецепту Напитка Живой смерти», «Сыворотка Правды: польза и риск», «Медленные яды». Он честно попытался их прочесть, но — увы! — статейки оказались междисциплинарные, и если в зельеварческой части можно было кое-как (со справочником и конспектами) разобраться, то влияние фаз Луны и особенности наложения чар на ингредиенты оставались для Альбуса тайной за семью печатями. Смирившись со своим незнанием, он возобновил поиски. Обнаружилось упоминание о том, что Снейп всего-то в девятнадцать лет стал не только автором, но и редактором статей в «Вестнике Зельевара». И, наконец, Альбус отыскал помятую газетную вырезку с репортажем о Международной Юношеской Олимпиаде по Зельеварению. Там сообщалось о том, что впервые за двадцать лет семью Борджиа на пьедестале потеснили англичане, а именно некий Снейп, С.Т. (14), но фотографии юного дарования не было — под заголовком сладко улыбался старый мэтр Борджиа, председатель жюри.

После Процесса Пожирателей в 1981 имя Снейпа пропало из всех печатных источников. Внимание прессы к нему вспыхнуло с новой силой во время Турнира Трех Волшебников — и то только потому, что он не стеснялся в выражениях, озвучивая свое мнение по поводу Гарри Поттера вообще и его участия в Турнире в частности.

Стаж преподавателя Зельеварения — более десяти лет, почти столько же он исполнял обязанности декана Слизерина. Через три года после Турнира он занял пост директора в Хогвартсе — но это самое темное время Второй Магической войны, и газеты перешли под управление прихвостней Волан-де-Морта — поэтому репортаж полон хвалебных речей режиму Лорда, а Снейп на фотографии кутается в мантию, скрывая лицо. А из дальнейших событий — некролог: Снейп погиб 2 мая 1998 года. После Победы Гарри Поттер выступил в Визенгамоте с оправдательной речью, которая и объяснила волшебному миру, что все это время Снейп был двойным агентом и служил делу Дамблдора, несмотря на недоверие и даже ненависть его сторонников.

И что же можно сказать об этом человеке? Что он был потрясным зельеваром? Что он проделал колоссальную работу, лавируя меж двух противоборствующих лагерей? Папа говорил, что Снейп был храбрейшим человеком... Вот и все подробности!

Дамблдора папа описывал куда живее: все эти его чудачества, любовь к загадкам, вечные недомолвки и в то же время готовность ответить на любой заданный тобой вопрос, феникс в качестве домашнего питомца и хорошие отношения практически со всеми представителями волшебного народа. Орден Феникса и созданный в его честь Отряд Дамблдора, вечное одиночество и тонкий расчет судеб мира, вершившийся в одной многомудрой голове, изгнания и возвращения... На портрете Альбус мог бы узнать его серебристой бороде и очкам-половинкам.

Но что насчет Снейпа? Кого он любил и кого ненавидел? Гарри Поттера? И что было у него с Лили Эванс, в замужестве Поттер? Папа избегал поднимать эту тему — ну и ладно, это, в конце концов, личное. Но вся информация, доступная Альбусу, не делала С.Т.Снейпа человеком из плоти и крови. Так, призрак из бумаги и чернил.

Что ему нравилось? Что-нибудь ерундовое, вроде тех же лимонных долек Дамблдора? Как проводил свободное время? Чем увлекался — это кроме шпионажа и зелий? Да как он, в конце-то концов, выглядел? Лицо Дамблдора смотрит с книжных обложек и вкладышей шоколадных лягушек, с газетных передовиц и портретов...

Портреты! В кабинете директора висят портреты всех его предшественников, значит, и Дамблдор, и Снейп там есть! К тому же эти портреты представляют собой оттиск души человека и потому обладают памятью, характером и индивидуальностью (хорошо, что Роза иногда читает «Историю Хогвартса» вслух!). Так что можно пообщаться непосредственно со своими удивительными тезками!

Вот только возникает проблема — как попасть в кабинет МакГонагалл, да еще и остаться там наедине с портретами? Нарваться на наказание? Прикинуться, что помогаешь старосте с бумагами? Дождаться, пока она выйдет, и подлететь к окну на фестрале? Ох, пора завязывать с приключенческими романами...

Просто попросить — нет, этот вариант Альбусу категорически не нравится. Все-таки это личное. И кое-что даже не имеет отношения к заданию. Точнее, это с ним связано — разумеется, но кое-что из предполагаемого разговора точно не станет частью сочинения. Неплохо было бы поговорить со Снейпом: спросить, как он справляться со всеми напастями, не показывая вида; как ухитрился заслужить доверие в стане сумасшедшего темного мага — и у Дамблдора; как сделал выбор... Это все явно не для ушей МакГонагалл!

Может, удастся найти другие живые портреты? Альбус спешно пролистал «Историю Хогвартса». Вот оно! К Залу Почета прилегает Галерея Великих Выпускников. Картина с Дамблдором точно висит там, значит, можно поговорить с ним самим — раз, и попросить его привести Снейпа, ведь они свободно перемещаются между своими портретами — два.

Довольный собой, Альбус захлопнул книгу. Пора на четвертый этаж.

* * *

Как и ожидалось, студенты не жаждали приобщиться к истории школы, и Зал Почета пустовал. Кубки и таблички в витринах причудливо поблескивали в свете сотен свечей. Подойдя ближе, Альбус не смог сдержать улыбки — откомандированные к Филчу студенты не утруждали себя тщательной уборкой, ограничиваясь простым помахиванием тряпкой. Как следствие, ряды наград напоминали любимое альбусово лоскутное одеяло, разве что чередование тускло-серого и золотого выглядело не так уютно, как в случае коричневого и зеленого. Аккуратно, стараясь не задеть (и, упаси Мерлин, не разбить!) теснящиеся едва ли не друг на друге хрупкие шкафчики, Альбус добрался до белой — хотя, если говорить честно, то желтовато-пыльной — драпировки с гербом Хогвартса. Одно движение — и мальчик оказался в длинном коридоре, сплошь увешанном портретами.

Кого тут только не было! Хенгист из Вудкрофта и сэр Майкл Скотт, Нимуэ и Клиодна, Гальфрид Монмутский и Томас Рифмач, Том Лин и Кадваладр... Кажется, в расположении портретов не было никакой системы: воин соседствовал с поэтом, мудрец — с путешественником, королева — с крестьянином. Кроме того, нарисованные волшебники и волшебницы переходили из картины в картину и собирались в довольно шумные компании.

— Э-э, здравствуйте... Извините, не могли бы вы мне подсказать, где найти Альбуса Дамблдора? — робко заявил о себе младший Поттер.

Его услышали: все портреты повернулись к мальчику. На мгновение в галерее воцарилась тишина. А потом все они заговорили одновременно:

— Между Урхартом Бесстрашным и Мелисаной...

— Я видела его в раме у Морганы!

— Несомненно, вы найдете его рядом с Тэмом О'Шэнтером, юный сэр...

— Что за неслыханная наглость! В мое время юнцы не осмеливались требовать аудиенции у великих...

— Полноте, Вортигерн, это дитя никак нельзя упрекнуть в дерзости...

Все они считали своим долгом сказать что-нибудь — за долгие годы у них было не так много живых слушателей. Однако от гвалта, который они устроили, хотелось заткнуть уши и бежать куда подальше. Но Альбус был вежливым мальчиком и ушей затыкать не стал; что же до спасения бегством — у него было дело к Дамблдору, и отказываться от своего замысла он не собирался.

Наконец, его терпение было вознаграждено.

— Я ждал тебя, мальчик мой, — улыбнулся старик, перед которым расступились все прочие портреты. — Ты так похож на своего отца — еще один Поттер... Но, думаю, тебе больше понравится разговор наедине. Мне выделили отдельную нишу, так что предлагаю отправиться туда. Это недалеко, вот сюда — сразу за Мерлином и Морольфом.

Действительно, там оказалась ниша, скрытая от посторонних глаз небесно-голубой драпировкой. Внутри нашлась массивная позолоченная рама, где и устроился Дамблдор; его окружали рамки и рамочки, прославлявшие его деяния — сертификат от Гильдии алхимиков за двенадцать способов использования драконьей крови, сопроводительные бумаги к орденам Мерлина — все степени, полный кавалер; фотографии из «Ежедневного Пророка», страницы его монографий и, конечно, статья о его победе над Грин-де-Вальдом. Персональная Стена Славы, которую наверняка частенько открывают для публики и водят сюда студентов, приурочив эти посещения к важным датам... Впрочем, сейчас бывшего директора Хогвартса это не волновало.

— Римляне, народ древних и великих магов, говорили: «Nomen est Omen» — «Имя есть судьба». Так как тебя зовут, мальчик мой? — спросил Дамблдор, заняв свое место в золоченой раме.

— Альбус, сэр. Альбус Северус Поттер, — нерешительно произнес мальчик. Все-таки он робел в присутствии знаменитого волшебника — пусть он и был сейчас всего лишь одушевленным портретом.

Дамблдор в ответ мечтательно улыбнулся:

— Значит, Гарри все-таки понял... Помню, как он был тверд в своей уверенности, что именно Северус — его злой гений. Как не желал принять от него помощи. Как не верил моим словам насчет его верности — равно как и таким же уверениям мисс Грейнджер... Давно это было, Альбус Северус. А время — великий волшебник: оно ложится бальзамом на старые раны и стирает границы между светлыми и скверными воспоминаниями. Время делает людей более терпимыми — впрочем, это можно видеть и по цветам твоего галстука.

— Не уверен, что это так, сэр, — возразил Альбус. — По крайней мере, насчет терпимости. Слизеринская форма по-прежнему действует на гриффиндорцев как красная тряпка на быка. Да и сказать, что у всех гриффиндорцев сердца полны отваги и чести, никак нельзя. И благородством в некоторых даже не пахнет... Только я пришел не за тем, чтобы жаловаться на жизнь.

— Так что же привело тебя сюда, мой мальчик? — блеснули интересом голубые глаза за очками-половинками. — Что тебя гложет?

Альбус прикинул варианты развития событий. Все, что он расскажет, может достичь ушей отца — он частенько просит Финеаса Найджелуса привести Дамблдора в картину в гостиной на площади Гриммо, а то и просто разговаривает с портретом своего наставника на работе — в коридорах Министерства соответствующая картина есть едва ли не на каждом этаже. К тому же, согласно подслушанным рассуждениям тети Гермионы (а не надо выговаривать все свои домыслы «Гарри и Рону, несносным, не желающим думать мальчишкам» на повышенных тонах), душа этого сильного волшебника в полной мере сохранила способность мыслить и строить планы — и Альбусу вовсе не улыбалось стать частью какого-либо из этих планов. Поэтому он ограничился самым насущным:

— На уроке мы говорили о важности имени и его значении. Я вдруг понял, что знаю о профессоре Снейпе значительно меньше, чем о вас. Да что там — практически ничего не знаю. Если вы представляетесь мне как живой человек, то он — сухая статья, сборник фактов, ничего более. Может быть... Если вас не затруднит... Где я могу найти портрет Северуса Снейпа?

Дамблдор грустно покачал головой:

— Портрет висит в кабинете Минервы, но ты не найдешь там Северуса.

— Но как такое может быть? — озадаченно протянул Альбус. — Волшебнику некуда уйти с портрета, если только его не пригласят на другое полотно. Он может перемещаться между разными своими изображениями, но не уходить в никуда! Где-то же он находится!

— Все верно, Альбус Северус. Существует два портрета Северуса Снейпа: один в кабинете директора, другой — в поместье Малфоев. Но загвоздка в том, что это — пустые холсты. И в раме, самопроизвольно появляющейся после смерти очередного директора, и в зале Малфой-мэнора, где висел прижизненный портрет — после смерти Северуса он за считанные дни выцвел, словно с него исчезли все краски. Только в центре темное пятно осталось.

Теперь у Альбуса появилось настойчивое желание покрутить пальцем в ухе: он что, ослышался?

— И как такое можно объяснить? Магические портреты ведь всегда несут на себе отпечаток души — и даже время над ними не властно: что вы, что Мерлин, что Агрикола одинаково бодры и активны!

Дамблдор загадочно улыбнулся:

— Быть может, душа так и не коснулась холста?

После этой реплики Альбус еле удержал руку, чтобы не покрутить пальцем — на сей раз у виска. Но Дамблдор продолжал, как ни в чем не бывало:

— Сириус Блэк, крестный твоего отца, погиб до того, как подготовил зачарованный холст для своего магического портрета — поэтому вы видели его лишь на фотографиях, и Гарри не имел возможности поговорить с ним снова. Семья Миртл была достаточно богатой и предусмотрительной, а сама Миртл — достаточно взрослой, чтобы наложить требующиеся чары — однако ее душа решила остаться с нами в виде привидения, и ни один ее портрет не оживает. Но случай Северуса выбивается из общего ряда: он зачаровал два холста, на которых так и не появился, никто не видел похожего на него призрака... Если ты ищешь Северуса Снейпа, мой мальчик, я могу сказать тебе только одно: он похоронен в Хогвартсе, в каменном круге старого кромлеха на самом краю Запретного Леса.

Альбус поблагодарил бывшего директора за помощь. Прощание вышло скомканным: младший Поттер погрузился в размышления, а Дамблдора позвали разнять ссору Нимуэ и Вортигрена, очередной раз не сошедшихся во взглядах на рассказы Мерлина о прошлом. Видимо, кое-что остается неподвластно времени.

На краю Запретного Леса, говорите? Кажется, пришло время использовать наследственное поттерское пренебрежение к школьным правилам...

* * *

На улице было холодно, несмотря на октябрь и утепленную мантию. Захватив с собой сумку — вдруг вдохновение накатит, ну, или бутербродов захочется — Альбус Поттер отправился навстречу своему первому сознательному нарушению правил. По терминологии Тедди и Фреда это считалось шалостью, но называть так посещение могилы своего тезки младший Поттер не стал бы. Скажем так — он в лучших слизеринских традициях шел к своей цели, не стесняясь никаких путей. Даже если они вели в Запретный Лес.

Он миновал теплицы и полудикую тыквенную делянку, намереваясь обойти Хогвартс по периметру — проще углядеть кромлех отсюда, чем блуждать по лесу, рискуя заблудиться — когда на горизонте показалась группа спортсменов с метлами наперевес. Последняя неделя октября... Против солнца не особо-то и разглядишь, но это либо Гриффиндор, либо Слизерин. С первыми встречаться лишний раз не хотелось — маловероятно, что Скиром овладело такое же равнодушие, что и Ренчем. Встречаться со своими — тем более: устроят допрос с пристрастием и уволокут обратно в гостиную.

Углубиться в лес пришлось значительно раньше, чем Альбус рассчитывал.

Опавшие листья, скукожившиеся в неаккуратные бурые свертки, по краям прихвачены инеем и ломаются под ногами почти неслышным хрустом. Хоть какую-то надежду на укрытие дают сосны, и мальчик спешит к ним — но опад, смешанный с подмерзшей глиной, предательски скользит, и младший Поттер успешно уходит от нежелательных взглядов — вниз и под редкий кустарник, пропахав в грязно-желтом ковре хвои траншею и свалившись в овражек. Овражек основательно зарос травой, и эти пожухлые космы хорошо его маскировали. Трава вперемешку с листвой и хвоей была и на дне.

«По крайней мере, приземлился мягко» — подумал Альбус, чуть сдвинул правую руку, устраиваясь поустойчивее и... едва не выдал свое неожиданно обретенное укрытие. В ладонь впилось нечто холодное, с острыми гранями. Льдышка? Осколок стекла? Он отдернул руку и, шипя от боли, повернул ее ладонью вверх, ожидая увидеть кровь.

Увиденное заставило его примерзнуть к месту от ужаса. На возвышении большого пальца пульсировал красным оттиск — линии складывались в уже знакомый рассеченный треугольник с вписанным кругом.

Не хотел, чтобы его увидели? Решил втайне пройтись по Запретному Лесу? Провалился там неведомо куда? Да кого это волнует! Альбус встал на колени, развернулся и начал лихорадочно рыться в куче растительного мусора. Из овражка вылетали пучки высохшей травы, охапки прошлогодних листьев, комья мерзлой земли — а вскоре и звуковое сопровождение в виде азартного сопения подоспело. Нашел!

Победный клич младшего Поттера вспугнул птиц и лукотрусов на милю вокруг. Но это было, в сущности, неважно.

В руках мальчика лежал небольшой черный камешек, ограненный на манер миниатюрного колесика, с отполированными до зеркального блеска верхней и нижней гранями-площадками. На одной из этих площадок и был выгравирован таинственный символ.

Альбус повертел находку в руках. В боковых гранях-фасетках отражались сотни крошечных Альбусов, окруженных расплывчатыми тенями, и тени эти клубились, сплетались друг с другом, появлялись и исчезали... Он положил камень плашмя на ладонь и очередной раз взглянул на символ. Круг, треугольник, черта... Что они скрывают?

В жизни Альбуса, прежде такой простой и понятной, все полетело в тартарары, стоило лишь поступить в Хогвартс. Боязнь полетов, частичная потеря памяти — с этим вполне можно было жить. Жить, скрывая это как позорный секрет, этакий скелет в шкафу, тщательно закрытом на ключ и для надежности повернутый дверцами к стенке. Вот только в шкаф запустили бомбардой, и тайна просочилась наружу — а заодно и компанию себе нашла. Кто управляет его сознанием, стоит Альбусу взлететь на метле? Откуда возникает властный голос в его разуме? Что означает этот преследующий Альбуса символ и при чем тут наследник Смерти? Как с этим связан профессор Криви? И что не так с душой Северуса Снейпа?

Как будто без этого мало проблем! Альбус не оправдал возложенных на него ожиданий, он в состоянии холодной войны с собственным братом, а единственный человек, предлагавший свое общество и свою дружбу, оказался двуличным расчетливым эгоистом. Как будто для обычного первокурсника мало одного этого!

* * *

Из оврага Альбус выбрался, а вот приступ саможаления преодолеть оказалось не так просто. Он шел прежним курсом — по краю леса и вокруг замка — и по пути вспоминал, сколько еще раз судьба в прошлом могла бы и обойтись без суровых воспитательных мер. Может, это все были и не трагедии, но шел Альбус долго, а память у него была цепкая. Выходило много, хоть и по мелочам — а оттого обидно. До того обидно, что в глазах щипало.

Может, от этого, а может, от невнимательности, Альбус смог заметить искомый кромлех только наткнувшись на него. Каменный круг — Дамблдор явно преувеличивал! Четыре арки, каждая из трех камней, а промежутки между арками — парочку Поттеров поставить можно. К тому же валуны щербились трещинами, в которых с удобством устроились лишайники самых разнообразных оттенков: изумрудные, салатовые, голубоватые. Кое-где камень был раскрошен настолько, что давал приют и растениям попривередливее. Мхи еще радовали глаз зеленью, а вот плющ свисал безжизненными плетями.

Альбус вступил в круг и снова поскользнулся — на этот раз на подернутых корочкой льда неровных плитах. Стараясь ступать осторожнее, он приблизился к одиноко стоящей стеле в центре. Это глыба нарочито грубо обтесанного гранита, но зерна не дымчато-серые и красноватые, как Альбус привык видеть, а более темные. Смесь черного, графитно-серого и белого. Белого совсем немного, и чтобы увидеть светлые полосы, надо приглядываться. Одна из таких полос словно подчеркивает гравировку: «С. Т. Снейп. 1960 — 1998». Буквы, когда-то посеребренные, теперь цветом сравнялись с гранитом — будто эти слова были вплавлены в камень самой природой.

Здесь лежит человек, чье имя он носит. И благодаря его, в том числе, жертве живет. Зельевар, Шпион, Волшебник… Человек.

— Здравствуйте, — хриплым от волнения голосом произносит Альбус. — Вы меня не знаете, но я Альбус Северус Поттер. Вы защищали моего папу. И мне ужасно хотелось бы, чтобы вы защищали меня.

Альбус рукавом стер с камня корочку инея и положил рядом сумку. Сел, прислонившись спиной к камню — ничего, мантия пошита на совесть — и посмотрел в небо. Темно-серое — как гранит, как ледяная вода, как глаза разгневанного Скорпиуса Малфоя — того самого, с которым он, Альбус, уже две недели не разговаривал. Он вообще ни с кем за эти две недели по-настоящему не разговаривал.

— Если бы вы защищали меня, я не влип бы в эту дурацкую историю, — доверительно начал Альбус. Он ведет себя, как сумасшедший — прячется от людей, разговаривает с портретами, теперь вот с мертвецами... Ну и наплевать! Если прикрыть глаза, то кажется, будто сидишь с кем-то спина к спине — а из-под ресниц и вовсе кажется, что камень-то и не камень вовсе, а ссутулившийся человек в форменной мантии. Лучший слушатель — Северус Снейп: не перебивает, не уходит, не выдает секретов.

— Если бы вы были здесь, были бы нашим деканом. А то что это за бредятина: факультет без главы! Лефевр, конечно, старается, и ребята все ему помогают — но разве сможет семикурсник сделать то, что делает преподаватель! И потом, он уйдет в следующем году, и все начнется с начала. А потом уйдут Артур, и Ликаон, и Феликс... Уйдет Медея Розье. А потом будет очередь Термена, и некому будет рассказывать про традиции Слизерина. Что-то останется в записях нашего архивариуса, но она тоже уйдет. И будет у нас расчудесный курс: Малфой и я. Никто никого не знает и никто ни с кем не разговаривает. Просто восхитительно! Декан, будь он у нас, такого бы не допустил. Однозначно.

Альбус смахнул рукавом холодящую щеку слезинку — здесь никто не будет читать нотаций о том, что приличествует и что недопустимо для уважающего себя слизеринца. Или носящего гордое имя Поттера.

— А вели бы вы у нас, скажем, зелья. Папа рассказывал, что ненавидел ваши уроки Зельеварения, и еще то, что вы просили сделать вас учителем Защиты от Темных Искусств. Но мне кажется, зелья в вашем исполнении должны быть интереснее, чем сейчас: этому Хемлоку уже двадцать три, а до сих пор ни одной сильной работы. И вообще он сидит за кафедрой и строчит очередной опус, это если не читает лекцию — кажется, по другому занудному опусу, может, его, а может, его вечно отсутствующего профессора. А Защита — нет, это вам не подошло бы. Во-первых, эта должность проклята, а как обойти условия проклятия, придумал Фауст, значит, это его право; а во-вторых, Фауст однозначно лучший для этой должности. Он знает, о чем рассказывает, он готов ответить на любые вопросы и ему плевать на всякие факультетские закидоны. У него Аспер пишет научную работу, а Сфорца уже статью под его руководством напечатала. Так что зелья, определенно зелья.

Альбус зажмурился и поднял лицо к небесам — пусть на него садятся редкие снежинки, пусть тают, заставляя чувствовать покалывающий ледяными иголочками холод.

— Я бы согласился, даже если бы вы орали, как дядя Рон после очередного проигрыша «Пушек», и отправляли на отработки. Было бы здорово сварить что-нибудь не по учебнику — Костерост там или Бодроперцовое... Лучше уж такие отработки, где делаешь что-то руками. Ну, тяжелое. А то Криви — профессор Маггловедения, тоже мне, величина — заставляет переписывать книги. «Посмотрите мне в глаза, Поттер! — передразнил Альбус с горечью в голосе. — Я должен видеть, как вы продвигаетесь!»

— Как к нему приду, так всякая ерунда в голову лезет. Голоса, наследие... Знак этот дурацкий. — Мальчик выудил из кармана найденный камешек и начал вертеть его между пальцев. — Тексты его идиотские. Про бессмертие, представляете? Мало было одного повернутого на бессмертии темного мага, надо это все в массы, народу! «Папа Бонифаций Восьмой принимал порошок бессмертия, в него входило измельченное золото, изумруды, кораллы, оленье сердце!» — младшего Поттера трясло от негодования. — Можно подумать, такой наивный дурак выискался, верить в эту чушь! И какой только гад его обманывал?

Альбус вздохнул и уткнулся носом в колени.

— А может, это у него выискался персональный Малфой. Весь такой вроде доброжелательный, выручает из неприятностей, а потом — бац! — и оказывается, что ему от тебя что-то нужно. От меня — долг жизни за отца вернуть, а от Бонифация — ну, может, какой-нибудь карточный долг или взаймы брал, да и подумал: а навешу-ка я Бонифацию лапши на уши, пусть он мне денежки отстегивает за чудодейственный эликсир!

Тут Альбус вздохнул еще горше.

— А знаете, что самое обидное? Если бы он сейчас нашел какое-нибудь объяснение, хоть самое завалящее, я бы снова считал его своим другом. Если бы он хоть извинился, что не сказал сразу, что у него все рассчитано-просчитано... Я снова стал бы его другом. Да я, Мордред все это жги, думал, что мы все-таки друзья! Хотя он меня по имени-то даже ни разу не назвал... «Что самое важное для мага? — Имя, герр Фауст!» — снова передразнил Поттер. — Мистер Зазнайка, король двойных стандартов! Уж лучше бы совсем...

Что именно совсем — так и осталось за скобками, потому что Альбус подавился рыданиями. Что бы он не доказывал безмолвному Снейпу и самому себе, он скучал по Малфою — по его нахальной полуулыбке и театральщине на ровном месте, по тысяче его секретов и его историям... Да просто по тому, что он был рядом.

— А знаете, что еще? Я бы и сам извинился. Только не знаю, за что. Никаких идей. У вас вот должен просить прощения за то, что нарушил ваш покой — говорят же, что, если кто умер, то он обрел вечный покой и все такое. У вас жизнь уж точно не была спокойной, это я точно знаю. Хотя я про вас больше ни драккла не знаю. Хотел вот найти ваш портрет, расспросить, а портрета-то и нет... Пришел сюда, заболтался. Извините. Еще в таких случаях, ну, когда прощения просят, говорят, что больше так не будут. А я вот врать не хочу — мне понравилось. И еще приду, и опять буду говорить. Прощения тоже попрошу... Хотя вы мне все равно не ответите.

Смеркалось. Альбус поднялся с насиженного места и встряхнул потерявшую всякую форму сумку.

— На похоронах говорят: «Прощайте». Но мы не там, и поэтому — до свидания.

Он развернулся и зашагал к замку — огоньки в окнах были отличным ориентиром. И поэтому не видел, как от камня отделяется угловатая черная тень. Она была слишком темной даже для тени и формой ничуть не походила на камень. Да и, сказать честно, порядочные тени не бывают столь подвижны...

Но, как и было сказано, Альбус этой тени не видел.

Альбус, конечно, писал домой и приглашал посетить единственное открытое для всех желающих мероприятие Хогвартса — квиддичный матч... Но всерьез-то это зачем воспринимать?!

Он оказался совершенно не готов к тому, что дружное семейство Поттер-Уизли в канун Хэллоуина нарисуется не где-нибудь, а в Большом Зале на завтраке. Папа, мама, дядя Рон, тетя Гермиона, Тедди… Не хватало только Лили и Хьюго, но тут уж ничего не поделаешь — детям до одиннадцати вход в Хогвартс заказан. Ничего не поделаешь? Да Альбус возносил хвалы Мерлину, что хоть младшие родственники не будут свидетелями его позорной школьной жизни!

Кое-кого работа не отпускала и здесь: Гермиона как-то незаметно оказалась за преподавательским столом под боком у директора МакГонагалл, и они что-то с жаром обсуждали. Ох, придет из Отдела Магического Образования новая школьная программа… Папа наверняка взял отгул в счет отпуска (которого у главного аврора давно никто не видел), но даже в родных стенах нет-нет да и зыркал по сторонам: вдруг где найдутся запрещенные чары/артефакты/существа? Не таится ли в темном углу какая-нибудь не менее темная личность? Этот рабочий взгляд разительно отличался от того, которым Гарри следил за своими сыновьями — обоими. Он сразу же нашел Альбуса — и виновато пожал плечами: пестрая студенческая толпа утащила его за гриффиндорский стол, и теперь встать оттуда не представлялось возможным. Те, кому не посчастливилось сидеть рядом с героем, нашли выход из положения, просто встав сзади, слева, справа… Некоторые пытались прорваться даже со стороны стола. Что ж, во владениях Слизерина такую бучу представить сложно.

На матч придет смотреть вся школа. Эх, прощай, тихая суббота в библиотеке! Как следует поступить: перебраться к семье на гриффиндорские трибуны или остаться со своими? Альбус скосил глаза на позеленевшего от волнения Термена, на Лефевра, который пытался заставить команду нормально позавтракать, на Аспера, сторожащего все семь метел, чтобы их не заколдовали… Пожалуй, он останется. Просто поддержать. Болельщик из него никакой, но если Альбус сбежит, то все решат, будто он их предал. А он не крыса, чтоб бежать с корабля! Даже если победа им не светит.

Мама хлопочет вокруг своего любимчика Джеймса — еще бы, сама тренировала! Дядя Рон ускользнул к профессору Лонгботтому (ура, отучился называть его «дядей Невиллом»!), тетушка никак не расстанется с МакГонагалл… Папа поймет его отсутствие, правда же?

* * *

Термен, уже переодетый в спортивную форму, устраивал своих подопечных на трибуне. В сравнении с трибунами других факультетов зеленый сектор казался полупустым, в сравнении с гриффиндорской — считай, никого и не было. Малфой с независимым видом прошуровал мимо Альбуса к Катарине Шварц, пошушукался с ней — и они развернули зеленое полотно со змеей. Символ факультета угрожающе шипел и переливался перламутровой чешуей. В полотне без труда опознавались портьеры из общей гостиной, но Малфой хоть так подготовился. Альбус, мучительно краснея, стянул с шеи шарф. С таким знаменем придется компенсировать громкостью кричалок — ах, знать бы хоть одну кричалку про слизеринцев! И не такую, как куплеты, исполняемые дядей Роном…

«Слизерин лучше всех! Слизерин ждет успех! — лихорадочно придумывал Альбус. — Сочинить бы хоть что-нибудь толковое!»

Из раздумий его вывел прозвучавший над ухом родной голос:

— Ал! — зеленые глаза старшего и младшего Поттеров встречаются. Папа улыбается — а значит, он все понимает. И Альбус тоже может расплыться в улыбке:

— Папа! Я скучал…

— Я тоже. Вот и решил прийти проведать тебя. И еще, — он заговорщически подмигнул. — Спрячь меня от МакГонагалл, ладно? Она почему-то хочет сделать меня судьей на сегодняшнюю игру.

— И Рита Скитер тогда напишет о том, что твоя квиддичная карьера логично завершена. «Ловец и его конец: глава Аврората меняет синюю форму на золотую?!» — хихикнул Альбус.

Пронырливая журналистка вышла на пенсию лишь формально и до сих пор, по собственному выражению, «несла истину в массы», прерываясь только ради суда с очередным обиженным героем репортажа.

Гарри на это только хмыкнул.

— Поттер, ты не видел… — Термен снова появился на трибуне, на сей раз с метлой и почему-то магловскими кроссовками. — Ой, извините, мистер Поттер. Я потом зайду.

— Нет-нет, выясняйте, — улыбнулся старший Поттер. — Вы, полагаю, ловец?

— Эридан Термен, седьмой номер, сэр, — с учтивым поклоном ответил слизеринец. — Я думал, вдруг Альбус видел нашего капитана.

— Лефевр помогал принести чемодан с мячами из тренерской. А потом искал Артура... Или его Сфорца искала? — засомневался Альбус. — Кажется, решили собраться под нашей трибуной.

— Понял, удаляюсь, — улыбнулся Термен. — Пожелай нам удачи!

Альбус молча поднял зажатый в кулаке серо-зеленый шарф. Термен рассмеялся:

— Да ты просто как гладиатор! А серьезный-то какой! — тут его глаза сверкнули озорными искорками, и он добавил: — Мистер Поттер, если хотите, тоже можете за нас поболеть!

Впрочем, эту реплику он выпустил, уже сбегая по лестнице.

Гарри не удержался и крикнул ему вслед:

— Я подумаю над этим!

А потом вернулся к разговору с сыном:

— Занятный молодой человек… А почему они не собираются в командной комнате?

Альбуса вдруг сильно заинтересовали заусенцы на неровно оструганных досках скамеек.

— Ал, ты здесь?

— Командная комната немного… ну… поломана. Там произошел небольшой поединок, и теперь там вместо дверного замка — говорящий лосось, а шкафчики обросли кожей вроде тюленьей. Ну, и пахнет там соответствующе. Профессор Флитвик сказал, что развеять чары получится не раньше новолуния.

Так что ребята спали в обнимку с метлами, а сбор решили провести под трибуной. В командной постоишь три минуты — и тебя уже можно перепутать с рыбным рынком…

Отец решил, что это какая-то глупая шалость, и посмеялся над историей вместе с Альбусом. Вот только Альбус не стал говорить, что после этой гриффиндорской «шуточки» Лефевру едва не пришлось искать нового охотника.

* * *

— Дамы и господа, школа чародейства и волшебства Хогвартс рада приветствовать вас на первом матче межфакультетского Кубка по квиддичу! Вернее, рада приветствовать вас я, Мари-Виктуар, а про школу — это официальная речь, написанная для меня деканом. Увы, я потеряла текст, так что буду импровизировать.

Профессор Лонгботтом виновато улыбнулся директору — в его обязанности входило контролировать единственного и неповторимого пуффендуйского комментатора, но стеснять всеобщую любимицу ему не хотелось. Во-первых, ее репортажи нравились самому Лонгботтому, во-вторых — переспорить Мари-Виктуар не могли даже ее родители. Недаром же она единственная из детей Билла и Флер избежала Шармбатона!

Так или иначе, в комментаторской будке дела обстояли прекрасно.

— Думаю, нет смысла напоминать, что сегодня Гриффиндор играет против Слизерина. Первый матч сезона, все согласно традициям — многовековым, но все еще трепетно любимым. Как только команды выйдут на поле, мне придется повторить то, что и так всем прекрасно известно — в самом деле, состав слизеринской сборной не меняется вот уже третий год, а у Гриффиндора новый ловец, но новостью это перестало быть еще в прошлое Рождество. Так что прежде чем начнется всякая официальщина, я счастлива представить вам героя, который согласился подменить профессора Лонгботтома на посту ответственного контролера моих репортажей. Прошу любить и жаловать — Теодор Римус Люпин, выпускник Хогвартса, стажер в аналитическом отделе Аврората и просто замечательный человек.

Теперь даже МакГонагалл не могла спрятать улыбки — Тедди был единственной сдерживающей силой для проказливой фантазерки Виктуар и, хотя любовь и называют слепой, прекрасно видел, когда девушка уж слишком увлекалась своими шалостями.

— Теперь, чтобы не расстраивать моего замечательного человека, приступим к представлению команд — тем более что они решились показаться на поле. Команда Гриффиндора под бурные аплодисменты выстраивается у центра поля. Первым номером идет вратарь, Лайнел Шепард, за ним — великолепное трио охотников, Фред Уизли, Констанс Ли и Джед Финниган! Ходят слухи, что тот из парней, кто наберет для Гриффиндора больше очков, поведет Конни в Хогсмид, но не исключено, что Констанс сама побьет все рекорды. Переходим к номерам пять и шесть, загонщикам Эдварду Тичу и Дэвиду Скиру. Дэйв, кстати, их новый капитан, что необычно: чаще эта почетная должность достается вратарям или ловцам. Ну, и обещанный новый ловец — Джеймс Поттер. Что рассказать вам про кузена? Просто лапочка, пока дело не касается спорта и его драгоценной метлы. Так что берегитесь, слизеринцы, берегитесь.

Джеймс был в команде не только самым младшим, но и самым нетерпеливым — вот он оседлал метлу и сделал круг почета над головами зрителей, пока соперники только выходили на площадку.

— А вот Слизерин. Команду выводит на поле Александр Лефевр, он же вратарь, он же капитан команды. Он еще и учится неплохо, так что непонятно, как он все это совмещает — видимо, какая-то тайная слизеринская магия. Охотники — Артур Аспер, Белинда Сфорца и Верджил Грант. Что делает Белинда в чисто мужской команде Слизерина? То же, что и всегда, дорогие зрители, — сочетает прекрасное и опасное. Так что считаем минуты до начала матча. Загонщики — Феликс Шарпантье, Ликаон Монд. И ловец — Эридан Термен. Платиновая классика, так сказать.

Альбус нашел глазами отца — тот в порядке компромисса устроился на преподавательской трибуне. Вот бы вместо матча уйти с ним куда подальше и рассказать все-все про голос и символ, и про профессора Криви, и про Малфоя… Нельзя. Тедди сказал по секрету, что завтра папа отправится в рейд на вампиров-нелегалов. Еще не хватало, чтобы он беспокоился об этой ерунде, когда вокруг прячутся кровопийцы! Альбус и сам как-нибудь справится.

— Мсье Трюк ждет, пока капитаны обменяются рукопожатиями — хоть бы раз они это сделали нормально! — и открывает чемодан. Бладжеры и снитч улетели, судья сжимает свисток в зубах и готовится подбросить квоффл…

Оглушительный свист на миг перекрывает гул стадиона. Игра началась.

— Гриффиндор завладел мячом! Ли, пас Уизли, передача на Финни… Бладжер сбивает этот позитивный настрой, и мяч оказывается у «Черного гризли» Гранта. Серия пасов на пару с Аспером, они прорываются к воротам… Ситуацию спасает Тич с битой наперевес. Квоффл падает прямо в руки Финнигану, передача на Уизли. Теперь Констанс получает мяч, удар…

Гриффиндорские трибуны разочарованно загудели — Лефевр спас ворота. Квоффл подобрала Белинда, и атака переместилась к воротам Шепарда. Альбус решил перебраться повыше: малфоевская растяжка перекрывала обзор, и проще было сменить позицию, чем подпрыгивать на месте, пытаясь разглядеть что-то поверх нее. Благо места предостаточно.

— Го-ол! Слизерин открывает счет. Ноль-десять, мяч у Финнигана. Финни, помни о Хогсмиде! Он прорывается к воротам и… Есть! Гриффиндор сравнивает счет!

Красно-золотые трибуны торжествующе взревели. В воздух взлетели остроконечные шляпы и с десяток зачарованных фейерверков. Гриффиндор был обладателем Кубка школы последние пять лет, и сдавать свои позиции явно не собирался.

Но и слизеринцы не привыкли сдаваться. Александр успешно отразил еще три атаки, а Артур забросил еще один мяч. Десять-двадцать, и Гриффиндор не оставляет попыток набрать очки. Лефевр мечется между кольцами, словно это не полет на метле, а бешеное родео.

У Слизерина подобралась неплохая команда, и каждый на трибунах это понимал. Но три четверти стадиона были волнующимся ало-золотым морем, и кроме двух десятков слизеринцев на земле их команду поддерживала разве что Мари-Виктуар. Но она, как поклонник не спортсменов, но спорта, равно выражала симпатию любой команде. Поэтому Альбус, размахивая полосатым шарфом, чувствовал себя несколько… глупо, что ли. Малфой и Катарина тоже не делали лишних телодвижений, ограничившись тем, что подняли зеленое полотнище повыше.

Лефевр методично отбивал квоффл за квоффлом. Не только на трибунах, но и на поле все были взвинчены до предела. Со своего насеста Альбус заметил, как Скир крикнул что-то Фреду и замахнулся битой. На своего же охотника — тоже мне, капитан!

— Нет, вы только посмотрите — Гриффиндор выполняет атакующую схему «голова ястреба»! Хорошая попытка, но она разбивается о слаженную работу слизеринских загонщиков. Мяч переходит к Слизерину…

Альбус вдруг почувствовал, что перед глазами все расплывается. Он потер переносицу, тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения — не выходит! Звуки смешались в единую тягучую массу, как будто Альбус слушал разбитый приемник сквозь толщу воды… В висках застучала знакомая боль.

«Приди ко мне, Второй! Найди меня!» — вырос из пустоты Голос. Он звучал отчетливей, чем прежде. Альбус сжал голову руками, зажмурился до рези в глазах, словно бы это помогло избавиться от боли. «Прими наследие! Ты будешь упиваться властью!» — Голос звучал словно бы отовсюду. Альбус потерял всякое ощущение пространства — и даже собственного тела. Все его существо сжалось до пульсирующей в такт Голосу боли. «И последний враг истребится…»

Хлоп! Что-то ярко-зеленое, холодное и скользкое вернуло младшего Поттера к реальности, весьма чувствительно ударив его по носу. Он все еще на стадионе, сидит на трибуне. В полной тишине звучат щелчки, отмечающие забитые мячи на табло. Два подряд… Три… Четыре… Да что там творится на поле?!

У ворот Слизерина — только Фред и Финни, забрасывают один мяч за другим. Зеленое полотнище снова мазнуло Альбуса по лицу. Малфой что его, совсем не держит? Не держит — он со сжатыми в нитку губами выписывает узоры волшебной палочкой. Альбус узнает Вингардиум Левиосу и снова всматривается в поле.

Лефевр на полпути к земле, спускается, прижимаясь к метле, обхватив ее чуть ли не локтями. Спускается рывками — вот над чем колдует Малфой! В паре футов над площадкой капитан отпускает метлу. Перекатившись, он неуклюже поднимается на четвереньки, встает на колени. Поднимает руки — и никак не может сложить их в простое «Т».

— Тайм-аут! — кричит из будки Мари-Виктуар. — Он просит тайм-аут, мсье Трюк, непонятливый вы осел!

Команда Слизерина уже приземлилась и окружает капитана. Только тогда звучит свисток. У них есть пятнадцать минут.

* * *

— Ферула! — Аспер извлекает из складок мантии волшебную палочку и накладывает шину — сначала на одну руку капитана, потом на вторую. — Я уничтожу этих идиотов, как есть уничтожу, Алек, пожалуйста, не отговаривай меня.

Лицо Лефевра приобрело цвет мокрого мела, но он пытается улыбнуться:

— Артур, беспокойный ты медведь! Я живой, так что не трогай этих идиотов.

В несколько секунд вся команда оказывается под трибуной, куда уже спустились оставшиеся слизеринцы. Кто-то протягивает Белинде пузырек с обезболивающим, и она, одним движением свернув залитую сургучом пробку, отпаивает Александра. После зелья он выглядит чуточку менее похожим на умертвие. Белинда шепчет что-то, поводя палочкой над его руками. Ее лицо бесстрастно, когда она выносит вердикт:

— Перелом локтевой и луча со смещением по ширине слева, справа раздроблены пястные кости. Предписываю покой, "Костерост" и галлон обезболивающего.

Лефевр поднимает взгляд на девушку — между темных бровей ложится трогательная вертикальная морщинка:

— Беллочка, ты же можешь…

— Не можешь, — сказала, как отрезала. — На анестезии ты летать не будешь. Второй раз могут и не поймать.

— Наложите Прилипающие чары, а дальше буду работать корпусом, — возражает Лефевр. — У нас нет никого на замену. Не Малфоя же выпускать… — тут его лицо приобретает задумчивое выражение. — Малфой, а ты выйдешь на поле, если разрешат замену?

— Куда угодно выйду, только если ты сейчас же пойдешь в больничное крыло, — ответил белобрысый. — Команда без вратаря — еще куда ни шло, но с мертвым капитаном — никуда не годится.

Непохоже, чтобы Лефевр услышал что-либо, кроме первых трех слов.

— Мы сейчас, — он шагнул вперед и пошатнулся, едва не упав на Малфоя. — Надо уговорить его, Трюк же должен понимать…

С этими словами он вышел на поле, незаметно поддерживаемый Скорпиусом Малфоем. Белинда проводила их взглядом.

— Дурман в голову ударил, — вполголоса заметила она. — Надо бы сменить зельевара.

— Поттер, проводишь нашего сумасшедшего до колдомедиков? — спросил Монд. — Да может, и сам покажешься — белый весь, как полотно. Высоты боишься?

— Н-нет, — запнулся Альбус. Неужели на него так подействовал тот Голос? Сколько еще он будет вмешиваться в его жизнь? — Сейчас спускался, зацепился на лестнице. Думал, упаду, — с виноватой улыбкой завершил он свою басню. — А проводить — провожу, конечно.

Вернулся Лефевр. Стоял он уже вполне устойчиво, но вид имел все равно препаршивый. На лице неровными пятнами горел румянец, будто его только что отчитали.

— Простите, ребята, придется вам доигрывать без вратаря, — грустно сказал он. — Прецедент Поттера — это одно, а наш случай — совершенно другое.

— Я не ваш декан, мистер Лефевр, и не в моей компетенции решать эти вопросы, — раздался высокий, с отчетливым французским прононсом голос хогвартского тренера.

Все вздрогнули, но это всего лишь Малфой оттачивал мастерство подражания.

— В общем-то, так он и сказал, — попытался развести руками Александр и поморщился от боли. — Так что вперед, ребята. А мне остается только следить с трибун.

— Какие, к Мордреду, трибуны! — прорычал Аспер, заглушив даже предупредительный свисток судьи. — Лечиться, рысью — марш! Чтоб мы тебя у поля не видели!

* * *

— Спортсмены седлают метлы, а я напоминаю вам о пенальти, назначенном из-за опасного, безответственного и просто отвратительного поведения гриффиндорских загонщиков. Счет восемьдесят-двадцать. Сборная Слизерина продолжает в усеченном составе. Аспер что-то с жаром доказывает Сфорца, но девушка отбирает у него квоффл и поднимается на дистанцию броска… Гол! Восемьдесят-тридцать.

Альбус идет по левую сторону от Лефевра, Малфой — по правую. Стадион остается позади. До Хогвартса — шагов двести. До больничного крыла — пять коридоров и три лестницы.

Комментарии Мари-Виктуар все тише и тише. Наконец, даже гомон болельщиков превращается в далекий неясный гул. Трое слизеринцев идут в полном молчании.

— Засранцы, — неожиданно произносит вратарь.

— Скир и Тич? — переспрашивает Альбус.

Лефевр только хмыкает.

— Они-то? Не-эт, Поттер, они — расчетливые поганцы. Придумали, как ослабить нам защиту — и воплотили план в жизнь. Попасть мячом в цель не так уж и сложно. А засранцы тут вы.

— И почему же? — ровным голосом вопрошает Малфой.

— Да потому, засранцы мои дорогие, что вносите в многострадальные остатки факультета разброд и шатание. Кто прав, кто виноват… Не доросли еще до таких вопросов. Разбежались по углам и сидите-дуетесь, обидки свои взращиваете. А у Термена голова трещит, как с вами поступить. Да и не у него одного.

— Никак не надо поступать. Все нормально, — говорит Альбус.

— Все в порядке, — соглашается Малфой.

Лефевр закатывает глаза, что выглядит совершенно не аристократично.

— Вот я и говорю — засранцы.

Дорогой племянник,

спасибо за приглашение. Я сто лет не видел по-настоящему захватывающей игры. Прекращай бояться метлы и вступай в сборную. Серьезно, ты неплохо бы смотрелся на месте ловца. Хотя ваш нынешний весьма неплох. Но Джейми, готов спорить, однажды уделает его!

Можешь и на вратарское место попробоваться! Вот, помню, играли мы с твоим папкой... Так, я уже представил, как ты закатываешь глаза, поэтому все, молчу-молчу. Но ты подходишь для сборной куда больше, чем этот бледный малфоевский хлыщ. Поосторожней там с этой семейкой, ладно?

Пиши, парень, учись (угадай, кто мне советует написать такое!), развлекайся, но только не попадай в неприятности. Ну, и приглашай на родительский день, если подвернется возможность. Наша-то принцесса пишет все про библиотеку да про библиотеку... В любом случае, свидимся на Рождество.

С приветом и наилучшими пожеланиями, твой великолепный дядюшка…

Внизу на плотной бумаге — фиолетовый оттиск печати:

…Рональд Билиус Уизли, совладелец ООО «Ужастики Умников Уизли».

Видимо, ему снова было лень подписываться обычным способом.

* * *

Альби,

почему ты скрывался весь день? Согласись, довольно странно — пригласить нас приехать и вдруг исчезнуть безо всяких объяснений. Только-только сидел за столом — и уже испарился. Хотя я все-таки рада, что ты написал нам. Я никогда не писала о родительских днях домой — ужасно боялась, что они и в самом деле приедут. И если папа, Билли и Чарли — еще ничего, то мама устроит мне глобальный разнос (будто мне было мало Перси!). Так что спасибо, что так смело нас пригласил.

Где ты прятался во время матча? Развлекать малознакомых детей, когда почти все наши на поле — не лучшее времяпрепровождение, знаешь ли. И у меня стребовали, наверное, сотни три автографов. И ты не представляешь, насколько может раздражать вопрос: «Миссис Поттер, а вы будете снова выступать за сборную?» Ты не слышал моих воплей: «Я ре-пор-тер! Спортивный ре-пор-тер!», не слышал? Признаюсь, под конец мне хотелось просто-напросто зарычать.

Кстати, этот ваш вратарь — не ожидала от слизеринца такого упорства. А ваш ловец... У него неплохие шансы попасть в большой спорт — если, конечно, его родители не засветились по делам аврората.

Но все равно сближаться с ними — дело неблагодарное, как я считаю, да и в чем-то даже опасное. Не влезай в факультетские разборки. Я прекрасно знаю, что это такое, так что не строчи этих невинных-наивных писем! И не ищи неприятностей на свою голову. Мордред с ними, со всякими дурацкими выходками ради завоевания авторитета. Незачем это. В конце концов, семья всегда ближе, чем школьные приятели.

Учись, старайся, держись семьи. И повторюсь: не ищи себе неприятностей! И не гуляй без шарфа.

До Рождества, милый.

Целую,

мама.

* * *

Ну спасибо тебе, Ал!

Не стал жаловаться папе, и я решила, будто в тебе есть что-то гриффиндорское. Но нет же! Взял и написал Тедди. Он сказал, что не будет со мной разговаривать, пока я тебе не напишу.

ПОЛУЧАЙ СВОЕ ПИСЬМО!

И даже не думай, будто я помирюсь с тобой на Рождество, коварный предатель.

Негодующая, разгневанная, пылающая яростью

Лили П.

* * *

Ал, братишка,

ужасно извиняюсь, что удрал, даже не поговорив с тобой. Но сначала я сдался на милость Мари-Вик, а потом явились эти унылые министерские бумагомаратели и потащили нас с крестным работать. Мерлином клянусь, ты не представляешь, какая тоска — заполнять эти бесконечные формы и сочинять служебные записки! С недельку так попишешь — и только потом, так и быть, тебя отпустят на задание... Заразы они, занудные чернильные душонки!

Хочешь, привезу тебе вампирий клык в качестве извинения? Думаешь, это как та ерунда в магазинчиках для зельеваров? А вот и нет! Один вампирюга сделал себе искусственную челюсть — из серебра, представляешь? Говорит, чтобы держать в страхе подчиненных. А сам говорит медленно так, с расстановочкой — чтобы, значит, язык себе не прикусить. Даже если всю челюсть мне не отдадут, уж один-то клык на сувениры я выломаю.

Лили тебе написала? Не принимай ее выкрутасы всерьез. Когда я поступил в Пуффендуй, Мари-Вик ухитрилась заколдовать камин и перед всем факультетом объявила, что я «ничем не замечательный тупица», и что она обиделась на меня за все прошлые и будущие поколения гриффиндорцев. Ничего, через два года она радостно бегала, щеголяя черно-желтым значком.

Что это за таинственное дело, которое ты хотел обсудить? И что тебе мешает написать, если уж на то пошло? Я не даю крестному читать свою почту. И всем остальным тоже! Даже невыразимцам, хотя они частенько угрожают тотальной проверкой корреспонденции. И зачем тебе понадобился мой справочник по магическому праву? Поверь, скука страшная, но в Аврорате без этого никак. Но тебе я его не пришлю: во-первых, без него я, как без рук (ну, или, точнее, без головы), а во-вторых, любая сова надорвется, пока будет тащить этот кирпич из Лондона к тебе.

Пиши, в общем. Если писать ну никак нельзя, сообщи, когда сможешь остаться один в гостиной. У вас же есть камин? Не пропадай и не вешай нос.

Теодор Римус Люпин,

Аврорат, аналитический отдел (стажер).

* * *

Альбус Северус Поттер,

надо предупреждать, когда куда-то уходишь. Даже если всего лишь до больничного крыла. Особенно если туда: когда Термен сказал, где ты, меня чуть удар не хватил. Намекни ему, что надо уточнять, в качестве пациента или сопровождающего. Хотя, конечно, ты поступил правильно, что помог вратарю добраться до колдомедика. Ох уж эти бладжеры! Загонщикам не биты надо выдавать, а чуть-чуть здравомыслия. И совести с человеколюбием тоже было бы неплохо.

Я так смотрю, ты вполне освоился на факультете. Я же говорил — все будет хорошо! Единственное неудобство (ну, как для меня) — собирать семейство по разным столам. Ты на Слизерине, Мари и Роза с пуффендуйцами... Если Хьюго попадет на Когтевран, как мечтает, то у нас будет полный хогвартский набор.

Просто в порядке уточнения: ты же не ищешь Тайную Комнату и наследника Слизерина, не бродишь по Запретному Лесу, не экспериментируешь с Гремучей Ивой? Просто помни, что мы любим тебя, и ты нужен нам живым и здоровым. И целым, что тоже пишу просто в порядке уточнения.

С нетерпением жду Рождества (и твоих писем).

Папа.

Хэллоуин для Слизерина прошел под знаком мрачного удовлетворения: Эридан поймал снитч, доведя счет до ста семидесяти, но гриффиндорцы успели набросать в опустевшие ворота ровно столько же, так что матч окончился ничьей. Удовлетворение все-таки было по двум причинам: во-первых, не ударили в грязь лицом даже в заведомо проигрышных условиях, а во-вторых — для Гриффиндора эта ничья стала позорной. Как же: грубо нарушили правила, упустили снитч и упали в глазах своего кумира Поттера-старшего ниже некуда. Последнее, может, и дало бы славный повод позлорадствовать, но Лефевра закрыли в больничном крыле аж до среды, и праздничный ужин за слизеринским столом прошел без огонька.

Альбус же, ковыряясь в тыквенном пироге, прокручивал в голове события прошедшего дня и находил все больше поводов для уныния. Во-первых, новое появление треклятого Голоса и его странные требования; во-вторых, явное неодобрение Лефевром их с Малфоем тихой вражды. В-третьих, радости не прибавляло и спешное отбытие отца едва ли не тотчас после финального свистка — за ним явился кто-то из Министерства. Было еще в-четвертых и в-пятых: все родственники затерялись где-то в гриффиндорской башне, совершенно забыв про Альбуса, а Тедди умчался куда-то с Мари-Виктуар. Тедди — единственный, кроме папы, кто мог бы выслушать его, не переходя на нравоучения (мама и тетя Гермиона) и не обвиняя во всем Слизерин и его пагубное влияние (дядя Рон, единственный и неповторимый)!

Если честно, то было и в-шестых — та самая малфоевская проблема. Но о ней Альбус рассказывать ни папе, ни кому бы то ни было, еще не собирался.

* * *

Ноябрь решил опровергнуть все, что об осенних месяцах знали до сей поры — ударили такие морозы, что озеро сплошь покрылось льдом, а в коридор нельзя было и носа высунуть без зимней мантии. Слизеринцы полным составом перебирались в библиотеку, заглядывая в общую гостиную только по пути в спальни, где ждали шерстяные одеяла и грелки.

Из-за такой погоды даже решили немного изменить программу по Чарам: вместо Чар перемещения (Локомотор и прочее, только чемоданы и двигать) начали изучать Инсендио и вообще все, что поможет разжечь камин. На Зельеварении стало в два раза больше практических занятий, и аспирант начал варить, как он выражался, «демонстрационные зелья». Судя по тому, как он прижимался к котлу, дело было вовсе не в министерской программе.

Однако ни холода, ни горы домашних заданий не могли удержать Альбуса от посещения могилы Северуса Снейпа. Словно какая-то неведомая сила тянула его в каменный круг, где он мог часами ходить взад-вперед, изливая душу перед мертвым профессором. Какого бы характера не была эта сила, Альбус против нее ничего не имел. Как бы ему не было грустно и одиноко, как бы не хотелось жалеть себя и выть от безысходности, стоило ему придти на окраину Запретного Леса, как все становилось неважным. В конце концов, он жив — и это уже неплохо.

К портрету другого своего тезки он не наведывался: хватило прошлого разговора. В жизни младшего Поттера и без того появилось слишком много неразрешенных вопросов.

Вечера в библиотеке вселяли в Альбуса надежду на то, что ему все же удастся разгадать загадку того символа. Он выписал на клочок пергамента все, что слышал от Голоса, и в который раз уже нарисовал круг, треугольник и черту. Ему удалось вспомнить ту фразу: «Последний же враг истребится — Смерть», но это ничего не давало. Ничего оптимистичного и жизнеутверждающего, по крайней мере. Он вспомнил, что видел ее на могиле бабушки и дедушки Поттеров. Библиотечные книги говорили, что это девиз Пожирателей Смерти, сторонников Волан-де-Морта, развязавшего Вторую Магическую войну. Но Лили и Джеймс состояли в Ордене Феникса и всеми силами боролись с Темным Лордом! Откуда же такая эпитафия? И какое отношение к этому имеет Альбус?

Наследник Смерти — так назвал его Голос. На взгляд Альбуса, ничего хорошего в этом не было. Того и гляди Грима увидишь — а то и сгинешь просто так, без всякого предупреждения. Голосу достаточно завладеть его разумом, когда он будет где-нибудь на лестнице. Оступится — и поминай, как звали.

* * *

Роза Уизли, незнакомая с взглядами слизеринского старосты, относилась к выходкам мальчишек точно так же. Выражалось это в том, что на Травологии она либо не разговаривала с ними обоими, либо уходила на другую грядку. Вне занятий она вылавливала и кузена, и Малфоя по отдельности и проводила воспитательные беседы.

Утешало только то, что Малфой ходил после ее отповедей с совершенно ошалелым видом — Альбус имел удовольствие любоваться подобным зрелищем не реже двух раз в день. А как же — воспитание, этикет! Не заткнешь упрямую девчонку на середине фразы и не сбежишь посреди разговора. Наслаждайся, Малфой, живым общением!

Альбусу розины увещевания уже порядком надоели. Тем более, что в душе шевелилось после ее разговоров нечто, подозрительно похожее на совесть.

— Может, хватит? — огрызнулся он однажды. — Иди и целуйся со своим Малфоем, а меня не трогай!

Роза прищурила глаза.

— Целоваться-не целоваться — это не тебе решать. Я-то в любое время могу с ним поговорить. Это не я брожу, как призрак, по всему Хогвартсу. Только ты ходишь весь такой одинокий и неприкаянный — смотрите, какой я трагично непонятый! Ужасайтесь или восхищайтесь, но не заметить меня вы не имеете права — как и приблизиться, между прочим! — в ее жестах проглядывало что-то до одури знакомое, малфоевское. — Индюк ты надутый, Альбус Поттер, и больше никто!

Альбус покраснел до корней волос, но от своего мнения не отступал:

— Ты не знаешь, что он сделал! Такое вообще не прощают!

Роза смерила его презрительным взглядом.

— Все живы, Альбус. А остальное не так уж и важно, — и развернувшись, зашагала прочь.

— Он был рядом, чтобы использовать меня! — крикнул мальчик ей вслед. — И даже не сказал, не намекнул! Мне плевать на его намерения, но он должен был сказать, если доверял мне!

— А ты ему доверял? Может, выслушал его объяснения? — спросила Роза и ушла, не оглядываясь.

Признавать правоту Розы не хотелось, но... Да, не выслушал. Да, сам виноват. Пойти помириться? Не-ет, ни за что. Из-за него еще и с кузиной поругался. Мордреда лысого ему, а не извинения.

Малфой, впрочем, не догадывался о бродивших в Альбусвой голове мыслях. Ходил на занятия, сидел в библиотеке, ночевал в спальне. Самое что ни на есть заурядное времяпрепровождение.

И думать о нем нечего. Только что-то обидно кольнуло, когда Уоллорд предложил на Чарах составить с Малфоем дуэт. Гриффиндорец! Слизеринцу! Да спокойно так, по доброй воле, предложил! К тому же — тихоня Уоллорд. Был бы это Чарли — куда ни шло: ему все нипочем. Он и просто шутки ради мог такое устроить. Но бесцветный очкарик, боящийся слово лишнее сказать, особенно при своих гриффиндорских приятелях? Малфой, правда, вежливо отказался, так что узнать, с чего бы Кристофера Уоллорда потянуло на такие затеи, не представлялось возможным.

Роза перестала замечать Альбуса. Не демонстративно, "в воспитательных целях", а просто так, от невнимательности. Сразу после занятий она летела в библиотеку и все что-то там искала, искала... Альбус как-то заглянул в секцию, где она сидела за бастионом из книг. Оказалось — магическое право. Уже сейчас, что ли, решила пойти по стопам матери? Или собирается организовать какое-нибудь общество в защиту униженных и оскорбленных Малфоев?

* * *

— Альбус, не окажешь мне услугу? — Эридан Термен поднял голову от своей писанины и посмотрел на младшего Поттера. Тот, застигнутый за тем, что закрашивал подряд все буквы «О» в последнем проверенном эссе — то есть страдал от безделья, — не нашел повода отказаться.

Признаться честно, он был бы рад найти себе занятие.

— Я забыл в спальне пару журналов — думал, допишу потом заключение и заодно добавлю список литературы. Как видишь, справился быстрее, чем ожидал. Но если сейчас выйду из библиотеки — придется сдать это богатство, — он указал на книжные залежи на сдвинутых вместе столах. — Не мог бы ты принести те журналы?

Минуту спустя Альбус уже шагал в подземелья. Да хоть десяток журналов! Отнесет их, а потом можно и прогуляться.

Спальня четвертого курса Слизерина — то есть единолично Термена — была в меру аккуратной. То есть никаких признаков забытых носков или повисших на канделябре галстуков, но при этом стол завален горами пергамента, и для того, чтобы найти журналы, пришлось заняться раскопками. Вот и они: «Вестник правозащитника» за прошлый месяц и диссертация в расклеивающемся переплете. «Долговые обязательства. Непреложный Обет, Долг Жизни, Клятва члена Гильдии». Занятно... Альбус пролистал к оглавлению и нашел нужную страницу.

«Долг Жизни представляет собой единственное принятое в волшебном мире пограничное обязательство. Эту «пограничность» следует понимать так: магическая составляющая вступает в силу лишь при условии, что маг-должник попытается причинить вред магу-благодетелю; вне подобной ситуации никакой сколько-нибудь ощутимой магической связи не возникает.

Письменная история Долга Жизни восходит к трактатам эпохи раннего Средневековья, однако большинство исследователей склоняется к мнению, что подобная практика возникла гораздо раньше, причем в не магической части населения (маглы — или простецы) как разновидность так называемого долга чести. Будучи по природе своей индивидуальным (спасение жизни конкретного человека), Долг Жизни распространялся, однако, на семьи и даже целые роды.

Интерес представляет влияние принятой в то время системы майората на характер наследования долга: при невозможности отдачи долга непосредственно благодетелю его права могли быть перенесены на его первенца, вернее, старшего ребенка мужского пола (обязательно с правом законного наследования). Бастарды, девочки и младшие дети раз и навсегда исключались из рассмотрения.

Предполагается, что магический контроль над возвращением Долга Жизни не устанавливался ввиду того, что по объективным причинам условий для спасения жизни благодетеля могло не представиться не только при жизни должника, но и его потомков. Поэтому невозможность для спасенного причинить вред благодетелю является, по сути, единственным эффектом Долга Жизни как магического обязательства. Учитывая тот факт, что то ограничение переходило ко всем потомкам спасенного, независимо от пола и прав (прослежено вплоть до седьмого поколения), Долг Жизни был эффективным инструментом защиты Рода в домерлинову эпоху, печально знаменитую междоусобными магическими войнами».

Альбус машинально теребил уголок страницы. Во-первых, старший ребенок мужского рода в семье Поттеров — это Джеймс. Во-вторых, никто из Малфоев не пытался причинить вреда Гарри Поттеру: со времен победы над Волан-де-Мортом они вообще не фигурировали в жизни семьи главного аврора. Что приводит нас к выводу: срочно найти Малфоя. Который младший. И, похоже, несправедливо обиженный.

В гостиной его, конечно же, нет. В библиотеке он не появлялся с прошлого четверга, не было его там и сегодня; придется, пожалуй, обежать весь Хогвартс, чтобы найти его...

Вверх по лестнице. Прямо по коридору. Пересечь крытую галерею, постаравшись не поскользнуться на тонкой корочке льда...

— Поттер — невозможный придурок. Невозможный, безнадежный, бессовестный...

Альбус прекрасно знает этот голос, хоть он давно к нему и не обращался. И часть профиля, которая отражается в оконном стекле, тоже ни с чем не спутаешь. И говорить он может только об одном Поттере.

Наверное, не стоило сейчас искать Скорпиуса Малфоя.

* * *

Роза с довольной улыбкой захлопнула «Справочник обязательств мира волшебников». Неудивительно, что ей пришлось так долго искать: ни «Современное магическое право», ни «Новости волшебной юстиции» не могли дать ответа на интересующий ее вопрос — просто потому, что Долг Жизни не является чисто магическим! Да и современным его не назовешь... Ну, теперь-то ей есть, на что сослаться в споре с Альбусом!

Несносный мальчишка! Оттолкнул всех, кто хотел бы ему помочь. Ничего, от семьи так просто не скроешься! Вот только где его носит? Казалось, только что он еще был в читальном зале — а теперь его и след простыл. Немного побаиваясь, Роза спустилась в подземелья — ни точного местонахождения, ни тем более пароля от слизеринской гостиной она не знала. Пока что, на ее взгляд, это был единственный недостаток того, что Ал учится не на Гриффиндоре.

В стене вдруг открылся проход, и оттуда выскользнула девчонка с чуть вьющимися волосами, собранными в две черные косы. Она была удивлена появлению Розы не меньше, чем Роза — ее.

— Извини, а Альбус Поттер случайно не в гостиной? — поинтересовалась Роза. Не съест же ее эта слизеринка, в конце-то концов!

— Нет. Он убежал куда-то минут десять назад, — ответила девочка. — Записки не оставил. Если встречу его, скажу, что ты его искала.

— Спасибо! Это было бы чудесно! — просияла Роза. — Я...

— Роза Уизли. Я знаю, — улыбнулась девочка. — Прости, но мне надо бежать.

Роза на всякий случай обошла подземелья по кругу — вдруг кузен не успел далеко уйти? Увы, Альбуса там не оказалось. Там вообще не было ни души — не считая Кровавого Барона, но он не обратил на девочку ни малейшего внимания.

Учебные кабинеты, кабинеты пустые, кабинеты для внеклассных занятий... Да где он пропадает?! Роза уже весь Хогвартс обошла, а результата — ноль. Вдруг за очередным поворотом она заметила знакомую белобрысую голову.

— Малфой! — ушлый мальчишка ускорил шаг. Розе пришлось перейти на бег — где ей тягаться с этим длинноногим! — Скорпиус Малфой! Остановись немедленно!

Чуть-чуть не завернув за угол, он остановился и по-хозяйски облокотился на постамент рыцарских доспехов. На губах его играла улыбка — ах, это шуточки у него такие!

— Мог бы и подождать... Джентльмен, называется! — раскрасневшаяся Роза была чудо как хороша. — У меня к тебе срочный вопрос: ты Альбуса не видел?

Улыбка в мгновение погасла.

— Понятия не имею, где он, — этот ледяной тон более подошел бы министерскому обвинителю, чем одиннадцатилетнему мальчишке.

— Ну, пожалуйста, Малфой! Да, он повел себя отвратительно, но тебе же не наплевать на него! Помоги его найти, прошу тебя!

— Послушай меня, Роза Уизли, — обстановка медленно, но верно накалялась. — Я благотворительностью не занимаюсь. Я ему не нужен — да как угодно. Никому навязываться я не собираюсь.

— Пожалуйста, Скорпиус...

— Знаешь что? — Малфой клокотал от гнева. — Поттер — невозможный придурок. Невозможный, безнадежный, бессовестный...

— Но ты за него переживаешь, — перебила его Роза.

Скорпиус замолчал.

— Это глупый вопрос, — тихо сказал он немного погодя.

— Это не вопрос, а утверждение, — ответила девочка. — Ты поможешь или как?

Малфой закатил глаза.

— Только потому, что ты просишь, — пробурчал он. — Даже не думай, что это из-за Поттера.

Он зашагал в сторону Большого зала.

— Ты идешь? Захвати шарф, Уизли — на улице холодрыга. Если Поттера нет в замке, нам придется прогуляться.

* * *

Альбус шел напрямик через сугробы, не разбирая дороги. Куда, спрашивается? Наверное, в каменный круг. Единственное место, где он не чувствует себя ненужным или виноватым. Островок спокойствия... Мертвого. Почему, почему он вечно совершает ошибки? Почему не может быть, как все, почему не может с веселым спокойствием терпеть неприятности, выпадающие на его долю? По какой такой дурацкой причине он не понимает очевидного, а поняв, ничего не может исправить?

Северус Снейп ошибся однажды — вступив в ряды Пожирателей смерти. Но даже эту ошибку он превратил в оружие. Альбус Северус Поттер ошибается по мелочам, зато постоянно — и из этих мелочей складываются потрясающие провалы. Он раз за разом отталкивал единственного друга — и, Мерлин мой, нет ничего удивительного в том, что терпение Малфоя наконец лопнуло. Поттер — придурок? Это еще слабо сказано. Ренч, помнится, называл его ничтожеством. И ведь они правы, самое обидное в том, что правы...

Мимо теплиц, мимо хижины Хагрида, обогнуть озеро... Альбус неожиданно врезается во что-то темное, широкое. Теплое. Он поднимает глаза и встречается взглядом с Дэвидом Скиром. Их обступает гриффиндорская сборная по квиддичу — не видно только Фреда и Конни. Альбус отпрянул от пятикурсника, но бежать ему некуда.

— И что это мы тут видим? — вкрадчиво спрашивает Скир. Он, скривив лицо, отряхивает мантию. — Нечто, по недоразумению носящее фамилию Поттер. Джейми, напомни-ка, ты звал отца на матч? Мотаешь головой. Знаю, ты ему не писал. А вот профессор Криви, который все эти позорные полтора часа просидел рядом с Гарри Поттером, сказал, что тот с улыбкой рассказывал о неком письме. Письме, в котором кто-то из сыновей приглашает его на матч. Я-то решил, что это Джейми дурь в голову ударила, и он решил похвастаться заранее. А потом вспомнил: есть же другое трепло, скучающее по папочке...

Скир влегкую поднял Альбуса — за шкирку, как нашкодившего котенка.

— Сколько же проблем может, оказывается, доставить такая мелочь, а? — Скир тряхнул его за плечи и отбросил — прямо в руки сокурснику. Болезненный тычок сзади под ребра — Тич или..? Его отбрасывают кому-то еще, дальше, по кругу. Все начинает закручиваться перед глазами красно-белой спиралью. Красного становится все больше.

— Дэйв, зачем? — звучит голос Джеймса. Удары на время прекращаются. Кто-то остановил движение, вцепившись Альбусу в плечи. Кровь шумит в ушах. Немного подташнивает.

— Зачем, Джейми? — гремит над ушом голос Скира. — Он не имеет права называться Поттером. И обращаться с дурацкими просьбами к народному герою — тем более.

— Гарри Поттер — его отец. Так же, как и мой.

— Джейми, кровное родство — это еще не семья, — Каждое слово Скира отдается эхом где-то внутри, как удары огромного колокола. — Кажется, чистокровки выжигали своих предателей с фамильного гобелена. Пожалуй, единственное, чему у них можно поучиться.

Джеймс молчит. Скир утробно хохочет:

— Определись, с кем ты, Джейми. С нами или с ним, — он отбрасывает Альбуса прямо на брата.

Джеймс вздрагивает и отставляет ногу, чтобы не упасть. Его руки спрятаны в карманах. «Вечно он теряет перчатки...» — отчего-то вспоминается Альбусу.

Джеймс нерешительно поднимает руки. Альбус все еще не понимает, почему даже не пытается убежать. Толчок в спину...

— Не буду я в этом участвовать, — нерешительно отвечает Джеймс. — Пошли, а то еще придет кто...

Мир снова становится смазанной пестрой картинкой. Серое небо кружится над головой. Красных фигур стало на одну меньше — точнее, одна из них постепенно становится точкой вдалеке.

Удары набирают темп — и вот кто-то промахивается. Альбус летит в сугроб.

— Поднимайся, слизеринское отродье! — Скир, похоже, говорит за всех в своей компании. — Ты же не хочешь, чтобы мы начали разминать ноги?

Альбус с трудом встает. Его шатает из стороны в сторону. Он медленно разворачивается к гриффиндорцам и достает волшебную палочку.

— У-уйдите, — говорит он. Палочка, нацеленная на гриффиндорского капитана, дрожит, хоть мальчик и сжимает ее обеими руками. — Мерлина ради, оставьте меня в покое.

— Экспеллиармус! — Шепарду хватает одного движения кистью, чтобы палочка Альбуса по дуге улетела куда-то в сторону озера. Тич с размаху бьет первокурсника по лицу, и он падает — на сей раз на спину.

— Какая выдающаяся отвага для слизеринца, — произносит Скир, ставя ногу в высоком квиддичном сапоге на грудь Альбусу. — Мы вернемся, когда ты выучишь парочку заклинаний.

Он на мгновение усилил нажим — с тем расчетом, чтобы Альбус поглубже провалился в сугроб. Хотя какие там сугробы — хрусткий снег пополам с грязью. Скир оперся на колено и прошипел персонально для слизеринца:

— Если твое существование еще раз доставит мне неприятности, ты так легко не отделаешься.

Альбусу оставалось только молчать. Скир развернулся и зашагал к замку, а за ним потянулась и его компания. Вскоре на берегу озера остался один слизеринец.

Лежать было даже не холодно — так, до омерзения противно. Альбус поднялся с земли. Что произошло с мантией — оценить сложно, на промокшей черной ткани различить грязь весьма затруднительно. Зато на белой рубашке — застежки мантии не выдержали перегрузок, и она распахнулась — отчетливо отпечаталась пересеченная тремя зигзагами подошва сапога. Куда подевался шарф, было неясно. Еще и палочку искать...

Он поправил задравшуюся штанину и, прикинув расстояние, зашагал вдоль берега. Белая пороша, подмерзшая грязь... Развернуться и топать в обратном направлении, но уже чуть ближе к озеру. Ни следа пропажи, Мордред подери этот ненацеленный экспеллиармус!

Следующий заход — уже по льду. Небольшое хогвартское озеро буквально за ночь оделось прозрачной корочкой, и еще пара недель — и здесь будут кататься на коньках, а то и просто скользить в ботинках по раскатанным ледяным дорожкам. Что-то темное мелькает впереди, но Альбус не обращает внимания — мало ли что привидится, когда на Хогвартс спускаются сумерки! Голые сучья деревьев отбрасывают ломаные тени, мешая разглядеть лежащую где-то среди снега и льда волшебную палочку...

* * *

— Подожди, Уизли, там что-то движется...

— Где? — Роза чувствует, что буквально с минуты на минуту ее ноги превратятся в ледышки, несмотря на шерстяные носки и меховую подкладку ботинок. Альбуса хочется если не придушить, то хотя бы долго и в подробностях отчитать.

— Вон, справа, в кустах. Черное что-то мелькает. Ну, если это твой кузен тащится к озеру...

Действительно, теперь и девочка замечает тень. Тень какая-то неясная, размытая и совершенно точно непохожая на Альбуса Поттера, но Малфой устремляется за ней. Он бесцеремонно ломится напролом и вдруг замирает, оказавшись на берегу. Роза следует за ним — что такого он углядел на этот раз?

Маленькая черная фигурка уходит все дальше от берега. И даже в серый предсумеречный час совсем нетрудно различить ее черты. Роза кричит, но фигурка упрямо продолжает движение. Девочка порывается броситься вперед, но ее останавливает Малфой, крепко ухвативший ее за плечо.

Он отрывисто шикает, приказывая ей оставаться на месте, и начинает спуск к озеру. Он набирает воздуха, чтобы окрикнуть человека...

В этот самый миг фигурка делает шаг — и пропадает из виду.

Вода. Черная, отливающая обсидианом и драконьей чешуей. И неожиданно вязкая — пальцем не шевельнуть, не то что попытаться выплыть. Остатки воздуха вырываются изо рта сверкающим пузырем.

— Ты сам ступил на мой порог, — произнесший это голос не назовешь громким, но он удивительным образом приковывал внимание. Он отвлекал даже от попыток спастись, хотя и проку от них было мало. — Но, признаться честно, я ждала этого свидания.

"Почему?" — пронеслось в голове у Альбуса. Голос — на сей раз определенно женский — рассыпался серебристым смехом.

— У тебя есть кое-что мое, — Голос стал вкрадчивым. — Но я предпочла бы, чтоб ты собрал все вещицы. Видишь ли, столь одаренные молодые люди встречаются редко, не говоря уж о том, что не все могут вернуться отсюда.

"Отсюда? Со дна озера?" — разум подернулся мутной пеленой. — "Что такого в этом месте?"

Похоже, для обладательницы Голоса читать мысли было столь же естественно, как для Альбуса — слышать.

— Не в месте, а в обстоятельствах. Видишь ли, сегодня ты зашел дальше обычного. Ты навещал меня и раньше, только не помнишь об этом — к своему счастью и моему сожалению. И, раз уж ты пришел сюда добровольно, — говорившая особо выделила это слово, — я могу предложить тебе… хм-м… сделку. Суть ее проста: собрать три принадлежавших мне когда-то вещицы и не дать завладеть ими одному пренеприятному типу. Он, видишь ли, захотел невероятной силы. Не сказать, чтоб его идея была лишена смысла… Но мне она не нравится. К тому же, у него нет никаких прав на дары.

У Альбуса голова пошла кругом. Это и есть посмертие? Ни один человек не выдержит столько времени без воздуха!

— Какие вещицы? И от кого защитить? — его слова прозвучали так, будто он кричал в подушку. — Да почему, собственно, я?

Из окружающего мрака соткалась рука — и укоризненно погрозила затянутым в белую ткань пальцем.

— Одна из них уже у тебя. А пренеприятный тип периодически наведывается в твои мысли и сны. Почему ты? Все просто, — рука исчезла, и на ее месте возникла повисшая в пустоте лукавая улыбка. — Ты же мой наследник.

— Но... — попытался возразить Альбус — и пустота вновь стала тем, чем всегда и была — просто тёмной водой.

Вода. Чёрная толща над головой. Она свинцовым панцирем сжимает тело, выдавливая остатки воздуха. Терпеть — выше человеческих сил. Альбус делает вдох и... открывает глаза.

Светлый потолок. Ширмы. Расплывающееся на них золотисто-жёлтое пятно света. Зацеплённая за столбик ширмы мантия, щеголяющая сероватыми разводами по подолу. Ну, здравствуй, больничное крыло.

— Поттер, я раньше срока сойду в могилу, и это будет на твоей совести, — слышится присвистывающий шёпот. Альбус скосил глаза в сторону и едва сдержал стон: на стуле по соседству расположился Эридан Термен. Руки скрещены на груди, глаза воинственно блестят в полумраке.

— Какого хр... Мерлина тебе понадобилось посреди озера? Хотя нет, не так, — он положил на одеяло волшебную палочку Альбуса и продолжил монолог: — Зачем ты самолично вылез на лёд? Есть манящие чары, есть метлы и облегчающие заклинания! Мы есть, в конце концов! Поттер, ты понимаешь, что не все проблемы можно решить в одиночку, что можно обратиться за помощью... Нет, не можно — нужно!

Альбус вертел в руках палочку, избегая смотреть в глаза старшекурснику.

— Мы ведь всё это время были на квиддичном поле! Десять минут, чтобы дойти размеренным шагом. Мы пробежали весь путь за пять. Твоя кузина, которая нас позвала — и того быстрее. И даже так — когда тебя вытащили на берег, ты уже не дышал... — голос Термена прервался.

Парень отвернулся и пробормотал неразборчиво, на грани слышимого:

— У тебя сердце не билось. Ни дыхания, ни пульса, оживляющее заклинание не помогает... Это было самое жуткое, что я когда-либо видел. Алек раз за разом накладывает Энервейт, уже кричит, до хрипоты кричит — и никакого результата. Артур не знает, как повернуть, как ударить, чтобы вызвать кашель, чтобы очистить горло — вода, ил... Если бы не Малфой, мы бы сейчас не разговаривали, — Эридан спрятал лицо в ладонях. — Мордред, как же я ненавижу беспомощность!

Альбуса пробрала дрожь.

— Поттер... Альбус... Пожалуйста, прошу тебя, заклинаю — не равняйся на гриффиндорские глупые истины. Нет ничего такого, за что стоило бы умереть. Этого не стоят ни честь, ни гордость, ни, тем более, волшебная палочка.

Термен встал и накинул мантию.

— Мастер Ишиас отпустит тебя утром. Глотнёшь очередную порцию зелья — и на завтрак, договорились?

Так Альбус Поттер остался один на один с колдомедиком и галлоном Бодроперцового.

* * *

В три закончились занятия, около четырёх Альбус спустился в подземелье и занялся чтением, а в пять его уже доставили в больничное крыло. До половины седьмого Термен просидел с ним, несмотря на огромную нелюбовь мастера Ишиаса к посетителям. А дальше в планах целителя значился здоровый сон и приём зелья каждый час.

Как слизеринцы объяснили въедливому колдомедику, что случилось, Альбус не знал, но дремать ему это не мешало. Он решил, что на все расспросы будет отвечать общими фразами, мол, это была случайность, всё произошло слишком быстро, и успокоился на этом.

До отбоя оставалось не более получаса, когда у больничного крыла раздался шум — топот, чьи-то довольно громкие споры... Наконец, этот кто-то забарабанил в уже запертую на ночь дверь. К шуму добавилось недовольное ворчание мастера Ишиаса и шарканье его тапочек. Дверь открылась, и Альбус смог различить знакомые голоса.

— Мастер, у него, похоже, лихорадка... — это, несомненно, Уоллорд. Кто ещё может говорить так, будто сомневается в существовании не то что предмета разговора, а даже самого себя!

— И правда... Чарли, Кристофер, давайте его сюда.

Кого могли привести гриффиндорцы, да ещё в таком составе? Уоллорд обычно вместе с Ренчем и Присколлом. Чарли, напротив, держится от этой компании подальше. Он предпочитает общество зубрилки Дианы, которой глубоко безразличен — по крайней мере, пока не роняет её учебники.

— Оставьте м-ня... — речь третьего звучала невнятно. — Слуш-те, не трогайте, а? И вы, доктор... Займитесь своими делами...

— Займусь-займусь, — Голос Ишиаса не предвещал ничего хорошего. — Сейчас уложим вас на кушетку, и займусь.

— Всё нормл-но... Я в полном п-рядке...

— Мастер, он сидел в библиотеке, а когда мадам Пинс приказала всем разойтись, сказала, что скоро отбой, он начал буянить, — зачастил Просто Чарли. — Сами смотрите, у него такой жар — оладьи печь можно.

Это бормотание — когда уже они закончат и уберутся отсюда? Альбус с трудом подавил желание вскочить с кровати. Мордред бы побрал Ишиаса и его режим! Если Альбус сейчас попадется им на глаза, мастер отправит его в постель, накачав снотворным по уши.

Он узнал и этот хриплый, через слово запинающийся голос. Третьим вошедшим был Скорпиус Малфой.

* * *

Колдомедик довольно быстро выпроводил гриффиндорцев и вплотную занялся больным. Альбус сидел, обнимая колени, и смотрел, как на потолке отсвечивают золотистые, голубоватые и пламенно-рыжие всполохи чар целителя. Трижды он проходил в свой кабинет, и трижды Альбусу приходилось нырять по одеяло и прикидываться спящим. Мастер Ишиас, впрочем, был поглощён работой: разогревал остро пахнущую скипидаром мазь, смешивал зелья, разводил какой-то эликсир и бубнил себе под нос, отсчитывая количество капель.

Наконец, послышался скрежет раздвигаемой ширмы, и через минуту целитель ушёл к себе, забрав единственную лампу. Босые ноги Альбуса глухо стукнули об пол, и мальчик прислушался: не насторожился ли Ишиас? Но из-за двери кабинета всё также доносилось бормотание колдомедика — похоже, он не мог найти что-то и потихоньку переходил из своего обычного состояния лёгкого недовольства к полномасштабному раздражению. Но так или иначе, все его помыслы были далеко от палаты.

Половинка стареющей луны, так удачно выглянувшая из-за туч, помогла Альбусу без помех добраться до крайней койки, стоявшей прямо у окна.

Первое, что отметил мальчик — шумное учащенное дыхание Скорпиуса. Крылья носа трепетали в такт вдохам, а когда Малфой поворачивал голову — а он буквально вертелся, сминая подушку — на шее становилась заметна пульсирующая жилка. На лице, кажущемся при таком скудном освещении пугающе серым, выделялись более тёмные пятна — горячечный румянец? Тонкие пальцы сминали сползающее всё ниже одеяло.

Было странно видеть его таким. Странно и жутко. Альбус поправил почти упавшее одеяло и сел рядом. Совпадение? Даже последний наивный дурак в такое не поверит. Термен обмолвился, что Малфой был на озере. В озере он был, а не на озере! К глазам подступили слёзы. Отчаяние, гнев... Вина... Чувства перепутались в плотный клубок. Он тешил свою гордость, задирал нос, полагая, что он выше всеобщей подлости, что он прав, что он лучше прочих. Что в результате? Весь факультет пережил по его милости немало «приятных» минут, получив жёсткую встряску. А тот, кто был его другом, мечется в жару. Альбус Поттер, одинокий и непонятый! Такой самонадеянный, такой себялюбиво-слепой! Всему виной его гордыня. Гордыня и глупость.

И сейчас он абсолютно, беспросветно, безнадежно бесполезен. Он может просто сидеть рядом и считать вдохи. Где-то в груди шевелится безотчётный страх: если он уйдёт, один из этих вдохов станет последним.

И он сидел — пока не пришёл мастер и не отправил в постель, заставив выпить зелье. Оно полностью соответствовало названию. Глоток — и Альбус погрузился во тьму безо всяких сновидений.

* * *

Термен пришёл за ним рано утром. Они говорили, пока Альбус натягивал мантию, и из-за ширмы доносилось только невразумительное бурчание, словно там кружил пчелиный рой — раздражённый, недовольный и невыспавшийся. За ночь Ишиас успел возвести вокруг второго своего пациента баррикаду из ширм, так что о его присутствии напоминали только периодические приступы сухого кашля.

Слизеринцы вышли из больничного крыла в полном молчании. Лишь оказавшись в подземельях, Эридан сказал:

— Белинда и Алек убедили профессора Синистру, что вчерашнее было нелепой случайностью. Вроде как у тебя шарф ветром унесло, недалеко. Ты пошёл за ним и провалился — неглубоко, по колено. Однако этого оказалось достаточно, чтобы вызвать перебой в работе сердца, отчего ты потерял сознание и начал захлебываться. Малфой и твоя сестра были неподалеку. Малфой вытащил тебя и оказал посильную помощь, девочка позвала нас. Все живы, конец истории. Никакой драки, никаких поисков волшебной палочки.

— Но откуда... — Альбус никому не рассказывал о гриффиндорцах. Он не знал, что мешало больше: уязвлённая гордость или участие брата.

— Следы, Поттер. Мы затоптали большую часть, когда только прибежали, но кое-что осталось. Когда Артур вернулся за твоими вещами, он заметил следы квиддичных сапог, часть вытоптанного круга, разрытый сугроб, в котором осталась пуговица от твоей мантии.

— Сапоги есть у всех команд.

— Во вторник поле забронировано для Гриффиндора и Пуффендуя. С пуффендуйцами поменялись мы, к тому же все наши тренируются в кроссовках. Плюс твои следы рассказали, что ты прочёсывал берег, а затем — и само озеро. Значит, искал что-то. «Акцио, вещи Альбуса Поттера!» — и мы поняли, что именно. Ни один волшебник не забросит собственную палочку на такое расстояние. Не хватит силы, да и смысла лишено. Остается связать факты.

Альбус не нашёлся с ответом.

— Ты можешь не называть фамилий. Пять человек из команды Гриффиндора, и остаётся только узнать, кто из них не участвовал. Думаю, девушка — там не было женских следов, ну, этих изящных остроносых сапожек. И, кроме нее, ещё один человек.

Эридан сделал паузу и продолжил уже тише:

— Твой брат был там, верно?

Альбус промолчал в ответ. Но Термен и не настаивал.

Альбус очень хотел задать вопрос: «Он же поправится?» Но так и не набрался смелости спросить.

* * *

— Какого Мордреда лысого, Ал! — Роза просто кипела от гнева. Даже объяснения профессора не мешали ей выплескивать своё негодование. А ведь она любила Травологию, даже после уроков задерживалась в теплице... И уж конечно, десятью минутами позже она могла бы высказать кузену всё то же самое — но за работой. Но нет, она взывала к его совести здесь и сейчас.

Альбус только кивал, выслушивая ее монолог. Похоже, за ночь она отрепетировала свою речь, в которой ярость дополнялась беспокойством. Но в настоящий момент мысли мальчика были далеко. Его не занимали ни сентенции сестры, ни рассказ о Дьявольских Силках. Ему вдруг подумалось, что теперь у его совести есть лицо. Лицо с пылающе-алым румянцем, потрескавшимися тонкими губами и упавшей на горячий лоб челкой.

— Извините, профессор, могу я выйти? — услышал он собственный голос.

Невилл озадаченно посмотрел на Альбуса, но все же махнул рукой, отпуская его. Роза послала вслед испепеляющий взгляд (и у кого только научилась!) и отвернулась. Дверь теплицы скрипнула, и мальчик вдохнул свежий воздух.

Ночью начался снегопад, и сейчас все еще припорашивало. Снежинки падали на лицо и таяли, едва его коснувшись. Альбус поймал одну на рукав: шестилучевая кружевная красота. Но только он поднес ее поближе, чтобы рассмотреть, как она начала оплывать по краям и совсем растаяла. На рукаве осталась капелька-бусинка. Стоило убрать ее от лица, от горячего дыхания, как она застыла. Вновь лед, но далеко не такой правильной формы, как прежде. Какие слова точнее опишут это? Сломанный? Исковерканный?

Так же с людьми. Почему Альбус причиняет столько боли тем, кто рядом? Если вспомнить, то с самого рождения все у него наперекосяк. Маме пришлось уйти из спорта после его рождения. Папу едва не выставили из Аврората из-за того, что он дневал и ночевал в Мунго после того неудачного альбусова полета. Дома их с Джеймсом пришлось расселить по разным комнатам, потому что иначе что-то вечно взрывалось, перекашивало стены или затапливало кухню. Любое семейное сборище проходило нормально строго до тех пор, пока Альбус не вылезал из своего угла и не пытался осчастливить всех своим обществом. А в Хогвартсе? Брат. Кузина. И теперь Малфой.

Он сам не заметил, как дошел до окраины леса. Над ухом раздалось знакомое фырканье — на него смотрел Маренго. Альбус рассеянно погладил фестрала между ушей:

— Ничего-то я тебе не припас... Уходи, пока тоже не влип в неприятности.

Фестрал довольно щурился и никуда уходить не спешил. Он проводил мальчика до каменного круга. Альбус привычным жестом смахнул снег с надгробия.

— Это снова я. Очередная порция нытья, уж извините вашего глупого тезку. На этот раз я побил все рекорды глупости, однозначно, — мальчик вздохнул. Беседы с мертвым профессором явно не относились к категории нормального. Но они отчего-то приносили облегчение, и именно сейчас это требовалось больше всего. — Вот представьте себе самовлюбленного, заносчивого, ограниченного засранца. Он разобиделся на друга, потому что подумал — обратите внимание, всего лишь подумал, — что тот его хочет использовать. Только хочет использовать в своих целях, а не использует, это тоже нужно особо отметить. Так вот, этот засранец узнает все-таки, что был не прав, и идет мириться — но слышит, как его называют придурком (совершенно справедливо называют, заметьте) и меняет свое решение. Отправляется шататься по окрестностям, натыкается на пятерых соперников и закономерным образом получает по шее. Возомнив себя великим дуэлянтом, он достает волшебную палочку — и остается без нее. В итоге мы что имеем: пару синяков, не столько больно, сколько обидно, и потерянную палочку. Она, к слову, отлетела куда-то в сторону озера. Далее этот гений что делает? Правильно, топает по льду.

Альбус умолк. Дальнейшие события слишком напугали его, чтобы рассказывать о них в той же манере.

— Я не знаю, что на меня нашло. Я был расстроен и зол на себя, и просто зол... Да тут еще Джейми — я правда не думал, что он будет с ними... И палочка — это же главный инструмент волшебника. Как бы я без нее вернулся? Вообще не подумал позвать кого-нибудь, попросить о помощи. Было такое чувство, будто я остался один, совсем один во всем Хогвартсе. Только я и это белая пустота вокруг. И где-то лежит палочка, которую я должен подобрать. Я шел и вглядывался в эту белизну, шел, хотя под ногами уже был не снег, а ледяная корка... В первое мгновение я даже не понял, что провалился. Только что все было белым-бело — а теперь вдруг меня окружает нечто темное. Она была обжигающей, эта вода. У меня перехватило дыхание, что-то кольнуло в груди... И все, пустота. Ничего, понимаете? Ни попыток выплыть, ни судорожных вдохов, ни даже мыслей — ничего.

А потом — кошмары в больничном крыле. Я проснулся там, будто вынырнул. На какой-то миг я подумал, что все это только приснилось, но... Не приснилось. И я не утонул. Как оказалось, я был все же не один. И только тогда я понял, какого свалял дурака. Вот же ж надо было! И знаете, какая глупость: мне было больней оттого, что столько людей переживало из-за меня, а не из-за того, что я... ну... чуть не умер. Глупо жаловаться на такое именно вам, правда?

Альбус растянул губы в жалком подобии улыбки. С живым он разговаривал или нет, а совсем без мимики не обойтись.

— Но самое паршивое не это. Малфой загремел в больничное крыло. И это из-за меня. Ему плохо, очень плохо, — Альбус сглотнул. — И я ничем не могу ему помочь.

Из замка донесся звон колокола, возвещающий о конце урока. Поттеру пора бы идти — прогулять Трансфигурацию не решились бы и самоубийцы.

В десять минут перемены вполне можно добежать до замка и подняться в кабинет Трансфигурации. Еще и время останется — а вот это является существенным недостатком.

— Что, Поттер, сегодня в гордом одиночестве? — встретил его ехидный голос Ренча. — Тебя пуффендуйская кузина искала. У вас вроде совместная Травология была? Где бродил, Поттер? Проверял, не помер ли еще твой чистокровный дружок? Как его вчера крючило...

Здесь Альбус сделал то, чего от себя сроду не ожидал — бросился на него с кулаками. Без единого слова, без воплей и криков...

А в следующий момент он пытается вырваться из чьих-то цепких рук, а Ренч пятится. Глаза у него круглые-круглые, лицо побледнело, на подбородке — видимо, выше не достал — пунцовое пятно от удара, воротник разорван.

— Десять баллов со Слизерина, — интонации МакГонагалл промораживают до печенок. — Вас проводить в больничное крыло, Поттер?

— Что?.. Не-ет, я... — он не узнает собственный голос. Губы повинуются с трудом. Альбус касается лица и недоуменно смотрит на кровь, оставшуюся на ладони. Он поднимает взгляд на МакГонагалл — она все еще ждет его ответа. — Сам дойду.

Он наклоняется за сумкой, и на ней расплывается алое пятно. В ушах будто барабаны бьют. Прижать, что ли, галстуком? Мордред, вот теперь точно больно. Разбитый нос, кажется, ощущает каждую ниточку в ткани. Еще и пульсирует, гад...

Альбус покидает класс под чеканящий выговор директора:

— Я могу снять баллы и с Гриффиндора, мистер Ренч. Раз уж ваши травмы не требуют срочного лечения, не соблаговолите ли вы рассказать мне, что происходит?..

* * *

Альбус постучался, но никто ему не открыл. Решив, что целитель занят, он вошел — и тут же навострил уши: мастер Ишиас стоял у камина и оправдывался.

— … не знаю, право слово, Сметвик. В Мунго я ни разу не встречал подобного. Обычно Бодроперцового вполне достаточно, но здесь... Больше похоже на нечто магловское.

— Припоминаю, коллега, нечто подобное описано у Гиппократа и Парацельса. В сакральных трактатах есть пропись Животворящей настойки, возможно...

— Это прекрасно, но для изготовления настойки требуется эмоциональная связь зельевара с больным! Я поинтересовался у того юнца, который обучает здешних студиозусов — так вот, он заявил, что у него пока нет соответствующей лицензии! Его мэтр — наш поставщик лекарственных зелий — в глаза не видел мальчика, так что он не возьмется за такой безнадежный заказ.

— Что в таком случае остается?

Ишиас, кажется, с трудом сдерживался, чтобы не сорвать злобу на своем собеседнике. С плохо скрываемой ехидцей в голосе он ответил:

— Магл Гиппократ советует положиться на природу, по возможности облегчая состояние больного до наступления кризиса.

— У Малфоев же нет домашнего зельевара? В таком случае, ограничьтесь противокашлевым зельем и ивовым отваром. Можно также добавить охлаждающие компрессы. В остальном и впрямь придется положиться на природу.

Целитель буркнул что-то и погасил огонь. Пнул в сердцах каминную решетку, помянул Мордреда, развернулся...

— Опять вы, Поттер? Сядьте и уберите сейчас же вашу кровавую тряпку. Акцио, кровоостанавливающее! Эпискеи! — мастер размахивал волшебной палочкой так энергично, будто мух разгонял. — О, еще и губа! Превосходно, Поттер, просто превосходно!

Он добрых полчаса колдовал над разбитым лицом Альбуса — с ворчанием, с руганью, с призывом всевозможных кар на головы безответственных студентов. Зато когда все было готово, не осталось ни следа травмы.

Целитель вытолкал Альбуса вон, только лишь тот заикнулся о том, чтобы навестить однокурсника. «Состояние не располагает!» — рыкнул мастер и захлопнул дверь. И на сей раз причина была не в его нелюбви к посетителям.

Кажется, пользу библиотек сильно преувеличивают. Альбус отложил в сторону «Сто чудодейственных отваров» и взялся за «Зельеварение в целительстве. Продвинутый курс». Ни единого упоминания о Животворящей настойке. Ситуация сильно напоминала бесцельный поиск того символа. Судя по всему, и результат будет тот же. Только на этот раз Поттером двигало нечто большее, чем простое любопытство.

Опять ничего. Стоило предмету поиска чуть отклониться от школьной программы, как обнаружить его стало почти невозможно. Разве что чудом, случайно, вследствие феерического везения… Добыть Феликс Фелицис, зелье удачи? Стоит оно ужасно дорого, самому не купить, а варить — так ему полгода только настаиваться. Глупая затея.

«Реестр зелий. Том первый. Сильнодействующие зелья» — пусто. Впереди еще семнадцать томов. Не знаешь тут, заорать в голос или разрыдаться.

— Эм-м, Поттер… — раздалось сверху. — Можно тебя спросить?

Видит Мерлин, понадобилось все воспитание, чтобы не огрызнуться. А ведь Альбус всегда был тихим беззлобным мальчиком. Или его никогда прежде не отвлекали от вопроса жизни и смерти (который к тому же никак не решался)?

Альбус поднял глаза на говорившего. Уоллорд, за его спиной маячит Просто Чарли. С чего бы это он им понадобился? Вопрос Альбус озвучил, и тон его был далек от дружелюбного.

— Так случайно вышло… Я хотел перед Трансфигурацией спросить, но… И Чарли сказал, что лучше подождать…

— И с каких это пор вы неразлучны? — с подозрением пробормотал Альбус.

Гриффиндорцы переглянулись между собой. Кристофер пожал плечами.

— Есть происшествия, после которых невозможно не проникнуться друг к другу симпатией, — с улыбкой ответил за двоих Чарли. Его Альбусова неприветливость, похоже, не задела. — Крис пытается спросить, что с Малфоем.

Альбус уткнулся в книгу, проигнорировав эту реплику. Но Чарли отступать не собирался.

— Я понимаю — нас не назовешь друзьями. Ни ты, ни Малфой не имеют к нам ни малейшего отношения. Но мы знаем, что вчера твоему однокурснику стало плохо, а сегодня ты бросаешься на Ренча, который, как всегда, треплет языком не по делу. Поэтому мы просто по-человечески хотим знать, действительно ли все так плохо.

К горлу подступил комок. Альбус запустил пальцы в волосы и пробормотал, упершись лбом в ладони:

— Хуже, чем плохо. Спасибо, что привели его тогда и спасибо, что беспокоитесь, но… Все просто паршиво.

Сердце стучало где-то за ушами. В глазах мерзопакостно защипало.

— От простуды же не умирают, — голос Чарли звучал так, будто тот и впрямь пытался Альбуса утешить. — Это только кажется, что все ужасно.

— Когда я был маленький, я промок до нитки, когда играл в снежки, — нерешительно произнес Уоллорд. — Неделю потом температурил, думал, мозги расплавятся. Чувствовал себя отвратительно, но после быстро поправился.

— Если бы это была простуда… — невесело усмехнулся Альбус. — Накачали бы Бодроперцовым под завязку, и все дела. Только Ишиас сказал, что это не простуда, и он вообще не уверен, что встречал раньше такое.

Чарли с интересом покосился на бастион из книг.

— Что ты, в таком случае, ищешь?

— Что ищу — того тут нет! — Альбус захлопнул «Реестр», отчего в воздух взметнулось облачко пыли. — У меня нет ничего, кроме названия зелья.

Уоллорд поправил очки.

— Папа показывал мне одно заклинание… Нужно написать на листке то, что ищешь, обвести по кругу волшебной палочкой и произнести: «Адмодум». Сейчас, я покажу, — он вытянул из сумки палочку и только взмахнул ею, как…

— Какие-то проблемы? — рядом с их столом нарисовался Артур. Вид у него был угрожающий даже без палочки.

— Мы-уже-уходим! — пискнул Уоллорд и ретировался. Он исчез так быстро, что любой, кто не читал «Историю Хогвартса», подумал бы о трансгрессии. Чарли ушел следом — куда более спокойно — и напоследок успел ободряюще улыбнуться Альбусу.

— Они помочь хотели, — заметил Поттер. Аспер на это только хмыкнул:

— Ничего не имею против, но нечего при этом размахивать палочкой. У меня рефлекс, знаешь ли. К тому же в библиотеке не поощряется волшебство и всякий шум — считай, я спас их от разбирательства с мадам Пинс.

После этой тирады шестикурсник вернулся к своему эссе, а Альбус, убедившись, что за ним никто не наблюдает, поступил точно так, как советовал Уоллорд. В следующий миг ему на колени опустилась растрепанная книга. Отбитые уголки, надорванный корешок, заляпанная до безобразия обложка… Альбус осторожно открыл ее. На форзаце значилось: «Зельеварение. 4 курс. Противоядия». Чуть ниже — сделанная от руки надпись: «И прочие жизненно важные штуки». Мальчик пролистал учебник. Руны, стрелки, подклеенные за уголок листочки с рецептами — и комментарии на каждой странице. Чернильные строчки вились на полях, теснились между абзацев, окружали иллюстрации. Страница триста девяносто четыре с рассказом об Антиликантропном зелье пестрела исправлениями — видимо, бывший хозяин учебника был в корне не согласен с автором рецепта. Внизу страницы был приклеен сложенный в несколько раз листок, размашисто надписанный: «На крайний случай». Развернув его, Альбус едва сдержал торжествующий клич.

«Животворящая настойка — универсальное средство, буквально вливающее жизненную силу в ослабленного человека. Работает даже на маглах, главное — эмоциональная связь между зельеваром и реципиентом. Сочетается с любыми лечебными зельями, хотя сама лекарством не является. Описана у Парацельса и Фламеля, позднее ее усовершенствовал Бутлерофф. (Справочные — Реестр-7, с. 513, статьи — Сен-Жермен, критика — А.Тофана.)

Похоже, единственная причина, не позволяющая массово использовать ее как заменитель легендарной Панацеи, — индивидуальность подхода. Зельевару это, конечно, аукается, но если все затевается ради спасения жизни — то кого волнует немного боли! Ничуть не жалею о сделанном, и если понадобится, сделаю это снова. Л.М. прав, эффективность старой магии куда выше.»

Далее был приведен рецепт — со ссылкой все на того же Сен-Жермена. Винный спирт, лимонник, сок мандрагоры… Ничего сверхъестественного. Но после пункта девять начались странности. Использовать для знаков чернила каракатицы? Работая с кровью, пользоваться только серебряным ножом? И этот вот кривоватый набросок рядом — человеческая рука с, э-э-э, схемой разрезов?

«Реестр-7, с. 513», а точнее, «Реестр зелий. Том седьмой. Зелья ограниченного применения» прояснил немного: согласно записям, тинктура Жизнь-взаймы (синонимы — Живесил, Животворящая настойка) с 1894 года признана зельем класса «А» на основании того, что при ее изготовлении используются элементы магии крови. Просмотрев все сноски, Альбус выяснил совсем немного. Во-первых, узнал, что к классу «А» относят такие «приятные» штуки, как высокотоксичные зелья, зелья с необратимым эффектом, зелья на основе компонентов класса II и выше; зелья, вызывающие выраженную физическую или магическую зависимость. Во-вторых, если уж говорить о компонентах и их классах, человеческую кровь относят к компонентам класса «I» — в реестре обозначены как «компоненты, строго ограниченные к получению и использованию». В-третьих, пресловутая Животворящая настойка не создает энергию из ничего, а доставляет силы одного мага другому, что является разновидностью магии крови. Споры по поводу правомерности ее использования ведутся до сих пор, хотя сама по себе она вроде как на инструмент кошмарных злодеяний не похожа. Ну, и в-четвертых: уголовная ответственность наступает за получение компонентов класса «I», изготовление зелий класса «А» без лицензии и отчета в трех экземплярах для Министерства, практическое применение черной магии. Закон суров и все такое.

Таким образом, Альбусу оставалось решить два вопроса: кого уговорить взять учебник (Ирма Пинс отказалась выдать ему учебник за четвертый курс) и где варить. Все, разумеется, так, чтобы не попасться.

* * *

За ужином, едва Альбус закончил выслушивать воспитательную речь от Термена: «Поттер, здравомыслящий волшебник ничего не доказывает кулаками! В подобных случаях здравомыслящий волшебник использует силу закона и силу своих связей. В крайнем случае — волшебную палочку», как на колени ему упал конверт. Красный — но, к счастью, не Громовещатель. Распечатав его, Альбус мысленно застонал: МакГонагалл сообщила о драке родителям, и теперь папа горит желанием побеседовать с ним лично.

«Директор откроет мне доступ к камину в слизеринской гостиной. Десять вечера, через час после отбоя. И лучше бы тебе предупредить товарищей по факультету, иначе я не постесняюсь отчитать тебя при всех. Надеюсь на твое благоразумие».

Со вздохом Альбус пустил эту записку по рукам — просить о чем-либо устно у него сейчас не было ни сил, ни настроения. Когда послание дошло до Лефевра, он закатил глаза и что-то тихо сказал Кровавому Барону. То сочувственное выражение, что появилось на призрачном лице, было единогласно признано восьмым чудом света.

* * *

Альбус забрался с ногами в кресло и следил со своего поста за стрелками больших часов, висевших над камином. Без пятнадцати десять гостиная опустела, но с тех пор серебряные змеи-стрелки будто примерзли к циферблату. Скорей бы поговорить и закончить с этим! На часы после отбоя у Альбуса уже были планы. Наконец, в камине раздался треск, не имеющий ничего общего с треском горящих поленьев.

— Привет, Ал.

— У тебя сажа на щеке, знаешь? — заметил с улыбкой Альбус. Все-таки главный аврор не внушал сыну страха. Чтобы вот он, весь взъерошенный, с заклеенными очками и черным пятном на щеке, с озорной искоркой в глазах — и отчитывал Альбуса? Пф-ф, да в такие сказки даже дети не верят.

— Мама была очень недовольна, когда узнала о твоих подвигах. — Гарри тщетно попытался принять суровый вид. — Говорит, окружение плохо на тебя влияет.

Альбус с деланым равнодушием пожал плечами:

— С моим окружением все в порядке, правда. То, что случилось с Ренчем — просто недоразумение.

— Тогда, может, посмотришь на меня?

Тут Альбус не выдержал:

— Это на него Гриффиндор плохо влияет! Мне плевать на его обычные подколки, но есть вещи, которыми не шутят!

Наверное, со стороны он выглядел по-дурацки: маленький, растрепанный, со сжатыми до боли кулаками... А судя по чувству жара, опалившему щеки, так и цветом физиономии он приближается к позорно-помидорному оттенку.

— Ал, что случилось? — тон отца был серьезным, но теплым. — Какие-то трудности?

— Никаких. Все в порядке. У меня так точно.

Зачем ему лишние проблемы? В конце концов, драка с Ренчем — обычное школьное происшествие. Сняли баллы и забыли, было бы о чем говорить. Да и не в драке дело, если уж сказать начистоту.

— Тогда у кого — не все?

Гарри Поттер, может, и не был выдающимся воспитателем, но сопереживать умел как никто. И вычислять, что скрывается за обманчиво-спокойными фразами младшего сына, научился — за одиннадцать-то лет.

Сказать — не сказать?

А что изменится? Мастер Ишиас уже задействовал все, что мог. И даже в Мунго не знают, что делать. Что может сделать папа? Как аврор. Как взрослый волшебник.

Устроит получение лицензии — или, точнее, ускорит? Заставит мэтра Как-там-его (сложно вспомнить имя человека, которого ни разу не видел) признать аспиранта полноправным мастером, чтобы тот мог приступить к работе над зельем? Или торжественно пообещает освободить от заключения в Азкабане?

Едва ли. Максимум, чего можно ожидать — так это что папа сообщит родителям Малфоя. Но это и так сделает кто-нибудь из преподавателей.

— Альбус, ты хочешь о чем-то мне рассказать?

Участие. Забота. Ничего из этого Альбус не достоин. Если бы папа знал, что случилось из-за Ала с Малфоем, он бы не был так мягок. Он бы знал, что Альбус не заслуживает ни капли сочувствия. Но если бы он знал это, знал бы и то, что сделал Джеймс и его приятели — а это, однозначно, разбило бы папе сердце.

— Альбус, я хотел поговорить с тобой, а не с МакГонагалл. Пожалей пожилую женщину. Ты — и вдруг драка. Оно того стоило?

Альбус наконец нашел в себе силы поднять глаза.

— Стоило. Поверь, на моем месте ты поступил бы так же.

* * *

Утро четверга встретило Альбуса затекшей шеей и онемевшей рукой — все же ночь над книгой не относится к видам оздоравливающего времяпрепровождения. А впереди целый день в компании гриффиндорцев плюс одна безнадежная затея — что может быть более воодушевляющим? Только Громовещатель на завтрак. Да и Мордред с ним, в первый раз, что ли, отчитывают? Раньше распекали перед всей семьей, теперь — перед школой. Разницы особой пока не заметно.

Все мысли Альбуса крутились вокруг записки из потрепанного учебника. Сбежать бы с уроков... Хотя — нет, так только на отработку нарвешься и потеряешь куда больше времени. Придется потерпеть.

Пока аспирант в миллионный раз блеял что-то о технике безопасности (зелье от чирьев, рецепт — на доске и в учебнике), Альбус начал варить, попутно скользя взглядом по шкафам с реактивами. Строчки, написанные рукой загадочного четверокурсника, стояли перед глазами. Пока что наибольшую проблему составлял спирт — потребуется немного, но как его достать? Семидесятипроцентный, как указано в рецепте, хранится в пузатых бутылях, каждая из которых размером с голову Альбуса. Незаметно такую не вынесешь. Заказать по почте? Счет придет папе, и придумать убедительное объяснение будет затруднительно. Так что Альбус смотрел на бутыль — такую близкую и такую недоступную — и крошил корни аира.

В большую перемену его подстерегала еще одна неудача: знакомый по папиным и дяди-Роновым рассказам о славных школьных делах туалет на втором этаже работал, несмотря на выкрутасы Плаксы Миртл. От неминуемого позора и разбирательств с МакГонагалл спасла Роза, остановившая Альбуса буквально в шаге от двери. Когда оттуда и впрямь выпорхнули хихикающие девчонки, тот с сожалением признал, что на затее, похоже, придется поставить жирный крест.

Остается Выручай-комната. После Защиты («Обратите внимание на эволюцию Дуэльного кодекса, вы же не хотите, чтобы противник счел вас неучем?!») Альбус решил подняться на восьмой этаж. Четыре длинных коридора и три тупичка, все сплошь заставлено статуями. Студенты оказываются там разве что по пути на Прорицание, так что свидетелей быть не должно. Остается пойти и проверить.

Полтора часа спустя, едва переставляя гудящие ноги, Альбус всерьез подумывал взорвать что-нибудь от полноты чувств. Сдаться? Прочь эти мысли! Пожалуй, надо пройтись еще раз… Опять… Вот бы проходить сквозь стены, как привидения — хотя это вряд ли поможет найти комнату, она же заколдованная, даже на Карте Мародеров не отражается. Выручай-комната — это вам не потайной ход и не замаскированный кабинет, а порождение магии Хогвартса. Можно сказать, настоящее чудо.

Дверь появляется, если трижды пройти мимо нее, думая о том, что хочешь получить.

Альбус обошел весь этаж раз сто, и желание найти комнату против его воли трансформировалось во что-то вроде: «Да появись уже хоть что-нибудь, пока у меня ноги не отвалились!»

Вдруг он ощутил холод — лютый, пробирающий до костей, заставляющий сердце сжаться — и в следующий миг услышал голос:

— Что случилось, дитя мое?

Толстый Монах, привидение Пуффендуя. Альбус настолько сосредоточился на поисках комнаты, что не заметил призрака и прошел его насквозь. Кто знает, почувствовал ли Монах тот же могильный холод или какое другое неудобство, но шагать сквозь его призрачное тело было в любом случае невежливо.

— Простите, преподобный, я вас не заметил. Извините, пожалуйста.

Серебристо-прозрачное лицо Монаха осветилось улыбкой:

— Ничего страшного, дитя мое. Живым свойственно думать о насущных бедах. Быть может, я могу помочь? Или хотя бы провожу тебя в общежитие факультета, иначе беды твои приумножатся: ни госпожа директор, ни уважаемые учителя не одобряют ночных прогулок.

В словах привидения была своя правда: пока Альбус нарезал круги по этажу, за окном уже стемнело, и до девяти, похоже, было недалеко — как и до отработки, которую Альбус однозначно получит, если попадется кому-нибудь из «уважаемых учителей».

— Пожалуйста, преподобный, не выдавайте меня! — взмолился Альбус. — Я не ради развлечения тут брожу, поверьте, пожалуйста!

Призрак, плывший наравне с шагающим Альбусом, вступил в полосу лунного света, и его тонзура засияла ярче прежнего:

— Все же, дитя мое, устав нужно соблюдать. Я стал слаб в вычислении времени, но опыт подсказывает мне, что до отбоя у тебя совсем немного осталось.

Призрак всем своим видом выражал благодушие, но при том уверенно направлял Альбуса к лестнице.

— Ну пожалуйста! Пожалуйста, это вопрос жизни и смерти! Я должен найти Выручай-комнату, иначе ничего не выйдет!

Монах сложил руки на круглом животе и смерил Альбуса испытующим взглядом:

— Выручай-комната давно сгорела. Все пропало, не из чего и стул трансфигурировать. Адский огонь ничего не щадит.

— Нет, нет, нет! — замотал головой Альбус. — Пусть даже все внутри сгорело, но комната-то осталась, должна была остаться! Если бы она погибла безвозвратно, то пламя перекинулось бы на коридор, на этаж и в конце концов на весь замок — но этого же не случилось! Значит, магии в ней осталось достаточно, чтобы захлопнуть дверь. Значит, и сама комната уцелела, пусть даже от всех вещей в ней остался только пепел. Пусть там только закопченные стены, пусть — мне большего и не надо... Пусть даже там каменная ниша на месте комнаты, мне все равно.

— Разве не лучше тогда любая другая комната? — спросил призрак. — Настоящая, нетронутая комната? В Хогвартсе есть и кладовки, и классы, и залы — выбирай, что хочешь. Почему тебе так нужна именно Выручай-комната?

Альбус нахмурился, отчего между бровей пролегли две короткие морщинки:

— Мне нужно место, куда никто не зайдет, кроме меня, и не испортит мою работу. И все это нужно сохранить в тайне — даже от учителей.

— Разве не будет такая тайна тяжким грузом для совести? — поинтересовался Монах.

— Нет, — возразил Альбус. — Не будет. Скорее уж, облегчит душу. Если, конечно, у меня получится.

— Ты уверен в этом, дитя мое?

Альбус вздернул подбородок.

— Однозначно. А теперь, пожалуйста, не мешайте мне!

Призрак рассмеялся. При его габаритах, пусть и бестелесных, смех вышел громкий и гулкий. Зубы, на удивление целые для средневекового монаха, заблестели жемчугом.

— Не буду, дитя мое. А что скажешь, если я проведу тебя туда?

Альбусу показалось вначале, что он ослышался.

— Вы... Что? П-преподобный, вы правда можете?..

Призрак мягко улыбнулся и кивнул:

— Истинно так, дитя мое. Если ты ищешь комнату с благой целью, моя прямая обязанность — помочь тебе в этом.

Разом позабылись и гудящие от усталости ноги, и пронизывающие сквозняки, и угроза наказания.

— Пожалуйста, преподобный... Не могли бы вы показать комнату прямо сейчас?

— Несомненно. Тотчас после того, как ты расскажешь о своих планах.

В горле пересохло. К щекам прилила кровь, и в ушах зашумело.

— Простите, но я бы не хотел рассказывать. Средство, которым я собираюсь воспользоваться... Его мало кто одобрит.

— И все-таки?

Монах был абсолютно спокоен. Водянисто-прозрачные глаза смотрели на Альбуса и в то же время как будто сквозь него. Альбус вдруг подумал, что соврать призраку не сумеет.

— Понимаете... Это не вполне законно.

Призрак остановился, зависнув над полом. Сквозь него просвечивал засаленный гобелен с совершенно идиотическим сюжетом: тощий волшебник с глазами навыкате помахивает палочкой, а вокруг него — тролли в куцых балетных пачках. Нос у волшебника распух и слегка покосился набок, будто ему уже не раз и не два прилетело пуантом в лицо. Несмотря на это, Монах выглядел серьезно, даже внушительно.

— Быть может, тогда стоит отказаться от этого плана? Злодеяние, даже самое малое, наносит душе сильный ущерб. Раз уж тебя, дитя мое, одолевают сомнения, не знак ли это свыше, призывающий отступиться от затеянного?

Альбус закусил губу.

— Ничего это не злодеяние! Очень даже добродеяние выйдет, если, конечно, у меня получится. Я что, виноват в том, что единственный доступный способ запретили?

Призрак посуровел. Брови сошлись на переносице, точно как у тети Гермионы, когда она собирается прочитать очередную нотацию о выборе между легким и правильным... И Альбус сорвался:

— Да послушайте же! Мой друг умирает, и никто, ни один, ничего не делает! И раз уж я нашел способ спасти его, я им воспользуюсь, с вами или без вас!

Он, клокоча от негодования, шагнул вперед, но призрак преградил ему дорогу.

— Пустите уже, ПОЖАЛУЙСТА! — Альбус подался в одну сторону, в другую, но безуспешно: кругленький призрак надежно перегородил полкоридора так, что обойти его, не задев, было невозможно. А по доброй воле проходить через привидение — нет уж, лучше в сугробе ночевать!

— Дорога в ад, дитя мое, вымощена добрыми намерениями и черной магией, — назидательно погрозив пальцем, сказал Монах.

— Магия крови — не черная! — в запале воскликнул Альбус. — Я не собираюсь продавать душу, вызывать демонов и возводить жертвенники! Я просто хочу поделиться с другом тем, чем уже обладаю — уж не важно, чем! Силой, жизнью, удачей — да чем угодно, лишь бы помогло!

Наверное, за сотни лет пуффендуйскому привидению еще не встречались такие идиоты... Вот только призрак почему-то мягко улыбнулся: хоть губы и не расплылись в улыбке, но нахмуренный лоб разгладился, а к уголкам глаз побежали лучики-морщинки.

— Будь по-твоему, дитя мое, — произнес Монах. — Не вижу причин препятствовать тебе, коли дашь слово, что магия крови не обернется темными искусствами.

— Я не дурак, чтоб с ними связываться, — буркнул Альбус весьма невежливо, и тут же об этом пожалел. — Вам Непреложный Обет дать?

— Честного слова вполне достаточно, — покачал головой призрак.

— Как угодно. Обещаю, что для темных искусств Выручай-комнату использовать не буду.

Монах удовлетворенно кивнул и прикрыл веки.

— Ну, так вы мне поможете? — с надеждой поинтересовался Альбус.

— Обернись, — уже в открытую улыбнулся призрак и растаял в воздухе.

Альбус последовал совету и... Мерлин и Моргана! В стене появилась дверь — старинная, темного дерева, с бронзовой круглой ручкой.

Альбус не мешкая распахнул ее — и закашлялся от крепкого запаха гари. Запах даже слезу вышибал, настолько был едким. Можно подумать, что пожар случился вчера, а не два десятка лет тому назад. От прежде поражающей воображение Выручай-комнаты остался только закопченный остов. Выгорела ли она дотла, оставив только стены замка, в которые ее когда-то встроили Основатели, или использовала последние капли магии, чтобы придать себе хоть какую-то форму — неизвестно. Заклятие Адского Пламени, порождение хаоса… Оно погубило даже крестражи. Был ли хоть шанс у волшебной комнаты?

Сбежать отсюда не позволяло только то, что бежать некуда. Проще, конечно, было бы оставаться обычным первокурсником. Писать в своем уголке эссе и надеяться, что целители придумают что-нибудь. Ходить на занятия и ждать, что однажды на пороге возникнет Малфой, живой и здоровый, не высовываться и надеяться на взрослых.

Вот только Альбус знал, что мастер Ишиас в тупике. Он знал, что есть средство, которым мастер не может воспользоваться. Никак не может, потому что целитель отвечает перед госпиталем Святого Мунго и перед МакГонагалл, перед обществом и перед законом. Он пробудет в Хогвартсе до конца декабря, а потом ему пришлют замену. Он хороший человек и знающий специалист, но… Случай необычный, и он должен отчитываться перед старшими коллегами. Вместе они уже приняли решение, против которого Ишиас не пойдет. Альбус же знал, какое средство сможет помочь, и не мог просто отмахнуться от этого знания.

Иногда приходится делать выбор между легким и правильным. Как бы это странно не звучало, сейчас правильное грозило Азкабаном. Легкое было безопасным, уютным, простым… И никто бы Альбуса не то что не обвинил — даже не заподозрил. Надо всего лишь позволить себе забыть подслушанный разговор и вернуть книгу. Никто ни о чем не узнает. Все будет идти, как прежде. Обычная школьная жизнь. Не его заботы и не его проблемы…

Альбус прошел к противоположной стене. Ботинки продавили в жирной копоти четкие следы. Мерлин мой, здесь есть хоть одно окно? Оказалось, есть — широкое, со свинцовой в разводах оплеткой и кривым шпингалетом. Оно открылось с натужным скрипом немазаной телеги, продвигаясь туго, будто зажимая каждый лишний дюйм. В комнату ворвался морозный воздух, взметнул ввысь жемчужно-серые хлопья пепла в углу — когда-то там лежали книги, поднял пыль от раскрошенных углей, выбил из щелей в полу крошки сажи…

Альбус сгреб с подоконника снег и держал в ладонях, пока тот не растаял. Пальцы уже вконец онемели, когда между ними начали просачиваться мутноватые капли, слезами падающие в копоть. Набежала небольшая лужица — показался вытертый паркет, кажущийся под слоем воды покрытым прозрачной глазурью. В порыве вдохновения Альбус превратил кособокий овал в голову змеи, потом дорисовал и все тело. На черном полу змея выделялась теперь белесым пятном. Мальчик затолкал плотно утрамбованный комок пергамента к петлям, чтобы окно не захлопнулось от случайного порыва ветра. Еще один свиток положил рядом со змеей — проверенное сочинение по Чарам, его не жалко.

Остается проверить, что изменится, когда он выйдет из Выручай-комнаты. Было бы обидно, если бы из-за нестабильной магии пропало что-то действительно ценное.

* * *

Традиционную пятничную лекцию по Маггловедению Альбус благополучно прослушал. Мысленно он уже в который раз повторял последовательность шагов рецепта. На пергаменте вместо терминов и дат появлялись исходящие паром котлы. Мерлин свидетель, сегодня младшего Поттера не привлекали особенности устройства греческих полисов.

В большую перемену, чтобы отвязаться от Ренча (он опять решил поупражняться в остроумии), пришлось пожертвовать обедом. После этого Альбус уже без помех добрался до гобелена. Волшебник, как выяснилось, носил имя Варнавы Вздрюченного, и действительно учил троллей балету — мимо такого памятника искусства и захочешь — мимо не пройдешь! С замиранием сердца он прошелся из одного конца коридора в другой — туда, обратно, снова повернуть… Кажется, не удержался и начал шептать: "Хоть бы сработало!"

В стене, как и в прошлый раз, возникла дверь. Альбус оглянулся — не смотрит ли кто — и нырнул внутрь. Едва увидев обстановку, он едва в ладоши не захлопал от радости: и его «живопись», и свиток все так же лежали на полу, а под открытым окном нанесло снегу, и он частично растаял. Образовавшаяся неаккуратная лужа показалась мальчику прекраснейшим творением природы. Это доказывало, что, во-первых, оставленные в Комнате вещи не исчезают; во-вторых, время внутри идет так же, как и во всем Хогвартсе. Согласитесь, было бы обидно оставить зелье остывать, а вернувшись, обнаружить, что для тебя прошли сутки, а для зелья — ни мгновения.

Альбус сверил время, вытащив из кармана часики. Пришлось позаимствовать наручные розины, но надевать на руку девчачьи часы — спасибо, благодарю покорно! Двадцать минут до начала урока у Флитвика. Как раз можно выложить свои запасы — сумка легче будет. Ягоды лимонника в холщовом мешочке, бутылочка с соком мандрагоры, складной котелок (одолжил у Термена), картонка с женьшеневой стружкой, пенал с ножичками и ложками… Не хватает горелки и злополучного спирта.

«До чего бы было хорошо попасть в неиспользуемую лабораторию!» — пробормотал Альбус, рассматривая свой реквизит. Серебряный нож, пожалуй, надо еще заточить…

Тишину прорезал скрип — протяжный и душераздирающий, как от проржавевших петель заброшенного дома или кладбищенской ограды. Альбус поднял глаза на окно: самым разумным было то, что комок пергамента раскис, свалился, и теперь свинцовая рама стремится закрыться.

Окно было в полном порядке. Но чуть левее появилась дверь. Выглядела дверь неказисто: обшарпанный низ, будто в нее стучались исключительно ногами, ручка в виде кобры с наполовину отбитым капюшоном, рассохшиеся дощечки, обрамляющие табличку с нечитаемой надписью. Альбус подошел к двери, вынув волшебную палочку. Не то что бы он много мог наколдовать — просто так было спокойнее. Он потянул за ручку и…

Мерлин мой! Это же настоящая сокровищница для зельевара! Зал размером с две слизеринские гостиные, без единого окна — и вдоль стен шкафы, стеллажи, полочки с ингредиентами. Огромные кувшины и миниатюрные хрустальные пузырьки, пучки кореньев и связки луковиц, выдвижные ящики — похоже, на них наложены консервирующие чары, стойка с котлами всевозможных размеров, шипастая подставка, на которой сушится стеклянная посуда. Рядом — раковина, хотя ее лучше назвать бассейном: каменная чаша, над ней склоняется кобра. Из ее пасти льется вода, а капюшон расправлен так, что за ним может поместиться взрослый человек. Получается что-то вроде защитного колпака: если ваше зелье собирается взорваться, можно наблюдать за ним из этого укрытия.

Альбус подпер дверь сумкой — неизвестно, найдет ли он другой выход, если дверь в Выручай-комнату закроется. Обеспечив себе пути отступления, он отправился исследовать лабораторию. Чувство такое, будто находишься в музее: сердце замирает, а в горле застревают слова восхищения, которые сдерживаешь, чтоб не разрушить такой мелочью красоту момента. За раковиной обнаружилась еще одна дверь. Приоткрыв ее, Альбус вошел в каморку с настоящей выставкой заспиртованных препаратов: водяной черт с двумя головами, гибрид мандрагоры и дьявольских силков, целая батарея глаз — от маленьких жучиных до глаз химеры, почки кентавра и сердце великана… Дальше, у камина, виднелась банка с чем-то ослизло-зеленым, но Альбус не стал уточнять. Пока. Как только он найдет решение проблемы, он обязательно вернется сюда и рассмотрит все в подробностях. Кто бы ни был хозяином этой лаборатории, он явно был человеком аккуратным и последовательным: все склянки и коробки подписаны, ингредиенты расставлены строго по системе (рекомендация Союза Зельеваров, про это на одном из первых занятий рассказывали), посуда вымыта и тоже расставлена в идеальном порядке — значит, есть и список всего, что на «выставке» найдется.

Единственное, что было несовершенным в этом раю зельевара, — толстый слой пыли, серой и мягкой, покрывавший каждую поверхность в лаборатории. Похоже, это место годами было заброшено… Ну так это не беда: влажная тряпка все мигом исправит. Это же то, что он искал — бесхозное помещение, где есть все необходимое, чтобы приготовить Животворящую настойку. На выбор есть очаг и горелки с набором треног, котлы чугунные, медные и серебряные. Интересно, а не испортились ли ингридиенты? Альбус прошелся по рядам и отыскал секцию S.3.9.4. — выдвижной ящик, в котором тихонько звякнули бутылки. Согнав любопытного паука и стерев слой паутины, мальчик вытащил пробку. В нос ударил знакомый запах — острый и холодящий. Винный спирт сохранился вполне хорошо. Что ж, остается только положить на видном месте часы… Вот, кстати, и они — идут, несмотря на то, что на часовой стрелке с комфортом устроился паук. Альбус достал розины часики, чтобы свериться. Мордредовы подштанники, Чары уже десять минут как начались!

* * *

Извиниться перед Флитвиком, высидеть его лекцию о применении заклинания «Локомотор» (честное слово, я в руках дотащу свои чемоданы, только пусть урок побыстрее кончится!), получить своей же сумкой в спину (Ренч, я однажды страшно тебе отомщу, однозначно!) и, кое-как записав домашнее задание, выскочить из кабинета. Полтора часа еще никогда не тянулись так долго! Перепрыгивая через ступеньку, Альбус летел на восьмой этаж — если поторопиться, он закончит с основными пунктами до Астрономии… Неожиданно он натыкается на кого-то, затянутого в преподавательскую мантию.

— Куда торопитесь, Поттер? — профессор Криви. Настроение тут же ползет вниз.

Отговорка, отговорка… Ну не может он без подготовки соврать преподавателю! Тем более что этот преподаватель сверлит его взглядом.

— Эм-м… К кузине, — ничего более неуклюжего не мог придумать?! Хорошо хоть, пылающие щеки можно списать на физическую нагрузку.

— Неужели? — профессор скривил губы. — Насколько помню, мисс Роза Уизли спустилась в коридор своего факультета не далее как пять минут назад.

Теперь покраснели и уши.

— Ну, у меня не одна кузина, профессор, — это уже наглость. Совершенно не в стиле Альбуса, но идеи все равно закончились.

От расправы его спасло появление — вот уж причуды судьбы! — гриффиндорцев. Девчонки в красно-золотых шарфах обступили профессора и, по привычке кокетливо хлопая ресницами, пристали с какими-то вопросами. Чирикайте-чирикайте… Альбус скользнул в боковой коридор (не обязательно Криви знать, что он направлялся наверх). Вслед донеслось:

— Завтра в пять, Поттер!

Мордредова отработка… Надо как-то закончить с зельем до нее.

* * *

Альбус ограничился тем, что очистил каменный стол и перенес туда горелку и вымытую треногу. Со скамьи рядом он смахнул пыль и разложил там исходные материалы — все в том порядке, в котором нужно будет добавлять. Все прочее отодвинул подальше: разбираться, что из этого может при случае взорваться, а что — нет, времени не хватало. Так что не знаешь — не трогай, и все дела. Спирт он вообще не стал переносить, набрав пипеткой необходимое количество прямо из банки в секции.

Он водрузил котел на треногу ровно в два пополудни. Три попытки и шесть часов спустя в сосуде бурлило именно то, что требовалось: слегка опалесцирующая жидкость цвета снятого молока, над ней — серебристый пар. Альбус вымыл и высушил найденный в ящике стола зонд-поплавок и замерил плотность своего творчества. Девять единиц по египетской шкале — точно в соответствии с рецептом.

Мальчик выключил горелку и закрыл котел хрустальной крышкой. Три часа на остывание, и можно приступать к следующему этапу. Альбус умылся — жалко, у кобры не повесили зеркало. Хотя на что там смотреть — он и так представлял свое покрасневшее лицо с разводами пота (не исключено, что и сажи тоже). Вентиляция тут работала не иначе как чудом, но все равно было жарко: пришлось снять мантию и засучить рукава. Галстук, убранный в карман, превратился в мятый комок. А что с ним делать? Не оставлять же — не хватало еще поджечь его, наклонившись над котлом. После недолгих раздумий Альбус вернул несчастный предмет гардероба в карман. Все равно без зеркала повязать его ровно не получится. Да и Мордред с ним, с галстуком! Сейчас надо засечь три часа и отправляться на Астрономию. И заодно придумать оправдание на случай, если его поймают после отбоя.

* * *

Заключительный этап пришлось перенести в Выручай-комнату: в лаборатории чертить рунный круг было совершенно негде. Комната, похоже, отказывалась предоставлять что-либо кроме окон и дверей — пришлось принести из лаборатории прозрачный шар, наполненный заколдованными свечами (на фитиле горел огонек, но воск не таял, сколько бы времени не прошло). Отмывать пол тоже пришлось вручную.

Наконец-то, подходящая площадка готова. При помощи шнурка и кусочка мела Альбус нарисовал круг и, сверяясь с записями, заполнил его символами. Классические руны: связь, сделка, граница, победа, жизнь. Расшифровку было нетрудно отыскать. Также чернилами каракатицы следовало добавить девять лучей, идущих в центр круга — готово. Заключительный штрих — поставить чашу с приготовленным зельем на пересечение этих лучей. Самое сложное — ползая по полу на коленках, не задеть нанесенных линий.

Если не заморачиваться с рунами, заменить спирт на воду и добавить сок чемерицы, получится Бодрящий эликсир — самый распространенный тонизирующий состав. Его проходят в курсе лечебных зелий вместе с Укрепляющим, Крововосполняющим и прочими составами. Но Альбус воспользовался старинным рецептом. И для придания зелью волшебных свойств придется поделиться с ним чем-то посущественнее потраченного времени.

Кровь, отданная добровольно. Ключевой компонент. Руки у Альбуса ощутимо дрожали. Он сжал в руке серебряный нож, прокаленный в пламени горелки. Рукоятка чуть скользила во вспотевших ладонях.

Для ритуала же неважно, правую или левую? Альбус вытер ладонь левой руки о рубашку. Так будет проще, верно? Он примерился, вспоминая рисунок в книге… Вот будет глупо, если он провалит все на этом моменте! Соберись!

Лезвие скользнуло по ладони — выше линии жизни, ниже линии любви. На миг мальчику показалось, что не было ничего, кроме резкой боли — но в следующий момент проступили капли крови. Вот уже порез багровеет, как уродливый толстый червяк… Но этого мало, а второй раз нож использовать нельзя. Альбус опускает руку и пальцами раздвигает края пореза. На глаза наворачиваются слезы. Терпи, Альбус, терпи...

Теперь — достаточно. Мальчик встал и повернулся: надлежало обойти круг. Как мог, выпрямил

левую руку — так, чтобы кровь капала на рунный ряд. «Связь» окрасилась красным, и Альбус начал первую часть заклинания:

— Quae herbae non sanat, ferrum sanat. Quae ferrum non sanat, ignis sanat. Si ignis non sanat, sanguis meus sanat. (1)

Как только отзвучали последние слова, он простер руку над чашей. Серебристый пар коснулся пореза, заставив поморщиться. В прозрачном зелье капли крови стремительно скользили на дно, оставляя алый след-дымку.

Зелье закрутилось воронкой, хотя Альбус давно закончил его помешивать. Голова будто потихоньку наливалась свинцом. В комнате становилось ощутимо холоднее. Кровавая капель, вопреки законам природы, не замедлялась — напротив, она превратилась в маленький шустрый ручеек. Кровь в зелье завивалась спиралью. Ощущения были странные: будто постепенно покидаешь собственное тело, будто видишь себя со стороны… Чувства доходили с чудовищной задержкой. Боль давно перестала ощущаться, да и холод доставлял все меньше неудобств.

Мысли начали путаться. Я — зеленоглазый мальчик, дрожащий над чашей? Или я — беспокойно мечущийся мальчишка со светлыми волосами? Где я? Меня окружает опаленный камень — или ширмы, похожие на безымянных призраков? Я чувствую жар — или холод? Чувствую ли я? Существую ли я…

Нечто черное возникло прямо над чашей. Тело среагировало автоматически, отпрянув на шаг. Ощущения нахлынули на Альбуса, как штормовой вал. Волнение, боль, страх, холод — все его. Еще шаг назад — и он вышел за пределы круга, озадаченно моргая. Взглянул на свои руки, трясущиеся после пережитого: на левой порез затянулся, оставив буроватый шрам, словно от старого ожога, кончики пальцев на правой покрыты засохшей кровью. Голова трещит, будто там табун гиппогрифов резвился. Каждую мышцу подергивает, отчего Альбус дрожит, как провинившийся домовик.

— Да что это такое? — произносит он вслух. Голос сиплый, даже хуже, чем после Чемпионата мира по квиддичу, когда «Гарпии» выиграли. Ответа он, впрочем, не дождался.

Стерев меловую границу, Альбус присел на корточки рядом с чашей. Посмотришь сверху — зелье кажется черным, взглянешь чуть сбоку — оно оказывается насыщенного пурпурного оттенка. Похоже, у него получилось.

* * *

Немного отдышавшись, Альбус рискнул выбраться в коридор. Его творение теперь плескалось в надежно закупоренном пузырьке, завернутом в шарф и упрятанном поглубже в сумку. Учебник со всеми пометками оставлен в лаборатории за стойкой с котлами, серебряный нож тщательно вымыт. Левая рука прижимает к груди неопрятный ворох карт — любуйтесь, самый обычный первокурсник.

И как любой обычный первокурсник, находящийся вне спальни после отбоя, он налетел на патрулирующего коридоры преподавателя.

— Мистер Поттер, мне частенько приходится вылавливать студентов. В такой поздний час у них нередко случается такая неприятность, как дезориентация. Обычно я излечиваю их десятком штрафных баллов. Чаще — на двоих, потому как обычно эта неприятность поражает парочки. Но вы, Поттер — зачем вам прогулки при луне?

— Герр Фауст, я не специально! — конечно, профессор Защиты не тот, кому бы хотелось вешать лапшу на уши, но… придется. — Задержался на Астрономии, а потом рассыпал все свои карты, пока нашел, пока собрал… Потом свернул куда-то не туда — и вот уже плутаю по замку. Вроде спускаюсь, все вниз, вниз — а места не узнаю.

«Пожалуйста, поверьте! Это единственное оправдание, которое я сумел выдумать!» Возносить молитвы Мерлину, Мордреду и Мордред знает кому еще было поздно.

— Так и быть, на первый раз можно простить вас, — Профессор лукаво улыбнулся уголком рта, отчего на щеке появилась ямочка. — Баллов не потеряете, но написать эссе об истории комендантского часа в учебных заведениях вам все же придется.

Альбус с энтузиазмом закивал, едва не рассыпав карты снова.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) "Что не излечивают травы, излечивает железо. Что не излечивает железо, излечивает огонь. Если не излечивает огонь, излечит моя кровь". Вольное изложение изречения, приписываемого Гиппократу.

— И с каких это пор вы неразлучны? — с подозрением пробормотал Альбус.

Гриффиндорцы переглянулись между собой. Кристофер пожал плечами.

— Есть происшествия, после которых невозможно не проникнуться друг к другу симпатией, — с улыбкой ответил за двоих Чарли.

Есть люди, совершенно не приспособленные к свободному общению. Кристофер Уоллорд причислял себя именно к таким. Вот скажите на милость, разве сложно складывать слова в предложения? Элементарно. На бумаге Кристофер вполне связно излагал свои мысли лет этак с пяти и не подозревал, что сделать то же самое, но устно станет для него непосильной задачей.

Когда ему пришло письмо, отец с торжественным выражением на лице вручил мальчику дубликат ключа от зала, где хранились книги о настоящем волшебстве. Откуда такие предосторожности? Все просто: папа Кристофера был маглорожденным волшебником, а мама — обычной, без капли магии женщиной. И ее родители и без того не лучшим образом относились к „этому книжному червю“, особенно поначалу. Не желая лишних проблем, Джон Уоллорд спрятал волшебный мир под замок в своем магазине. И этот мир почти пятнадцать лет спустя открылся его сыну.

С того дня Кристофер читал и перечитывал „Историю Хогвартса“. Старинный замок, полный секретов, призраки и живые портреты, движущиеся лестницы и потолок-небо с парящими в воздухе свечами… Это было как в тех волшебных повестях, которые мальчик раньше читал, прячась под одеялом с фонариком — только эта сказка взаправду существовала! Он вычеркивал дни в календаре, считая, сколько осталось до первого сентября.

И первое сентября было просто обязано оправдать все его ожидания! Огромный пышущий жаром экспресс, толпы волшебников, уханье встревоженных сов — красота! В поезде Кристофер тут же переоделся в мантию — он теперь волшебник, как-никак — и забрался на верхнюю полку. Устроившись на верхотуре, он в сотый, наверное, раз принялся читать легенду об основателях. Какой факультет станет его домом? За дверью купе бродили ученики, слышался чей-то заливистый смех, поезд подскакивал на стыках рельсов, мерно покачивая вагон… Мальчик и не заметил, как задремал.

Разбудил его паровозный свисток — они прибыли в Хогсмид. Пока он шел к выходу, его едва не сбили пробегавшие мимо мальчишки. Долговязый блондин и его темноволосый приятель промчались, звонко хлопнув дверью — той, что между вагонов. Вот чудаки! Кристофер оглянулся на них и вышел на перрон. У него таких диких знакомых не было. Если говорить начистоту, у него вообще не было знакомых его возраста — ни волшебников, ни маглов.

* * *

В том, что Шляпа отправила его в Гриффиндор, было нечто удивительное. Кристофер прежде не замечал в себе какой-то выдающейся смелости. Он миллион раз представлял себя в роли героев приключенческих романов, воображал, как расправлялся бы со всеми неприятностями одним движением шпаги (револьверным выстрелом, компьютерной программой, приемом кунг-фу — нужное, как говорится, подчеркнуть), но это же совсем другое! Можно сколько угодно быть Джеймсом Бондом в своих мечтах, и при этом продолжать бояться грозы, соседской собаки… Да чего угодно! Так что, по всей вероятности, Шляпа не нашла в нем достаточно ума, изворотливости или трудолюбия, чтобы отправить куда-то еще.

К тому же, грех было жаловаться на такой результат. Гриффиндор был символом добра и справедливости, так что всякий счел бы за честь учиться на этом факультете. Возможно, ребята тут чересчур бойкие и энергичные — по сравнению с Кристофером, но ведь ко всему можно привыкнуть. Вот, например, его папа — он вообще о волшебном мире узнал за неделю до поступления в Хогвартс (день рождения у него двадцать пятого августа), и ничего: освоился, приспособился, а потом вообще стал старостой школы.

Так что Кристофер ковырял ложкой рагу и прислушивался к разговорам за столом — речь зашла о семьях. Центром внимания стал этот азиат, Чарли, который рассказывал о том, как исколесил вместе с отцом-дипломатом полсвета, а потом отец получил назначение в китайское представительство при английском Министерстве Магии, и поэтому Чарли прислали приглашение из Хогвартса. «Сначала меня хотели отослать в „Обитель Красного дракона“, но я жутко не хотел — там жесткая дисциплина, и половина занятий отводится для медитации. А здешний подход к образованию нравится мне куда больше!» Три девочки и высокий парень оказались из семей волшебников. Девочка с двумя русыми хвостиками прошептала, что ее папа из старой магической семьи, а мама — маглорожденная волшебница. Почти так же страстно, как Чарли, вещал голубоглазый мальчишка с взъерошенным ежиком. «Мой папка играет за „Уимбурнских Ос“, и я тоже однажды стану профессиональным игроком! Мама против, она хочет, чтобы я выбрал магическое право или банковское дело или что-то типа того, но кто станет ее слушать — она вечно сидит дома и ни разу не летала! Ничегошеньки не понимает в метлах и квиддиче, но я ее убежу… То есть убедю… Короче, вы же меня понимаете!» Самое интересное, что он повернулся к Кристоферу и спросил: „Ну, а ты откуда?“, на что Уоллорд промычал нечто невразумительное о Кардиффе и книжной лавке.

С этого, собственно, и началось его знакомство с Айвором Ренчем. Тот был полной противоположностью Кристофера. За неделю в замке он познакомился со всеми учениками младших курсов и почти половиной старшекурсников; он был в курсе всех последних сплетен; знал все подвохи, которые поджидали неосторожного студента у каждого преподавателя. Зачем ему, такому яркому, стремительному и жизнерадостному мог понадобиться незаметный Уоллорд? Это было так же загадочно, как решение Распределяющей Шляпы — и так же не должно было стать поводом для жалоб.

* * *

Почти три месяца прошло с тех пор, как Кристофер переступил порог Хогвартса. Если подводить промежуточные итоги, как делал папа каждую неделю, все было вполне неплохо. В журнале напротив фамилии Уоллорд нет ни одной оценки ниже „В“, он ухитрился не опозориться на полетах (хоть и сел на метлу впервые), и, что больше всего радовало Уоллорда-старшего — у Кристофера появились друзья. Айвор Ренч и Оуэн Присколл — эти имена фигурировали в каждом письме, которое отец семейства зачитывал вслух, сидя за конторкой в своем магазине.

Была, правда, в этой бочке меда и своя ложка дегтя — своя горчинка в Амортенции, как говорили волшебники. Кристофер не мог понять неприязни, возникшей между его друзьями и слизеринцами. Нет, папа рассказывал, что их факультет придает большое значение Темным Искусствам и даже Сами-знаете-Кто, самый жуткий волшебник прошлого века, был выпускником Слизерина. Но Сами-знаете-Кто был побежден Гарри Поттером, а сторонники темного мага кто был убит в Битве за Хогвартс, кто закончил свои дни в Азкабане — спрашивается, какое отношение ко всему этому имеют одиннадцатилетние мальчишки? Тем более что один из них — сын того самого героя и вряд ли дома разводит инферналов. И потом, будь они хоть десять раз темные маги, зачем специально задирать их? Поттер, может, и безобидный, а вот Малфой точно может дать сдачи. Но пока он такого желания не изъявил — и ладно.

Хотя впечатление, которое производили слизеринцы, было несколько… пугающим, что ли. Во-первых, их было ужасно мало. Во-вторых, они все делали вместе. Всем факультетом — на завтрак, потом группками — на уроки. Все вместе — на обед и все вместе — в библиотеку. Только ты думал, что вот этот парень в зеленом совершенно один, как из-за угла выходила парочка, а у окна ты вдруг замечал нагруженную бумагами старосту Слизерина. Даже Поттер и Малфой ходили как друг к другу приклеенные. По крайней мере, так было, пока Ренч не разболтал во всеуслышание ту историю.

Этот случай тоже Кристоферу не нравился. Мало ли что можно подслушать под дверью у профессора Криви! Старшекурсники приходят к нему иногда, чтобы тот рассказал о войне, или о трудностях в аврорской школе — во времена его юности все хотели записаться в мракоборцы, но далеко не всех допускали до этой службы… Да мало ли что могут обсуждать преподаватель и почти взрослые студенты! Совершенно не обязательно проверять правдивость слухов таким жестоким образом. Ренч-то не слизеринец, он должен быть выше подобной подлости. Кристофер попытался напомнить ему об этом, но Айвор только фыркнул: „Ничего-то ты не понимаешь, Крисси!“ Это значило, что он сделал что-то не так. Обидное прозвище „Крисси“ существовало для неуклюжего, невпопад говорящего откровенные глупости Уоллорда. Для всего остального Ренч использовал более приятное „Уолли“.

Разговор с Оуэном еще больше расстроил Кристофера. „Мою бабушку пожиратели запытали накануне войны, а отец до сих пор наполовину парализован после взрыва темномагического артефакта в поместье какого-то слизеринского чистоплюя. Так что мне как-то без разницы, насколько подлым выглядит это со стороны. До тех пор, пока мои действия не противоречат Закону — а они не противоречат — я буду считать своим долгом любыми доступными способами доставить Слизерину и слизеринцам как можно больше неприятных минут.“

Так что Кристоферу пришлось оставить свои соображения при себе.

И все-таки он ощущал себя виноватым в том, что Поттер и Малфой третью неделю игнорировали друг друга. „Неприятные минуты“ были слизеринцам обеспечены совершенно точно: Поттер бродил по замку безутешной тенью, у Малфоя все из рук валилось… Если бы Ренч или Оуэн вдруг перестали разговаривать с ним, Кристофер бы тоже не выдержал. Так, сравнивая себя и их, гриффиндорец пришел к простому выводу: а не очень-то они и отличаются.

Вывод пугал своей очевидностью. Слизеринцы вовсе не были теми исчадиями ада, которыми их представляло себе большинство. Они вполне были способны на человеческие чувства. Направлены эти чувства были, разумеется, на „своих“ — так и гриффиндорцы не спешили брататься со всеми подряд, беспокоясь прежде всего о своих друзьях и своем факультете.

Доказывать что-то Ренчу? Не-ет, даже неискушенному в общении Уоллорду было ясно: стоит ему хоть заикнуться о таком — и дружбе конец. Присколл имеет право недолюбливать темных магов — ну так эти два конкретных слизеринца не являются таковыми, и вскоре Оуэн это поймет. Но вот Айвор… Он зачитывается книгами по новейшей истории, он с восторгом слушает разглагольствования пятикурсника Скира на тему: „Как гриффиндорцы должны защищать всех и вся от нападок мерзкого Слизерина“. Прямо-таки эпическое сказание в семи частях, полное анекдотов про Годрика и Салазара и аврорских баек. Непроверенных фактов и двусмысленности — море, но Ренчу нравится.

Слизеринская парочка что, не могла перестать, наконец, раздражать тонкую душевную организацию Уоллорда своим неприкаянным видом, когда проблему можно решить на раз-два? Когда Малфой починил разбившиеся очки, Кристофер решил оказать ответную любезность. Поэтому, собрав всю свою храбрость, он предложил поработать в паре на Чарах. Это был бы отличный повод, чтобы рассказать ему, откуда пошли слухи, выразить сочувствие и предложить помириться с Поттером. Но увы — план не удался с самого начала: Малфой с вежливой улыбкой отказался. Упертый баран! В этот момент он до ужаса напомнил Кристоферу Джеймса Поттера. Тот был частью другого плана, включавшего в себя влияние старшего брата. Он также провалился. Джеймс, видите ли, не обязан общаться с идейными врагами, даже если один из них по недоразумению является его родственником!

* * *

Иногда даже работа в библиотеке, этом чудесном, наполненном запахами старого пергамента и типографской краски месте, может раздражать. Честно говоря, раздражали на самом деле рассуждения Ренча об изменении структуры Хогвартса — так перефразировал Уоллорд бесконечные заявления о том, как хорошо бы было выгнать из школы „всю эту шваль“. Под швалью понимались слизеринцы, и это начало порядком надоедать. Ох, Кристофер сейчас бы не отказался даже от парочки Непростительных! Спокойно, Уоллорд, спокойно…

Он пытался писать эссе по Истории Магии — должен же он разобраться в хитросплетении гоблинских мировых договоров — хотя бы для экзамена. Оуэн рисовал крошечные снитчи на полях подаренной на недавний день рождения книги „Квиддич сквозь века“, вполуха слушая Ренча. По мнению Кристофера, даже вполуха было слишком много, но свое мнение по привычке держал при себе.

Поэтому, когда мадам Пинс скомандовала расходиться, он был почти счастлив — в отличие от других студентов, не горевших желанием идти в свои гостиные по продуваемым всеми ветрами коридорам.

— Мистер Уоллорд, пройдитесь, пожалуйста по рядам, — окликнула его суровая библиотекарша. — Не хотелось бы никого запереть здесь на ночь.

По технике безопасности настоятельно рекомендовалось закрывать библиотеку на замок — чтобы ученики не пытались проникнуть в Запретную секцию после отбоя, когда здесь никого нет. Кристофер уже неоднократно помогал мадам Пинс, так что ее просьба не была неожиданной. Ему не раз приходилось будить задремавших студентов, но ничего более серьезного на заключительной проверке не случалось. Вот и сегодняшняя находка: сопящий за стопкой энциклопедий Малфой.

— Подъем… — сказал Кристофер. Немного подождал, легонько потряс спящего за плечо и повторил: — Вставать пора!!

Слизеринец завозился, передернул плечами и поднял взгляд на Уоллорда. Ничего себе! Глаза у него были покрасневшие, без обычного живого блеска — короче говоря, совершенно больные. Он даже моргал с задержкой, как будто любое движение требовало от него неимоверной концентрации.

— Чего тебе надо? — прокаркал он, глядя исподлобья.

— О-отбой скоро. Библиотека закрывается, — пояснил гриффиндорец.

Непохоже, чтобы его слова поняли. Малфой щурился на свет лампы и даже не собирался двигаться с места.

— Ты долго еще будешь копаться? — Ренчу уже надоело ждать, и он решил сам вытащить однокурсника. — О, какие люди! Не трогай его, Уолли, еще отравишься.

— Иди ты, Ренч… — вяло отмахнулся Малфой. — Просто от-ва-ли.

Он встал, сделал пару нетвердых шагов — и привалился к стеллажу, натужно втягивая воздух. На бледном лице неправдоподобно яркими кляксами пылал румянец.

— Его бы к целителю, — нерешительно пробормотал Кристофер. Что еще сделать, он представлял весьма и весьма смутно.

— Крисси, ты чего? — недоверчиво протянул Ренч. — Сдай его на руки Пинс или вообще оставь тут. Сдался он тебе!

— Он болен, ему помощь нужна! — Кристофер не понимал однокурсника. — Не можем же мы его бросить!

— Оставь свою жалость, зна… — окончание фразы скрылось за приступом кашля. Малфой медленно сползал по стеллажу вниз, а характер, вне зависимости от состояния здоровья, был все тот же дурацки-упрямый. Кристофер закинул его руку себе на шею и слегка потянул — так, вот теперь более-менее устойчиво.

— Он же слизеринец! — прошипел Ренч. — Он наш враг, Крисси!

Ухо обдало горячим дыханием, и шепот сложился в „Влипнешь же, Монте-Кристо…“. Малфой дернулся, порываясь уйти самостоятельно. А ну стой! Кристофер ухватил его покрепче. Ему вдруг стало все кристально ясно.

— Человек он, — ответил Уоллорд, делая первый шаг с живой ношей на плечах. Шатались они, как пьяные, но дойти до больничного крыла наверняка получится. — А вот насчет тебя не уверен.

Нет, все-таки тяжеловато. Кого просить о помощи — не старушку же библиотекаршу? На нее дунь — она развалится, тяжелее книги точно ничего не носила! Тут с другой стороны некто подхватил Малфоя. Мальчишка, уже в полубессознательном состоянии, что-то невнятно пробормотал — на сопротивление сил не было.

— А тебя какие докси укусили? — возмутился Ренч.

— Конфуций сказал: „Благородный муж не боится помогать тем, кому это нужно“, — не терпящим возражений тоном заявил Чарли, и все трое покинули наконец библиотеку.

* * *

— Подняться по лестнице — и мы на месте, — Кристофер задумчиво оглядел уходящие ввысь ступени.

— Бросьте меня… Сумасшедшие… — Малфой задыхался еще больше, чем прежде.

— Вот поднимемся, тогда и бросим, не беспокойся, — заверил его запыхавшийся Чарли. Все-таки удержать человека на две головы выше тебя — не самая простая задачка.

— И что бы по этому поводу сказал Конфуций? — поинтересовался Кристофер.

Чарли смерил взглядом лестницу.

— Боюсь, в этом случае он бы промолчал.

Суббота. Доставить зелье надо бы с утра пораньше. «Но как?» — этот вопрос вставал перед Альбусом во всей красе.

Никто из слизеринцев не позволит использовать себя вслепую. То же можно сказать и о Розе. Мари-Виктуар уже исполнилось семнадцать, так что, если их поймают, отвечать она будет по всей строгости закона. Молли — вообще староста школы, чья заветная мечта — работать в Секторе надзора за магическим правопорядком. Джеймс… Джеймс недвусмысленно показал, на чьей он стороне. Чудесный расклад — куча вариантов, а помощи ждать неоткуда!

Нужен кто-то добрый, честный и готовый немного рискнуть. Мордред, да были б такие — давно бы с ними дружбу водил! Хотя… Идея, конечно, бредовая, но попытаться стоит. Альбус внутренне собрался и зашагал к выходу из Большого зала.

— Уол… Кристофер, подожди, пожалуйста. Могу я попросить о помощи?

* * *

Две головы лучше, чем одна, а три — это тысяча сумасшедших затей. Присоединившийся к тайной операции Чарли генерировал идеи и сам же их отвергал. Вызвать целителя к какому-нибудь мнимому больному? Нет, нельзя. Можно накликать беду — это раз, и неизбежно придется объясняться с Ишиасом — это два. Послать ему сову с письмом якобы из Мунго? Он запросто свяжется с любым из своих коллег через каминную сеть. Устроить дуэль заклинаний и позвать целителя уже по-настоящему? Нет, Ишиас заставит идти в Больничное крыло. «Вообще-то я против всякого членовредительства!» — возмутился Альбус.

Наиболее удачной оказалась задумка тихони Уоллорда: обрушить на этаж ниже рыцарские доспехи и немного покричать. В общем, выманить мастера Ишиаса из его кабинета. Пока же он спускается по лестнице, ретироваться с места происшествия. Если повезет, заподозрят Пивза, если нет — что ж, в Хогвартсе почти пять сотен учеников, найти виноватых будет непросто.

К чести гриффиндорцев, они не стали спрашивать, зачем это понадобилось Альбусу. Признаться, ему не хотелось громоздить путаные объяснения, почему так нужно попасть туда. Одно из них было слишком опасное, другое — слишком личное.

На то, чтобы напоить Малфоя зельем, хватит и пяти минут. И эти пять минут ему добудут те, кто, в принципе, не обязан ни помогать, ни даже сочувствовать никому из слизеринцев. Но если уж нашлись те, кто достаточно благороден, чтобы протянуть руку помощи, невзирая ни на что — надо принять эту помощь с благодарностью.

Мальчики поднялись в коридор, ведущий в Больничное крыло. Альбус нащупал в кармане флакон и кивнул своим союзникам. Он отправился прятаться за угол, а гриффиндорцы ушли на боковую лестницу. Поттер занял позицию так, чтобы не упустить момент. Дверь, выход на лестничную клетку — все отлично просматривается.

Если все получится, он расскажет Кристоферу и Чарли, почему ему так нужны были эти пять минут. Однозначно расскажет.

* * *

Альбус проскользнул внутрь, едва за Ишиасом хлопнула дверь. Судя по грохоту, отголоски которого еще звенели в ушах, гриффиндорцы ответственно подошли к своей роли. Шмыгнуть за ширму было делом одной минуты.

Палата пропахла эвкалиптом и чабрецом. На тумбочке — пустой пузырек из-под зелья Сна-без-сновидений. Малфой, крепко спавший, выглядел не лучше, чем в прошлый раз: серовато-бледное лицо, синюшный румянец… Альбус вытащил из кармана флакон. Так, надо отсчитать девять капель и произнести заключительные слова заклинания.

Рот у Малфоя приоткрыт — хоть с этим возиться не надо. Чтобы настойка капала, а не лилась струйкой, приходится прикрыть слишком широкое горлышко пальцем.

— Per fas et nefas, quod potui, feci. (2)

Альбус затаил дыхание.

Никакого эффекта. Совершенно ничего.

Сердце мерзко передернулось, как раздувшаяся лягушка, и забилось медленно-медленно.

— Что?.. Поттер, вы тут что делаете? — целитель вошел неслышно. Он был раздражен больше, чем обычно. — Не припоминаю, чтобы пускал вас… Посещения сейчас бессмысленны, — это он добавил уже мягче.

Все бессмысленно. Альбусу хотелось закричать.

— Это было нужно мне, — он говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Я обидел верного друга, хорошего друга, и даже не могу попросить прощения. Бессмысленные посещения? Это было нужно мне. Извините.

Под пристальным взглядом Ишиаса Альбус встал и вышел. Куда и как дальше несли его ноги — он не помнил. Он пришел в себя уже в каменном круге. Спину леденило гранитное надгробие, а на лице замерзали слезы.

* * *

Профессору Криви было безразлично, что творится в душе у младшего Поттера.

— …опираясь на учение Платона, волшебники представляли смерть как отделение некой внутренней части, души, от физического тела. С течением времени природа тело становилась все более понятной как магам, так и маглам. Тело, несомненно, не было вечным: утратив жизненную силу — возьмите это словосочетание в кавычки, Поттер — оно распадалось в прах. Таким образом, тело есть лишь бренная оболочка.

«Пока я пишу этот бред, одно тело как раз лишается этой самой силы. Мои старания бесполезны. Оставить бы сейчас «бренную оболочку» на растерзание Криви, а самому бы…»

— Внимание на меня, Поттер! Новый абзац: «Отношение людей к смерти можно свести всего к двум вариантам. Одни видят в смерти закономерный финал, не испытывая перед ней особого страха — неважно, вызвано ли это верой в бессмертие духа, вечную загробную жизнь или возведением смерти в культ. Другие же стремятся любыми способами отсрочить неизбежную кончину, считая жизнь высшей ценностью. Именно последним мы обязаны изобретением некромантии, спиритуализма и новейшими открытиями в области шаманского искусства.»

Сколько он уже перевел пергамента? Чернила лились рекой.

— Смотрите на меня! «Смерти поклонялись и ее страшились. Однако идея обмануть смерть была необычайно притягательна во все времена. Герои, которым терять уже было нечего, спускались в ее царство, и вся надежда их состояла в призрачном шансе вернуть уже отнятое. Такова история Орфея, очаровавшего своей музыкой весь Гадес, — ему было позволено увести Эвридику, но он нарушил поставленное условие и не сумел вернуть девушку. Гераклу, действовавшему грубой силой, повезло больше: он поднялся к живым с женой своего друга Адмета.»

Силой, а как же... Лучше бы сказал про обман. Интересно, как можно обмануть что-то столь же древнее, как мир? А еще интереснее, как это сделать? Смог бы он это сделать?

— Следующий абзац: «Спор со смертью мог окончиться обретением бессмертия — если быть точнее, права на невмешательство Мрачного Жнеца в жизнь ловкача. Правда, это было менее выигрышным вариантом. Широко известна история Джека-с-фонарем, ирландского кузнеца, обреченного на вечные скитания; другие герои терпели поражение, забыв оговорить сохранение молодости и силы; некоторые отказывались от бессмертия, не в силах вынести потери близких...»

Эти ребята показались Альбусу самыми симпатичными: у них хоть какие-то человеческие чувства остались. По сравнению с ордами свихнувшихся на власти некромантов, про которых он писал на прошлой неделе, эти выглядели вполне безобидно.

— «Были и хитрецы, которым удавалось впечатлить смерть своими поступками настолько, что они получали в награду волшебные предметы, превосходящие по своим свойствам лучшие образчики артефактов...» Поттер! — требовательно пророкотал профессор. — Вы витаете в облаках!

Альбус поднял глаза от пергамента и встретился взглядом с преподавателем. Это было неприятным требованием Криви: извольте смотреть в глаза, когда с вами разговаривают. Лучше б уставиться в пол, как обычно бывает, когда тебя отчитывают… Нет, приходится смотреть в глаза профессора, чернильно-синие, с мутным, как у дохлой рыбы, отливом.

— Вопиющая безответственность! Вы позорите имя отца! — глаза, наконец, скрылись под набрякшими веками. По мнению Криви, это выражало презрение. По мнению Альбуса — предвещало скорый конец наказания. И его ожидания оправдались. Профессор вяло махнул рукой. — Свободны.

Монд и Шарпантье пришли за ним вдвоем — Малфоя-то не было. Загонщики, измотанные после тренировки, не были расположены к долгим беседам. Сегодня даже просто отвечать на вопросы казалось Альбусу непосильным трудом, так что он был им благодарен.

Он не стал задерживаться в гостиной, где трещали дрова в камине, наполняя комнату теплом, где Лефевр с азартом сражался в шахматы с Белиндой, где Катарина отлавливала всех бездельничающих и агитировала присоединиться к разработке планов на Рождество — точнее, на Йоль, зимнее солнцестояние, которое слизеринцы собирались отмечать всем факультетом за день до отъезда… Хотелось скрыться от всех, испариться, исчезнуть — что Альбус и сделал, закрыв за собой дверь спальни.

Он лег на кровать не раздеваясь, только ботинки скинул по пути. Все-таки рано еще для отхода на боковую. Альбус уставился невидящим взглядом в полог. В голове — пустота.

А потом он и сам не заметил, как уснул.

* * *

— Альбус! Проснись, соня несчастный! Ал! — пробивается к нему звенящий девчоночий голос.

Свет, отливающий розоватым за закрытыми веками, — несомненно, направленный в лицо Люмос. И некто — скорее всего, тот, кто этот Люмос наколдовал — трясет Альбуса за плечо.

Поттер открывает глаза — и видит крайне взволнованную Розу.

— Что ты... — спросонья бормочет он. Мысли путаются, и их хватает ровно на то, чтобы сообразить: Розу Уизли обычно можно найти где угодно, только не в спальне слизеринских первокурсников.

— Подъем, Ал, давай скорее! — девочка пританцовывает на месте, настолько она в нетерпении. — Одевайся, ну же!

Ей удается-таки вытащить кузена из кровати, удается и вовремя остановить, когда тот пытается натянуть мантию поверх пижамы. Альбус послушно подчинился неуемному энтузиазму Розы, хоть ему и хочется забиться под одеяло и не вылезать оттуда всю оставшуюся жизнь. Поселившаяся в душе хандра вкрадчиво нашептывала, что лучше бы ему вообще на свет не появляться.

Роза была свежа и бодра, будто часы показывали не четверть девятого, а по меньшей мере полдень: глаза горят, на щеках пылает румянец. Мантия нараспашку, а на голове воронье гнездо — лучше бы, как все нормальные кузины (младшие сестры и просто девчонки) потратила время на заплетание косичек, а не на странную суету вокруг Альбуса.

— Рози, зачем...

— Идем, копуша! — хватка у Розочки была крепкая, так что Альбусу оставалось только переставлять ноги, не мечтая освободиться. Впрочем, и это было необязательно: энергии кузины хватило бы и на то, чтобы волоком дотащить Альбуса до места назначения. Сопротивление, как говорится, бесполезно.

Правда, когда он увидел это самое место назначения, от покорности не осталось и следа.

Больничное крыло.

— Рози, я не...

Слушать его, как обычно, никто не стал. Роза подталкивает его в спину, отчего Альбус даже не вваливается в лазарет — он таранит дверь и чудом удерживает равновесие, задержавшись на пороге.

— Мастер Ишиас, можно? — звенит голос Розы. Таким тоном не разрешения спрашивают, а извещают о своих действиях, пребывая в святой уверенности, что все позволено.

Мастер, кажется, в кабинете, и против присутствия учеников в своих владениях не возражает. Роза упрямо тянет Альбуса дальше, за ширму.

Окна в лазарете высокие, шторы подняты. Солнце — зимнее, холодное, до белизны яркое — подсвечивает все до мельчайших деталей.

На кровати сидит бледная тень. Все оттенки между белым и серым, все переходы, как будто его акварелью нарисовали. Единственное яркое пятно — желтый плед, укрывающий плечи.

Однозначно, бледная тень была Малфоем. Он осунулся, похудел, но в запавших глазах зажегся знакомый живой блеск. Вошедшей Розе он адресует улыбку.

Мерлин мой.

Альбус забыл, как дышать. Стук сердца набатом отдавал в голову.

Он замер на месте. Прятаться за ширму поздно — Малфой его заметил. Заметил — и белесые брови изогнулись, а уголок рта скривился.

— Опять решил поговорить о долге?

У Альбуса пятки точно к полу приросли. Радость сбывшейся надежды сменился растерянностью, болью и жгучим чувством вины. Вот оно, твое заслуженное презрение. Наверное, самое время уткнуться носом в пол и начать вымаливать прощение — самое время, хоть затея эта и безнадежная.

Роза выдохнула что-то вроде: "Мальчишки..." и, развернувшись на каблуках, ушла.

Альбус не знал, что сказать. Он стоял на расстоянии вытянутой руки от Малфоя. Никогда прежде Малфой не казался ему таким недостижимо далеким.

Ну же, придумай что-нибудь! Почти месяц молчал, наверное, хоть что-то, да накопилось! Скажи что-нибудь, или теперь способен вести беседы только с надгробиями? Все впустую. Альбус открыл рот — и закрыл, не выдавив ни слова. Прикинуться, что это он так пытается выровнять дыхание? О да, потрясающая маскировка.

Малфой тоже молчал. Он склонил голову набок и теперь пристально разглядывал Альбуса. Внезапно его глаза удивленно расширились, и он схватил Поттера за запястье, потянув к себе. Пришлось подчиниться.

Белобрысый с минуту разглядывал альбусову ладонь. Выражение лица при этом у него было самое что ни на есть дурацкое: челюсть отвисла, брови сошлись к переносице и скрылись под челкой. Бледные пальцы невесомо, одними кончиками, пробежались по буроватому рубцу. Наконец, Малфой поднял глаза:

— Серьезно? Магия крови? — во взгляде плескалось недоверие. — Ты рехнулся, что ли?

Альбус отдернул руку и весь подобрался в ожидании атаки. Малфой откинулся на подушки и вынес вердикт:

— Рехнулся же… Окончательно и бесповоротно.

Альбус ошеломленно моргнул. Ему показалось, или в голосе появились благоговейные нотки?

— И что это было, в таком случае? — поинтересовался Малфой.

К Альбусу вернулся дар речи:

— Настойка… Животворящая, — робко ответил он.

В тот же миг он пожалел, что вообще раскрыл рот. Малфой прищурился:

— Все-таки отдал Долг? Доволен? — холодок во взгляде стал обжигающе-ощутимым.

Альбус вспыхнул:

— Д-доволен, говоришь? Чем, интересно? Ты, ты-ы в ледяном озере из-за меня плещешься, потом п-помираешь неделю, а я доволен должен быть?

Малфой, зараза бледная, вздергивает подбородок:

— Я, может, искупаться решил. Есть такая штука, моржевание назвается, чтоб ты знал. Твоя бесчувственная тушка подвернулась чисто случайно. Мог бы не изобретать очередного Долга Жизни.

Альбус вдруг почувствовал тот же вскипающий гнев, как тогда, в тот миг, когда он бросился на Ренча.

— С-случайно, говоришь? Случайно?! Ты, ты с самого начала знал, что нет никакого долга, а если и есть, то ни к тебе, ни ко мне он никакого отношения не имеет! Да, я придурок, невозможный придурок! Ты знал с самого начала! Так зачем? Зачем? Не было никакого Долга...

— А теперь есть, — хмуро процедил Малфой. — Твое геройство с магией крови в Министерстве не оценят.

— Плевал я на Министерство! Заладил: "Долг, геройство!" Как сам, так... Да плевать я хотел! Думай, что хочешь! Я сделал это для себя! Для себя, ясно?! — задыхаясь, выпалил Альбус. В глазах кипели готовые пролиться слезы.

Он отвернулся. Вот дурак! Знал же, надо было уйти...

На его запястье сжалась прохладная ладонь.

— Ругаться ты так и не научился, — послышался хрипловатый голос из-за спины. — Эти верблюжьи манеры... Может, мне все-таки составить словарь?

— Придется со мной общаться, — буркнул Альбус и попытался высвободить руку.

Пальцы не разжались.

— Я только за. Если ты согласишься, — тихо прозвучал ответ.

Альбус медленно обернулся. Малфой смотрел исподлобья, сосредоточенно и серьезно. Убедившись, что Альбус слушает, он отпустил его запястье:

— Я тоже наделал глупостей, и все исключительно по собственному желанию, — он помедлил секунду и протянул Альбусу руку. — Мир?

За последние несколько минут Альбус успел испытать и восторг, и вину, и гнев... Малфой улыбнулся — и вся ярость Альбуса испарилась. Мерлин, сколько же он не видел этой улыбки!

Альбус шмыгнул носом и решительно пожал протянутую руку:

— Мир.

* * *

Воскресное утро казалось Альбусу праздником. Затея увенчалась успехом, Малфой жив, ссоре пришел конец — кра-со-та! Настроение было чудесное, и омрачить его не могли ни странные сны, ни голоса, ни гримуары профессора Криви.

Малфой добился-таки выписки. Ему пришлось, правда, клятвенно пообещать регулярно приходить на осмотр к Ишиасу (мастер предпочитал контролировать исцеление своих пациентов, даже если они ныли настолько убедительно, что приходилось отпускать их досрочно). Термен согласился с тем, что выписку героического ныряльщика стоит отпраздновать, и предложил Альбусу проигнорировать завтрак и наведаться вместо этого к эльфам на кухню. «Празднование надлежит сопровождать достаточным количеством снеди!» — смеясь, пробасил им вслед Артур.

Утро было великолепным, однозначно.

Слизеринцы, нагруженные корзинками для пикника («Не в руках же тащить!» — справедливо заметил Эридан, трансфигурируя пару полотенец), возвращались со второго захода на кухню, и тут Альбус заметил две удаляющиеся фигуры. Некто долговязый и русоволосый, а рядом — невысокий, энергично размахивающий руками брюнет. Альбус пробормотал товарищу что-то неразборчиво-оправдательное и поспешил догнать тех двоих.

— Кристофер! Чарли! — они остановились у доски объявлений, и Альбус едва не налетел на Уоллорда. — Это… Спасибо вам! Спасибо за все!

Похоже, его сияющая физиономия служила достаточным объяснением — Чарли расплылся в широченной улыбке, и даже у Кристофера Уоллорда, не замеченного в излишнем оптимизме, уголки рта поползли вверх. Правда, радость не сделала Альбуса более находчивым в разговорах, поэтому он просто вручил Уоллорду корзинку эклеров, сопроводив свои действия неловким: «Я жутко признателен, спасибо огромное за помощь!»

Когда Термен окликнул его, мальчики тепло попрощались. Остались же на свете хорошие гриффиндорцы!

* * *

Утро было уж слишком хорошим, чтобы таким же оказался и вечер. Когда Альбус лихорадочно искал свое эссе по Чарам, из кучи пергаментов, беспорядочно сваленных на столе, выпал один из его черновиков.

— Столько свитков извел, Поттер… Писательствуешь, что ли? — улыбнулся Малфой, поднимая листок. — Ну-ка, что за нетленный опус…

Он вдруг замолчал. Альбус обернулся — и похолодел: Малфой развернул то самое сочинение, на обороте которого он записал все свои странности. Список был увенчан злосчастным треугольником.

Альбус потянулся за свитком. Мальчик ощущал себя будто застигнутым на месте преступления. Малфой, не выпуская пергамента из рук, опустился на кровать. Он прикусил губу, опустил глаза в свиток и снова взглянул на Поттера. Что-то решил для себя и кивнул Альбусу на стул: присаживайся, мол.

— И давно… — слова, что необычно, давались ему с трудом. — Давно ты разыскиваешь Дары Смерти?

Если Альбус и ожидал неудобных вопросов, то только не таких.

— Д-дары? Ты знаешь, что это означает? Что все это такое?

Сдавленный смешок. Недоверчивый прищур.

— Старая сказка о трех братьях. Они обманули Смерть, а та предложила им выбрать за это награду. Воин выбрал непобедимую палочку, гордец — камень, возвращающий мертвых, а третий, сохранивший немного здравого смысла и разумной осторожности, попросил мантию-невидимку, с помощью которой мог спрятаться — в том числе и от Смерти. Старшие братья поплатились за свою беспечность, а младший — единственный, единственный из них троих! — прожил свой век. И с тех пор не обремененные инстинктом самосохранения волшебники пытаются завладеть этими Дарами. Чаще, конечно, ищут палочку, но некоторые, вроде Грин-де-Вальда, считали, что только собранные вместе Дары могут дать своему владельцу силу, неуязвимость и все такое. Зачем тебе это? Все они кончили плохо. Паршиво, я бы так сказал.

Альбуса охватило необычайное волнение.

— Я не… То есть, я хочу сказать… Ты не так… — он подскочил к висевшей на крючке теплой мантии и начал рыться в карманах. Он выворачивал их с упорством нюхлера: на пол летели сломанные перья, обрывки пергамента, какие-то шнурки… — А, Мордредовы портянки! Что ты знаешь о камне?

Альбус вытащил черный камешек и вложил его в руку Малфоя — гравировкой вверх. Скорпиус уставился на камень, как на пришельца из иного мира. С опаской перевернул его, провел пальцем по тонкой трещине на обороте. Снова перевернул и ощупал вырезанную эмблему.

— Ты же не хочешь сказать, что это… Нет, серьезно? Быть того не может…

Альбус пожал плечами.

— Может, он и не тот самый. Понимаешь, я видел странные вещи — в дополнение к тому бреду, который до того слышал. Я будто сон наяву видел: этот знак, он висел в воздухе, он у меня будто в мозгу отпечатался… А потом я упал в лесу и буквально наткнулся на этот камень. Бац! — снова тот же символ. Это выглядело подозрительно, так что я решил проверить. Я всю библиотеку перерыл, но ничего даже близко похожего не нашел.

— Конечно, не нашел — это же детские сказки, — фыркнул Малфой.

— Какие еще сказки?

— Сказки барда Бидля, конечно! Только не говори, что не читал, ты ж не у маглов родился.

— Я знаю барда Бидля! Не было у него такой сказки! — рассердился Альбус. — У меня вся серия есть, и такой сказки нет, уж можешь мне поверить!

Белесые брови сошлись к переносице. Малфой облизнул губу, озадаченно поморгал… и тут просиял:

— Серия, говоришь? В новом издании и правда не было сказки о трех братьях, но в любом старом сборнике она есть, ее обычно печатали сразу после «Волосатого сердца чародея». И все из волшебников постарше точно ее знают, в семье же хранят старые книги! Я вот читал по семейной, ее до меня, наверное, поколений семь читало…

Альбус покачал головой.

— Нет, у меня — то есть у нас — новая серия. Папа вырос у маглов, так что никаких старых книг…

— Тогда понятно. Хотя странно: твой отец победил Темного Лорда, а тот последние годы свихнулся на Старшей палочке. Твой отец не мог не знать этого. Слушай, — глаза у Малфоя загорелись. — А что, если взаправду была Старшая палочка? Тогда твой отец, он же должен был получить ее!

— Нет. То есть, я не думаю, что это так. У него самая обычная палочка, он ее у Олливандера купил, в одиннадцать лет. Самое удивительное в том, что папа до сих пор ее не сломал ни в одном из происшествий.(3)

Малфой мечтательно уставился в потолок:

— Самая могущественная палочка… Круто было бы иметь такую! Хотя… — тут лицо его вытянулось. — Пусть ее и называли непобедимой, но на самом деле она становилась трофеем того, кто победит ее предыдущего владельца. Блин, да за нее кучу народа убили! Вот уж точно — Дары Смерти до добра не доведут! На месте братьев самое умное было бы отказаться от этих вещей. По крайней мере, все были бы живы.

— Сам же говоришь: мощь и неуязвимость, — вздохнул Альбус. — Довольно привлекательно для того, то готов рискнуть.

— Привлекательно-привлекательно. Вот и Грин-де-Вальд так думал, только что получилось? Начинал талантливым изобретателем и лидером молодежи, а закончил мистером «Всеобщее презрение» в Нурменгарде.

Альбус уставился в пол.

— Мне кажется, кому-то не дает покоя его судьба. Кто-то хочет завладеть Дарами… Пренеприятный тип, которому нужны эти вещицы, — он горько скривился, вспомнив недавний кошмар.

— Но зачем ему ты? Это же нелогично. Зачем кому-то одиннадцатилетка, пусть и с волшебной палочкой? — рассуждал он. — Дары смерти! Ты же не... Ах ты ж, черт… — в голосе Скорпиуса прорезалось беспокойство. — Тебя же не могло забросить на грань?

Альбус поднял глаза на него. Малфой вскочил с места и начал мерять шагами комнату.

— На грань жизни и смерти, — пояснил он, заметив непонимание во взгляде Альбуса. — На время стать не живым и не мертвым, посетить границу миров — ну, как клиническая смерть... — на этой фразе лицо у него вытянулось. — Черт, это озеро, а потом еще и ритуал на крови... Ты же не приносил жертвы? Не давал никаких обещаний? Не читал и не писал ничего подозрительного?

— Я не бросаюсь в омут, очертя голову. В отличие от некоторых, — ехидно возразил Альбус. — Я все перевел и перепроверил, прежде чем сделать. Было бы глупо, если бы кто-то из нас в ходе ритуала… пострадал. Дела и так обстояли паршиво.

— Просто пневмония. Ее, кстати, маглы лечить научились без всяких заклинаний. Знал бы крестный, что со мной, никакой бы магии не понадобилось, — пробурчал Скорпиус. — И, если уж на то пошло, я тоже просчитываю последствия. Например, Уизли послал за подмогой. И сбросил мантию, чтоб она на дно не потянула. И вообще, я хорошо плаваю, и в холодной воде тоже. Так что этот заплыв опасным для жизни не назовешь. А вот связываться с незнакомой магией — это рискованно. Про твое «плавание» я вообще молчу.

— Слушай, все же обошлось, чему я очень рад, так что давай закончим! Однозначно, никаких жертв и клятв я не давал. А насчет грани — не знаю. Хотя, кажется, она говорила что-то о пороге... И что такое «клиническая смерть»?

Малфой прекратил метаться по комнате.

— Переход между жизнью и смертью, когда ни сердце не бьется, ни дыхания нет. Мозг работает кое-как, и если ничего не предпринять, смерть станет окончательной. Но можно вернуть человека к жизни, если сердце запустить и восстановить дыхание, — рассеянно пояснил он. Глаза у него потемнели и застыли, как будто в памяти всплыло что-то ужасное.

Альбус догадался, что ту самую «клиническую смерть» он тогда-таки пережил. И Малфоя надо от этих воспоминаний отвлечь.

— Слушай, вся эта свистопляска началась намного раньше. Помнишь занятие по полетам? Тогда голос назвал меня наследником и отправлял искать что-то. И потом у Криви… Прежде чем увидеть символ, я слышал шепот: «Ищи, ищи!». Все это было намного раньше.

Скорпиус изогнул бровь:

— Чем тогда объяснить этот внезапный интерес к тебе?

— Я не знаю, — прошептал Альбус. — Все пошло наперекосяк с первого дня. Я вижу фестралов, хотя при мне никто не умирал; слышу голоса и вижу знаки; говорю с портретами и потом жалуюсь надгробию на то, как мне страшно… Иногда мне кажется, что я схожу с ума.

Скорпиус положил руку ему на плечо:

— Я не думаю, что ты сумасшедший, — твердо ответил он. — Вообще не похож, а я сумасшедших видел. Знаешь, мой крестный в магловской больнице работает, там каких только психов не встретишь. А что до тебя... В конце концов, мы волшебники, и того, что мы не понимаем или не можем объяснить, хватит на целую библиотеку. Мне вот показалось, что я вижу тебя в кустах у берега, а на самом деле ты был уже на середине озера — но если бы не та мелькнувшая тень, я бы даже не догадался искать тебя там. Так что я хотел бы услышать от тебя подробный рассказ. С самого начала. Ну, или с того места, которое на него более всего похоже.

* * *

Свой рассказ Альбус закончил только к отбою. К этому времени Скорпиус угнездился за расчищенным столом и черкал что-то в своем блокноте, внимательно слушая товарища. Наконец он отложил перо и уронил голову на скрещенные руки. Альбус насторожился, ожидая окончательного вердикта. Вот сейчас Малфой встанет и объявит, что не желает больше оставаться рядом. Назовет его опасным, или свихнувшимся, или просто не поверит ни единому слову…

— И ты молчал все это время! Поттер, ты не доживешь до тех славных времен, когда тебя можно будет называть по имени!

— Знаешь, иногда твои реплики только запутывают меня. Еще больше, хотя я каждый раз думаю, что уже достиг предела.

Малфой чуть приподнял голову — ровно настолько, чтобы смерить Поттера укоризненным взглядом. Впрочем, серьезно относиться к человеку с отпечатком пуговицы под глазом было почти невозможно.

— Альбус! — тоном, каким произносят сами собой разумеющиеся вещи, ответил Малфой. — Помнишь латынь? А в зеркало себя видел? «Белым» тебя назвать затруднительно. Разве что ты доживешь до седых волос — а ты не доживешь, если будешь продолжать в том же духе.

— Ну, спасибо… — протянул Альбус. — Постараюсь дожить специально для тебя. А то ж не дождешься, чтоб ты меня по имени назвал. Все по фамилии да по фамилии…

— Я могу использовать второе имя, — невозмутимо откликнулся Малфой.

— Тогда, исключительно ради соблюдения равноправия, я буду звать тебя Гиперионом.

— Ты совсем с катушек съехал? — белобрысый сделал вид, будто обиделся.

— Не то? Может, по-домашнему? Гипериончиком?

— Ал! — Малфой кинул в него свитком.

— Скорпи! — Поттер не остался в долгу и тоже прибег к метательному оружию. Попросту бросил подушкой.

— Скажи мне, кто твой друг — и я скажу, кто ты, — философски заметил Малфой, нахлобучивая подушку на манер треуголки. — Я, выходит, совершенно безбашенный тип с гриффиндорскими замашками, — он погрозил Альбусу пальцем и широко улыбнулся. — Все ты, придурок несчастный… Так что даже не думай сбежать. Ты совершенно нормальный, хоть и вляпался в неописуемую чертовщину. Поэтому кончай праздновать труса. Мы еще придумаем, как тебе помочь.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(2) "Методами дозволенными и недозволенными, что мог, я сделал".

(3) Не надо кидаться тапками. Я знаю, что палочку Гарри тогда чинил. А вот Альбусу этого знать не положено: некоторые истории не должны становиться достоянием общественности. Дамблдор убедил Гарри, что вся эта заваруха с Дарами должна оставаться тайной, Гарри этот секрет хранил — даже от тех, кто сражался с ним бок о бок. Мне показалось логичным, чтобы история Даров не пошла дальше Гарри, Рона и Гермионы. А с подачи Гермионы, работающей в Министерстве, могли и опасную сказку подальше задвинуть. Не изъять, чтобы она превратилась в вожделенное запретное чтение, а как бы невзначай забыть.

Утро понедельника не принесло ничего нового: Чары в компании гриффиндорцев все так же действовали на нервы. Ренч и Присколл только удвоили свои усилия после того, как Кристофер удрал от них к Чарли на заднюю парту. Правда, они слегка поумерили свой пыл, когда Малфой с белозубым оскалом обернулся к ним и ехидно поблагодарил их за «фейерверк в честь возвращения», а заодно поинтересовался, как они, бедные, жили без него в тоске и печали.

То ли дело Травология: Роза, увидев слизеринцев, мирно подрезающих рассаду Дьявольских силков, сначала попыталась задрать нос: мол, она же говорила. Вот только так зазнайствовать было совершенно не в ее характере... В следующий же миг она в порыве чувств обняла их, столкнула лбами, назвала бесчувственными дубинами и под конец прослезилась. Альбус неуклюже похлопал кузину по плечу, а Скорпиус трансфигурировал в платок украдкой сорванный лист и с изящным поклоном предложил его Розе. Девочка благодарно улыбнулась сквозь слезы. Альбус улучил момент и одними губами просигналил: «Выпендрежник». Малфой самодовольно ухмыльнулся, и Альбус решил промолчать об оставшемся у платка зеленом черешке, равно как и о ползущей по нему гусенице. Пока, по крайней мере.

* * *

— Расцвет волшебного сообщества совпал с правлением… — профессор Биннс неизменно погружал класс в сон. Это происходило вне зависимости от изучаемой темы, возраста учеников, погоды за окном и времени суток — таково уж было свойство заунывного тона призрака. Дребезжащие нотки в его голосе заставляли вспомнить о старом, на ладан дышащем будильнике, который не хочется слушать, от звона которого переворачиваешься на другой бок и мысленно говоришь себе: «Еще пять минуточек…» — а потом проваливаешься в сон.

Близнецы Прим беззастенчиво дрыхли, улегшись на сложенные руки (Мэри еще и присвистывала во сне). Лоуренс, когтевранец, клевал носом над раскрытым «Ежедневным Пророком». Последние сводки с Международного Съезда Чародеев не могли побороть усыпляющего действия лекции. Даже Роза Уизли, сидевшая в первом ряду, подпирала голову рукой. Локоть придерживал край пергамента, а рука с пером скользила по странице наискосок все медленнее и медленнее.

Жизнь еще теплилась на задней парте, где слизеринцы обсуждали план дальнейших действий. Самым разумным было бы попросить о помощи взрослых. Но если рассказать о камне, то придется отдать его: никакой здравомыслящий волшебник не оставит такую вещь школьнику. Камень будут изучать в Отделе Тайн или спрячут в Гринготтсе, или еще что… Альбус не сможет собрать три Дара — а он должен, если разговор на мосту был не просто сном. А если ему не поверят? Закроют же в Мунго, однозначно…

Пока мальчишки решили, что нужно разузнать побольше о Дарах, а заодно и об их владельце. Поверить в то, что он имел беседу с самой Смертью, Альбус просто боялся. В одной мысли об этом было что-то пугающе противоестественное. Видя его страхи, Скорпиус выдвинул версию: три брата сами создали Дары, а для того, чтобы артефакты обрели невиданную силу, вложили в них жизнь и душу. Провели какой-нибудь жуткий ритуал на крови, например.

— А что, вполне может быть, — шептал он, убеждая больше себя, чем Альбуса. — Это достаточно сильная магия, чтобы сработать, и настолько темная, что о ней предпочли умолчать, обратив все в сказку.

Поттер в этот момент думал, как он должен поступить. Следует ли написать отцу, или стоит дождаться каникул, чтобы поговорить без свидетелей? Сообщить ему о странной находке? Отдать камень, пусть с ним разбираются профессионалы…

Вот только если Альбус и впрямь отмечен смертью, это может быть опасно. И для других волшебников, и для него самого. Что, если тут как с пророчеством, связавшим отца и Волан-де-Морта? Что, если он сам…

Мерлин, зачем он втянул во все это Скорпиуса?

* * *

Наконец, колокол возвестил об окончании пытки скукой. Скорпиус предложил Альбусу пройтись по «местам славы», а именно — навестить заветный уголок в Запретном лесу. Не то что бы Альбус был уверен в том, что он сумеет отыскать тот самый овражек — просто сопротивляться Малфою, который тащил его на улицу с энергией взрывопотама, было невозможно.

Овражек, как и следовало ожидать, они не нашли, зато промочили мантии аж по колено. Скорпиус к тому же спустился в ловчую яму, заставив Альбуса страховать спуск незаменимой с некоторых пор Вигардиум левиосой. Поттер доказывал, что там, где он нашел камень, точно не было вбитых кольев, но белобрысый энтузиаст предпочел пропустить это мимо ушей. А напоследок Скорпиус попросил показать ему каменный круг. Работа в поле ничем не помогала — разве что позволяла поговорить без свидетелей.

— Этот голос… У меня такое чувство, будто он постоянно вещает что-то, но я слышу только обрывки. Ну, знаешь, как с радио: что настроишь, то и услышишь, — попытался объяснить Альус.

— Значит, надо найти нечто, объединяющее твои видения. Или слышения? Черт, не знаю, как это назвать. В общем, когда это случается, как, что тебя окружает…

— Ничего не окружает. Я обычно остаюсь один. Ну, не считая того случая на отработке.

— Знаешь, что мне не нравится? — пробормотал Малфой как бы между прочим. — Мне не нравится, что эта история как-то связана с Криви.

— При чем здесь профессор? Это точно не его голос.

— При том, что его длинный нос торчит из большей части твоих историй.

— Их всего-то три и было! — Альбус закатил глаза. — И он ничего не делал, просто диктовал эту ерунду… Обычная отработка.

Скорпиус с мрачным видом покачал головой.

— Писать строчки? Три ха-ха, а не наказание. Если ты слизеринец, то он скорее будет отрабатывать на тебе аврорские приемчики. Это его способ мести. У него пунктик на этот счет.

— Ты его каким-то садистом представляешь, — поморщился Альбус.

— Он… двинулся, что ли. Ненавидит наш факультет, науськивает на нас своих гриффиндорских любимчиков. Смело ставит между нами и Пожирателями Смерти знак равенства и действует соответственно. Слушай, может, он на тебя заклятие забвения накладывает, а ты от этого становишься более… восприимчивым?

— Да не псих он! Наш факультет, может, и не всеобщие любимчики, но это же не повод…

— Для него — повод! — сорвался Малфой. — Чтоб ты знал, ему не слабо применить Долор постериора к ребенку!

— Я понял бы лучше, если бы знал, что это. — Альбус пытался сохранять спокойствие.

Скорпиус гневно сверкнул глазами.

— Так называемый малый, или светлый, круциатус. Заставляет пережить ранее испытанную боль: и физическую, и душевную. Изобретен аврорами специально для Пожирателей. К непростительным не относится, но ощущения, как от Круцио.

— Быть не может… Зачем… — Альбус не хотел в это верить. — Зачем ему это?

Малфой отвернулся.

— Он не может отомстить тем, кто убил его брата. Потому и ищет любую возможность. Даже изобретает эти возможности… Видишь ли, не всех устраивает приговор по делу Темного Лорда.

— Волан-де-Морта, — машинально поправил Альбус. Папа с детства твердил, что нельзя бояться имени.

— Да хоть Тома Реддла, — Скорпиус не был настроен спорить. — Суть в том, что твоя семья и Криви были по одну сторону баррикад, а моя семья — по другую. И если Гарри Поттер добился справедливого суда над выжившими Пожирателями и успокоился — успокоился, наказав их Поцелуем дементора, Азкабаном, изгнанием, — то Криви не знает покоя. Его бы не утешило, даже если бы он собственноручно заавадил каждого, кто был хотя бы заподозрен в пособничестве его врагам.

Они добрались до круга, и Малфой огляделся, остановив взгляд на простеньком памятнике.

— Есть те, кто не может смириться. Крестный говорит, что таким нельзя оставаться в одиночестве, иначе они становятся опасными. Смертельно опасными для других, но прежде всего — для самих себя. Уж он-то знает, о чем говорит.

— А кто он, твой крестный? — спросил Альбус.

Скорпиус улыбнулся.

— О, это совершенно особенный человек. Папа говорит иногда, что он наш ангел-хранитель. Во всяком случае, если бы он не вмешался в папину жизнь, меня бы тут не было. Впрочем, папа бы до этой встречи не дожил, если бы не вот… — он махнул в сторону надгробия. — Снейп был папиным крестным. По крайней мере, он всегда поступал так, как положено крестному. А уж о том, что на бумаге опекать папу должна была его тетка Беллатрикс... Бр-р.

Он помолчал немного.

— Знаешь, нельзя сказать, что у Криви нет права на месть, что он в праве горевать или еще что. Просто он выбирает не те методы и не тех людей, — ушел от личной темы Скорпиус. — И он вполне может быть тем типом, который охотится за камнем. Еще бы ему не хотеть обладать Воскрешающим Камнем! Он сможет вернуть брата, сможет вернуть кого угодно! А если подойти к вопросу немного креативнее, он сможет и богатство получить, и власть — вообще все, что угодно! Зарытые клады, чужие тайны, унесенные в могилу, считавшиеся утраченными открытия и изобретения…

— Это ничего не доказывает, — не хотел соглашаться Альбус. — Так можно про любого сказать. Даже про Тедди Люпина. Он бы тоже с удовольствием использовал Воскрешающий камень. Кто угодно, у кого умер кто-то близкий и любимый, использовал бы его.

— Не хочешь — не верь. Но с Криви лишний раз не связывайся. И вообще, как по-моему, так самое время написать твоему отцу. Если кто и может вмешаться с наименьшими для тебя неприятными последствиями, то только он.

* * *

«Привет, пап! Знаешь, со мной творятся странные вещи: я слышу голос, который гонит меня на поиски, перед глазами вдруг вспыхивает знак Даров Смерти, наконец, в одном из снов я с этой самой Смертью и разговариваю…»

«Как дела, папа? У меня вот все очень странно. Как следует поступить, если вдруг начинаешь слышать бестелесный голос? Я не думаю, что это парселтанг, я же не говорю со змеями. Может быть, есть какое-нибудь другое объяснение?»

«Папа, здравствуй! Можно спросить у тебя совета? Я будто в одном из твоих приключений оказался. Голоса, символы, странные сны… Что мне делать?»

«Привет! Я решил написать об одной проблеме. Ты не пугайся, но мне срочно нужна информация о Дарах Смерти. Не то чтобы она была жизненно важной, нет, но я бы хотел узнать о них побольше. Не спрашивай, почему, я потом как-нибудь объясню».

Альбус скомкал очередной пергамент и сердито обернулся к Малфою.

— Между прочим, мне бы очень пригодилась твоя помощь.

Рыдающий от смеха Скорпиус попытался кивнуть. Получилось не очень-то похоже. Видимо, ему попался один из особенно удавшихся черновиков.

Отсмеявшись наконец, он сказал:

— Твоя беда в том, что вываливаешь все подробности разом. Нельзя так с неподготовленным читателем, — менторский тон слабо сочетался с пунцовым румянцем и улыбкой в пол-лица. — Постепенно, потихоньку… И не нагнетай атмосферу! Ты же не хочешь, чтобы великого аврора от твоего письма удар хватил?

— Посмотрел бы я, как ты сам писать будешь, — пробурчал Альбус. В глубине души он надеялся, чтобы так оно и случилось.

— И напишу! — Малфой сделал вид, что поддался на провокацию. — Так и быть, преподам пару уроков.

Полчаса и три свитка спустя Альбус запечатал переписанный его рукой окончательный вариант:

«Привет, папа! Маме не пишу, потому что отхватил отработки и не хочу, чтобы она меня отчитывала. Мои выходные отныне и до рождественских каникул заняты письменной работой. Помощь библиотеке — тоска неимоверная! Единственное, что меня заинтересовало, — в том фолианте, который я переписываю, говорится о поисках бессмертия. Так вот, один из способов его обретения связан с Дарами Смерти: мантией, камнем и палочкой. Мантия показалась мне знакомой (еще бы мне не помнить самую лучшую вещь в твоем гардеробе!), как и палочка: помнишь, ты рассказывал о том, как Волан-де-Морт искал самую могущественную волшебную палочку на свете? Ты можешь рассказать что-нибудь о камне? Ты бы очень скрасил часы моих безнадежно загубленных выходных.»

* * *

Так как собственной совы у Альбуса не было (а одалживаться у Джеймса он не собирался), пришлось топать в совятню — а это, представьте, площадка на Западной башне, лишь немного уступающей самой высокой Астрономической. Эти бесконечные ступеньки…

Альбус специально дождался, пока Малфой уйдет на осмотр к Ишиасу — не хватало еще тащить Скорпиуса в продуваемую всеми ветрами каменную клетку! Впрочем, не мешало же это им бродить несколько часов кряду по территории замка, утопая в снегу… Нет, не время считаться! Решил сходить один — иди.

В совятне никого из учеников не оказалось. Неудивительно! Если у тебя есть свободное время между ужином и отбоем, ты найдешь занятие поинтересней, чем стоять в заляпанной пометом и перьями комнате. Хотя совятню и комнатой-то можно назвать с натяжкой: решетчатые каменные перегородки да сводчатый потолок с отверстием-глазом. Из обстановки — натыканные тут и там насесты, расположенные без всякой системы. Не исключено, что кто-то из основателей небрежно скрепил отлевитированные на верхушку башни камни и жерди одним заклинанием, решив, что и так сойдет.

Попутно Альбус обнаружил еще один недостаток своей задумки: в сумерках совы предпочитают охотиться, а не ждать, когда кому-нибудь из студентов заблагорассудится отослать письмо. Он беспомощно огляделся, и удача все же ему улыбнулась: в углу нахохлился крупный сыч. Он недовольно заухал, когда Альбус разбудил его, но покорно протянул лапку.

— Мистеру Гарри Поттеру, лично в руки.

Сыч угукнул и вылетел в окно. Альбус поправил шарф и покинул совятню. Он решил срезать путь через коридор пятого этажа — и там столкнулся с профессором магловедения.

— Что вы делаете вне спальни в столь поздний час, мистер Поттер?

После всего, о чем они со Скорпиусом сегодня говорили, было сложно смотреть преподавателю в глаза.

— Гулять по замку до отбоя не запрещено, сэр, — Он все-таки поднял глаза на Криви. Профессор пристально рассматривал Поттера.

— До отбоя осталось не больше десяти минут. Я, пожалуй, прослежу за тем, как вы доберетесь до гостиной своего факультета.

Профессора однозначно нельзя было назвать приятной компанией. Альбус шел чуть впереди, гадая, что бы преподавателю понадобилось от него в этот час. В молчании они спустились в подземелья. Альбус уже приложил руку к стене и думал, сработает ли, если он прошепчет пароль — не хотелось бы выдавать его профессору. Или преподавателям и так положено знать их? Нет, все равно... Криви, похоже, понял причину его замешательства и повернул к выходу. Альбус уже открыл дверь и почти шагнул в гостиную, когда его настиг окрик:

— Мистер Поттер!

— Что? — он высунулся в коридор, недоумевая, к чему все это. Часы пробили девять.

— Десять баллов со Слизерина, мистер Поттер, за нахождение вне спальни после отбоя, — сладко улыбнулся профессор Криви перед уходом.

Дни шли, а ответа все не было. Хогвартс заносило снегом, в Большом Зале за ночь установили дюжину елей, домовики начищали доспехи, Филч орал на «тащащих всякую дрянь» студентов, а Пивз обрушивал на всякого встречного ворохи падуба и омелы — в общем, замок готовился к Рождеству, но Альбус оставался единственным, кого предпраздничная кутерьма не захватила. Его мысли крутились попеременно вокруг письма и вокруг Даров. Профессор Криви уехал куда-то по делам, оставив ученикам длиннющий список тем для самостоятельной проработки, а наказанных до самых каникул Поттера с Малфоем сплавил Филчу — еще и приказал ему загружать мальчишек каждый день. Так что ежевечерние бдения в компании с «Миссис Чистикс» и щетками были ненамного приятнее суббот, посвященных «Летописи бессмертных неудачников» (снова буйная фантазия Скорпиуса). Единственным плюсом было то, что нудный физический труд на благо замка так выматывал Альбуса, что он отключался, едва коснувшись головой подушки. С тех пор, как Криви покинул Хогвартс, сны младшего Поттера стали непроглядно-черными, без лишних действующих лиц и бесплотных голосов.

Однако это не казалось Альбусу хорошим предзнаменованием — как и молчание отца. Последнее только настораживало: неужели он затронул тему настолько серьезную, что о ней и словом нельзя обмолвиться? Что такого скрывается за старой сказкой? Ладно, пусть письмо нельзя, но хоть записочку-то можно было черкануть? Так, мол, и так, дождись личной встречи, все будет. Нет, не пишет папа, и ни единым словом не подтвердить, что он понял проблему Альбуса и принял к сведению.

Он забросил магловедение и в отведенные на самоподготовку часы искал в библиотеке вместо биографий и хроник — легенды о смерти, вместо описаний традиций и магловских праздников — рассказы о кровавых ритуалах и осужденных некромантах. Он методично просматривал книгу за книгой, задерживая взгляд лишь там, где находил «смерть», «жизнь», «жертвы», «кровь»… Наконец, Малфой не выдержал. Когда Альбус замер над «Альманахом потусторонних сил», тот отобрал у него фолиант и с силой захлопнул:

— Черт с тобой! Хватит разбирать эти записки сумасшедшего!

Альбус уставился на него с укоризной.

— Ничего подходящего я не нашел, но это только пока. Пока, понимаешь?

— Не желаю понимать! — Скорпиус шарахнул кулаком по столу. — Ты себя в зеркало давно видел? Инфернал и то краше!

— Какая разница? Я не…

— Что «не»? Вот что? Ты, будто одержимый, зарылся в эти книги! Перестал интересоваться чем бы то ни было — на уме только эти Да… Эти вещи, — на них начали оборачиваться, и Малфою пришлось спешно понизить голос. — Вот это, это уже ненормально. Ты сам себя благополучно доведешь до сумасшествия, если не перестанешь.

Альбус скрестил руки на груди.

— И что ты предлагаешь? Те сны прекратились, так что этот источник информации недоступен. Папа не отвечает, и Мерлин спаси, если не потому, что письмо до него не дошло. Остаются книги, и ты это прекрасно понимаешь. Можешь не участвовать, раз не хочешь — я не могу сидеть и ждать, что еще произойдет. Если уж мне суждена роль исполнителя, то я не хочу играть вслепую.

Ответом ему был приглушенный стон.

— А я хочу, чтобы ты сохранил рассудок! — Скорпиус спрятал лицо в ладонях. — У меня, кажется, есть идея… Но одного я тебя не отпущу.

* * *

Скорпиусу все же удалось оторвать друга от древних томов, и мальчики переместились в спальню. Малфой небрежно смахнул все со стола (и откуда там вечно набираются горы хлама?) и раскрыл свой любимый блокнот. Пролистав пару дюжин страниц, он остановился — стрелки, блоки и практически нечитаемые подписи. Альбус наморщил лоб:

— И о чем это должно мне говорить?

Скорпиус облокотился на спинку занятого Поттером стула и ткнул в лист кончиком пера:

— О том, что я тут провел кой-какую работу. И теперь у нас есть все данные об обстоятельствах, сопутствующих твоим видениям.

— Первым номером в списке, вероятно, профессор Криви? — ехидно заметил Альбус. Щеки Малфоя чуть порозовели, но он продолжил:

— Так вот, я нашел некоторую закономерность. Всякий раз выстраивается цепочка: высота, одиночество, открытость разума. Только под высотой, как мне кажется, следует понимать не просто футы над землей, а воздух как стихию. Или как магическую среду. В общем, некий чужеродный для тебя проводник воли. Может, в нем этот твой Голос распространяется лучше всего. Или сигналы в этакий эфир посылает... Потом что? Одиночество, или просто изоляция — то есть оторванность от своей стихии и привычного мира. Ослабляет связь с реальностью, тебе так не кажется? Так что в финале — открытый разум.

Не заметив за Альбусом особого воодушевления, он начал жестикулировать, распаляясь все больше:

— Вот, например, страх. Ты боишься полетов, верно? Но хочешь это преодолеть, так что борешься с собой, убеждаешь себя, что должен и можешь это преодолеть. Самовнушение, согласен? А можно устроить то же самое, только извне. Криви именно этим и занимается. Жарко, душно, работа нудная — ты просто не можешь удержать границ собственного сознания. К тому же он, как ты говоришь, постоянно требует, чтобы ты смотрел ему в глаза. Через зрительный контакт проходит самый простой способ легилименции! Опытный легилимент может перелопатить твои мозги за секунду.

— Ты это серьезно или строишь теорию заговора Криви? — осведомился Альбус.

— Не веришь, что Криви — козлина, так это твои проблемы. Но проверить мою теорию проще простого.

— И что ты предлагаешь?

— О, у меня целых два варианта. Во-первых, устроить тебе полет на метле. Простенько, но действенно.

— Мне не нравится, даже если ты будешь страховать меня снизу вместе со всей квиддичной командой, — возразил Альбус. — Знаешь ли, мои кости мне дороги в целом, не переломанном, состоянии.

— ОК, я это предвидел. Поэтому у меня есть "во-вторых". Я предлагаю провести ночь на Астрономической башне.

— Это уже лучше. Но тут есть слабое место, и даже не одно. Я не испытываю страха, находясь там. И если ты останешься со мной, пункт про изоляцию не будет выполнен. А если уйдешь, не сможешь проверить правильность своей теории.

— У меня все учтено, — Скорпиус так и лучился самодовольством. — Я нашел для тебя простейшую технику самовнушения, и я знаю способ следить за твоим состоянием, будь ты хоть за сотни миль отсюда.

— Допустим, я освою эту твою технику. Но что за способ слежения? — удивился Альбус. — Если это чары вроде Надзора или что-то подобное, тебе однозначно ни сил, ни умений не хватит, чтобы их наложить.

Улыбка Малфоя стала еще шире. Он достал нечто из нагрудного кармана и спрятал это в кулаке.

— Ты мне доверяешь? — спросил он. Альбус коротко кивнул. — Дай мне, пожалуйста, левую руку. И закрой глаза.

Ничего не понимающий Поттер исполнил просьбу. Он сосредоточился на осязании: вот пальцы Скорпиуса, прохладные, как всегда, переворачивают его руку ладонью кверху; вот нечто гладкое, металлическое скользит по его ладони к кончикам пальцев; вот…

— Ай! — укол, неожиданный и обжигающий, заставил его распахнуть глаза и попытаться отдернуть руку, но Малфой держал крепко. Его губы шевелились, отсчитывая секунды и, наконец, он отпустил руку Альбуса.

— И что это было? — тщетно пытаясь скрыть недовольство в голосе, спросил Поттер.

Улыбкой Скорпиуса можно осветить пол-Лондона.

— Сработало! — торжествующе завопил он, нисколько не заботясь о том, что на его крики может сбежаться весь факультет. — Получилось!

Альбус прикинул, наложить ли на Малфоя Немотный сглаз или дождаться объяснений. Эх! Все-таки последнее.

— Что получилось-то?

— Вот, смотри, — Скорпиус протянул ему уже знакомые серебряные часы. — Когда-нибудь видел Судьбоуказующие часы? Знаешь, у них на циферблате еще подписи вроде «Дом», «Работа», «Смертельная опасность»…

Во взгляде Альбуса мелькнуло узнавание.

— У бабушки Молли такие. С девятью стрелками, и все подписаны… А стрелка Фреда расплавилась и застыла на циферблате.

На мгновение повисло неловкое молчание. Скорпиус кашлянул и продолжил:

— Да, часы вроде таких. Мои — немного усовершенствованы. Четыре стрелки и как будто обычные цифры. Видишь отверстие сзади? Оно вовсе не для ключа, эти часы не нужно заводить. Отсюда выскакивает игла, если повернуть шпенек сверху. Капля крови — и ты занесен во внутренний список, на ближайшую свободную позицию. Стрелки обозначают людей, и тебя теперь отслеживает секундная. Следующая и последняя стрелка, стрелка будильника — она сейчас прикрыта часовой — пока свободна. До тех пор, пока все в порядке, эти часы ничем не отличаются от обычных. Но если что-то происходит, часы нагреваются, чем хуже ситуация, тем они горячее, а стрелки указывают на проблему. Тройка — душевная боль, шестерка — боль физическая, девятка — тяжелая болезнь, двенадцать — угроза жизни.

— И?.. — поднял на него глаза Альбус.

— Ты устраиваешься на площадке и настраиваешься на нужный лад, а я спускаюсь на пару этажей и слежу за твоим состоянием, — Скорпиус выразительно подмигнул, качнув часики за цепочку. — Не отвлекаюсь ни на секунду, так что в любой момент приду на помощь. Если она, конечно, понадобится.

— Ну… Попробовать стоит в любом случае, верно?

* * *

«Я спокоен. Мои мышцы расслаблены. Дышу спокойно…» — Альбус раз за разом прокручивал в мыслях эти фразы. Зубы отбивали дробь — и не похоже, что в этом виноват холод: Альбус специально попросил Термена наложить на мантию Согревающие чары.

Сегодня — единственный вечер, когда ни у одного курса нет Астрономии. Малфой деловито обошел площадку, убедившись, что нет ни милующихся парочек, ни ловящих вдохновения непонятых поэтов, ни любителей выкурить сигаретку-другую. Он сдвинул несколько телескопов поближе — и уголок, где устроился Альбус, надежно скрылся от посторонних глаз. Профессор Синистра никогда не жалела ткани на футляры для своих драгоценных приборов, так что за получившимися занавесями можно было спрятать и Альбуса, и Скорпиуса, и половину квиддичной команды.

Колокол пробил восемь, и Малфой, отсалютовав на прощание, покинул площадку.

«Я спокоен. Мои мышцы расслаблены. Дышу спокойно…» Сколько еще раз придется повторить это?

Звезды бесстрастно мерцали где-то в вышине.

Небо над головой было безжизненно-серым. Впереди шумела река. Альбус попятился — ему хватило и одного заплыва.

— Не понимаю, Кадм, что ты нашел в той хилой девчонке, — раздался за спиной густой бас.

Альбус обернулся — прямо на него шли трое в потрепанных дорожных мантиях. У старшего, коренастого детины, обладателя того самого баса, на поясе был пристроен меч.

— Тио, это ни коим образом тебя не касается, — процедил другой. Он был похож на старшего, только сложен поизящнее, да волосы чуть темнее. Он поднял воротник и хмуро зыркал по сторонам. Альбуса он в упор не видел — как, впрочем, никто из них.

— Ладно вам лаяться! — примиряюще заметил третий, совсем еще мальчишка. Он мог бы учиться в Хогвартсе, курсе на пятом-шестом. — Дома все решим.

— Я все уже решил. Я люблю Аннстис, она любит меня, и ваши возражения меня не волнуют, ясно? — под конец говорящий закашлялся, но взгляд, обращенный к спутникам, был достаточно выразителен. Старший поднял руки и обезоруживающе улыбнулся:

— Хорошо-хорошо! Женись, если хочешь! Может, девчонка еще и поправится… — лицо второго, ставшее на какой-то миг мягче, снова окаменело. — Ну, не дуйся, может, все и впрямь обойдется! В конце концов, Кадм, я же возвращаюсь вместе с тобой! Не вытащил бы ты меня, если бы я не хотел, верно?

— О, разумеется! Обучать этих дикарей, как бы ловчее выпустить друг другу кишки — это же невероятно интересное времяпрепровождение! — язвительности второго не мешало даже больное горло. — Спасибо, братец, я польщен глубиной твоих родственных чувств!

Младший, прежде только прятавший улыбку, наблюдая за их перепалкой, рассмеялся в голос.

— Вы ничуть не меняетесь! — отсмеявшись, он махнул в сторону реки. — Давайте наведем переправу здесь, а то мы еще месяц будем блуждать в поисках брода.

— Что, городской школяр, устал? — поддел его старший. — Учился бы ты у меня, три десятка миль прошагал бы за день, и без всяких капризов!

«Школяр» показал ему язык и ухмыльнулся:

— А ты что, позабыл, как махать палочкой? А то все мечом да мечом… Видишь дымок на том берегу? Было бы неплохо заночевать под крышей хотя бы сегодня.

— Не под бузиной же спать, — фыркнул второй и решительно шагнул вперед. Альбус замешкался, и тот прошел сквозь него, будто Поттер был привидением. Альбус решил проследить за волшебниками до конца, развернулся — и едва не завопил: он не видел больше своего тела! Он чувствовал, что шагает вперед, видел, как приближается река, слышал, что гул бурлящей воды становится все громче и громче — и все это происходило совершенно без участия его воли.

— Что, на счет три? — пророкотал над ухом бас старшего. Альбус — точнее, его тело — кивнуло и выставило палочку на изготовку. Заклинание если и было, то невербальное — мост начал расти прямо из каменистого берега. Обкатанная течением галька ползла вперед, и казалось, будто с мелководья поднимает голову огромная пестрая грязно-серая змея. Ветви бузины, пепельно-серые, хлесткие, тонкие, вытянулись вслед, образуя поручень.

Альбус с ужасом смотрел на мост. Что, если он — или тот, в чьем теле он застрял — упадет в реку? Он-то, в отличие от этой троицы, знает, что скрывается в свинцовой глубине! Сбежать? Закричать? Он не может теперь даже шевельнуться! Страх разбиться на метле не шел ни в какое сравнение с той паникой, которая нахлынула на него сейчас…

— Ал! — в лицо выплескивается ледяная вода, и он пытается проморгаться. Получается. Мордред и Моргана, получается!

Над головой снова звездное небо, а вокруг — задрапированные скелетики штативов. У Малфоя перекошенное побагровевшее лицо, и глаз дергается. Слегка.

— Альбус-черт-тебя-дери-Поттер! — белобрысый шипит, как рассерженная виверна. — Какого черта… Да чтоб еще… — слова у него путаются, и вообще он хрипит так, будто пробежал по всем лестницам Хогвартса. Раза три подряд. — Никаких больше…

— Все получилось, — попытался успокоить его (да и себя) Альбус. — Ты вытащил меня как раз вовремя.

Малфой выругался. Половины слов Альбус не знал, но от оставшихся зарделся бы даже дядя Рон.

— Вообще-то, приличные молодые волшебники не сквернословят.

Взгляд Скорпиуса кристально ясно намекал, что в таком состоянии Малфой и проклясть может.

— Приличные волшебники в таком де… дебильном положении вообще не оказываются. Только избранные короли идиотического невезения.

— Почему ты злишься? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Альбус. Похоже, на этот раз его больше испугало состояние Скорпиуса, чем собственное «путешествие».

— Действительно, почему? — то ли вскрикнул, то ли всхлипнул Малфой. — Ты, черт подери, чуть не загремел с Астрономической башни!

Альбусу оставалось только молчать.

— Хорошо, я недалеко ушел! Еще эти чертовы часы — сначала едва нагрелись, а потом чисто взбесились! Стрелка дрожит над тройкой, а потом как шарахнет на двенадцать! Раскалились не хуже угля, ну, я и рванул. Гляжу — ты шагаешь так спокойненько к краю, в руках палочка… Пытаюсь тебя стащить, а ты упираешься… Зараза ты, Поттер! Ласточка, блин! К чертям собачьим все это, еще один такой эксперимент — и тебя собирать будут по кусочкам!

— А что, лучше ждать, пока само накатит? Где-нибудь на уроке, или на улице, или дома? Может, лучше сразу сдаться в Мунго? — Альбус незаметно перешел на крик. — Или в Отдел Тайн! Там хоть можно за Арку шагнуть, если совсем паршиво станет!

Скорпиус резко поднялся с пола и дернул младшего Поттера за собой. Встряхнул — и довольно ощутимо встряхнул.

— Не накатит. Пока рядом с тобой люди, не накатит. Нужна изоляция, помнишь? И ты это наглядно доказал. Так что прекращай истерику.

— И что с того? Мне до конца жизни ходить с кем-нибудь под ручку? И с Криви это, между прочим, не срабатывает!

— К черту Криви! Тебе нужно продержаться до Рождества. Твой отец вляпался в пророчество и выжил, так что он может подсказать, что делать. Над тобой, по крайней мере, не нависает Темный Лорд.

— По-моему, это слабое утешение, — проворчал, сдаваясь, Альбус.

С того вечера Малфой держал данное слово — Альбус не оставался один ни днем, ни ночью. Где-то поблизости неизменно маячил Скорпиус, и самой массивной преградой, отделявшей их друг от друга, была перегородка в старой душевой. Скорпиус не говорил ни о снах, ни о Дарах, и стоило Альбусу завести речь о чем-то подобном, как Малфой мастерски менял тему.

Даже когда вернулся профессор Криви, немедленно возобновивший индивидуальные наказания, Малфой караулил под дверью. Магловед диктовал: "Кельты верили в бессмертие души; более того, в некий поток между миром живых и миром Потусторонним. Они верили не в переселение души в другое тело, а в выживание личности умершего в Другом Мире в узнаваемой форме...", Альбус снова начал слышать призывы голоса, но они появлялись под конец, да и доносились будто через подушку. Криви мрачнел, задерживал Поттера, пока кто-нибудь (Скорпиус или Шарпантье с Мондом) не начинал барабанить в дверь, а потом и вовсе перешел в наступление — стал выискивать поводы, чтобы назначать взыскания чуть не каждый день. Он больше не ограничивался своими занятиями, а приступил к патрулированию школы. Если кто и заметил, что его маршрут удивительным образом совпадал с передвижениями слизеринских первокурсников, то виду не показывал.

Альбус ужасно стыдился признаться в том, что считает дни до отъезда. Криви, как репей, прицепился к нему: маячил за спиной во время перемены, заглядывал через плечо в библиотеке, не спускал с него взгляда в Большом зале… То, что преподавателя сопровождала компания разновозрастных гриффиндорцев, жадно внимающих каждому профессорскому слову, только ухудшало ситуацию. Среди почитателей мелькали и Ренч, и Скир, и игнорирующий брата Джеймс, что настроения совершенно не улучшало. Альбус давно не выбирался на прогулку, а о том, чтобы пройти к каменному кругу, не могло быть и речи. С Розой он мог общаться разве что на Травологии… Вообще львиную долю свободного времени он теперь проводил в спальне. Чувство было такое, будто он оказался в западне. Стены давили почти ощутимо, и мальчику казалось, что недалек тот день, когда он просто возненавидит и свою комнату, и весь замок, и саму идею обучения в школе волшебства.

Хотя… Действия Криви начали замечать и другие слизеринцы — в конце концов, кто-то из старшекурсников периодически сопровождал младших, ненавязчиво приглядывая, чтобы никто к ним не цеплялся в коридорах. Начали замечать — и приняли ответные меры. Артур предложил отработать Дезиллюминационное заклинание — вроде как он изучает методы сокрытия и обнаружения для новой работы. Термен с полчаса распинался о легкости и удобстве Маскирующих чар, а потом продемонстрировал их, притворяясь поочередно каждым из сидевших в гостиной слизеринцев. Но больше всего удовольствия Альбусу доставил случай на квиддичной тренировке: Лефевр буквально вытащил первокурсников на улицу, вручив им со Скорпиусом колдокамеры якобы для того, чтобы оценить новую стратегию со стороны. «Случайно» прогуливавшийся неподалеку Криви был вежливо отослан:

— Вы же понимаете, профессор — секреты команды.

Доброжелательности в улыбке капитана не было ни на кнат. Альбус же впервые за много дней подумал, что жизнь здесь не так уж и плоха.

* * *

— Объявили день отъезда, — Лефевр оглядел собравшихся в гостиной слизеринцев. — Двадцать второго. Совместить наш праздник с зимним солнцестоянием не получится.

Альбус услышал разочарованный гул за спиной. Похоже, Артур и впрямь расстроился.

— Да погодите рыдать! — поднял руки семикурсник. — Я договорился с домовиками, так что праздновать будем завтра.

На секунду повисло молчание. А потом все тот же Аспер крикнул:

— Качай старосту! Ура!

Его призыв встретили с воодушевлением все — ну, может, за исключением самого Александра. Но и у него на лице расплылась довольная улыбка. Кто-то из пятикурсников раздвинул зеленые занавеси, о предназначении которых Альбус прежде не задумывался — за ними обнаружились огромные окна-полусферы, составленные из множества закрепленных в массивной металлической раме стеклышек. Пятно тускло-зеленого света, проникавшего сквозь эти окна, легло на пол изображением гигантского изумруда. Альбус подошел поближе: интересно же узнать, на каком уровне находятся окна в подземелье. Подошел — и отпрянул, едва не плюхнувшись на пятую точку. За окном… проплывали рыбы. Там лениво колыхались длинные бурые ленты водорослей, серебром блестели чешуйчатые бока рыбешек, а в отдалении мелькнуло нечто, напоминающее русалочий хвост. Послышался тихий смех.

— Поттер, мы ведь живем под озером! Разве ты не читал «Историю Хогвартса»? — в глазах у Термена плясали лукавые искорки.

— Я… Но… Это же невероятно! Однозначно невероятно!

Малфой стоял под соседним окном. Зеленые отсветы делали его похожим на человека-черепаху. Он вытянул руки, любуясь этим эффектом.

— Конечно, невероятно. Но это же Хогвартс, верно? Подожди, весной озеро будет еще более впечатляющим. Русалочьи турниры, гонки с гигантским кальмаром… Единственный недостаток — от этих окон веет холодом, так что на осень и зиму их приходится занавешивать. Так что брысь из гостиной, пока не замерз, и Малфоя с собой захвати. Сегодня надо упаковать чемоданы. Завтра занятия только до обеда, так что начнем праздновать сразу после уроков.

— А что праздновать-то? — спросил Альбус, краснея: вроде он знал все волшебные праздники.

Эридан мечтательно улыбнулся:

— Ну, мы называем это Йолем — совершенно условно. Только потому, что обязательным условием считаем завершающую наш праздник ночь огней. Ну, и отмечаем зимой.

— Но все-таки? ..

— Завтра узнаешь, — Термен добавил в голос таинственности. — И потом, что плохого в том, чтобы собраться всем вместе?

* * *

Придя на завтрак в последний учебный день, Альбус твердо решил, что никому не позволит испортить праздничного настроения — ни предстоящей контрольной по Трансфигурации, ни косым взглядам профессора магловедения. Слизеринский стол представлял собой замечательный пример сообщества заговорщиков, и Альбуса грела сама мысль о причастности к их маленькому секрету. Сегодня все его соученики (и сам он, конечно же!) пришли в серых и зеленых теплых свитерах, в зимних мантиях и с неизменными слизеринскими шарфами. Девушки были в юбках и полосатых гетрах — приятное отличие от прочих любительниц джинсов и брюк под мантией. Слизеринцы вошли в Большой зал все вместе, и так же намеревались уйти. Никто никому не указывал, не было строгих правил и предписаний, за то, как они вели себя, не начисляли и не снимали баллов — но слизеринцы были вместе. Каждый из них чувствовал себя частью чего-то большего, чем просто группа людей, расквартированных в одном общежитии. Каждый ощущал себя важным и нужным. Не одиноким. Альбусу это нравилось.

Он огляделся вокруг — и не нашел ничего похожего. За столом Когтеврана студенты сидели так, что между ними оставалось место, и стоило кому-то встать, как его соседи рассаживались подальше, незаметно скользя по отполированным скамьям. Пуффендуйцы, устроившиеся покучнее, напоминали воробьев на заборе. Их староста, фланировавшая вдоль стола с тостом наперевес, постоянно останавливалась сказать что-то тому или другому ученику. Все первокурсники сгруппировалить вокруг Розы, и уж они-то слушали явно не старосту. Гриффиндорский стол представлял собой пестрое сборище: квиддичная команда сидела отдельно, остальные разбились по курсам, да еще внутри каждого курса были свои группы. Кристофер и Чарли, например, сидели чуть поодаль от Ренча — что, впрочем, не помешало последнему отвесить Уоллорду подзатыльник, когда тот вежливо помахал младшему Поттеру в ответ на приветствие. Ну почему этому Ренчу вечно надо…

— Сейчас вернусь, — Малфой ужом выскользнул со своего места, и Альбус со вздохом сгреб его столовые приборы. Не сделаешь этого — шустрые домовики мигом сметут всю посуду, ищи-свищи потом свою тарелку…

Скорпиус своим быстрым шагом уже преодолел почти все расстояние до гриффиндорского стола. Те немногие, кто отвлекся от трапезы, с удивлением провожали его взглядом. Малфой, ничуть не смущаясь этого внимания, направился прямиком к Ренчу. Альбус вскочил было — но ему на плечо легла рука Термена.

— Ничего страшного с ним не случится, — вполголоса сказал Эридан. — Вот увидишь.

Альбус не был так уверен: вот Скорпиус склоняется над презрительно кривящимся Ренчем, вот шепчет что-то ему на ухо… Гриффиндорец молниеносно бледнеет. На его лице проступает священный ужас. Малфой выпрямляется и все так же стремительно возвращается на свое место.

— Что ты ему сказал? — не сдерживает любопытства Поттер.

Скорпиус ухмыляется.

— Сказал, что если он хоть еще раз заденет нас с тобой или Чарли с Монте-Кристо, то все узнают, почему его отец взял фамилию жены.

— И почему? — все еще недоумевал Альбус.

— Потому, — с сожалением вздохнул Малфой. — Не могу же я рассказать, пока он никого не трогает. Это нарушит нашу маленькую сделку.

— Даже мне не скажешь?

— О, не беспокойся. Надолго его терпения — даже помноженного на страх — не хватит. Уверен, уже в следующем семестре ты насладишься сценой его публичного унижения.

— Даже так?

— Ладно тебе выспрашивать! — шутливо пихнул его в бок Малфой. — Скажу только, что его отец не такой герой, как Ренч привык хвастаться. И Ренча это беспокоит.

* * *

Альбус со всех ног бежал в подземелья. Сначала его задержала МакГонагалл, потом он едва отвязался от Криви («Я слежу за вашим поведением, Поттер!»), и теперь от гостиной факультета его отделяло только три лестничных пролета.

Первый настоящий праздник в Хогвартсе! Не Хэллоуин, омраченный тем злополучным матчем, и не Рождество, которое он встретит через три дня в кругу семьи, как и положено. К тому же это первый праздник, в организации которого взрослые не принимали участия. Что могут сделать три десятка разновозрастных студентов? Альбус терялся в догадках. Если Поттеры и Уизли собирались где-то — а именно в «Норе», потому что ни один другой дом не может вместить их всех — то после общего застолья с обязательными тостами за любовь и прочие блага празднество само собой разделялось: старшее поколение вело беседы под неистребимую Селестину Уорлок, а молодежь развлекалась неподалеку. Как развлекалась? Это не Альбусу рассказывать. Он-то обычно отсиживался где-то в уголке, пока остальные на ушах ходили. Даже Роза и гиперответственная Молли.

Пробормотав пароль, он ввалился в общую гостиную. Все диваны и кресла стояли теперь у стен, чередуясь с небольшими столиками, пространство под окнами-куполами полностью освобождено. Белинда, забравшаяся на спинку кресла, заканчивала рисовать мелом какие-то отметки. Как ее ноги в толстых зеленых носках не скользили по коже кресла, оставалось загадкой.

— Как раз вовремя, малыш, — сказала она. — Видишь гору конвертиков на столе? Надо найти коробку или банку, чтобы можно было их все сложить и перемешать. И емкость неплохо бы зеленую подобрать…

— И зачем?

Ответом ему была широкая улыбка.

— Фанты по-слизерински.

* * *

Утро встретило Альбуса ароматом какао и шуршанием хвои. Всех, кто младше четвертого курса, вчера отослали спать в полночь, хотя старшекурсники еще оставались в гостиной. Связано ли это с тем, что посиделки приняли менее шумный и энергичный характер, или с тем, что Монд многозначительно булькал объемистой глиняной бутылью — Альбус не знал. Он думал, что не заснет из чистого упрямства, что будет прислушиваться к доносящимся из гостиной голосам… Но у тела были совершенно другие планы. Сон сморил мальчика почти сразу.

Нельзя сказать, что он от этого проиграл: наблюдать за преддорожной суетой было интереснее, чем пытаться продрать глаза при помощи наспех зачарованного ядреного кофе. Лефевр, на удивление свежий и бодрый, обходил слизеринцев с термосом, безжалостно испаряя кофе и заполняя бесчисленные кружки и кубки обжигающе-горячим какао. Завтрак сегодня не планировался — руководство решило, что хватит со студентов тыквенного сока и разнообразных бутербродов. «Хогвартс-экспресс» отправлялся из Хогсмида в одиннадцать.

Поттер и Малфой вели себя паиньками — последний день семестра, как-никак. Послушно погрузили чемоданы в карету, не пытались погладить фестралов в упряжке, не комментировали ворчание Филча… Они даже не обращали внимания на Ренча, который скакал вокруг Скира как восторженный щенок и крайне эмоционально доказывал ему нечто, на что пятикурсник лениво-благосклонно кивал. Судя по тому, как-то одни, то другие из скировой свиты «незаметно» косились в сторону Ала и Скорпиуса, выступление Ренча посвящалось трепетно им любимой теме — ничтожеству слизеринцев. Портить последний день перед каникулами дракой или перепалкой не хотелось, так что приходилось делать вид, будто их это не касается. Малфой-то, разумеется, ловко принял вид принца в изгнании, а вот у Альбуса такие трюки не очень-то получались. Но он, по крайней мере, старался.

Прибыв на станцию, студенты выслушали последние инструкции МакГонагалл, которой из года в год не надоедало повторять о том, как важно воздержаться от волшебства на каникулах. Насколько знал Альбус, из поступивших в этом году маглорожденных студентов только когтевранец Лоуренс возвращается домой. Если учесть, что от загородного дома его родителей до населенной волшебниками Оттери-Сент-Кэтчпоул можно дойти минут за пятнадцать, а Лоуренс ни за что не откажется поэкспериментировать, то даже троллю ясно, что никто не будет волноваться по поводу соблюдения правил. Зачем придерживаться правил, если можно обойти их так, что никто и не заподозрит? Однако зачатки вежливости присутствовали даже у самых отъявленных возмутителей спокойствия, и все ученики Хогвартса терпеливо ждали окончания речи директора. Выдыхаемый воздух поднимался кружевными облачками пара, зимние боты, ботинки и изящные сапожки стучали друг о друга — их хозяева мечтали согреться, а МакГонагалл все говорила, говорила…

— …наконец, желаю всем вам счастливого Рождества!

И студенты с торжествующим ревом наперегонки кинулись занимать купе. Большую часть хаоса создавали гриффиндорцы и спортсмены, а уж ало-золотая квиддичная команда превзошла все ожидания. Остальные соблюдали относительный порядок: когтевранцы были слишком умны, чтобы ломиться в галдящую толпу, пуффендуйцы потихоньку выясняли, как бы помочь сесть девушкам (ситуация пробуждала в них был дух истинных джентльменов), ну, а слизеринцы сохраняли привычный строй. Лефевр и Эридан в начале, Белинда и Артур замыкают — так хоть на пир, хоть на бой, хоть на святочный бал. Солидно и удобно.

Уже перед самой посадкой Альбусу на плечо спланировала сова — точнее, тот самый сыч, которого он отправлял к отцу. К лапе птицы был привязан толстый конверт из темного плотного пергамента. Сердце мальчика забилось быстрее: неужели долгожданный ответ? Но почему только сегодня?

Малфой утянул Альбуса за собой в ближайшее свободное купе. Помощник машиниста проверял дверцы вагонов, захлопывая их с громким, до звона в ушах треском. Стрелка вокзальных часов подползала к одиннадцати. Альбус поддел сургучную печать и резко дернул, открывая конверт. Вдруг перед ним взметнулось облачко янтарной пыли — будто что-то стеклянное взорвалось в столбе солнечного света. Альбус судорожно вздохнул, попятился, сиденье уперлось ему под коленки, заставив приземлиться на пятую точку…

И тут все стало вдруг радужно-прекрасным. В голове ясно нарисовалась цель. Как он мог быть таким слепым? Все ведь понятно, однозначно понятно! Он вскочил с места и ринулся к двери. В Хогвартс! На Астрономическую башню! Скорее… Внезапно он почувствовал чью-то хватку повыше локтя. Как смеет этот мальчишка мешать ему, мешать тогда, когда цель так близка? Он оттолкнул неожиданную помеху, потеряв шарф и чуть не оставив рукав. Рукав мантии теперь держался на паре ниток, но он едва ли это заметил. Перед его взором горела цель, и ничто его больше не волновало. Больше никто не пытался остановить его, и он выскочил на платформу и припустил что есть мочи в сторону школы. Там, на Астрономической башне, его уже заждались…

* * *

Скорпиус Малфой негодовал. Да что за бешеный гиппогриф укусил этого Поттера? Скорпиус, конечно, уже смирился с мыслью о том, что от тихого однокурсника можно ожидать чего угодно, но чтоб так…

Альбус был сам не свой, когда выбежал из купе. В его глазах горел фанатичный огонь, сделавший бы честь и революционеру, и безумному ученому. И он никогда бы не ударил Малфоя… Ну, если бы у него не было весомого повода, поправился Скорпиус. Он присел на корточки и протянул руку к конверту. Оттуда высыпалась искристо-желтая пыль, и мальчик аккуратно перевернул конверт, задержав дыхание. Поезд тряхнуло, он прогрохотал всеми своими сочленениями и тронулся. Малфой покачнулся, но сумел удержать равновесие. Он поднес конверт к свету, чтобы получше разглядеть надпись — и похолодел.

Он знал лишь одного человека, у которого строчная «т» напоминает кладбищенский крест. Только у него «s» вытягивается едва ли не в палку. И если он заставил Альбуса прийти к нему…

Скорпиус вскочил и рванулся к выходу. На полпути он резко развернулся и метнулся к рюкзаку. Молнию, как назло, заело, но он сумел-таки вытащить волшебную палочку.

Во всеоружии он выскочил в тамбур — и замер. Поезд набирал ход. Платформа осталась позади, и вдоль дороги тянулись столбы да сугробы. Еще немного — и Хогсмид скроется за поворотом. Скорпиус спрятал палочку в рукав (спасибо предусмотрительному папе за вшитые ножны!) и натянул перчатки. С запором на двери справилась простая Алохомора. Мальчик потянул дверь на себя и замер, вцепившись в поручень. Ветер бросал снег пригоршнями, маленькие льдинки царапали лицо. Вчера было чуть теплее, и подтаявшие сугробы сейчас точно покрылись прочной коркой наста.

Скорпиус сглотнул и чуть согнул ноги в коленях. Есть времена, когда нельзя оставаться в стороне. Даже если идиотизм поступка не снился даже гриффиндорцам…

«Ну, на счет три! — мысленно скомандовал он. — Раз… Два…»

Он повернулся боком, повиснув на поручне. Поворот приближался.

«Три!» — он с силой оттолкнулся — и полетел в сугроб. По инерции он пробежал еще немного — шаги казались ему неправдоподобно широкими и неуклюжими, будто ноги выписывали кренделя, как у какого-нибудь мультяшного героя. Наконец он сумел остановиться. Он стоял посреди заснеженного поля, чувствуя, как морозный воздух врывается в разгоряченные легкие и как постепенно утихает гулкая, отдающая по всему скелету, боль в пятках. Позади — деревня, налево — лес, направо — рельсы. Можно дойти до Хогсмида по шпалам, по расписанию поезд из Лондона будет еще нескоро. На своих двоих когда еще Малфой дотащится до Хогвартса…

За деревьями мелькнуло нечто темное. Можно решить проблему и другим способом… Скорпиус вынул волшебную палочку и направился к лесу. Сугробы становились все глубже, и он проваливался далеко не по колено. К тому же под снегом нет-нет, да и обнаруживался лед, по которому ноги предательски скользили. Уже у самой границы Скорпиус, открывший второе дыхание, поспешил — и поплатился за это: левая нога очередной раз соскользнула, и он всем весом навалился на застрявшую правую. Его повело в сторону, и лодыжку прострелило болью. Смачно ругнувшись, Малфой рухнул на бок. Ползком добравшись до леса, он кое-как пристроился на поваленный ствол и попытался оценить повреждение. С мрачным удовлетворением отметил, что, будь ботинки повыше, вывиха бы удалось избежать. Вывиха же, не перелома? Обезболивающее заклинание удалось с третьей попытки, но в результате нога онемела почти до бедра. Вправить вывих (пожалуйста, только вывих, без перелома!) Скорпиус не решился, так что со скрипом вытащенное из закоулков памяти «Ферула!» оказалось вполне уместной заменой. Наконец он встал, ощущая неприятную дрожь в ногах. Он шмыгнул носом и, сняв промокшую от снега перчатку, свистнул в два пальца.

Оставалось надеяться, что Маренго будет работать за гипотетические сэндвичи в перспективе.

* * *

Ступени будто сами ложились под ноги. Он словно взлетал все выше и выше, к сияющей спереди цели. Вот уже и смотровая площадка. На ней уже ни столов, ни телескопов — все убрали до следующего семестра. Но его это не волнует; его внимание сосредоточенно на человеке впереди. Этот человек протягивает небольшие песочные часы, только вместо песка в них — густой белый туман, мягко струящийся вниз. Вот оно — нет, она! Цель! Он обхватывает часы обеими руками, но ничего не происходит. Его сердце в отчаянии сжимается, а человек напротив щурит глаза и разочарованно кривится. Этот человек будто нехотя запускает руку в карман и достает оттуда пригоршню искрящейся пыли, на миг замирает — и бросает ее точно в лицо пришедшему.

— Revertimini mentis! — пророкотал человек.

Блестящая пыль окутала лицо пришедшего, он рассеянно моргнул… и осознал, что его зовут Альбус Поттер. И в его планы однозначно не входило оказаться на вершине самой высокой башни в компании самого нелюбимого преподавателя. Профессор Криви тоже не лучился счастьем, но он, кажется, знал, зачем все это. Альбус лихорадочно пытался вспомнить события недавнего прошлого. Утро, какао в гостиной, выступление директора, письмо… Письмо! Он вдохнул такую же пыль, и все мысли, кроме одной, будто Обливиэйтом отшибло. Да и единственная оставшаяся мысль явно ему самому не принадлежала.

— Ч-что вам нужно? — осторожно спросил Поттер, незаметно (как ему казалось) пятясь к двери.

Дверь хлопнула о косяк с такой силой, что Альбус подпрыгнул. Профессор Криви опустил палочку.

— К сожалению, усовершенствованный порт-ключ не может перенести вас без вашего согласия. Я попытался внушить вам эту мысль, но упрямый артефакт, видимо, отличает чужие желания от собственной воли тела. Поэтому вам придется осознанно взять порт-ключ и пожелать им воспользоваться.

Воспоминания безропотно всплыли в памяти: вот Альбус открыл письмо, вдохнул странную пыль — и тотчас припустил в Хогвартс, хорошо хоть поезд стоял… А если бы он открыл конверт минутой позже? И Скорпиус… Мерлин великий, а если он приложился головой, когда Альбус его оттолкнул? И все из-за непонятных планов Криви!

— Не понимаю, о чем вы, — ответил Альбус, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Что бы вы ни говорили, мне точно не хочется использовать порт-ключ неведомо куда.

— Есть много способов заставить тебя сделать то, что мне нужно, — Профессор был спокоен, будто сообщал прогноз погоды. — У меня как минимум четыре часа на то, чтобы ты передумал. Как мне кажется, физическая боль немного подтолкнет тебя… Круцио!

Ощущение того, как в теле ломаются все кости, кишки скручиваются в тугой узел, а сердце распирает так, что оно рвется наружу, невозможно описать никакими словами. Альбус много раз читал о действии пыточного заклинания, но никогда не воображал и сотой доли того, что оно представляло собой на самом деле. Когда Криви убрал палочку, мальчик не сразу вспомнил, кто он и где, и был не вполне уверен, что его тело по-прежнему цело. Лежать на холодных камнях и просто дышать казалось высшим благом.

— Если вы соизволите подняться, я дам вам порт-ключ, — все тем же скучающим тоном произнес Криви. — Но если вы не передумали, у меня есть и другие заклинания. В конце концов, от частого применения Круциатуса волшебники сходят с ума. Если такое произойдет с вами, будет весьма прискорбно.

— Почему… Так? — Альбус задыхался, не в силах составить фразу. Отчего-то казалось невероятно важным узнать, чего добивается Криви. И еще где-то на краю сознания билась мысль, что профессор не сможет пытать его, если будет рассказывать.

Криви качнулся на носках и подошел к мальчику — только начищенные ботинки матово отсвечивали в неверном свете зимнего солнца.

— День солнцестояния, мистер Поттер. Сегодня самая длинная ночь в году. Если подумаете, то поймете, что это идеальное время для такого, как вы. Ночь, холод, белый саван снега — это как ничто другое настроит вас на нужный лад. Вы ведь наследник самой Смерти, мистер Поттер, и сегодня самое время, чтобы вы вступили в свои права.

Альбус облизнул пересохшие губы. Встать он не пытался. План великолепного спасения самого себя никак в голову не приходил.

— И какая вам выгода? Кажется, Дары Смерти никому не приносили счастья. Или вы так не думаете?

— Наивный мистер Поттер! — Криви осклабился и шутливо погрозил пальцем. — Вам и прочим мелким ничтожествам не понять всего величия Даров. Где вам увидеть волю древних богов! Только философ может обладать Дарами, он один раскрыл их секрет. Он прошел по дороге между мирами куда дальше большинства смертных…

— И зачем ему я? — пискнул Альбус. Криви производил впечатление одержимого фанатика.

— Вы можете служить его инструментом, стать его эмиссаром. Вы можете подняться куда выше, чем я. Вдумайтесь, мистер Поттер: даже простая пешка на службе у гения достигнет величия, более того — бессмертия! Разве не прекрасна сама мысль о том, что можно ниспровергнуть смерть?

— Однозначно прекрасна, — буркнул Альбус. — Только это невозможно.

— Глупец! — глаза Криви налились кровью. — Раз за разом писать строки сакрального текста — и ничего не понять! Дары Смерти, обретенные Певереллами — лишь одно из воплощений! Кадуцей Гермеса, проводника душ; монета для оплаты переправы через Стикс, реку мертвых; шлем Афины, дарующий невидимость, — разве не узнаете вы здесь чудеса палочки, камня и мантии? Копье Луга, котел Брана и плащ Ангуса, о которых пели кельтские барды, — вы разве не находите здесь сходства? Экскалибур, Грааль и накидка феи Нимуэ — неужели вы все еще не видите? Линия! Круг! Треугольник! Знаки трех волшебных предметов, дающих власть над смертью — и вы, мистер Поттер, по чистой случайности отмечены как хозяин одного из этих артефактов!

Мужчина тяжело дышал. Он до хрипоты сорвал голос, доказывая свою теорию. Наконец он перевел дыхание и будто бы успокоившись, сказал:

— Будьте разумны, мистер Поттер. Я направлю вас к тому, кто сможет направить вас столь далеко на грань миров, что вы сумеете взять причитающийся вам Камень. Вы узнаете всю его историю — ведь вы именно этого хотели? Думаете, я не знал, что вы искали в библиотеке? Одумайтесь, Поттер... Что вас ждет в Хогвартсе? Вы получили свою долю презрения. Еще бы, так опозорить семью и собственного отца… У вас есть шанс искупить вину, послужив великому делу. Решайтесь скорее, мистер Поттер.

Альбус медленно поднялся с пола. Лежать так дальше жутко холодно — не говоря уж о том, что унизительно. Возможно, у него будет шанс войти в историю школы, как неожиданно смелому слизеринцу… Помощи-то ждать неоткуда. Может, попробовать сбросить порт-ключ с Башни? Желания отправляться к тому, кто сумел капитально промыть мозги простому учителю, не было совершенно. Как и признаваться в том, что Воскрешающий Камень лежит во внутреннем кармане мантии.

За спиной оглушительно хлопнула дверь.

— Отвалите от него, вы! .. — Малфой, взмокший, взлохмаченный, в скособоченной мантии, ввалился на смотровую площадку. Не останавливаясь, он надвинулся на профессора с вызывающе высоко поднятой волшебной палочкой. Если у него и был план, то он основывался на чистом безумстве.

Криви ухмыльнулся.

— Третий — лишний, мистер Малфой. Авада…

— Нет! — Поттер в прыжке сбил Скорпиуса на пол, и они вместе покатились по камням. Вдруг они резко остановились. Малфой зашипел — сомнительная честь затормозить спиной о зубец досталась именно ему.

Туфли Криви зашаркали по обледенелой площадке.

— Это бессмысленно, мистер Поттер. Вы, в отличие от вашего сокурсника, нужны мне живым.

Первым сориентировался Скорпиус.

— Вам, в отличие от нас, придется перетоптаться! Мы уходим — и не вздумайте мешать. Альбус нужен вам в целости и сохранности, так ведь?

Волшебная палочка, упершаяся Поттеру в шею, лучше всяких слов доказывала серьезность намерений.

— Невероятная глупость, — процедил Криви.

— С вашей стороны — так точно! — парировал Малфой, поднимаясь сам и рывком поднимая Альбуса.

Боком, по-крабьи, мальчишки двинулись в сторону двери — точнее, туда направился Скорпиус, цепко ухватившийся за мантию Альбуса и подталкивающий его в нужном направлении.

— Как я уже сказал, невероятная глупость полагать, что в моем арсенале всего одно разрушительное заклинание. Предупреждаю — будет неприятно, мистер Поттер… Но выживет только тот, к кому я успею применить контрзаклятие.

Альбус запнулся, но Малфой продолжал движение.

— Блефуете, — пробормотал Скорпиус, но попытался ускориться.

— Едва ли, — ответил Криви, поднимая палочку. — Сектумсемпра!

Малфой потянул их обоих в сторону, но прогулки вслепую загнали их в угол. Ослепительно-белый луч рассек воздух…

"Кто-нибудь, пожалуйста!.." — взмолился Альбус. Его сил хватило лишь на то, чтобы зажмуриться.

И в следующий миг их накрыло нечто темное и тяжелое.

Темнота. Тишина. Он умер? Получается, быть наследником Смерти не подразумевает особенных с ней отношений. Такие же правила, как и для всех прочих — мрак и давящая на грудь тяжесть. Забавно: отец остался жив после двух смертельных проклятий, а Альбус даже не знает, какое заклинание оборвало его жизнь…

Вдруг тяжесть исчезла, и по глазам резанул свет. Когда Альбус проморгался и смог сфокусировать взгляд, он увидел нависающую над ним фигуру в черном. Тычок сзади под ребра просигнализировал о том, что Малфою надоело играть роль коврика. Одна брючина задралась при падении, и нога совершенно отчетливо ощущала холод обледенелых камней. Похоже, похороны отменяются. Вселенская тьма оказалось всего лишь распахнувшейся черной мантией, а тяжесть — просто человеческим телом.

Черный человек, как окрестил про себя Альбус их неожиданного защитника, оперся на локоть и встал, освобождая мальчикам пространство для маневра. Он был высок, худ и состоял, казалось, из одних острых углов. На бледном лице алым пятном горела ушибленная скула — приземление прошло не слишком ловко. С другой стороны, он как-то сумел затормозить о стену, не расквасив себе нос при этом. Носу — длинному, с трепещущими тонкими крыльями и заметной горбинкой — тесное знакомство с каменной кладкой красоты бы не прибавило. Глаза — темные, как беззвездная ночь, — смотрели настороженно-внимательно. Их взгляд был взглядом взрослого, хотя сам мужчина, а точнее, молодой человек, больше походил на ровесника Тедди или одного из его старших товарищей.

Черный человек выпрямился и резко развернулся туда, где стоял Криви — только взметнулись вороньим крылом спутанные черные волосы. Альбус весь сжался: у заслонившего их с Малфоем человека не было волшебной палочки, да еще и заклинание профессора, похоже, попало в него. Из-за Альбуса теперь пострадает не только его друг, но и этот незнакомец!

Но Криви медлил с атакой. С его стороны не доносилось ни звука. Альбус рискнул подняться и взглянуть на противника. Профессор был бледнее смерти. Палочка сжата в кулаке так, что костяшки побелели, и руки трясутся как у припадочного. Нижняя губа приоткрытого рта подрагивает, будто мужчина силится что-то сказать.

— В-вы… — наконец слетает с его губ. Голос его едва слышен. — Невозможно…

Незнакомец делает шаг вперед.

— Невозможно! — Криви срывается на крик. — Вы мертвы! Вы дух, тень, воспоминание! Не человек! Не челове-е-ек… — скулит он под конец.

Незнакомец не спорит. Он просто мягко ступает, сокращая расстояние между ними. Криви пятится. Его колотит крупная дрожь.

— Не подходите… — он выставляет палочку перед собой. — Не приближайтесь ко мне!

Движения черного человека, широкие, размашистые, становятся осторожно-плавными. Палочка Криви ходит ходуном.

— Не подходите! — взвизгивает профессор магловедения. — Импе…

Незнакомец взвился в прыжке. В следующий миг Криви уже лежал на полу, а его палочка отлетела к зубцам на краю башни. Черный человек уперся коленом ему в поясницу, не позволяя подняться. Преподаватель вертелся, пытаясь вырваться, но тщетно.

— Палочка… Нужно его обездвижить, — хрипло произносит незнакомец.

— Могу предложить свою, — откликнулся Скорпиус. Он попытался встать, но тут же поморщился. — Но, кажется, я не в состоянии передать ее вам лично.

Их спаситель покачал головой.

— Не стоит. Палочка Криви, думаю, вполне подойдет. Могу я рассчитывать на вашу помощь, мистер Поттер?

Альбус нерешительно кивнул и выполнил требуемое, хотя приближаться к профессору, пусть и поверженному, было страшно. Поттер протянул палочку хмурому незнакомцу и замер в паре шагов.

Криви, наконец, прекратил свою возню — но только для того, чтобы вывернуть шею и впиться взглядом в Альбуса. В его глазах расплывалась уже знакомая чернильно-синяя мгла. Мир наполнился шорохами испорченного радио, отдельные звуки начали складываться в слова. Реальность подернулась мутной белесой дымкой…

В этот момент произошло три вещи: Малфой завопил, безошибочно опознав очередной поттеровский приступ, незнакомец прицелился в Альбуса и выкрикнул какое-то заклинание, а Криви воспользовался моментом и освободился. Миг — и он уже балансирует меж зубцов, а по его лицу расплывается безумная улыбка.

— Стоять! — орет Малфой, вскидывая палочку. Но он безнадежно опаздывает.

Дэннис Криви, тридцати четырех лет от роду, преподаватель магловедения и декан Гриффиндора, отсалютовал им и шагнул с Башни.

* * *

Незнакомец энергично тряс Альбуса, придерживая за плечи, ровно до тех пор, пока мир не прекратил уплывать в потусторонние дали. Убедившись, что с мальчиком все в порядке, он поднялся с колен.

— Нужно уходить, — его голос звучал так, будто этот человек привык командовать. — Кто из профессоров сейчас в школе?

— Разве что Биннс, — хмыкнул Малфой. — Все разъехались на каникулы, а МакГонагалл сегодня отчитывается в Министерстве. Впрочем, можно попробовать собрать Криви.

Альбус вдруг ощутил, что хочет подойти к краю и лично убедиться, что…

— Куда? — рявкнул мужчина, цепко хватая Поттера за плечо. — Не хватает острых впечатлений?

— Я тоже не прочь посмотреть, — снова подал голос Малфой.

На его долю выпал столь тяжелый взгляд, что Скорпиус потупился.

— Не то что бы я какой-то извращенец, повернутый на этом… Но я предпочел бы быть уверенным в том, что он… Ну, что его больше нет. И разве подтверждение или опровержение этого факта не поможет вам — да, именно вам! — отчитаться перед МакГонагалл? Она все-таки директор, и точно пожелает узнать, что произошло в ее отсутствие в ее школе. А вы единственный совершеннолетний свидетель, как ни крути, — смущаться надолго Малфой однозначно не умел.

Взгляд черного человека слегка изменился, став из мрачного кислым.

— Не ваша это печаль, мистер Малфой.

Альбус следил за их разговором, но как-то вяло, без интереса. Тело налилось тяжестью и постепенно замерзало — даже это он почему-то чувствовал отстраненно. Незнакомец пристально посмотрел ему в глаза и обернулся к Скорпиусу:

— Колдомедик на месте?

Тот мотает головой.

— Мастер Ишиас снялся со смены еще утром. Из Мунго пришлют еще кого-то, но не раньше января.

Черный человек дернул застежку мантии, и она с мягким щелчком расстегнулась. Черный жилет, черная рубашка… Мантия легла на плечи Альбуса. Он не успел возразить ни единым словом, как мужчина уже поднял его на руки. Подбородок утыкнулся в обтянутое колючей шерстью плечо, а по щеке скользнули тяжелые, жирноватые на ощупь пряди.

— Я обновлю вашу шину и обезболивающее заклинание, мистер Малфой, — пророкотал голос, и Альбус ощутил его вибрации всем телом. — Сможете спуститься, если обопретесь на меня? Привести Поттера в чувство прямо здесь не получится.

Что ответил Малфой — Альбус уже не услышал.

* * *

— …а вы, собственно, кто? — голос профессора Фауста наслаивается на истошный металлический визг какого-то прибора.

— Зельевар.

— О, очередной страдалец от мэтра? Как я вижу, вы уже нашли учеников. Я сам аппарировал с экспресса — Лефевр уж очень настойчиво утверждал, что два первокурсника таинственным образом покинули поезд. Что на этот раз, мистер Малфой? Обратите внимание на то, как свистит Проявитель Тьмы: он словно сбесился, едва я пересек антиаппарационный барьер.

— Профессор, мы…

— Рискну предположить, что прибор реагирует на Круциатус, мистер…

— Фауст. Герр Фауст, если вас не затруднит. Причем здесь…

— Круциатус, герр Фауст, был наложен на вашего студента в моем присутствии. Самое интересное то, что это сделал один из преподавателей, — в рокоте голоса черного человека угадывался с трудом сдерживаемый гнев.

— Безумие, форменное безумие! Никто не мог этого сделать, вы…

Плечо под головой Альбуса зашевелилось.

— Узнаете эту палочку? Можете спросить Поттера, как только он очнется. Думаю, он поведает вам, в чьих руках она была.

— В голове не укладывается. Криви… — растерянность делала тон Фауста почти несчастным.

— Вряд ли я могу сейчас дать объяснение логике его поступков. Думаю, вам следует известить МакГонагалл — здесь она нужнее, чем в Министерстве.

— Да, вы правы. Я присоединюсь к вам в Больничном крыле, как только свяжусь с ней. Возможно, стоит снять анитиаппарационный барьер или хотя бы блок с каминной сети…

— Может, вы для начала снимете ваше заклинание Истины? Оно добавляет Проявителю премерзкие обертона.

* * *

Запах хлорки и грозовых туч.

— …а я знаю, кто вы, — голос Скорпиуса звенит от волнения. — Вы личный поттеровский ангел-хранитель.

Чуть в стороне раздается насмешливое фырканье.

— Потрясающее умозаключение. На чем, позвольте спросить, оно основано?

Малфой продолжает под аккомпанемент звяканья склянок:

— Во-первых, случай у озера. Если бы в кустах не замаячила черная тень, я бы туда и близко не подошел. Тень удивительно подходила под вашу комплекцию: выше, чем любой из старшекурсников, и тоньше, чем у преподавателей. Ни шляпы, ни волшебной палочки. Во-вторых, случай с зельем. По-хорошему, ему нужно было позвать кого-то, кто остановил бы ритуал в нужный момент, но Альбус этого не сделал. Более того, он едва не угробил себя — и только некая черная тень заставила его выйти из круга. Ну, и в-третьих, сегодняшние события. Не знаю, на что вы рассчитывали, бросаясь под заклинание, которое на гуляш порубить может, но результат просто потрясающий. И это… Спасибо. Если бы не вы, я лежал бы сейчас унылой кучкой фарша, а Поттер был бы где-то на краю света в компании психа Криви и его идейного вдохновителя. При условии, что Криви вообще сумел бы правильно прочитать контрзаклятие.

Звяканье прекратилось.

— Аргументы так себе. Я отнюдь не ангел.

— Я все равно искренне благодарен, будь вы хоть сотню раз властитель всех демонов ада.

Альбус ощутил прикосновение шершавой ладони, аккуратно сдвинувшей его челюсть, и тут же в горло полилось нечто терпкое, горячее, густое… Он закашлялся — и окончательно пришел в себя.

— Вы с нами, мистер Поттер? — озабоченность в голосе черного человека несколько не соответствовала суровой мине на его лице.

Альбус попробовал кивнуть — получилось.

— Головокружение, тошнота, боли?

Мальчик уже увереннее покачал головой. На лице мужчины промелькнуло облегчение, и он откинулся на спинку стула. Альбус смог увидеть белую ширму и передвижной столик, заставленный пузырьками всех цветов и размеров. Свет одинокого Люмоса выхватывал и край соседней кровати, на которой расположился Малфой.

Больничное крыло. И они оба живы, как это ни странно.

— С-спасибо, мистер… — слова все еще давались с трудом. — Вы очень нам помогли, и вообще… Но откуда… Откуда вы знаете нас? Как сумели перенестись туда в самый нужный момент?

Уголок рта спасителя изогнулся в печальной ухмылке.

— Я-то думал, что вы догадаетесь, мистер Поттер. Догадаетесь с учетом вашей истории, ваших новообретенных способностей и ваших видений. Кажется, вам немало рассказали про Аннон, Шеол и прочие вариации на тему...

За дверью послышался шум, более всего похожий на топот спешащей куда-то кавалерии. Пару секунд спустя в Больничное крыло ворвался… еще один Скорпиус Малфой.

Правда, как только он поднял волшебную палочку и зажег свет, стало ясно, что он куда старше и выше Скорпиуса. Выходит, Малфой-отец. Альбус мельком видел его в сентябре на Кингс-Кросс, но связать того чопорного джентльмена с этим растрепанным, раскрасневшимся от бега мужчиной в смокинге, на плечах которого таяли снежинки, было довольно сложно. В левой руке он сжимал расстегнутые наручные часы.

— Скорпиус!

— Да все в порядке, пап, — тон у мальчика был виноватым и слегка испуганным.

Голос сына успокоил старшего Малфоя ровно настолько, чтобы он отметил присутствие посторонних и поправил державшийся на честном слове галстук-бабочку, прежде чем подойти ближе. Как раз в этот момент Черный человек обернулся.

— Ма-атерь божья… — протянул лорд Малфой, разом побледнев лицом и бессильно приваливаясь к стене.

— Вашими стараниями, мистер Поттер, — продолжил незнакомец как ни в чем не бывало, — по Хогвартсу бродит непозволительно живой мертвец.

Он встал со стула и отвесил присутствующим легкий поклон.

— Северус Снейп к вашим услугам.

— А я вас по-другому представлял, — ляпнул Альбус. В повисшей тишине это прозвучало особенно громко.

Гениальное замечание. Однозначно. Черный человек — то есть Северус Снейп — всем телом развернулся к мальчику.

— И как, позвольте узнать? — взглядом этих прищуренных глаз можно было выморозить Озеро до дна. В нем явно угадывалось домысленное: «Какие претензии? Что во мне вас не устраивает, а?».

— Ну, не так… Не таким молодым, — замялся Альбус. — То есть не подумайте, что это как-то в плохом смысле, я вообще…

Тот поднял руку, прерывая бессвязный поток слов.

— Смею вас уверить, я значительно старше и опытней, чем может показаться.

Малфой-старший принял строго вертикальное положение — и осторожно приблизился к мужчине:

— Вы позволите? — поинтересовался он, поднимая палочку.

«Черный человек» с деланным безразличием пожал плечами. Малфой зашептал, и с его палочки посыпались серебристые искры. Белесые брови почти столкнулись на переносице. Наконец, фонтан искр иссяк, и Малфой-старший поднял глаза на темноволосого мужчину:

— Возраст — двадцать один год, восемь месяцев и двадцать два дня. Кровь смешанная, доминируют черты старинного, но ныне угасшего рода. Преобладание в структуре магии стихии воды и весьма необычная при таких данных способность к ментальным искусствам. Более полутора тысяч заклинаний в активном использовании. Чувствуется некоторое несоответствие между возрастом и навыками, не правда ли?

Ему ответили кривоватой усмешкой:

— Вывод, без сомнения, безупречен. Однако он не может ни подтвердить, ни опровергнуть ваше предположение о том, кто я. Все те же проблемы с доказательной базой, мистер Малфой?

— Нельзя говорить о «тех же» проблемах, если никогда их не знали, — мистер Малфой облизнул губы — точно так, как делал Скорпиус, когда волновался. — Так что, либо вы действительно знали меня прежде, либо…

— …Либо я намеренно вожу вас за нос. Вопрос в том, во что вы хотите и можете верить. Даже Сыворотка Правды не сможет удовлетворить ваше любопытство — в конце концов, я могу быть совершенно искренним в своем бреде сумасшедшим. А может, я сам не уверен в том, кто я и что я…

— Хватит! — Малфой-старший вздрогнул всем телом. — Пожалуйста, хватит!

Усмешка исчезла. Теперь черный человек просто не спускал с мистера Малфоя тяжелого взгляда. Тяжелого, темного и приправленного толикой затаенной боли.

— Мне нечем подтвердить свои слова, — прошептал он.

Малфой-старший вытянулся в струну.

— Не становитесь моим личным боггартом…

— Каким именно? — уголок рта снова дернулся вверх, но на сей раз это напоминало улыбку — тихую, непривычную и тщательно скрываемую, но тем не менее. — Люциусом с розгой наперевес? Пьяным дуэтом Мальсибера и Эйвери? Или… — уголки рта разъехались еще шире, — Дедаброй-Кадаброй?

Скорпиус сдавленно фыркнул. Похоже, он был в курсе того, кем являются все эти в высшей степени странные личности. А мистер Малфой спокойно улыбнулся.

— Мне уже давно не семь лет.

— Тогда вы, надеюсь, нашли более эффективный способ борьбы со страхом, нежели тогда. Было бы неловко, если бы мне, по примеру вашего грозного деда Абраксаса, пришлось вырядиться в наволочку домового эльфа.

Малфой-старший шагнул вперед.

— Сами же и научили… Крёстный, — сказал он и заключил мужчину в объятия.

Глаза у обоих подозрительно блестели.

* * *

— Нужно вызвать Поттера, — с сожалением произнес Северус Снейп.

Драко Малфой скривился.

— Это действительно необходимо? Мое поместье и все мои ресурсы в вашем распоряжении. Я знаю, у кого выправить документы, создадим вам новую личность. Родные за океаном — ну, то есть родственники моей жены — они с радостью вас примут. Черт, я даже не рассказал вам, что женился… Скорпиус будет молчать, а на Поттера-младшего можно наложить Обливиэйт.

— Я вполне могу тоже молчать, — решил уточнить Альбус.

— Эй, я не позволю так поступить с моим другом! — воскликнул Скорпиус. — Это, по меньшей мере, подло!

Мистер Малфой смерил его строгим взглядом.

— По меньшей мере, подло заставлять отца аппарировать через континент, подвергая свою жизнь неоправданному риску.

— Еще как оправданному! — возразил Скорпиус.

— Мы с тобой дома поговорим, — проникновенно пообещал ему отец. Но Скорпиуса так просто не заткнешь:

— Это была чрезвычайная ситуация! И вообще, во всем виноват Криви!

Вот на этих словах Малфой-старший позеленел.

— Я просил… — севшим голосом сказал он. — Я умолял тебя не связываться с этим человеком!

— А я и не связывался, — фыркнул Скорпиус. — Он сам привязался к Поттеру. Ну, а когда его фокусы стали опасными, я не смог не вмешаться.

Малфой-старший судорожно втянул воздух.

— Пап, ты сам учил меня, что своих не бросают! — укоризненно покачал головой мальчик. — И потом, я действовал продуманно!

— В каком, интересно, месте — продуманно? — перебили его в два голоса. Альбус недоуменно уставился на Снейпа — и встретил столь же растерянный взгляд. Похоже, озвучивать мнение, совпадающее с чьим-либо еще, было в новинку им обоим.

— Все это дело прошлого. Сейчас нужно думать о том, как справиться с последствиями. И я склонен полагать, что сложившаяся ситуация куда серьезней, чем агрессивная форма помешательства у одного из преподавателей, — Снейп взмахом руки призвал присутствующих к молчанию. — Дело в том, что мистер Поттер в силу обстоятельств оказался обладателем весьма могущественного артефакта. Следствием этого стали как опасная деятельность мистера Дэнниса Криви, так и мое… м-м-м… оживление. Артефакт специфический, малоизвестный и стопроцентно некромантический. Если бы цели Криви были личными, он бы заставил мистера Поттера воспользоваться артефактом — однако он, напротив, собирался переправить мистера Поттера к некоему сообщнику, не разбираясь в том, есть ли у него с собой требуемый артефакт или нет. Что привлекает внимание к фигуре сообщника. По-видимости, именно сообщник является инициатором и мозговым центром охоты за артефактом. Он снабжает Криви информацией, зачаровывает мощный портал, даже наделяет его способностями к легилименции. В бытность студентом Криви был совершенно не приспособлен к ментальной магии — слишком груб и прямолинеен — но сегодня я был свидетелем профессионально исполненного им ментального подчинения. И даже если Криви самоустранился, остается его сообщник, который вполне может снарядить за Поттером еще одного охотника — или явиться за ним самостоятельно.

Повисла тишина. Альбус вдруг захотел, чтобы все это оказалось сном. Кошмаром. Так, чтобы он сейчас проснулся — и…

— Таким образом, младший Поттер обладает столь же специфическим везением, как и его отец? — после долгой паузы спросил мистер Малфой.

— Боюсь, что так. И, раз уж я не знаю, надолго ли хватит моей неожиданно обретенной жизни, мой долг — как можно скорее известить мистера Гарри Поттера о грозящей его сыну опасности.

— Вам так не хватало возни с Поттером? — хмыкнул Малфой-старший.

— Полагаю, что это сродни вечному проклятию, — пожал плечами Снейп. — Кстати, если хотите, чтобы Скорпиус не вляпался в эту историю окончательно, сейчас самое время вернуться в поместье.

Мистер Малфой кивнул в знак согласия.

— Дживси! — он щелкнул пальцами, и в комнате появился домовой эльф. Эльф выглядел куда моложе знакомого Альбусу Кикимера, но при этом был совершенно лыс, а вместо обычных для домовиков полотенца или наволочки на нем были брюки, рубашка и темный жилет.

— Папа! — негодующе подпрыгнул на кровати Скорпиус — и тут же поморщился: действие обезболивающего заклинания почти выдохлось.

Эльф взглянул на него и сдвинул на переносице лохматые бровки:

— Мастер Скорпиус все-таки попал в неприятности.

Мальчик чуть покраснел и пробормотал:

— Уж хоть ты-то должен понять, Дживси…

— Камин подключен к сети, верно? — спросил эльф, и не дожидаясь ответа, зажег огонь. — Нужно отправить мастера Скорпиуса к господину МакДьюи, он сможет позаботиться о его травме.

— Прекрасная мысль, — кивнул мистер Малфой. — Я присоединюсь к вам, как только успокою Асторию.

Мужчина подошел к кровати и поднял сына на руки. Смущенное и скомканное: «Яженеребенок!!!» он проигнорировал. Как только он помог Скорпиусу встать за каминную решетку, домовик извлек прямо из воздуха туго набитый кожаный мешочек и передал хозяину.

Мистер Малфой распустил шнурок на горловине и проследил, чтобы и эльф, и мальчик загребли по полной горсти Летучего пороха.

— Надеюсь, что Эндрю вправит тебе мозги, — сказал он сыну.

Скорпиус ответил ему честным и дерзким взглядом:

— Он согласится, что я поступил правильно.

Малфой-старший возвел глаза к потолку:

— Я просто хочу, чтобы ты был осмотрительнее. Все, обсудим это позже.

И со словами: «Дом МакДьюи!» Скорпиус и домовик исчезли в столбе зеленого пламени. Мистер Малфой обернулся к Снейпу:

— Я открою для вас камин в поместье. Или можете аппарировать, но лучше не в дом — я его слегка… эм-м… отремонтировал, а в каменную беседку или к главным воротам. И помните — я жду вас. В любом, черт побери, виде.

И тоже исчез в каминной сети.

Снейп опустился на кровать рядом с альбусовой.

— Мне приходилось вызывать родителей моих студентов в школу, но чтобы так… Позволите вашу палочку, мистер Поттер?

Минуту спустя перед ними стояла серебристая лань.

— Надеюсь, вашему отцу это покажется достаточно убедительным.

* * *

Вскоре в коридоре послышались шаги. Дверь скрипнула, и у Альбуса замерло сердце — неужели папа уже здесь? Но вошедший оказался профессором Фаустом, и с ним была директор МакГонагалл. Альбус почувствовал себя слегка разочарованным, успокоился… но вдруг вспомнил, что госпожа директор может задать ему далеко не один неприятный вопрос.

Но от вопросов он был избавлен — хотя бы временно, потому что директор заметила Снейпа.

— Вот ведь Мордред драный! — воскликнула она — и тут же, будто опомнившись, прижала ладони ко рту. Жест, свойственный набедокурившей школьнице, но никак не серьезному директору.

Ее взгляд метался со Снейпа на Альбуса, на вежливо молчащего и ничего не понимающего в происходящем Фауста, снова на Снейпа…

— Мне кажется, мы с коллегой обсудим происшествие в моем кабинете, — наконец произнесла она. — Там, знаете ли, удобнее, к тому же сможем связаться с Авроратом, с Министерством… Со святым Мунго связь не требуется?

— Нет, с Поттером все будет в порядке, госпожа директор, — ответил Снейп. Его лицо превратилось в безразличную маску.

— Вот и замечательно, — Миневра МакГонагалл ухватила Снейпа за рукав и решительно потянула за собой. — Рихард, могу я попросить вас присмотреть за пострадавшим?

«Да, разумеется!» Фауст ответил уже ее спине, удаляющейся с неожиданной для возраста директора прытью.

— А как мистер Малфой? — без особой надежды на вразумительный ответ поинтересовался Фауст у Альбуса. — Он же тоже должен быть здесь.

— Его уже отец забрал. А теперь, пожалуйста, могу я пока поспать? — сказал Альбус и позорно капитулировал под одеяло.

* * *

Гарри Поттер служил аврором уже пятнадцать лет. Он участвовал в сотнях опасных операций, не говоря уж о том, что в одиночку выходил против Воландеморта и остался жив, относительно здоров и даже психически нормален.

Но никогда еще он не получал Патронусов-посланников от мертвых профессоров из Хогвартса. Тем более тогда, когда он ищет своего сына, ухитрившегося потеряться по дороге домой.

Так что ничего удивительного в том, что Гарри Поттер плюнул на бесконечные разговоры с ничего толком не знающим Джеймсом и знающими ненамного больше слизеринцами, перепоручил аналитическую работу верной подруге Гермионе Грейнджер-Уизли и аппарировал в Хогсмид, откуда и направился в свою альма-матер.

Сугробы намело глубокие, под снегом коварно прятался довольно-таки скользкий слой льда, да еще и стемнело так, что без Люмоса дороги не разберешь, но все это замечательно отвлекало Гарри Поттера от тревожащей неизвестности.

Войдя в незапертые ворота (и куда только Филч смотрит!), мужчина решил начать поиски хоть кого-нибудь с директорского кабинета. Даже если там нет МакГонагалл, можно будет привлечь к поискам портреты и задействовать обширную коллекцию детекторов магии.

Однако ему повезло — МакГонагалл была на рабочем месте и сразу впустила бывшего ученика. Гарри порадовался было, но тут его нос уловил терпкий запах выдержанного шотландского виски. Зайдя в освещенный кабинет, он заметил и раскрасневшиеся щеки МакГонагалл, и сваленные покосившимися стопками бумаги, и пару стопок на совершенно пустом столе. Стул для посетителей был трансфигурирован в кресло с высокой спинкой, и в этом кресле явно кто-то сидел — Гарри видел небрежно вытянутые длинные ноги и расслабленно лежащую на подлокотнике бледную кисть руки. В общем, все это было в высшей степени подозрительно.

— Я не помешал, профессор?.. — осторожно осведомился Гарри. Даже после стольких лет он не мог перейти со своим бывшим деканом на менее официальное «Миневра» — в отличие от ее посетителя, которому хватило наглости заявить:

— Оставьте нас, Миневра. Думаю, мы с вами обговорим детали позднее.

И ведь даже с кресла не поднялся! Тем не менее, директор МакГонагалл не только не одернула нахала (а ведь он ей в сыновья годился, судя по голосу!), но и улыбнулась:

— Хорошо. Пойду пока, поговорю с Рихардом — боюсь, он совсем зачахнет, если ему ничего не объяснить, — и покинула кабинет.

Гарри топтался на месте, не решаясь ни сесть на свободное (директорское же!) кресло, ни развернуться и уйти. Даже портреты, на чью помощь он рассчитывал в случае отсутствия директора, его подвели — рамы чернели пустотой, словно все их обитатели с поразительным единодушием решили прогуляться.

— Будете стоять столбом, мистер Поттер? — поинтересовался сидящий в кресле. Голос отчего-то показался Гарри знакомым, хотя он никак не мог припомнить, кто бы мог похвастаться подобной возможностью безнаказанно хамить МакГонагалл.

— Предпочитаю стоять в присутствии старших и уважаемых людей. А сейчас решаю, стоит ли уйти прямо сейчас или лучше дождаться директора. Я пришел, чтобы поговорить с ней, а не с вами, мистер Низкопробный Наглец.

Гарри хотел, чтобы его слова задели того человека — не похоже, чтоб это у него получилось.

— Браво, мистер Поттер! Вы не изменяете своей привычке хамить тем, к кому не испытываете теплых чувств. И все же я предпочел бы, чтоб вы сели, — с непонятной грустью добавил Наглец и встал с кресла.

Гарри Поттер служил аврором уже пятнадцать лет. Гарри Поттер участвовал в сотнях опасных операций, не говоря уж о том, что в одиночку выходил против Воландеморта и остался жив, относительно здоров и даже психически нормален. Но сейчас он — стыд-то какой! — свалился в обморок.

Северус Снейп был последним, кого он ожидал бы увидеть.

* * *

Ноздри защекотал резкий запах нашатыря. Гарри Поттер наморщил нос, но запах никуда не исчез, но напротив, будто стал сильнее и гаже. Так что Гарри оглушительно чихнул, а потом ему волей-неволей пришлось открыть глаза. И первое, что он увидел — золотисто-бурая гладь виски в граненом стакане.

— Пейте, — раздался над ухом голос. — У меня нет времени варить успокоительное, так что берите, что дают.

Гарри залпом осушил стакан и повернул-таки голову в сторону говорящего:

— Я умер?

Снейп на это только хмыкнул.

— Вы живее всех живых, Поттер. И я — по крайней мере, сейчас — тоже.

— Но вы… Я…

— Потрясающее доказательство ваших умственных способностей. Может, скажете, зачем вам понадобилось бросать в Запретном лесу опасный артефакт?

— Что? — Гарри все так же не понимал. Некоторые вещи со временем ничуть не меняются — надежный уют Хогвартса, радость полета, непонятные объяснения Снейпа…

— Воскрешающий Камень, Поттер! — рявкнул Снейп. — Какого Мордреда лысого вы воспользовались им, став его полноправным хозяином — и оставили его? Я говорю о событиях почти двадцатилетней давности, если вы по-прежнему непроходимо глупы!

— А вы непроходимо вредны, — обиделся Гарри. — И мне все равно неясно, что я сделал не так. Да вы вообще радоваться должны, если вас этот камень оживил!

— О да, я безумно рад! — огрызнулся Снейп. — Это же просто потрясающе: умереть — и не иметь возможности исчезнуть в небытии только потому, что одному малолетнему идиоту взбрело в голову пообщаться с мертвыми!

— Если бы не они, я бы вообще не смог решиться и выйти к Воландеморту! — проорал Гарри. — И вы к этому не имеете никакого отношения!

— Было бы неплохо, но это не так! — градус снейпова гнева накалился до предела. — Вместо того, чтобы призвать все части души Темного Лорда и разбить их поодиночке, благо, оставалось всего три, вы ударились в геройство и пошли на поводу у безумного магического террориста и умерли, чертов Поттер, умерли после всех стараний! Вы могли не вернуться, сумасшедший вы, безответственный, ГЛУПЫЙ МАЛЬЧИШКА!

Гарри словно ледяной водой окатили. Посмотреть на них двоих со стороны: нависли над столом, рычат, как два вервольфа, бескровно-белые пальцы сжимаются в кулаки… А он столько не сказал этому человеку. А Снейп орет на него — и не потому, что Гарри запорол дело, у него все получилось, а… почему?

— Простите, — Гарри постарался, чтобы его голос звучал спокойно. — Но я рассказал Невиллу про Нагайну, да и без крестражей Воландеморт стал бы простым смертным…

Снейп осекся. Пару мгновений он устало смотрел в глаза Гарри — не читал мысли, нет — просто смотрел.

— Не в этом дело, — наконец сказал он. — Я считал, что Дамблдор растил вас, как свинью для убоя, но Камень… Я узнал-таки о крестражах, потому что вы со своими друзьями слишком много болтали в пределах слышимости Финеаса Найджелуса, а он прекрасно помнит содержание всех книг в библиотеке Блэков и не против поразглагольствовать на эту тему. Но Дары Смерти… Тем более действительно работающие Дары… В моем корявом посмертии я обрел надежду, что Дамблдор все же любил вас, что он все же оставил вам возможность спастись, спрятанную в этом дурацком снитче… И каково же было мое бешенство, когда вы, не задумываясь, отправились на собственную казнь!

— Но как, профессор? Вы не могли…

Снейп отвел взгляд.

— Довольно просто, Поттер. Не знаю, что именно вы видели в те минуты, когда были фактически мертвы, но именно так для вас выглядело Междумирье. Оттуда души могут отправляться в Иной мир, он же Царство Мертвых, Асфоделевые поля, Вырий — да как его только не называют. Тот Свет, Аннон, Аид... Некоторые, впрочем, выбирают мир подлунный, наполненный жизнью.

— Но тогда вы должны были стать призраком, или? .. — Гарри поежился от этой мысли.

Он вспомнил, как громил этот самый кабинет после смерти Сириуса — и как потом раскрывал ему тайны посмертия Почти Безголовый Ник. После того рассказа Гарри и врагу бы не пожелал стать привидением.

— Одно уточнение: чтобы придать своей душе видимый призрачный образ, волшебник расплачивается своей магией. Собственно говоря, именно поэтому души маглов не скитаются по свету — им попросту нечем заплатить. Нет образа, нет привязки — и душа через три дня исчезает, рассеивается, как дым. Приблизительно через сорок дней от нее не остается и следа ни в том, ни в этом мире.

— И вы… — сердце Гарри пропустило удар.

— По моим расчетам, трех дней вполне хватило бы, чтобы узнать финал Битвы за Хогвартс, — совершенно спокойно сказал Снейп. Он снова смотрел Гарри в глаза. — А болтаться по Хогвартсу в виде бесправной тени — увольте. Так что мои планы на посмертие были короткими и конкретными.

Гарри хотел бы знать, что такого важного Снейп хотел узнать за эти три дня — настолько важного, чтобы отказаться от рая, ада и бессмертия души. Но спросить не мог, и потому вопрос, который он задал, был прост:

— И что же пошло не так?

Снейп опустил голову.

— Я был там, когда вы использовали Камень. Для мертвых он сияет путеводной звездой — думаю, именно так он призывает души из Иного мира. А я просто оказался рядом. Когда Камень… выпал, их души вернулись туда, откуда их привели. Но не я. Я должен был остаться. И остался — вот только не на три дня, как рассчитывал, а много дольше. Полагаю, именно сила Камня, лишившегося хозяина, удерживала меня все эти годы, не позволяя исчезнуть.

В голове Гарри со страшной скоростью метались мысли: он пытался представить себя на месте Снейпа. Он видел крах дела, ради которого пожертвовал жизнью, и видел его триумф; он был на собственных похоронах; он знал, что тех, кто так и не простил его, было в разы больше, чем поверивших в его преданность; он видел горящий Хогвартс и Хогвартс отстроенный…

И совершенно точно знал, где и как Гарри Поттер проводил второе мая. О, Мерлин…

Но Снейп, похоже, не собирался развивать эту тему. Он с размаху опустился в кресло и со своей коронной ухмылкой воззрился на Гарри:

— Но у меня для вас, Поттер, пренеприятнейшее известие: ваш сын унаследовал от вас не только дар влипать в неприятности. Он умудрился отыскать Воскрешающий камень, и артефакт признал его своим хозяином — исключительно потому, Поттер, что вы умерли, оставаясь его владельцем.

Слова Снейпа добирались до мозга Гарри не иначе как в обход через Арктику.

— Постойте… Даже если дело в наследовании, то Джеймс не мог…

— А он и не мог, Поттер! Неужели в Аврорате отменили экзамен по магическому праву? У вас было три волшебных предмета выдающейся силы, самое большое ваше сокровище. Детей у вас, уверен, тоже трое. Не составит труда распределить тех и других по старшинству.

Голова Гарри резко заболела.

— Значит, Альбус. Мерлин мой, Альбус!

— Именно так. Одно его желание, подкрепленное мощью Камня — и вот я жив, — он качнул в руках стакан, где плескалось виски — всего-то на донышке — и мечтательно-иронически протянул: —

О, я был там, где пали бритты славные С востока и из северных краёв: И вот я жив, они ж лежат в могиле!

Гарри всерьез рассматривал идею напиться в хлам, только бы не ворошить дела минувших дней.

— Но почему именно Альбус?

— Он изначально был связан со смертью теснее других двоих. А вы еще и имечко подобрали…

— А с именем-то что не так? — непонимающе переспросил Гарри.

— Хотели дать ребенку напыщенное имя, выбрали бы лучше Мордред-Моргана! — рявкнул Снейп. — Это же надо додуматься: назвать мальчишку в честь одинокого смертельно проклятого старика и двойного предателя! Да еще и наверняка думали, что называете именно «в честь», а не потому, что имя понравилось! Вы о силе имен слышали когда-нибудь, Поттер?!

— Не слышал, — безропотно признался Гарри.

— А поговорку «Nomen est omen» слыхали? Имя говорит само за себя. Говорят же: «В имени — судьба». Так что же из наших с Дамблдором злоключений показалось вам достойным повторения?

— Не судьба, а характер, — Снейп открыл было рот, чтобы возразить, но Гарри продолжал — аргументы были давным-давно опробованы на Джинни и многочисленных родственниках. — Смелость. Находчивость. Жизнестойкость. И горячее сердце. А ругаться напропалую мы Ала отучим, не сомневайтесь, профессор. Правда, как только найдем, потому что он исчез прямо с Хогвартс-экспресса.

— Он здесь, — пожал плечами Снейп. — Так что, пока есть время, нужно обсудить некоторые вопросы…

— Здесь? И вы молчали?! — едва не подавился криком Гарри. Нет, некоторых и могила не исправит!

ПРИМЕЧАНИЕ

Наш благовозвращенный Северус шпарит наизусть по "Черной Кармартенской книге".

— Маме ни слова. И вообще никому ни слова, — пробормотал Гарри Поттер.

Альбус только вздохнул.

— Мы же уже договорились. И потом, я сам не горю желанием об этом распространяться. Только, пожалуйста, найди что-нибудь о Камне. Книгу, статью, рукопись… Может, просто возьмешь меня разок на работу?

Глава Аврората рассмеялся — впервые с тех пор, как Альбус пропал (а потом нашелся).

— Боюсь, что мама не поверит в твою внезапную любовь к моей работе.

— Тогда я попрошусь к Тедди! Он-то точно не будет возражать, если я возьму что-нибудь «на почитать».

— Можно подумать, он не станет он проверять твой круг чтения. Один засекреченный документ — и он отправит тебя домой первым же камином.

— Ну папа!

— Обещаю, я что-нибудь придумаю.

Отец и сын с видом заговорщиков замерли на пороге дома № 12. Фонари на площади Гриммо, украшенной к Рождеству бойкими торговцами, бросали на лица двух Поттеров алые и зеленые отсветы. Мужчина и мальчик переглянулись, невидимые для спешащих по своим делам магглов, и дверь распахнулась.

— Милая, мы дома! Ал нашелся!

* * *

Альбус поднимался в свою комнату, когда из-за двери с гриффиндорским плакатом высунулся Джеймс.

— Поезда ходят по расписанию — вас, слизеринцев, этому не учат?

Ал фыркнул и выдал брату заготовленную заранее версию.

— Я проспал, знаешь ли.

Мучительно хотелось добавить что-то вроде: «Мы учим побольше вашего, так что я просто расслабился, как только выдалась возможность», хотя Джеймс только посмеется над этим и обзовет заучкой-ботаником. Или напустить побольше важности и заявить: «Вчера мы допоздна праздновали со старшекурсниками, но где тебе понять, как хочется спать после этого!». Но самым разумным, конечно, было бы воздержаться от комментариев.

— Это я и так слышал — вы Заглушающим заклинанием не озаботились. Мордред, если бы я отколол такой номер, остался бы без подарков к Рождеству — а тебе хоть бы что!

— Ну, Рождество еще не наступило, так что насчет подарков я без понятия, — философски заметил Альбус и открыл дверь своей комнаты — следующей за джеймсовой по коридору.

— Если ты не хотел возвращаться из-за меня, то зря: дома у нас нет причин враждовать, — в спину брату произнес Джеймс.

Альбус обернулся:

— У нас и в школе нет тому причин. Но если тебя успокоит, то я не сел на поезд вовсе не поэтому.

С этими словами он зашел в свою комнату и закрыл дверь. Запер. На ключ.

Он стер рукавом пыль со стола — Кикимер не особо усердствовал с пустующими комнатами, а мантию все равно пора стирать — и выложил на лакированную поверхность Воскрешающий Камень.

Не странно ли: Джеймс, старший наследник, должен был стать хозяином сильнейшей волшебной палочки — но она лежит в мраморной гробнице; Лили предназначена мантия-невидимка — но ее использует отец, отправляясь на задание, и то, что мантия не должна была принадлежать ему, ничуть не ухудшает ее свойств. И только он, Альбус, получивший совершенно не применимый для нападения или защиты Дар, оказался вовлечен в какую-то грязную игру.

Кому мог понадобиться Камень? Тому, кто желал бы оживить мертвого? Но Камень может лишь призвать душу — как это случилось в ночь Битвы за Хогвартс. То, что произошло со Снейпом — исключение из правил, и повторить его, да даже предугадать — почти невозможно. Тому, кто решил создать армию духов? Так заколдовать инферналов намного проще. Тому, кто одержим властью над Смертью? Но этот кто-то искал только Камень, не другие Дары.

Вопросов больше, чем ответов. Ответы затаились вместе с неведомым противником, исчезли вместе с Криви, тело которого так и не нашли, рассеялись в мире сновидений, куда Альбус не горел желанием возвращаться…

Но эти ответы придется найти. Придется, если он хочет выжить после того, как его отметила сама Смерть.

Во-первых, хочется отдать дань благодарности. Кому? Да всем. Моей ответственной бете Tsukiakari-chan — за верстку и терпеливое участие, за неизменное внимание к моим внезапно возникающим идеям. Одногруппникам — за потрясающую галерею портретов и естественные, ненадуманные реакции. Серьезно, ребят, без вас мое вдохновение давно бы заглохло. Комментаторам с ФикБука — отдельное спасибо за неиссякаемый источник новых сил. И, разумеется, читателям — за то, что следили за приключениями Альбуса. В конце концов, если вы читаете эти строки, значит, судьба мальчишки не оставила вас равнодушными.

Во-вторых, хочется сразу отмести несколько вопросов. Я точно знаю, что у кое-кого уже вертится на языке: "Откуда Скорпи столько знает о маглах? От крестного? Но кто он, черт подери, и как Драко пришло в голову записать в крестные сыну магла?", "Почему Снейп такой молодой? Двадцать два? Его убили почти в сорок, не кажется ли это странным?", "Да как, во имя подштанников Мерлина, работает Воскрешающий камень?", "Что вообще творил Криви?!"... Спокойно, товарищи. Все будет. Вторая часть уже в процессе. Ответы появятся, нужно только ждать. А так — наблюдайте и делайте выводы)