О дворцовом заговоре (джен)

— Вставай, соня, вставай и служи своему королю, то бишь, мне! — Хаурун весело дёрнул его за волосы. Менестрель потянулся так, что хрустнули суставы.

— А который час? — хрипло спросил он.

— Полдень, балда! — засмеялся король. — Завтрак пополам и марш к Магнусу.

— А вы чем займётесь? — спросил Толя, облизнувшийся при упоминании о завтраке.

— Я? — Хаурун улыбнулся, глядя на него. — Ты облизываешься совсем как кошка. Хочешь меня найти — иди в Музыкальный зал. Всё-таки твоё замечание про стены меня задело…

От Магнуса Толя возвращался ободрённый: он рассказал алхимику, что ночью видел у Научной башни двух подозрительных людей, которые скрылись при его появлении. Может, то были поклонники госпожи Лии, а может, злопыхатели, мало ли во дворце неверных слуг? Магнус закивал, сердечно пожал ему руку:

— Я не ошибся в вас, вам бы я доверил свою дочь. Благодарю вас, стану лучше запираться. Заходите в любое время, господин менестрель, я всегда к вашим услугам.

Толя подошёл к резной двери с позолоченной табличкой «Музыкальный зал», взялся за ручку, но потянуть на себя не успел. Дверь распахнулась, открытая изнутри, и в коридор выбежала Лия. Толя вспомнил, как она бегом вела его по дворцу в библиотеку, но тогда она была весела, а сейчас…

— Здравствуйте, госпожа Лия, — поклонился менестрель, но девушка даже не посмотрела на него и стремительно зашагала прочь. Толя готов был поспорить, что в этот момент на её лице застыло выражение страдания. Не поняв, тем не менее, его причины и решив спросить на сегодняшнем уроке, он открыл дверь и вошёл.

— А, это ты, менестрель, — обернулся к нему Хаурун, и Толя поспешно поклонился: в комнате они были не одни.

— Добрый день, ваше величество.

Король вместе с несколькими придворными сидел за круглым столом в центре комнаты и играл с ними в карты. Толя быстро обежал взглядом лица: молодая рыжеволосая дама, рябой вельможа лет сорока с приплюснутым лицом, графиня де Рести, маркиза д'Эльфинэ, граф фон Уиски и какая-то жердь в пенсне.

— Ну, что стоишь, менестрель? — спросил Хаурун, и Толя различил смешинки у него в глазах. — Садись. В карты играть умеешь?

Толя робко взялся за свободный стул и несказанно обрадовался, увидев, что маркиза и графиня подвинули свои стулья в стороны и приглашающее улыбаются.

— Нет, ваше величество, не умею, — сказал он. — Если позволите, я просто посмотрю.

— Смотри, мне не жалко, — ответил Хаурун и вернулся к прерванному разговору.

— Ах, сударь, — зашептала Толе на ухо графиня де Рести, — удобно ли вашему естеству на этом стуле?

Толя, чуть не подавившись, изумленно посмотрел на неё, но, к счастью, сообразил, что нужно ответить.

— Очень, миледи, премного вас благодарю.

— Что же вы, господин де Кур, — говорил тем временем Хаурун, обращаясь к жерди в пенсне, — не хотите, чтобы я вам делал комплименты?

Жердь замялась.

— Ваше величество, мне, безусловно, приятно…

— Неужели вам не понравилось, что я сравнил вас с богом? — продолжал Хаурун. — С языческим богом с козлиными ногами? Он ведь так красив и резв...

Вероятно, фон Уиски толкнул де Кура под столом ногой, потому что тот неожиданно разулыбался:

— Что вы, ваше величество, вы не так поняли. Мне очень льстит… несомненно… да…

— Господин де Кур совершенно не понимает изысканных выражений, — зашептала Толе на ухо маркиза д'Эльфинэ.

— И сам не выражается, — добавила с другой стороны графиня де Рести.

Менестрель рассеянно кивнул: он наблюдал за рябым вельможей, который в этот момент обернулся к человеку, чьё присутствие в комнате до сих пор оставалось для Толи незамеченным.

В углу зала, у клавесина, спиной к придворным стоял высокий мужчина в синем камзоле. Его распущенные волосы, очень светлые, с пепельным оттенком, опускались почти до пояса. Как будто не обращая внимания на присутствующих, он неспешно перелистывал забытые на клавесине ноты.

— А вы что думаете, господин фон дер Кальтехеллер? — спросил у него рябой, и Толя даже вздрогнул от неожиданности и внезапно подступившей тревоги: «Первый министр!»

— Простите? — И менестрель едва не ахнул вслух: во-первых, потому что услышал эти два голоса один вслед за другим и узнал их, а во-вторых, потому что Люциус обернулся.

Кальтехеллер был молод, не старше тридцати. Черты его лица казались и жёсткими, и тонкими одновременно; во всём его облике присутствовала какая-то утончённая, аристократическая мужественность, за которой чувствовалась спокойная сила, а движения были уверенными, но сдержанными. Толя смотрел на министра через плечо, дополняя детали: презрительный взгляд, гордо приподнятый подбородок, тонкие губы, нос с красивой горбинкой, на правой руке — два массивных перстня, а на поясе — затейливая пряжка.

— Простите, господин фон Якконин, я не расслышал, — холодно повторил первый министр и небрежно опёрся локтем о клавесин.

— Я спросил, что вы думаете по поводу сравнения графа де Кура с козлоногим богом?

Холодный взгляд скользнул по графу.

— Я думаю, что по форме оно неуместно, но по смыслу вполне подходит.

Хаурун фыркнул.

— Вы, Люциус, как всегда, видите самую суть, — сказал он.

Маркиза д'Эльфинэ тоже посмотрела на первого министра.

— Ваше сиятельство, но отчего же вы так погружены в воды реки задумчивости? Уж не бьёт ли там на глубине ключ печали?

— О нет, миледи, — любезно ответил герцог. — Никаких рек, никаких ключей, ведь вся вода пошла на ваше море остроумия…

— Вот это мужчина, — зашептала Толе на ухо графиня де Рести. — Умён и галантен. У него многим не мешало бы поучиться…

Рыжая дама тем временем скосила на министра глаза и томно произнесла:

— Но о чём же вы всё-таки задумались?

— Ничего особенного, госпожа фон Якконин, — ответил тот. — Госпожа ди Магнус забыла здесь ноты, и я подумал, что нужно послать их ей со слугой. Прекрасный романс она, кстати, здесь разучивала…

— О каких пустяках вы думаете, — засмеялся рябой вельможа. — А у меня вот от ваших стараний голова отяжелела…

Тонкие губы первого министра растянулись в ироничной улыбке.

— Как вы это верно заметили, господин фон Якконин…

— Вам, дорогой супруг, нужно чаще бывать на заседаниях, — поспешно произнесла рыжая дама. — Тогда вы будете всегда в курсе всех дел, и с головой вашей всё будет в порядке…

— Верно, дорогая, — улыбнулся тот. — Какой хороший совет вы мне дали!

— Я выиграл, — объявил Хаурун, бросая карты на стол. — Я молодец! Якконин, тасуйте.

Некоторое время игра продолжалась молча, а Толя следил за тем, как игроки раскладывают карты в три стопки. Последовательность он примерно понял, теперь оставалось разобраться со смыслом игры. Притворяясь, что очень в этом заинтересован, он смотрел единственно для одного, — чтобы не обернуться назад. Может быть, он просто заразился от короля паранойей, но ему казалось, что первый министр не сводит с него глаз.

— Господин менестрель, — шепнула Толе на ухо маркиза. — Не будете ли вы так любезны посмотреть, какие карты у моей сестры?

Толя заглянул в карты графини.

— Четвёрка, девятка и две каких-то картинки… — прошептал он в ответ.

— Благодарю вас, вы так любезны, — рассеянно ответила ему маркиза, внимательно изучая свои карты и выкидывая одну. — Я выиграла! — И Хаурун недовольно засопел.

— Госпожа фон Якконин, если вас не затруднит, сыграйте что-нибудь, — попросил граф де Кур.

С обворожительной улыбкой рыжая дама поднялась с места и направилась к клавесину у окна. Сев за него, она элегантным движением поправила волосы и звучным голосом произнесла:

— Простите, господа, я по памяти — не взяла с собой нот… — и заиграла.

«Аллегро, си бемоль, — машинально определил Толя. — Размер три четверти». В этот момент в мелодию ворвался какой-то посторонний звук. Скрип открываемой двери.

Менестрель не выдержал и обернулся, надеясь, что это Люциус решил покинуть их общество, но министр стоял на прежнем месте.

Дверь была немного приоткрыта, а в комнату несколько настороженно заглядывал белокурый мальчик лет семи, и Толя тут же определил его как ребёнка аристократа. Видя, что его заметили, но не прогоняют, малыш осмелел и вошёл. Поклонился заученным движением — сначала королю, потом придворным. Как раз в этот момент госпожа фон Якконин ошиблась аккордом и оборвала игру, поэтому тонкий детский голосок услышали все:

— Добрый день, ваше величество, добрый день, господа.

Хаурун кивнул, чуть улыбнувшись; де Кур, фон Якконин и фон Уиски не удостоили мальчика даже взглядом, а графиня и маркиза, напротив, сладко запели:

— Жан, дорогой, милый мальчик, идите к нам!

Тот и вправду направился к ним, и Толя заметил, что он явно робеет, наверное, застенчив от природы. Поравнявшись с Люциусом, Жан внезапно остановился и отвесил ему запоздалый третий поклон:

— Добрый день, ваше сиятельство… — и как будто сжался, ожидая, что и тут на него и не посмотрят, но министр, к удивлению Толи, поклонился, приветствуя мальчика как взрослого:

— И вам, господин фон Якконин.

«Сын рыжей дамы и рябого вельможи», — понял менестрель.

— Жа-ан! — тревожно и требовательно позвала госпожа фон Якконин из-за клавесина. — Подойдите ко мне!

Жан направился к матери, и Толя увидел, что в его движениях почти нет детской непосредственности, вероятно, обучение этикету сделало своё дело.

— Жан прекрасный ребёнок, — оценила маркиза.

— Да, — согласилась госпожа фон Якконин. — Вот только иногда не выполняет данных обещаний.

Она склонилась к мальчику и с ласковой улыбкой стала ему что-то говорить на ухо, но в первый раз Толя не поверил здешним улыбкам, зная теперь, что с ними произносятся даже самые страшные угрозы. Да и судя по тому, как мальчик виновато опустил белокурую голову, слова миледи резко контрастировали с выражением лица.

Хаурун тем временем молчал, почему-то переводя взгляд с Толи на Люциуса; графиня и маркиза с упоением рассказывали менестрелю, как в прошлом году Жан забрался в приготовленный к отправке сундук и едва не уехал в Бурбонию вместе с послами; фон Уиски, фон Якконин и де Кур взялись обсуждать породы лошадей. Наконец мать выпустила руку Жана, и он взобрался на тот стул, где ранее сидела она. Покрутил головой: справа от него сидел Хаурун, слева фон Якконин. Посмотрел на Толю, а тот на него. Вблизи Жан оказался ещё бледнее, чем казался издали, а в общем обыкновенный ребёнок: тоненькая шейка, вздёрнутый носик, громадные серые глаза, смотрящие на мир снизу вверх.

Наконец он набрался смелости и потянул отца за рукав:

— Господин фон Якконин, а я ходил гулять и слепил снеговика…

Якконин отнял у него руку:

— Жан-Амадей, вы мне мешаете. Что за привычка встревать во взрослые разговоры? — И продолжал, обращаясь к собеседникам: — Когда я в прошлом году был у господина Минка, он мне показывал чудесного жеребца пегой масти с белыми отметинами на бабках. Так вот, этот жеребец…

Госпожа фон Якконин подошла к своему стулу и взялась за спинку:

— Опять вы, Жан, брали снег в руки? Вы болели месяц назад! Куда смотрела нянька, когда с вами гуляла?

— Тётя Ксандра помогала мне лепить… — протянул мальчик, и Хаурун, не сдержавшись, фыркнул, а миледи спокойно произнесла:

— Вам, Жан, давно уже нужен хороший строгий гувернёр. Он отучит вас от этих глупостей.

— Милена, дорогая, — обернулся к ней фон Якконин, — уведи его в детскую наконец.

Та взяла Жана за руку и заставила сползти со стула. Когда мать и сын скрылись за дверью, графиня и маркиза хором извинились:

— Просим прощения, что покидаем вас… — с двух сторон чмокнули Толю в обе щеки и выпорхнули за дверь.

— Пойдём и мы, — поднялись со своих мест де Кур, Якконин и фон Уиски. — Будьте здоровы, ваше величество…

Лишь тогда Толя позволил себе обернуться, но первого министра у клавесина уже не было. Менестрель понял, что не слышал, как он ушёл, и это прибавило ему тревоги.

— Ну что? — Хаурун откинулся на спинку стула, сцепил пальцы на затылке. — Что скажешь?

Толя задумался, закусив палец.

— Не все хитрят, — наконец сказал он. — Но все что-то недоговаривают. И поди разбери, где тут хитрость, а где непроходимая глупость… — Помолчал, добавил: — А мальчика, по-видимому, не очень любят…

— Ты прав во всём, менестрель, — признал Хаурун. — Но сдаётся мне, стену между мной и остальными строил всё-таки не я…

Помолчал, глядя в противоположную стену.

— Тошно мне после них, менестрель. Сыграй что-нибудь…