Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов (гет)

Тишина маленькой съемной квартирки успокаивала. Здесь, среди многочисленных стопок книг, можно было ненадолго забыть о собственной вине, снова почувствовать себя обычной студенткой-отличницей, а не монстром, едва не убившим собственных родителей.

Гермиона Грейнджер не понимала — как она могла быть такой самонадеянной дурой? Неужели бесконечные уроки и занятия ОД не убедили ее: знания теории недостаточно, чтобы эффективно колдовать. Она просто тщательно выучила теорию изменения памяти, оттарабанила раз сорок заклинание и решила, что освоила ментальную магию.

Родители сумели доехать до Австралии, а потом заданная программа дала сбой, они перестали понимать, кто они, во снах видели свою дочь, а наяву точно знали, что детей у них нет, наконец, стали громко звать волшебников, после чего их забрали в обычную лечебницу. К счастью, один из врачей оказался сквибом и догадался, что они страдают от изменений памяти. Он вызвал специалистов из австралийского отделения госпиталя св. Мунго, но даже опытные маги не смогли восстановить уничтоженные Гермионой воспоминания. Сейчас родители остаются в Австралии, и Гермиону к ним не пускают, объясняя, что ее появление может окончательно свести их с ума.

Все, что остается самой умной ведьме своего поколения, это бесконечно изучать книги по менталистике и психиатрии и пытаться самой не сойти с ума от давящего чувства вины.

Единственным, кто давал ей силы, был Рон. Немножко нелепый, но храбрый, сильный, теплый и родной, он был для Гермионы своеобразным островком счастья. Он ни в чем не обвинял ее и был уверен — она все выяснит и обязательно вылечит родителей.

Известие о том, что Рон часто и подолгу гуляет с Лавандой Браун, сначала Гермиона восприняла со смехом. Что за глупые сплетни? Рон любит ее и никогда не станет изменять!

Потом ее начал грызть червячок сомнения: Рон импульсивен, порывист, часто сначала делает, а потом думает. Мог ли он, случайно встретив Лаванду, повести себя с ней слишком вольно? Эти сомнения Гермиона тоже задавила в себе. В конце концов, зачем только люди разносят всякие глупые слухи? Ну, встретились они один раз случайно, что с того?

А потом она сама увидела их вдвоем. И собственным глазам не скажешь, что это все «глупые сплетни». Отрицать увиденное было невозможно — Рон и Лаванда встречались, гуляли рука об руку по людным местам, выглядели как влюбленные. Наверное, впервые после войны Гермиона почувствовала такой сильный гнев. Для себя она решила, что не оставит это просто так и обязательно отомстит. Сначала собиралась при первой же встрече высказать ему все, что о нем думает, но потом передумала. Поругаться с ним не входит в ее задачи. Нужно заставить его ревновать, забыть Лаванду и добиваться ее внимания. Проблема здесь была только одна — Гермиона была очень умной, симпатичной и знаменитой, но вот кокетничать и очаровывать мужчин не умела. И никакие книги здесь не помогали. У нее не было поклонников, которые могли бы заставить Рона ревновать. Что ж, Гермиона редко отступала от своих решений. Ей нужен всего один влюбленный в нее парень. И она его найдет, причем среди тех, кто обязательно разозлит Рона. И как только она начала перебирать кандидатуры, сразу вспомнила о полумертвом Малфое, которого лечила пару недель назад. Он, конечно, мерзкий слизеринский хорек, но Рона он просто взбесит. Кроме того, он ей должен, значит, если не очаруется сам по себе, она откроет карты и напомнит про долг.

Первая встреча прошла как по маслу. Самой Гермионе казалось, что она действовала несколько топорно, но Малфой проникся и даже согласился (здесь, правда, помог Гарри) на поход в театр. Конечно, в этом случае Гарри был немножко лишним — лучший друг наверняка будет общаться и с ней, и с Малфоем. В какой-то момент Гермиона даже подумала рассказать ему о своем плане и попросить помочь, но не решилась. Во-первых, Рон ему тоже друг, во-вторых, Гарри и так сейчас непросто приходится.

Сборы в театр были серьезными и существенно отвлекли Гермиону от прочих проблем. Зная, что со своими волосами сама не справится, она сходила в парикмахерскую, где ей сделали скромную, но очень милую прическу. Так как театр был маггловский, Гермиона решила надеть платье. В ее гардеробе было только одно: бледно-золотое, чуть ниже колен, с открытой спиной — мамин подарок на семнадцатилетние. Макияж девушка сделала очень легкий (потому что ничего сложного делать просто не умела), туфли выбрала на низком каблуке, но изящные (не хватало еще споткнуться на ровном месте и упасть, испортив все впечатление).

В нужное время Гермиона аппарировала в небольшой закуток, в котором они договорились встретиться, и еле сдержала улыбку. Малфой был один.

— Привет, Драко, — сказала она нейтральным тоном и сразу же спросила, — а где Гарри?

Малфой окинул ее мерзким оценивающим взглядом и ответил:

— Здравствуй, Грейнджер, рад, что ты умеешь одеваться. Извини, я так хотел насладиться твоим обществом, что оглушил Поттера и оставил в квартире. Связанным.

«Чертов Малфой со своим сарказмом, — подумала Гермиона, — и что теперь отвечать?».

— Не переживай, Грейнджер, это был просто сарказм, — фыркнул он, — твой ненаглядный Поттер решил, что два парня на одну девушку — это много, и решил добавить к нашей смешанной компании свою рыжую подружку.

Гермиона едва сдержала торжествующую улыбку. Да!

— Так что, прости, но как бы ни было тебе противно мое общество, на этот вечер я — твой спутник.

И Малфой предложил ей руку. «Работает! Мой план работает!» — подумала Гермиона, кладя ладонь на его согнутый локоть.

Малфой выглядел не слишком довольным, но в душе ликовал. Очаровать Грейнджер будет проще, чем он подозревал.

Гарри и Джинни прибыли на место буквально за десять минут до начала спектакля, когда Гермиона успела уже три раза пожалеть о своем решении отомстить Рону с помощью Малфоя и два раза чуть не влюбиться в него.

Гермиона выбрала небольшой театр на окраине города, поэтому вестибюль никого не впечатлил, а Малфой даже пробормотал что-то про свою малую гостиную в мэноре. Зрительный зал на двести-триста мест встретил волшебников легкой оркестровой музыкой и покоем — помимо них в зале не было и сорока человек.

— Твой художественный вкус, — протянул Малфой, — впечатляет.

Гермиона высказывание проигнорировала, сосредоточившись на том, чтобы не споткнуться. В конце концов, при выборе театра она руководствовалась как раз-таки идеей найти тихое и нелюдное место. Ей нужно было пообщаться с Малфоем, а если он, раскрыв рот, станет следить за сюжетом «Гамлета», это будет затруднительно. Гарри и Джинни ничего не сказали — похоже, им было совершенно все равно, что смотреть и где смотреть. Гарри так точно — он сжимал в кармане пиджака палочку, напряженно оглядывался по сторонам и готовился отражать возможное нападение. Джинни же, судя по всему, просто была рада быть рядом с любимым.

— Грейнджер, — позвал ее Малфой, — а почему мы не слышим от тебя культурологическую лекцию? Я жду не дождусь этих магических слов: «Я читала, что Шекспир…». Не разочаровывай меня!

Гермиона улыбнулась. Она действительно много читала про великого поэта, причем как в маггловских, так и в магических источниках, но из книг по психологии знала — чтобы привлечь внимание человека, который хорошо тебя знает, необходимо разрушать шаблоны.

— Видишь ли, Драко, — она намеренно называла его по имени, потому что в школе звала только по фамилии, — я уверена, ты знаешь о нем ничуть не меньше меня. Думаю, твой рассказ всем нам будет интересно послушать.

Малфой приподнял бровь.

— Серьезно, Грейнджер? А вдруг Гриффиндору не достанется одного-двух лишних баллов?

Гермиона хотела было ответить, что отвечать всегда старалась не ради баллов, а чтобы поделиться своими знаниями, но прикусила язык и сказала:

— Думаю, Гриффиндор это переживет. Так ты расскажешь нам о Шекспире?

Малфой откашлялся, бросил на Гермиону и Гарри с Джинни пару недоверчивых взглядов, но нашел только искреннюю заинтересованность, и начал рассказ. По всему выходило, что магглы так часто спорят о существовании Шекспира, потому что он жил на два мира. Он получил в Хогвартсе отличное образование, на которое никогда не мог бы рассчитывать, оставаясь среди магглов — состояние родителей не позволило бы. Однако, в отличие от многих магглорожденных, он предпочел не вливаться в магический мир, а существовать в обоих: был великим поэтом в маггловском, и создателем множества заклинаний в магическом. Например, «Вингардиум Левиосса» принадлежит именно ему, также, впрочем, как и словесная формула «Авада Кедавра». Последнего Гермиона не знала и поморщилась — как-то неприятно было знать, что автор «Короля Лира» и «Макбета» придумал убивающее заклятие.

— Зря кривишься, Грейнджер. Тогда это было не Непростительное, а так называемая милосердная смерть. Ее использовали, чтобы облегчить уход смертельно больным или раненым. Прошлая версия смертельного заклятья обеспечивала жертве страшные мучения, этакий «Круциатус» напоследок.

— Не слишком приятная тема, — буркнула Джинни, и Малфой под взглядом Гарри перевел разговор на всевозможные легенды, связанные с заклинанием левитации.

Впрочем, долго говорить ему не пришлось — раздался звонок, свет в зале погас и под негромкие и нестройные аплодисменты поднялся занавес.

«Гамлета» Гермиона любила с детства, поэтому, вопреки всем своим планам, с первых же реплик полностью переключила свое внимание на сцену.

Драко, напротив, свое внимание сосредоточил на лице своей будущей невесты. Конечно, ее нельзя назвать красивой, как, например, кого-то из сестер Гринграсс. И у нее не впечатляющая фигура, как у Паркинсон. Но, во-первых, у нее отличный интеллект, во-вторых, мощные магические способности, а в-третьих, очень выгодное политическое положение. Последним он воспользуется сразу, а первые два фактора отлично отразятся на будущих детях. В конце концов, он всегда сможет найти себе удовольствие на стороне, главное, чтобы об этом никто не узнал, и в первую очередь — новый друг Поттер. Кстати сказать, весьма любопытная личность оказалась. Признаться самому себе в этом было непросто, но Гарри вызывал искреннее уважение и легкий страх. Мир должен был радоваться, что он не попал на Слизерин и не почувствовал вкус власти. А сейчас этот самый мир должен быть благодарен Драко Малфою за то, что он забирает на себя большую часть ярости великого героя, иначе в Британии вполне мог появиться еще один Темный Лорд, возможно, даже более опасный, чем предыдущие.

За этими размышлениями «Гамлета» Драко почти не слушал. Хотя трагедию он считал достаточно сильной, сам персонаж не вызывал у него позитивных эмоций или сочувствия. Об этом у них с Грейнджер и зашла речь, когда они выходили из зала после спектакля.

Девушка несчастному принцу симпатизировала, а Малфой считал его неудачником, хотя и с безусловно слизеринским характером.

— То есть притворяться безумцем — это в натуре слизеринцев? — спросила Гермиона.

— Нет, — отозвался Малфой, — притворяться, чтобы добиться своей цели. Правда, будь я на месте Гамлета, я нашел бы верных людей, которые и убили бы короля. Зачем подставляться самому? Слизеринец предпочитает орудовать чужими руками.

Гермиона нахмурилась, видимо, осуждая такие действия, однако в намеренья Драко не входило поссориться с ней из-за какой-то пьесы, поэтому примиряюще улыбнулся и поинтересовался:

— Зато, можешь не сомневаться, Офелия была бы распределена на Гриффиндор.

Девушка скептически хмыкнула:

— И в этом ее основная беда по твоему мнению, да?

— Разумеется! Она горяча и импульсивна, лишена расчетливости.

— У нее не было никаких шансов понять Гамлета, да?

— Были, но она ими не воспользовалась. Ей не стоило говорить с другими о своих чувствах к Гамлету, тогда он больше доверял бы ей.

— Ей нужен был совет…

— А его окружали враги. Как он мог отдать свое сердце девушке, готовой каждое его слово, каждый жест передать королеве-матери или собственному отцу?

Гермиона собиралась было что-то ответить, но тут в беседу вмешались Джинни и Гарри. Им обоим спектакль понравился, хотя по лицу Гарри было видно, что пребывание в столь людном месте его сильно утомило. И когда они дошли до пустыря и начали прощаться, он выглядел совершенно счастливым.

Гермиона вернулась домой в странном настроении. Похоже, она что-то упускает. Малфой тоже флиртовал с ней, это было очевидно, хотя делал он это нетрадиционным способом. Были взгляды, были улыбки, этот полупоклон в ее сторону, когда он сказал, что Шекспир родился в семье магглов… И, конечно, последний разговор на выходе из зала. В нем был подтекст, однозначно. «Значит, я на правильном пути», — сказала себе Гермиона, игнорируя чуть учащенное сердцебиение, и решительно отправилась на кухню — готовить ужин и кормить Живоглота. Слишком много думать о Малфое она не собиралась, в конце концов, он просто нужен ей, чтобы вернуть Рона.