Небесная Кузница Броктона/Brockton's Celestial Forge (джен)

Камил Армстронг чувствовал каждый из всё более долгих лет своей жизни, сидя в переоборудованном офисе в центре тренировочного лагеря армейского резерва. Лагеря, который был временно использован его департаментом для размещения и ухода за заложниками Бакуды.

Перемещение заложников за одну ночь было титанической задачей. Задача, которая была безумной как по масштабу, так и по срокам, но что действительно бросалось в глаза, так это то, насколько плохо управлялась ситуация до того, как он взял на себя ответственность.

Учитывая важность поддержания сильного общественного имиджа и создания впечатления единого фронта, директора редко говорили друг о друге плохо. Каждая ситуация была уникальной, когда дело касалось кейпов, и независимо от того, насколько простым что-то могло показаться со стороны, всегда были сотни нюансов, которые не были очевидны на первый взгляд. Для открытой враждебности между лидерами отделений СКП требовалось что-то действительно экстремальное.

Что-то вроде потери Стража, которого вам доверили, меньше чем через день после его перевода. Когда он узнал о том, что случилось со Сталеваром, он хотел ворваться туда со всеми имеющимися в его распоряжении ресурсами. Играть роль родителя-защитника на каждом уровне, вытащить его из залива и убедиться, что он знает, что он в безопасности. Что есть люди, которые заботятся о нем и не бросят его.

Но он не сделал этого. Не смог. Кейп Обесточивание, название, которое закрепилось, несмотря на все усилия по национальному пиару, напрягло каждый город на северо-востоке. Хаос, подобный тому, что случился в субботу вечером, был едва ли не худшим временем из всех возможных, даже без злодеев, которые решили воспользоваться ситуацией.

Ему пришлось иметь дело с наступлением Бласто. И провальным наступлением Бласто, которое было бы значительно более разрушительным, чем если бы технарь смог восстановить то, что он развернул до того, как был побежден. А затем вакуумом власти, вызванным отсутствием Бласто.

И это был лишь один небольшой уголок города, который ему было поручено защищать. Постоянные толчки и перетягивания между группами злодеев не прекращались только потому, что у него были личные обязательства. Ему нужно было остаться, нужно было координировать усилия, действовать как тактический менеджер и публичное лицо, уверяя жителей Бостона, что ситуация под контролем, даже когда банда, ограниченная одним городом в Нью-Гемпшире, погрузила весь северо-восток во тьму.

У директора Суинки были оправдания, почему она не могла отправить спасательную команду для Сталевара, и он мог это принять. Чего он не мог принять, так это развертывания Сталевара в конфликте с Луном. Это было решение, принятое Оружейником, и Глава Протектората, по-видимому, был в то время сильно контужен. Тем не менее, тот факт, что его первым инстинктом было втянуть Стража в бой, а не обеспечить его безопасность, вызывал серьезные опасения.

Опасения, которые в значительной степени подтвердились, когда внимание всей страны было направлено на то, как Броктон-Бей управлял своей командой юных героев. После первоначальной атаки временный лидер Стражей был похвален за координацию защиты запертых в художественной галерее гражданских лиц. Это звучало как необычное событие, но из того, что узнал Армстронг, самым необычным в этом был тот факт, что команду сдерживали с гражданскими лицами, а не развертывали против злодеев при первых признаках неприятностей.

Общественный имидж, культивируемый Протекторатом Восток-Северо-Восток, был, очевидно, далек от реальности. Этот имидж был причиной того, что Сталевар был выбран для перевода. Это было то, что было в разработке еще до того, как события начала недавнего кризиса потребовали перевода.

Казалось, это было целую жизнь назад. Тогда он думал, что самое серьезное, с чем столкнется Сталевар, — это Неформалы и их новое оружие. Точка зрения сейчас казалась наивной, хотя тогда она была совершенно разумной. Никто не мог предсказать безумие Броктон-Бей. Это он знал. В конце концов, он получил прямой звонок оттуда.

Он был гораздо менее склонен плохо отзываться об Апейроне, чем многие другие в СКП. Этот человек спас Сталевара по собственной инициативе, за что он будет вечно благодарен. Благодарен как родитель, а не как директор СКП, что было важным отличием. Опыт в одной роли окрашивал взгляды на другую, но не мог иметь приоритет. Как бы ему ни хотелось вступиться за этого человека с самого начала, были и более значительные опасения в сочетании с неопределенностью и тем, что теперь казалось преднамеренным запутыванием.

Оглядываясь назад, он жалел, что не занял твердую позицию и не призвал директора Суинки к ответу. По крайней мере, за пределами той ругани, которую он выдал по телефону. Вообще говоря, директора не вмешивались в дела друг друга, чтобы не упустить какой-нибудь нюанс ситуации и не привести к катастрофе. Как бы плохо всё ни выглядело, все были уверены, что директор Суинки — лучший человек для управления всем в её собственном городе. Она не была каким-то новичком, неопытным директором, недавно назначенным на должность. Она проработала на своей должности почти десять лет, а за плечами у неё была карьера, полная достижений, признания и связей.

Тот факт, что она была так хорошо связана, вероятно, плохо говорил о политических аспектах СКП. Фракции, которые выстраивались вокруг определенных подходов к проблемам и определенных программ, которые получали скоординированные толчки, чтобы превратить их в официальную политику. Директор Суинки была частью фракции жесткой линии и пользовалась у них уважением. Хотя он предпочитал более умеренный подход, он мог признать необходимость в Директорах, которые отказывались идти на компромисс с кейпами, и никто не посчитал бы странным, если бы кто-то такой работал в том же городе, где размещалась Империя Восемьдесят Восемь. Если когда-либо и была группа, которая не заслуживала компромисса, то это были они.

Вот только во всём этом были компромиссы. Сотни тихих компромиссов, осуществляемых на заднем плане, подпитываемых директивным распоряжением и разыгрываемых как тонкий подход к динамике города, когда всё, что они делали, — это подкрепляли кошмар, который распространялся на все уровни, кроме поверхностного.

Явное использование АПП для удержания Империи под контролем имело всю логику использования волка для защиты ваших кур от лис. То, что Луну удалось сделать, не поддается описанию. Даже в свете всех беспорядков, которые были учинены, масштабы разврата, которые творились на почти промышленном уровне прямо под носом у крупного отделения Протектората, были тошнотворными.

Это был ещё один момент, за который стоит поблагодарить Апейрона, хотя в СКП было много тех, кто предпочел бы контролировать публикацию подробностей преступлений АПП, чтобы хоть как-то повлиять на восприятие того, что происходило в городе. Потому что это восприятие ушло очень далеко от любой надежды, что им можно действительно управлять.

В определенной степени роль и жизнь злодея были романтизированы. Это часто поощрялось отделениями Протектората. Зрелище конфликтов кейпов отвлекало от часто мрачной реальности мира парачеловеческой преступности. Создавалось впечатление, что злодеи вовлекались в преступления, которые были частью фона любого большого города, преступления, которые в их отсутствие были бы совершены другими бандами или преступными организациями. Таким образом, их участие в воровстве, вымогательстве, наркотиках и даже проституции в целом не уменьшало романтизированного впечатления, которое многие люди имели о злодейском образе жизни.

Это впечатление не распространялось на торговлю людьми, и уж точно не в таких масштабах, в которых действовал Лун. Полные записи масштаба операций АПП, выброшенные в публичную сферу, вместе с документацией «ферм», были таким же ужасным выводом о компетентности директора Суинки на посту главы СКП Броктон-Бей, как и катастрофическое управление событиями, приведшими к Безбожному Часу.

Полное прекращение деятельности АПП стало одним из ярких моментов после катастрофы, хотя забота о жертвах банды торговцев людьми управлялась на уровне штата. «Фермы» АПП работали за пределами города, а Броктон-Бей служил координационным центром для всей операции, подробности которой вызвали бы тошноту у любого. Вероятно, было к лучшему, что забота о большем количестве потерявших дом и подвергшихся насилию душ не была возложена на уже перегруженные экстренные службы Броктон-Бей.

Хотя в этом отношении он должен был признать, что забота о заложниках не была полным провалом. Она была нестандартной, без сомнения, но если смягчить их стандарты для условий после чего-то, что было событием S-класса по всем параметрам, кроме названия, ситуация становилась несколько более разумной. Более семисот человек были под защитой СКП по крайней мере на техническом уровне в течение целой недели. Хотя их условия были, безусловно, далеки от комфортных, критических пробелов не было.

Учитывая, что заложники обычно брались непосредственно после принудительной службы в качестве пехотинцев для наступления банды АПП, было много потенциальных пробелов, которые могли быть упущены. Когда мобилизованные силы АПП вступали в бой с другими группами во время Безбожного Часа, ограниченный приоритет был отдан безопасности тех, кого заставляли сражаться от имени банды.

Или вообще никакого приоритета, как в случае с другими городскими бандами. Для Барыг и Империи захваченные гражданские ничем не отличались от любого другого члена банды на поле боя.

Апейрон был единственным, кто был способен использовать в широких масштабах нелетальные боеприпасы, и сделав это, он добился невероятного результата. Не только для активных конфликтов, которые были нейтрализованы его скоротечными появлениями, но и фактически дал принуждённо воюющим способ сдаться, который не привел бы к их гибели за попытку.

В случаях, когда Апейрон не был доступен, конфликты обычно разрешались с помощью подавляющей силы. Заложники, которых перемещали в этот лагерь, часто были серьезно ранены или сильно травмированы, либо из-за того, что их заставляли сражаться на стороне банды, либо из-за насильственной потери других, которые сражались на их стороне, также под угрозой взрывной смерти.

Все оттенки психических и физических боевых травм были на виду, и с ними едва справлялись, даже в лучших случаях. После Безбожного Часа больницы города были и так переполнены — что уж говорить о риске лечения людей с имплантированной технарской взрывчаткой. Большую часть неотложной помощи заложникам оказал местный Страж-биокинетик, который, по-видимому, имел менее месяца медицинского опыта.

Работа Страшилы не была красивой. Заложники, ходящие с массами обнаженного коллагена и рубцовой ткани, были тому доказательством, но они ходили. Некоторые со следами того, что должно было быть критическими травмами до того, как их залатали. У этих заложников был пустой взгляд в глазах, который отличал их от базового уровня отчаяния, которое он видел. Были ли это затяжные физические проблемы или просто психическая травма, он не мог сказать.

Буквально не мог сказать, по крайней мере, в некоторых случаях. Языковой вопрос был дополнительной проблемой, к которой он был плохо подготовлен. Знание английского языка среди заложников варьировалось от идеального свободного английского как родного языка до крайне ограниченного. Попытка работать с родными языками была почти невозможна, учитывая, что в банду насильно завербовали выходцев из Китая, Японии, Кореи, Вьетнама, Лаоса, Камбоджи и Таиланда.

Это говорило о безумии ситуации в Броктон-Бей: Луну удалось удержать вместе банду, состоящую из стольких разрозненных элементов. Возможно, это даже пошло ему на пользу. Принуждение людей без общей почвы гарантировало, что они будут выведены из равновесия и вряд ли сговорятся и бросят ему вызов. Или, может быть, это была слишком щедрая интерпретация решений этого человека. Учитывая количество раздражения, которое создала для него эта ситуация, он не чувствовал себя особенно щедрым.

Поиск переводчиков, которые также имели бы допуск к секретной информации и навыки, необходимые для решения проблем управления опасной ситуацией, связанной с заложниками, был безнадежным делом, особенно в сжатые сроки. Как бы он ни хотел избежать запутанных дел или обязательств перед директором Суинки, он попросил всех двуязычных агентов или сотрудников, назначенных на эту ситуацию, сопровождать заложников при переводе. То, что он узнал, только ухудшило его мнение о ситуации и о самой директоре Суинки.

У них не было ни одного двуязычного агента или персонала, назначенного для заложников. Они не смогли предоставить отчет о том, какова была языковая ситуация или какие ресурсы были доступны для её решения. Большая часть размещения и содержания была выполнена с помощью перепрофилированных активов Национальной Гвардии, причем гвардейцы были призваны дополнять персонал СКП в управлении ситуацией.

Ну, был агент Коэн, который имел некоторые лингвистические познания, но в настоящее время этот человек находился в сорокавосьмичасовом заключении, вероятно, из-за агрессивно раздутой политики контроля информации отдела ВСВ. Внезапная забота о контроле информации была раздражающим сочетанием «слишком мало, слишком поздно» и активного воспрепятствования работе отдела. Сейчас определенно не то время, когда вы хотели бы, чтобы кто-то с такими навыками общения был вне игры.

Возможно, азиатские общины Броктон-Бей не были полностью представлены в городских чрезвычайных силах из-за их связи с Луном и АПП, или, возможно, отсутствие представительства и поддержки этих общин подтолкнуло их к Луну перед лицом безразличной администрации и активно враждебной неонацистской организации. Скорее всего, это были круговые отношения, которые выстраивались сами по себе, пока никто не замечал, пока вы не достигли точки, когда люди, ответственные за борьбу с парачеловеческой преступностью в городе, даже не могли общаться с общинами, наиболее сильно затронутыми ею.

Проблемы коммуникации были тем, над чем он работал. Работал всю ночь, работал почти непрерывно с тех пор, как ему представили этот вопрос. Способы сообщения деталей были несколько тревожными, хотя бы из-за того, что Элита преуспела в попытках, в которых СКП потерпела неудачу. Было легко угадать вектор этих попыток, учитывая присутствие Апперкраста в Броктон-Бей.

Это имело свои последствия. Можно сказать, что Армстронг больше ценил всю значимость медицинской технологии Апейрона, чем большинство людей. Он видел, как на Сталевара повлияло то, что Апейрон считал частичным и неполным лечением. Впервые в жизни он услышал, как мальчик с энтузиазмом говорит о еде, с той страстью и волнением, которые он обычно приберегал для новых альбомов. Даже если не брать в расчет влияние на его способности, этот единственный факт изменил его жизнь.

И вслед за этим Сталевар убедил Апейрона обратиться, поговорить с властями и попытаться преодолеть разрыв, который образовался в первые дни разрастающейся трагедии. Обратиться к нему, проявив доверие, которое было искренне трогательным. Это была вера Сталевара в систему, в людей, которые ей управляют, и в Армстронга в частности. Что он сможет решить вопросы и договориться с тем, кого Сталевар считал хорошим и порядочным человеком.

А затем Армстронг всё испортил. Не безвозвратно, и по сравнению с действиями директора Суинки его ошибка едва заметна. Он был первым членом СКП, к которому обратился Апейрон, и единственным, кто поговорил с этим человеком. Чтобы у него был шанс по-настоящему взвесить свои намерения и принять меры. Это было то, что отличало человека, и, вероятно, отличало бы, если бы он не прогнал его, пытаясь отследить звонок.

Честно говоря, в тот момент никто не понимал, насколько широки были навыки этого мужчины. Идентификация отслеживания была непростым делом, если только технарь не специализировался в этой области, хотя мир видел, что Апейрон думал об идее «ограничения» специализацией. Армстронг мог бы потребовать прекратить отслеживание, но он даже не подумал об этом. Он едва вспомнил, что отслеживание было в активеном протоколе. Оно было частью кодов, которые Сталевар использовал для звонков с гражданской линии. Он даже не думал, что это может вызвать проблему.

Хотя, учитывая поведение офиса в Броктон-Бей, мало кто мог обвинить Апейрона в осторожности в общении с властями. Тот факт, что первоначальные распоряжения директора Суинки все еще официально были в силе, был достаточным доказательством этого. Никто серьезно им не следовал, хотя Дракон, казалось, на словах придерживалась буквы закона в своих публичных заявлениях, но они также не были отменены.

Вот в чем была проблема с широкими полномочиями, которые были предоставлены директорам. Предполагалось, что они будут использоваться экономно для решения чрезвычайных обстоятельств. Указ можно было отредактировать, но для этого требовалось представить обновление ситуации и официальное объяснение. Это было проще сделать, если мандат использовался экономно и изолированно. Если мандаты строились поверх мандатов, вы в конечном итоге получали башню Дженга из полумер, всё это держалось на том, что могло быть ошибочным использованием полномочий. Буквально снежный ком исполнительных привилегий, который выходил из-под контроля до такой степени, что мог привести к падению директора или даже всего департамента.

Были случаи превышения полномочий и раньше, но ничего такого масштабного. Ничего, что достигало бы такого уровня в таком широком диапазоне и на такой длительный период. Трещины, замазанные посредством непререкаемого авторитета и централизации власти в структуру, которая едва могла удержаться против нестабильного мира города, но рухнула бы в ту же секунду, как всё вышло бы из-под контроля.

Как это и произошло. Протекторат Восток-Северо-Восток был соседом Бостона, но эти два департамента не имели почти ничего общего друг с другом. За исключением некоторых мер по привлечению внимания общественности, не было никакой координации и сотрудничества, которые вы видели между другими департаментами. У Бостона были более близкие отношения с Нью-Йорком или Чикаго, чем с департаментом, который находился в нескольких часах езды.

Ну, в зависимости от состояния дорожного движения в Бостоне.

Изолированный характер этого департамента казался причудой города. В конце концов, Броктон-Бей был местом отдыха для любителей кейпов, а не какой-то изолированной заставой, охраняющей одну из самых опасных точек в стране. Никто не подозревал, что что-то не так.

С другой стороны, никто не мог себе представить глубину ужаса, творимого АПП. Ужас, который существовал даже до принудительного призыва гражданских лиц с помощью имплантированных бомб, и за которым последовало принуждение их к активной войне с кейпами, а затем их бросили барахтаться в заточении СКП почти на неделю.

Армстронг не был частью команды по сбору. Он был слишком занят обеспечением безопасности места и получением припасов, необходимых для размещения более семисот человек в сжатые сроки. По крайней мере, этому в какой-то степени способствовали третьи стороны. Стороны, связанные не напрямую с Элитой. Но даже с этой «помощью» ситуация всё ещё была сложной.

Люди, которых было как учеников в крупной средней школе, были отданы ему в руки менее чем за день. Люди из полудюжины различных культур и десятков различных слоев общества, от подростков, всё ещё обучающихся в старшей школе, до тех, кто приближается к пенсионному возрасту или уже вошёл в него.

АПП буквально хватали всех, кого могли заполучить. Нет, даже хуже. Они заставляли своих призывников хватать всех, кого могли заполучить, под страхом смерти. Заставлять их вступать в ряды и даже помогать с операциями, при условии, что у них были какие-либо применимые навыки. По-видимому, большую часть имплантации поручили команде, состоящей из врача общей практики, ветеринара и мед-студента. Никто из троих не пользовался особой популярностью, и их пришлось изолировать от остальной группы, хотя, учитывая уровень вины, который они, казалось, несли, эта изоляция, вероятно, была к лучшему.

То же самое нельзя было сказать ни о ком, кто уже был членом АПП до бомб. Все бывшие члены банды были оцеплены, но не по их собственной воле или из-за их криминального прошлого или какой-то угрозы, которую они представляли. Без угрозы, создаваемой прямым надзором Бакуды или разницы в вооружении, которая поддерживалась между членами-карьеристами и захваченными гражданскими, ничто не мешало массам вымещать свою ярость на гораздо меньшей группе официальных членов АПП.

Вся динамика, о которой Армстронгу нужно было узнать за часы, предшествовавшие передаче. По крайней мере, он действительно получил подтверждение от самого Апейрона, хотя используемый механизм был более чем немного тревожным. После последнего раза он не мог винить этого человека за принятие мер предосторожности, хотя он, казалось, вышел за пределы защищенных телефонных линий в диапазон звонков, которые, насколько могла распознать каждая система в его распоряжении, на самом деле не происходили.

По крайней мере, он согласился отложить извлечение бомб до следующего дня. Армстронг мог согласиться, что с ситуацией нужно разобраться, но этого не произойдет сразу после переселения сотен людей, которые не видели горячего душа и чистого белья почти неделю, которых бросили в лагерь для задержанных прямо из зоны боевых действий, приняв лишь самые поверхностные меры для обеспечения их комфорта и безопасности.

Он был на месте с тех пор, как прибыли первые фургоны. Он видел, как люди почти падали от облегчения от простого факта, что они смогут спать внутри и иметь некоторую степень уединения и достоинства. Предоставленные запасы были самыми элементарными, а армейские базы не славились комфортом, но по сравнению с условиями в лагере они определённо считались роскошными.

Это была оптимистичная нота, а потом начались срывы. Эта капля комфорта, стабильности и уединения означала, что стресс, державший столь многих людей, внезапно пропал. Даже до того, как они начали информировать заложников, многие из них были близки к краху. Учитывая то, что им пришлось пережить, он не мог их винить.

Что касается их заявлений, то реакция была неоднозначной. Некоторые люди не поверили, думая, что это трюк СКП, чтобы успокоить их, пока они будут скрыты от глаз общественности, чтобы никто не мог увидеть, что с ними случится, когда Бакуда разочаруется в переговорах. Или когда она умрет от рака, который сама себе нанесла. Другие практически потребовали немедленной операции, с одной неудачной и, к счастью, предотвращенной попыткой извлечения с помощью битого стекла. Еще одни сложили два и два и приписали свое «спасение» Апейрону.

Такая реакция была немного тревожной, даже для того, кто имел такой большой опыт в культуре кейпов, как он. Очарование и поклонение героям были невероятно распространены, но всегда были некоторые люди, которые заходили дальше. Иногда гораздо дальше. Иногда сами по себе, иногда под руководством конкретного кейпа, пытавшегося культивировать определенный тип последователей. Это было то, за чем нужно было следить, и большинство людей знали, как распознать подозрительное поведение.

И никто не видел этого поведения от Апейрона. Нет, это было всё остальное, что они видели от Апейрона. Он не пытался сделать себя объектом благоговения и величия, что, вероятно, делало его еще более впечатляющим, когда он так легко достиг именно этого. Разнообразные эффекты скрытника и подвиги, продемонстрированные во время Безбожного Часа, были достаточными, чтобы послужить основой для самых преданных и часто ненормальных последователей.

Но большинство поклонников кейпов не находились в состоянии постоянного страха смерти, когда их единственной надеждой на спасение был невозможный кейп с силами, которые буквально вбивали его титул в вашу голову всякий раз, когда вы думали о его имени. Неудивительно, что заложники были сосредоточены на том, что они, вероятно, считали своей единственной надеждой на выживание, и неудивительно, что некоторые из них показались более чем немного фанатичными, когда им сообщили об обновлении их ситуации.

К счастью, более фанатические реакции были в меньшинстве, хотя фраза «громкое меньшинство» была определённо уместна. Армстронг был свидетелем дебатов и споров на языках, которые он даже не мог распознать, не говоря уже о том, чтобы говорить, между отчаявшимися и лишенными сна заложниками, которых они изо всех сил пытались направить в назначенные им бараки. Ему действительно нужно было разобраться с беспорядком языковых проблем, чтобы просто предотвратить любые потенциальные конфликты.

Потребовалось полдюжины поездок, чтобы переместить всех из лагеря на базу. Армстронг был на месте и на дежурстве всё это время, лично наблюдая за перемещением и официально взяв на себя ответственность за безопасность и уход за заложниками. Не было никакой формальной передачи полномочий от отделения в Броктон-Бей, просто признание программы и общее чувство, что они рады оставить позади хотя бы одну из своих насущных проблем.

Ночью он отдыхал лишь минутами, а окончательный перевод технически происходил утром. Бостонским офисом руководила его заместитель директора, но, несмотря на всю свою веру в неё, он все равно просматривал утренние брифинги, одновременно занимаясь проблемами лагеря. Лагеря, который не был предназначен для сдерживания или изоляции. Лагеря, который нужно было укомплектовать персоналом, чтобы обеспечить заложников питанием и уходом. Лагеря, который, хотя и был огромным шагом вперед, едва ли был достаточным для их нужд.

Если бы ситуация продлилась больше нескольких дней, ему пришлось бы создать специальную оперативную группу для самостоятельного управления программой, но на тот момент не было бы возможности сохранить информацию в безопасности. Возможность наконец остановить Бакуду и участие Апейрона оправдывали его полное внимание. Он, скорее всего, будет на месте, пока вопрос не будет полностью решен.

Армстронг просто надеялся, что Баланс не захватит ВЕСЬ Бостон, пока его не будет в городе. Умник был необычайно сосредоточен и решителен с тех пор, как Бласто был изгнан из города. Большинство людей сочли бы уход растительного технаря благословением, но, похоже, выходки этого человека были единственным, что удерживало Баланса достаточно отвлеченным, чтобы не дать ему разобраться со всей остальной частью города.

Банда Цепей уже потерпели неудачу в трех столкновениях, которые обычно заканчивались бы в лучшем случае ничьей. Баланс не был худшим злодеем в городе, но он был опасным и исключительно жестоким человеком. Армстронг был готов работать с Посланниками время от времени, но он никогда не упускал из виду, с кем именно он имел дело. Восхождение Баланса было предметом беспокойства, который нужно было решить, и как можно скорее.

Но не сейчас. Не тогда, когда он управлял поставками продовольствия и пытался найти кого-то с третьим уровнем допуска СКП, кто также говорил на лаосском языке. И не был в настоящее время в изоляторе в штаб-квартире СКП в Броктоне.

Он почти потерял счет времени. Почти. Утро и ползло, и пролетало. Оно длилось вечность, но каждый раз возникали деликатные вопросы, когда он был уверен, что у него есть ещё часы, чтобы разобраться с ними. Ему повезло с компетентным и профессиональным персоналом, что, вероятно, было единственной причиной, по которой этот проект был реализован таким образом, который технически можно было бы определить как «успешно», но у них всё ещё было так много вещей под вопросом, что у него не было ни единого свободного мгновения.

И если бы хоть одна из этих вещей провалилась, вся инициатива могла бы рухнуть. Одна утечка, одна точка отказа, и всё это могло бы обернуться катастрофой. Он не мог оторвать глаз от ситуации ни на минуту.

Так что понятно, что он был вздрогнул, услышав тот же звонок, который раздавался из его телефона накануне. Звонок, который не был звонком, хотя чёрт бы его побрал, если бы он смог угадать реальный эффект. Что бы это ни было, это означало, что пришло время.

— Освободите комнату. — Он сказал более грубо, чем обычно. Собравшиеся офицеры отложили свою работу и быстро ушли. Их проинструктировали. Все знали, что будет дальше.

Он достал свой телефон СКП, телефон, на который нельзя было бы звонить произвольно с внешней линии и уж тем более анонимно. На идентификаторе вызывающего абонента было написано «АПЕЙРОН» заглавными буквами, и больше ничего. Он сомневался, что это была вообще функция телефона. Ни в одной системе не был задокументирован предыдущий звонок. Эффект был немного пугающим, но также соответствовал всему остальному, чем был известен Апейрон.

— Алло, Апейрон? — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал четко и ровно. Ночь с ограниченным сном и утро, подпитанное кофем и раздражением, не привели к выдающейся речи.

— Здравствуйте, директор Армстронг, — голос Апейрона раздался в трубке. Спокойный, уверенный и с той плавностью, которая была для него знаковой и которую он каким-то образом мог передать даже во время звонка. — Я хотел бы узнать, подходящее ли это время для моего визита. Я понимаю, что у вас возникла ситуация, в которой я мог бы помочь.

Его преуменьшение их нынешних обстоятельств было почти забавным, и, вероятно, было бы гораздо забавнее на расстоянии, чем для того, кто был глубоко в гуще событий. Тем не менее, было неоспоримое чувство облегчения. Просто подтверждение, обещанное предложение действительно пришло, когда он сказал, что это произойдет.

Армстронг не был уверен, что купился на официальную теорию относительно Апейрона. Сумасшедший ученый, специализирующийся на силах, аккуратно объясняло действия мужчины, но в этом то и было дело. Теория аккуратно объяснила все действия человека. Она была подогнана, чтобы оправдать всё, что было сделано, но была расплывчатой относительно того, что может быть сделано в будущем. Фактически, предложенная специализация и методология были настолько широки, что её можно было использовать для оправдания чего угодно.

Единственным возможным полезным моментом была потенциальная приверженность контрактам, но даже это было туманно. Апейрон мог бы быть просто человеком очень приверженным держать свое слово, но национальное управление, казалось, было очаровано идеей, что его выражение ограничения Безумного Ученого требовало строгого соблюдения соглашений.

Вероятно, потому что это предполагало уровень контроля и последовательности, что было редкостью в Апейроне. Но теория, которая аккуратно объясняла всё способом, чрезвычайно благоприятным для ваших надежд и потребностей, была чем-то, что Армстронг нашел изначально подозрительным, даже если его мнению было частью меньшинства.

— Да, я был бы очень признателен, — сказал он, откинувшись на спинку стула и слегка ссутулившись. Напряжение от ночи без сна и усталость от длительного стресса настигали его, но он не собирался позволять этому замедлить его. Не сейчас. — Как скоро вы сможете прибыть? — спросил он.

— Довольно скоро. — ответил Апейрон. Армстронг мог поклясться, что услышал улыбку в голосе мужчины. — Скажите, этот офис защищен?

Он сел и оглядел комнату, которая служила ему командным центром. Его голова двигалась вперед и назад, осматривая комнату, как будто он мог увидеть кого-то из Небесной Кузницы, наблюдающего за ним. Как будто он мог что-то увидеть. Он успокоился и выпрямился в кресле. Это прозвучало легкомысленно, но, очевидно, был серьезный вопрос, и способности Апейрона и его команды к перемещению теперь были хорошо задокументированы.

— Она расположена в центре и изолирована от всех окружающих казарм. Единственные люди в остальной части здания — это сотрудники, которых я лично проверил или с которыми работал годами. Комната безопасна, — сказал он. Почему-то он сомневался, что его оценка действительно необходима, но это казалось предложением мира со стороны Апейрона. — Вы прибудете прямо в эту комнату?

Он осторожно поднялся на ноги, вспоминая демонстрации, сопровождавшие Слежку и Котаклизеина, когда они телепортировались. Его взгляд упал на стол, где разбросанные бумаги, представляющие работу утра, стояли незащищенными даже от легкого ветерка, не говоря уже о взрывах молний или огня.

— Если вы не против, мы скоро придем, — ответил мужчина.

Армстронг моргнул:

— Конечно, но… Извините, вы сказали «мы»?

Но пока он говорил, в центре офиса начал открываться светящийся прямоугольник. Отверстие открылось, и Армстронг увидел Апейрона, стоящего в другом пространстве. Поверхность портала заставила цвета казаться тусклыми и размытыми, но это исчезло, когда Апейрон шагнул в офис.

На нем был костюм, внешне похожий на тот, что он носил в Сомерс Рок. Серые волосы с ярко-красной прядью спереди, высокотехнологичная версия металлического визора на глазах, остальная часть лица почти открыта, и пиджак военного покроя с разбросанными бронированными пластинами, каждая из которых светилась активными техническими элементами.

Дизайн был внешне тем же, но в нём было усовершенствование. Возможно, это было из-за отсутствия плаща. Он развевался, как живое существо, и его отсутствие сделало форму Апейрона менее динамичной, хотя и не менее впечатляющей. Остальная часть его костюма стала более качественной и искусной, что Армстронг не мог счесть возможным, но доказательства говорили сами за себя. Заявления человека о трехдневной давности технологии, по-видимому, были правдой, и он мог только догадываться о текущих возможностях оборудования Апейрона.

Затем через портал шагнула возвышающаяся золотая фигура. Более семи футов золотых доспехов с белым шарфом, обернутым вокруг шеи в качестве единственного аксессуара. Фигура была внушительной и динамичной, если смотреть вживую, несмотря на несомненную отсылку к конкретной японской серии роботов. Технари часто были известны тем, что интегрировали свои хобби и интересы в свою работу, и некоторые люди воспринимали это как признак незрелости, но не было ничего ребяческого в бронированной форме Матрикс, глядящей на вас сверху вниз.

Затем появился третий член команды Апейрона, не через портал, который в настоящее время закрывался за ними, а проявившись рядом с Апейроном. Молодая девушка-подросток с пылающими красными волосами и в костюме тех же оттенков, всё это пульсировало внутренней энергией в одном и том же узоре, как будто они были неразрывно связаны. Свечение, которое было очень знакомым, и которое соответствовало пряди на голове самого Апейрона. Свечение, которое ранее было видно только от члена команды Апейрона, которая имела совсем другую форму, чем та, что стояла перед ним.

Армстронг был просто рад, что у него достаточно связей, чтобы быть в курсе событий, которые не были полностью распространены через СКП. События, такие как встреча Бесстрашного с Апейроном предыдущим утром, когда этот человек, по-видимому, проводил какой-то утренний ритуал в честь павших героических Мясников, Кайдансил и Провидец Войны. Действие, вызвавшее массу беспокойств и вызвавшее массу вопросов, хотя и тех, что были подняты в отчете, было более чем достаточно.

Вопросы вроде природы предполагаемого улучшения Апейроном копья Бесстрашного и потенциального контракта, включающего переутомленного героя, получающего достаточный отдых, хотя это казалось ему немного надуманным. И вопросы вроде того, что именно случилось с Прото Аймой, что превратило её из едва гуманоидного светящегося красного существа, похожего на ласку, в кого-то, кто мог бы сойти за человека, если бы не её светящиеся волосы.

Это был вопрос, особенно актуальный для Армстронга, или, точнее, для мальчика, опекуном которого он был. Вопросы, которые он надеялся изучить, но сначала у них были более неотложные дела.

— Апейрон, Матрикс, — он намеренно повернулся к третьему члену команды. — И Прото Айма. — Девушка просияла, её крошечная красная домино-маска не скрывала её выражения, хотя было ясное ощущение, что она была добавлена в эстетических целях, а не из-за беспокойства о её личности. — Приятно познакомиться со всеми вами. Добро пожаловать в лагерь Дэнверс.

И вдруг девушка оказалась прямо перед ним, пожимая ему руку.

— Мне тоже приятно с вами познакомиться, — сказала она, глядя на него. — Вы отлично справились с перемещением всех вчера вечером. Я вижу, что им здесь гораздо комфортнее, но уверена будет ещё лучше, когда мы разберемся с этими бомбами.

— Спасибо. — Сказал он, не в силах скрыть веселье в голосе. По взгляду Апейрона Прото Айма отпустила его и снова оказалась рядом с ним. Никакого движения в промежуточном пространстве, просто мерцание из одного места в другое. Видимо, телепортация была именно такой сильной, как предполагал отчет Бесстрашного.

— В таком случае, нам следует начать?

— Абсолютно точно, — ответил Апейрон. — Я думаю, мы все можем согласиться, что это продолжалось более чем достаточно долго.