Империус (гет)

Бекс. Ребекка.

Ох Мерлин.

Ремус ощутил, что его радость по поводу того, что его кузены не желают ему смерти, была преждевременной.

Одарив ледяным взглядом ненавистного ей человека, стоящего посреди ее родного дома, Ребекка больше ничего не сказала, а только развернулась к отцу с натянутой улыбкой.

— Привет, папа, — поприветствовала она Рольфа с незнакомой Ремусу доселе теплотой. — Как твоя спина?

— Гораздо лучше, — ответил тот, обнимая дочь и глядя на нее с легким упреком. — Хотя если бы навестила меня хоть раз с Рождества, ты бы знала.

Ребекка вздохнула.

— Папа, ты же знаешь, что я занята на работе. Я бы даже сегодня не приехала, если бы это не было так важно для тебя. Мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать. И я ведь сейчас здесь.

Рольф неопределенно хмыкнул.

— Полагаю, ты права. Но я скучаю по тебе, дорогая. Где Феликс?

— Убирает наши метлы, — ответила Ребекка, оправляя светло-голубую мантию. Ремусу потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к ее образу вне формы института. — Он скоро подойдет.

Улыбка Рольфа стала более искренней.

— Тогда у меня есть время, чтобы представить тебя.

Взяв Ребекку за руку, он подвел ее к Рейнарду, который наблюдал за событиями с несколько сбитым с толку видом. Спустя мгновение Рольф настоял на том, чтобы они пожали друг другу руки. Ребекка, как заметил Ремус, сделала это с некоторой неохотой.

«Ага, значит, дело не только во мне. И дело не только в твоем сыне».

Кто-то легонько коснулся его плеча, вырывая из раздумий. Обернувшись, он обнаружил Рут, глядящую на него с нахмуренными бровями.

— Вы двое знаете друг друга, — без предисловий заявила она. — И вы не ладите. Я видела взгляд, которым вы обменялись, даже если никто, кроме меня, его и не заметил. И я также знаю свою сестру.

Ремус тяжело вздохнул.

— Да, мы встречались, — признал он устало. — Я… помогал ей недавно с ее исследованиями. И сказать, что мы не поладили — ничего не сказать.

Рут прикрыла глаза.

— Черт, — прошептала она расстроенно. — Я пыталась тебя предупредить, но не знала, что уже поздно. Ремус, когда мои мама и брат погибли, я была достаточно большой, чтобы запомнить и понять, что в случившемся не было ничьей вины, кроме Каина. Но Ребекке было всего пять лет, и ее мнение по поводу произошедшего сформировалось под влиянием папы. Как ты можешь понять из отчужденности, существовавшей между нашими отцами, мой винил твоего на протяжении многих лет. Он обвинял его в том, что тот спровоцировал гнев Каина, направленный на нашу семью, тем, что убил его друга. Он винил его в том, что ты выжил, тогда как Рэндольф погиб. Эти его взгляды стали взглядами и моей сестры. И хотя со временем папа смирился с тем, что произошло, и оставил прошлое позади, Ребекка знает только то, что ей внушали в детстве.

Образ Ребекки Голдштейн и ее мотивы стали гораздо более понятными Ремусу. Ее ненависть к нему и причины, стоящие за ней, теперь казались ему очевидными. Он выжил, тогда как ее брат погиб. Он был сыном человека, которого ее отец винил в смерти ее матери. А затем уже ее сын едва не повторил судьбу ее брата и матери, чуть не угодив в зубы к оборотню, которого укусил тот, что убил половину ее семьи. Разумеется, она будет его ненавидеть.

Это была иррациональная ненависть, да, отчасти незаслуженная. Но когда ненависть бывала объективной?

Он снова вздохнул.

— Это была ненависть с первого взгляда. До сего момента я был уверен, что она винит меня за то, что я подвергнул опасности ее сына.

— Так и есть, — заверила его Рут, состроив гримасу. — Она все Рождество об этом твердила. Но я так понимаю, она не упомянула, что ты ее кузен?

— Нет.

— Ну, она это точно знала. Мы обе знали. Мы знали, что твой отец помог убить друга Каина после той их страшной ссоры. И мы также знали, что Каин был сыном оборотня, убившего папину сестру. Но это не значит, что я считаю, что ты должен…

— Погоди, — перебил ее Ремус. Что-то в ее словах привлекло его внимание. — Что ты сказала?

Рут нахмурилась, а потом ее глаза распахнулись.

— Ты не знал, да? — выдохнула она с тревогой. — Ты не знал, что отец Каина похитил и убил сестру наших отцов после того, как она попыталась ему помочь?

Так… И это все, что им сказали?

Но ограничивались ли этим знания Ребекки? Не в первый раз за этот день холодок пробежал по спине Ремуса. До сего момента ему это и в голову не приходило. Но, конечно же, если Ребекка была его кузиной, она также была кузиной Каина.

И он убил ее мать и брата. Последний кусочек головоломки встал на свое место. Она знала об этом. Она держала в своих руках убийцу членов своей семьи.

«Она ненавидит его, Ремус, — вот, что сказала Фелиция. — Даже сильнее, чем тебя. И эта ненависть наполнила ее до краев».

Неудивительно, что камера Каина была такой запущенной. Неудивительно, что она с такой легкостью позволяла применять к нему седативные препараты и не гнушалась использовать заклятие Империус. Неудивительно, что она глядела на него с такими страхом и ненавистью.

Но знала ли она о кровном родстве? Знала ли она, что Авраам Каин был Авелем Исааком, сыном Реи Люпин?

Мысленно он вернулся на несколько недель назад, к тому дню, когда они с Ребеккой впервые вошли в камеру Каина. Он тогда назвал его Авелем. И Каин, увидев перед собой так похожее на Рейнарда лицо, назвал его дядей.

Насколько сложно было бы для главы Института бешенства сложить два и два? Всего одна просьба к Долорес Амбридж, и Ребекке предоставили бы регистрационный файл Адама Исаака и записи о передаче на усыновление Авеля Исаака. Оба этих документа подтвердили бы предположение, что Рея Люпин была матерью мальчика, который в дальнейшем стал Каином.

И что она подумает, обнаружив не одного, но двух презираемых оборотней в семье? Оборотней, которые знали о своем кровном родстве, как и о той связи, что оставалась после укуса? И что она сделает, если узнает? Кому она расскажет?

— Ремус? — Он вдруг осознал, что Рут глядит на него с тревогой. — Прости, это было неожиданностью?

Ремус поспешно махнул рукой.

— Нет, все в порядке, я об этом знал. Я просто не ожидал, что и ты осведомлена.

Рут бледно улыбнулась.

— К сожалению, мы знаем. Папа не держит от нас секретов, — ответила она.

Ремус благоразумно промолчал. Ему нравилась эта семья, его семья. Последнее, чего он хотел, — это завязать между ними ссору.

— Эй, Бекс! — веселый голос Руфуса прорезал неуютную тишину. — Давно не виделись!

Ребекка недовольно посмотрела на брата.

— Не называй меня Бекс, — бросила она с раздражением. — Меня зовут Ребекка. Это не так сложно произнести — все наши имена просты в произношении, так почему ты употребляешь эти идиотские сокращения? Или, может, Руфус, ты бы предпочел, чтобы я звала тебя Ру? Или Фусси?

Последний вариант заставил его поморщиться, но он продолжил улыбаться.

— Я тоже скучал по тебе, дорогая сестра, — просто заметил он и вернулся к игре с детьми.

Рольф закатил глаза.

— Ну-ну, вы двое, — с успокаивающим жестом сказал он. — Довольно. Ребекка, почему бы тебе не познакомиться со вторым нашим гостем?

Ремус ощутил, как внутренности словно бы стянулись в узел.

О нет…

Рольф и Ребекка остановились перед ним. Неестественная улыбка Ребекки довершала ледяное выражение на ее лице. Выдавив некое подобие улыбки в ответ, Ремус ощутил мягкое прикосновение пальцев Рут к его спине.

— Ремус, это моя вторая дочь Ребекка Голдштейн, — сообщил ему Рольф, очевидно не замечая арктического холода, возникшего между его дочерью и племянником. — Думаю, ты уже знаешь ее сына Энтони. — Он указал на мальчишку, о чем-то оживленно беседующего с Рейнардом. — Он твой поклонник. А ее младшая дочка Джулия пойдет в Хогвартс в сентябре.

Еще чуть-чуть, и Ремус пал бы замертво под взглядом Ребекки. Он заставил себя не обращать внимания.

«Не устраивай сцену, — увещевал он себя, — это все ради папы».

— Ребекка, это…

— Ремус Люпин, — перебила его Ребекка. — Мы уже встречались, не так ли, профессор?

Ее слова стали для Ремуса неожиданностью, хотя и не поразили так сильно, как Рольфа. Учитывая заверения Руфуса, что Ребекка не любит говорить о работе, он не ожидал, что она упомянет об их знакомстве. Но — он старался не паниковать — если она с готовностью призналась в этом, что еще она скажет? Попытается ли она настроить его вновь обретенную семью против него, чтобы раз и навсегда заказать ему путь в этот дом?

— Вы встречались? — с удивлением переспросил Рольф. — Вы не упоминали этого, ни один из вас.

Ремус с трудом улыбнулся и ответил:

— Я не знал, что мы с Ребеккой родственники, когда повстречал ее в первый раз. — Он на мгновение стиснул зубы и продолжил: — Она решила мне не говорить.

Взгляд Ребекки потемнел, когда Рольф снова посмотрел на нее, на этот раз с осуждением.

— Это не показалось мне важным, — ответила она, очевидно, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать то, что на самом деле хотела. — Профессор помогал мне с некоторыми исследованиями на работе. Информация о нашем родстве помешала бы.

Взгляд Рольфа оказался гораздо более понимающим, чем Ремус ожидал. Они с Рут переглянулись.

— А, — проговорил он наконец. — Ну, это неважно. Считайте это новым шансом узнать друг друга.

Улыбка Ребекки заставляла Ремуса нервничать.

— И правда. В этом случае, профессор, не пройдетесь ли со мной? Окружающие дом луга просто обворожительны в это время года.

Если Ремус и был в чем-то уверен, так это в том, что он не хочет находиться наедине с Ребеккой Голдштейн в этот момент. Он вежливо улыбнулся.

— Вообще-то, я хотел пообщаться и с другими родственниками, — сказал он ровно. — К тому же, скоро будет готов обед…

— О, я уверена, у нас куча времени, — перебила Ребекка, зло сверкнув глазами. — Я надеялась, мы сможем обсудить вашу беседу с Дэниелом Арденом. Или, может, вы хотите поговорить об этом здесь?

Дэниел. Черт.

Холодный липкий страх захватил его, и ему с трудом удалось взять себя в руки.

Она слышала. Она на самом деле слышала. Ох черт, черт…

А ее предложение обсудить тот случай здесь было настоящей угрозой. Он с легкостью представлял себе выражение лица Тонкс, когда она узнает, что он гулял с Ребеккой Голдштейн один на один, но какой еще выбор у него был? Наверняка она не посмеет что-то предпринять под боком у семьи…

— Что ж, — безо всякого энтузиазма начал он, — в таком случае…

Ребекка смотрела на него с неприкрытым торжеством.

— Тогда…

Три звонких хлопка перебили ее. Талия Люпин стояла в дверях, раскрасневшаяся, но веселая.

— Все! — воскликнула она. — Прошу за стол!

Ребекка помрачнела.

— Талия, — начала она, — мы с профессором собирались пройтись…

Талия строго и с нетерпением посмотрела на нее.

— Дорогая, не говори глупостей, прогуляетесь после обеда. Нельзя же позволять еде остыть.

Ребекка стиснула зубы, но не стала спорить дальше.

— Хорошо, — сказал она тихо. — Полагаю, это может подождать. Значит, после обеда, профессор.

С этим она развернулась и отошла.

Обед был восхитительным. Он также оказался самым длинным в жизни Ремуса.

Сидя между отцом и Рут, он болтал с различными родственниками, хвалил еду и ел за двоих, хотя и не забывал о пугающей прогулке с Ребеккой Голдштейн, ожидающей его после; мрачные взгляды, которые она бросала на него, не допустили бы этого. Что она собиралась сказать? Была ли его свобода всего лишь отсрочкой? Настигнет ли его все же та серебряная пуля? Обличит ли она его в том, что он стал бешеным, перед всей ее — их — семьей?

Перед всей, кроме Каина. Очевидно. Но об этом, он знал, ему стоит помалкивать.

А затем, наконец, после восхитительного супа, жаренного до хрустящей корочки мяса и шоколадного торта Талия снова хлопнула в ладоши и погнала свою стонущую от переедания семью обратно в гостиную.

Но Ремусу не удалось попасть туда. В коридоре Ребекка ухватила его за руку и указала на дверь.

— Пришло время для прогулки, профессор, — тихо сказала она. — И небольшой беседы о вас и «Воющем».

Ремус уныло заглянул в гостиную, где его отец снова усаживался в кресло рядом с портретом Родерика. Затем он заставил себя последовать за Ребеккой к выходу.

День по-прежнему был восхитительным. Луга пестрили цветами, птицы порхали над головой, и веял легкий ветерок. Ремус не заметил ничего из этого.

Его слегка мутило. Шрам на левом боку, казалось, чесался и горел, а весь мир выглядел несколько приглушенным, почти… пустым.

А в следующее мгновение вдруг это ощущение исчезло. Бриз ласково коснулся его кожи, и, несмотря на грозящую ему опасность, он вдруг почувствовал умиротворение.

— Знаете, я бы не приехала сегодня, если бы это не было так важно для папы, — неожиданно мягким голосом проговорила Ребекка. — Я люблю своего отца, профессор, и если бы мы не собрались все здесь сегодня в день его большого примирения с братом и племянником, это разбило бы ему сердце. Согласны ли с этим мы, не имеет значения. — Она посмотрела на него довольно холодно, что странно диссонировало с теплом прекрасного послеполуденного солнца. — Я знала, что вы мой кузен, когда приглашала вас в институт. И мне даже было любопытно.

— Недостаточно любопытно, чтобы предоставить мне хоть какой-то шанс, — заметил Ремус, рассеянно сорвав какой-то полевой цветок. — Я не Каин, Ребекка, и я не убивал членов вашей семьи. И я не навредил вашему сыну.

— Но вы могли, — прошипела Ребекка. — Вы могли, потому что и прежде становились бешеным, не так ли? Золотые глаза, сказал Дэниел Арден. И пусть этот парнишка сглупил в том баре, у него все в порядке с глазами.

С глазами. Глаза Дэниела.

Ремус вдруг понял. Конечно же! Он так волновался о том, что был близок к перевоплощению, ему и в голову не пришло, что Дэниел мог ошибиться. Но как он мог видеть отчетливо, если был…

— Его глаза были за желтыми контактными линзами, — внезапно выпрямляясь, сказал Ремус. Вероятно, он никогда не узнает правды: был ли он так близок к черте, что его глаза действительно сияли золотым, или же все это было ошибкой, и Дэниел не видел на самом деле того, во что ему хотелось верить. Но теперь, по крайней мере, у него была надежда… — Как он хоть что-то мог отчетливо видеть, когда весь мир для него был окрашен в золотой цвет?

Ребекка выгнула бровь.

— Думаете, это важно? — с хищной ухмылкой спросила она. — Он говорит, что видел, как ваши глаза сияли золотом. С учетом законов Амбридж, этого достаточно, чтобы запереть вас до конца ваших дней. И, кроме того, показания Дэниела свидетельствуют, что вы были в «Воющем» в компании Авраама Каина. Добавим к этому вторжение на уровень резидентов — вероятно, чтобы убрать свидетеля вашего преступления — и у нас оказывается гораздо больше улик, чем даже мне требуется, чтобы запереть вас. — Она вдруг остановилась и развернулась к нему. — Вы оборотень, профессор, — прошептала она, — кому нужны доказательства?

Что-то словно бы оборвалось у него внутри. Ее слова содержали пугающую истину.

— Тогда что же вам помешало? — неожиданно даже для самого себя спросил Ремус. — Почему вы не заперли меня и не выбросили ключ?

Ребекка вздернула подбородок и нахмурилась. Ее глаза сияли.

— Потому что это разбило бы сердце моему отцу. Он так ждал этого обеда. Как бы он справился с новостью, что его дочь заключила под стражу единственного сына его брата? Но он получил желаемое, а вы — свою отсрочку. Карты на стол, профессор. Сегодня вы можете уйти свободным человеком. Но если вы хотя бы приблизитесь к черте, окажетесь на уровне шесть, не успев даже моргнуть.

Это было глупо, но Ремус не собирался терпеть угроз.

— Намереваетесь запереть обоих своих кузенов? — бросил он. — Если вы с ними так обходитесь, вы недостойны иметь родственников.

Взгляд, которым она его наградила, позволил ему с уверенностью ответить на вопрос о том, знала ли она о родителях Каина. Ее улыбка скорее напоминала гримасу.

— Думаю, это еще недолго останется проблемой, — ответила она.

Ремус уставился на нее. Прежде чем он успел что-то сказать, между ними появилось что-то серое и пернатое, и в протянутую руку Ребекки упало запечатанное письмо. Проводив взглядом птицу, она посмотрела на конверт.

Ремус последовал ее примеру. На конверте явно виднелась печать института и сделанная красными буквами надпись: СРОЧНО.

Ребекка ничего не сказала. Она смотрела на письмо, а затем перевела взгляд на Ремуса.

На мгновение он заметил в ее глазах что-то, не поддающееся определению.

А затем, все так же не произнеся ни слова, она резко развернулась в вихре мантии и направилась прочь, вскрывая письмо. Ее шаги ускорились.

Что случилось?

Посомневавшись мгновение, Ремус бросился следом.

Войдя в дом, он услыхал множество высказываемых протестов, заверения Рут, что что-то может и подождать, печальный голос Рольфа и повторяемые снова и снова утверждения Ребекки, что ей нужно уйти. Когда он вошел в гостиную, всполохи зеленого пламени в камине подсказали ему, что она уже покинула дом.

Рейнард стоял рядом с братом, держа его за плечо, тогда как Рольф расстроенно смотрел в затухающий огонь. Руфус закатил глаза, Энтони выглядел сбитым с толку, а Рут — откровенно раздраженной.

Ребекка так распиналась о своем нежелании расстраивать семью всего пару минут назад. Так что же такого произошло, что она пошла наперекор этому стремлению?

Ремус и понятия не имел, но все это ему не нравилось. Как только покинет этот дом, он собирался связаться с Тонкс.

Руфус поднялся на ноги.

— Это размытое пятно, промчавшееся мимо, — проговорил он Ремусу, пожимая плечами, — было уходящей Ребеккой. Она перенеслась домой, чтобы оттуда с помощью портала попасть на работу.

Ремус вздохнул.

— Значит, она не вернется?

— Полагаю, тебе она не сказала, что случилось? — спросила Рут с раздражением. — Нам она сообщила, что на работе что-то случилось, и ей нужно сейчас же отправиться туда.

Ремус двинулся к ней, обходя группу несколько притихших детей на полу.

— Когда мы беседовали, она получила сову, — сообщил он, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно, несмотря на снедающую его тревогу. — Письмо пришло с ее работы, и на конверте красовалась надпись «СРОЧНО». Помимо этого, я знаю столько же, сколько и вы.

Рут опустила взгляд на ковер у своих ног.

— Я не знаю, что с ней в последнее время происходит, — неожиданно заявила она. — Раньше она каждую неделю писала мне и папе, заходила в гости как минимум дважды в месяц и, несмотря на чертову работу, семья была для нее важна. Но с Рождества она ведет себя как одержимая. Мы ее практически не видим и ничего от нее не слышим — папа, конечно, не признается, но его это обижает. — Она указала на Рольфа, который слабо улыбался в ответ на старания жены и брата увлечь его разговором. — После смерти мамы мне пришлось играть роль старшей сестры, но Ребекка всегда была папиной любимицей. Она любит своих мужа и детей, но даже практически перестала писать Энтони в школу. Раньше она каждый вечер возвращалась в их дом в Скарборо, а теперь Феликс и Джулия рады, если видят ее раз в неделю. И она никому ничего не рассказывает. Она всегда была скрытной — ее работа этого требует, но никогда не держала секретов. С ней что-то происходит, и мне это не нравится.

Рождество. Ремус мог с легкостью выделить один эпизод, случившийся в это время.

— Ты знаешь, чем Ребекка занимается? — спросил он.

Рут посмотрела на него.

— Я знаю, что она работает в Институте бешенства, — сказала она тихо, осторожно подталкивая Ремуса прочь от остальных и поближе к камину. — После смерти мамы и Рэндольфа оборотни стали ее наваждением. Уже ребенком она была полна решимости сделать так, чтобы ни одна семья больше не столкнулась с этим кошмаром. — Рук пожала плечами и добавила: — В остальном же, думаю, ты осведомлен лучше меня.

Ремус глубоко вздохнул. Вероятно, он нарушит сейчас с дюжину министерских правил, но, как ни удивительно, ему было все равно. Кроме того, по какой-то причине он был уверен, что Рут можно доверять.

Бедро пульсировало странным жаром. Возможно, не стоило ему стоять так близко к открытому огню, но, по крайней мере, их никто не услышит. То, что он собирался сказать, не стоило доносить до всех и каждого Люпина.

Рут взирала на него с любопытством.

— У нее в руках находится Каин, — сказал он просто. — Он живет в институте как раз с Рождества. Именно с этим ее исследованием я ей и помогал.

Глаза Рут расширились.

— О боже, — выдохнула она. — Неудивительно, что она… — Рут схватила его за запястье и прошептала: — Только не говори моему отцу. Его удар хватит.

Ремус покачал головой.

— Не беспокойся, я даже своему отцу об этом не сказал.

— Хорошо. — Рут взволнованно покачала головой и снова посмотрела на него. — Спасибо, что рассказал мне, Ремус, — сказала она тихо. — По крайней мере, теперь я понимаю чуть лучше. Мы уже начали думать, что случилось что-то плохое.

Ремус отвел взгляд. Сейчас не стоило сообщать Рут, что ее сестра находилась довольно близко к вершине составленного мракоборцами списка потенциальных пожирателей смерти.

Бедру снова стало горячо. Ремус даже осмотрел ногу, опасаясь, что шальная искорка могла попасть на мантию, но не увидел ничего примечательного. Тепло, однако, продолжало пульсировать, исходя от…

Его поясного мешочка. Мешочка, в котором он хранил…

Монету!

Он резко поднял глаза. Рут стояла, прислонившись к каминной полке, и задумчиво глядела в пламя. Убедившись, что о нем, судя по всему, на время позабыли, он отошел в пустующий угол с фортепиано, которое продолжало играть — на этот раз «Концерт для фортепиано» Грига. Осторожно опершись на крышку, Ремус притворился, что разглядывает семейные фотографии, одновременно засовывая руку в мешочек и доставая теплую монету.

Одного взгляда на буквы по краю оказалось достаточно.

«ТМ сейчас же».

Ремус сунул монету обратно и принялся размышлять. «Три метлы» — это очевидно. И слова «сейчас же» в его глазах сияли так же ярко, как и «СРОЧНО» на письме Ребекки Голдштейн. Случилось что-то важное.

«Стало быть, Фелиция запросила срочную встречу в тот же миг, как Ребекку вызвали в институт? Если это совпадение, то я морщерогий кизляк».

Ему нужно было уйти, но как? Как он мог покинуть этот дом в самый разгар семейной встречи и не разбить при этом сердце своего отца, как это сделала Ребекка?

Бросив взгляд на Рейнарда, он осознал, что это невозможно. Он не мог этого сделать, просто не мог.

Тонкс сразу же отправится на встречу — сегодня у нее выходной. И если это на самом деле крайне важно, она сообщит ему.

Ему оставалось только надеяться, что все не настолько серьезно.

* * *

Ровно в восемнадцать часов Ремус Люпин трансгрессировал к задней двери «Трех метел».

Удалившись в туалет в Грейстоунсе, он сумел кратко пообщаться с Тонкс посредством монет. Начал он с того, что отправил сообщение: «ТМ 18 часов — РЛ» и почти сразу же получил ответ: «Хорошо з.дверь ТМ — НТФХ». Значит, Тонкс уже была на месте, и ему следовало встретиться с ними у задних дверей. К счастью, Тонкс не настаивала на его немедленном прибытии, так что он вернулся в гостиную, продолжив общаться, смеяться, стараясь при этом не выказывать нетерпения. Его отец получил и принял предложение остаться, но когда то же самое предложили Ремусу, он вежливо отказался, сославшись на необходимость вернуться в Хогвартс в связи с началом семестра. А затем, пообещав как-нибудь зайти, Ремус попрощался со своей семьей и ушел.

Со своей семьей. Он до сих пор не привык к этой формулировке.

Сейчас, однако, было неподходящее время для этих размышлений. Ему предстояло вернуться в суровую действительность Ордена и его миссии.

Он сразу же заметил Тонкс, сидящую на заднем крыльце «Трех метел». Даже в сгущающихся сумерках он обратил внимание на ее бледность и напряженное выражение лица. Когда она заметила его, напряжение уступило место нервозности.

Ремус поспешно приблизился.

— Что случилось? — воскликнул он. — Где Фелиция?

— Она вернулась в институт, — ответила Тонкс, скривив губы. — Она не могла рисковать, оставаясь дольше пары минут. Но она рассказал мне, что происходит, так что мне оставалось только дождаться тебя. — Скорчив гримасу, она продолжила: — Ремус, я не знаю, как ты это воспримешь. Я даже сама не уверена, к добру это или нет.

Ремус некоторое время смотрел на нее.

— Тонкс, если это срочно, ты могла вызвать меня сразу…

Жестом она прервала его и протянула руку, чтобы он помог ей подняться на ноги.

— На самом деле это не срочно, — тихо и устало сказала она, а затем вздохнула. — По крайней мере, мы ничего не в силах предпринять. Просто… это было неожиданное развитие событий.

Ремус нахмурился, перебирая в уме вероятности.

— Тонкс, ты заставляешь меня нервничать. Что сказала Фелиция?

Тонкс тяжело сглотнула.

— Не знаю, как тебе это сообщить, так что просто скажу, как есть. — Ее темные глаза встретили взгляд его собственных, а бледные тонкие пальцы обхватили его ладонь. — Ремус, — выдохнула она. — Авраам Каин мертв.