Небо и земля (гет)

Гермиона открыла глаза и почувствовала ноющую боль во всём теле — очевидно, от удара. Невольно застонав, она попыталась схватиться за голову. Не получилось. Чтобы привести свои мысли в порядок, она закрыла глаза и потрясла головой. Это не сильно, но помогло.

Она огляделась: громадный зал с паркетным полом и большим количеством окон едва не во всю стену. Из-за ночи на улице внутри зала тоже было темно. Свечи нигде не горели, и о том, одна ли здесь Гермиона или нет, можно было только догадываться.

Она запаниковала. Страх скользкой змеёй прокрадывался в каждую клеточку её тела. Она поняла, что лежит на полу, ощущая спиной неприятный холодок от паркета. Привстав на локтях, она оглянулась по сторонам.

Над ней нависла чья-то долговязая фигура. Это была женщина с длинными смоляными кудрями, чья бледная кожа словно светилась в темноте. Пухлые алые губы особенно отчётливо выделялись на её лице. Но самым страшным были глаза — огромные, чёрные, с горевшим внутри каким-то фанатичным огнём. Жуткая незнакомка взирала на Гермиону сверху вниз, и от этого взгляда девушке стало гораздо страшнее, чем в первые мгновения.

— Ну что, начнём, грязнокровка… — протянула она приторным, нарочито растянутым голосом.

Гермиона промолчала, с ужасом глядя на неё. Женщина в ответ ещё пристальнее уставилась на свою пленницу.

— Я смотрю, ты не хочешь говорить, где вы взяли меч. Ну-ну, так же нельзя, — её рука скользнула по руке распростёртой на полу девушки, и та дёрнулась, будто её коснулись замороженным железом.

Женщина дико рассмеялась, а Гермиона смотрела на неё глазами затравленной собаки. Она понятия не имела, о каком мече идёт речь, но отчего-то понимала, что не вправе говорить о нём.

— Я всё равно ничего не скажу, — так и ответила она.

— Я бы, грязнокровка, на твоём месте лучше о себе подумала, — брюнетка оглядела её с головы до ног, маньячно облизнув губы. Гермиона нервно сглотнула, но тем не менее помотала головой.

— Я спрашиваю снова! Откуда у вас меч? откуда?! — незнакомка уже сорвалась на крик.

Она хлестнула палочкой — звонкий удар моментально опалил щёку Гермионы и рассёк её до крови. Девушка вновь дёрнулась и застонала от боли, сжавшись на полу клубком. Почему-то она знала, что эта женщина способна сделать с ней вещи гораздо страшнее, чем простой порез. Надо сообразить, что ей ответить про тот меч…

— Мы нашли его… — лихорадочно думала она вслух, — мы нашли его… в озере… Нет! пожалуйста! — закричала она, увидев, как её мучительница вновь поднимает палочку.

— Ты врёшь, мерзкая грязнокровка, я это знаю! Вы были в моём хранилище в Гринготтсе! Говори правду!.. — новое заклятье заставило Гермиону мучительно выгнуться на полу и громко закричать. — Скажешь?

— Мы нашли этот меч в озере, — прохрипела девушка, отойдя от приступа боли. Незнакомке явно нравилось мучить её; ей доставляли удовольствие крик и страдания Гермионы, и она морально приготовилась ко всему, что бы та ни придумала.

— Ложь!!..

Пока гриффиндорка исходила в новых страшных муках, в левой руке женщины возник острый серебряный стилет, который она навела на Гермиону точно так же угрожающе, как и собственную палочку.

— Что ещё вы украли? что ещё взяли? Скажи мне правду, или, клянусь, я проткну тебя этим ножом!

Резкое заклятье пришлось прямо по рёбрам девушки. Она опять завопила, отчего её мучительница довольно расхохоталась. Последовал другой удар — в район лопаток. С губ Гермионы сорвался очередной крик, а из глаз потекли слёзы.

«Как хорошо, что сейчас меня не видит он… мой Виктор…» — только и пронеслось у неё в голове.

Брюнетка истязала её без передышки. Удары приходились по всему телу Гермионы, и она вновь и вновь чувствовала обжигающую боль и даже запах крови. Эти мучения продолжались несколько минут, однако по ощущениям девушки прошёл целый час. Она уже не кричала и перестала извиваться после каждого удара. Но и ответа не давала — лишь тихо хрипела и сильнее сжимала кулаки.

— Что ещё вы взяли? что ещё? — не отступала женщина. — Отвечай!! Круцио!!!

Боль, охватившую Гермиону, было не сравнить ни с какой предыдущей. Она заорала во всю глотку, срывая голос окончательно. Холодный пол адски щипал её израненную кожу, когда она, извиваясь, задевала его своими порезами.

Вскоре Гермиона совершенно измучилась. У неё закружилась голова; в глазах помутилось. Она была не в состоянии даже думать. И наконец потеряла сознание.

В этот момент Гермиона проснулась. Она лежала не на паркетном полу, а в своей кровати в Крумларе, к которой за месяц привыкла точно так же, как к той, на которой спала дома или в Хогвартсе. Сердце её колотилось так, будто она только что пробежала не меньше полумили. Во всём теле она ощущала сильную испарину… Проклятый кошмар!..

Неожиданно за окном раскатисто загромыхало — девушка задохнулась от страха и, крутанувшись влево, увидела сверкнувшую в ночном небе молнию. «Гроза», — поняла она. Помимо грома, на улице лил сильный дождь. Это был не больше чем четвёртый ливень за тот месяц, что Гермиона провела в Варне.

Вообще-то Гермиона никогда не боялась грозы. Даже если гром гремел почти каждую минуту, это не мешало ей спать. Но сейчас, именно сейчас, когда ей только что приснился такой жуткий сон!.. Стоило гриффиндорке попытаться уснуть, как перед её мысленным взором снова вставало то страшное бледное лицо с горящими глазами и вспоминался злорадный полушёпот, вползающий в уши, словно змея. Кто была эта женщина? Почему она так беспощадно пытала Гермиону и о каком мече так хотела узнать?

Проворочавшись минут пять, девушка поняла, что точно не сможет уснуть в ближайшее время: кошмар никак не отпускал её. Внезапно её взгляд упёрся в противоположную стену. Там, за две спальни от неё, — Виктор. Может, пойти к нему в комнату? Вдруг он тоже не спит из-за грозы? Но даже если спит, можно просто немножко посидеть с ним, а потом уйти. Обычно даже само его присутствие как-то успокаивало Гермиону.

Наконец она решилась и, приподнявшись, нашарила на прикроватном столике свою палочку.

— Люмос.

Теперь комната освещалась не только вспышками молний. Спустившись с кровати, Гермиона просунула ноги в тапки и направилась к выходу из комнаты. В коридоре было ещё темнее, хотя на стене его помещалось несколько окон. Только всё те же молнии, каждый раз заставлявшие Гермиону вздрагивать от неожиданности, озаряли её путь мгновенными острыми сполохами. К счастью, спальня Крума находилась буквально в трёх метрах от её собственной. Девушка осторожно приоткрыла дверь и проскользнула внутрь, боясь разбудить Крума, если тот всё-таки спит.

— Хермивона? — послышался с кровати свистящий голос. — Это ты?

— Виктор? — от неожиданности Гермиона ответила вопросом на вопрос. — Да, это я. А ты почему не спишь?

— Из-за грозы. А ты?

Крум полулежал на кровати под одеялом, повернувшись к окну, и задумчиво взирал на текущие по стеклу дождевые струи, зажмуриваясь всякий раз, когда мерцала молния и вслед за тем сразу раздавался раскат грома.

— А мне кошмар приснился, — Гермиона уже дошла до постели и присела на её край лицом к Виктору. — Можно, я посижу у тебя? Просто теперь я заснуть не могу.

— Конечно, можно, — кивнул Крум и выбрался из-под одеяла, усаживаясь рядом с девушкой. Он обнял её за плечи и погладил по волосам в попытке утешить. — Что тебе снилось? Расскажи. Помнишь, ты сама просила меня об этом тогда, в лазарете Хогвартса?

— Помню, — девушка улыбнулась. — Хорошо, я расскажу… В общем, я видела какой-то огромный тёмный зал в незнакомом замке. Я лежала на полу, а надо мной стояла какая-то бледная черноволосая женщина с жуткими глазами и голосом. Она пыталась выяснить у меня, где мы — не знаю, кого она имела в виду — взяли какой-то меч. Упоминала что-то про хранилище в Гринготтсе… Я не отвечала, и она пытала меня… страшно пытала… Круциатусом… — при воспоминании об этих истязаниях Гермиона вздрогнула и машинально прижалась ближе к тёплому боку Виктора.

Тот поцеловал её в лоб, погрузив руку в её волосы.

— Понимаю… Мне знакомо это чувство, Хермивона. В лабиринте я испытал то же самое. Правда, на меня наложили проклятие подвластия, а не пыточное, но его я был вынужден применить не по своей воле… И это было хуже всего, что мне когда-либо довелось испытать. Когда я видел кошмары в лазарете, то мучился так же сильно, как наяву. Но со мной всё и произошло на самом деле, а тебе приснилось, Хермивона. Это всё ненастоящее.

Гермиона кивнула.

— Надеюсь на это, — выдохнула она. Тревога и страх начали постепенно покидать её, когда Крум сильнее прижал её к себе.

В надежде отвлечь девушку он приподнял её и усадил к себе на колени, точно как тогда в лазарете. Только теперь не она успокаивала его, а наоборот. Руки Гермионы скользнули на его талию в ответном объятии. Ей вдруг стало так тепло и уютно, будто руки Виктора и созданы были только для того, чтобы обнимать её.

Снаружи всё ещё бушевала гроза, стучал ливень, но теперь это не пугало гриффиндорку. Она спокойно глядела в окно, слушая сердцебиение и мерное дыхание Крума. Отчего-то вся эта обстановка сильно напомнила ей ту самую ночь Святочного бала, когда Крум утешал её, сидя вместе с ней на подоконнике. Только тогда за окном мела метель, а не шёл дождь… Гермиона улыбнулась своим воспоминаниям, но вдруг осознала, что уже завтра им придётся расстаться.

— Виктор… — позвала она.

— Что, Хермивона?

— А ведь мне завтра надо будет возвращаться домой, — так и сказала девушка. — И теперь я знаю, что разлука будет долгой. По крайней мере, до окончания школы. Эти три года — самые напряжённые…

— Нам просто повезло, что ты гостила у меня этим летом, — согласился Виктор. — Да, я тоже знаю, что вряд ли мы увидимся в ближайшие три года… Но я всегда буду помнить тебя, Хермивона, и никогда не расстанусь с тем кольцом, что ты мне подарила.

— И я буду тебя помнить, — поддержала Гермиона. Но тут ей пришёл в голову очень важный вопрос, и она инстинктивно озвучила его: — Скажи, Виктор… если мы так долго не увидимся, сумел бы ты забыть меня ради другой девушки?

— Другой? — усмехнулся Крум. — Ради одной из тех, на кого я и так насмотрелся в Хогвартсе и от кого всегда бегал, как от бладжера?.. Ради другой!..

— То есть, ты хочешь сказать, что будешь всегда верен только мне? — девушка удивлённо приподняла голову с его груди. За все эти месяцы они неоднократно признавались друг другу в любви, но никогда не давали никаких обязательств. Любя Крума всем сердцем, Гермиона всегда трезво смотрела на вещи, понимая, что за время долгой разлуки тот вполне может позабыть её и полюбить другую.

— Да, — выдохнул тот. — Ты дала мне надежду. Не призрачную, а вполне реальную надежду, что кто-то сумеет разглядеть во мне меня настоящего, а не наследника древнего рода и знаменитого ловца. Пусть только на несколько месяцев, но этого было достаточно. Ты, Хермивона, — единственный человек, который действительно меня знает.

— Правда?.. — вновь удивилась Гермиона. — Не ожидала… Спасибо, Виктор. Я никогда не предам твоё доверие, знаешь?

Виктор обнял её крепче и, поцеловав её руку, прижал к своей щеке.

— И тебе спасибо, Хермивона. Спасибо, что не отказываешься от меня.

Его огромные чёрные глаза находились в нескольких дюймах от гриффиндорки и пристально, очень пристально и пытливо её изучали. Неожиданно смутившись от такого взгляда, она положила голову ему на плечо, преодолевая сковавшие её волнение и робость. Несколько минут ребята молчали; тишина нарушалась только стуком дождя и громовыми раскатами. Наконец Гермиона спросила:

— Скажи, Виктор… вот если бы в том сне я была не одна, а с тобой, попытался бы ты спасти меня от пыток той женщины?

— Конечно, — ответил Крум без раздумий. — Правда, я был бы уже скоро или мёртв, или без сознания. Только в таком случае она могла бы мучить тебя. По-другому я бы ей не позволил. И вообще никому, — прошептал он себе под нос.

Гермиона не думала, что Виктор смог бы одолеть ту страшную мучительницу, но в его словах сомневаться не приходилось. Крум говорил с простой и неподдельной искренностью. Он ни за что не позволил бы кому-либо причинить Гермионе боль.

— Я верю тебе, — она коснулась губами его губ в лёгком благодарном поцелуе. — Ты же храбрец, Виктор.

Крум ничего не ответил, но девушка даже сквозь ночную темноту увидела, какой благодарностью засветился его взгляд. Тепло усмехнувшись, он поцеловал её в макушку.

Близилась полночь. В объятиях Виктора Гермиона обмякла, совсем согревшись, и закрыла глаза. Через какое-то время дыхание её стало ровным.

Крум, который всё это время продолжал держать гриффиндорку в кольце своих рук, понял, что надо как-то уложить её, не разбудив. Делать нечего — он улёгся на свою подушку, утянув за собой Гермиону. В мыслях у него не возникло никаких противоречий. В конце концов, почти такая же ситуация уже случилась зимой — что такого, если сейчас Гермиона останется с ним?

Девушка лежала к нему лицом. Не прошло и пяти минут, как она открыла глаза. Немного оглядевшись, заметила, что находится в кровати Крума, а сам Виктор просто лежит рядом, укрытый своей половиной одеяла. В ту же минуту юноша тихо произнёс:

— Спокойной ночи, Хермивона.

Он дотянулся губами до лба девушки и оставил на нём тёплый поцелуй; затем обнял одной рукой, прижав к себе. Гермиона уткнулась лбом ему в ключицы, едва уловимо прошептала:

— Спокойной ночи, Виктор… — потом чуть потёрлась носом об его грудь, и оба закрыли глаза.

* * *

Утром Гермиона проснулась от приятной тяжести и тепла. Ещё не открыв глаза, она вспомнила, что уснула в комнате Виктора, поэтому обёрнутая вокруг её талии чужая рука не испугала её. Гермиона неловко поёрзала, не решаясь разбудить юношу. Крум что-то сонно пробормотал, притиснув её ближе к себе, и блаженно вздохнул, обдавая шею девушки горячим дыханием.

Со всей осторожностью выскользнув из его объятий, Гермиона поднялась с постели, но ещё минуту не торопилась покинуть комнату и молча любовалась спящим Виктором. Во сне его жёсткое, хищное лицо выглядело до странности умиротворённо. Девушка улыбнулась такому виду возлюбленного и тихонько вышла в коридор, направившись к себе в комнату. Ей предстояло собрать вещи: уже после завтрака она должна была вернуться домой.

В своей спальне Гермиона привела себя в порядок, оделась так же, как дома, когда готовилась к прибытию в Крумлар, и собрала рюкзак. Расширенный изнутри, он вновь беспрепятственно вместил в себя все вещи гриффиндорки. Закинув его за плечи, Гермиона пошла к двери, но вдруг остановилась и окинула комнату прощальным взором. Кто знает, доведётся ли ей ещё раз здесь побывать? А ведь эта спальня полюбилась ей с первого же посещения…

Девушка тряхнула головой, отгоняя грустные мысли, и решительно вышла наружу. В коридоре её поджидал Виктор, уже проснувшийся и бодрый, и они тихо пошли рядом.

В столовой их встретили мистер и миссис Крум. Они тоже выглядели несколько удручённо, а не весело, но не подавали виду. Завтрак, состоявший из яблочного пирога, как в день матча Болгарии с Сербией, прошёл в целом как обычно. После же трапезы Гермиона отправилась не на улицу вместе с Виктором и не в библиотеку, а на третий этаж, в ту самую гостиную, где вывалилась из камина месяц тому назад. Хозяева лично провели её по лестницам и коридорам.

— Жалко, Хермивона, что ты от нас уезжаешь!.. — уже у камина вымолвил мистер Крум, который держал в руке пакетик летучего пороха. — Признаться честно, привыкли мы к тебе… ты стала для нас как родная.

— Правда? Ну, спасибо… — удивилась девушка, крайне обрадованная этими словами. — Вот уж не думала, что меня может так тепло принять ещё одна колдовская семья, кроме семьи Рона… Может быть, ещё и свидимся; а я никогда не забуду вашей доброты и ласки.

И она благодарно посмотрела на родителей Виктора. Ей хотелось бы сказать им ещё многое… Ей хотелось сказать, что они — первые чистокровные колдуны-аристократы, которые и смотрели на неё, и говорили с ней, и относились к ней по-человечески; и что она полюбила их всем своим сердцем. Ей хотелось бы без слов передать им то новое и отрадное чувство, которое родилось в ней с первой минуты их встречи в Хогвартсе и которое она сама ещё не могла уяснить себе.

Тем временем Крум-старший зажёг камин заклинанием «Инсендио», вручил гостье пакетик с порохом и пожал ей руку.

— До свиданья, Хермивона. Желаю благополучного возвращения домой.

Добродушно фыркнув про себя — до того он напомнил ей собственного отца, — Гермиона обменялась с ним рукопожатием и серьёзно произнесла:

— Спасибо, мистер Крум.

Миссис Крум, стоявшая рядом с мужем, неожиданно приблизилась к гостье и приобняла её, будто и впрямь свою родственницу.

— Удачи тебе, Хермивона, — пожелала она полушёпотом. — Как будешь дома, пришли нам сову.

Девушка ощутила, как её сердце сладко забилось при этой бесхитростной ласке красавицы-аристократки, и согласно обняла её в ответ, прошептав и ей слова благодарности. Последним остался Виктор, который хотел попрощаться с Гермионой в последнюю очередь. Когда та уже подошла к камину с намерением высыпать туда порох, он приблизился к ней и запечатал поцелуй на её лбу, заключая в цепкие объятия. В присутствии родителей ему невозможно было произнести ни одного слова больше, потому что всё, что он хотел сказать и дать понять любимой, было так высоко и откровенно, что высказать это можно было без свидетелей — только наедине. Поэтому он просто поцеловал её долгим, необыкновенно тёплым и нежным поцелуем и прошелестел:

— Будь счастлива, Хермивона. До свидания.

Гермиона только опустила свои длинные ресницы и ничего не промолвила: у неё во рту вдруг пересохло, язык не слушался, а сердце так и стучало. Отстранившись, она ещё раз, сама не замечая того, долгим и ласковым взглядом глянула на Крума и его родителей, а потом обернулась к камину и засыпала порох в огонь.

Через секунду пламя озарилось уже знакомым изумрудным цветом. Крепче прижав руками к телу лямки рюкзака, Гермиона переступила через каминную решётку, выкрикнула свой лондонский адрес и тут же зажмурилась. Её закрутило и куда-то понесло…