Вместе  (гет)

Мы не стали беспокоить спящего Вацлава переносом на кровать, а оставили его спать в кресле. Весь вечер и всю ночь я не сомкнула глаз. Папа всячески пытался меня ободрить, говоря, что с моим возлюбленным всё будет в порядке, и что мне тоже надо пойти поспать. Вот только папа не знал, какой секрет я на пару с Вацлавом храню: этот гад, этот грузинских мафиози так измотал бедного Ваца, что он забыл сделать укол Нейропозина — вот его и начало колотить. Спала я, лёжа на раскладушке, которую я поставила рядом с креслом, где спит мой возлюбленный. Ночью я несколько раз просыпалась и проверяла, как там мой дорогой друг, которого я успела полюбить всем сердцем. И несколько раз нагибалась к его груди, чтобы послушать дыхание. В очередной раз я проснулась посреди ночи и решила проверить дыхание Вацлава. Когда я нагнулась к нему, то он начал потихоньку просыпаться. Дыхание сделалось более ровным, а вот сердце стучало как бешеное. Очнувшись, он сразу же начал осматриваться по сторонам, как будто чего-то боялся.

— Тише, ты в безопасности, — стала я успокаивать друга.

— Как? Как я сюда попал?

— А ты не помнишь?

Вацлав растерянно мотнул головой, и я сказала ему, что он пришёл ко мне за Нейропозином, после чего его начало колотить так, как будто в него вселился дьявол, но когда я сделала укол Нейродола — русского аналога Нейропозина, — то он успокоился и уснул.

— А ты правда профессиональный спасатель, Надя, знаешь, как помочь человеку, — похвалил меня Вацлав.

— Знать-то знаю, но никто не говорил мне, что у аугментированного может начаться синдром отторжения импланта, папа вчера вечером только мне об этом поведал.

— Они специально вам об этом не сказали, мы же люди второго сорта для них, — сглотнув слюну, прошептал Вацлав. Видя, как возлюбленный попытался смочить горло, я, ничего не говоря, сбегала на кухню и принесла ему прохладную минеральную воду.

— Вот, попей, — прошептала я. Вацлав открыл бутылку и залпом осушил её, судя по всему, он не только забыл принять лекарство, но и забыл о таких важных для человека вещах, как вода и еда.

Не став расспрашивать пришедшего в себя друга, я предложила ему поспать в моей комнате, чтобы он восстановил свои силы и поспал как нормальный человек, но он отказался, сказав мне, что он и так хорошо поспал.

— Но это нездоровый сон, ты чуть с жизнью не расстался, — возразила я.

— Пока Радич Николадзе жив, мой сон всегда будет нездоровым, — признался Вацлав.

— И не говори, единственный выход — взять, исчезнуть из Праги, притом так, чтобы никто не догадался, — печально выдохнула я.

— У него люди повсюду, не выйдет.

— Да чтобы он сдох, чтобы он под землю провалился! — с яростью я ударила кулаком по спинке стула.

— Нельзя так говорить, Надь, каким бы человек ни был, нельзя желать ему зла.

— Но он же сведёт тебя в могилу!

Я всё же уговорила Вацлава пойти поспать в мою комнату. Аккуратно придерживая его, чтобы он не упал, мы поднялись по лестнице, и как только дошли до кровати, я сначала усадила его на кровать, сбила подушку, и, уложив друга на кровать, нежно поцеловала его в губы, пожелав спокойной ночи, после чего стала спускаться обратно на первый этаж.

— Ох, — выдохнула я, направляясь обратно к раскладушке.

— Как он? — услышала я голос отца.

— Спасибо, что живой... — выговорила я.

— Надь, что происходит? — разведя руки, спросил отец. Я, стоя в двух шагах от раскладушки, вздрогнула. Кажется, до папы дошло, что с доктором Коллером что-то не так, что он непросто так отказывается от предложенной ему работы в России, и что так просто человек, а тем более аугментированный, не будет забывать про приём лекарства.

— Он просто занятый человек, так занят своей работой и помощью другим, что забывает про Нейропозин, — соврала я и, убедив отца, что всё путём, легла на раскладушку.

Лёжа на раскладушке, я вдруг поймала себя на мысли, что снова начала врать отцу, как это было в детстве, когда я говорила, что иду делать уроки к своей школьной подруге, а на самом деле шла на вечеринку, на которую меня неоднократно приглашали, пока я не поняла, что спокойствие и здоровье папы для меня важнее, чем вечеринки с теми, с кем я больше не общаюсь.