Тайна белого лиса (гет)

Ветер лениво перебирал сухую траву у берега, напевая тихую шелестящую мелодию. Река здесь всегда хранила леденящую прохладу — даже в самые знойные летние дни, когда солнце палило немилосердно, её глубины хранили вечную зиму.

На отполированном временем валуне у самой кромки воды сидела женщина. Её руки, покрытые старыми мозолями и свежими ссадинами, механически терли грубую ткань о ребристую поверхность старой и обветшалой стиральной доски. Пальцы побелели от ледяной воды и почти не сгибались, напоминая скрюченные ветки. Время от времени женщину пробивал глухой кашель, заставлявший её закрывать глаза и прерывать работу. Она пыталась сменить позу, размять затекшие ноги, но колени и голени ныли тупой, настойчивой болью — слишком долго пришлось сидеть в этой неудобной позиции.

Тем временем в зарослях серо-жёлтой травы неподалёку кто-то резвился. Стебли качались и шуршали, выдавая невидимое присутствие. Между травами мелькала маленькая фигурка. Девочка с длинными спутанными волосами казалась хрупкой в мешковатой коричневой рубахе, но её глаза — огромные, ярко-голубые — сияли безудержной жизнерадостностью, словно вмещая в себя всю энергию, которой так не хватало этому унылому берегу.

Выбравшись из травяного лабиринта, она остановилась перед скромным пучком белых полевых цветов. На одном из венчиков суетился маленький муравей. Девочка осторожно протянула палец, пытаясь пересадить его на устойчивый стебель, но порыв ветра сорвал насекомое, и оно бесследно исчезло в сухой серой чаще.

Ненадолго опечалившись, она снова обратила внимание на цветы — скромные, но удивительно стойкие. Мысль о том, что можно сделать с этим маленьким сокровищем, вернула блеск её глазам. Схватив цветы в охапку, она подбежала к женщине.

Не говоря ни слова, девочка аккуратно положила цветы в большую плоскую корзину для белья и замерла в ожидании, с надеждой глядя в спину женщины. Но та, не глядя, продолжила своё дело — сырое бельё легло прямо на хрупкие лепестки.

Когда женщина взяла следующую простыню, её взгляд упал на промокший, примятый пучок. Усталые глаза встретились с взглядом девочки. Та сразу же просияла:

— Мама, это сюрприз! Посмотри, какие красивые цветы!

В ответ женщина резким движением швырнула цветы в сторону, где они упали в грязь, и с раздражением принялась заново перестирывать простыню. Девочка грустно посмотрела то на мать, то на брошенные цветы, но слёз не было — лишь тихое недоумение застыло на её лице.

Мать же, не глядя на неё, пробормотала с горькой раздражительностью:

— Если всё бельё не будет выстирано идеально, этот противный торгаш, помешанный на своих дорогих куклах, и медяка не заплатит...

Девочка робко потянула мать за воротник выцветшего кимоно:

— Мама, а можно я...

— А можно хоть раз никому не мешать? — резко оборвала её женщина, не отрываясь от стирки. — Хоть раз посиди спокойно...

Девочка опустила глаза:

— Но я хотела помочь...

— Твоя помощь уже в грязи валяется, — женщина кивнула на выброшенные цветы. — Иди поиграй где-нибудь подальше. Вон, там... — раздражённо махнула женщина рукой.

Девочка послушно отошла от матери. Конечно, мама была права — она очень занята. Надо было просто подумать, как лучше преподнести подарок, а не бросать цветы прямо в корзину с бельём. Малышка искренне пожалела о своей оплошности.

Она пошла чуть дальше по берегу, где река образовывала небольшую заводь, и присела на корточки. Вода была удивительно спокойной, и в ней почти чётко отражалось детское лицо — бледное, с растрёпанными липкими волосами. Девочка потрогала свои пряди с лёгким отвращением. К несчастью, обычно нормально помыться она могла только под дождём. Холодная речная вода для этого не подходила, а мама почему-то несколько раз кипятила воду, но только для себя. Раньше водные процедуры ей устраивала добрая соседка Юи — старая женщина с морщинистыми, но нежными руками. Но однажды она внезапно исчезла из деревни, и все жители плакали по этому поводу.

Сейчас же девочке особенно хотелось быть чистой — ведь одна соседка уже запретила своим сыновьям играть с "замарашками", а какой-то дядя как-то подарил ей ужасно пахнущее мыло, которое даже мама сразу выбросила.

"Может, принести уголёк и бросить в воду?" — подумала она. — "Тогда она станет тёплой?" Малышка осторожно опустила руку в воду, и тут же по телу пробежали мурашки. Было невероятно холодно. "А если попробовать привыкнуть?" Но она тут же чихнула от одной только мысли о необходимости погружаться в эту ледяную воду.

Затем её взгляд снова упал на мать, всё ещё усердно работавшую у реки. Девочка сидела на почтительном расстоянии — мама очень не любила, когда она находилась слишком близко. Мама была невероятно красивой: тёмно-каштановые волосы, собранные в неаккуратный пучок, яркие голубые глаза, точно такие же, как у дочери, бледная кожа, худощавое тело с выразительными формами. Её руки сильно огрубели от постоянной работы, а под глазами виднелись тёмные мешки. Девочка не могла не восхищаться тем, как усердно трудилась её мама. Она была просто уставшей — поэтому малышка никогда не обижалась и не грустила на неё. "Может, однажды мы будем весело пить чай, как соседские семьи?" — мелькнула у неё светлая мысль.

Но тут же она отвела взгляд. Мама очень не любила, когда на неё подолгу смотрят. Лучше не нервировать её. Взяв лежавшую неподалёку палочку, девочка принялась рисовать ею на поверхности воды, наблюдая, как расходящиеся круги нарушают её собственное отражение.

Она даже немного увлеклась игрой с водой, водя палочкой по её чуть волнистой поверхности. Вдруг она заметила стайку маленьких мальков, резвящихся у самого берега. Они мелькали серебристыми искорками в прозрачной воде. Малышка замерла, наблюдая за ними, и начала фантазировать: а какой же там, в глубине, существует целый мир? Может быть, там есть подводные замки из речного песка, а водоросли качаются, как деревья в лесу? Может, у рыбок есть своя работа, на которую они спешат по утрам, и свои праздники, когда луна или солнце отражаются на водной глади?

Её размышления резко оборвались, когда тело неожиданно полетело вперёд. Девочка почувствовала короткий, но ощутимый толчок в спину. Следующее, что она осознала — леденящий удар всего тела о воду. Миг — и её с головой накрыла ледяная толща. В нос и рот ударила вода, горькая и холодная. Она беспомощно захлебнулась, судорожно пытаясь найти опору. Дно оказалось глубоким и скользким, но её маленькие ноги всё же нащупали какие-то камни. Собрав все силы, она оттолкнулась и вынырнула, отчаянно хватая ртом воздух.

Кашель вырывался из груди спазмами, она сморкалась, пытаясь очистить нос от воды. Холод пронизал её до костей — мокрая одежда мгновенно стала ледяной кожурой. А еще солнца сегодня и не было вовсе — с утра небо затянули серые дождевые тучи. Слёзы сами подступили к глазам от холода, испуга и обиды.

Но тут её взгляд упал на мать. Та, не обращая внимания на произошедшее, с трудом взваливала на плечо тяжёлую корзину с бельём. Мышцы на её руках напряглись от усилия. Женщина лишь равнодушно бросила пару слов через плечо, даже не глядя на дочь:

— Просила же быть аккуратной.

Маленькая девочка поспешно встала, отряхнулась, растрепала мокрые волосы и бросилась догонять маму. «Возможно, она права, — подумала она, — я же так заигралась, что сама упала». Правда, в памяти тут же всплыли другие моменты — когда мама и сама бывало толкала её в воду, а потом говорила, что это шутка. А над шутками, как принято, надо смеяться. Сжавшись от холода, она засеменила следом, стараясь не отставать.

Они шли через поле сухой травы, и девочка видела, как тяжело даётся матери ноша. Корзина с сырым бельём оттягивала плечо, заставляя женщину клониться набок. Раньше малышка пыталась предложить помощь — но в ответ слышала лишь короткое: «Не мешай». И сейчас, глядя на напряжённую спину матери, она понимала: лучше промолчать. Как бы ни хотелось помочь. Даже несмотря на её тяжёлые, усталые вздохи.

Вместо этого девочка принялась смотреть по сторонам. Сухая трава едва скрывала её с головой, но это не помешало ей заметить неподалёку новый пучок белых полевых цветов — единственных, что росли в их краях. Как же она любила их находить! А ещё ей так хотелось увидеть и другие всевозможные цветы. Например, у одной их соседки есть красивое хаори с узором из веточек, усыпанных мелкими розовыми цветочками. Жаль, девочка не знала, как они называются.

Глядя на скромный полевой букет, она снова подумала: ими можно порадовать маму. Но, бросив взгляд на её спину, вспомнила недавний инцидент. Вряд ли мама обрадуется напоминанию о перестиранной простыне. Может, подарить позже? Сейчас она слишком устала. Пусть сначала отдохнёт.

Предвкушая будущий подарок, девочка аккуратно сорвала цветок, спрятала его за спину и весело заскакала, догоняя маму. Ведь сегодня праздник! Не время для грустных мыслей.

— Иди спокойно, — прозвучала резкая, твёрдая просьба.

Неужели маленькая героиня так шумела? Или у мамы глаза на затылке? Улыбка на мгновение сползла с её лица. С другой стороны, она же была босиком — можно весьма легко споткнуться о камень или сухую ветку.

Девочка перешла на шаг, но улыбка медленно вернулась. Надо думать о хорошем — о предстоящем празднике! Да и сухая трава казалась такой тёплой и мягкой — среди её стеблей она наконец согрелась после ледяной воды. Касаться травы босыми ногами было приятно — словно ступать по тому, что называется одеялом. Девочка даже стала немного тихо напевать себе под носом от небольшого удовольствия.

— Иди тише, я же сказала. — и снова та же просьба, на этот раз с ноткой раздражения.

Детская улыбка исчезла окончательно, взгляд стал пустым. Мама шла впереди, не оборачиваясь. Вода, просачивающаяся сквозь корзину, оставляла на её кимоно большое тёмное пятно. Хорошо, хоть корзина была бамбуковой — прочной и долговечной.

Девочка подняла глаза к пасмурному небу. Когда же начнётся дождь? Успеют ли они с мамой высушить бельё и отнести его отцу Рикки? Состоится ли праздник? Будет ли фейерверк?

Так, стараясь двигаться бесшумно, она размышляла о сегодняшнем дне, пока они с мамой не миновали поле и не вышли к родной деревне.

Наконец они вошли в деревню. Земля здесь была сухой и неплодородной, с обилием песка, редкими низкими деревьями и кустарниками. Даже бамбук, такой жизнестойкий, не рос в этих краях.

Дома стояли самые разные — все деревянные, но отличавшиеся размерами и состоянием. Девочка иногда украдкой заглядывала в некоторые — там было по нескольку комнат, а кое-где люди жили даже на втором этаже. Ещё домики стояли «на ножках», как называла это малышка. Старожилы говорили, что раньше весной река разливалась так широко, что могла затопить дома. Но в последние годы она сильно обмелела. Раньше и рыбы в ней водилось больше, и разнообразием она радовала. Девочка слышала, как некоторые жители во всём винят соседний рыбацкий посёлок. «Но как они могут забрать себе реку? — размышляла она. — Или... могут?»

Под ритмичное шлёпанье старых плетёных сабо, в которых шла её мать, они двигались по широкой деревенской дороге домой. Взрослая женщина тяжело ступала, устало глядя себе под ноги, а её дочка, напротив, с интересом разглядывала всё вокруг. Жители украшали дома и улицы бело-жёлтыми гирляндами, вырезали звёздочки из бумаги, готовили угощения. «Интересно, в этот раз кто-нибудь поделится со мной курочкой?" — подумала девочка.

На прошлом празднике, что был не так давно, она засматривалась, как жарили куриный шашлычок. Запах стоял умопомрачительный, а ела она очень редко. Особенно такое. Женщина, готовившая его, в итоге бросила пару кусочков прямо на землю. Способ подачи удивил, но девочка тут же подобрала их. Мясо оказалось в песке, зато — горячим. К сожалению, в тот день у мамы были «гости». Когда они приходили, ребёнку полагалось гулять неизвестно где и неизвестно сколько. Пришлось съесть курочку в одиночестве. В зубах скрипело, но было невероятно вкусно. Так проходили многие её праздники.

Пока они шли, люди вокруг обращали на них внимание — перешёптывались, смеялись, указывали пальцами. Девочка уже привыкла к этому, как и к внезапным выкрикам. Правда, смысл этих фраз часто ускользал от неё. Вот и сейчас несколько мужчин не стали сдерживаться в выражениях:

— Эй, знатная дама, ты сегодня зайдешь вечерком? Есть, что сказать про твои... некоторые услуги!

— Слышал, у тебя особый подход к стирке... и не только!

И даже некоторые женщины не сдерживали и присоединялись:

— Что, опять бельё для богатых господ стираешь? Или уже для других дел время пришло?

Девочка же, в силу возраста, не понимала подтекста, но ощущала, что это что-то плохое. Хотя в их словах, вроде как, звучат нотки похвалы... Но её мать стоически игнорировала всё это.

Из обрывков сплетен за все свои годы девочка успела уяснить, что мама пришла из какого-то «дома» и с ней был связан «серьёзный позор». Как-то раз любопытство пересилило, и маленькая героиня прямо спросила у соседки, что это за позор такой. Та с подружками пристально и ехидно посмотрела на девочку, а затем они дружно рассмеялись. Что они имели в виду? Почему жизнь мамы до сих пор вызывала такие пересуды? Даже своим детям взрослые запрещали играть с этой девочкой. Она не понимала причин, а мама не испытывала ни малейшего желания что-либо объяснять.

Так они и шли до самого дома — сквозь предпраздничную суету, сквозь шепотки и насмешки. Девочка довольно быстро ко всему этому привыкла. Научилась сдерживать любопытство. Просто не обращать внимания и идти за мамой.

В какой-то момент мать девочки, продолжая игнорировать происходящее вокруг, тихо пробормотала под нос:

— Скоро... скоро всё это закончится. Уеду отсюда...

Девочка уловила эти слова и на мгновение замерла. Лёгкое любопытство шевельнулось в ней. Мама часто говорила что-то себе тихо и вслух — обычно это оказывались сердитые или усталые слова. Захотелось тут же спросить, куда она уедет, и когда это случится, но малышка помнит: мама не любит расспросы. Лучше не зацикливаться.

Вот они и подошли к дому. Он очень сильно отличался от других — стоял на самом краю деревни, но девочке это даже нравилось: здесь было тихо и уютно. Позади начинался лес, но за всё время ни одна зверушка оттуда не показывалась. А жаль.

Их дом был невероятно маленьким, очень старым, сложенным из тёмных, почти рассыпающихся досок. Всего одна комната с печкой-времянкой, стены без двери и настоящего окна — только проём, завешанный грубой тканью. Вместо татами, которые есть почти у всех в деревне, — деревянный пол, местами прогнивший. А печку даже с натяжной можно было таковой назвать: несколько старых кирпичей, сложенных в подобие очага, с короткой трубой, выведенной через стену наружу. Топили её всем, что удавалось найти, а зимой девочка часто спала сидя, прижавшись спиной к тёплым кирпичам. И это единственный дом в деревне не на сваях.

Как она поняла из обрывков чужих разговоров, когда мама появилась в деревне, ей «выделили» эту бывшую хозяйственную постройку. До сих пор некоторые в шутку называют его сараем.

Но девочке он казался по-своему мил. Да, у соседей дома выглядели просторнее, но зачем столько места? А тут же у каждого уголка своё назначение: вот где готовили, вот где спали, вот где хранили немногие пожитки.

Подойдя к дому, девочка остановилась у входа, пропуская маму вперёд. Даже когда та скрылась внутри, она не решалась войти. Сейчас нужно развести огонь и просушить бельё, прежде чем разносить его заказчикам. Помочь? Мама не любила, когда дочь вертелась рядом в такие моменты. Малышка тихо присела на крылечко, достав из-за пазухи смятые полевые цветы. И у неё возникла мысль — немного грустная, но единственно возможная.

Тем временем мать внутри трясущимися руками пыталась высечь искру, ударяя камень о камень. Спичек у них не водилось. Она кашляла, что-то бормоча сквозь стиснутые зубы. В качестве растопки были приготовлены старые щепки, сухие стебли травы и обрывки бумаги.

Девочка инстинктивно обернулась, чтобы посмотреть, может ли помочь, но вовремя остановилась. Наконец-то — искра! Мать тяжело вздохнула.

Обычно она натягивала для сушки верёвку под потолком, но сегодня просто поставила корзину поближе к огню. Может, от усталости. А может, верёвка в прошлый раз порвалась...

Когда мать, закончив, отошла в сторону, девочка восприняла это как молчаливое разрешение войти. В доме было довольно тесно. Она окинула взглядом печку, корзину с бельём, а затем перевела глаза на мать, которая в углу расстилала на подстилке из сухой травы свою серую простынь.

Ни слова не говоря, ребёнок уселась у печки, уставившись в пустую стену. Украдкой она наблюдала за матерью и выходом. Мама расстилала свою простынку. А где же её «одеяло»? Тот самый тонкий, выцветший лоскут, на котором она когда-то глиной нарисовала цветы? Его нигде не было видно. Взгляд скользнул к печке... Может, оно там? Пусть лучше нет. Но с другой стороны — так они с мамой хоть немного согреются.

С этой мыслью девочка бросила свой букетик в огонь. Да, так будет правильно. Маме не нужны цветы для красоты. Пусть хоть немного согреют её таким теплом.

Малышка смотрела, как язычки пламени жадно поглощали хрупкий белые цветки. Лепестки сначала почернели, затем скрутились в пепел, и на мгновение в воздухе повис нежный травяной аромат — совсем не такой, как от сжигания сухой травы. "А что ещё можно бросить в огонь, чтобы пахло так же приятно?" — мелькнуло у неё в голове.

— Ну, и как теперь спать? Ты об этом не подумала? — внезапно раздражённо бросила мать, заворачиваясь в свою простынь.

Девочка повернулась на её голос. И тут, неожиданно для себя, тихо произнесла:

— Но меня зовут Момо.

Она прекрасно знала и понимала, что матери всё равно, но что-то внутри заставило сказать это совершенно без эмоций.

В ответ маленькая героиня получила лишь презрительный взгляд. Как и ожидалось. Сколько Момо себя помнила, мать вообще не давала ей имени. Дети и взрослые часто спрашивали, как её зовут, на что мать отвечала «никак», а сама девочка молчала, не понимая, чего от неё хотят. Когда же она повторяла «никак», на неё смотрели как на дурочку. Так ее и прозвали «Наси» — никто. Пока однажды, играя с детьми, она не выкрикнула первое пришедшее на ум — «Момо».

Кто-то принял это имя, но самой матери было далеко всё равно. Даже когда соседи упоминали Момо в разговоре, та не понимала, о ком речь. Будто забывала.

Взгляд Момо упал на предмет у стены за маминой спиной — нечто, напоминающее верёвку странной формы. Похоже на ту, на которой сушат бельё. Или это только кажется?

Но девочка не смогла толком разглядеть эту верёвку, поскольку внимание резко переключилось на мать. Та начала говорить приглушённо, но с какой-то жуткой, пронизывающей душу интонацией, периодически бросая на дочь тяжёлые взгляды. По сути, это был вообще первый раз за сегодня, когда она действительно посмотрела на неё.

— Знаешь... — голос женщины звучал хрипло, будто пересыпанный пеплом. — Я ведь когда-то была красивой... По-настоящему красивой... Носила шёлковые кимоно, которые стоили больше, чем вся эта никчемная деревня... — она тут же сделала паузу, а её грудь тяжело вздымалась. — У меня же была карьера. Я танцевала так, что у мужчин перехватывало дыхание. Пела песни, от которых плакали даже суровые воины... В «Женьшене» — слышала о таком? Лучший дом в империи... — она горько усмехнулась. — Меня там ждало будущее. Первые клиенты... важные господа... они оставляли у моих ног целые состояния...

Взгляд её стал остекленевшим, устремлённым в прошлое.

— А потом появился ОН. — это слово прозвучало с прежней ненавистью. Раньше Момо даже невольно передёргивалась от этих слов. — С его сладкими речами... обещаниями... Говорил, что увезёт меня в столицу, что я буду жить как принцесса... — женщина с силой сжала простынь в руках. — Я была такой дурой! Поверила в эту ложь... в эту... любовь. — она выдохнула, и её плечи сгорбились. — А он... Он просто сволочь... всё это было просто для потехи. Для очередной похоти.

Женщина закрыла глаза, её лицо исказила гримаса боли и улыбки.

— Цену за эту ложь заплатила я. Только я... — она снова закашлялась, долго и мучительно.

Когда кашель прошёл, голос женщины стал ещё более пронзительным.

— А когда в доме узнали о моём... незавидном положении... — её губы еще больше скривились в подобие улыбки. — Выбросили. Как мусор. Даже из «Женьшеня» выбрасывают, если ты совершила ошибку... — она покачала головой. — Теперь-то я знаю... знаю, как важно быть внимательной. Не совершать ошибок...

На последних словах она уставилась на свою дочь Момо — долгим, тяжёлым взглядом, который подчеркивал последнее слово. Ничего больше не говоря. Главная ошибка матери. Последствие. Причина всех ее бед.

— Мужчины... — продолжила женщина, и в её голосе зазвучали ноты циничного отвращения. — Все они одинаковы. И те, что приходят ко мне в гости... — она фыркнула. — Ничем не отличаются от того подлеца. Им всем нужно одно и то же...

Но Момо не испугалась и не заплакала. Она просто сидела и спокойно слушала. Ведь это был, увы, далеко не первый раз. Раньше ей становилось безумно жаль маму, сердце разрывалось от её боли. Но теперь от этих слов становилось просто... пусто.

А женщина говорила всё это так, будто перед ней не живой ребёнок, а просто бездушная кукла, которую можно наполнять своей горечью и разочарованием.

Впрочем, Момо уже перестала как-либо реагировать на такой своеобразный "ритуал". Бывает, что эта женщина рассказывает о своей прошлой жизни. Девочке раньше нравилось начало, когда оправдывалась мамина природная красота. Но до мурашек доводила вторая часть рассказа. Иногда в нем мама упоминала о прошлых желаниях пойти к бурной горной реке или обрыву, или отправиться на поиски "Него". И этот рассказ звучит так часто, что девочка уже просто... привыкла к нему. Ничего в нем больше не вызывает тех эмоций. Просто пустой взгляд на мать, но она и не требует каких-либо реакций в ответ.

Затем эта женщина произнесла странное напутствие, прозвучавшее весьма жутко для материнского совета:

— Только не повторяй моих ошибок... — и тут же глумливо рассмеялась. — Хотя... на что тебе надеяться? У тебя та же судьба. Поведёшься на красивое мужское лицо, на сладкие речи... Потеряешь голову и продашься. Как я. Как мы все. Иначе не бывает.

Женщина вдруг резко замолчала. В воздухе повисла тяжёлая, густая тишина. Мать уставилась на подстилку из сухой травы, будто изучая каждую травинку. Её пальцы нервно перебирали жухлые стебли.

Момо смотрела на неё, не отрываясь, почти не моргая. Красивое, но измученное лицо матери снова скривилось от приступа кашля. Закончила ли она? Отпустит ли теперь? Или это лишь пауза перед новой порцией горечи? Девочка давно уже не задавалась такими вопросами. Не чувствовала ни грусти, ни злости — только пустоту. Хотя это «напутствие» прозвучало впервые. Что-то новое в привычном монологе отчаяния.

И в этот же момент малышка тихо, без эмоций, нарушила молчание:

— Мама... тебе помочь?

Сначала в ответ — лишь напряжённая тишина. Затем женщина медленно подняла голову, и на её губах появилась ухмылка.

— Да... Да... — прошипела она. — Ты мне очень понадобишься. — она пристально посмотрела на дочь. — Скажи... ты любишь свою мамочку? — не дожидаясь ответа, та продолжила, и в её голосе зазвучали странные, почти ликующие нотки, — Ты должна кое-что для меня сделать. И тогда... тогда я наконец стану свободной. Сделаем это сегодня ночью. Медлить нельзя. — с этими словами её пальцы потянулись к той самой верёвке, лежавшей позади. Она ее слегка пощупала, улыбнулась, а затем стала закутываться в свою серую простынь.

«Помощь? Маме?» — с первого же слова голубые глаза Момо заискрились, будто в них вспыхнули крошечные звёздочки. Она словно вынырнула из моря оцепенения. Мама... попросила о помощи. Не требовала вести себя тихо, не отгоняла — а попросила!

Девочка улыбнулась. Широко, по-настоящему. Даже встала, готовая броситься выполнять любое поручение. Если маме нужна помощь, если это сделает её счастливой — Момо осуществит всё. Что-то тёмное и тревожное, конечно, шевельнулось на дне души, но его тут же затмил ослепительный свет радости. Наконец-то девочка может быть полезной. Наконец-то мама её видит.

Сердце Момо так и рвалось танцевать от счастья, но ее взгляд тут же встретился с ледяным безэмоциональным взором матери, который мгновенно погасил эту искру. Улыбка на лице девочки потускнела и исчезла. Мать холодно бросила:

— Веди себя спокойно, говорила, ведь, уже. — Момо послушно замерла, вытянувшись в струнку, готовая внимать любому приказу. Что же мама хочет ей поручить?

Но последовало лишь продолжительное молчание, тягостная «игра в гляделки», после чего женщина лишь тяжело вздохнула, легла на пол и завернулась в простынь. Её дыхание по-прежнему было тяжёлым, прерываемым кашлем, но никаких указаний не последовало.

Девочка склонила голову набок, сделала робкий шажок вперёд. Похоже, мама хочет спать. Но что же она хотела?

— Мама... а что сделать? — тихо прошептала ребенок.

Ответа толком не послышалось. Лишь раздалось раздражённое:

— Не мешай.

А как же та просьба? Это была шутка? Маленькая героиня искренне не понимала. Она всё ещё стояла, ожидая разъяснений, не произнося ни слова.

Мать снова тяжело вздохнула:

— Не приставай. Иди куда-нибудь... в лес. Чтобы духу твоего здесь не было.

Легкая тень грусти скользнула по лицу Момо от того, что минутные ожидания не сбылись. Но она постояла ещё немного. «Да, она устала, — примирительно подумала девочка. — Она работала весь день». Ей нужен сон. О задании она скажет позже. Ничего страшного.

Стоять дальше не имело смысла — мама всегда чудом чувствовала её присутствие. Понимающе кивнув, Момо прошептала:

— Спокойной ночи, мама, — и вышла на улицу. Главное же, чтобы мама отдохнула.

Пустынная улица встретила её тишиной. Не отходя далеко от дома, Момо присела на корточки и первым делом стала наблюдать за муравьями, снующими в сумеречном свете. Они бежали вереницей в сторону леса — наверное, туда, где их домик. Девочка тут же начала фантазировать: есть ли у муравьёв свои крошечные комнатки? Хранят ли они запасы в подземных кладовых? Может, у них тоже есть свой император?

Когда наблюдение наскучило, она принялась бросать на землю маленькие камушки. Через какое-то время малышке пришло в голову — они могли быть волшебными!

В памяти всплыли обрывки одной случайно подслушанной сказки — соседские дети как-то раз с восторгом слушали историю о великом императоре Райдене, который с помощью силы камня Драконьего сердца победил ужасное пещерное чудовище.

Дети в деревне обожали эти сказки; у многих были книжки с приключениями Райдена. Ребята часто играли на улице, изображая императора, его армию и верного дракона, сражающихся с ордой демонов под предводительством ведьмы Харуки. Момо частенько наблюдала за их игрой из-за угла. Однажды даже она осмелилась попроситься поиграть — её сделали той самой ведьмой, но без сопровождения демонов, и сразу же начали закидывать камушками и веточками, «победив» её, едва игра началась. Жаль, она не умела читать и не знала, как правильно сыграть свою роль.

Воспоминания об играх пробудили в ней одно желание. Девочка сразу же принялась осматриваться, бродить вдоль кустов, что-то ища. И вот, из зарослей сухого кустарника она извлекла... веточку. Небольшую, безлистную, но идеально подходящую по размеру и весу. Ещё одна её "тайная любовь" — палка, превращавшаяся в меч.

Сжимая свою находку в руке, Момо ощутила тяжесть воображаемого клинка. Её поза изменилась — спина выпрямилась, плечи расправились. Она сделала выпад, и ветка-меч со свистом рассекла воздух.

— Хья! — тихо выдохнула она, представляя, как отражает атаку невидимого противника. Она кружилась на месте, её босые ноги поднимали облачко пыли.

Ветка взмывала вверх, будто парируя удар, затем описывала плавную дугу — «атака дракона», как она назвала этот приём в честь верного спутника Райдена. Она не просто размахивала палкой — она вела целое воображаемое сражение. Вот она уворачивается от невидимых когтей демона, вот парирует удар тёмного воина, вот бросается в атаку, как сам император, защищая своих подданных. Её лицо, ранее печальное, теперь было сосредоточено и озарено внутренним светом. Приятно представлять себя кем-то иным, чем какой-то деревенской "Наси".

И тут у девочки родилась в голове новая идея. На самом деле она давно уже хотела попробовать один трюк, который подсмотрела у мальчишек. Они тогда подпрыгнули так ловко, будто разрубали мечом сам воздух. Ей показалось, будто они разрезали целый лист на ветру. Хотя ничего подобного поблизости не было, но ведь можно просто представить...

Момо присела чуть глубже, сгруппировалась, сделала круговой разворот вокруг себя и попыталась подпрыгнуть. Но в самый последний момент её босые ноги споткнулись друг о друга. Резкий поворот — и маленькая героиня грузно упала на землю, выронив свой драгоценный меч-палку.

Растянувшись на пыльной земле, она тяжело открыла глаза. В один миг вся радость от игры исчезла, будто малышку буквально сбросили с небес на землю.

Момо медленно поднялась, откашлявшись от пыли. На коленях и локтях проступили красные ссадины. «А просили же быть аккуратнее...» — мелькнуло в голове.

Она с тоской посмотрела на свою палку, всё ещё лежавшую на земле. А в каком положении оказывается оружие победителей? Ведь она же не побеждена, правда?

Но ещё грустнее становилось от осознания простой истины: это всего лишь палка. Да, легко представить её мечом, но другие дети играют с настоящими игрушечными катанами, которые родители вырезают им из дерева или даже покупают в городах. Она когда-то пыталась рассказывать им, как здорово придумывать игрушки из ничего, но ребята лишь пожимали плечами. Увидит ли она когда-нибудь в руках что-то большее, чем простая ветка?

Девочка подняла глаза к небу. Оно всё ещё было пасмурным, как и утром. Воздух становился прохладнее, тени удлинялись — вероятно, приближался вечер, хотя Момо пока с трудом могла определять время по положению солнца. Понимала только, что ночь — это когда темно.

Вздохнув, она решила, что теперь можно возвращаться.

Мама часто отправляла её «погулять», когда хотела побыть одной. Момо прекрасно это понимала. Мама же много работала, часто уставала. Девочка могла бродить часами, но в лес никогда не заходила, несмотря на мамины «шутки». Но вдруг там водятся дружелюбные волшебные зверушки?

Момо тихо зашла в дом. Мама спала, не шелохнувшись при её появлении. Видимо, очень крепко. «Хорошо, когда мама отдыхает», — подумала девочка. Ей, должно быть, снится прекрасный сон.

Малышка подошла к печке и бросила свою палку-меч в тлеющие угли. Пусть послужит ещё раз — согреет дом. В её детских глазах это было оружием, которое наконец-то принесло настоящую пользу.

Затем Момо остановилась посреди комнаты, медленно оглядывая их с мамой жилище. Взгляд скользнул по потрескавшимся стенам, где в щелях виднелась сухая труха, по полу с выщербленными досками, по потолку, где паутина колыхалась от сквозняка. Она разглядывала каждую знакомую трещину, каждое пятно на дереве — вот то, что напоминает зайчика, а вот это — дракона из сказки. Но на душе нарастало странное беспокойство, будто она что-то забыла. Что-то важное.

Её взгляд упал на спящую мать. Та лежала на боку, завернувшись в серую простыню, и дышала тяжело и прерывисто. Тихие, приглушённые вздохи перемежались лёгким покашливанием, которое, казалось, исходило из самой глубины её изнеможённого тела. Момо с грустью подумала, как сильно маму изматывает тяжёлая работа. И как горько, что она совсем не может ей помочь — мама просто не позволяет.

Размышляя о помощи, девочка взглянула на улицу через дверной проём. Сумерки сгущались, окрашивая пасмурное небо в серо-лиловые тона.

И тут её осенило — бельё! Печка ещё хранила тепло, хотя угли уже не потрескивали так ярко. Мама поставила корзину сушиться, и Момо прекрасно помнила заказчика — вчера служанка Рикки сама приносила бельё, умоляя сделать всё побыстрее, ведь среди вещей было любимое детское ханфу, испачканное вареньем.

Девочка осторожно потрогала ткань — слегка влажная, но уже тёплая. Мама спала так крепко, что вряд ли скоро проснётся. Будить её не хотелось. Но бельё нужно отнести.

Момо постояла в нерешительности, разрываясь между желанием не тревожить мамин покой и пониманием необходимости выполнить работу. Наконец, она приняла решение — отнесёт сама. Так и работа будет сделана быстрее, и маме приятно. Тем более она знала, где дом Рикки. И та наверняка хочет надеть своё ханфу на праздник — нужно успеть до темноты.

Воодушевлённая этой мыслью, девочка подошла к корзине. Она оказалась почти с неё размером. Момо попыталась ухватиться за ручки, но её роста едва хватало, чтобы приподнять большую корзину. Тогда она взялась ближе к основанию ручек и, напрягая все силы, взвалила тяжёлую ношу на спину. Было не столько тяжело, сколько неудобно — корзина перевешивала, грозя опрокинуться. Чуть подсохшее бельё весило меньше мокрого, что немного облегчало задачу, но главное — удержать равновесие и не растерять содержимое.

Сделав несколько неуверенных шагов, маленькая героиня убедилась, что может нести ношу. Медленно, стараясь не шуметь, девочка вышла из дома. Теперь она понимала, почему мама всегда возвращалась такой уставшей. Но каждый раз та стойко выполняла свою работу. А Момо... Момо всегда только мешала...

Именно поэтому сейчас она должна брать с матери пример и довести начатое до конца.

Маленькая девочка, согнувшись под тяжестью корзины, делала осторожные шаги босиком по твёрдой, чуть неровной земле. Каждый её палец ноги цеплялся за грунт, пытаясь найти устойчивость. Она шла, слегка раскачиваясь, как маятник — корзина была почти с неё ростом, и её край то и дело задевал землю, оставляя за собой лёгкую бороздку. Руки, вцепившиеся в грубые прутья у основания ручек, уже немели от напряжения. Она сосредоточенно смотрела под ноги, высматривая каждый камешек, каждую кочку — лишь бы не споткнуться, как тогда во время игры.

Про себя она отметила, что у них с мамой очень прочная корзина. Вспомнилось, как однажды ей захотелось покататься на ней по реке, словно на лодочке. Тогда она уже подбежала к воде, собираясь «отплыть», но мама резко выхватила корзину прямо из-под неё. Момо тогда шлёпнулась в воду — к счастью, оказалось не глубоко. Теперь она прекрасно понимала: мама не просто так отреагировала. С корзиной ничего не должно случиться — иначе как она будет работать?

Деревня встретила малышку праздничной суетой. Люди готовились к Тенрею — Празднику Духов звёзд. Момо слышала, что в эту ночь луна становится янтарной, но сегодня небо было затянуто тучами. Увидит ли она это чудо? Жаль, если нет.

Деревенские жители щеголяли в бело-жёлтых нарядах — традиционных цветах праздника. На некоторых были настоящие праздничные кимоно, расшитые звёздами, а кто-то довольствовался лишь ленточками и украшениями под цвета. Улицы украшали бумажные гирлянды, блестящие звёздочки, а между домами висели разноцветные фонарики, покачивающиеся на вечернем ветерке.

Но Момо не могла позволить себе отвлечься на всю эту красоту вокруг. Люди толкались, смеялись, перекликались — она лишь старалась пройти незамеченной, уворачиваясь от празднующих. И это оказалось довольно несложным делом.

А потом её обдало волной ароматов — сладких, пряных, мясных. Деревенские жители выставляли на улицы столы с семейными угощениями. От этого смешения запахов у Момо так заурчало в животе, что она испуганно прижала к нему свободную руку. К счастью, шумное веселье вокруг заглушило этот звук.

«Вот бы кто-нибудь поделился...» — мелькнула у неё мысль. Она давно ничего не ела — несколько дней перебивалась жеванием случайных травинок. Иногда во время таких уличных пиршеств ей перепадала еда — кто-то бросал ей сухарик, обглоданную кость, подгоревшую лепёшку. Один старик как-то тайком сунул ей обугленную булку, но женщина, жившая с ним, потом долго и громко ругалась.

Она с мамой в еде были каждый сам за себя. Мама находила себе пропитание — никогда не говорила, где и как, никогда не требовала, чтобы Момо её кормила, но и своей едой не делилась. Девочке тоже приходилось выкручиваться самой. Однажды она чудом поймала в речке маленькую рыбёшку, сунула её прямо в печку, но не рассчитала некоторых нюансов — пришлось есть чёрный, обугленный комочек.

А вот и последнее препятствие — небольшая каменная лестница, ведущая к дому Рикки. Момо остановилась перед ней, переводя дух. Ступени казались теперь высокими, как горные уступы.

Маленькая героиня замерла перед каменным препятствием, всего четыре ступени, которые обычно она перескакивала за секунду. Теперь же каждая из них казалась ей высокой и опасной. Она перехватила ручки корзины покрепче, сделала первый шаг...

Осторожно поставила босую ногу на первую ступеньку, чувствуя шероховатость камня под стопой. Корзина покачнулась, и девочка застыла, боясь пошевелиться. Второй шаг дался чуть легче, но когда она поднималась на третью ступень, край корзины задел выступ, заставив её сердце ёкнуть. Последнюю ступеньку она преодолела почти на цыпочках, напрягая все мышцы.

И вот, она на вершине! Рубеж был пройден. Момо едва ли не обернулась посмотреть на одолённую лестницу, но вовремя остановилась — корзина могла перевесить и опрокинуть её назад. И дом Рикки был уже близко, оставалось всего несколько шагов.

Но тут, к счастью, она увидела знакомое лицо. Улыбка в миг озарила лицо девочки, и она не удержалась, выкрикнув:

— Рикка, Рикка!

Перед ней стояла девочка чуть старше самой героини, одетая в изысканное кимоно с узором из маленьких фиолетовых цветов. Алые глаза смотрели спокойно, а рыжеватые волосы, коротко подстриженные, были украшены изящной плетеной заколкой. Рикка всегда выглядела так, будто только что сошла с праздничной открытки. Момо нравилось, что её подруга всегда так красиво одевается — ведь её отец, торговец, часто бывает в больших городах и привозит дочери самые модные наряды и игрушки. Хотя мама Момо называла его «толстым торгашом», самой девочке он казался добрым — разве может плохой человек так любить свою дочь?

Рикка же медленно обернулась на зов. Момо захотелось подбежать к ней, но громоздкая корзина позволяла делать лишь медленные, неуклюжие шаги. К счастью, подруга стояла недалеко.

— Рикка, уф... Я принесла твоё бельё! — радостно сообщила Момо, наконец приблизившись. — Твоё ханфу с вареньем... Мама всё постирала, а Момо все принесла!

Рикка вежливо и мило улыбнулась, но её взгляд скользнул мимо Момо, будто ища кого-то вокруг.

— Спасибо, — сказала она спокойно и почти без всяких эмоций, лишь с каплей радости. — Можно же просто было оставить у порога.

— А-а ты уже готовишься к Тенрею? — не унималась Момо, сияя от счастья видеть подругу. — Говорят, луна сегодня будет янтарной! Ты увидишь её? А желание будешь загадывать?

Рикка сделала лёгкий шаг назад, поправляя складки своего кимоно.

— Да, отец купил мне новое кимоно специально для праздника. Мы будем наблюдать за звёздами с террасы.

— А можно... — если мама Момо будет еще долго спать, то на всю ночь девочка свободна. Мать никогда не обращала внимание, что дочь могла где-то надолго задержаться, — Можно мне тоже с вами посмотреть? Хотя бы немного?

Девочка в кимоно опустила глаза, её пальцы нервно перебирали край рукава.

— Извини, Момо, но... у нас будут гости. Важные гости. И вообще, — она сделала неловкую паузу, — Ладно, скажу прямо. Мама говорит, что мне нужно общаться с... ну, с детьми из хороших семей. Мы уже не сможем играть. — и после этих слов отвела взгляд в сторону, а рот прикрыла длинным рукавом кимоно.

Момо замерла, всё ещё держа тяжёлую корзину. Её улыбка постепенно угасала, словно солнце за тучами.

Как? Почему? Они же с Риккой так дружили. Она была единственной, кто мило общался с Момо. Даже кормила ее странными, но сладкими на вкус шоколадными конфетами. Разве что, ее матери не нравилось, когда они заходили к ним в большой дом. А после инцидента со случайно разбитой куклой и вовсе было запрещено, чтобы Момо к ним заходила.

Неужели все же из-за куклы? Да, малышка тогда решила рассмотреть одну из коллекционных кукол. Взяла ее с тумбочки прямо в руки. Смотрела на нее так завороженно, что когда Рикка резко ее окликнула, то от неожиданности кукла упала на пол и разбилась.

Мама тогда долго извинялась за происшествие и несколько дней Момо жила на улице в качестве наказания.

Маленькая героиня стояла, всё ещё не в силах осознать только что сказанные слова.

— Рикка, ты же шутишь, да? — попыталась она засмеяться, но смех получился нервным и неестественным. — Неужели твоя мама до сих пор злится из-за той куклы? Мы же могли её и починить...

Плечо и спина ныли от напряжения. Корзина, которую она всё ещё неловко держала, казалась всё тяжелее. Момо бессознательно перехватывала ручки, пытаясь найти более удобное положение, но каждая смена хвата лишь усиливала дискомфорт в затекших мышцах.

Рикка отступила ещё на шаг, её взгляд стал твёрже.

— Момо, я серьёзно. И дело не только в кукле.

— Но мы же дружили всегда! — голос Момо дрогнул. Она сделала шаг вперёд, но корзина оттянула её назад, едва не заставив потерять равновесие. — Помнишь, как мы...

— Хватит! — вдруг резко выкрикнула Рикка, и её лицо исказилось от раздражения. Она прикрыла нос рукавом кимоно, будто защищаясь от неприятного запаха. — Ты грязнуля! И я больше не хочу с тобой общаться!

С этими словами она развернулась и побежала к своему дому, не оглядываясь.

Слова прозвучали как удар грома — и где-то вдали, кажется, действительно прокатился первый раскат надвигающейся грозы. Момо застыла на месте, не в силах поверить. Это должна быть шутка, не может быть иначе...

Она смотрела, как Рикка скрывается за воротами своего дома — того самого, который так отличался от других деревенских строений. Двухэтажное здание с изогнутой черепичной крышей, украшенной резными драконами. Стены были выкрашены в тёплый цвет охры, а деревянные ставни на окнах покрыты сложной резьбой с цветочными мотивами. Перед домом красовался каменный фонарь, а у входа висели таблички с иероглифами — вероятно, пожеланиями процветания от деловых партнёров отца Рикки. Всё здесь говорило о богатстве и статусе.

— Подожди! — вдруг крикнула Момо и попыталась рвануться вслед, на мгновение забыв о корзине.

Она попыталась поправить тяжёлую ношу, одновременно делая шаг назад — и этого оказалось достаточно. Нога соскользнула с края ступеньки, и девочка полетела назад, падая с лестницы.

Падение оказалось стремительным и пугающим. Воздух со свистом пронесся мимо ушей, земля приближалась с пугающей скоростью. От неожиданности малышка аж зажмурила глаза. Но вместо жёсткого удара она приземлилась на что-то мягкое и слегка влажное — на ту самую корзину с бельём, которая смягчила падение.

Вдобавок раздался отчётливый, сухой хруст.

Момо тут же тяжело перекатилась на бок, на твёрдую землю, оглушённая падением. Мимо проходили люди, некоторые мельком поворачивали головы, но никто не подошёл. Какой-то мальчик сделал движение в её сторону, но чей-то голос окликнул его, и он, поколебавшись, вернулся к своей семье.

Голова кружилась, в ушах звенело. Малышка медленно приподнялась, протирая глаза. И когда зрение прояснилось, её будто снова, как днем, окатили ледяной водой.

Большая плетёная корзина лежала на боку, её форма теперь немного искажена. Чистое бельё — оказавшееся местами всё ещё сырым, ведь мама не развешивала его, а просто поставила стопкой у печки, — было разбросано по земле, испачкано песком и пылью. Кто-то из прохожих даже нечаянно наступил на край ханфу Рикки, оставив грязный след.

Но хуже всего было то, что заставило сердце Момо окончательно упасть: ручка корзины была сломана в двух местах — посередине дуги и у самого основания, где прутья крепились к стенке. Деревянные щепки торчали в разные стороны, словно сломанные кости. Видимо, треснуло при приземлении.

Девочка протянула дрожащую руку, пытаясь собрать разбросанное бельё, но пальцы не слушались, а в глазах стояли слёзы. Она смотрела на сломанную корзину — их главное мамино орудие труда, источник ее скудного дохода, — и понимала: теперь всё действительно кончено. И все из-за нее.