ЛПП: Лучшая подруга попаданца (джен)

Утро для мня наступило в шесть часов. Открыв глаза, я вдруг поняла что, несмотря на сильную насыщенность прошлого дня, я умудрилась выспаться и полностью отдохнуть. Этому способствовало не только то, что сон мой был без сновидений, но и в какой-то мере еще и то, что мне вчера все-таки удалось избежать допроса о Поттере. Видимо, дед сжалился, увидев мои шикарные темные круги под глазами, и запретил приставать ко мне с вопросами. Так что за ужином в основном досталось брату и немного Грегу. Оба мучились, краснели, но мужественно принимали удар на себя.

Покончив с водными процедурами и переодевшись в удобную одежду, я двинулась в сторону дуэльного зала, тихо напевая себе под нос. Хотя неправильно называть «дуэльным залом» огромное подвальное помещение. Нет, там была классическая дуэльная площадка магов, но она занимала самый дальний и мало используемый угол помещения. Большую половину занимал рунный дуэльный круг, почти такой же, что выдала мне выручайка для дуэли с Грегом. Но наш круг был почти в два раза больше и еще имел дополнительную функцию — возможность задавать условия боя, местность и характеристики противников.

Мы с дядей для улучшения координации движений часто создавали гористую местность (мама называла это «тренировка для горных коз», а в плохом настроении добавляла: «и одного козла»). Отец предпочитал имитацию зданий, отрабатывал штурм разных помещений, иногда один, иногда с напарником или знакомыми по аврорату. Даже моя мама время от времени отрабатывала защиту и нападение, воссоздавая интерьеры Святого Мунго, и я не завидую тем, кто решит напасть на больницу в ее смену.

Чуть меньше пространства занимало место для отработки боевых искусств. Здесь, помимо самой площадки, чуть приподнятой над полом, были сложенные у стены маты, стойки с оружием, мишени закрепленные на разной высоте и расстоянии друг от друга, а так же всевозможные манекены. Это место было моим самым любимым в доме. Я провела здесь столько времени, что способна ходить по огромному залу с закрытыми глазами. Хотя мама считает, что это сомнительное достижение для леди.

До зала я дошла так никого и не встретив, даже деда, который в последнее время страдает от бессонницы. В самом помещении обнаружился дядя. Застыв в дверях, я с удовольствием и восхищением наблюдала за его разминкой, сегодня он вооружился парными клинками. Его искусные, четко выверенные движения всегда меня завораживали, что десять лет назад, что сейчас.

— Не стой, — не глядя на меня и не останавливаясь, бросил он, чему я даже не удивилась.

Хмыкнула, похватала нежно любимый посох и, выбрав момент, легко вписалась в его танец. Со стороны это всегда напоминает танец — все эти блоки, выпады, удары, вместо музыки — звук соприкасающегося металла. В эти моменты я чувствую себя чем-то больше, чем я есть на самом деле.

— Панси, я хочу тебя кое о чем попросить.

— И о чем же?

Мы закончили наш «танец» и сидели прямо на полу, отдыхая. Я тяжело дышала, по спине ручьями тек пот и, вообще, чувствовала себя так, будто меня прожевали и выплюнули, дядя же напротив, был свеж и бодр, что вызывало легкое чувство зависти.

— Расскажи моему младшему сыну, каким я был человеком.

Я, как обычно, не вовремя решила выпить воды. Естественно, после такой просьбы я подавилась.

— Прости что? — прохрипела я, с трудом откашлявшись.

— Я хочу, что бы ты рассказала ему, каким именно я был. Друзья и прочие родственники расскажут лишь то, что я был, одержим войной, поглощен своим даром. Ты же знаешь меня с другой стороны. Ты понимаешь, какой я на самом деле

Дар дяди — «Благословение Моди»{?}[сын Тора, бог воинской ярости], самый распространенный дар в нашей семье. Он буквально заставляет искать сражения, тренироваться и овладевать оружием до совершенства. Не зря во время войны Волан-де-Морт не только не тронул нашу семью (нападение на семью дедушкиного брата личная инициатива моего изгнанного из семьи отца), но и делал все, чтобы наша семья придерживалась нейтралитета. Дядя в то время воевал где-то на востоке под флагами ее величества, но его бы ничто не остановило, узнай он об угрозе семье, причем ему будет все равно, кто именно ее обидел. И это понимали все заинтересованные стороны.

Но вернемся к дару. Все окружающие считали, что одержимость дяди войной — это влияния дара, но фишка в том, что дядя сам этого хотел. В магловском мире про таких говорят — адреналиновый наркоман. Ему нравилось оружие, но больше всего ему нравились острые ощущения и дар лишь помогал их получить. Дар не управлял им, как, например, тем же Флоки, он лишь был инструментом в умелых руках дяди. Еще одним оружием, которым он овладел в совершенстве.

— Вот сам и расскажешь, — пробурчала я.

— Я чувствую — мое время уходит, — спокойно возразил он.

— То же мне Ванга. Твой дар — война, а не предвиденье, на сколько я помню. Или я чего-то не знаю?

— Не ворчи, — дядя легко поднялся на ноги и, взъерошив мне волосы на голове, подхватил свои мечи, — это я так на всякий случай. Ты же уже в курсе последних новостей?

— О том, что ты заминировал газон около своего дома? — уточнила я, наблюдая как он легко раскручивает свое оружие, которое не каждый поднять в состоянии.

— И это тоже, — легко согласился он, — жаль я не смог уговорить Дэл переехать в Россию.

— Занимать место главы кафедры некромантии самого престижного учебного заведения в Европе как-то более престижно, чем быть простым преподавателем в магической школе. Пусть даже это Колдотворец, — напомнила я.

— В России было бы спокойней.

— Скажи прямо, что именно тебя беспокоит.

Он выполнил пару взмахов своими мечами и замер.

— Вся возня около нас связана со смертью моей мамы, — помолчав, мрачно выдал он. — Печенкой чую.

Амалия Агнет Паркинсон, в девичестве Донбар, бабушка которую я никогда не видела, погибшая во взрыве ресторана в котором она ждала деда. Все тогда решили, что это была атака Пожирателей Смерти, но это не так. Волан-де-Морт лично приходил к деду уверять его, что его организация к этому не имеет никакого отношения. Темный Лорд страдал манией величия, а не идиотизмом, и прекрасно понимал, на что способен глава клана убийц только что потерявший свою жену. Исполнителя дед нашел и даже с горяча, переменил к нему ту самую знаменитую казнь викингов, что носит название «Кровавый Орел»{?}[легендарная казнь времён викингов, заключавшаяся в том, что по спине осуждённого били топором, чтобы рассечь рёбра; затем рёбра разводили в стороны наподобие крыльев птицы (отсюда название) и вытаскивали наружу лёгкие. Причиной скорой смерти в этом случае должен был стать травматический шок либо пневмоторакс](что не особо вдохновило жителей какой-то немецкой деревушки, в которой тот пытался спрятаться от праведного гнева моего семейства, когда обнаружили эту кровавую «прелесть» на своей главной площади одним далеко не прекрасным днем), но вот заказчика установить не удалось. И это до сих пор расстраивает старшее поколение семьи. Нас с Эдвином не особо, так как мы надеемся лично найти виновного, и успеть хотя бы пару раз пнуть, прежде чем дед успеет расчехлить боевой топорик основателя.

— А некромантов исключил? — задумчиво спросила я.

— Нет. Я почти уверен, что в ложе есть те, кто заключил союз с убийцей. Далия слишком мешает ложе, чтобы не воспользоваться этим союзом.

— Бесишься, что нельзя их всех скопом допросить?

— Я бы их всех да по заветам предков, — мечтательно прикрыв, глаза протянул он, в прочем не останавливая разминку.

— Да вы варвар, дядюшка, — хохотнула я, поднимаясь на ноги.

Дядя весело фыркнул, как бы подтверждая, что да, варвар, и совсем этого не стесняется.

— Я так и знала, что обнаружу вас обоих здесь.

Мы синхронно повернулись на голос. Мама недовольно посмотрела на нас и, тяжело вздохнув, снова заговорила:

— У вас есть полчаса, что бы перевести себя в порядок и явиться на завтрак. И еще я вас умоляю: сегодня у нас прием, пусть в этом доме никогда не будет приемов в стиле блистательных Малфоев, но ведите себя прилично.

— Что даже нельзя есть руками? — удивился дядя.

— И вытирать их потом об скатерть? — подключилась я.

— Сморкаться в штору? — развеселился дядя.

— Боги, с кем я живу, — мама закатила глаза в притворном шоке, развернулась и поспешила покинуть наше бескультурное общество, не забыв крикнуть, — поторопитесь!

— Рыгать-то хоть можно? — в ответ крикнул дядя.

Но мама с величеством королевы его проигнорировала.

— Я так понимаю, что тоже нельзя, — хмыкнула я.

— Ну вот, — притворно расстроился он, — праздник испорчен.

Я рассмеялась и направилась к выходу, остановившись в дверном проеме, обратилась к нему:

— Герман, я попрошу Аду присмотреть за Далией.

— Ты уверена?

— Что может быть естественней, чем некромант сопровождаемый призраком, правда?

— Спасибо, — он в два шага пересек разделяющее нас расстояние и сжал в объятьях.

Он прав я знаю его лучше всех в этом мире. Не ради себя все эти чары и заминированный двор, а ради жены и нерожденного ребенка. И он нервничает. Не знает откуда ждать удара и сможет ли он его предотвратить.

— Не за что, ты же знаешь. Для чего еще нужна семья, ведь так?

Он отпустил меня и кивнул. Естественно он это знал. Родная кровь — это то, за что мой род будет биться до последнего, любыми методами и средствами. Цена не важна, когда на кону стоят жизни близких.

У дверей своей комнаты я обнаружила хмурого Гойла. Парень стоял лицом к запертой двери и хмуро сверлил ее взглядом. Мой приход он как-то пропустил.

— Тренируем телекинетические способности, мистер Гойл?

Друг подскочил на месте:

— Паркинсон, — прорычал он угрожающе.

— Гойл? — мило улыбаясь, отозвалась я.

— Где тебя черти носят? — взяв себя в руки, спросил он.

— В отличие от тебя, соня, я уже провела утреннюю разминку.

Я потеснила его от дверей и вошла в комнату, на ходу снимая футболку.

— Паркинсон тебе мама не говорила, что раздеваться в присутствии парня, даже такого не заинтересованного как я, это моветон? — старательно отводя взгляд в другую сторону, уточнил он.

— Что-то такое мама постоянно мне напоминает, — крикнула я уже из ванной.

— Оно и видно…

Дальше его слова заглушила вода, полившаяся из душа. Смыв с себя пот и усталость я, основательно завернувшись в самое большое полотенце, вышла в комнату. Но вместо друга обнаружила маму. Она сидела на низеньком диванчике у окна, в руках у нее было очередное вязание. Бросив на меня взгляд, она тяжело вздохнула:

— Как же быстро ты стала взрослой.

— А я была маленькой? — крикнула я из гардеробной.

— Была, — грустно подтвердила она, — я прекрасно помню.

— Мам, что за упадническое настроение? — я, уже полностью одетая, подошла к ней и протянула расческу.

Она с улыбкой взяла ее и, дождавшись когда я устроюсь у ее ног прямо на полу, принялась расчесывать мои влажные волосы.

— Сегодня рождество, в доме почти настоящий прием, я должна радоваться, но…

— Ты грустишь?

Она редко грустит, злиться и уж тем более выходит из себя. Такого контроля над эмоциями как у нее, нет ни у кого из моей семьи. И это не только потому, что ее дар эмпатия и владеет она им полностью. В ее родной семье детей не любили. Брак ее родителей был договорной, что не редкость в кругу аристократии, в нем не было не только любви, но и тепла. Расчет, стремление выглядеть идеально. Во всем. Всегда. И она была идеальна, до того как встретила Майкла. Как-то она призналась, что влюбилась не, сколько в него, сколько в его семью. В то, чего никогда не было в ее семье.

— Грущу, — призналась она со вздохом, — Генри чем-то озабочен, но как глава рода внешне совершенно невозмутим, а на вопросы лишь отмахивается. С Германом в комнате почти невыносимо находится, он то впадает в ярость, то в апатию. Эдвин мучается разбитым сердцем. Далия почти постоянно нервничает, но ей простительно. Эван то искрит счастьем, то беспокойством и какой-то обреченностью, но тоже молчит. Один только Грег ощущается, так же как и выглядит — полностью спокойным.

— А я?

— А ты влюблена, — даже несмотря на нее, я точно знаю, что она мечтательно улыбается, — не расскажешь старой любопытной матери, чем же покорил твое сердце мистер Поттер?

Я рассмеялась.

— Мам ты не можешь быть старой, любопытной — да, старой — точно нет.

— Настолько грубой лестью ты меня не одурачишь.

— Я не могу, — я пожала плечами. — Не потому что не хочу или что-то скрываю от тебя. Тебе просто надо с ним встретится. Ты сама поймешь.

— Что ж, посмотрим, — закончив заплетать мои волосы в косу, она окинула меня довольным взглядом и резюмировала, — думаю нам пора на завтрак.

После завтрака мама слишком рьяно принялась готовиться к празднику, который в этом доме почти никогда не отмечали. Сразу после завтрака, вызвав к себе самого молодого из домовиков (у нас их всего четыре, плюс моя Лакки которую все в доме считают обиженной судьбой и совместно опекают, причем, когда я говорю все, я имею в виду и остальных домовиков) принялась выдавать одно распоряжение за другим. Видя ее нездоровую активность, все члены семьи нашли неотложные дела: дед «вспомнил» что, забыл купить в Косом переулке подарок, кому именно он не уточнил; отец в пустоту посетовал на тяжелое дежурство и незаметно ушел в сторону их с мамой спальни. Далия громко (слишком громко и ненатурально) пожаловалась на тошноту, и дядя вызвался немедленно сопроводить ее до комнаты; я удачно вспомнила, что обещала Грегу показать картинную галерею и портреты предков. Эдвин, не придумав ничего оригинального, громко сообщил, что пойдет с нами, а то вдруг я что-то пропущу или забуду. Я-то — девушка, которая с половиной из изображенных на полотнах людей общалась лично. Ну, ну. К тому времени, когда мама решила нагрузить и нас, естественно, никого в поле зрения не обнаружила.

Побродив часа полтора среди картин и рассказав Грегу кучу историй про тех, кто был на них изображен, я потащила друга в дуэльный зал. Эдвин, проворчав что-то о повернутых на смертоубийстве родственников, с нами не пошел: его, видите ли, друзья в городе ждут. Мы его величественно отпустили.

Зал произвел на Грега довольно сильное впечатление. Он как ребенок бегал от одной стойки с оружием до другой, облапал все, что далось ему в руки (некоторые клинки, по типу тех парных с которыми с утра упражнялся дядя, имели свой псевдоразум, и не всякий мог к ним прикоснуться, даже если относился к семье), пострелял из арбалета, с трудом натянул любимый моим отцом лук, и, в конце концов, споткнувшись об один из манекенов рухнул на пол вместе с этим самым манекеном. Надо ли говорить, что я ржала как сумасшедшая, глядя как он пытается выбраться из-под Милтона (это так Эд манекены называет, все скопом одним именем)? Манекен был тяжелый (на нем же тренировались бою на тяжелых мечах) и не поворотливый, поэтому выбраться самому Грегу было сложно. Вообще не представляю, как он умудрился навернуть его на себя, а раз навернул, то не убился. В общем, друг барахтался, материл меня, манекен и свою неуклюжесть; я пыталась перестать смеяться; Милтон печально смотрел в потолок, по крайней мере, мне кажется, что будь у него лицо, он бы смотрел именно печально. На шум заглянул дед. Оценив ситуацию, он, посмеиваясь, помог Гойлу освободиться от жарких объятий нового друга.

— Ушиб хоть и большой, но не смертельный, — осмотрев спину парня, вынес свой вердикт дед. — Иди, попроси у Эммы обезболивающее, только не говори, что тебя манекеном зашибло, а то она тебя сюда больше не пустит.

— Хорошо, — тяжело вздохнул друг, — скажу, что на лестнице оступился.

Тихо охая и держась за поясницу, парень направился в коридор.

— Могла бы и помочь, — хмыкнул дед, глядя ему в след.

— Он уже взрослый мальчик, — пожала плечами я. — Тем более не так уж сильно он пострадал, как хочет показать. По крайней мере, физически. А ущемленное эго он как-нибудь переживет.

— Высокие отношения, однако, — снова хмыкнул дедушка, но тут же стал серьезным, — хорошо что ты здесь. Хочу вручить тебе рождественский подарок.

— Разве не полагается положить его под елку и развернуть его завтра под постоянный треп Эдвина?

— Этот подарок все равно под ель не положишь. Пора тебе научится «Кристальному щиту».

Я замерла, невидяще смотря на деда. «Кристальный щит» — щитовые чары, созданные Катриной, женой основателя. Она вообще после смерти мужа немного помешалась на безопасности семьи и создала много различных заклятий. За половину из них можно сесть в Азкабан лет так на сто и это по нынешним законам, в ее время, не думая долго отправили бы на костер, так как эти самые заклинания считались настолько темными, что еще немного и могли бы перейти в раздел магии хаоса.

«Кристальный щит» — одно из не многих заклинаний условно относящихся к светлой магии. Почему условно? Потому что в нашем мире магия не имеет оттенка. Я знаю, что есть миры, у магии есть четкое разделение и ученик одной школы не способен на использование магии другой. Но в нашем мире магия, так сказать, бесцветная. А «темная магия» названа так лишь в силу понятий человечности и морали. Убить можно и левиоссой, но от этого темным заклятье левитации не становится. А вот «черная кровь», «могильная гниль» и прочее признаны темной магией из-за неаппетитных последствий.

Но я отвлеклась. Этот щит изучался всеми членами по достижении совершеннолетия и мог защитить даже от авады (правда при соприкосновении с лучом щит лопался мгновенно, так что если противников хотя бы двое, то остается молиться богам). Щит относился к классу энергозатратных, собственно, поэтому изучался после совершеннолетия. Но мои родственники были бы не войнами, если бы не модифицировали его. Отец Ады — Эдвин Паркинсон (ага Эди в честь него назвали) с горя по дочери слегка поехал крышей и превратил щит в атакующее заклятье — каким образом ему в голову пришло превращать «Кристальный щит» в «Кристальное копье», использующее магию принятого на щит заклятья, никто из потомков так и не понял. Сам он не признается до сих пор, хотя я была очень настойчива.

И заклинание заиграло новыми красками. Представьте: вы создали щит, приняли на него заклинание и мановением руки (предок каким-то образом вплел в энергоструктуру условие преображения на специальный жест и короткое слово) щит превращается в копье и летит в вашего врага. Не нужно отменять щит, колдовать новое заклинание. Очень эффектно. И неожиданно для противника.

— С чего такие подарки? — подозрительно глядя в честные глаза деда, спросила я.

— Времена нынче не спокойные.

— Это как-то связанно с дядей и бабушкой.

Я не спрашивала, это было утверждение, так как я точно уверена, что дело в них. Дед помрачнел:

— И да и нет. Пока ты в Хогвартсе, тебе ничто не угрожает, что бы Альбус ни говорил по поводу своей компетенции, — он хмыкнул, потянул руку, что бы взлохматить свои волосы на голове, но в последний момент одернул себя.

— Тогда зачем сейчас? Мне пятнадцать, ладно почти шестнадцать. Я не Лагерта, раньше семнадцати из семьи уходить точно не собираюсь.

— Считай это моей блажью, — не глядя мне в глаза, пробурчал он.

— Папа что-то чувствует, да?

Дед вздрогнул и отвернулся, пряча глаза. Но мне не нужно видеть его лицо, чтобы понять — я угадала. Основной дар моего отца «Слух Форсети»{?}[бог судов и собраний] — этакий детектор лжи. Он всегда знает, когда ему врут или недоговаривают. Но годам к семнадцати у него обнаружился отголосок дара пророков (да-да, те самые глаза Хеймдалля). Но он оказался настолько слабым, что его не стали блокировать. А проявляется он сродни интуиции. К примеру, папа просто знает, что в доме, который они собираются штурмовать, засада и что пройти можно только в определенном месте. Иногда он чувствует, что что-то может случиться. Он не знает что именно и когда, но он знает с кем. Иногда мы можем предотвратить то, что грядет, иногда нет.

— Дед не молчи. Кто?

— Герман, — тяжело вздохнул он.

— Герман, — эхом отозвалась я, сильно зажмурившись.

Вот главная причина его нервозности и странной просьбы. Папа чувствует его смерть.

— Судя по его просьбам, это из раздела нерешаемых проблем?

— Ты же знаешь, что Эвану это не дано не знать.

Знаю. И знаю, как это бесит папу. Но все что я могу сейчас сделать — это выучить заклинание и молить богов о помощи.

— Ладно, — я с силой потерла лицо ладонями, — «Кристальный щит». Я готова.

Дед притянул меня к себе и обнял.

— Я действительно не хотел бы учить тебя тому, что дается в возрасте Эдвина. Ты и так слишком мало была ребенком. Ты так рассудительна и невозмутима, что я временами забываю, что ты еще подросток, и мы требуем от тебя слишком много.

— Судьба у меня такая, — хмыкнула я и отстранилась, — давай приступим.

{?}[]Дед кивнул и пошел к рунной площадке, я последовала за ним. Выбора у меня не было, тем более я уже полгода мечтала обучиться этому щиту. С тех пор как увидела его в исполнении Эдвина. Сам щит представлял собой полусферу, будто состоящую из множества скрепленных между собой граненых кристаллов. Большие и маленькие, они постоянно находились в движении, преломляя свет своими гранями. А еще у каждого щита был свой цвет. У кузена он выходил чуть розоватым с ярко переливающимися на свету гранями, очень гламурненько, что сильно бесило его. У дяди и отца он был сродни хрусталю с едва заметным голубым отсветом, у деда отдавал в серый цвет. Говорят, у Лагерты он и вовсе выходил кроваво-красным и совершенно непрозрачным. Мне не терпелось увидеть, каким же он будет у меня.

{?}[]Мы остановились в самом центре круга, дед взмахнул палочкой и вокруг нас возник купол тишины. Помолчав, будто сомневаясь в своем решении, он все-таки начал:

— Клянешься ли ты Панси Паркинсон сохранить секрет создания «Кристального щита» и его преобразования в «Кристальное копье» в тайне от всех, кто не входит в семейный круг по крови?

Никто вне семьи не обучался ему. Я смогу передать его своим детям только при условии, что мой муж войдет в семью и возьмет мою фамилию, при этом его самого я не смогу научить. Как дядя не может обучить Далию, а мой отец — маму.

— Клянусь магией и даром, что сохраню секрет создания «Кристального щита» и его преобразования в «Кристальное копье» от всех не входящих в семейный круг по крови. И пусть души предков помогут мне в этом или покарают меня, если я добровольно нарушу свое слово.

В пределах купола взметнулся ветер, подхватывая мои слова.

— Я, Вальтер Дьярви Паркинсон, обязуюсь следить за исполнением клятвы и покарать Панси Ингрид Паркинсон если она ее нарушит.

Я улыбнулась появившемуся призраку. Вальтер, одетый по моде двадцатых, чуть склонил голову, дотронувшись пальцами до козырька своей старомодной кепки, обозначая приветствие и рассеялся туманом.

— Кто? — с любопытством косясь в ту сторону, куда я смотрела.

— Вальтер, — улыбнулась я.

— Ого, сам принц ночи, — хмыкнул дед.

Вальтер относился к одной из побочных ветвей рода. До войны с Гриндевальдом моя семья была большой. Помимо основной ветви, к которой я и отношусь, было еще шесть семей. Почти все они погибли или превратились в сквибов во время той войны. А принцем ночи его прозвали за то, что он с семнадцати лет и до самой смерти входил в Теневой Совет Европы. По сути, он был королем среди убийц, воров и наемников Англии дольше всех моих предков до него, да и после.

— Ну что ж приступим, — дед достал палочку. — Итак смотри внимательно жест и слово «cosaint»{?}[с ирландского «защита»].

И перед дедом засиял гранями щит.

— Чем лучше концентрация, тем более четко видны грани. Попробуй.

Я кивнула и, выдохнув, повторила за дедом. С первого раза естественно ничего не вышло, с пятого раза появились еле видимые очертания, с десятого на мгновение появилось то, что надо, но тут же рассыпалось. И только к пятнадцатому разу между мной и дедом засиял щит, переливающийся насыщенным зеленым цветом.

— Вот это да!

Я вздрогнула, услышав за спиной голос Эдвина, и мой щит вновь рассыпался.

— Сколько ей потребовалось времени? — с интересом уточнил брат у деда.

— Пятнадцать попыток, — несколько потрясенно протянул дед.

— Не может быть! У меня ушло два дня и попыток тысяча, если не больше!

— Вот не надо смотреть на меня так будто я Фрея в плоти, — проворчала я и вытянула руку вперед, демонстрируя им палочку, — моя палочка создана тем же человеком что и чары.

— Думаешь, есть взаимосвязь? — с сомнением спросил дед.

— Мы же до сих пор не знаем, что именно сотворила женщина, создавая оружие мщения. И все те заклинания. Спорим, что преобразование в копье мне уже так легко не дастся?

— Сейчас узнаем, — дед с энтузиазмом потер руки, — и так жест заклинание «ionsai»{?}[с ирландского «нападение»].

Мы провозились почти два часа пока моя мама не залетела в зал рассерженной фурией и не погнала нас троих переодеваться к приходу гостей. И, естественно, за все это время у меня ни черта не вышло — щит ни в какую не желал менять свою форму, хотя и жест и слово выходили идеально. Я продолжала думать о том, что я делаю не так и пока приводила себя в порядок, и тогда когда мы все собрались в гостиной с камином подключенном к сети, ожидая прихода гостей.

— Твоя мама наложила на тебя империо? — поинтересовался папа, присаживаясь рядом со мной на диван.

— Почему? — удивилась я, отвлекаясь от размышлений.

— На тебе платье. Бирюзовое. Все мы знаем, что ты не любишь платья и яркие цвета.

— А еще высокие прически, — влез дядя.

— Это платье подарил мне крестный, — пожала плечами я, — и мне оно нравится.

Оно действительно мне нравилось: открытые плечи, приталенное сверху с расклешенной юбкой длинной до колена и безумно красивым оттенком бирюзового. Крестный подарил его мне прошлым летом, после того как мама жаловалась ему на мой наряд на святочный бал. Крестный тогда еще сказал, что она просто ничего не знает о вкусах своей дочери. Мама почти всегда покупала платья для леди — прямой силуэт, рукав три четверти, пастельные тона, вышивка, кружево. Смотрелись они на мне неплохо, и я даже (к большому неудовольствию мамы) могла в них сражаться, но носила я их с неохотой, предпочитая джинсы и футболки. Мама даже немного обиделась, видя как я обрадовалась подарку крестного.

— Оно на гране приличий, — вздохнула мама.

— Поэтому я и не надеваю его на приемы типа тех, что проходят у Малфоев.

— Но у твоего крестного хороший вкус, — мама мягко мне улыбнулась, — тебе идет.

Сама она была облачена в атласное элегантное платье, длинной до щиколоток, рукавом три четверти, шикарного темно синего цвета. Никакой вышивки, рюш и оборок. Она предпочитала магловскию строгую классику и стиль сороковых. Из украшений нитка жемчуга и большое количество разнообразных браслетов на левой руке. С этими браслетами она не расставалась даже во сне, не говоря уже о таких мелочах как соответствие платью, сумочке или мероприятию. Все они были амулетами или порталами.

— Поттер рухнет в обморок, — засмеялся Эдвин, — от твоей неземной красоты.

Я фыркнула, не удостоив его ответом. Но мысленно понадеялась, что брат будет прав, не зря я крутилась у зеркала в три раза дольше, чем обычно, и попросила маму сделать мне прическу. Мама весь процесс улыбалась каким-то своим мыслям. Наверное, планировала нашу с Поттером свадьбу.

— Эдвин, — строго посмотрел на брата дед.

Полыхнул камин, и начали прибывать гости. Блэк с неестественно счастливой улыбкой, раскланялся всем присутствующим, постоянно косясь в сторону деда. Люпин, в отличие от друга, улыбался мягко и естественно, поздоровался с мужчинами, поцеловал руку маме, поздравил с обремененностью Далию. После оборотня из камина вышли Поттер облаченный в костюм, сжимающий в руке букет роз, который тут же он вручил моей маме, и Грейнждер, которая тот час направилась к Грегу. Поттер, после вручения цветов, хотел было рвануть ко мне, но был перехвачен моим отцом. А вот за ними из камина посыпались (иначе и не скажешь) многочисленные Уизли.

Артур, время от времени нервно поправляя пиджак, поздоровался, выразил маме как хозяйке дома свое почтение, поблагодарил деда за приглашение.

Молли была бледна и беспокойным взглядом окидывала свое многочисленное семейство. И я ее понимаю. Женщина была рождена в семье аристократов, причем насколько я помню, с довольно суровым воспитанием. А это подразумевает полное подчинение Лорду рода и зависимость от его одобрения или неудовольствия. После того как она против воли родных вышла замуж за Артура и была вычеркнута из рода Прюэтов, женщина вела образ жизни среднестатистической домохозяйки. Что, судя по всему, ее вполне устраивало. К чему это я? А к тому, что придя в наш дом, она как аристократка, воспитанная в старых жестких традициях, переживала, что о ней и ее семье подумает Лорд Паркинсон, пусть он и не ее Лорд.

А вот их дети чувствовали себя более раскованно. Близнецы, переглянувшись с Эдвином, вместе с ним переместились в ближайший угол и тихо начали что-то обсуждать. Джинни оглядевшись, присела на одно из свободных кресел. Рон же подошел ко мне.

— Как думаешь, сколько цветов сменит Гарри, прежде чем твой отец его отпустит? — поинтересовался он, глядя на страдания друга с интересом.

— Если начнет синеть, тебе придется его спасать, — хмыкнула я.

Парень оценивающее осмотрел моего отца и тяжело вздохнул:

— Мир же мне не простит смерти национального героя, ведь так?

— Не простит.

Он опять тяжело вздохнул:

— Тогда ты права, придется спасать.

На радость Рона спасать никого не пришлось, по крайней мере, ему. Камин вновь полыхнул, и из него вышел напарник папы с женой. Отец извинился перед Поттером, отправился представлять товарища собравшимся. Когда все, наконец, были представлены друг другу (я надолго запомню выражение лица Сары, жены папиного напарника Мэтью Донована, когда папа с улыбкой представил ей Сириуса Блэка, сам Мэтью отнесся к беглецу спокойно), появился Диди и с поклоном пригласил всех к праздничному столу.

За столом началась вторая часть марлезонского балета. Несмотря на то, что мои родственники пытались завести непринужденную беседу с гостями, в разговоре охотно участвовал только Метью и Римус. Блэк буравил взглядом свой бокал, и молчал (у него очередная фаза протеста, по крайней мере, так дед сказал). Артур побледнел еще сильнее, косился на своих детей, особенно на близнецов. Молли вообще выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок. Сара от нее не особо отставала, по ней было видно, что к таким мероприятиям она была не готова.

Хорошо себя чувствовала только молодая часть нашего сборища. Близнецы весело общались с Эдвином, Гермиона, что-то тихо рассказывала внимательно слушающему ее Грегу. Поттер с Роном спокойно ели, время от времени вмешиваясь в бесконечный треп близнецов. А вот Джинни с мрачным видом ковыряла салат в своей тарелке, не поднимая головы, и не обращая никакого внимание на окружающих.

— На моих похоронах и то веселее было, — оценивающе оглядывая наше сборище, доверительно сообщил мне Флоки, — жена подралась с любовницей, двоюродному брату сломали нос, когда он попытался их разнять. Потом мой лучший друг, его, кстати, Рональдом звали, перебрал вина, в одну харю пять бутылок коллекционного выжрал скотина, и полез целоваться к преподобному Иосифу. Святой отец, на что уж терпимый и понимающий человек, такого стерпеть уже не смог — хряснул по голове крестом. Но у Ронни череп крепкий оказался, он глаза к переносице свел, икнул и, естественно, в долгу не остался. Правда промахнулся чуток и брату моему в ухо зарядил. Ух, какая драка была, аж до сих пор завидно, что поучаствовать не смог.

— Предлагаешь мне устроить драку? — хмыкнула я, ковыряя салат в своей тарелке.

В комнате повисла тишина, собеседника моего никто не слышал, а вот моя реплика была услышана всеми присутствующими.

— Она шутит, — бледнея не хуже Молли, уверила всех мама.

— Ну почему же, — хмыкнула я, — вон как у Флоки, по его словам, на его похоронах весело было.

Эх, как же мне сейчас хотелось в Дом у Моря. Там-то атмосфера явно не напоминала поминки.

— Панси! — вновь возмутилась мама.

А дед вдруг рассмеялся. Весело, задорно. Чем несколько ослабил уровень нервозности.

— Моя внучка обладает редким даром — разговаривать с мертвыми, — утирая выступившие на глазах слезы, пояснил дед, — и иногда это выглядит странно.

— Боги, так и скажи, что моя внучка нормальная, — закатила глаза я, — сумасшествием не страдает, это у нее дар своеобразный. Так что не стоит хвататься за ножи, они все равно тупые.

Теперь уже заржал Эдвин, видать представил, как кто-то из гостей пытается прирезать меня серебряным столовым ножом.

— Я бы на это посмотрел, — подал голос Фред.

— Джордж! — возмутилась Молли.

— Я Фред, он Джордж, — хором отозвались близнецы, указывая друг на друга.

— Что ж, Молли, — подола голос мама, — нам с вами, пожалуй, стоит выпить по парочке бокалов шери.

— Думаю вы правы, Эмма.

После этого все как-то сразу расслабились, и ужин прошел даже весело. После еды народ перешел в большую гостиную. Взрослые разбились на группы, мы с Эди раздумывали, чем бы таким занять так, сказать молодежь, как на руке у мамы с громким хрустом лопнула жемчужина. Мама подскочила на ноги и, не говоря ни слова куда-то аппарировала.

— Что-то случилось больнице, — пояснил папа, хмурясь и на автомате проверяя палочку и амулеты.

Все глубокомысленно кивнули. Тут же появился патронус мамы.

— Мне нужна Дал, срочно, — сообщила ласка ее голосом.

— Лаки, — позвала я, вставая рядом с поднявшейся с дивана женщине.

Домовушка тотчас появилась, рядом держа в цепких ручках черный рабочий саквояж некромантки.

— Я присмотрю за обоими, — успела сообщить прежде, чем мы исчезли.

Очутившись в приемной Святого Мунго, я первым делом осмотрелась. В помещении сновало множество людей. От вырвиглазных лимонного цвета мантий целителей рябило в глазах, алые мантии авроров в этом буйстве желтого смотрелись как-то странно.

— Сюда, — окрикнула нас мама.

Она стояла на коленях около полноватого мужчины, в котором я признала главного целителя Эрика Хайнеса, зажимая кровавую рану на его животе. Около них, на подхвате у мамы, было еще несколько человек: бессменная медсестра моей мамы Филиппа Эллиннгтон и еще две девицы практикантки (судя по их зеленоватым лицам и предобморочному состоянию). Далия легко преодолела разделяющее нас пространство и опустилась рядом с ними на колени, игнорируя лужу крови растекающеюся около мужчины.

— Удержишь? — напряженным голосом спросила мама.

Далия на это закатила глаза, и приступила к делу. Я впервые видела ее за работой. В Англии некромантия запрещена законом, как и сами некроманты. Когда дядя женился на Далии — ей запретили покидать пределы нашего поместья, исключение сделано было только для Малфоя, не знаю зачем ему это нужно было (скорее всего, что бы хвастаться: «А на моем приеме будет некромант, да-да та самая новоиспеченная миссис Паркинсон»). Так что как-то не было возможности увидеть ее за работой. Я прикрыла глаза, медленно выдохнула, настраивая себя на волну схожую той, когда я общаюсь с мертвыми. Судя по тому, как мир стал слегка нечеткий, а вокруг Далии обнаружились изумрудные сполохи дара некроманта, я поняла, что у меня получилось. Сделала я это вовремя: светлое облачко отделилось от Эрика, мама грязно выругалась, одна из практиканток все-таки грохнулась в обморок, Далия же закончила заклинание, надрезав свою ладонь. Изумрудные всполохи преобразовались в жгуты, метнулись к уплывающему вверх облачку, оплели его и — рывком — вернули его в тело. Мама после этого выдохнула, и они с Филиппой одновременно пришли в движение. От дальнейшего разглядывания процесса работы тандема некроманта и целителя меня отвлекло появление главы аврората Руфуса Скримджера.

— Что произошло, — выходя из камина, гаркнул он своему заму Самуэлю Уилсону, — докладывай.

Уилсон, мужчина среднего возраста, с усталым лицо, прикурил сигарету и принялся отчитываться перед начальником:

— Вчера накрыли банду, провозившую в страну нелегальные артефакты. Трое были ранены и отправлены в Мунго, четверым удалось бежать. Мы их в розыск объявили. Ну, вот эти четверо решили, что они круче Мерлина и вполне способны справиться с парочкой целителей, отправились выручать товарищей из-под охраны.

— Да у них Азкабан шансов захватить было больше, — хохотнул один из малочисленных авроров.

Скримджер бросил на говорившего хмурый взгляд и спросил у зама:

— И как?

— Никак, — хмыкнул тот, — одного сразу к праотцам отправили, второго, по мне так лучше б убили, ну и оставшихся скрутили. Вон лежат. Правда один успел режущее кинуть в сторону практиканток, Хайнес только и успел, что прикрыть девчонок своим телом.

Скримджер повернулся в сторону мамы и Далии.

— Некромант! — вскрикнул он, выхватывая палочку.

Точнее он попытался ее выхватить. Снующие туда-сюда целители вмиг пришли в движение, беря авроров под контроль. Те и глазом моргнуть не успели, как оказались под прицелом палочек решительно настроенных целителей.

— Что здесь происходит?

На сцене появилось новое действующее лицо — Иоланта Фоули, глава отделение для душевно больных, в сопровождении двух санитаров. Мисс Фоули была дамой в возрасте, невысокого роста, пухлого телосложения и со стальным характером. Она всегда носила белые магловские халаты, очки с затемненными стеклами, зачесывала волосы в строгий пучок и пугала молоденьких практиканток манерой говорить так, что невозможно понять шутит она или говорит серьезно. Свое отделение она держала в строгости, но при этом никогда и никому не давала обидеть вверенных ей людей: что сотрудников, что пациентов. В больнице ее любили и одновременно побаивались.

— Чистой воды недоразумение, — стараясь не делать резких движений, ответил ей Уилсон, — времена нынче нервные, тяжелые вот мистеру Скримджеру некроманты уже и мерещатся.

— Мерещатся, говоришь? — прищурившись, уточнила Фоули и, мило улыбнувшись, предложила. — Может ему у меня в отделении отдохнуть? Как раз место в палате Лонгботомов освободилось, миссис Райт преставилась пару дней назад, упокойте ее душу светлые боги.

— Благодарю за заботу мисс Фоули, но не стоит, — бледнея, открестился бедный Руфус, — я сейчас здесь закончу, и домой, пару бокалов огневиски, и все со мной будет в порядке.

— Ну, ну, — хмыкнула целительница, махнув рукой.

Целители тут же опустили палочки и вернулись к своим делам. Авроры выдохнули.

— Милая, что там с нашим главгадом? — обратилась Фоули к маме.

— Стабилен, — поднимаясь на ноги, рассеянно отозвалась она, не замечая как вытирает испачканные в крови руки о свое платье, — спасибо Далии. Без ее помощи мы бы не справились.

Филиппа кивнула и украдкой почистила мамино платье от кровавых следов.

— Ничего отлежится, герой наш, — хмыкнула Фоули, — а ты пока бразды правления принимай.

— Почему я? — опешила мама.

— Ты ж у нас вторым кандидатом шла. Так что вперед.

Мама печальным взглядом посмотрела на собравшихся в помещении коллег, но те лишь улыбались ей готовые выполнять приказы.

— О боги, ладно, — не найдя желающих занять вакантное место, сдалась мама, — Аманда, передай по смене, что до моего прихода Эрик должен находился в палате желательно в кровати. Хоть привяжите его к ней. Это ясно?

— Да, главный целитель, — улыбнулась женщина.

От такого обращения мама поморщилась, затем ее взгляд упал на позабытого всеми Скримджера.

— А этот чего такой бледный? — обращаясь к Фоули, поинтересовалась она.

— А мистер главный аврор стресс алкоголем лечит, — хмыкнула Иоланта, — так что ему некроманты чудятся.

— Некроманты говоришь, — прищурилась мама, и мстительно приказала, — в вытрезвитель его, пусть проспится.

{?}[]Бедный мужик даже пикнуть не успел, как санитары, пришедшие вместе с Фоули, его спеленали и поволокли в сторону лестницы. Присутствующие в помещении авроры дружно сделали вид, что их здесь нет. Даже Уилсон отвел взгляд, сделав вид, что очень сильно заинтересован кровавыми отпечатками на полу.

— Что встали? — мама грозным взглядом обвела присутствующих. — Вперед работать. Развели бардак. Аманда я буду завтра к двум, Эрик на твоей совести.

— Конечно, — кивнула Аманда.

Миг и в холле остались только авроры, Фоули, дежурная медсестра за своей стойкой да мы с мамой и Далией.

— Пойду-ка и я домой, — вздохнула Иоланта, — завтра Лонгботомы придут.

Мама рассеянно кивнула и обратилась к Уилсону:

— Начальника своего через час забери, а то, боюсь, утром он не совсем здоров будет. Коллеги у меня мстительные, Эрика любят и его спасительницу в обиду не дадут. Милли ты слышала?

— Через час позволить господам аврорам забрать свое начальство, — не отрываясь от ведьмополитена, кивнула дежурная, — прослежу, не переживайте.

— Спасибо, — расслабился Уилсон.

— Только предупреди его, если что…

Мама многозначительно замолчала. Самуэль понимающе кивнул:

— Он и сам это знает, но я напомню, не переживай.

По возвращению домой мама сделалась звездой вечера. Все присутствующие в гостиной обступили ее, интересуясь произошедшим. Я же оглядев гостиную и, не обнаружив никого из молодежи, отправилась на поиски. Хотя, скорее всего, все у Эдвина, в его личной гостиной. По крайней мере, туда стоит заглянуть в первую очередь.

В холле третьего этажа обнаружилась Джинни. Девушка сидела на кушетке, мрачно глядя перед собой.

— Привет, Джинни.

Она посмотрела на меня и промолчала.

— Эм, все нормально?

— Да, — мрачно отозвалась она.

— Тебя мучают воспоминания о произошедшем на днях? — наугад спросила я.

— Я почти ничего не помню, — пожала плечами девушка.

— Поверь мне, это к лучшему, — я опустилась рядом с ней на кушетку.

Мы обе замолчали. Надо было бы пойти к друзьям, но что-то не давало мне просто взять и оставить Джинни одну с ее мрачными мыслями.

— Что со мной не так? — нарушив тишину, спросила девушка, все так же глядя в пустоту перед собой.

— Если скажешь, что случилось, то вполне возможно мы в этом разберемся.

Девушка фыркнула и впервые с начала этого странного разговора посмотрела на меня.

— О, да конечно! Разберемся! — она помолчала, а потом решительно тряхнула головой. — Мне не нужна помощь, тем более твоя.

— Всем время от времени нужна помощь, — я пожала плечами.

Джинни громко рассмеялась. Я покосилась на нее, немного жалея, что вообще с ней заговорила. Зачем? Хотя ответ очевиден — она подруга Гарри и сестра Рона. Один — мой парень (боги, как странно это произносить), второй — мой друг.

— Ты все испортила, — резко перестав смеяться, зло проговорила девушка, — ты! Выползла из своего подземелья, и вот он уже не смотрит на меня! Будто меня и не было никогда! Но я была. Всегда была рядом! Он ради меня спустился в Тайную комнату. Слышишь, ради меня! Еще год и он был бы моим! И Рон туда же. Панси то, Панси это. Будто это ты его сестра, а не я! Откуда ты взялась? Зачем ты все испортила? Была бы хоть красива. Что в тебе такого? Деньги? Положение?..

Она шипела не хуже змеи, по-моему, не до конца понимая, что говорит. Столько горечи и ненависти. Бедная девочка. Но слушать ее не было никаких сил.

— Ты ничего обо мне не знаешь.

Прозвучало даже слишком холодно, чем я планировала, хотя, по сути, мне были безразличны ее слова. Они не вызывали у меня никаких эмоций. Учась на Слизерине, я слышала в свой адрес обвинения и похуже. Но это не значит, что я готова сидеть и слушать ее изливающуюся желчь.

— Ты ни о ком, ничего не знаешь. Что ты знаешь о Поттере? Что он благородный защитник униженных и оскорбленных? Рыцарь без страха и упрека? Тогда приглядись получше, он не такой.

— О, ты его за три месяца хорошо узнала!

— Оставь свой сарказм, — я устало потерла глаза, не заботясь о сохранении макияжа, — сними уже свои розовые очки и оглядись. Хватит жить в придуманном тобой мире. Присмотрись к тем кто тебя окружает. Может, тогда станешь чуточку счастливей.

Сказав это, я пошла в сторону гостиной брата, оставив Джинни одну. Этот бессмысленный разговор забрал все силы.