Бумажный папа (джен)

― …а потом, когда инспектор уперся и начал доказывать, что мы не сбавили скорость после того, как проехали знак, папа на полном серьезе достал волшебную палочку, представляешь? ― взахлеб рассказывает Гарри открывшему рот Рону и остальным, на лицах которых мелькают отблески костра.

― И что, он послал в него Обливэйт? ― всплескивает руками Гермиона.

Гарри только закатывает глаза ― у папы научился.

― Конечно, нет. Мне пришлось целых пятнадцать минут убеждать инспектора, что это новый дизайн плеера, и что папа не собирался отлупить его палкой ― как тот подумал ― а всего лишь хотел найти права, просто занервничал и полез не в тот карман.

― Эй, кажется, я все еще здесь. ― Отец наклоняется и шутливо тыкает его пальцем в бок. Тихий вечер оглашается добродушным смехом.

― Ну пап, ты же сам сказал, что эту историю можно рассказывать друзьям, ― напоминает Гарри, облокотившись о его колени. Отец сидит на одном из бревен, сложенных вокруг костра, а Гарри расположился прямо на песке. Возле него сидит Гермиона, которая сегодня весь день после приезда не могла от него отлипнуть, и немудрено: они не виделись целых два года. А еще здесь все семейство Уизли, с которым Гарри после фееричной победы отца над Волан-де-Мортом крепко сдружился.

― И как вам полумагловская жизнь? ― с нескрываемым любопытством спрашивает мистер Уизли, нанизывая маршмеллоу на шампуры.

― Вполне спокойная, если не считать некоторых недоразумений на дороге, ― отвечает отец.

Гарри с наслаждением вдыхает аромат печеной картошки и жареных на костре сосисок. Миссис Уизли хлопочет больше всех и уже несет готовое угощение. Неподалеку тихо плещутся волны. Гарри невольно вспоминает, как они приехали сюда впервые, свой восторг, когда он увидел море. Они поселились в самой теплой местности Австралии ― как порекомендовали целители, ― потому что папа теперь все время мерзнет, даже несмотря на то, что здесь лето круглый год.

Гарри, слушая мирный разговор отца с мистером Уизли, который слишком заинтересовался устройством его машины и выразил огромное желание завтра же на ней прокатиться, чувствует, что отцу как-то не очень комфортно, несмотря на доброжелательное к нему отношение. Наверное, потому, что он не знает, куда пойдет этот разговор. Говорить о магловских штучках ― одно дело, а вот что касается магии…

Вряд ли ему захочется вдаваться в подробности, что он теперь утомляется быстрее, чем обычно, и что ему категорически запретили большие магические нагрузки, в том числе дуэли и трансфигурацию предметов. А еще ему нельзя «поднимать» тяжести с помощью левитации ― разве что какие-то легкие мелочи. Думая о его поврежденном магическом ядре, Гарри до сих пор удивляется, как отцу удалось пустить трещину именно в том месте, которое отвечает за непреложные обеты? Конечно, тот утверждает, что оно само так получилось, но Гарри почему-то сомневается.

Конечно, все старые обеты аннулировались, и давать новые больше не получится ― это единственное, что восстановить невозможно. Отец не особо из-за этого переживает.

Зато заниматься окклюменцией оказалось очень даже полезно для магического здоровья ― отец настоял, чтобы Гарри практиковался с ним каждый день, потому что у него сильнейший природный дар. А для Гарри стало открытием, что отец владеет этим искусством в совершенстве. Только он не может понять: почему тому так сложно ставить защитные блоки от него самого? Он и сам этого не знает. Может, когда-нибудь они разберутся, а пока Гарри борется с тем, чтобы не подсматривать его мысли, особенно когда очень хочется.

Это, наверное, единственный момент, из-за которого они иногда ссорятся. Но не всерьез и не надолго. В общем, они еще работают над этим.

Отец оставил преподавание ― чтобы поменьше нервничать ― и полностью погрузился в изготовление зелий. В Австралии оказалось совсем плохо с зельеварами, так что он нарасхват ― заказов у него на несколько лет вперед.

Гарри часто помогает ему в лаборатории и уже не боится соприкасаться с зельями. Он очень осторожен и не делает глупостей, помня, что одна из них чуть не стоила жизни отцу. Наверное, из-за этого он так и не смог искренне полюбить все эти котлы, колбы, стеклянные палочки для помешивания, ну и сами зелья тоже. Но отец вовсе не против, чтобы он не пропадал с ним днями и ночами в лаборатории, а выбрал себе занятие по душе. Оказалось, что по душе ему квиддич и защита от темных искусств.

Все это ― ну почти все ― Гарри уже успел рассказать Гермионе. Но одно он не станет ей говорить, что здешняя магическая школа ему нравится куда больше, чем Хогвартс. Каждый день после уроков можно возвращаться домой ― он бы не выдержал целых девять месяцев без отца, он и так слишком долго жил без него. А еще он добирается туда под чарами невидимости на метле: это его особенно радует. И он не скажет, что у него здесь появились новые друзья, с которыми он проводит много времени даже вне учебы.

И что он не собирается возвращаться.

* * *

Отец еще не спит. Он стоит у окна и смотрит на звездное небо. Гарри знает ― ему это очень нравится. Это успокаивает.

― Папа?

Отец оборачивается и зажигает Люмос. Он не выпускает палочку из рук и на самом деле с трудом привыкает к жизни, в которой магия ― не главное. Целители обещают полное восстановление магического ядра буквально через несколько лет, но эти годы нужно еще как-то пережить…

И автомобиль он водит только потому, что трангрессировать ему нельзя. А летать на метле он просто не любит.

― Как ты?

― Нормально. ― Легкая дрожь в голосе выдает, что на самом деле это не так. Вообще отец хочет казаться сильным и заботиться о Гарри, но часто Гарри заботится о нем, и отца это как будто смущает. Но ему это совсем не сложно, даже в радость.

Гарри легкими шагами пересекает комнату и обнимает его. Отец тут же кладет руку ему на плечи и прижимает к себе. Ну и что, что ему уже тринадцать, и он почти совсем уже взрослый ― в такие минуты он старается об этом не думать.

― Просто не привык к таким большим компаниям, ― как бы оправдываясь за свою маленькую ложь, говорит отец.

Гарри кивает. Слова не нужны. Он просто хочет побыть рядом с ним. Поддержать. Поговорить о незначительном. Он знает: это придает отцу сил, даже когда он полностью вымотан и хочет спать. Папа сам не раз об этом говорил.

Сейчас Гарри как-то особенно ярко видит перед собой прошлое ― то, что произошло два года назад и полностью перевернуло их жизни.

― Скажи, ― тихо говорит он, прижимаясь щекой к его плечу, ― тебе было обидно, когда я считал тебя плохим?

― Ну, я же не маленький мальчик, чтобы обижаться, ― небрежно отвечает тот.

― Разве что ― чуть-чуть, ― через секунду добавляет он.

― Да, было очень обидно, просто ужасно, ― говорит он снова. ― Но я не привык показывать свои чувства, так что…

― …так что официально признаю, что ты отличный шпион, а еще ― самый лучший в мире папа. Ты вообще знаешь об этом? ― Гарри отстраняется, чтобы посмотреть на него.

― Серьезно? ― Отец забавно приподнимает бровь.

― Ну ты же разрешил приехать такой ораве гостей, чтобы меня порадовать, хотя ты уже от них устал.

― У меня есть план-минимум ― выжить, ― делая нарочито серьезное лицо, говорит отец. ― Например, завтра же взять палатку, фонарь и отправиться в джунгли дней так на четырнадцать…

― Папа, ты обещал, что поедешь с нами в аквапарк и как следует повеселишься, ― с легким укором произносит Гарри. ― А еще мы собирались покататься на яхте, помнишь? Уизли в жизни не видели яхт и моря, а одного меня ты с ними не отпустишь.

― Конечно, не отпущу, ― вздыхает отец. ― А это значит ― прощай палатка и привет звон в ушах от твоих дико орущих Уизли. Хотя… ― он задумывается, ― прогулка на яхте звучит заманчиво.

― Всего лишь две недели, ― мягко напоминает Гарри. ― А потом будет все по-старому.

― Ты скучаешь по Хогвартсу? ― зачем-то спрашивает отец.

― Не особо, ― честно говорит он, думая о Дамблдоре, доверие к которому после всех перипетий с Волан-де-Мортом резко упало ниже нуля и так и не вернулось. ― Я ведь проучился всего ничего… пару месяцев. Но я бы хотел вот так, хотя бы иногда, видеться с Гермионой и Роном, да и все Уизли мне нравятся, они дружные, хотя и немного шумные. ― Гарри усмехается, глядя, как отец привычно поднимает глаза к потолку.

Попрощавшись с ним, он идет в свою комнату, и его в который раз накрывает волна радости от осознания, что к нему приехали друзья, что война закончилась, и впереди у него ― счастливая жизнь. Что отец живой, что он рядом и больше не нужно задаваться вопросами, а нужен ли ему Гарри.

Они сохранили старую добрую традицию писем. Как обычно, перед сном, Гарри пишет: «Спокойной ночи, папа, я тебя люблю». И тут же в ответ получает: «И я тебя, сынок». И неважно, что они говорили друг другу эти же слова несколько минут назад.