— Ты можешь ходить среди них, видеть, что делают наши братья, но ни твоего, ни моего присутствия они ощущать не в состоянии. Физически — потому что здесь мы не имеем тел. Душой — потому что твоя душа́ ещё не принадлежит миру, который отныне и мой — хотя я и не имею ещё здесь полных прав. И они не знают о том, что мы здесь. Но я видела чудесные занятия наших собратьев, хотя и издали — как ты видишь сейчас — и потому не могла разглядеть всего — но Создатель рассказал мне о них. Ты слышишь эти голоса́?
— Да, — негромко ответил Альберт, рассеянно блуждая взглядом в пространстве, прислушиваясь к тишине и через несколько мгновений наконец уловив приглушённое, неясное пение юношей, подобное ангельскому.
— Господи… неужели же им суждено умереть в таком возрасте… — с болью и великим сожалением проговорил он.
— Да, как ни велика скорбь, но такова их судьба. Ты и сам знаешь, что это неизбежно. С этим так трудно смириться, однако, увы, их участь неотвратима…
— Да, я знаю, я помню об этом, Консуэло, и эта печаль всегда в моём сердце, но порой так трудно смириться, что-то внутри меня восстаёт против, хотя я и понимаю, что это бессмысленно… Но… мне даже кажется, что я узнаю́ голосá некоторых из наших самых молодых братьев.
— Да. Они восхваляют Всевышнего. Спустя несколько десятилетий и я стану частью этого чудесного хора. Бог сказал мне: «Когда придёт время, когда Альберт останется здесь с тобой навсегда — ты будешь петь вместе с ними, вселяя благодать в сердца́, а он станет внимать тебе с великими благодарностью и счастьем».
— Да, решение Господа справедливо — твоя душа́ была создана для того, чтобы петь. Но… несколько десятилетий?.. Неужели же мне отмерен на этой земле такой долгий срок? Творец открыл тебе и это?
— Нет, эта тайна мне неизвестна, но я чувствую, что твой век не будет коротким. Если у тебя достанет мужества провести остаток дней достойно, и в стенах тюрьмы́ ты станешь молиться о спасении этого мира, то по прошествии земного пути, перейдя навеки в горний мир, ты станешь славить нашего Создателя вместе с нами. А теперь — войдём же. Я испытываю не меньший трепет перед встречей с нашими соратниками — ведь сердца́ и тела́ некоторых из них даже теперь — земной ночью, царящей в тех городах Чехии и иных стран, где были схвачены наши соратники — во мне есть твёрдая уверенность — подвергаются моральным и физическим пыткам, и конец некоторых из них ужé страшно близок… Пока я не в силах видеть то, что творится на земле — этот дар откроется мне только тогда, когда Тот, кто наблюдает сейчас за нами, безвозвратно примет тебя к Себе и мы вновь воссоединимся и составим на сей раз нерушимый союз — но я ощущаю это душой, которая болит их болью и страдает потому, что я ничего не могу сделать, чтобы помочь им. И я знаю, какие му́ки претерпевало и твоё сердце, когда ты не имел сил спасти меня… Дай же мне свою руку. Пойдём.
— Всевышний видит нас? — вдруг, словно бы не ожидая этих слов от Консуэло, произнёс Альберт.
— Да. Но ведь ты и сам знаешь о том, что Он всеведущ, а это значит, что Он находится везде. Просто здесь Господь ближе ко всем нам — к тем, кто остался в этом месте, чтобы уже никогда не возвратиться в земной приют, и к тем, кто, подобно мне, ждёт воссоединения со своими возлюбленными, и к каждому гостю, коим являешься и ты.
— Да, да, я всегда чувствовал Его присутствие и там, на земле — и только в тех приступах жестоких галлюцинаций мне казалось, что Господь покинул меня — но речь сейчас не о том… Сейчас, когда ты своими словами невольно напомнила мне о том, что Бог вездесущ — я ощущаю Его взгляд, который, кажется, пребывает везде. Я ощущаю Создателя рядом с собой.
— Да. Здесь Он повсюду.
— Я… я знаю, я понимаю. Но… достоин ли я того, чтобы Он стоял за моей спиной и передо мной одновременно, чтобы со всех сторон окружал меня?..
— Он не приближает к Себе недостойных — тебе ли не знать этого? Если бы наши чувства были чем-то иным кроме настоящей, истинной любви — ни один из нас не удостоился бы чести пребывать в раю, и тем паче — не состоялась бы наша нынешняя встреча. Я сама не раз слышала эти рассуждения от тебя, кои ты произносил с непоколебимой верой. Так что, не робей, прошу тебя — ибо нет для того причин. А теперь — пойдём же. Нам нельзя медлить более — ведь время идёт и всё меньше его остаётся до земного рассвета.
И ладонь нашего героя вновь бережно взяла тонкие пальцы Консуэло.
Она открыла правую створку белой двери, а Альберт — левую, и наши герои наконец переступили порог этого прекрасного до́ма.