Во всём виноват олень (джен)

Драко Малфой приехал в гости ближе к концу июля вместе со своей матерью, леди Нарциссой. Он был одет с безупречной аккуратностью: светлая рубашка из тонкого шёлка, жилет с серебряной вышивкой, волосы гладко зачёсаны назад. Мальчик держался воспитанно, даже слегка чопорно, хотя во взгляде читался страх и ожидание — ритуал по удалению наследия демонов был делом рискованным.

Мэгвин заранее предупредила Изабеллу, что им с гостями предстоит провести обряд с участием котла Дагды. Белла представляла себе сложность такого ритуала, где она могла только наблюдать со стороны или, в лучшем случае, подавать ингредиенты. Однако она никак не ожидала, что её одноклассник станет первым, на ком будет проведён ритуал.

Леди Нарцисса внимательно и долго рассматривала Изабеллу, будто изучала — каждое движение, выражение лица, осанку. Под этим пристальным взглядом Белле стало неловко, особенно когда ей вдруг пришло в голову, что кто-то может надеяться на их возможное сближение. «Я не собираюсь замуж за Драко», — с раздражением подумала она и постаралась скрыть эмоции за этикетом.

К ритуалу всё было готово. Они отправились в старую часовню, стоявшую на отшибе — скрытую на побережье в скалах. Стены часовни, выложенные из местного серого камня, поросли мхом и лишайником. Арочные окна были застеклены витражами, давно выцветшими от времени. Здесь пахло сухой травой, воском и древней магией.

Эту часовню Белле однажды описывала тётя Петунья. Та давно рассказала племяннице историю её появления в доме на Тисовой улице: как её подбросили на порог, как бездомного котёнка, как тётя и дядя, прихватив Беллу и Дадли, отправились в Уэльс искать эту часовню, где им могли бы помочь — и повстречали Мэгвин и старого мага, учителя их сына. Что если бы не госпожа Керрид и ученичество, то неизвестно, чем бы всё закончилось, ведь тётя была сквибом и не могла ничем помочь.

Теперь сама Белла стояла в этой часовне и с интересом рассматривала отполированные временем каменные стены, ощущая дыхание прошлого. Она представила тётю, сидящую на скамье у входа — на той самой, где сейчас устроились Драко и его мать. Наверное, Петунья тогда волновалась точно так же, как сейчас волновалась леди Малфой.

— Ну ты и выросла, малышка! — раздался тёплый голос. Белла повернулась. У дверей стоял старый маг в простой мантии, с седыми волосами, собранными в тугой хвост. — Последний раз, когда мы виделись, ты сидела на руках у своей тёти.

Белла смущённо улыбнулась. Было приятно, что её узнали, хотя сама она того дня не помнила — слишком мала была.

Зал для богослужений оказался высоким, с деревянными балками под потолком и грубо обтёсанным алтарём из чёрного камня. В центре, возле алтаря, стоял огромный каменный котёл. Он казался живым. От него исходила густая, древняя магия — сильная, насыщенная. Рунная вязь оплетала его обод, линии сложных символов поблёскивали тусклым золотом. Каменные бока были покрыты знаками, которых Белла никогда раньше не видела — не кельтские, не нордические и даже не руны Севера, с которыми она уже успела познакомиться.

Наставница уже готовила зелье: родниковая вода, собранная под утро, тщательно отобранные компоненты, магические катрены, которые требовалось петь, соблюдая ритм дыхания с древними частотами. Белла помогала молча, сосредоточенно, стараясь не сбиться. Наконец Мэгвин жестом велела ей позвать семью Малфоев и отойти — теперь она была лишь свидетелем обряда.

— Раздевайся и залезай, — спокойно сказала она Драко.

Мальчик поморщился, но подчинился. Сняв одежду, он медленно опустился в котёл, наполненный светлой, чуть парящей жидкостью. Леди Малфой сжала руки на груди, её лицо побледнело. Она подошла к Белле и остановилась рядом, стараясь не показывать волнения.

Ритуал начался.

Мэгвин запела на Древнем Наречии. Голос её сначала звучал мягко, но вскоре в нём зазвучала сила — чуждая этому миру и властная. У Беллы по коже пробежал мороз, волосы на руках встали дыбом. Казалось, что сама часовня откликалась на древнюю мелодию. Воздух сгустился, заискрил, и магия заполнила пространство — плотная, почти осязаемая.

Зелье в котле засияло мягким жемчужным светом, затеплилось, как живое. Драко, погрузившийся в него, закрыл глаза и впал в транс. Его дыхание замедлилось. Леди Нарцисса смотрела не отрываясь, её глаза светились смесью тревоги и восторга. Белла, чувствуя её напряжение, осторожно положила руку ей на плечо — жест поддержки. Женщина кивнула, не отводя взгляда от сына.

Песнь усиливалась. Магия вибрировала. И вдруг — мальчика выгнуло дугой, он закричал пронзительно, нечеловечески. Ткань воздуха задрожала. Белла наблюдала за проявлениями магии: вокруг котла соткалась невидимая преграда — щит, воздвигнутый магией обряда. Леди Малфой шагнула вперёд, но Белла удержала её, прошептав:

— Нельзя. Нарушим — и будет хуже.

Из тела мальчика вырвался тёмный дымок — словно тень, сгусток чего-то зловещего. Он исчез, будто всосался в стену часовни. В тот же миг зелье вспыхнуло ослепительно и потухло, сменив оттенок на ярко-зелёный, прозрачный, как стекло.

Песнь стихла. Мэгвин с трудом опустила руки, глаза её потемнели от усталости.

— Забирайте сына, леди Малфой, — негромко произнесла она. — Ритуал завершён.

* * *

Драко проспал три дня. Всё это время Белла и леди Нарцисса ухаживали за ним по очереди — поили зельями, кормили наваристым бульоном, следили за его сном. Когда мальчик наконец очнулся, стало ясно, что благородному семейству предстоит задержаться в «Полых холмах» ещё на неделю.

Драко был очень слаб — с трудом поднимался даже на подушки. Его магия дрожала, как листья под ветром, пульсируя то всплесками необузданной силы, то замиранием, словно боясь разгореться вновь. Она текла по нему как весенний разлив: непредсказуемая, живая и оттого — опасная.

Дом, ставший временным пристанищем для Малфоев, был укрыт в самом теле холма. Снаружи его выдавала лишь резная дубовая дверь, плотно вросшая в откос, и несколько заросших окон, над которыми свисали корни деревьев и рассыпалась серебристая трава. «Полые холмы» были не просто домом — живой плотью земли, местом, где всё дышало глубокой, древней магией.

Внутри витали запахи иссушённых трав, камня и старых рун. Сводчатые залы, поросшие мхом в самых тёмных нишах, освещались мягким тёплым светом, будто проникавшим сюда сквозь толщу почвы. Стены дышали — не сквозняками, а жизнью.

Каждый день в поместье являлся лорд Люциус Малфой. Он посещал жену и сына, выказывая сдержанную, но настоящую заботу. И одновременно обхаживал Мэгвин — обходительно, с выверенной вежливостью, с лёгкой ноткой благородного кокетства. При этом он часто задерживал взгляд на Изабелле, особенно когда считал, что на него не смотрят.

Однако при всей своей утончённости Люциус, без сомнения, любил свою семью. На ритуалах Лугнасада он сам выносил ослабшего Драко на руках — осторожно, как драгоценность, боясь потревожить растревоженную магию сына. Он укрывал жену своим плащом, подавал руку при спуске, говорил с ней тихо и с нежностью, которая едва прорывалась сквозь маску холодной аристократичности.

Белла наблюдала за этой семьёй и всё чаще ловила себя на странном, но устойчивом чувстве. Что-то внутри сжималось, стоило ей взглянуть на лорда и леди Малфой.

Нарцисса поражала — она была воплощением изящества, будто вырезана из тончайшего фарфора и оживлена благородной магией крови. Даже в простом льняном платье для дома она выглядела безупречно. Казалось, каждый её жест, поворот головы, даже вздох были отточены временем и благородством рода. Рядом с ней всё становилось гармоничнее.

Но однажды Белла увидела, как Люциус легко, почти незаметно склонился к руке жены и поцеловал её. Без лишнего пафоса, с почтением и теплом. И вот тогда Белла поняла, что за чувство терзает её уже несколько дней.

Зависть.

Да, она завидовала. Завидовала Драко — потому что он рос с родителями, которые его любили и берегли. Завидовала Нарциссе — за её красоту, за тот свет, что исходил от неё, за то, как на неё смотрел муж. Завидовала самому Люциусу — за умение быть рядом и быть нужным.

И главное, Белла завидовала их единству. Их семье. Той невидимой, но прочной нити, что связывала их троих.

Она знала, что Мэгвин любит её. Не формально — по-настоящему. Та заботилась о ней, учила, защищала, даже баловала. Она становилась тем, кем могла: наставницей, опорой, а порой и утешением.

И Белла была благодарна. Она чувствовала это каждой клеткой.

Но в глубине души она понимала: Мэгвин не мама. И никогда не станет. Не потому, что не хочет — а потому, что не может.

Потому что у них иная связь. Потому что где-то в сердце Беллы оставалась пустота — детская, сиротская, не заполняемая даже самой заботливой любовью.

В ту ночь Белла впервые заплакала в подушку. Не громко — почти беззвучно. Слёзы сливались с узорами вышитой наволочки и исчезали, как будто сам дом пытался утешить её своей магией. Но утешение приходило с трудом.

Грусть была не острая — тянущая, глухая, будто старая рана, о которой вспомнили слишком резко. Она чувствовала себя чужой среди этого великолепия, среди древней крови, среди людей, родившихся, чтобы принадлежать друг другу.

У неё тоже было своё место. Своя сила. И даже кто-то, кто любил. Но всё это — иначе.

Когда лечение Драко уже близилось к завершению, в «Полые холмы» пожаловал неожиданный гость — мистер Гонт. Его появление само по себе было редкостью, но ещё удивительнее оказалось то, что именно в этот день лорд Малфой решил навестить семью.

Мисс Поттер, словно по наитию, прильнула к щели между приоткрытой дверью и косяком. Она затаила дыхание, ощущая, как по коже пробежала дрожь — то ли от предчувствия, то ли от самой ауры приближающейся встречи.

Люциус вошёл в центральный холл с обычной аристократической грацией, лёгким взмахом плаща стряхивая дождевые капли. Но, заметив фигуру в чёрном у входа, он резко застыл, будто в него ударила молния. Белла, даже не видя его лица полностью, почувствовала, как из него ушла краска — благородный маг побледнел до белизны пергамента. Его рука на миг дрогнула, будто собиралась потянуться к палочке — или, напротив, скрестить её на груди в древнем жесте покорности.

— Мой лорд, — едва слышно прошептал он.

Казалось, Люциус хотел опуститься на одно колено — жест, унизительный для гордых домов, — но мистер Гонт едва заметным движением поднял руку, останавливая его.

— Не стоит, — произнёс он вежливо, но в его голосе звучала та особая сила, которую невозможно было не почувствовать. Голос был тихим, но в нём слышалась глубина и мрак — как в колодце, уходящем в самые тёмные слои земли.

— Я напишу вам, когда настанет время. А сейчас мне нужно поговорить с уважаемой хозяйкой.

Не дожидаясь ответа, он беззвучно прошёл мимо лорда Малфоя в глубь дома. Его чёрный плащ едва колыхался в воздухе, не касаясь пола. Запах тёмных трав и старой крови наполнил пространство, заставив огни в нишах на миг потускнеть.

Изабелла видела, как Люциус сдержанно кивнул и, не оглядываясь, медленно прошёл в гостиную, явно потрясённый. Даже его походка изменилась — стала жёсткой, угловатой, словно рядом с этим человеком рушились привычные представления о власти и порядке.

Девочка осталась одна в коридоре. Её сердце стучало быстро и тяжело. Она хотела услышать, о чём они говорят с Мэгвин, но не доносилось ни звука. Кабинет был защищён — надёжно, намертво. Защита приватности не просто глушила шум — она стирала само ощущение присутствия, будто за дверью никого не было. Даже усиливающаяся магическая чувствительность Беллы — её всё ярче проявлявшаяся способность ощущать потоки — не подсказывала ничего.

* * *

В этом году на свой день рождения Белла была так занята, что смогла открыть подарки от друзей и наставницы только спустя полторы недели — уже после отъезда Малфоев. Драко ушёл на своих ногах, подмигнул ей и бодро сказал, что к началу учебного года снова будет здоров и полон сил. Белла вежливо кивнула и пожелала скорейшего выздоровления, хотя про себя усомнилась в его словах. Вид у младшего Малфоя был слишком уж бледный, да и сильно похудел он за это время.

Подарки Изабелла распаковывала вместе с Мэгвин. Это было тихое, почти домашнее занятие — и в этом был особый уют. Подарков было много. От тёти Петуньи и Дадли пришёл набор артефактных гребней, изготовленных руками её кузена — работа была аккуратной, с вниманием к деталям. Мораг прислала лучшие травяные сборы, которые особенно нравились имениннице. Сьюзен — основательную книгу об основах магического права. Гермиона — пособие по рукоделию, с иллюстрациями и зачарованными выкройками.

Мэгвин подарила ей большую целительскую энциклопедию — старинный, прекрасно сохранённый том в тиснённом переплёте, — а также изящное зелёное бархатное платье с серебристой вышивкой. Пэнси прислала оригинальные заколки с мерцающими бабочками, а Милли — прочный кошелёк из кожи зелёного дракона.

Особенно выделялся подарок от семьи Малфой. Открыв его, Белла сразу поняла, что выбирала леди Нарцисса: внутри оказался роскошный набор магической косметики для юных леди. Всё было безупречно оформлено, с изяществом, присущим дому Малфой. Однако среди изящных флаконов и баночек обнаружилась тонко оформленная инструкция по применению гигиенических средств для критических дней. Этот пункт слегка смутил Изабеллу — не столько из-за содержания, сколько из-за неожиданной откровенности. Она мельком глянула на Мэгвин, но та только мягко улыбнулась, не говоря ни слова, словно давала понять, что всё идёт своим чередом и что ей можно доверять даже в таких вещах.

Мэгвин ласково, с едва заметной улыбкой взглянула на свою ученицу. В её взгляде отражались одновременно гордость и лёгкая печаль — как у матери, впервые отпускающей ребёнка в самостоятельный путь.

— До следующего лета ты уже станешь девушкой, — сказала она мягко, почти торжественно. — Пора идти в «Башню Сквозного Ветра». Нам предстоит провести ритуалы укрепления защиты. Ты ведь понимаешь, Белла, что только этот дом по-настоящему принадлежит тебе?

Изабелла молча кивнула, сдерживая волнение. Она знала: фамильное поместье, доставшееся ей по завещанию дедушки Флимонта, лишь формально было её — на деле оно предназначалось будущему наследнику, её сыну, если он родится в законном магическом браке. Таков был старинный обычай, хранивший преемственность силы через кровь и союз. А сейчас, в настоящем, только «Башня» — этот тёмный, устремлённый в небо дом на границе леса — действительно принадлежал ей, был её убежищем и началом собственного пути. И именно здесь, под наставничеством Мэгвин, она должна была создать первую в жизни настоящую магическую защиту, свою и для своих.

На следующее утро, ещё до полудня, они отправились в путь. Сначала — через каминную сеть до ближайшего безопасного очага в Пертшире, а затем аппарировали прямо к подножию холма, где высилась Башня Сквозного Ветра. Летний воздух был свеж и напоён запахами сосен, вереска и влажной травы. Тепло солнца приятно грело плечи, и девочка вдруг почувствовала, как с неё слетают остатки тревог, оставшиеся после долгого учебного года.

Дом встретил их молча, но Белла ясно ощутила, как от его каменных стен, от земли, от самой ауры места исходит тепло — будто он действительно ждал её. В его тишине не было заброшенности, скорее — выжидание, как у существа, привыкшего жить в одиночестве, но теперь готового снова служить.

Башня, как и прежде, стояла у самого края гермитажного леса, неподалёку от древних троп, теряющихся среди высоких деревьев. Изабелла вспомнила, как была здесь прошлой осенью: тогда всё вокруг пылало бронзой, алым, охрой, а над долиной стелился дымчатый туман. Сейчас же место выглядело иначе, но ничуть не менее волшебно.

С крыльца открывался завораживающий вид: меж округлых холмов лениво извивалась серебристая река Тэй, а над ней, в просветах леса, искрились блики небольшого озерца. Летняя листва переливалась всеми оттенками зелёного — от изумрудного до цвета молодой травы. Ветер доносил аромат цветущих лугов и пряных лесных трав. Белла затаила дыхание: она не помнила, чтобы когда-либо чувствовала себя настолько... правильно. На своём месте.

«Башня Сквозного Ветра», вытянутая вверх будто в стремлении коснуться облаков, казалась частью ландшафта. Тёмный камень её стен поблёскивал в солнечных лучах, отливая зеленью, будто мхом, и влажным синим, как после дождя. Она была и домом, и крепостью, и древним хранилищем силы.

Изабелла стояла рядом с Мэгвин, глядя на своё владение — и впервые по-настоящему ощущала, что это её земля. Её дом. Её магия. И пусть путь только начинался, сердце её наполнялось уверенной тишиной — такой, какая бывает в сердце леса перед важным заклинанием.

До конца августа Мэгвин с ученицей жили в «Башне Сквозного Ветра». Для Изабеллы это было время счастья и тишины — впервые она по-настоящему почувствовала, что дома. Не в гостях у наставницы в «Полых Холмах», не в коттедже тёти и дяди, а в собственном доме, оставленном ей по завещанию бабушкой Юфимией. Дом откликался на её присутствие — словно сам воздух наполнялся теплом, когда она ступала по его старым каменным плитам. Башня, долго дремавшая, просыпалась, признавая юную ведьму своей новой хозяйкой.

Мэгвин и Изабелла почти ежедневно проводили ритуалы укрепления защитных контуров. Заклятия вплетались в саму ткань дома, в стены, лестницы, оконные проёмы. Мэгвин с тонкой улыбкой объясняла, что защита должна быть не просто магической, но родовой — подчинённой только наследнице. И Белла с каждым днём ощущала всё более прочную связь между собой и этим местом — словно Башня впускала её не только внутрь, но и в собственную древнюю душу.

На Косую аллею в этом году они решили не ехать: излишнее внимание, слухи и... определённые личности, с которыми они не желали пересекаться. Вместо этого Мэгвин составила подробный список заказов, и они отправили сову мадам Малкин с мерками и пожеланиями. Книжные лавки также получили заказ — Мэгвин предпочитала заранее просматривать рекомендованные Министерством учебники и заменять их теми, что давали ученикам настоящее знание, а не полуправду.

Перьевые ручки, чернила и пергамент Белла приобрела ещё в Карнарфоне — у старого поставщика, который по доброй памяти их семьи вручал ученикам заказ в скромной, но надёжной упаковке с травяной печатью древней школы друидов.

Однажды утром, за завтраком, когда над Пертширом разливался золотистый туман, Мэгвин задумчиво прокручивала в пальцах хрустальный шар на ножке и вдруг произнесла:

— Ты ведь помнишь, Белла, почему мы не любим появляться на Косой аллее?

Девочка кивнула, но Мэгвин продолжила, в её голосе звучала сдержанная ирония:

— За последний год мне удалось кое-что выяснить. Эти милые торговцы, что с таким усердием распродают товары с изображением твоего отца, на самом деле отчисляют процент выручки в фонд Гарри Поттера — «Мальчика-Который-Выжил».

Белла замерла, губы её дрогнули. Сердце болезненно кольнуло.

— Но… Гарри не существует, — прошептала она.

— Именно. — Мэгвин взглянула на неё пристально. — Это фикция. Манипуляция. И знаешь, кто настоял на создании этого фонда?

Белла догадалась раньше, чем прозвучало имя:

— Дамблдор…

— «Опекун» мифического ребёнка, да, — с горечью подтвердила ведьма. — Лорд Малфой помог собрать информацию. Он же предупредил: судиться бесполезно. Юридически ты не имеешь никакого отношения к «Герою магической Британии».

Белла сжала кулаки. Её щеки вспыхнули от обиды и бессилия. Ей было противно. Мир, в котором прославляют несуществующего мальчика и наживаются на трагедии, казался изломанным.

Но Мэгвин лишь рассмеялась тихо, тепло и неожиданно бодро.

— Милая, не всё решается судами. Есть способы действеннее и старше Министерства. Хочешь — проведём ритуал воззвания к магии? Ритуал восстановления справедливости.

В глазах Беллы зажёгся огонь. Она подняла голову и с уверенностью сказала:

— Хочу. Мы обязаны это сделать.

В тот миг в её голосе впервые прозвучала та самая сила, которая однажды могла бы стать голосом настоящей наследницы Дара.

Мэгвин заранее объяснила Белле, что магия — не игрушка, и даже память о покойных может стать узлом судьбы. Поведение её отца, каким бы оно ни было, могло вызвать гнев магии — и потому обращаться к Силе следовало осторожно. Нужно было не просить прощения за него, а сформулировать истинную просьбу — свою, исходящую из сердца.

Вечером, когда небо наливалось густой синевой и воздух дрожал от затаённого дыхания земли, Изабелла поднялась на вершину холма. У подножия за её спиной пряталась в тени деревьев Башня — её дом, её крепость. А впереди, в зарослях кельтского лабиринта, выложенного из поросшего мхом камня, её ждала встреча с магией.

Она вошла в центр круга, закрыла глаза и подняла лицо к небу. Мысленно — тихо, без пафоса — обратилась к Силе. Не как Поттер. Не как наследница. А как девочка, оставшаяся без семьи.

— Помоги мне… — прошептала она беззвучно. — Мне, сироте, обманутой и ограбленной алчными магами. Прошу не прощать моего отца. Прошу перестать наказывать его ребёнка. Мне многое досталось — да, я это знаю. Но ни одно из этих сокровищ не заменит голоса мамы или тепла отцовской руки. Я прошу — накажи виновных. Тех, кто лишил меня родителей. Тех, кто наживается на их памяти.

Ответ пришёл без слов — в сгустках света и в зове неба.

Сверху хлынули потоки магии — ослепительно-синие, как само августовское небо. Они обрушились на девочку и прошли сквозь неё, не причинив боли, но заполнив каждую клеточку тела осознанием. От неё во все стороны разошлась круговая волна — словно древняя чаша колебаний, пробуждённая её голосом.

Тишина накрыла холм как покрывало. А затем над ней, словно весенний ветер, прозвучал смех Мэгвин — лёгкий, звенящий, серебристый, как колокольчик, тронутый невидимой рукой.

— Ты сделала это, — сказала она, подходя. — Магия тебя признала. Поздравляю, Белла… Это твоё крещение.

Изабелла молча кивнула. В груди у неё звенело, будто в унисон со смехом наставницы. Она ощущала, как земля под ногами впитала её слова, как небо услышало её зов. И где-то внутри — в самой глубине — девочка знала: ответ магии не ограничится Косой аллеей и жадными лавочниками.

Придётся платить многим. Очень многим.

И это знание… странным образом радовало её.

— Всё будет хорошо, — произнесла Мэгвин, и в её голосе не было сомнений.

Изабелла улыбнулась в ответ.

Да, всё будет хорошо. Но теперь — по-настоящему.