Незабудка (гет)

Гермиона проснулась с непривычным ощущением тепла где-то под грудью — маленькое солнце, поселившееся внутри, мягко растопило привычную утреннюю спешку. Она потянулась, позволяя себе редкую минуту бездумного блаженства, и пальцы сами нашли тонкую цепочку на шее.

Обычно она одевалась быстро и практично — сегодня же каждое движение было осознанным, почти ритуальным. Мантия легла на плечи с непривычной аккуратностью, воротник поправлялся несколько раз — ровно до тех пор, пока камень не занял идеальное положение, чтобы ловить свет. Даже носки она выбрала особенные — самые мягкие, хотя обычно не задумывалась о таких мелочах.

Волосы, вечные непослушные кудри, сегодня поддались почти без борьбы. Вместо привычного пучка она оставила их свободными, лишь слегка собрав прядки у лица. Гребень скользил по локонам медленнее обычного, а в зеркале отражалось лицо, которое она бы не узнала — с припухшими от поцелуев губами и глазами, светящимися изнутри.

Спускаясь по винтовой лестнице, Гермиона вела себя не по-своему — обходила скрипящие ступеньки, придерживала мантию, чтобы не шуршать, и все время касалась пальцами камня, будто проверяя: да, это не сон. В углу рта пряталась улыбка, которую невозможно было стереть, даже когда она увидела Джинни в гостиной.

Рыжая подняла голову от чашки чая — и брови тут же поползли вверх.

— Ты... расчесалась? — ухмыльнулась она, оглядывая непривычно уложенные волосы. Глаза тут же нашли камень, и Джинни ахнула.

— Он что, светится, когда ты думаешь о... — Джинни не успела закончить, как камень вспыхнул ярко-зеленым, будто поддавшись всеобщему веселью.

Гермиона мгновенно прикрыла амулет ладонью, но было поздно — рыжая уже подскочила с кресла, глаза сверкали любопытством.

— О-о-о, так вот почему ты вчера пялилась на матч вместо того, чтобы помогать мне с домашкой по зельям! — Джинни кружила вокруг подруги, как сыщик вокруг улики. — И это тот самый камешек, который...

— Ничего он не "который"! — Гермиона попыталась сделать сердитое лицо, но предательская улыбка выдавала ее с головой. Камень под пальцами пульсировал теплом, будто подмигивая им обеим.

Джинни вдруг замерла, прищурившись.

— Погоди-ка... Ты же вчера пропустила ужин. И когда я зашла в спальню, тебя не было...

Она сделала драматическую паузу, затем шокированно ахнула.

— Неужели ты... с Малфоем... в Выручай-комнате...

Гермиона резко покраснела до корней волос. Вместо ответа она судорожно схватила со стола первое попавшееся — подушку — и запустила ею в хихикающую подругу.

— Молчи! — прошипела она, но Джинни только покатилась со смеху, ловя подушку.

— О боже, это же лучше, чем я думала! — рыжая упала обратно в кресло, хватаясь за живот. — Жду не дождусь, когда Рон узнает, что его сестра знает о его заклятом враге больше, чем он...

— Джиневра Уизли, если ты хоть слово... — Гермиона сделала шаг вперед с угрожающим видом, но тут камень снова вспыхнул, разрушая весь ее грозный образ.

Джинни только покачала головой, вытирая слезы смеха.

— Ладно, ладно, твой секрет в безопасности... Пока. — Она подмигнула. — Но учти, за мое молчание ты теперь обязана рассказывать все самые сочные подробности!

Гермиона фыркнула, но в глубине души была бесконечно благодарна Джинни за то, что та не стала устраивать допрос с пристрастием. Вместо этого рыжая лишь многозначительно подмигнула, когда в гостиную ввалились сонные Гарри и Рон.

— О, вы уже готовы? — зевнул Гарри, поправляя очки. Его взгляд скользнул по непривычно ухоженным волосам Гермионы, но ничего не заподозрил. — Ты сегодня... как-то особенно выглядишь.

— Просто выспалась, — ответила Гермиона слишком быстро, тут же поправляя камень на шее, который предательски нагрелся.

Рон, набивающий рот печеньем еще с порога, лишь невнятно хмыкнул.

— Может, потому что вчера не сидела до утра за книгами? Чудо-то какое.

Джинни фыркнула, но тут же прикрыла смех покашливанием, когда Гермиона бросила на нее предупреждающий взгляд.

— Пойдемте уже, а то опоздаем, — поспешила Гермиона, направляясь к выходу.

Они шли по коридорам привычной группой — Гарри и Рон впереди спорили о вчерашнем матче, Гермиона и Джинни о чем-то болтали.

Гермиона только взяла в руки кусочек тоста, когда до нее донеслись обрывки шепота за спиной:

«...поставил пять галеонов, что к концу семестра...»

«...бедняжка, даже не подозревает...»

«...а если она узнает, что это всего лишь...»

Вдруг рядом возникла Полумна, ее огромные глаза смотрели на Гермиону с необычной серьезностью.

— Ты в порядке? — спросила она задумчиво, склоняя голову набок.

Гермиона нахмурилась:

— А почему нет?

— Весь зал обсуждает тебя, — аккуратно сказала Полумна, понизив голос. — Что Малфой поспорил...

Она не успела договорить, как дверь в Большой зал распахнулась, и вошли Драко с Забини. Они оживлённо о чём-то спорили, улыбаясь. Забини что-то говорил, жестикулируя, а Драко слушал с привычной снисходительной ухмылкой.

Но когда его взгляд случайно скользнул в сторону гриффиндорского стола и встретился с Гермионой, улыбка на его лице на мгновение замерла. Серебристые глаза расширились от удивления, будто он увидел что-то совершенно неожиданное. Его брови чуть приподнялись, будто спрашивая у неё «Что случилось?»

И в этот момент камень на шее Гермионы вспыхнул таким ярким зелёным светом, что даже Джинни, сидевшая рядом, ахнула:

— Ой! Твой... э-э... кулон... — она ткнула пальцем, и Гермиона поспешно прикрыла камень ладонью.

Но было уже поздно. Драко прекрасно видел, что что-то не так. Его взгляд скользнул от бледного лица Гермионы к перешептывающимся студентам, и в глазах мелькнуло понимание. Он резко шагнул вперед, но Забини, ничего не замечавший, грузно опустил ему на плечо руку.

— Думал, что возьмёт меня слева, а я — раз! — и вниз под углом! — начал он громко.

Драко замер, бросив последний взгляд на Гермиону — ее сжатые губы, дрожащие пальцы, камень на шее, который теперь пульсировал тревожным светом. Но Забини уже тащил его к слизеринскому столу.

И в этот момент...

— Что, Грейнджер? — раздался нарочито громкий голос Кормака. Он вальяжно проходил мимо, ухмыляясь. — Готов поспорить, Малфой уже затащил тебя в койку и выиграл свой спор.

Гермиона вспыхнула так, что даже уши стали алыми. Не сказав ни слова, она вскочила и выбежала из зала, оставив на скатерти смятые следы от пальцев.

Её каблуки отчаянно стучали по каменным плитам. Она не помнила, когда в последний раз бежала так быстро — возможно, никогда.

Где-то на повороте она споткнулась, но даже не замедлила шаг. Только когда тяжелая дверь девичьих спален Гриффиндора захлопнулась за её спиной, она позволила себе остановиться.

Грудь вздымалась от бега, а в горле стоял ком. Первая слеза скатилась по щеке, оставив после себя горячий след. Потом вторая. Третья.

Гермиона едва успела уткнуться лицом в подушку, когда дверь с шумом распахнулась. Джинни ворвалась в комнату, запыхавшаяся, с разметавшимися рыжими волосами. Без лишних слов она опустилась на кровать и крепко обняла подругу, прижав к себе.

— Ну-ну, — тихо проговорила Джинни, одной рукой гладя Гермиону по спине, а другой удерживая её дрожащие пальцы. — Всё нормально, дыши глубже.

Гермиона попыталась что-то сказать, но вместо слов из груди вырвался только новый поток рыданий. Она вцепилась в Джинни, как утопающий в соломинку.

— Он... они... — всхлипывала Гермиона, пряча лицо в плече подруги.

— Знаю, знаю, — Джинни мягко покачала головой, продолжая гладить её по спине. — Этот идиот Маклагген всегда несёт чушь.

Она аккуратно отстранилась, чтобы посмотреть Гермионе в глаза, и твёрдо сказала:

— Слушай меня. Малфой только что на глазах у всей школы раскроил физиономию Маклаггену за эти слова. Разве стал бы он так делать, если бы это была правда?

Гермиона медленно перестала дрожать, её дыхание стало ровнее. Камень на шее едва заметно потеплел.

— Я готова ему поверить, если он скажет, что это неправда... Но я не знаю, надо ли. — Она подняла глаза на Джинни, в них читалась неподдельная тревога. — Понимаешь, это больше не будет нашей маленькой тайной. Все увидят. Все будут обсуждать.

Джинни молча кивнула, понимая.

— Тогда тебе нужно решить, — осторожно сказала она, — стоит ли он того, чтобы плевать на всех этих идиотов.

Гермиона закрыла глаза руками.

— Что скажет Гарри? — Гермиона сжала кулаки. — А Рон? Он же... — голос её дрогнул, — он до сих пор не может нормально смотреть на вас, а тут я и... Малфой.

Джинни мягко обняла подругу, чувствуя, как та вздрагивает.

— О, дорогая... — она покачала головой, гладя Гермиону по спине. — Они поймут. Может, не сразу, но поймут. Разве Гарри когда-то не принимал чей-то выбор? А Рон... — Джинни усмехнулась, — он в конце концов перестал хмуриться при виде меня с Гарри.

Гермиона кивнула, пытаясь уловить утешение в словах Джинни, но в груди по-прежнему тяжело лежал камень сомнений.

— Может, ты и права... — она вздохнула, проводя пальцами по теплому камню на шее. — Просто... мне нужно время.

Джинни мягко обняла её ещё раз, а потом встала, понимая, что подруге нужно побыть одной.

Время шло.

Тени в гостиной удлинялись, сменяя день на вечер, а Гермиона всё сидела у камина, закутавшись в покрывало, будто пытаясь спрятаться от всего мира. Она пропустила обед. Потом ужин. Даже не заметила, как в гриффиндорскую гостиную осторожно вошли Поттер и Уизли.

Гарри молча опустился рядом на ковёр и протянул ей тарелку с пастушьим пирогом — тёплым, с хрустящей золотистой корочкой, именно таким, какой она всегда любила.

— Так вот почему он всё время на тебя так смотрел, — наконец произнёс Гарри, и в его голосе не было осуждения — лишь лёгкая усмешка.

— Что? — Гермиона резко подняла голову, встретив его зелёные глаза, в которых читалось понимание.

— Да это всем было заметно, — Гарри пожал плечами, поправляя очки. — Разве что кроме Рона.

Тот обиженно буркнул, швырнув в огонь щепку.

— Конечно, я всегда всё узнаю последним. Даже Забини, похоже, знал больше меня!

Гермиона нерешительно взяла вилку, но так и не тронула пирог.

— Вы... не злитесь? — спросила она тише.

Гарри лишь покачал головой.

— Если честно, после того, как он устроил драку с Маклаггеном... — его взгляд стал тёплым, — вопросы отпали сами собой. Неожиданно Рон потянулся к её тарелке.

— Ты будешь доедать?

Наступила секунда молчания. Потом все трое переглянулись — и вдруг рассмеялись. Смех Гермионы прозвучал особенно звонко, освобождаясь от груза переживаний. Рон, всё ещё с надутым видом, тем не менее пододвинул тарелку обратно к ней.

— И ещё... — Гарри неожиданно полез в складки своей мантии, — Малфой попросил передать тебе это.

Он протянул небольшой кожаный дневник с выгравированными серебряными буквами «Д.М.»

Гермиона замерла. Её пальцы дрогнули, прежде чем принять подарок. В тот же миг камень на её шее вспыхнул ярким зелёным светом, отражаясь в позолоченных уголках страниц.

— Он сказал... — Гарри немного помедлил, — что там есть ответы на все твои вопросы. И что... — он покосился на Рона, — и будет ждать тебя столько сколько нужно.

Рон фыркнул.

— Ну конечно, романтик грёбаный нашёлся...

Но Гермиона уже не слушала. Она осторожно открыла дневник. Первая страница встретила её аккуратными, почти чертёжными строчками, выведенными тёмными чернилами с лёгким серебристым отливом:

"Дневник Драко Малфоя.

Как избавиться от чёрной метки."

Буквы чуть дрожали на пергаменте, будто рука, их писавшая, сжимала перо слишком сильно. Гермиона замерла, ощутив, как что-то холодное и тяжёлое сжимается у неё в груди.

Страница за страницей, перед ней разворачивалась хроника его отчаяния.

В начале сентября записи были такими, какими она и ожидала: «Протеевы чары могут маскировать, но не уничтожают связь… Если попробовать комбинацию с эссенцией драконьей крови — нет, черт, это только усилит боль…». На полях — злые зачёркивания, скомканные уголки страниц.

Следующая страница была исчеркана так яростно, что чернила прорвали бумагу.

В октябре: «Не работает. Ничего не работает. Сегодня ночью проснулся от того, что приснилось как она двигалась сама по себе. Как будто что-то… или кто-то… тянет меня за руку. Будто я марионетка.»

Но потом — резкий перелом.

Ноябрь: «Если добавить порошок лунного камня в фазе убывания — усилит эффект реконструкции памяти, но может вызвать обратную реакцию… чертыхание… Почему нигде нет нормальных источников?!»

На полях — следы чернильных клякс, будто кто-то в ярости швырнул перо.

Декабрь: «Попробовал вариант с эссенцией дождя, собранного в полнолуние. Не сработало. Чёрт.»

Страницы исписаны формулами зелья памяти. Сложные, изощрённые, с пометками «экспериментально» и «опасно, но другого выхода нет». Заметки то взлетали резкими штрихами ярости, то сползали в неровные строки усталости.

Последняя запись выделялась на пожелтевшем пергаменте, под небрежно нарисованной голубой незабудкой стояло:

«Кажется, получилось.»

Рецепт зелья заполнял нижнюю часть страницы — чёткие пропорции, точные указания. На полях мелькали его обычные язвительные пометки: «не вздумай заменять кристаллы», «если перепутаешь порядок — сама виновата». Но основной текст был выведен с нехарактерной тщательностью, будто переписывался десяток раз.

В самом низу, уже другим пером, более тонким, словно писалось в ином настроении, стояло:

«Если не сработает — оставь дневник себе. Если сработает — даже не думай благодарить.»