Я помню море (джен)

Нас разбудил крик отчаяния и слёзы.

Сначала я не поняла, кто это.

Я села на своей койке. Часы показывали 03:00. Остальные дети тоже начали шевелиться.

Это была Элизабет. Наша Элизабет. Тихая, послушная, спокойная даже в бурю. Сейчас она сидела на кровати, сжавшись, схватившись за живот, и стонала от боли, словно что-то внутри её рвалось наружу. На ночной рубашке и простыне — кровь.

Я сразу поняла, что происходит. Нет, не по опыту. Просто знала.

Дженнифер метнулась первая. Сорвала простыню с кровати Бэт и попыталась закутать её, прикрыть следы, словно это поможет.

— Пока сёстры не увидели, —прошептала она, отчаянно.

Мы все засуетились. Переполох, напряжённые взгляды, сбитое дыхание.

Я, сама не веря, что делаю это, подошла ближе.

Элизабет смотрела на меня, как на последнюю живую душу на Земле. И я — я, Мэри, которую обычно и трогать то опасно — протянула руку и взяла её за ладонь. Она дрожала. И я не дёрнулась.

Именно в этот момент в дверь влетел Сэм.

Мы никогда не видели его таким. Растрёпанный, босой, в серой футболке с коротким рукавом и тёмных спортивных штанах. В глазах — паника, но не бессмысленная. Он уже просчитывал действия.

Он посмотрел — один взгляд — и сразу понял.

— Бэт, — сказал они ей тихо и мягко подходя и опускаясь на колени. — Возьми себя в руки. Это нормально. Ты же знаешь, что это нормально.

— Но… они… они заберут меня, — всхлипывала Элизабет, сжимая мою руку.

— Не заберут, — сказал он твёрдо. — Я не позволю. Успокойся. Дыши.

Он бросил взгляд на Дженнифер.

— Оставь простыню. Это уже не поможет.

Слишком поздно.

Дверь открылась — плавно, слишком плавно — и вошла сестра Пруденс. Она улыбалась.

— Благословенна ты, дитя Господа, — произнесла она, подходя к Элизабет и касаясь её лба холодными губами. — Да возрадуются сердца твоих названных братьев и сестёр. Да вознесут они молитвы за цветение плоти твоей.

Улыбка была змеиная. В глазах — голод.

— Прекратите, — сказал Сэм, вставая. Голос стал ледяным. — У ребёнка стресс. Это крайне неблагоприятно для статистики.

— Девочка достигла времени, благословенного Богом, — начала Пруденс, — и теперь должна быть подготовлена…

— Ей двенадцать, — перебил Сэм. — И по всем данным она не готова психологически. Разовая менструация ещё не показатель полового созревания. Вмешательство на этом этапе навредит проекту.

— Переход в категорию невест не входит в юрисдикцию офицеров, — сказала Пруденс, не глядя на него. — Решение принимает Комиссия.

— 0310 — часть моего проекта, — отрезал он. — И я, и только я, имею право подавать прошение Комиссии о перераспределении. Пока прошения не будет — она остаётся здесь.

Я почувствовала, как Элизабет прижимается ко мне сильнее, как будто я могла её защитить.

Сестра Пруденс смерила Сэма взглядом и кивнула сестре Виктории. Те подошли к Элизабет.

— Пойдём, дитя.

И тут произошло нечто невероятное. Элизабет — тихая, сдержанная, милая Бэт — вжалась в угол и закричала:

— Не хочу! Не пойду! Не надо!

Сэм снова подошёл к ней. Медленно. Осторожно. Заговорил так ласково, как мы ещё никогда не слышали.

— Посмотри на меня. Бэт. Это я. Я не отдам тебя. Обещаю. Но мне нужно, чтобы ты помогла мне. Возьми себя в руки. Покажи им, что ты сильная.

— Пожалуйста, — всхлипывала она. — Только не отдавайте меня, командир…

— Не отдам, — сказал он. — Но иди. Я буду ждать тебя. Слышишь? Я жду.

Я хотела сказать — она не вещь, чтобы её «не отдавать», но Дженнифер больно толкнула меня локтём и прошептала сквозь зубы:

— Заткнись. Не мешай ему.

Я не мешала. Я молчала. Элизабет, вся в слезах, позволила себя увести. И сердце у меня упало в чёрную бездну.

04:00.

Он каким-то образом уложил нас всех обратно. Он сидел среди нас, пока мы не уснули. Никто из сестёр больше не приходил.

06:00.

Подъём, как обычно. Мы ели вяло. Бэт не было. Сэма тоже.

— Он за неё борется, — шепнул Питер. — Сказал, что не отдаст.

— Он один против них, — добавила Дженнифер. — Но он упрямый. У него получится.

Я верила. Я не знала, почему, но верила.

Через пятнадцать минут Сэм вошёл. С ним — Бэт.

На ней была белая кружевная косынка и белый передник. Как у тех… кого уже забрали. Но на её лице не было гордости. Только страх и что-то странное — будто она всё поняла, но молчит.

Она держалась за Сэма. Цепко. Словно за последнюю опору в мире.

— Больно? — спросил он.

— Уже нет, — прошептала она.

Он кивнул. Потом повернулся к нам:

— Хватит пялиться. Работать.

Но в голосе не было ни злости, ни железа. Только усталость.

В конце урока я заметила, как он даёт Питеру записку.

Там было всего одно слово.

Эллиот.

Я почувствовала, как внутри всё оборвалось.

Снова кто-то узнал своё имя.

Снова не я.

По пути в столовую Питер — Эллиот — прошипел:

— Я всё равно не стану их машиной для убийств.

Бэт шептала:

— Потом расскажу. Что они делали. И что делал Сэм. Всё расскажу. Я обещаю.

И тут я увидела, как к нашему классу направляются сестра Пруденс, сестра Роза и брат Натаниэль. Сэм всё ещё был там.

Я поняла, что должна знать, что они обсуждают.

Я подкрадусь. И я услышу. Чтобы мне это не стоило.