Небесная Кузница Броктона/Brockton's Celestial Forge (джен)

Директор Армстронг опустился в кресло своего текущего офиса, свет был приглушен, чтобы отметить фактическое окончание рабочего дня, насколько день вообще мог «закончиться» в данных обстоятельствах. Он находился в одном из первоначальных офисов тренировочного лагеря, а не в расширенных помещениях, которые были почти волшебным образом собраны ранее в этот день. Между первоначальными и добавленными зданиями была довольно резкая разница в качестве. ГЭКК не создал той нелепой роскоши, которой славился Апейрон, но в этих творениях был определенный уровень качества и своего рода тихий комфорт, который полностью отсутствовал во всем, что могло бы ассоциироваться с военными.

Несмотря на качество условий, а может быть, именно из-за них, большинство заложников, казалось, находились в каком-то оцепенении. Это было понятно, поскольку они внезапно перешли от серии ужасных переживаний к чему-то, граничащему с курортом. Или превосходящему его, в зависимости от качества отпуска, к которому вы привыкли.

Конечно, не все заложники могли свободно пользоваться новыми помещениями. Армстронг всё ещё организовывал операции для людей, которые отказались от технарского лечения. К счастью, число было управляемым, и процедура была фактически амбулаторной. Бомбы, имплантированные в головы заложников, на самом деле находились в их шеях, вне черепов. Всё ещё деликатная работа, но без угрозы детонации медицинская бригада, которую он организовал, смогла начать работу.

Первые операции уже были завершены, остальные запланированы на следующий день. Извлеченные устройства, насколько ему известно, были единственным неповрежденным образцом технологии Бакуды в заключении СКП. Даже обезвреженные, хотя они, по-видимому, не были лучшими образцами работы технаря, они все еще были технарскими технологиями. Единственное, что останавливало департамент от отправки их к Дракон, — это безопасность вокруг спасения заложников.

Это — и потенциальные осложнения в работе с Дракон, учитывая связь с Апейроном. Это была совершенно другая проблема, и Армстронг был тайно благодарен, что не несет за неё ответственности. Он не знал точно, что происходит, но сомневался, что директор Суинки осознает ещё один уровень сложности ситуации в её городе.

В том виде, в котором они существовали, центральные офисы и медицинская клиника были единственным зданием, которое занимали исключительно Армстронг и его сотрудники. Он не работал в первоначальных структурах из-за отсутствия вариантов. Было предоставлено целое административное здание вместе с остальным избыточным количеством объектов и удобств. Честно говоря, это было на шаг лучше штаб-квартиры СКП в Бостоне, по крайней мере, с точки зрения функциональности на уровне поверхности. Было ясно, что интегрированная технология была ограничена более традиционным уровнем, вероятно, из-за того, что ГЭКК был «домашней моделью».

Было бы легко обустроиться в новом помещении, воспользоваться всеми удобствами и комфортом, которые были так небрежно предоставлены, но департамент и так двигался достаточно близко к тому, что разрешалось правилами. Технически он мог бы использовать чрезвычайное положение в Броктон-Бей в своих целях, учитывая, что он имел дело с заложниками АПП, но это было более чем натянуто. Кроме того, расширенные полномочия, разрешенные в чрезвычайных ситуациях, уже были тщательно использованы директором Суинки. Он предпочел бы не оправдывать свои собственные действия, когда её неизбежно призовут к ответу.

Плюс это был способ избежать полной перегрузки. Перепрофилированные военные объекты казались более приземленными, чем сверкающие и эргономически оптимизированные рабочие пространства, созданные ГЭКК, и прямо сейчас ему нужно было как можно больше чего-то приземлённого. Его время взаимодействия с Апейроном и членами его команды было сравнительно коротким, но оно было более чем подавляющим, и не только из-за технологического безумия, которое было так небрежно роздано.

То есть, если это вообще можно было считать «технологическим». Он лениво открыл зажигалку, движение уже ощущалось совершенно естественным, как будто он делал это всю свою жизнь. Теплое красное пламя ожило или вырвалось из корпуса зажигалки. Даже когда устройство было закрыто, он знал, что пламя всё ещё там. Он мог чувствовать заключенную в нём энергию через гравированный металл зажигалки. Пламя не появлялось, когда устройство открывалось, а только высвобождалось.

Высвобождалось, чтобы творить чудеса. Он наблюдал за пламенем, чувствуя, как мерцает сияние в его глазах. Сияние, которое было намного больше, чем просто свет огня. Апейрон описал это как Пламя Очага и Дома. Это был довольно поэтичный способ выражения, но, несомненно, точный. Сквозь огонь он мог видеть, на самом деле больше, чем видеть, всех, кто находился под его командованием. Всех, за кого он был ответственен. Это тепло связывало всё воедино, добавляя ощутимую связь к чему-то, что уже было абстрактно связано вместе.

Один взгляд на пламя был лучше любого брифинга и более всеобъемлющ, чем любой отчет. Это был не подавляющий поток информации, это было понимание ситуации, приливы и отливы, пока различные части системы, за которые он отвечал, динамически менялись. Аспекты его командования, которые он понимал лишь приблизительно, теперь были кристально ясны. Он мог чувствовать напряженность и конфликты, которые назревали, неэффективность, которая накапливалась или укоренялась, области, которые были упущены из виду, и другие, которые действовали в противоположных целях.

Это было невероятно. Это было также пугающе. Только базовая сила, которая была ему продемонстрирована, способность наблюдать за людьми, находящимися под его командованием, и получать предупреждение в случае угроз, уже представляла собой значительную силу умника. Это, ну, он не знал, как что-то подобное следует классифицировать, в основном потому, что не знал, насколько далеко это можно зайти. Каковы были пределы предмета, созданного кейпом, который назвал себя в честь концепции отсутствия пределов?

К счастью, несмотря на то, насколько всеобъемлющим, казалось, был эффект, были некоторые ограничения. Границы, удерживаемые из уважения и почтения. Он чувствовал, где существуют конфликты и проблемы, но не навязчиво погружался в то, какие аспекты личной жизни сотрудника могли бы их вызывать. Информация, которую он получал, была не более чем тем, что внимательный и активный менеджер мог бы узнать. Что можно было бы предвидеть и понять, если бы у него действительно было время и возможность проверить всех, за кого он отвечал. Сила была огромной, но в основе своей она была направлена на позитивные цели. Поддержка, уважение, развитие, защита, всё то, чего можно было бы ожидать от тематической связи с пламенем очага.

В отличие от Пламени Тирании. Это небрежное упоминание, брошенное Апейроном, все еще давило на него, хотя, вероятно, больше, чем следовало бы. Мысль о том, что Апейрон может быть способен на ужасные вещи, на создание эффекта, который был бы подавляющим и угнетающим по самой своей природе, не была удивительной. Не совсем, не со всем остальным, чего этот человек смог достичь, но была разница между знанием чего-то, что было правдой в теории, и держанием доказательства этого в руке. Как бы ни была удивительна зажигалка, он постоянно осознавал, что каждый положительный аспект этого пламени мог бы так же легко быть направлен на ужасную цель.

Мог бы, но не был. В этом и заключалась суть работы с Апейроном. Единственное, что сдерживало Апейрона, был Апейрон. Обычно против могущественного кейпа СКП обеспечивало себе определенный уровень влияния. Это звучало зловеще, но в большинстве случаев это было довольно обыденно. Что-то столь простое, как помощь в связях с общественностью и брендинге, могло построить отношения с независимым кейпом. В некоторых случаях всё было значительно более экстремально, вплоть до угроз возмездия и эффективных противостояний. Это был фактически шаблон для работы с Элитой и некоторыми менее вопиющими группами злодеев. Помимо этого, единственным рычагом контроля была угроза открытого насилия. Мощь Протектората, включая силы, которые можно было призвать на поддержку, против силы рассматриваемого парачеловека или фракции.

Это был метод последнего средства, точка, где «отношения» и «рычаг» от СКП фактически были открытым конфликтом, но в достаточном количестве случаев это было то, к чему все сводилось по умолчанию. Даже если всё остальное рухнуло, сила Протектората всё ещё уважалась.

За исключением случая с Небесной Кузницей, было серьезно спорно, сможет ли объединенный ответ на угрозу S-класса от всего Протектората, используя все подходящие и экзотические силы, имеющиеся в их распоряжении, добиться чего-либо против команды Апейрона. В идеальном мире до этого не дойдет, увертюры, которых смог добиться Армстронг, могли быть доведены до точки, когда не было бы шанса, что всё перерастет в открытый конфликт. Это было целью СКП во всех подобных ситуациях, но он не мог вспомнить ни одного случая, когда их перспективы были бы настолько плачевными, если бы отношения рухнули. Обычно кейпы на этом уровне не утруждали себя увертюрами изначально или были слишком подвержены своим собственным силам, чтобы когда-либо пытаться их предпринять.

Он не любил сосредотачиваться на худших сценариях. Любой потенциальный конфликт с Апейроном будет координироваться на уровнях, намного превосходящих его, вероятно, как комбинация экзотических сил, точно развернутых с помощью умников, любым способом, которым они считали, что даст им шанс. Даже если шансов не было, умники, вероятно, составляли доктрины взаимодействия, хотя бы для того, чтобы избежать необходимости признавать, насколько безнадежной будет ситуация.

Это была ситуация, которая никогда не должна была возникнуть. Да, они жили в мире, где Апейрон мог эффективно уничтожить любую силу на планете по своей прихоти, вероятно, с каким-то непредвиденным эффектом почти концептуальной силы. Да, только сдержанность и добродушие Апейрона позволяли им избежать этой ситуации, но Армстронг дважды говорил с этим человеком, прежде чем встретиться с ним лично. Он явно не был тем неуравновешенным беспорядком, каким его хотела представить более бескомпромиссная фракция СКП. Он действовал с осторожностью, состраданием и сдержанностью. Это означало, что если и возникнет конфликт, то только потому, что кто-то спровоцирует его.

Обычно он бы сказал, что никто не может быть настолько тупым, но он слишком долго работал в СКП, чтобы делать такие заявления. Лично Апейрон показался удивительно человечным. Удивительно только потому, что большинство людей ожидали бы некоторого уровня нестабильности, сопоставимого с его силой. Присутствие человечности было хорошо, бесспорно, но это также вызывало опасения. Люди могли расстраиваться, раздражаться или просто терять терпение. Их можно было толкнуть слишком сильно, а затем они бы дали отпор. В идеальном мире никто бы не осмелился толкнуть Апейрона, но этот мир был далек от идеального.

Была причина, по которой его мысли постоянно возвращались к худшему сценарию. Это было не просто шокирующее неравенство сил между Апейроном и всем Протекторатом. Это было не отсутствие гарантий и ограничений. Это было даже не нестабильная ситуация в городе, о которой Апейрон выразил прямую обеспокоенность.

Это был крошечный красный огонек зажигалки в его руке.

Он мог чувствовать это пламя, его энергию и то, что оно представляло, когда оно протекало через всю систему, за которую он отвечал. Бостонская СКП, Протекторат и все связанные с ними инициативы. Он мог чувствовать, какие области были напряжены, а какие находились под угрозой. В течение дня он уже сделал три звонка своему заместителю директора, перераспределяя агентов или кейпов для решения инцидентов, которые могли быть намного хуже без дополнительной поддержки. Он не знал точно, как работает это осознание или насколько далеко оно простирается, но был один факт, в котором он был абсолютно уверен.

Что-то назревало. Что-то большое. Какая-то угроза, или сбой, или сдвиг. Он не знал, что именно, но это ударит по его отделу. Возможно, не только по его отделу. В данный момент это было либо слишком далеко, либо слишком неясно, чтобы он мог что-то с этим сделать, но это приближалось, и скоро.

Он сжал зажигалку в отчаянии. Он прекрасно знал о едких отношениях большинства умников со своими силами. Даже те, кто не подвергался парализующим ограничениям, все равно страдали от некоторой степени раздражения механикой своих способностей. И теперь он оказался в том же положении. Зная достаточно, чтобы быть начеку, но недостаточно, чтобы предпринять какие-либо прямые действия для решения грядущего.

Он сделал вдох и отвел взгляд от пламени, его осознание снизилось до минимального уровня. Это было еще одной вещью, которую он усвоил. Ему не нужно было смотреть на пламя, чтобы получить эффект. Да, это было необходимо для использования всей полноты возможностей устройства, но простого ощущения тепла было достаточно для грубого осознания той паутины ответственности, которая простиралась от него самого к людям, за которых он был ответственен, и которые были ответственны перед ним. Это было чувство, а не зрение, но оно все еще было там, и фактически позволяло сосредоточиться на различных аспектах осознания, которое даровала ему зажигалка.

Это снова заставило его задуматься, насколько далеко можно зайти в этом эффекте. Что произойдет, если он попытается сосредоточиться на определенных аспектах этого осознания, или если он попытается усилить определенный аспект, или объединить как можно больше? Это было то, что увлекало его, совпадало с его собственной работой в области парачеловеческих наук и исследований, но он не мог придумать никакого способа сфокусировать или изолировать эффекты, которые не выглядели бы как именно тот ритуал, который его так беспокоил со стороны Апейрона. Вполне возможно, что он мог бы получить больше информации, превратив зажигалку в форму жаровни и устроив импровизированную сауну или парную, но такое поведение, скорее всего, вызовет столько же беспокойства у других должностных лиц, сколько разрешит с его стороны.

…хотя, возможно, что неимпровизированная сауна могла бы вызвать меньше беспокойства, и в число объектов, развернутых устройством Матрикс, было включено две. Он может показаться немного потакающим себе, если бы присвоил себе одну из них, но это определенно вызвало бы меньше беспокойства, чем если бы он открыто провел какой-то огненный ритуал гадания.

Его выдернуло из размышлений ощущение огромного сдвига пламени очага в его руке. Приближение чего-то огромного и мощного, направленного на его отдел. Нет, на него в частности. Его взгляд метнулся обратно к пламени, и он смог его увидеть. Возвышающаяся фигура, вздымающаяся силой и созданная из бесчисленных граней, граней настолько сложных, что даже пламя не могло полностью их охватить. Тот же эффект, который позволял ему сохранять почти идеальную осведомленность обо всех проблемах его отдела, мог передать лишь мельчайшую часть того, что надвигалось на него.

— Добрый день, Директор.

Армстронг вздрогнул от внезапного голоса, только его железная хватка на зажигалке удержала его от того, чтобы выронить её. Он посмотрел на Апейрона, стоявшего по другую сторону стола. Его пульс, который и так был учащен в ответ на то, что он узнал от пламени, ускорился до ужасающей степени, хотя он мог чувствовать, как он медленно падает до просто чрезмерного уровня, а не активно опасного.

— Добрый день… — начал Армстронг, но оборвал себя, увидев лицо Апейрона. Даже с закрытыми глазами выражение лица человека говорило более чем достаточно. В прошлый раз, когда он встречался с Апейроном, мужчина был явно в хорошем расположении духа, несмотря на серьезность того, о чем шла речь. Теперь это было не так. Его гнев был очевиден с одного взгляда, выражение лица каким-то образом передало больше, чем должно было быть возможно. Не так уж и странно, учитывая множество сил скрытника, которые, казалось, собирались вокруг этого человека.

Армстронг сглотнул. Это была не слепая ярость, которую мир видел у Апейрона, когда он поднялся с невероятного уровня травмы, которую нанесла ему Марш, что было небольшой милостью. Тем не менее, не было никаких сомнений, что это было что-то, кроме хорошего. Тот факт, что разгневанный Апейрон только что появился в его офисе, вместо того, чтобы предпринять шаги, чтобы позвонить и договориться, как в прошлый раз, сказал достаточно. И сделал совершенно ясным, насколько преднамеренными были эти прошлые шаги со стороны технаря, чтобы сделать вещи более управляемыми для Армстронга и его отдела.

Легкое мерцание привлекло взгляд Армстронга вниз, от Апейрона к пламени зажигалки, всё ещё находившейся у него в руке. То, что он увидел, заставило его напрячься, а его пульс снова забился до опасного уровня. Он увидел тень в пламени. Массивная и сложная форма наложилась на человека, стоящего в его кабинете. Свет пламени сжег завесы и неясности вокруг человека, обнажив титаническую силу перед ним. Слои реальности, которые были сложены друг на друга, отодвинулись, каждый раз открывая больше, чем можно было бы скрыть, всё это выстраивалось к чему-то огромному и фундаментальному, чему-то, что выходило за рамки силы к самым основам реальности.

Апейрон сделал легкий жест. Простое движение руки отразилось эхом в образах в пламени, словно столкновение галактик, а затем зажигалка щелкнула, закрываясь. Армстронг моргнул, свет пламени вышел из его глаз. Он все еще чувствовал тепло через гравированный металл, само ощущение даровало ему расширенное понимание, но он больше не смотрел на необузданную космическую силу. Просто человек, стоящий напротив него в заимствованном офисе.

По крайней мере на поверхности, но Армстронг не мог забыть, что открыло пламя. В очередной раз, казалось, мир сильно недооценил Апейрона, даже в самых щедрых оценках.

— Апейрон, — повторил Армстронг. Он чувствовал, как на лбу выступил пот. Без интенсивности пламени он смог немного успокоиться, все еще напряженный, но не на уровне пограничной паники, с которой он боролся.

— Что-то не так? — продолжил он. Как будто это был вопрос. Конечно, что-то было не так. Это можно было буквально увидеть на лице мужчины.

— Так и есть, — сказал Апейрон. — Или, если говорить точнее, кажется, что-то не так уже довольно давно, и только недавно я осознал всю серьезность этого.

Армстронг сглотнул. Он мог чувствовать приливы и отливы сил, находящихся под его контролем, по зажигалке в своей руке. Это было едва заметно, но было совершенно ясно, что это была критическая проблема. К сожалению, это также было отвлечением, и он не мог себе этого позволить, имея дело с Апейроном напрямую. Он намеренно положил зажигалку плашмя на поверхность стола и посмотрел на технаря.

— В чем проблема? — спросил он голосом, натянуто спокойным. — Я обещаю, что сделаю всё, что смогу, чтобы помочь.

Над металлическим визором Апейрона мелькнуло легкое движение брови.

— Надеюсь, вы простите меня за то, что я вас к этому принуждаю, — Он произнес несколько зловеще. — Но, отвечая на ваш вопрос, суть проблемы касается СКП Восток Северо-Восток.

Первая мысль, которая пришла в голову Армстронгу, несколько немилосердно, была: «О Боже, что сделала Директор Суинки?». Вполне возможно, что-то связанное с невероятным лечением Траншеи. Отчеты показали, что она покидает СКП, но помимо общего подтверждения ключевых деталей её дела, которые были распространены в других отделах, у него не было никаких сведений о том, что произошло во время её пребывания в здании, или какие действия могли быть предприняты после её ухода.

— Что-то случилось? — спросил он, глядя на свой телефон. Всё, что могло произойти, очевидно, не было достаточно значительным, чтобы оправдать тревогу, хотя если бы он мог опередить ситуацию, то, возможно, была бы надежда смягчить то, что задело Апейрона.

— Случилось много событий, хотя и не в том контексте, который вы подразумеваете, — сказал Апейрон. — Было бы точнее сказать, что теперь я полностью осознаю прошлые действия, все, что «случилось» в отношении этого департамента.

— Ах, — сказал Армстронг. Учитывая явные возможности команды Апейрона и Слежки в частности, в сочетании с печально известными нарушениями информационной безопасности со стороны СКП ВСВ, было легко предположить, что Апейрон уже был хорошо информирован об истории департамента и обо всем, что они хотели скрыть.

Поразмыслив, несмотря на то, что такой сценарий представлял бы собой колоссальное нарушение безопасности для СКП, он давал определенное успокоение. А именно, предположение, что Апейрон уже знал о скелетах в шкафах офиса в Броктон-Бей. Это было бы едва ли идеально, но это означало бы, что нынешнее отношение Апейрона к СКП было настолько плохим, насколько это было возможно, если не считать будущих ошибок. В конце концов, Апейрон явно обладал способностью узнавать всё, что он хотел бы узнать, так что, очевидно, он бы это сделал. Зачем ему делать меньше?

Ну, возможно, потому, что этот уровень расследования был бы нарушением бесчисленных законов. Никому не приходило в голову, что Апейрон на самом деле мог пытаться следовать закону, по крайней мере, до некоторой степени. До степени, которая намного превосходит всё, что можно было бы ожидать от человека с его властью и ресурсами, и до степени, которую теперь он явно обошёл, вероятно, по веской причине.

— Да, — холодно сказал Апейрон. — Я проявлял некоторую степень… терпимости к более спорным действиям СКП Броктон-Бей, учитывая обстоятельства наших ранних встреч и ситуацию, которую они пытались урегулировать. После некоторых недавних разоблачений относительно департамента я больше не чувствую себя таким великодушным.

— Ситуация серьезная? — спросил Армстронг. Очевидно, что ситуация была серьезной. Это, казалось, было базовым уровнем для Броктон-Бей, даже до кризиса, но Апейрон явно обнаружил что-то возвышенное за пределами этих очевидных опасений.

— Да, — прямо сказал он. — И гораздо хуже, чем думают другие отделы. На данный момент я могу честно сказать, что мне повезло, что я смог избежать каких-либо связей с отделом в начале своей карьеры.

— То есть… — Армстронг затих. В целом, несмотря на всё произошедшее, по крайней мере, было принято, что менее спорная ситуация вокруг дебюта Апейрона значительно помогла бы справиться или даже предотвратить катастрофу, развернувшуюся в Броктон-Бей. Только теперь сам Апейрон говорил, что предпочитает это более тесной связи с СКП ВСВ. Он горячо надеялся, что это было преувеличением со стороны Апейрона, а не клинической оценкой ситуации.

— Это серьезно, — сказал он.

— Да, — сказал Апейрон. — Настолько серьезно, что мне пришлось задаться вопросом, насколько распространены подобные вещи в других департаментах СКП.

— Могу вас заверить, что ошибки и нарушения, выявленные в Броктон-Бей, не являются теми, которые были бы терпимы во всей СКП, — быстро сказал он.

— И как вы можете меня в этом заверить? — напрямую спросил Апейрон.

Армстронг помолчал, затем заставил себя кивнуть.

— Я не говорю, что другие отделы идеальны. Далеко не так. Всегда будут ошибки и упущения, но они являются исключением, а не правилом. Я бы попросил вас помнить об этом при рассмотрении таких вопросов.

— Исключения и упущения, — задумался мужчина. — Это довольно мягкий способ обозначить тип нарушения, которое может произойти через организацию с почти неконтролируемой властью, когда дело касается управления паралюдьми, — Апейрон снова сосредоточился на Армстронге с интенсивностью, которую он почти мог почувствовать. — И, конечно, есть небольшая проблема политики, призванной преуменьшить или скрыть любую заметную проблему.

Армстронг кивнул.

— Я понимаю, как может выглядеть такая политика, но СКП несет ответственность как за личности героев Протектората в наших подразделениях, так и за координацию действий против отдельных злодеев и устоявшихся организаций. Конфиденциальность и безопасность требуют определенной степени осмотрительности в таких вопросах.

— Я понимаю, — сказал Апейрон. — Но я также понимаю, как такая политика может быть легко использована для сокрытия проблем, которые по всем признакам должны были быть выявлены и рассмотрены, — он сделал паузу. — Или, возможно, мне следует сказать, что я понимаю, как такая политика БЫЛА использована для сокрытия таких проблем.

Армстронг почувствовал напряжение.

— Была? — спросил он. — Я так понимаю, вы… сами разбирались во всем?

— Учитывая то, что я узнал о СКП ВСВ, я не был готов принять на веру, что такие вещи не происходят в других департаментах. Поэтому я изучил этот вопрос, — выражение его лица слегка изменилось. — Что, как я полагаю, считается признанием в серьезном нарушении законного поведения, и сделано напрямую директору отделения СКП. Конечно, правовая защита от обнаружения незаконной или граничащей с незаконной деятельностью может считаться серой зоной, хотя я сомневаюсь, что это будет тем элементом этой ситуации, на котором кто-то, вероятно, сосредоточится, особенно учитывая общие предположения о моем уровне сбора информации до этого действия.

Армстронг кивнул. Как он и заметил, люди уже ожидали, что Апейрон по крайней мере рассмотрел СКП ВСВ, если не всё агентство, и не было никаких серьезных мыслей о попытке предъявить ему обвинение по такому вопросу. Тот факт, что он сдержался до того, как произошло какое-то откровение, которое положило начало этому курсу действий, сам по себе примечателен, хотя, судя по всему, это, вероятно, только подстегнуло его к более активным действиям, чем кто-либо изначально опасался.

— И это относится к СКП в целом? — спросил Армстронг, и тут же в его голове возникла другая мысль. Возможно, Апейрон был здесь не только для того, чтобы сообщить ему о его проблемах с Департаментом Броктон-Бей. Его мысли метались, просматривая историю его карьеры, выбирая наиболее сомнительные или неблагородные действия, которые он предпринял в ответ на потребности своей должности.

— Именно, — мягко сказал Апейрон. — Хотя, чтобы развеять ваши собственные опасения, я рад сообщить, что Бостонский департамент был одним из наименее спорных офисов, хотя и не без некоторых сомнительных моментов.

Армстронг кивнул, чувствуя, как пот стекает по его спине.

— Например?

Холодная улыбка появилась на лице Апейрона.

— Ну, для начала, я сомневаюсь, что семьи жертв Эшли Стиллона были бы рады узнать, что их налоговые доллары шли на оплату счетов за коммунальные услуги женщины, ответственной за смерть их близких.

— Ах, да, — сказал Армстронг. — В этом случае, учитывая ущерб и травмы, которые постоянно возникают в результате прямого столкновения, по сравнению с понесенными расходами, я посчитал, что это был оправданный курс действий.

— Оправдано, да, — сказал Апейрон. — Со значительным риском при отсутствии эффективных средств решения ситуации, смягчение последствий понятно. Политика умиротворения имеет смысл с логической точки зрения, хотя, как я уже сказал, те, кого напрямую затронули действия женщины, вероятно, будут относиться к этому вопросу по-другому.

Армстронг кивнул.

— К сожалению, это проблема, присущая моей должности, должности каждого директора. Редко когда у нас есть ресурсы и способности идеально решать каждую ситуацию. Приходится идти на компромиссы, часто со стороны других людей, которые либо невиновны, либо фактически пострадавших сторон. Это нехорошо, но это предпочтительнее идеалистической позиции, которая ведет только к хаосу и неудачам.

— Я понимаю это, хотя, похоже, «компромиссы» встречаются гораздо чаще, чем кто-либо хотел бы признать, — он покачал головой. — Директор Армстронг, я не слеп к природе мира. Поверьте мне, я полностью осознаю трудности, необходимые для поддержания порядка и цивилизации перед лицом парачеловеческого ландшафта. Любой может взглянуть на Африку или Южную Америку, чтобы увидеть, как эти вопросы могли бы развиваться без таких «компромиссов». Это понятно и в какой-то степени простительно, но только в какой-то степени, — выражение лица Апейрона стало жестче. — Например, количество усилий и ресурсов, потраченных на Бастиона в июне прошлого года.

Лицо Армстронга вытянулось.

— Это было… — он сделал паузу. Попытка отмахнуться от этих событий перед лицом кого-то вроде Апейрона казалась глупой. Вместо этого он продвигался вперед, насколько мог, учитывая суть вопроса. — Это было крайне прискорбно. Я бы предпочел принять более жесткие меры, но характер ситуации и позиция Бастиона, в дополнение к его… упрямству в этом вопросе, сделали это несостоятельным.

Апейрон кивнул.

— И потенциальное влияние на его дочь, — сказал он, добавив детали, которые Армстронг опустил. — Я могу понять дополнительную осторожность в отношении участия и потенциальной личности Стража, но это всё равно было отклонением того, что было бы как минимум незначительными уголовными обвинениями с потенциальными гражданскими судебными делами. В обмен на «внутренние дисциплинарные меры» и требование иммунитета?

Армстронг выдохнул. Если бы не было Блокады, дела её отца, скорее всего, пошли бы гораздо хуже. Конечно, если бы не было Блокады, инцидент, вероятно, никогда бы не произошел. Единственным положительным моментом в этом беспорядке было то, как эффективно его замели под ковер. Это был практически мастер-класс по контролю и управлению информацией. Он даже слышал небрежную шутку о том, что это использовали в качестве примера для других директоров, что было унизительно на таких уровнях, что он даже не мог начать подсчитывать.

— Не могу сказать, что я особенно доволен результатом того дела, — признался Армстронг.

— Да, этот результат, — сказал Апейрон. — В частности, результат, который позволил Бастиону избежать любых последствий или корректирующих действий. Действий, которые могли бы позволить вам избежать текущего кризиса в связях с общественностью вокруг этого человека.

Армстронг опустил голову, услышав ссылку на недавнее видео с сотового телефона, на котором Бастион произнес тираду, полную оскорблений. Команда по связям с общественностью делала всё, что могла, но было ясно, что любая попытка представить инцидент как единичное событие в экстремальных обстоятельствах потерпит неудачу.

Апейрон кивнул.

— Есть и другие инциденты, которые я мог бы привести, многие из которых можно было бы считать хуже, но я в некоторой степени сочувствую компромиссам, на которые приходится идти человеку в вашем положении, и в равной степени осознаю усилия и капитал, которые вы потратили, чтобы смягчить последствия этих компромиссов, как во время, так и после. На этом конкретном примере я пытаюсь указать, как были явные доказательства проблемы с одним из ваших героев, героем, который занимал положение значительной ответственности и власти, и тем не менее ничего не было сделано. Как будто он мог бы стать лучше сам по себе, или проявлять достаточную сдержанность как в личной, так и в профессиональной жизни, или держать вещи на уровне, на котором их можно было бы удобно скрыть от общественности.

— Такого рода корректирующие действия могут быть сложными, — осторожно сказал Армстронг. — Даже для директоров, которые хотят действовать, есть другие факторы, которые им нужно учитывать. У СКП и Протектората есть значительная степень внутренней политики.

— Я заметил, — спокойно сказал Апейрон.

Армстронг кивнул.

— В идеале все решения принимались бы в вакууме, с учетом только наилучшего результата, но система так не работает. Размещения и продвижения по службе основаны на связях, популярности, пиар-давлении, тематических проблемах, балансе сил и распределении конкретных полномочий в той же степени, что и на уровне индивидуальных заслуг.

— И это распространяется на дисциплинарные меры, — сказал Апейрон.

— К сожалению. — сказал Армстронг. — И даже когда другие факторы не вступают в игру, многие директора попытаются занять более мягкую позицию. Укрыть героев в своем отделе и поддерживать позитивные отношения, — он вспомнил некоторые из своих недавних столкновений с Бастионом как до, так и после выхода этого видео. — Конфликты с высокопоставленными членами команды Протектората, за надзор над которой несёшь ответственность, могут быть опасны, хотя бы из-за отсутствия эффективного реагирования на чрезвычайные ситуации в городе.

— Да, я думаю, что Броктон-Бей дал довольно наглядный пример этого, — сухо сказал Апейрон.

Армстронг удивленно поднял глаза на самое близкое к шутке, что он слышал с тех пор, как этот человек материализовался в его офисе. Он был так поглощен защитой своих собственных действий, что забыл причину, по которой Апейрон вообще прибыл. Это было напоминанием о том, что какие бы недостатки Небесная Кузница ни раскопала в его собственном отделе, они, вероятно, были ничем по сравнению с ситуацией в СКП ВСВ.

— Я понимаю, с какими сложностями сталкивается человек на вашем месте, и я понимаю, что стандарты, которых люди ожидают от кейпов, трудно соблюдать даже в самых лучших ситуациях. Проблема возникает, когда нарушения этих стандартов скрываются или даже допускаются. Когда считается, что решение текущей проблемы не стоит затрат. Что всё, что нужно сделать, будет хуже, чем ущерб, нанесенный рассматриваемым инцидентом и любыми будущими инцидентами, — Апейрон покачал головой. — На самом деле, вы просто играете против возможности будущих проблем, удваивая ставки каждый раз, когда вам нужно проигнорировать или скрыть нарушение, пока в конечном итоге вы не достигнете ставки, которую вы никогда не сможете покрыть.

Армстронг был совершенно уверен, что они больше не говорят о Бастионе, по крайней мере, не только о нём. Апейрон узнал что-то о СКП ВСВ. Фактически, можно было с уверенностью сказать, что он узнал всё о СКП ВСВ. Армстронг не был экспертом в деталях этого отдела, по крайней мере, за пределами того, что стало известно за последние несколько недель, но у него было представление о том, что мог обнаружить Апейрон.

— Это… Вы говорите о Штурме? — спросил он.

Легкая улыбка скользнула по лицу Апейрона, когда он покачал головой.

— Нет, хотя должен сказать, что это было интересное дело. Несмотря на тяжесть рассматриваемых преступлений, у меня нет проблем с тем, кто серьезно относится к своему условно-досрочному освобождению и испытательному сроку. Штурм приносит больше пользы как член Протектората Броктон-Бей, чем он мог бы принести как еще один житель Клетки, — он сделал паузу и посмотрел на Армстронга. — Я скажу, что решение назначить его в ответственность Батареи выглядит более чем немного сомнительным, учитывая их личную историю и четырехлетнюю разницу в возрасте. Если бы это пошло не так, а это могло бы пойти ужасно не так, у меня были бы гораздо более сильные чувства по поводу ситуации, также, как если бы он действительно был на свободе, а не на неопределенном усиленном испытательном сроке.

Армстронг кивнул.

— Понятно, — сказал он. Это была одна потенциальная бомба, которую удалось обезвредить, хотя это только подняло вопрос о том, что именно обнаружил Апейрон. Честно говоря, недостатка в потенциальных проблемах не было. Управление балансом власти в городе и ужасы, которые этому способствовали, теперь стали общеизвестными и запятнали репутацию каждого, кто занимал командную должность.

Это включало Оружейника, чье поведение в первые дни кризиса было почти таким же пагубным, как и поведение директора Суинки. По иронии судьбы, этот человек был избавлен от худшей части вины благодаря тому, что был выведен из строя критическими травмами во время начальных атак. Травмы, полученные в том же конфликте, в результате которого Сталевар был потерян на дне залива, изолирован более чем на целый день, прежде чем Апейрон приложил все усилия, чтобы его спасти. Одного этого было достаточно, чтобы испортить чувства Армстронга к этому человеку, но даже независимо от его собственных проблем возникли опасения относительно того, каким образом изначально был побежден Лун. У него не было доступа к полным подробностям, но что бы это ни было, это привело к оценке использования смертельной силы, которая, вероятно, была бы продолжена, если бы атаки не имели приоритета над всем остальным.

Армстронг не знал о каких-либо других проблемах с основной командой Протектората, помимо ситуации с Штурмом, но поведение Стражей из Броктон-Бей вызвало множество опасений. Он знал о испытательном сроке Призрачного Сталкера до перевода Сталевара, но и с остальными Стражами поведение во время их столкновения с Неформалами было тревожным. Команда Стражей была поставлена в оперативное командование ситуацией с заложниками. Вся команда была чрезмерно сосредоточена на столкновении со злодеями, о которых шла речь, с минимальной заботой о безопасности гражданских лиц. В сочетании с развертыванием чрезмерно опасной технологии со стороны Крутыша и тем как Эгида отказывался отступать, когда их значительно превосходили, это нарисовало довольно мрачную картину характера этой программы. Что привело к тому, что считалось одним из самых катастрофических моментов в истории Стражей в целом.

Конечно, в течение последующих недель этот титул пришлось пересматривать несколько раз.

Вопрос о том, что именно открыл Апейрон, казался чем-то, чем Армстронг должен был заняться, и он, вероятно, так бы и поступил, если бы Апейрон был более сосредоточен в своём гневе. Было бы легче узнать об источнике проблемы, если бы ты не был включен в неё. Вместо этого Апейрон, по-видимому, призвал к ответу всю СКП, и не без причины.

— Эм, дела моего отдела… — начал Армстронг.

Апейрон покачал головой.

— Как я уже сказал, это далеко не худшее, что я обнаружил. Вероятно, всплывут некоторые вопросы, которые, я уверен, вы бы предпочли не выносить на публику, но нет никаких неотложных проблем, которые я считаю необходимым решать, — объяснил он. — По крайней мере, не в самом вашем департаменте.

— Что вы имеете в виду? — спросил Армстронг.

— Это что-то вроде второстепенной проблемы моих последних расследований, но пока я здесь, я хотел бы спросить, знаете ли вы, почему заколка, которую я смастерил в качестве доказательства своей личности для Панацеи, сейчас находится в вашем городе? — спросил он. — Или, точнее, в штаб-квартире Посланников?

Армстронг моргнул.

— Радуга Персефоны? — спросил он.

Апейрон бросил на него взгляд с легким раздражением.

— Согласно выбранной СКП терминологии, да, хотя я хочу уточнить, что я не принимал участия в названии этого конкретного предмета.

Армстронг кивнул, но его мысли уже неслись. У Баланса была Радуга Персефоны. Причина, ну, она была довольно проста. Исчезновение этого предмета подпитывало многие из более диковинных теорий о способностях Апейрона и его первоначальных намерениях. Теории, которые было трудно полностью отвергнуть, учитывая рассматриваемые события.

— Баланс украл её, — сказал Армстронг. — Или отправил кого-то украсть, — это была простая кража, а не теоретизируемые ранее заговоры.

— Я понял это, — сказал Апейрон. — Хотя, вероятно, была третья сторона, действующая от имени Баланса. Хотя в инциденте были сложности, они не соответствуют модели поведения, ожидаемой от Баланса.

Армстронг кивнул. Баланс, как правило, действовал в узнаваемой манере, если говорить проще. Если бы он был замешан, то либо не было бы никаких признаков, либо это было бы очевидно, хотя бы в почти иконической сложности.

— Вы имеете в виду сложности, выходящие за рамки первоначальных целей? — спросил Армстронг.

Апейрон кивнул, и выражение его лица стало мрачным.

— Среди многочисленных проблем, Себастьян Слайт, пропавший лаборант, был убит, а его тело было довольно профессионально очищено от опознавательных знаков и захоронено в болотах к северу от Ипсвича.

Армстронг выпрямился, серьезность темы на короткое время прояснила его голову от более абстрактных проблем, связанных с присутствием Апейрона. Высокопарные разговоры о коррупции и стандартах поведения — это одно, но это было убийство сотрудника СКП. Не одного из его собственных агентов, но это не делало его менее серьезным.

— Выявило ли это ваше расследование, или это было результатом некой формы силы умника? — спросил Армстронг, уже планируя следующие шаги для обоих вариантов развития событий.

— Сила умника. К сожалению, для раскрытия более точных подробностей информации было недостаточно, за исключением того, что убийство произошло за пределами штаб-квартиры СКП, — Апейрон достал тонкую папку из кармана пиджака, в который рассматриваемая папка никак не могла бы поместиться. — Сокращенный отчет об инциденте, хронология, доступные подтверждающие доказательства и местоположение останков по GPS.

Армстронг кивнул, осторожно принимая папку. Технически это дело должно быть передано в СКП ВСВ и полицейское управление Броктон-Бей, но маловероятно, что сотрудничество с любой из этих групп будет плодотворным, особенно учитывая важность конкретного дела. С инцидентом, пересекшим границы штата, и участием Баланса он мог легко обойти любые юрисдикционные вопросы. Не то чтобы Директор Суинки могла позволить себе бросить ему вызов на этом фронте, учитывая её текущее положение.

— Кроме того, в отношении Баррета Нельсона, техника, заменившего покойного Себастьяна Слайта, — была представлена ещё одна папка. — Хотя это, возможно, и косвенно, у мистера Нельсона было значительное количество хорошо замаскированных финансовых обязательств, которые были довольно умело скрыты от его начальников. Обязательств, которые стали гораздо менее насущными после его продвижения по службе из-за ряда скрытых, но хорошо скоординированных внешних факторов.

Армстронг нахмурился ещё сильнее, когда принял вторую папку. Существовали политики, которые пытались смягчить ситуации такого рода. Финансово уязвимые сотрудники СКП были точкой опасности для любого отдела. Хотя существовал предел тому, что можно было сделать, брать на себя чрезмерные долги или заниматься высокорискованными инвестициями настоятельно не рекомендовалось по очевидным причинам. Судя по всему, случай Барретта Нельсона был прекрасным примером того, почему существовала эта конкретная политика.

Конечно, его обнаружение представляло собой еще один пример того, что в лучшем случае было незаконным сомнительным сбором данных, но они уже давно прошли момент, когда можно было бы поднимать такие вопросы. Тем более, учитывая, как этот конкретный инцидент повлиял на официальную политику в отношении Апейрона в первые дни его публичной карьеры.

— Что касается ситуации с Балансом, то, учитывая тот факт, что это ваш город, и уровень общей реакции на любые действия со стороны меня или члена моей команды, я предположил, что вы предпочтете шанс решить эту ситуацию по собственной инициативе, — предложил Апейрон. — Вместо того, чтобы, скажем, кто-то сорвал крышу со штаб-квартиры Баланса и допросил его напрямую.

Армстронг поднял глаза от файлов, уловив слегка маниакальную улыбку Апейрона, прежде чем мужчина снова взял себя в руки. Он осторожно закрыл файл, о котором шла речь, и кивнул мужчине.

— Да, я думаю, это будет к лучшему, — сказал он. — Я обещаю, что разберусь с этой ситуацией лично.

Убийство агента СКП значительно усилило серьезность этого дела. Он не был уверен, насколько Баланс был вовлечен в рассматриваемое событие, хотя Апейрон, похоже, был прав относительно отсутствия доказательств причастности этого человека к тому, как были совершены кража и убийство. Тем не менее, была некоторая степень виновности, усугубленная выводами, которые были сделаны из кражи и исчезновения. Это нужно было бы рассмотреть.

— Спасибо, — сказал Апейрон. — Пока вы этим заняты, вы также можете изучить причину, по которой Баланс восстановил зону отдыха, которую я смастерил во время моей первой беседы со Сталеваром, и переместил её в специальную комнату в своей штаб-квартире.

Армстронг замер, потратив некоторое время на то, чтобы обдумать, что именно сказал Апейрон.

— Извините, вы сказали…

Апейрон кивнул.

— И скамейки, и колонны, судя по всему, были подняты со дна залива Броктона и теперь находятся в специально отведенном месте в штаб-квартире Посланников, в комнате, которая точно соответствует площади, расчищенной для моей беседы со Сталеваром.

— Это… — Армстронг не знал, как на это ответить. Он был готов к какому-то зловещему мотиву со стороны Баланса, возможно, к косвенной связи с силами, намеревавшимися настроить СКП и Апейрона друг против друга в первые дни атак АПП. Это не было невозможным, учитывая масштаб связей этого человека, но ничто из этого не объясняло, почему или даже как этот человек извлек подборку цельных каменных скамеек и колонн со дна океана и перевез их в Бостон, по-видимому, в определенную комнату, призванную имитировать масштабы разговора Апейрона со Сталеваром.

Армстронг прочистил горло.

— Это не то поведение, которого я ожидал бы от Баланса при нормальных обстоятельствах, — осторожно произнес он. — Я считаю, что в этой ситуации могут быть задействованы и другие факторы.

Апейрон кивнул.

— Я тоже, поэтому я сдерживаю свой ответ, несмотря на то, что из-за этого человек потерял жизнь.

Армстронг кивнул в ответ.

— Я понимаю. Могу вас заверить, что отнесусь к этой ситуации со всей серьезностью, которой она заслуживает.

— Я ценю это, — сказал Апейрон. — Но, пожалуйста, учтите, что это далеко не единственная проблема, которую я выявил, и далеко не самая серьезная, — любой намёк на легкомыслие исчез с его лица. — Подробности выйдут наружу, для всех. В каждом отделе. Было слишком много компромиссов, слишком много уступок за счёт людей, которые обращались к СКП за безопасностью и защитой. Этому нужно положить конец, неважно какой ценой.

Армстронг почувствовал холодный пот, когда посмотрел на этого человека. Он знал, что СКП было далеко от совершенства, что слишком много директоров относились к своей роли более небрежно, чем следовало бы. Что проблемы, ошибки и промахи часто заметались под ковер, а не обсуждались в публичной сфере. Он знал это, но всегда считал, что это то, что выходит на весах. Что добро, которое они делали, изменения, которые они вносили, более чем компенсировали грехи, которых иногда требовала их должность.

Возможно, так оно и было, и Апейрон просто занял жесткую позицию в ответ на особенно плохое отношение со стороны департамента его родного города. Что подробности, которые будут раскрыты, будут смущающими, разрушительными, но в конечном итоге они выживут.

Но это было не то чувство, которое он получал от Апейрона. Этот человек не пришел бы в его офис без предупреждения и кипя от ярости из-за нескольких постыдных и неприятных событий. Это было серьезно. Это было серьезно с того момента, как он пришел, он просто не знал, насколько серьезно. Или, может быть, он просто надеялся, что все не так плохо, как он боялся. Что его коллеги-директора и герои, которых они представляли, были лучше этого. Что, хотя они могли пасть, они, по крайней мере, пытались делать то, что было правильно.

Если поразмыслить, то это было одновременно и чрезмерно идеалистично, и постыдно наивно.

— Насколько всё плохо на самом деле? — спросил он, не уверенный, что хочет знать ответ. Апейрон, по крайней мере, похоже, принял его очевидное принятие серьезности ситуации, дав ему небольшой кивок.

— Плохо, — сказал Апейрон. — Хотя это варьируется от отдела к отделу. Бостон, вероятно, справится с минимальными потерями лица, по крайней мере, для отдела в целом, — Армстронг кивнул. Это не говорило в пользу будущего Бастиона, но это уже было чем-то вроде безнадежного дела. — Есть еще несколько отделов примерно того же уровня, но некоторые гораздо хуже.

— Насколько хуже? — спросил Армстронг.

— Вегас, вероятно, безнадежен, — сказал Апейрон. — И я имею в виду это, начиная с директора и главы Протектората.

Армстронг моргнул. Отделение Лас-Вегаса имело своего рода репутацию, в основном связанную с проблемой обеспечения целостности системы казино в мире, полном паралюдей. Считалось, что это место требовало «особого типа», чтобы процветать в этой среде, возможно, более гибкого и адаптивного, но не на том уровне, на который намекал Апейрон. Но если Апейрон был уверен…

Апейрон был уверен. Это было единственное, в чем он не сомневался. Несмотря на все опасения по поводу нестабильности и влияния силы, он был абсолютно рационален каждый раз, когда они говорили. Ужасающе могуществен, но всё же рационален. На этот раз, ну, был явно некоторый уровень эмоций, влияющих на эту рациональность, но если бы он в течение дня столкнулся со всеми грехами и недостатками как СКП, так и Протектората, воспринял бы он это так же хорошо?

Вероятно, нет. Он исходил только из предположений и выводов, и даже это было почти слишком. Насколько плохи дела в Лас-Вегасе? Насколько плохи дела по всей стране? Или, точнее, насколько плохи им позволили стать? Броктон-Бей приводился в качестве окончательного примера города и департамента, которые сошли с рельсов, но элементы и факторы, которые привели к этой ситуации, вряд ли были уникальными.

Даже при всех его усилиях у него был список постыдных поступков, которые он предпочел бы не оправдывать перед кем-либо за пределами своего отдела. Всё, что действительно нужно, это что-то меньшее, чем лучшие усилия директора, чтобы всё начало разваливаться, и, как указал Апейрон, такого рода проблемы имеют тенденцию накапливаться сами по себе. Чем дольше они остаются без внимания, тем хуже они, скорее всего, станут.

— Хотя ни один другой департамент не находится на таком уровне, существуют существенные отклонения, а также отдельные случаи, достаточно серьезные, чтобы потребовать принятия прямых мер, — пояснил Апейрон.

Армстронг вздохнул.

— И вы готовы раскрыть эту информацию?

— Да, — сказал он. — Не сразу, не с другими вопросами, которые мне нужно решить, но это не то, что я могу позволить пройти мимо.

Это был бы момент, когда от Армстронга ожидалось бы действие. Спорить или вести переговоры, делать какие-то предложения или апелляции, найти способ предотвратить то, что, вероятно, станет самым разрушительным событием в истории Протектората. За исключением того, что это был Апейрон. Даже если бы он был склонен бросить технарю вызов, что он мог бы сделать? Что мог бы сделать кто-либо? Какие угрозы, взятки или уступки могли бы повлиять на поведение этого человека?

Ну, была одна возможность. Легитимность. Молчаливое одобрение СКП и всё, что это включало. Принятая общественная идентичность, социальный статус, экономическая свобода и широкая поддержка СМИ. Это было то, что даже технически возможно было предоставить злодеям, с протоколами взаимодействия, которые фактически уступали участки территории определенным паралюдям или организациям.

Это было то, в чем Апейрону было отказано после его дебюта, и во многих отношениях тот факт, что СКП могла произвольно восстановить его, служил доказательством его точки зрения относительно их практики. Более того, предложение, которое обычно считалось бы не имеющим никакой ценности, теперь представляло собой не что иное, как принятие организации, с которой у него явно были серьезные проблемы. Маловероятно, что личное получение такого рода закулисного предложения, как те которое он специально пытался остановить, улучшило бы его мнение.

— Какие сроки вы рассматриваете? — спросил Армстронг.

— Не в ближайшие дни, по причинам, которые станут очевидными, — сказал Апейрон, не вдаваясь в подробности. — В идеале я хотел бы увидеть некоторые усилия со стороны департаментов по решению тех вопросов, которые они в состоянии решить, хотя если слухи распространятся и определенные стороны вместо этого решат начать уничтожать документы и пытаться бежать в зарубежные страны, можно с уверенностью сказать, что я был бы готов существенно ускорить свои сроки.

Армстронг кивнул, а Апейрон продолжил.

— Разумеется, в случае с Броктон-Бей уже предприняты шаги, которые, скорее всего, приведут к полному разрушению карьеры и репутации Директора Суинки и к серьезным последствиям как для местной СКП, так и для общего впечатления об организации в целом, — спокойно сказал Апейрон.

Армстронг напрягся, когда он взглянул на почти довольное выражение лица мужчины.

— Что вы сделали? — спросил он голосом, который был менее твердым, чем ему бы хотелось.

— Я оказал большую поддержку женскому приюту Мэри Х. Коэн в Конкорде, штат Нью-Гемпшир, — объяснил Апейрон.

— Это… — Армстронг остановился, его ответ забуксовал у него под ногами. Необходимость как-то сдержать надвигающуюся гибель, которая вот-вот обрушится на СКП, столкнулась с бессмысленностью заявления Апейрона. — Как это… — он напряг мозг. Что-то в этом названии… — Я знаю, что слышал об этой организации раньше.

— Это неудивительно, — сказал Апейрон. — Именно там заботятся о женщинах, спасенных с «ферм» АПП.

Армстронг почувствовал, как его глаза расширяются.

— Какая поддержка? — спросил он.

— Медицинское лечение для устранения последствий насилия и воздействия наркотиков, которым они подверглись, — пояснил Апейрон. — И полный набор усовершенствованных устройств для перевода.

— Усовершенствованных? — спросил Армстронг. — Вы имеете в виду лучшие, чем те, что давали Матрикс?

— Значительно лучше, — сказал Апейрон. — Полный, безакцентный перевод в реальном времени, учитывающий идиомы и разговорные выражения, а также позволяющий беспрепятственно синхронизировать движение губ, — Апейрон улыбнулся. — Практически неотличимо от родной речи.

Армстронг выдохнул. Это было на порядок выше уже невозможных устройств перевода, которые были небрежно выданы его людям. Невозможных, потому что из-за различий в структуре предложений и грамматике устройства должны были бы знать, что человек пытался сказать, прежде чем он это сказал. Что все в округе пытались сказать, а не только тот, кто это носил.

И это была улучшенная версия, которая могла обеспечить перевод, «неотличимый от родной речи». На первый взгляд это казалось простым актом благотворительности, своего рода поддержкой, которая уже была оказана его собственной ситуации, но реальность была намного сложнее. Апейрон задумал это как атаку на Директора Суинки, СКП ВСВ и впечатление о СКП в целом, и у него было подозрение, как этот человек намеревался разыграть события.

— Какое отношение это имеет к Директору Суинки? — спросил он.

— Это не касается её напрямую никоим образом, — сказал Апейрон. — Только последствия её действий. Я должен упомянуть, что группа журналистов-расследователей уже обратилась в приют для женщин Мэри Х. Коэн, чтобы узнать о состоянии женщин и проверить, не хочет ли кто-нибудь из них поделиться своей историей. Учитывая медицинские проблемы и языковой барьер, запрос изначально собирались отклонить, но после недавнего лечения и легкости общения несколько женщин выразили заинтересованность в разговоре с журналистами о том, что именно с ними произошло, включая их рассказы о довольно бесцеремонном игнорировании АПП возможности принятия Протекторатом каких-либо мер против их деятельности.

Армстронг сглотнул. В каком-то смысле то, что планировал Апейрон, было хуже, чем прямая атака. Он мог бы выставить терпимость или невежество СКП в отношении Ферм как осуждающее предостережение администрации Директора Суинки, но вместо этого он позволил жертвам её политики сделать это за него. Не посредством эксплуатации, а просто помогая им свободно говорить о том, что произошло. Чему было позволено произойти. Говорить не через субтитры, нанятых переводчиков или ломаный английский, а с полной поддержкой технологии перевода Апейрона. Технологии, которая позволила бы им донести каждую деталь того, что с ними произошло. Чтобы напомнить миру, что действия Суинки, что политика СКП имела человеческую цену, людей с именами, лицами и голосами, а не просто статистику.

Это почти казалось чрезмерно легким прикосновением от кого-то со способностями Апейрона, но в этом случае эта легкость была силой. Были фракции, объединившиеся против Апейрона, отчаянно пытавшиеся противостоять ему или ограничить его любым возможным способом. Безнадежно в большинстве случаев, но всё же, стремление было. Если бы Апейрон бросил вызов Директору Суинки или СКП, то, вероятно, был бы, по крайней мере, какое-то сопротивление, но это? То, что исходило от жертв АПП? Давало им голос? Это было намного сложнее игнорировать.

Сложнее, но не невозможно. Более организованная СКП, вероятно, могла бы уничтожить такую историю, либо отпугнуть команду репортеров, либо снять её с трансляции, но даже с учетом того ущерба, который это, вероятно, нанесет репутации СКП в целом, никто не будет склонен тратить такие усилия, чтобы заставить историю исчезнуть, особенно с учетом того, что существовала значительная вероятность того, что любые попытки только ухудшат ситуацию.

— Это, вероятно, окажет довольно сильное воздействие, — ровным тоном сказал Армстронг.

— Да, это действительно может помочь донести идею о том, что люди, на которых влияет политика СКП и Протектората, на самом деле ЛЮДИ, а не просто цифры в балансе или элементы анализа затрат и выгод, — сказал Апейрон.

Армстронг мрачно кивнул. Что касается индуцирования культурных изменений в анализе СКП, он не мог сказать, но это, безусловно, перевело бы всю организацию в режим контроля ущерба. Хотя попытка замалчивания истории только вызвала бы проблемы, было бы гораздо проще удвоить усилия, представив всю ситуацию как элемент, уникальный для Броктон-Бей и руководства Директора Суинки. В других ситуациях Армстронг посчитал бы это несколько несправедливым, но он читал о возрасте некоторых девушек, спасённых из тех предприятий. Это был тот случай, когда можно было сказать, что жажда крови и возмездия общественности была вполне оправданной, хотя вина, вероятно, распространялась не только на директора.

— Это то, что вы запланировали для других отделов? — спросил Армстронг.

Апейрон покачал головой.

— Я не сторонник драматических проявлений правосудия. Это особый случай, учитывая обстоятельства жертв АПП. Они заслуживают шанса быть услышанными, что как раз совпадает с моими собственными целями. Для других отделов публичное раскрытие доказательств должно быть достаточным.

Обычно этого не было бы достаточно, но это был Апейрон. Всё, что исходило от этого человека, скорее всего, имело бы гораздо больший вес, не говоря уже о том, какие «доказательства» он, скорее всего, собрал, или как он их опубликует.

— Это может быть разрушительно, — сказал Армстронг. Он быстро поднял глаза. — Я не говорю, что этого не следует делать, если дела обстоят так плохо, как вы говорите, но все опасения относительно состава и баланса сил не исчезнут просто потому, что это правильно.

— Вполне, — сказал Апейрон. — В таком случае, я полагаю, необходимо будет перераспределить эти силы, особенно в руки менее спорных лиц.

— Это хорошее намерение, но я не понимаю, как его можно воплотить в жизнь, — сказал Армстронг.

Апейрон просто улыбнулся ему, затем взглянул на поверхность его стола. На маленький металлический корпус зажигалки.

— Что? — спросил Армстронг. — Это ваш план?

— Это была не совсем сложная задача, — сказал он. — Честно говоря, для меня сложнее сделать что-то без существенных последствий.

— Вы серьезно? — спросил Армстронг.

Апейрон пожал плечами.

— Я встретил Флешетту сегодня утром и сделал ей оригами-цветок из листка бумаги из её блокнота, — сказал он. — Вероятно, им придется значительно повысить её рейтинг угрозы.

Армстронг моргнул, пытаясь осмыслить услышанное.

— Вы встретились с Флешеттой?

— И со Сталеваром, — сказал Апейрон. — Он попросил обменять полное лечение по его контракту на то, что я мог бы сделать для остальных Дел 53.

Армстронг закрыл рот, не заметив, когда он открылся. Это… это звучало как-то, что сделал бы Сталевар. В каком-то смысле это была ужасная потеря для мальчика, но он знал, какую вину Сталевар испытывал из-за того, как его ситуацию рассматривали другие члены Дела 53, тем более после его частичного лечения.

— Это было относительно лечения с Траншеи…

Апейрон только покачал головой.

— Отдельный контракт, заключенный от её имени, — Армстронг кивнул. Это было политикой не спрашивать о контрактах Апейрона, хотя присутствие его команды действительно добавило дополнительные потенциальные пути для того, откуда могло поступить такое предложение. — Хотя Сталевар сам получил дополнительное предложение.

Армстронг поднял глаза.

— Да?

Апейрон кивнул.

— Полное лечение, в знак признания бескорыстного поведения. С пониженным приоритетом, поэтому только после других Дел 53. Он получил в долг аугментированный металл, чтобы пережить это.

Армстронг нахмурился. Легкомысленность и скорострельная подача Апейрона могли показаться забавными, но он говорил о Сталеваре. Армстронг был опекуном мальчика и относился к своей должности серьезно.

— Как аугментировано? — спросил он напрямую.

Апейрон, по крайней мере, осознал источник его раздражения и снова сосредоточился на Армстронге.

— Это усиленное серебряное соединение, которое значительно легче, чем железный материал, который оно заменило. Оно должно позволить Сталевару избежать случайного поглощения металла, при условии, что он сохранит его в качестве внешнего слоя, а также улучшить точность и скорость его физических способностей к изменению.

Армстронг выдохнул.

— И вы уверены насчет последствий?

— Полностью, — сказал Апейрон, и это, вероятно, было самое близкое к гарантии Армстронг мог надеяться.

Итак, Сталевар получил какую-то новую форму металла, несколько иронично, учитывая что его отправили в Броктон-Бей разбираться с новой формой металла. Флешетта получила бумажный цветок, который каким-то образом значительно увеличил её рейтинг угрозы. Изменение копья Бесстрашного значительно увеличило силу контакта и потенциал роста силы мужчины. Десятки технарей сражались за куски энергетического элементарного материала или были одержимы тем, что можно сделать с частицами поля затемнения. И он…

У него была зажигалка. Зажигалка, которая преобразила и олицетворяла фундаментальный сдвиг в его восприятии вселенной. Которую он видел, как Апейрон сделал из огненного шара и скрепки. Если Апейрон говорил, что может «восстановить равновесие» вещей после любого нарушения СКП и Протектората, Армстронг был склонен ему верить.

— Понятно, — сказал Армстронг, наклоняясь, чтобы поднять зажигалку. Он чувствовал тепло пламени сквозь металлический корпус. — Я не сомневаюсь в вас, просто я не ожидал, что сам получу один из ваших «балансирующих» предметов.

— Два, — сказал Апейрон.

Армстронг поднял глаза.

— А, да, я полагаю, ГЭКК может считаться.

— Возможно, но я не об этом говорил, — сказал Апейрон. Он указал на зажигалку. — Пламя считается отдельным от зажигалки предметом. Или от фонаря, или лампы, или жаровни, независимо от того, в какой форме оно находится.

— Ну, да, я полагаю, что технически…

— Нет, — сказал Апейрон. — Не технически. Пламя — это проявленный огонь Очага, зажигалка — это устройство управления и фокусировки. Они выполняют разные функции, и как отдельные предметы они более могущественны, чем объединенное творение.

— Ах, — сказал Армстронг, снова сосредоточившись на зажигалке. Это, вероятно, было бы более грандиозным заявлением, если бы Апейрон не говорил, что у него фактически в два раза больше силы, чем от скрепки или цветка оригами. Конечно, он мог только догадываться, какова на самом деле сила того цветка оригами, и то же самое было верно и для скрепки, и для пламени.

— Я должен признать, что опыт использования этого устройства показался мне немного подавляющим, — сказал Армстронг. Апейрон поднял бровь. — Не то чтобы я был неблагодарным, но то, насколько оно способно… достичь, насколько оно всеобъемлюще — это больше, чем я был готов иметь дело.

— Ну, это хорошо, — сказал Апейрон.

Брови Армстронга поднялись.

— Хорошо, что это больше, чем я могу вынести? — спросил он.

— Хорошо, что вы способны справиться с этим в такой степени, с потенциалом для большего, — объяснил Апейрон. — Директор, это Огонь Дома и Очага. Его сила не может быть произвольно использована. Очаг — символ защиты, ответственности и власти. Если вы способны использовать его в избытке, это означает, что вы способны взять на себя эти аспекты в избытке. И если вам нужно защитить и командовать теми, кто находится под вашей опекой и в зоне ответственности, пламя сможет подняться, чтобы удовлетворить эту потребность.

Армстронг поднял зажигалку, затем сжал в руке металлический корпус.

— Вы заставляете это звучать как нечто из мифа, — сказал он.

Апейрон улыбнулся.

— Это ассоциация, которой я очень хочу избежать.

Армстронг улыбнулся в ответ.

— Это может быть трудно, учитывая все обстоятельства, — он выдохнул. — Спасибо за предупреждение, каким бы оно ни было.

Апейрон кивнул.

— Мне показалось, что это вежливо, учитывая наши отношения.

— Я ценю это, — сказал он. — Мне жаль, что СКП не смогла соответствовать вашим стандартам. Я могу обещать вам, что сделаю всё что могу, чтобы исправить это.

Что он мог. А это было не так уж много, помимо заботы о собственном отделе и разбора того грязного белья, которое он мог себе позволить вынести в эфир, по крайней мере, до того, как его выпустят в эфир для него. Это было бы нелегко, особенно при работе вдали от города, но если СКП в целом собирался пережить недовольство Апейрона, каждому директору нужно было сделать то, что он мог.

— Спасибо, Директор, и приношу извинения за то, что зашел без предупреждения, — сказал Апейрон.

— В данных обстоятельствах, я думаю, это понятно, — сказал он, поднимаясь на ноги.

Апейрон кивнул ему в ответ.

— Удачи, Директор. Я с вами свяжусь.

А затем он исчез. Никакого проявленного портала, никакого светового шоу искривления пространства, просто внезапное исчезновение, оставив Армстронга одного в офисе.

Он замер на мгновение, впитывая тишину, затем позволил ногам подогнуться под собой, когда он упал обратно в кресло с громким выдохом. Трудно было осознать, что именно произошло. Апейрон раскрыл, казалось бы, все грехи Протектората и СКП и был готов выпустить их в какой-то неопределенный момент в будущем, предположительно после того, как будут улажены все аспекты ситуации в Броктон-Бей.

Это был код «красный» по любым показателям для всей организации. Он должен был позвонить в офис главного директора и начать лихорадочный план, как отсрочить выпуск как можно дольше и оспорить как можно больше его аспектов. Отчаянная, в значительной степени безнадежная пиар битва против того, кто хотел только справедливости за то, что, вероятно, было действительно предосудительными нарушениями поведения.

Он не собирался звонить в офис главного директора. Он не собирался предпринимать никаких действий, не выходящих за рамки его собственного отдела. Он видел, что Апейрон мог сделать с помощью скрепки и небольшого количества огня. Пламя Очага и Дома не представляло собой разрушительную силу, с которой можно было бы бороться с помощью ударных групп и точной тактики. Это была сила умника, сила координации, осведомленности и предупреждения.

И для Апейрона это было ничто. Остатки демонстрации, с единственным интересным аспектом — очевидная склонность Армстронга к эффекту. Если Апейрон был способен на это, то не было никаких шансов перехитрить его. Ни на поле боя, ни в суде общественного мнения, особенно когда ты был неправой стороной.

Вместо этого он потянулся за телефоном и набрал номер своего заместителя директора. Пока звонил звонок, он задумался на мгновение, затем небрежно щелкнул зажигалкой. Его сознание внезапно распространилось вместе с сиянием пламени, и он узнал ситуацию в центральном офисе, где его заместитель допоздна работала в своем офисе, когда зазвонил её телефон. Она проверила номер, прежде чем быстро ответить на звонок.

— Директор? — спросила она с некоторой настойчивостью. В некоторой степени понятно, учитывая, что его последние несколько звонков были связаны с группами реагирования или распределением сил.

— Сандерс, — сказал он. — Мне нужно, чтобы вы связались с Балансом по обычным каналам и организовал встречу как можно скорее.

— Баланс? — сказала она, взглянув на часы. — В это время ночи? Сэр, вы знаете, как он, скорее всего, отреагирует.

— Я в курсе, — сказал он. — Но это не то, что мы можем позволить себе оставить без внимания. Будьте вежливы, но и прямы. Чем раньше мы сможем встретиться, тем лучше будет для всех нас.

— Да, сэр, — сказала она, уже открывая файлы на своем компьютере.

— Спасибо, Сандерс. Свяжитесь со мной, как только у вас появятся новости, независимо от времени.

— Я сделаю это, сэр, — сказала она. — Что-нибудь ещё?

— Да, — сказал он, открывая два файла, предоставленных Апейроном. — Была предоставлена некоторая информация относительно активного дела, которое, по-видимому, перешло в нашу юрисдикцию. Я отправлю вам отчёт и задания для первоначального расследования.

— Спасибо, сэр, — сказала она, прежде чем повесить трубку.

Армстронг посмотрел вниз, затем щелкнул зажигалкой. Это было так много силы для небрежного творения. Слишком много силы. И Апейрон подразумевал, если не прямо говорил, что такие предметы, как зажигалка, смогут «восстановить равновесие» вещей после… какую бы форму это откровение ни приняло. Когда бы это ни произошло. Апейрон говорил так, будто это произойдет в далеком будущем, но из того, что он знал об этом человеке, это вполне могло означать, что он намеревался сделать это через три дня.

За три дня мир может стать совершенно другим. Это, казалось, было фактом жизни, когда имеешь дело с Апейроном, хотя никто не был готов к такому темпу. Даже Апейрон, если его догадка была верной. Он выдохнул, затем снова опустился в кресло. День был слишком длинным, и не только потому, что технически он начался предыдущим днем, и только короткие сны спасали его от спешки, чтобы подготовить всё к тому, что, как он тогда предполагал, будет долгим и сложным процессом лечения.

Не короткий визит поздним утром, который завершил все дела одним взмахом руки мужчины. Ну, это и еще рассмотрение нескольких второстепенных дел.

Он выбросил это из головы, вместо этого погрузившись в документирование информации в файлах Апейрона, подготовленной для безопасной передачи в главный офис и запланированного расследования предоставленных координат, первым делом на следующий день. Это, вероятно, был сложный процесс, но это было то, что он не мог упустить.

Звук его телефона привлек его внимание, как раз когда он закончил последнюю часть работы. На мгновение он ощутил беспокойство, прежде чем понял, что это его обычный рингтон, а не тот, который был вызван невозможной системой звонка Апейрона.

— Сандерс? — сказал он, отвечая на звонок.

— У меня есть ответ от Посланников, — сказала она.

— Уже? — спросил он со смесью шока и беспокойства.

— Да, сэр. Думаю, они ждали нашего звонка, — Армстронг нахмурился. Не исключено, когда имеешь дело с Балансом, но и не очень хороший знак. — Они предложили встречу в восемь утра завтра. Я пока уточняю место в целях безопасности, но, скорее всего, это будет одно из мест с наших предыдущих встреч.

— Это хорошо. Спасибо, Сандерс, — сказал он.

— Есть еще кое-что, сэр, — сказала она. — Сообщение от Баланса.

Армстронг почувствовал, как его брови приподнялись.

— Вы говорили с ним? — спросил он с беспокойством.

— Нет, передано через Отелло, — объяснила она. — По всей видимости, он завладел неким имуществом, которое, по его мнению, было украдено, и хочет вернуть его законным властям, — к счастью, Сандерс была достаточно хорошо знакома с поведением Баланса, чтобы не задавать никаких дополнительных вопросов.

— Спасибо, Сандерс, дайте мне знать, когда будет подтверждение. Я организую транспорт утром, — рано утром, учитывая пробки в Бостоне.

— Да, сэр, — ответила она, прежде чем завершить разговор.

Армстронг положил телефон и выдохнул. Баланс знал или, по крайней мере, имел предчувствие того, что происходит. Не совсем неразумно, учитывая перемещение заложников и членов Элиты, которые действовали как посредники. Исходя из его сообщения, он также, по крайней мере, пытался развеять опасения Апейрона. Вероятно, недостаточно, чтобы полностью решить проблемы, вызванные кражей, хотя возвращение заколки имело бы большое значение для демонтажа некоторых из более ограничительных политик, которые сохранились с первоначальных оценок.

Дальше он не знал. Он сомневался, что это решение было принято исключительно из страха, особенно с учетом озадачивающих подробностей того, что Баланс извлек из Броктон-Бей. Это казалось отличным от обычных планов Баланса, но обычные планы Баланса в последнее время были совсем не такими, как обычно. Он винил в этом уход Бласто, но, возможно, дело было не только в этом.

Возможно, но он сомневался, что сможет узнать это сегодня вечером. У него был, возможно, самый длинный день в его жизни, после Бостонских Игр, и ему понадобится сон, если он собирается завтра лично поговорить с Балансом. Ему нужно будет быть осторожнее с тем, как он проведет оставшееся время.

На его лице появилась легкая улыбка. Если ему проходиться быть осторожным со своим временем, то он знал, как бы он хотел его провести. Он взял свой телефон и набрал номер Сталевара. В то же время он щелкнул зажигалкой, заставив изображение металлического парня, сидящего в штаб-квартире СКП в Броктон-Бей, выскочить перед ним. Сталевар быстро проверил свой телефон, затем улыбнулся и ответил на звонок.

— Здравствуйте, Директор Армстронг, — весело сказал он.

— Добрый день, Сталевар, — сказал он, хотя уже почти вечер. — Я только что получил интереснейший отчет о твоей сегодняшней деятельности.

В огне Стелевар замер, затем кивнул.

— Да, директор, — сказал он с улыбкой. — Большую часть оценивает главный офис, но я буду рад поделиться тем, чем смогу.

— С нетерпением жду возможности услышать об этом, — сказал он, откинувшись на спинку стула, пока Сталевар быстро переводил разговор в более приватное место. — Нам предстоит многое обсудить.

---

Примечания:

Дата следующей главы оригинала: ~ 22.05.2025

На перевод обычно уходит 2-3 дня.

Если случиться задержка я поменяю дату здесь и переведу сообщение о задержке в комментариях.