Тонкие миры — прочные связи (джен)

Венди нравилось у Тыгер-Ыргх. То есть она скучала по горячей ванне и по нормальному толчку, это да. Но по сравнению с апокалиписом — просто прекрасно. Сидишь себе на рачхагане, зверь покачивается, неспешно несет тебя над бескрайним полем — красота! И от работы не надо линять, потому что никто особо к работе не привлекает. Ну так, на охоту сходить раз в несколько дней, но это не работа, это скорее удовольствие. И обиходить своего рачхагана — тоже пару пустяков, потому что зверь ласково смотрит на тебя и касается щеки мягкими губами. И на ночь палатку поставить: не сложнее, чем в скаутах.

Венди сначала думала: дикари, придется, небось, отбиваться от всяких женских обязанностей — постирай, приготовь, то се… Но все к ней сразу как-то отнеслись как к охотнику, ей даже спорить не пришлось…

Венди выходит к стоянке Тыгер-Ыргх у излучины речки Айя, там, где роща священных деревьев-врикканов одна. Слезы у нее уже высохли, она умылась в реке, поэтому не выглядит заплаканной. В одной руке у нее сумка Форда, в другой — тяжелый камень, подобранный на берегу. Она готова ко всему.

К ней выходит не Иппар, а его старшая жена Кария. Она кланяется Венди и говорит:

— Сочувствую твоему горю, чужеземица.

Выслеживать зверье в местной степи с непривычки показалось сложно. На Великой Равнине не водилось крупных животных, вроде бизонов или каких-нибудь оленей, зато в изобилии встречались сравнительно мелкие звери вроде тушканчиков, но ростом Венди по пояс. Они жили стаями, и Венди с Фордом хорошо сработались: она загоняла стаю на него, он забивал их десятками. Легко и просто. Все как на тренировках с отцом и братьями. Не приходилось отгонять от себя никаких лишних мыслей.

Другие охотники из Странников тоже работали парами, и очень часто мужчина с женщиной. Венди это удивило: а кто же сидит с детьми? Ей казалось, что раз они такие первобытные, то с этим все строго.

— Так ведь женщин больше, чем мужчин, — охотно объяснила ей Ына. — Поэтому у одного охотника две, три жены. Иногда больше. Одна-две сидят с детьми, одна-две с ним охотятся.

— А как делятся? — спросила Венди.

— Как знает Бесконечная Равнина, — спокойно ответила Ына. — Как не знать, для чего ты предназначен?

Вообще они тут были все спокойные. Нерезрешимых вопросов не бывает. На все знает ответ Бесконечная Равнина. Круто так жить. Без шуток, круто. У Венди даже слегка поулегся нервяк, с которым она во всех предыдущих мирах не могла расстаться.

Если бы еще проклятая трава не начинала двоиться иногда, и небо бы не заслоняла эта дурацкая Бесконечная Равнина, на которой можно в подходящую погоду различить перевернутые вниз головой развалины городов, было бы совсем хорошо.

Поскольку стада степных тушканчиков постоянно путешествовали, Странники тоже не задерживались на одном месте — по крайней мере, надолго. Дня на два на три, может быть, не дольше. Венди быстро привыкла просыпаться по утрам еще до того, как встало солнце, помогать Хтое — женщине, с которой она делила кибитку, — развести костер. Привыкла к дневным перерывам, когда женщины готовили горячую похлебку и все пили ее из глиняных чашек стоя — такой обычай. Привыкла каждый раз укладываться на ночь в другом месте, хотя это «другое место» мало чем отличалось от предыдущего: степь везде одинакова.

Каждый вечер она начинала с одного и того же: пялилась в приборы Форда, пытаясь хоть что-то в них разобрать. Эти штуки казались ей совершенно бессмысленными. Круглый диск с дыркой. Что-то вроде хлопушки, непонятного назначения: два запасных «переводчика»: плоская пластина, которую надо прикладывать к виску. Пистолет, бластер, кажется — это хоть понятно. Но Венди не рисковала использовать его на охоте, чтобы не истратить заряд.

Круглый диск с дыркой — это был расширитель, в этом она почти не сомневалась. Она видела, как Форд использовал его перед тем, как они прыгали в дыру. Но как он определял, где дыра? Она не видела на диске ни единого индикатора, ни единой лампочки, ничего похожего на дисплей — пусть даже не ЖК, пусть как у старинных электронных часов или калькуляторов.

Чертов профессор Стэн! Почему он не научил ее обращаться с этим всем? Сам же говорил столько о технике безопасности, и сам же не позаботился о самом элементарном! Она, конечно, тоже хороша, могла бы подумать об этом сама. Но он ведь держался как главный, типа все знает и все умеет! А теперь лежит бессмысленным куском мяса, и местные черви его обгладывает…

Как он смел так с ней поступить! Придурок, мудак самовлюбленный, эгоист! Правильно Стэн на него злился!

Что она скажет Стэну?.. А Дипперу с Мейбл?..

...И почему все всегда уходят, бросают ее?..

Два месяца — примерно столько, как они высчитали, понадобится, чтобы добраться до места аномалии. Форд сказал Венди, что приборы показали ему примерные координаты, но он не знал, как привязать их к картографической системе Странников.

Кое-как они с Иппаром с этим справились. Венди не вникала, потому что ее познания в географии ограничивались умением читать план местности. К счастью, у Странников, пересекающих ежегодно огромные пространства, с этим оказалось получше: Форд триумфально показал карту с отмеченным красным крестом местом. Аномалия располагалась в горах, точнее, предгорьях. Венди обрадовалась: до гор вроде недалеко, вот они видны!

— Нет, — сказал Форд. — Эта горная гряда тянется очень далеко, как Кордильеры или Анды. Нужная точка отстоит от нас на много миль. Значит, добраться до нее удастся только через пару месяцев. Нужно устраиваться.

— Ну, отпуск так отпуск, — Венди пожала плечами. — Надеюсь, Дип и Пасифика там без нас глупостей не натворят. Интересно, почему они до сих пор не явились нас разыскивать?

Форд покачал головой, на лбу его прорезалась морщинка.

Форд отвернулся и посмотрел в сторону, сказал глухо: «Уверен, Диппер сумеет позаботиться и о мисс Нордвест, и о прочих наших спутниках, когда найдет их».

Форд озабоченно сказал:

— По крайней мере, мы знаем, что в этом мире их нет. Они находятся где-то в другой вселенной. Причин, по которым они до сих пор не попытались нас найти, может быть масса. Самое очевидное — относительная скорость времени. Мы не знаем, с какой скоростью течет у них время. Может быть, для них пока не прошло и часа.

Венди тряхнула головой, чтобы свести линии вероятности воедино: иногда было трудно сообразить, что Форд сказал на самом деле. Интересно, а вторую фразу он просто подумал про себя и решил не говорить? Может быть, эта мешанина вероятностей позволяет типа читать его мысли или близко к тому? Или в «их» варианте реальности у него мысли вообще по другому руслу текли?

Венди тряхнула головой.

Перед нею мысленно разворачивалась та линия вероятности, где она высказала все это Форду, и Форд тут же замыслил какой-то долбанный эксперимент на много часов: задавал Венди случайные вопросы, записывая что-то в дневнике, потом начал расспрашивать Иппара, Ыну и остальных…

Судя по остекленевшему взгляду Форда, он тоже видел что-то такое.

— Фракталы, — пробормотал он. — Святой Иосиф, я всегда ненавидел фракталы.

Венди хихикнула.

— Что? — спросил он.

«Ничего», — сказала Венди и продолжила хихикать.

— Первый раз слышу, чтобы ты божился.

Форд вздохнул.

— Отец был верующим иудеем. У нас не употреблялось всуе не только имя господа, но и имена пророков. В колледже я в пику ему подхватил много дурных привычек. Иногда они проявляются.

«Воображаю твои дурные привычки в колледже — всю ночь за книжками, да?»

Этого Венди тоже не сказала. А может, сказала. Иногда тяжело разбирать, какое прошлое на самом деле случилось. Иногда тяжело понимать, в каком она будущем.

Нет, в каком она настоящем. Вот она, главная опасность. Ты начинаешь жить так, будто будущее уже произошло. А это неправильно.

Твое будущее — это будущее, в котором вы покинете этот мир. За это и держись.

Судя по глазам Форда, он тоже иногда забывает. Это плохо. Если они забудут одновременно...

Венди вцепляется зубами в край спального мешка и беззвучно воет, стараясь не разбудить Хтою, которая тихо дышит на другой половине шатра. Ей безумно хочется увидеть хоть одно человеческое лицо. Хоть одно. Если бы Форд был здесь.

Как он мог. Как он посмел.

Почему Диппер тогда схватил за руку Пасифику, а не ее…

Они все ее бросили. Они все ушли, как мама.

Нет! Нет, не как мама. Они не виноваты.

Она пытается расслабиться и дышать через нос. Эти чертовы видения. Она постоянно видит, как они охотятся вместе с Фордом, как они болтают с Фордом, ухаживают за рачхаганами с Фордом, мастерят сбрую с Фордом… Она бы все отдала, чтобы ее собственная линия реальности оказалась чушью, сном, который привидился той, другой Венди — но у нее нет такой роскоши.

Она — это она. Одиночка, которая уже год торчит в этой дикой степи, не в силах сбежать отсюда никакими средствами.

С этими чертовыми видениями, которые мучают тут всех — а придурошные Странники и рады! — она иногда не знает, настоящая ли она. Существует ли она вообще.

С ночевкой вышло так.

Первую ночь, когда род Тыгер-Ыгх еще стоял у реки, Форд и Венди спали вместе со всеми под открытым небом: считалось великим благом провести ночь в сени врикканов. Тогда Венди не поняла, почему. Позднее догадалась: возле врикканов почему-то не снились сны.

Никакие.

Здесь, в мире Бесконечной Равнины, это было великим благом.

На следующую ночь Венди уложили спать в шатер Ыны, где по ней все время ползали две мелкие девчонки, выбираясь в полог сходить в туалет или выпить воды. Форда положили где-то «с холостяками», на другом конце стоянки.

На второй день они с Фордом охотились вместе, и Иппар сказал, что, как охотники, они могут сделать свой собственный шатер.

Форд и Венди переглянулись.

Венди показалось, или Форд покраснел? Нет, точно покраснел. К тому времени сны и видения пришли к обоим и уходить не собирались, поэтому Венди примерно представляла, отчего это.

— Венди, — проговорил Форд, и у Венди почему-то сложилось впечатление, что он с трудом преодолел импульс назвать ее «мисс Кордурой» — или она услышала эхо этих слов, произнесенных Фордом где-то в другой ветке вероятности. — Я пойму, если ты не захочешь делить со мной жилище. В сложившихся обстоятельствах.

— В каких обстоятельствах?

Форда заметно передернуло.

— Учитывая… — он аж отвернулся. — Этот… вероятностный морок физической близости… Я ни в коем случае не хочу, чтобы ты подумала, чтобы я…

— Блин, — вздохнула Венди. — Профессор Стэн, черт тебя дери, посмотри на меня!

Форд посмотрел.

— Из этого, как ты выражаешься, «вероятностного морока» я сделала один вывод: ты мне точно никогда не навредишь. Если я правильно поняла, в паре вариантов ты даже жизнь за меня отдал.

...бешенство, рачхаган несет, земля летит из-под копыт, трава бросается навстречу…

— Венди! — бешеный крик, и Форд рядом, его руки… но как он успел?

— И тем не менее… — пробормотал Форд. — Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя зажатой в угол.

— Я и так зажата в угол, — неожиданно для себя Венди сорвалась на крик. — Я зажата в угол, в целую кучу углов, я не знаю, как....

Она с ужасом зажала рот, потому что ее вопли заставили всех окружающих Странников обернуться к ней.

— Простите, — пробормотала она, опуская руку.

— Это ты меня прости, — пробормотал Форд потерянно. — Я чувствую то же самое.

Тогда Венди шагнула к нему, и он ее обнял: просто и естественно, как будто делал это тысячу раз.

Венди никогда так никто не обнимал. Братья хватали ее за руки и тянули в разные стороны или пытались поймать шею в захват (так она им и позволила!), отец обнимать не умел — чуть ли не душил каждый раз. Зная об этом, «Мужик» Дэн просто всегда хватал Венди огромными ладонями и чуть приподнимал в воздух. А Форд именно обнял — и пах травой, пылью, немного потом… безопасностью. Пусть Венди знала, что это иллюзия, это глупая биологическая («биосоциальная» — поправила бы ее Тэмри) программа, которая заставляет ее искать поддержки у старшего мужчины… Пусть даже ей не требовалась защита…

Она попыталась расслабиться, выпнуть из головы лишние мысли. Только здесь и сейчас. Она здесь и сейчас.

Получалось. Венди чувствовала траву под ногами, чувствовала дыхание Форда под щекой. Не было никаких вероятностей. А может быть, во всех вероятностях они стояли так, обнявшись… кроме тех, конечно, где Венди осталась одна…

Но она не одна, она с Фордом. Они с ним найдут аномалию, перенесутся в другой мир, а потом вернутся домой. Это — настоящее, то, что существует сейчас.

Нет, физический контакт — это легко. И физическая близость Венди не пугала. Даже любопытно — ну, то, что она видела в своей памяти. Интересно, оно и по-настоящему было бы так?.. Как так — у Венди не было слов.

Вот забавно — еще недавно Форд казался ей… ну не то чтобы стариком. Стариком ей даже Стэн перестал казаться к концу лета. Но Форд в ее глазах выглядел окончательно и бесповоротно пожилым. Сейчас перестал. Может, потому что, что ей не с кем было сравнивать, разве только с внезапно постаревшим Диппером.

Другое… гораздо страшнее другое…

Венди обвивает руками шею Форда.

— Тебе надо все-таки поучиться метать копья, — бормочет она. — Я тебя сделала.

— Мое копье было тяжелее в два раза! — восклицает он.

— Все равно лузер, — она покусывает его нижнюю губу. — И пожалуйста, не надо каламбуров про другие копья, которые ты отлично умеешь метать.

— Заметь, не я это сказал, — легко замечается Форд.

В свете жировой лампады он кажется моложе, голос его тоже звучит легко, молодо, сердечно. Нет в нем обычной тяжести, вместо звучности — нежность. У Венди ощущение, будто этот голос гладит ее по голове.

Но Форд гладит ее по голове и сам, целует лоб у линии волос, прикусывает раковину уха. Его сильные руки гладят ее спину, подхватывает под бедра. Пальцы дразняще проводят по внутренней стороне бедра, легко касаются складок промежности.

— Так быстро? — спрашивает Венди, прижимаясь к нему. — Кто-то обленился.

— Я смотрел, как ты побеждаешь молодых воинов все утро, — бормочет он. — Мне хотелось утащить тебя в шатер прямо оттуда. Ты потрясающе выглядела.

Венди смеется, откидывается назад, чтобы Форд мог поцеловать ее грудь. Ему это нравится, и она ловит еще больший кайф с того, как ему это нравится: он обхватывает правый, потом левый сосок губами, затем проводит языком, дразнясь.

Ртом он горазд не только толкать ученые речи: Венди это знает давно.

Она мычит сквозь зубы: в палаточном лагере среди ночи звуки разносятся далеко, они привыкли сдерживаться.

Форд опрокидывается на спину, увлекая ее за собой.

— Если я обленился, — весело говорит он, — то как насчет поработать самой, а?

Венди нравится быть сверху, и Форд знает, что ей это нравится, и, похоже, тоже ловит кайф от этого. Она наклоняется вперед, распаляя его поцелуями вдоль линии клочковатой бороды (когда Венди увидела, как именно он бреется, она решительно сказала, что это слишком даже для него и что здесь нет противоожоговых центров; Форд заявил, что тогда он будет отращивать бороду и пусть она пеняет на себя; Венди осталась тверда).

Венди развела пошире бедра, чтобы обхватить его коленями. Пальцы Форда наконец проникли между уже влажными складками, лаская в самом чувствительном месте. В чем-то он был прав: после энергичного дня Венди тоже не была настроена на слишком долгую прелюдию. Она приникла к нему долгим, жалящим поцелуем, потом, приподнявшись, приняла в себя. Форд вскинул бедра, чтобы помочь ей, и Венди снова пришлось сдерживать мычание: с его аналитическими мозгами он очень быстро рассчитал, как нужно двигаться, чтобы доставить ей удовольствие. Не ошибся ни разу. Почти невероятно.

Был и недостаток: его почти никогда не хватало надолго (Венди думала, что это возраст, но, конечно, не говорила вслух). Однако это редко мешало по-настоящему, потому что он хорошо умел доводить Венди до оргазма потом, руками и ртом.

— Ты точно робот, — пробормотала она, часто дыша. — Секс-робот из какой-нибудь туманности Андромеды. Тебя там подменили и отправили обратно не того.

— Нынешняя молодежь совсем не уважает старших, — так же тяжело дыша пожаловался Форд.

Венди всхлипнула то ли от смеха, то ли от нарастающего удовольствия внутри и приникла к нему ближе, одновременно наращивая темп. Боже, боже, как ей хорошо, как же хорошо, пусть это будет настоящим, а не вероятностной веткой, пусть, пусть, и она не придет через секунду в себя совершенно одна…

Эмоционалка — во что тяжело.

В страшном сне ей бы не приснилось так зависеть от кого-то.