Wish You Were Here (джен)

Следующим утром Лон-Гор прогнал из лазарета Мон-Со, Рен-Сая, Сор-Ана и его техника. Сор-Ан при этом ушёл лишь формально — он продолжал слоняться по коридору, постоянно останавливаясь у отсека Камира.

Сам Лон-Гор успел зайти и к нему, и к Гелли. Ей он ещё вчера наложил пару десятков швов, постаравшись стянуть мышцы правильно. Увы, вряд ли она останется такой же красавицей как прежде, но по крайней мере, не умрёт.

Сейчас Лон-Гор стоял у койки Риэма и сверял данные со сканера с тем, что получил в предыдущие дни. Дыхание и пульс замедлены почти до критической отметки, реакции на раздражители отсутствуют, мышцы расслаблены, мозг работает только на поддержание лёгких и сердца, прочие рефлексы не проявляются. Кома.

С Камиром было то же самое, но у него была более высокая частота сердечных сокращений, да и активность нервной системы не так сильно падала. У Камира сотрясение мозга перешло в нечто среднее между комой и летаргией. При этом нервная система постепенно разогналась до среднего подгипнозного уровня, а позже пришла в нормальное состояние. Активизировался центр памяти, который у арзаков практически не функционировал. Видимо, Камир так долго пробыл без сознания именно поэтому — память, если так можно сказать, загружалась.

С Риэмом было иначе. У него мозг словно замер, и ни на что, кроме воспроизведения дыхания и сердцебиения, способен не был.

Лон-Гор знал, что существовали два вида перегипноза. При первом на мозг оказывалось такое давление, что он просто сгорал от нагрузок. Такой эффект могли вызвать противоречащие друг другу приказы или, например, приказы, которые невозможно выполнить. Однако в этом случае по снимкам было бы видно, что мозг повреждён.

Скорее всего имел место второй тип. По какой-то причине — соответствующая установка или инстинкт самосохранения — личность спряталась в подсознании, в каком-нибудь воспоминании или образе. С одной стороны, шанс на возвращение Риэма был, но с другой… Сам он из этого состояния выйти не сможет, а здесь, в реальном мире, никто не знает якоря, с помощью которого можно было бы его вернуть.

Лон-Гор вызвал Лио-Лай и объяснил ей ситуацию.

— Неужели нет никакого способа… кх-кх-кхе… помочь? — спросила девушка.

— Я записал диагноз как «пограничное с перегипнозом состояние», так что у нас хотя бы есть время, — сказал врач и, обведя её сканером, констатировал: — Простуда. Зайдите в мой кабинет и возьмите таблетки от кашля. По одной утром и вечером в течение семи дней.

* * *

Как никогда хотелось быть обычным арзаком: поддаваться гипнозу и просто выполнять приказы. В противовес этому возникало желание бросить всё и сбежать к беллиорцам вместе с Гелли.

Но нет. На нём лежала ответственность за всех арзаков, и их нельзя было бросать.

Ильсор не знал, откуда у него эта ответственность. То есть… Он мог легко вспомнить ответ, если бы захотел, но предпочитал этого не делать. Чем меньше ты о себе помнишь, тем больше ты похож на обычного арзака. Ильсор убедил себя в этом, и за долгие годы выбранная стратегия не подводила его ни разу.

После… его распределили в инженерную школу. Повезло. По окончании обучения тогда ещё подполковник инженерных войск Баан-Ну, эстет и жадина, забрал себе лучшего и самого красивого студента. Ильсору все говорили, что он красив, — имя обязывало. В те годы арзак ничему так не радовался, как тому, что его новый хозяин, во-первых, предпочитал исключительно женщин, а во-вторых, ни с кем не делился своей собственностью.

Потом была долгая работа над «Диавоной», тренировки, подготовка… Там Ильсор встретил девушку, чьей красоты не убил даже гипноз. Она была невысокая, тонкая, с короткими кудрями цвета воронова крыла и большими ореховыми глазами с зелёными искорками. Её звали Гелли, и это имя было прямиком из детства.

Дальше были семнадцать лет забвения, злополучные видеофайлы, найденные в памяти планшета, вылазка в Изумрудный город, призрачный шанс увидеть семью, откровения Вей-Кана… Это было тяжело вынести — происходящее вызывало эмоции, и даже от положительных становилось больно.

Вечером по возвращении в Ранавир Ильсор пришёл к дежурившей в тот день Гелли, чтобы выговориться. Она выслушала его и спросила:

— А помнишь?..

Оказалось, что это была та самая Гелли. Гелли из детства, с которой он познакомился в восемь на школьном состязании по химии; на которую он в одиннадцать вылил ведро синей краски; которую он в пятнадцать катал на лично собранном мотоцикле, и которая потом сводила ему синяки собранной под ногами травой; с которой он танцевал на Фестивале и которую потерял в ночь Новолетия.

Времени на общение у них было мало. Ильсор и Гелли задерживались после общих собраний и говорили, говорили, говорили… Чувствовать больше не было больно: пусть созданная за прошедшие годы броня и дала основательную трещину, её удалось залатать прочной хирургической нитью.

Однако в таких условиях счастье не могло продолжаться долго. Приказ Верховного, безукоризненная исполнительность интенданта — и вот уже жизнь Гелли висит над пропастью. А с ней — жизни остальных негипнабельных и все их планы.

Хотя планы и так полетят к ранвишам. Ирлен рассказал Мон-Со о существовании в экипаже ещё нескольких неподгипнозных. Хоть без конкретных имён обошёлся, несмотря на то, что знал всех восьмерых.

Ильсор понимал Ирлена и не осуждал, чего нельзя было сказать об Олкаре. Тот сразу заявил, что Ирлен — предатель.

Впрочем, в тот день про него быстро забыли — всех волновала судьба Гелли.

Господин Лон-Гор заходил к ней после допроса, а вернувшись, долго ругался, обещая майору Оро-Эну страшные кары.

Сам Ильсор увидел Гелли только вечером. Её лицо было почти полностью скрыто бинтами, но по красным полосам на них легко было понять: порезов очень много.

Гелли умела имитировать гипноз, но если будут второй раз проверять, правда раскроется.

Когда майор Ол-Кет подошёл к Гелли и схватил её за подбородок, чудом не задев ран, Ильсор застыл в ужасе, мечтая, что сейчас явится неведомая сила, укравшая Элар-Шена, и заберёт Гелли к себе. Судя по выступлениям лейтенанта, у неё в логове всяко безопаснее, чем здесь.

Но сила не явилась, да и не понадобилась. Голос Гелли оказался в достаточной степени мёртвым, чтобы с неё сняли подозрения.

При первой же возможности Ильсор побежал в лазарет.

— Я буду сочинять, так что ты мне не понадобишься часа два, — великодушно сообщил генерал.

Заниматься вертолётами было уже поздно. Ильсор и Нилиро осмотрели два вчера и семь сегодня, уже после приказа комэска. Оставалась ещё двадцать одна машина, считая штурманскую, но это уже завтра.

Лон-Гор был занят, поэтому прогнал Ильсора в карантин. Надо было отдать протокол Мон-Со, но тот сидел спиной к двери, и у арзака появилась возможность незаметно навестить Гелли. Ну, или того, кто окажется за выбранной наугад дверью.

Снова повезло. Гелли. Лицо по-прежнему было в бинтах, даже один глаз оказался под повязкой. Звери! Говорить ей было больно, но и не требовалось — зачем и о чём?

Ильсор и Гелли долго сидели в тишине, и инженер совсем потерял счёт времени. Очнулся он только при появлении Лон-Гора.

Врач обвёл их обоих сканером, взял новые образцы крови, погладил Гелли по голове, забрал протокол и покинул отсек.

— Он знает?

— Обо мне и о тебе — да. Насчёт остальных сомневаюсь.

Ильсор ушёл к восьми. Ужин генералу отнесли и без него, а вот расчесать ему бороду надо… Эх, отрезать бы её к ранвишам!

* * *

В приёмной лазарета висела камера. Она не захватывала угол с кабинетом врача, что позволило Ильсору безнаказанно подслушать разговор, но вход в лабораторию фиксировала исправно.

Кау-Рук уже влез в компьютер, где хранились данные с камер, и принёс на утреннюю зарядку новость: ни Дер-Раох, ни Ир-Лат, ни Кем-Нор, ни их арзаки в лабораторию в дни сбора крови не заходили. Собственно, ботаники в лагере только ночевали, а химики всё время сидели в своей лаборатории, изучая то, что притаскивали им прочие учёные, и разыскивая вещества, способные заменить иссякающие запасы топлива.

Но ведь отдать нужный приказ можно было и в другом месте.

Лон-Гор перехватил геологов перед очередной вылазкой и проверил кровь Сиона. Результат был предсказуем — не полукровка.

Но ладно Ильсор и Дириэ, кому и чем не угодил геолог? Тоже негипнабельный? То есть кто-то намеренно выдал арзаков за полукровок, чтобы, если не избавиться от них, так хоть обратить на ситуацию внимание менвитов? Не проще было подойти к кому-то из офицеров и сообщить о своих подозрениях?

С другой стороны, в списке полукровок были и менвиты. Никто не стал бы подставляться и докладывать прямо.

Кому выгодно избавиться от этих пятерых?

Штурмана не любит генерал, но убирать его нельзя, потому что в противном случае будет закрыт путь домой. Или нет? У Верховного точно есть какая-то альтернатива, значит, неприкосновенность Кау-Рука условна. Итак, генерал.

Дириэ можно принять за неотъемлемую часть штурмана. Вряд ли кого-то интересует большее.

Ильсор. Его потеря генералу невыгодна совершенно. Кому-то другому, ревнителю идеологии? Может быть.

Лио-Лай не мешает никому. Разве что раздражает Эн-Рал, которая уже была замечена в желании устранить зоолога. Но почему? Вряд ли дракон был причиной. Нежелание применять гипноз? Тогда бы она в приказе это упомянула.

Вообще, Эн-Рал попыталась инициировать расследование на основе памяти Риэма, который к тому же и огрёб. Какие воспоминания техника могли привести её в такую ярость? Что она нашла в его памяти?

Хм… Пожалуй, всё-таки не так. Что он хранил в своей памяти?

«Увы, мне не дано любить,

Но вами втайне восхищаясь,

Я буду в памяти хранить

Ваш облик, неизменно дальний».

Весьма арзакские ведь строки. А если учесть, сколько там было словесных красивостей: и фея, и древняя картина, и облик, неизменно дальний… И последняя строка — «Я ваш навеки без остатка». Такого точно ни один менвит сказать не мог.

Самолётик из бумаги… Менвит отдал бы письмо лично в руки, если бы ему вдруг взбрело в голову написать избраннице стихи. Даже близнец, читавший послание в столовой, наверняка хотел похихикать над незадачливым скромницей-романтиком.

А вот арзак вполне мог устроить сюрприз и закинуть самолётик в комнату… и этажом ошибиться.

И вот это «не дано любить». Всем внушают, что у арзаков нет чувств. Гнусная ложь, значит, и любить они могут.

Поэтому-то Риэм и лежит сейчас в лазарете. Ибо недостоин. Своим нелепым чувством он запятнал честь избранницы. Если так посмотреть, то Эн-Рал Лио-Лай защищает. Вернее, думает, что защищает.

Какая мерзость!

Но кто всё-таки стоит за подделкой анализов? Мон-Со чувствовал, будто упускает нечто важное. Какая-то мысль мелькала на грани сознания, но у него никак не получалось её ухватить.

Он размышлял над этим целый день. Успел много сделать. Пожелал доброго утра Ирлену, узнал, что других техников выпустят только завтра. Спросил у Ильсора, как там вертолёты. Восемнадцать точно были в порядке, остальные проверить пока не успели. Осведомился у генерала, каков статус приказа о радарах. Оказалось, никаких изменений не было, то есть их всё ещё надо было установить. Глупо.

На ужин Мон-Со шёл, окончательно уверившись, что не разгадает загадки с полукровками.

Впрочем, ему пришлось насовсем выбросить её из головы. Во главе офицерского стола сидел Гван-Ло.

Мон-Со отсалютовал и по милостивому кивку сел рядом с генералом. Рассадка точно соответствовала статусам офицеров. Генерал — по правую руку, Кау-Рук, как его заместитель, — по левую, затем Мон-Со, а напротив — Лон-Гор; Дер-Раох и Оро-Эн. Ол-Кету не повезло сидеть напротив Верховного.

Прочим менвитам было неуютно находиться в одном помещении со столь высоким начальством. Они один за другим бросали едва начатый ужин и, отсалютовав, уходили.

Первыми сбежали Лио-Лай, Сор-Ан и Арк-Мин. Почти сразу — Рен-Сай и ещё пара лётчиков. За ними потянулись, можно сказать, стройными рядами.

Из офицеров спокойно ели только Баан-Ну, Дер-Раох и Оро-Эн. Ол-Кет изредка отпивал сок из стакана, Кау-Рук гонял по тарелке кусочек рыбы.

— Итак, избранники, — заговорил Верховный, — мой предыдущий приказ вы бесславно провалили. Однако виновата в этом Беллиора, а не вы. Поэтому вот мой новый приказ: захватить главную крепость Гудвинии. Изумрудный город — единственный оплот обороны местных жителей. Если он падёт, падёт и вся страна.

Гудвиния? С чего он взял, что страна называется именно так? В честь её правителя?

И вот ещё что… Какова всё-таки цель рамерийцев? Мон-Со не забыл о разговоре, состоявшемся в день ареста Элар-Шена, но так и не сумел найти ответ.

— Господин правитель, какова наша цель? — прямо спросил комэск.

— Захватить Беллиору, полковник, — хмыкнул Верховный, взглянув на него с лёгким недоумением.

Кау-Рук доигрался с рыбой — уронил вилку практически под ноги Гван-Ло. И, конечно же, невозмутимо полез за ней под стол.

— Прошу прощения, я неправильно сформулировал, — сказал Мон-Со, осознав, что сморозил глупость. — Мы должны сравнять город с землёй или оставить нетронутым? Уничтожить жителей или оставить в живых?

— Город должен остаться цел, — ответил Верховный. — А вот из всех его жителей меня интересует лишь один. Вы получите его портрет перед тем, как отправитесь в бой.

«Вот и цель, — подумал Мон-Со. — Рамерии не нужны ни Беллиора, ни новые рабы».

Он встретился взглядом с вылезшим из-под стола Кау-Руком и заметил в его глазах очень странный набор эмоций — жгучую ярость, надежду и смех.