Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

— Вот бы ещё и вход открывался где захочешь, а не только выход, — ворчал про себя Гарри, поджидая, когда же единственная лестница, ведущая с седьмого этажа на восьмой, соизволит занять своё место. О фокусе, связанном с выходом из Комнаты-где-всё-спрятано, они узнали от Драко — по ряду обмолвок Гарри догадался, что даже Тому не было известно это её свойство. В какой-то момент создался любопытный паритет: они владели секретом входа, а Малфой секретом выхода, но Том не был бы Томом, если бы не заставил Гарри расспрашивать Драко до полного изнеможения. Как стоял, куда смотрел, какой рукой брался за дверную ручку, что сказал, о чём подумал — и выяснилось, что дело обстоит на диво просто. Малфой, открывая дверь и не горя желанием преодолевать долгий запутанный путь вниз в подземелья, страстно возмечтал сразу очутиться на месте; а ещё он в этот момент задумался о Гарри — ему не терпелось поведать тому о своём успехе, а равно и о своём открытии. И в итоге Драко получил в точности то, чего и желал — он вышел из двери в подземелье возле Гарри.

Магия. Воля и намерение, как не уставал повторять Том.

Увы, со входом так не получалось — он действительно открывался только в одном месте, напротив глупого гобелена с тролльей версией балета. Что было, с точки зрения Гарри, жутко несправедливо.

Добравшись, наконец, до места назначения, Гарри вызвал Комнату — он уже настолько привык к этой процедуре, что она представлялась ему чуть ли не рутинной — и вошёл. Тома на месте не было, поэтому Гарри полез в тайник с дневником — они хранили его в комоде, инкрустированном перламутром, под связкой писем какого-то «Г.Г.» к «дорогому А.», ворохом испорченных пергаментов и картой Европы, заляпанной чернилами. Гарри раскрыл дневник и поставил на первой странице точку — это был их условный знак, приглашающий Тома бросить свои тёмнолордские занятия и заглянуть в секретный Штаб.

Том явился через минуту — материализовался где-то в переулках Хламограда и вышел из завалов барахла, заметно сдерживая свой обычный размашистый шаг. Гарри радостно помахал ему с дивана, но тут вспомнил, что ему предстоит уже совсем скоро, и приуныл.

— Том! А у нас завтра полёты начинаются, — поведал он с кислой физиономией. — А я совсем ничего не умею… Все сразу догадаются, что я рос не в волшебной семье, да?

Том хмыкнул и опустился в кресло, скрестив ноги и возложив руки на подлокотники — ни дать ни взять принц на троне, и выражение лица было вполне подходящее — снисходительное и насмешливое.

— Не переживай сверх меры, — посоветовал он. — Есть маги, считающие полёты на метле глупым и опасным развлечением. В случае чего — ты один из них, и точка. И, кстати, я сам придерживаюсь именно такого мнения. Навыком, разумеется, сто́ит овладеть, но безрассудно было бы всерьёз полагаться на метлу, коли уж тебе вдруг понадобится подняться в воздух. Уверен, вполне возможно создать заклинание левитации, зависящее лишь от самого волшебника, а не от зачарованного инвентаря для уборки.

Последние слова он произнёс с особенным презрением, будто его оскорбляла сама мысль рассекать небеса верхом на столь низменном предмете. Гарри сделалось весело.

— Ты уже, наверное, и придумать его пробовал? — спросил он. — Заклинание?

— Я над этим работаю, — последовала на это классика расплывчатых ответов Тома, которую следовало расшифровывать как: «Но успехов пока — ноль». Впрочем, про пожирателей смерти писали, что они действительно умели летать безо всяких мётел — в сопровождении чёрного дымного следа, что твой сбитый перехватчик, но всё же. Значит, заклинание он таки придумал. Жаль только, что теперь приходилось изобретать его заново.

Скорее всего, волшебники, питавшие неприязнь к полётам, в самом деле существовали, но среди первокурсников его факультета их точно не оказалось. Вплоть до самого отбоя тем вечером, да и довольно долго после него, Гарри имел возможность наслаждаться всеобщей трепотнёй о квиддиче — ибо, как выяснилось, в представлении большинства магов полёты предназначались исключительно для игры в квиддич, и даже сами понятия полёта и этой игры сливались до степени синонимичности — «он неплохо летает» автоматически означало как минимум попытку летуна попасть в сборную факультета, успешной была та попытка или нет — уже не столь важно.

Каждый второй считал своим долгом поведать, что с раннего детства буквально не слезал с метлы. Каждый первый (включая Драко, увы) хвастался непревзойдёнными навыками и задатками выдающегося игрока. К концу особенно проникновенного рассказа о воздушных гонках с дельтапланом Гарри накрыл голову подушкой и пожелал всем присутствующим бурной любовной жизни с гиппогрифами — но это, разумеется, ничуть не утихомирило будущих звёзд квиддича.

Степень безумия, до которой дошёл первый курс Слизерина в ожидании предстоящего урока полётов, мог наглядно характеризовать простой факт. Грегори Гойл, которого Гарри поначалу всерьёз считал немым, который вообще совсем никогда не разговаривал вне классной комнаты — где он тоже только отвечал преподавателям, не более, и делал это весьма кратко — так вот, этот самый парень отверз свои уста и рёк:

— Я недурно летаю.

Посему, во время завтрака, поглощая пожалованный Драко шоколад — Малфой почти ежедневно получал с семейным филином посылки из дому, наглядно доказывавшие, что родители отчаянно по нему скучают, и щедро делился полученным с однокурсниками — Гарри чувствовал, что лакомство радует его далеко не так сильно, как обычно.

Занятия в тот день тоже не способствовали поднятию настроения. Чары прошли ещё туда-сюда, но на уроке трансфигурации они впервые приступили к практике, и выданное профессором МакГонагалл задание — превратить спичку в иголку — сумела сносно выполнить лишь Грейнджер; по крайней мере, у неё спичка обрела серебристый блеск и заострилась на кончике. Остальные не осилили даже этого, и Гарри, хотя и не выделился своей неудачей из массы чистокровных соучеников, всё же переживал провал болезненно — по-видимому, постоянно слышимое им от Тома заклинание про наследника Слизерина, которому стыдно не знать и не уметь того или другого, возымело эффект; правда, не совсем тот, что ожидалось — ему действительно было стыдно, но спичка оставалась спичкой. Хуже того, Гарри не мог постичь сути своей проблемы и, следовательно, не мог понять, как её решить.

Защита от тёмных искусств — или, как её сокращённо называли, ЗОТИ — была ещё хуже трансфигурации. Профессор Квиррелл порадовал класс очередным безумным повествованием о своих похождениях в Африке, а вдобавок в классе ЗОТИ по обыкновению было так душно и до того воняло чесноком, что у Гарри снова разболелась голова. Боль, дёргающая и отдающая в шрам, стала чуть ли не постоянным спутником Гарри на этих занятиях, что вместе с очевидной беспомощностью преподавателя делало их трудно переносимыми.

История магии, которую неведомый садист поставил после обеда, являлась отдельной печальной строкой в скрижали Хогвартса. Её вёл самый настоящий призрак, и это казалось занятным, но быстро выяснилось, что ничего занятного, кроме бестелесности преподавателя, этот предмет предложить не мог. Профессор Биннс, а именно так звали привидение, обладал таким нудным, таким монотонным и усыпляющим голосом, что слушать его и оставаться в сознании и на голодный-то желудок было настоящим испытанием, а уж насытившись как следует за щедрым школьным столом — и вовсе представлялось пыткой. К тому же, Биннс не отличался последовательностью в изложении материала — казалось, к каждому последующему уроку он напрочь забывал тему предыдущего. Гарри даже сделал себе мысленную заметку спросить Тома, не оказывает ли пребывание в виде призрака разрушающего воздействия на память. Впрочем, по Тому такового воздействия отнюдь не прослеживалось, из чего Гарри сделал вывод, что Биннс впал в маразм ещё до своей кончины.

Немного взбодрила астрономия, на которой они погрузились в исследование лун Юпитера — теоретическую часть они изучали в классе, а для практической в прошлую среду пришлось подняться с постели в полночь и мёрзнуть на открытой всем ветрам площадке астрономической башни, таращась в телескопы. Увы, Юпитер с его лунами ненадолго занял мысли Гарри — едва прозвенел звонок, как былые страхи вернулись, да ещё прихватили с собою за компанию парочку новых.

А что, если Гарри вообще не сумеет взлететь? Что, если метла почует нетвёрдую руку и сбросит его всем на потеху? И под «всеми» следовало разуметь не только добрейшей души Гринграсс или ядовитого на язык Забини, но и грифферов, с которыми это занятие проходило совместно. Да, напичкавшему расписание параллельными с Гриффиндором занятиями — а это, собственно, были все занятия, кроме ЗОТИ и истории магии — следовало сказать отдельное горячее «спасибо». Очевидно, сей неведомый доброхот пытался улучшить академические успехи учащихся за счёт межфакультетского соперничества — но итог был предсказуем и весьма далёк от желанного: соседство с питомцами Годрикова дома чаще приводило к стычкам и снятию баллов, чем к здоровой конкуренции.

Итак, по пути к площадке для полётов голова Гарри была уже забита до отказа яркими видениями того, как Грейнджер воспаряет подобно птице в небесах, а он остаётся прикованным к земле, гоняясь за панически уползающей от него метлой. К счастью, вскоре выяснилось, что предчувствия его обманули.

Во-первых, лежавшая на газоне метла, которую по команде преподавательницы — той самой мужиковатой на лицо тётки, что сидела на приветственном пиру рядом с Хагридом, — они пытались заставить взлететь и лечь в протянутую руку, не послушалась как раз болтливую заучку. Напрасно призывала та: «Вверх! Вверх!» — метла каталась по земле и подниматься даже и не думала. А во-вторых, оседлав собственный «инвентарь для уборки», Гарри почуял, что нашлось занятие, которое ему по душе если и меньше зельеварения, то ненамного — как и на достославном уроке профессора Снейпа, он явно оказался у преподавателя в фаворе; и даже лучше, ведь его мадам Хуч похвалила, а вот Драко заработал замечание за якобы неправильную посадку. И стало только веселее, когда жаболюб Лонгботтом, не совладавший с метлой, грянулся о землю, точно тюфяк — которым он, в сущности, и был.

Постанывавшего неудачника увела в больничное крыло преподавательница, а Малфой, желая, как видно, отыграться за её оскорбительное сомнение в собственных лётных навыках, немедленно нашёл себе развлечение.

— Глянь, придурок что-то выронил, — воскликнул он, шагнул вперёд, наклонился и зашарил в траве. — Ого, да это же вредноскоп!

В руках Малфоя оказался прозрачный стеклянный шарик, который немедленно потускнел и принялся вращаться, издавая тихий высокий свист.

Гарри залился смехом:

— Он на тебя сработал! Чует правду-то, смотри!

Вредноскопом прозывался приборчик, предупреждающий об опасности или просто о неприятностях. Поскольку никакой более информации — какого характера это опасность или откуда она грозит, например — получить от вредноскопа было нельзя, Гарри считал эту придумку вполне бесполезной игрушкой. Но поглядеть, конечно, было занятно; и он подошёл поближе и молвил: «Дай сюда!» — но тут влез агрессивный недоумок Уизли.

— Это не твоё! — заявил он, подскакивая к Драко и Гарри со сжатыми кулаками и побагровевшей рожей. — Не смей трогать!

— Твоё, что ли? — напоказ удивился Малфой, сильнее обычного растягивая слова.

— Сам же сказал — это Невилла! Отдай! — возмутился Уизли. Драко независимо пожал плечами и подкинул продолжавший сходить с ума шарик на ладони.

— Я, может, вернуть ему хочу, чего ты взъелся? Вечно он у вас что-то теряет, то жабу, то вредноскоп вот, как голову ещё не потерял… А впрочем, погоди-ка, на зельях, кажется, именно это и случилось?

Свои слова Драко сопроводил такой гаденькой улыбочкой, что у рыжего окончательно сорвало все предохранительные клапаны. Он не стал продолжать дискуссию на словах — вместо того он толкнул Малфоя обеими руками в грудь, да так, что тот чуть не упал. Где-то на заднем фоне заверещала Грейнджер: «Мальчики! Рон! Прекратите немедленно!», но Гарри резко стало не до неё.

— Руки убрал, — холодно сказал он, влезая между растерявшимся Драко и пунцовым от бешенства Уизли.

— Пусть отдаст! — потребовал тот, окинув взглядом нового противника.

— Не отдам! — пошёл на принцип Малфой, но на всякий случай отскочил подальше.

Гарри скрестил руки на груди.

— Уизли, отлезь по-хорошему, — предупредил он. — Не твоё дело.

— А ты… спелся со слизнями, да? — презрительно выплюнул Рон. — И сам слизняк, хоть в капусту тебя подбрасывай!

— Сказал магглолюб, — не остался в долгу Гарри. — Тебя бы кому подбросить, на помойку разве что!

Тут Уизли запунцовел ещё сильнее, хотя, казалось, куда уж, и, не размениваясь более на ругань, зарядил веснушчатым кулаком Гарри в нос.

Удар был так себе, слабоват — уж Гарри было с чем сравнивать, даже очки не слетели — но тут уже и он взбеленился не на шутку.

— Достойно истинного волшебника, — молвил он, пнув неприятеля в колено и поскорее тоже разрывая дистанцию — руки у рыжего были длиннее его собственных. Очень хотелось зажать нос — из левой ноздри неприятно подтекало, да и болел он адски, но отвлекаться было нельзя, а к тому же смотрелось бы совсем не круто. Тут подоспели Крэбб с Гойлом — угрожающе воздвиглись по обеим сторонам от Гарри, разминая кулаки. Рон при их виде живо присмирел — но язык распускать продолжил пуще прежнего.

— Смелые, когда в стае! — крикнул он.

— Да я тебя и один на один сделаю, Морганин ты выкидыш! — вякнул Драко, но Гарри уже закусил удила.

— Малфой, помолчи, — сказала та его часть, что умела думать очень хладнокровно и очень быстро — та самая, что угощала морочащей закваской преподавателей и отправляла ступефаи в старух-сквибов. — Я к твоим услугам, Уизли. Сегодня же, если желаешь. Но, чур, без кулаков — разберёмся как волшебники. Магическая дуэль — или ты даже не знаешь, что это такое?

— А вот и знаю! — фыркнул Рон. — Идёт! Кто твой секундант?

— Малфой, — тут у Гарри и сомнений не возникло. — А твой?

Рон затравленно огляделся.

— Томас! — решил он. Гарри расхохотался:

— Браво! У вас на двоих-то найдётся довольно знаний для дуэли? Вам бы кого третьего в советчики — флоббер-червь вполне подойдёт! Он в магии смыслит поболе, чем полукровка и предатель крови!

Томасу упоминание его жалкого статуса не пришлось по нраву — он засопел и полез на Гарри, и быть бы тут всё-таки самой заурядной маггловской драке — но вернулась мадам Хуч.

— Это что ещё такое! — возмутилась она при виде галдящих студентов, окруживших явно повздорившую пятёрку, и дунула в висевший на груди свисток. — А ну живо построились!

Они построились — Рон, как удовлетворённо отметил про себя Гарри, слегка хромал. Заметив его взгляд, Уизли украдкой показал неприличный жест.

— Сегодня в полночь! — зловеще прошипел Малфой. — В Зале наград — его не запирают.

— В полночь! — так же шёпотом отозвался Томас и скорчил рожу. — Тебе не жить, Поттер!

Гарри не счёл нужным отвечать.

Самым трудным решением было не рассказывать о дуэли Тому. Впервые у него завёлся секрет от лучшего друга, но Гарри упорно казалось, что тот не позволит ему принять участие в этой глупой авантюре — да, Гарри вполне осознавал, что с его отсутствием навыков ввязываться в магическую дуэль было не самой умной затеей. Однако речь шла о статусе — а ещё он не мог спустить нападения на Драко. Драко тоже был другом Гарри — вторым его другом, конечно, не таким замечательным, как Том, даже и сравнения никакого не было, но он был его. Никто не смел трогать Драко, особенно так по-наглому, прямо в присутствии Гарри.

В итоге именно Драко на скорую руку взялся обучать Гарри всему, что знал о боевой магии.

Ступефай, огромному удивлению Гарри, Драко применять отсоветовал. «Это на самый крайний случай», — предостерёг он. Выяснилось, что не принято демонстрировать во время подобных схваток весь свой арсенал — нужно было непременно оставить хоть что-то в рукаве, ведь не в последнюю очередь дуэли затевались, чтобы выяснить, на что именно способен в бою противник.

Так что заклинаний в распоряжении Гарри оставалось три — и на одно из них он возлагал особые надежды. Конечно, ни одно не могло причинить вреда, в лучшем случае — неудобство, но ведь и они с Уизли всё-таки были лишь первокурсниками, а не взрослыми магами. К своему удивлению, Гарри узнал заодно, что профессор Флитвик являлся превосходным дуэлянтом — что несколько не вязалось с его внешностью, но, по заверению Драко, было чистой правдой.

Наступил час отбоя, в дортуарах погас свет — а у Гарри, разумеется, сна не было ни в одном глазу. Он лежал, разглядывая полог кровати и отдаваясь странным, хаотичным мыслям, в которых то и дело мелькала презрительно сморщенная рожа Уизли, пока Драко, умевший колдовать темпус и следивший поэтому за временем, не поскрёбся у изголовья.

— Пора, — объявил он.

При свете слабенького люмоса — Гарри недавно научился контролировать его силу, и теперь не приходилось судорожно закрывать огонёк ладонью — они оделись и прокрались прочь из спальни, наполненной мерным сопением. Крэбб и Гойл, неуклюжие со сна как два медведя — вот уж у кого не было проблем прикорнуть на пару часов до назначенного времени — топали следом. Прочие продолжали давить щёками подушки — сейчас отсутствие поддержки факультета ощущалось сильно, как никогда. Никому словно и дела не было, что Гарри отправляется на (почти) смертный бой за честь свою и своего друга.

Опасность представлял уже сам путь в Зал наград — их вполне могли застукать префекты, патрулировавшие школу ночами как раз ради предотвращения подобных инцидентов, или школьный смотритель, занимавшийся тем же самым просто из вредности, или его кошка. Кошка, кстати говоря, не была низлом — просто самая обычная пыльно-серая лохматая животина, но её почему-то принято было бояться. Гарри так и не сумел понять, почему — всё, чего он добился в смысле объяснений от Драко, так это пожатия плечами и слов: «Это — Традиция».

Однако удача была пока что на их стороне. В Зал наград они прибыли первыми, и Гарри даже успел испугаться, что коварный противник не явится вовсе, а то и натравит кого-нибудь из рыщущих во тьме на них, всеми нелюбимых слизеринцев — но Томас и Уизли всё-таки пришли. И пришли они не одни.

«Грязнокровку-то он зачем прихватил? — подумал Гарри, разглядывая очень недовольную Гермиону, облачённую почему-то в розовый халат поверх пижамы, точно она собиралась прилечь поспать, покуда идёт дуэль. — Лонгботтома ещё понятно, в конце концов из-за его игрушки весь сыр-бор».

Впрочем, Гермиона, по своему обыкновению, не смолчала и сама объяснила:

— И вас тоже обязательно накажут, если поймают. А я скажу, что пыталась вас всех остановить, — и вы подтвердите, и мне ничего не будет. А вообще — это безобразие. Вы думаете только о себе, а мне, между прочим, завтра на занятия — из-за вас я не высплюсь и буду отвечать хуже, чем могла бы, и факультет получит меньше призовых баллов — ведь я одна, похоже, о них и забочусь.

— Истинно так, — пробормотал Гарри себе под нос, а вслух поинтересовался:

— Что ты там говорил насчёт стаи, Уизли? На свою-то посмотри. Набрал бы уж побольше, что только половину класса приволок!

— Ты и сам притащил кой-кого лишнего, — задиристо отвечал Уизли, шмыгнув носом. — Трусишь?

— А это чтобы было кому похлопать, когда я тебя размажу, — не поддался на провокацию Гарри. — Начнём, пожалуй? Секунданты, прошу!

Томас и Малфой, обмениваясь недружелюбными взглядами, живо расчертили мелом на полу дуэльную площадку — вытянутый овал, рассечённый на обоих концах линиями, за которыми и нужно было стоять дерущимся. Во взрослой схватке эту разметку накрыл бы купол протего максима, чтобы защитить зрителей — установка щита была одной из обязанностей секундантов. Увы, Драко, а уж тем более Дин, такого пока не умели. Гарри лишь истово понадеялся, что какое-нибудь срикошетившее заклинание не разнесёт к Мордреду витрины с кубками и медалями, стоящие вдоль стен.

Они заняли свои места, достали палочки и отсалютовали друг другу. Что бы Гарри ни говорил ранее, дуэльный кодекс Рон худо-бедно знал — или подучил наскоро, поскольку подсказывать ему по ходу дела не приходилось. Малфой напряжённым голосом вопросил: «Готовы?», и, дождавшись кивков, Томас скомандовал: «Бой!»

Гарри боялся, что первым же заклинанием станет экспеллиармус, и вздохнул от облегчения, когда понял, что Рон тоже им не владеет. Вместо обезоруживающего в него полетело проклятие ватных ног. Гарри уклонился и живо ответил щекочущим, и сразу вдогонку — танцевальным сглазом. Увы, тоже безуспешно. Рон был на диво вёртким. Гарри попробовал свою связку проклятий ещё дважды, еле успевая подпрыгивать и пригибаться в ответ на бесконечные ватноножные, а затем решил сменить тактику.

Он выкрикнул: «лингва корнутус!» — ороговевший язык должен был обезвредить противника немногим хуже силенцио — но, к несчастью, снова промахнулся — и тут Рону, не иначе как с перепугу, удалось то, что никак не хотело даваться на уроках Квиррелла.

— Мукус ад нозем! — махнул палочкой он, и Гарри ощутил сильнейший озноб по всему телу. Нос заложило, потянуло чихать — и Гарри замешкался, и это стоило ему ещё одного пропущенного проклятия.

— Таранталлегра! — выпалил Рон.

— Финита! — замахал палочкой Гарри, но попасть в выписывавшие кренделя ноги было не так-то просто. — Финита! Да финита же!

Рон захохотал.

— Сдавайся, Поттер! — торжествовал он, но Гарри не мог, только не так. Он не мог проиграть, не мог этого себе позволить, не на глазах у грязнокровой зубрилы и Драко, и не Уизли.

— Финита! — снова крикнул он в отчаянии, а затем его охватило знакомое ледяное спокойствие. Не обязательно было целиться в ноги. Он направил палочку себе в лоб — «фините инкататем!» — и, не прерывая начатого движения, выписал новую фигуру и указал на пол перед собой.

— Серпенсортия!

Технически, это не было боевым заклятьем. Но эффект, оказанный на противника, доказал обратное.

Из кончика его волшебной палочки вырвалась длинная чёрная змея и шлёпнулась на пол. Дружный визг зрителей — кажется, даже голос Драко прозвучал в общем испуганном хоре — был ему наградой. Рон сделался бледнее теста — сразу стало заметно, как много у него веснушек — и выронил палочку. Змея скрутилась в недовольный клубок — и шёлковой текучей лентой заскользила к Гарри.

— Кто? Что? — бормотала она. — Кто нападает? Двуногие?

— Гарри, — тихо и настойчиво позвал Драко. — Стой очень спокойно, сейчас я…

— Да не ко мне ползи, дура! — зашипел Гарри. — Вон к нему давай, к рыжему!

Змея замерла, приподняла голову и понюхала воздух — мелькнул быстрый раздвоенный язык.

— Говорящий? Говорящий. Который из них рыжий?

Змеи, как с отчаянием осознал Гарри, действительно видели плоховато. Особенно неподвижные объекты.

— Вон тот, позади тебя!

Тут к Рону вернулся дар речи — но лучше бы не возвращался.

— Змееуст! — выпалил он с ужасом и отвращением в голосе.

— Эванеско випера! — взмахнул палочкой Малфой, и змея, не успевшая добраться до Уизли, испарилась в облачке чёрного дыма. Но было уже поздно — Рон договорил:

— Ты — змееуст! Это ты — наследник Слизерина!

Гарри много чего мог бы на это ответить — но несколько ругательств сцепились у него на языке, не давая выбрать самое грязное и замысловатое. До него дошло, какую глупость он сделал, увлёкшись схваткой. Призвать змею само по себе было довольно скверно — но это ещё сошло бы, на их факультете только ленивый не владел этим заклятьем. Однако совсем другое дело — болтать со змеёй.

— Что такое змееуст? — с любопытством спросила Грейнджер, от чьего испуга не осталось и следа — теперь она была самой спокойной из всех находившихся в комнате.

— Очень-очень плохой волшебник, — пояснил Томас полушёпотом.

— Но почему — плохой? — подняла брови девочка.

— Потому что может разговаривать со змеями! — вмешался Рон дрожащим голосом. — Ты что, не слышала?

— Я слышала, как Гарри шипел, — покачала кудрявой головой Грейнджер. — Больше ничего. Значит, он говорил со змеёй? Гарри, а что ты ей сказал?

— Он её на меня натравливал! — взорвался Рон. — Ты слепая, что ли? Мерлин, да ты ещё хуже, чем я думал, Поттер!

— Мне дела нет, что ты там думал, Уизли, — Гарри, справившись с собой, покрепче сжал палочку. — Продолжим схватку?

— Да катись ты к Мордреду! — Рон, наконец, вспомнил о собственной волшебной палочке, валявшейся у ног, и подобрал её. — Я с тобой драться не буду! Чем следующим угостишь? Авадой? — и он вышел из пространства, очерченного меловой линией.

— Идём, Дин! Вонючие слизни не умеют драться честно!

— Ты проиграл, Уизли! — крикнул ему вслед Гарри. — Честно или нет, но ты продул!

Но Рон даже не обернулся. Они с Томасом направились к выходу, Гермиона, помешкав, двинулась за ними — вот как раз она-то постоянно оглядывалась, словно рассчитывала увидеть ещё какие чудеса. На месте остался только Невилл — кажется, его одолел ступор, во всяком случае, он трясся как желе и моргал своими круглыми коровьими глазами. Малфой с тяжёлым вздохом подошёл к нему — Лонгботтом задрожал сильнее — и достал что-то из кармана мантии.

— Твой вредноскоп. Держи, растеряха, — буднично сказал он.

— О-оставь се-себе, — обрёл голос Невилл, развернулся, чуть не упав, и побежал вдогонку остальным, нелепо взмахивая руками. — Ребята! Подождите! Подождите меня!

— Блеск, — оценил Малфой и снова, как давеча, подбросил на ладони свою добычу. — Значит, змееуст, да, Поттер? А нам почему не сказал?

Гарри замешкался с оправданиями.

— Я собирался, правда, — наконец вымолвил он. — Случая подходящего не было.

Крэбб и Гойл взирали на него с явным испугом, и это было неприятно — Гарри, в принципе, нравилось пугать людей, но не этих, и не так. Хорошо хоть Малфой уже не выказывал страха — но и довольным он тоже далеко не выглядел.

— Ты — в самом деле наследник Слизерина? — спросил он холоднее, чем когда-либо до этого разговаривал с Гарри. — Можешь не отвечать, если случай неподходящий.

— Малфой… — Гарри чувствовал себя просто ужасно. Он подошёл ближе и заглянул в лицо друга, а потом и вовсе вцепился руками в его плечи, словно не хотел, чтобы тот сбежал; и он и впрямь боялся, что Малфой выкинет что-нибудь подобное. — Драко… я… я тебе — первому. Я собирался сказать, честно. Да, я наследник. Так уж получилось. Я просто… не хотел хвастать, пока не смогу предъявить доказательства, понимаешь?

Драко хмуро оглядел его, словно оценивая степень раскаяния, но затем дёрнул бровями и слегка усмехнулся — то было слабое подобие его обычной ухмылки, но всё-таки оно было.

— Ладно уж, завали. Я понял. Наследник, — продолжил он, веселея на глазах, и потрепал Гарри по плечу. — О Мерлин, какие у нас все идиоты! Один я умница, ай да я. Нет, не отвечай — ты тоже идиот. Нашёл перед кем спалиться!

— Не могу не согласиться — это было несколько недальновидно, — вмешался ещё один голос, и Гарри чуть не застонал вслух.

Поигрывая палочкой, за спиной у Драко стоял Том.